Новые
МенюМоя Земля...
13 августа 2017 — Олег Павловский
.
МОЯ ЗