Завоевание Константинополя. 25.

8 января 2012 — Дмитрий Ахременко

ЧАСТЬ ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ.

ГЛАВА ПЕРВАЯ.

СМЕРТЬ АББАТА.

Ещё один был повод для печали,
Епископ то, что всеми был любим,
Аббат Лооский, о котором знали
Ушёл из жизни, будто белы дым.

Он слишком рано призван милым Богом,
И смог бы совершить так много дел,
Но вот судьба, порой, бывает строгой,
Всего он в этой жизни не успел.

Читатель мой, о нём уже ты слышал,
Он против был похода на Задар,
Он мог услышать светлый голос свыше
И был тогда ещё не слишком стар.

Но только у судьбы свои законы,
Господь забрал его в чудесный Рай,
Погиб епископ, Верой окрылённой,
Ушёл так скоро, не сказав: «Прощай».

Вот так уходят люди, что светлее,
Без мелких ссор и тягостных обид,
Но вот забыть никто уж не сумеет
Тех, за кого душа всегда болит.

Наверное, ему там лучше станет,
Покинул он наш мир обид и зла,
И вмиг исчез, как в призрачном тумане,
Храня лишь Веру, что в поход вела.

Погиб епископ, как источник света,
Что озарял весь мир огнём костра,
О том как все вернулись в лагерь этот
Поведать мне теперь пришла пора.

ГЛАВА ВТОРАЯ.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ИМПЕРАТОРА.

А Император Алексей с похода
Вернулся в город, что всегда любим,
Обрёл он свой престол, отец свободу,
Но только нынче станет он другим.

Ну а пока въезжал он в город милый
В тот день, что был святому посвящён,
Что наделён был Веры высшей силой,
Приняв ту милость к нищим как закон[1].

Вернулся он в Константинополь снова,
Народ его так радостно встречал
Как славного правителя земного,
Воителя, достойного похвал.

Те, что богаче, пышной кавалькадой
Ему навстречу выехать смогли
И даже дамы были с ними рядом,
Встречая здесь спасенье их земли.

Теперь же путь лежал в дворец чудесный,
Туда, где ждал отец уже давно,
И пусть теперь поют по граду песни
О том, что победить им суждено.

Но позабыл сегодня Император,
О тех, кто рядом с ним стремился в бой,
Кто Верил в Бога бережно и свято
И кто сумел пройти с ним путь любой.

Прошли сраженья, пролетели мимо,
И наступила божья благодать,
О том, как возвратились пилигримы
Теперь, читатель, можно рассказать.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ПИЛИГРИМОВ В ЛАГЕРЬ.

А рыцари вернулись в лагерь снова,
Туда где ждал их основной отряд,
О том, что было лишь услышав слово
Понятно стало кто в том виноват.

Все греков в это время обвиняли
Во всех грехах, что только мир познал,
Они искупят тяжкий грех едва ли,
Ведь этот грех совсем не так уж мал.

Едва они успели воротиться,
Как весть они услышали о том,
Как сожжена великая столица
И многие здесь потеряли дом.

Всё это стало поводом печали
И горьких слёз, что проливал отряд,
Тогда они доверье потеряли
К тому, кто в том пожаре виноват.

В том обвинили греков очень скоро
И о коварстве их пошла молва.
Для них извечным станет приговором
Призреньне тех, в ком искренность жива.

Они уже вовек простить не смогут
Пожара, уничтожившего люд,
Теперь у них всего одна дорога
И скоро все отряды прочь уйдут.

Но прежде грекам рассчитаться надо,
Как Император раньше обещал,
Тогда уйдут все рыцари отряда,
Но только здесь произошёл скандал.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ.

ПОВЕДЕНИЕ АЛЕКСЕЯ.

А Император сделал своё дело,
Разбил врагов и получил престол,
Но только позабыть душа сумела
Всех тех, кто с ним на вечный бой пошёл.

Решил тогда, что не зависит боле
От рыцарей, что оставались там,
И позабыть их подвиг он позволил,
Быть может, просто, покорился сам.

Но только возгордился, не иначе,
Решил, теперь бароны ни к чему,
Успешно их окончена задача
И уходить им надо потому.

Забыл он то добро, что проявляли
К нему бароны и простой отряд,
Они пошли на бой, забыв печали,
Но вот теперь отряду он не рад.

Он в лагерь не заходит, как когда-то,
Старается остерегаться вновь,
Тех, кто хранил в душе светло и свято,
Надежду, Веру, и к нему Любовь[2].

Вот так происходило в мире этом,
Забыты те, кто был других верней,
Как вьюжная зима сменяет Лето
Так равнодушье сменит радость дней.

Вот так забыты были наши силы,
Что так любимы были им сперва,
О том что здесь потом происходило
Пускай расскажет новая глава.

ГЛАВА ПЯТАЯ.

ПРОМЕДЛЕНИЕ С УПЛАТОЙ.

А император медлил снова,
Не исполнял свой договор,
Забыв про наших дней основу
И миг суда, что будет скор.

К нему посольство направляли,
И попросили уплатить[3],
Но вот заплатит он едва ли,
Ведь с совестью порвалась нить.

Сначала он платил немного,
Но только суммы уменьшал,
Он совершил свой грех пред Богом,
Хоть мог достоин быть похвал.

Но выбрал он судьбу иную,
Решив: «Отряды не нужны,
Ничем я больше не рискую,
Ведь нет врагов внутри страны».

Он смело прекратил уплаты[4]
Той суммы, что он должен был,
Он клялся уплатить когда-то,
Но денег нет для божьих сил.

Он нарушал все договоры
И даже клятвы не сдержал,
О том он пожалеет скоро,
Когда душа найдёт причал.

Но это будет чуть позднее,
Расплаты близится черёд,
Теперь я рассказать сумею
О том, что там произойдёт.

ГЛАВА ШЕСТАЯ.

ПРОСЬБА МАРКИЗА.

Тогда маркиз, который сделал много
Тогда, когда царевич с ними был,
Тотчас к нему отправился в дорогу,
Чтоб огласить все просьбы божьих сил[5].

Он поспешил, чтоб убедить быстрее
Того, кто позабыл что обещал,
Он Верил что его слова сумеют
Быть выше лести и сильней похвал.

Он к Алексею поспешил так скоро
И во дворце с ним встретился тогда,
И он сказал: «Отбросим разговоры,
Слова, лишь только слёзы и вода.

Прошу я Вам, Великий Император,
Исполнить наш чудесный договор,
Я Верю Вам так искренне и свято,
Но только Вы молчите до сих пор.

Сегодня я прошу у Вас немного,
Лишь то что обещать вы нам могли,
И мы помчимся в дальнюю дорогу,
Уже нас ждут на море корабли».

А Император промолчал, как прежде,
Он не ответил на его слова,
И оставалась лишь одна Надежда,
На то, что в нём душа ещё жива.

Маркиз ушёл, у чести он на страже,
Он был готов испить измен бокал,
Пусть новая глава теперь расскажет
Как Император долг свой исполнял.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.

ПРОМЕДЛЕНИЕ АЛЕКСЕЯ.

А Император не хотел уплаты,
Он только лгал всем тем кто денег ждёт,
Для сердца больше ничего не свято,
Когда Любовь заменит злобы лёд.

Водил он за нос всех земных баронов
И рыцарей, что с ними были там,
Но только он решил определённо:
«Своих я денег им уже не дам».

Он каждый раз отсрочивал уплату,
А люди ждали, верили в тот час,
Но Вера уходила без возврата
И свет любви к нему давно погас.

Осталась только ненависть, не боле,
У тех кто с ним добыл чудесный трон,
Забыть обиды сердце не позволит,
Пусть даже ты в семье царей рождён.

Но каждый должен исполнять так свято
Все клятвы, что давались, пусть давно,
Рассветы дней сменяют вновь закаты,
Стучит опять судьбы веретено.

Оно стучит, в тугой клубок сплетая
Слова и даты, радость и печаль,
А Император здесь дошёл до края
И мне его, поверьте, очень жаль.

Он сам ослеп, наверно дело в этом
От блеска злата и фальшивых слов,
И о начале светлого совета
Тебе, читатель, я сказать готов.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ.

СОВЕТ.

Теперь же описать мне надо
Совет что срочно созван был,
Там были те кто были рядом,
Бароны всех Христовых сил.

Они собрались очень скоро
Чтобы решить, как дальше быть,
Чтоб не покрыть души позором,
Не разорвать святую нить.

Там были светлые бароны
И дож, который всех мудрей,
Здесь все, кто Верой окрылённый,
Воители тех старых дней.

Они собрались, как и прежде,
Решить судьбу свою сейчас,
В душе храня одну Надежду
На Бога, что от смерти спас.

Пускай же им Господь поможет
Избрать единый верный путь,
И Вера, что всех чувств дороже
Позволит ложь перечеркнуть.

Собрались все, кто был сильнее,
Кто так прекрасен был и мил
И пусть душа сказать сумеет
То слово, что ей Бог открыл.

У церкви сладостной на страже
Собрались, в ком Любовь жива,
О том, что дож великий скажет
Расскажет новая глава.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.

СЛОВА ДОЖА.

И дож сумел здесь обратиться
К баронам, что пришли туда:
«Нам не понять судьбы страницы,
Не знать, что нам сулит звезда.

Но только мне известно всё же,
Что Алексей нас всех предал,
Теперь он больше не поможет
Среди судьбы жестоких скал.

Он не расплатится, я знаю,
Он возгордился свыше сил,
Он не найдёт святого Рая,
Ад его душу поглотил.

Забыл он всё, и Веру в Бога,
И преданность, и даже честь,
Судьба к нам всем бывает строгой,
Но в наших душах чувства есть.

Мы отрядим посольство снова,
Чтобы напомнить в сотый раз
О тех, кто среди зла земного
Его судьбу от горя спас.

Должны спросить мы наконец-то
О том, когда он долг вернёт,
А если нет, одно есть средство,
Пойти против него в поход».

Так он сказал и все печали
Забыл божественный отряд,
А как посольство отряжали
Об этом рассказать я рад.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.

ПОСЛАННИКИ.

Теперь же описать мне надо
Посланцев, что пойдут вперёд,
Неся Надежду, как награду
И путь в пути их счастье ждёт.

Средь них Конон, что граф Бетюна,
Достойный рыцарь тех времён,
Такое блистательный и юный,
Священной Верой окрылён.

А вместе с ним тот маршал милый,
Что гордо поспешил вперёд,
Ему перо судьба вручила,
И он опишет тот поход[6].

А в месте с ним тот рыцарь новый
Чудесный Милон де Бребан,
О нём сказать изволь мне слово,
Он – храбрый рыцарь светлых стран.

Барон известного Провэна,
Тот рыцарь, что других милей,
Своею Верой незабвенной
Затмит он всех средь этих дней.

А с ними Дож отправил смело
Трёх самых мудрых из мужей,
На светлое Христово дело,
Чтоб всё решилось поскорей[7].

Они отправились скорее
С Надеждой двинулись вперёд,
Теперь я рассказать сумею
О том, что там произойдёт.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ.

В ПУТИ.

И вот они отправились в дорогу,
В путь их к Императору лежал,
Читатель, не суди его так строго,
Он просто лести осушил бокал.

Он от придворных очень много слышал
О том, что был не нужен тот отряд,
Что трон дарован был подарком свыше,
Он в лесть поверить всей душою рад.

И вот уже к нему послы скакали,
Чтобы просить исполнить договор,
Не даровать лишь горе и печали,
Пока в душе не гас Любви костёр.

Им предстоит опасная работа,
Они о том не знали наперёд,
Но только души волновалось что-то,
Предчувствуя, что здесь произойдёт.

Они коварства видели так много
И знали то, что греки предадут,
Но всё равно отправились в дорогу,
К дворцу святому проложив маршрут.

И вот дворец Влахернский перед ними,
Осталось только в тронный зал войти,
Представ пред тем, кто носит власти имя,
Лишь к этой встречи проложив пути.

Они пришли, сердца полны печали
И в скорости излечатся едва,
О том как в тронном зале их встречали
Пускай расскажет новая глава.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ.

ВСТРЕЧА ПОСЛОВ.

А в тронном зале встречи ждали
Сам Император Алексей,
Что войску даровал печали,
Забыв о доброте скорей.

Отец здесь находился тоже,
Пусть он давно уж ослеплён,
Но только сыну он поможет
Хранить договоров закон.

Бок о бок там они сидели,
Встречая тех, кто к ним пришёл,
Они добились высшей цели,
Себе вернув родной престол.

И здесь была Императрица,
Что старшего из них жена,
В неё так сложно не влюбиться,
Она красой была полна.

Она пленяла добротою
И мудростью души своей,
Достоинств я её не скрою,
Читатель, не забудь о ней.

Здесь находились вместе с ними
Так много знатнейших людей,
Пусть не известно знати имя,
Читатель, помнить их сумей.

Вот те, кто были в тронном зале,
Когда послы пришли туда,
Позволь мне рассказать вначале
О том, что было там тогда.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ.

НАЧАЛО РЕЧИ КОНОНА.

Конон Бетюниский начал слов:
«Пришли к тебе мы, Государь,
С той просьбой, что не так уж нова
О том, что обещал ты встарь.

Пришли мы от лица баронов
И дожа, что других мудрей,
Ты откажи определённо
Иль выполнить слова сумей.

Тебе мы послужили много,
А ты об этом вмиг забыл,
Ты отплати скорей дорогу
И все расходы наших сил.

Поклялся ты, а клятвы надо
Исполнить, в том судьбы удел,
Ты отплати, мы будем рады
Исчезнуть с теми, кто так смел.

Все грамоты о том вручали,
Что ты исполнишь договор,
Его ты исполнял в начале,
Но срок для памяти так скор».

Так начал речь посланник милый,
О Боге он твердил сперва,
Про новых слов святую силу
Расскажет новая глава.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ.

ПРОДОЛЖЕНИЕ РЕЧИ КОНОНА.

Конон продолжил между дела:
«Тебя просили мы не раз,
Но ты отказывал нам свело,
И вот же, мы пришли сейчас.

Мы просим лишь исполнить срочно
Всё то, что ты нам обещал,
Быть может, было всё порой полночной
И опьянил тебя всей лжи бокал.

А если вдруг исполнить ты сумеешь
Тот договор, что раньше подписал,
То будем славить мы в сто раз сильнее
Того, кто стал достоин всех похвал.

А если ж нет, то ни Любовь, ни дружба,
Не сможет нас, по-прежнему, связать,
Теперь подумай, что для сердца нужно
Немая лесть иль божья благодать.

Запомните, что рыцари добудут
Всё то, что не смогли сейчас вернуть,
А мы живём с Надеждою на чудо,
В дворец чудесный отправляясь в путь.

Они искусно бросить вызов могут
И победить, сомненьям вопреки,
Они придут, ты подожди немного,
Я знаю точно, рыцари близки».

Так он закончил, Император слышал
И понимал, но сделал всё едва,
О том, что было там, теперь напишет
Поэмы нашей новая глава.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ.

ВПЕЧАТЛЕНИЕ ВИЗАНТИЙЦЕВ.

А византийцы, речь услышав,
Решили, что пришёл черёд
И это шанс, что послан свыше
И в битвах их победа ждёт.

Одни считали это чудом,
Другие ж дерзостью людской
Твердили: «Так вовек не будет,
Сейчас был оскорблён герой.

Никто вовеки не посмеет
Так Императору сказать,
Нам нужно отомстить скорее,
Разбив навеки злую рать».

А вызов брошен был так скоро
В покоях, где никто не ждал,
Вот так средь вечных разговоров
Назрел неистовый скандал.

А император же с призреньем
Взирал на тех святых послов[8]
И снова той порой весенней
Он рассчитаться не готов[9].

А те, кто им добра желали
Возненавидеть их смогли,
Вот так средь горя и печали
Страдали рыцари земли.

И жизни новые страницы
Откроет ветер дней опять,
О том, что далее случится,
Теперь мне нужно рассказать.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ.

ПОБЕГ ПОСЛАННИКОВ.

Поднялся в это время шум великий
Средь тех, кто рядом с Алексеем был,
Здесь было много плача или крика,
А также обвинений светлых сил.

Послы назад умчаться пожелали,
Опять вскочили на своих коней,
Они умчались от былой печали,
От гнева, что пылал ещё сильней.

Когда они тот город покидали,
Ворота оставляя позади,
В их душах вовсе не было печали,
Ведь смерти избежать они смогли.

Они тогда возрадовались снова,
Судьбе, что их от смерти сберегла,
И в том была всех этих дней основа,
Господь берёг всех, кто не ведал зла.

Могли схватить и умертвить их скоро,
А может быть в темницу заточить,
Враги обозлены, как волчья свора
И порвалась вовек меж ними нить.

Вернуться в лагерь рыцари сумели,
И рассказать баронам обо всём,
Как то происходило в самом деле
И как звучал их ропот, словно гром.

А им для Счастья было нужно малость,
Пускай судьба была здесь неправа,
А как война в то время начиналась
Пускай расскажет новая глава.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ.

НАЧАЛО ВОЙНЫ.

Война сначала так происходила
Любой вредил врагу как только мог
И не желал ни времени, ни силы,
Лишь только месть в душе своей берёг.

Сражались здесь на суше и на море
И много жизней отняла война,
Когда цари опять друг с другом спорят
Страдать за это вся земля должна.

И франки бились с греками так много,
Не перечислить мне сражений тех,
Но знаю я, отряд, хранимый Богом,
Обрел в сраженьях славу и успех.

Война продлилась долго, точно знаю,
Сражались люди до холодных дней[10],
Но тот, кого вела Любовь святая
Тот станет Божьей правдою сильней.

Ушли герои, что пришли когда-то,
Отправились они в далёкий путь,
Но память сохранит их имя свято,
А ты, читатель, это не забудь.

Не стану говорить я о потерях,
Быть может такова побед цена,
Но тот, кто Любит и, как прежде, Верит,
Тот выпьет славы сладкого вина.

А дни опять летели, словно птицы,
Храня войны кровавую печать,
О том коварстве, что тогда случится
Позволь тебе, читатель, рассказать.

[1] Имеется в виду 11 ноября 1203 года, День святого Мартина, который славился силой Веры и милосердием.
[2]Удалившись из Константинополя от своих «покровителей», Алексей IV, вероятно, уступил нажиму, который оказывало на него придворное окружение. Как рассказывает Никита Хониат, император прислушивался к голосам тех, которые некогда лишили престола его отца Исаака II (в пользу Алексея III). Робер де Клари (гл. LVIII) называет Морчуфля главным советником молодого императора. О том, что Морчуфль был заклятым врагом латинян, сообщает далее и сам Жоффруа де Виллардуэн (см. § 221). В письме Бодуэна, написанном им Иннокентию III уже после избрания латинским императором, говорится, будто в Константинополе составился заговор с участием Исаака II, патриарха и группы знатных греков. Тот факт, что преобладающее влияние на политику Алексея IV стали оказывать прежние приверженцы Алексея III, косвенно подтверждается также содержанием речи во славу императора, оставшейся непроизнесенной, хотя и составленной придворным константинопольским оратором, вышедшим из столичной патриаршей школы, — Никифором Хрисопергом (по-видимому, в конце ноября 1203 г.). Исследователь истории Византии и ее взаимоотношений с Западом в конце XII — начале XIII в. Ч. М. Бранд (США), анализируя упомянутую речь, пришел к заключению о ее двойственном характере, отражавшем двойственность позиции придворной знати: оратор, с одной стороны, призывал Алексея IV действовать решительно против латинян, а с другой — стараться найти путь к соглашению с ними.
[3] Примерно то же самое рассказывает об этих обращениях к Алексею IV и бесконечных проволочках с уплатой обещанной суммы Робер де Клари (гл. LVIII).
[4] Об оттяжках с уплатой денег, об уменьшении размеров выплачиваемых сумм, а затем и о полном прекращении платежей говорится также в хронике «Константинопольское опустошение».
[5]Действительно, Бонифаций Монферратский, как явствует из предшествующего повествования хрониста, был одним из самых убежденных сторонников проекта восстановления царевича Алексея на константинопольском престоле. Именно он принял царевича под свое покровительство, когда тот присоединился к войску крестоносцев. Маркиз непосредственно участвовал во фракийском походе Алексея IV. оказав ему тем самым содействие в «собирании земель» и консолидации территории империи.
[6] Здесь имеется в виду Жоффруа де Виллиардуэн, который станет хронисток Четвёртого Крестового Похода.
[7]Об этом последнем посольстве, видимо, повествует и Робер де Клари в LXIX гл. своих записок, только, согласно его рассказу, посольство состояло всего из двух рыцарей. Версия пикардийского хрониста, однако, неточна — и это неудивительно: он ведь не всегда был достаточно осведомлен в таких подробностях дипломатии крестоносцев, как состав тех или иных посольств, и даже не всегда вообще-то знал о них. Ему остался неведом, к примеру, демарш крестоносцев перед Исааком II в день взятия Константинополя.
[8] Судя по рассказу Робера де Клари, Алексей IV ответил послам в сущности формальным отказом выполнить свои обязательства и потребовал от крестоносцев очистить его земли. Тот же хронист передает, что вслед за этим посольством к Алексею явился дож, переправившийся через Золотой Рог на четырех галерах. Император встретил его у ворот, восседая на коне. Хронист в весьма натуралистичном тоне воспроизводит выражения, в которых дож высказал свои чувства. Возможно, однако, что пикардиец в данном случае смешивает происшедшее с другим, более поздним эпизодом — со встречей между дожем и Морчуфлем.
[9] Это происходило примерно в апреле 204 года.
[10]История столкновений на суше и на море между крестоносцами и греками в течение этого времени (декабрь 1203 — январь 1204 г.) едва ли может быть прослежена по источникам сколько-нибудь подробно. Известно, во всяком случае, что, согласно данным хроники «Константинопольское опустошение», греки на второй день после первого воскресенья адвента, т. е. 1 декабря 1203 г., атаковали латинян, оставшихся в Константинополе, и, так как бароны воспротивились войне с моря, осаждавшие одержали победу. Судя по той же хронике, 7 января 1204 г. греки предприняли конную вылазку, во время которой понесли немалые потери, тогда как французы потеряли только двух рыцарей и одного оруженосца. Возможно, именно об этой стычке повествует Никита Хониат, сообщая о вылазке Морчуфля (впослед ствии — император Алексей V), чей конь пал в ней, а сам вельможа был спасен отрядом воинов, подоспевших из города.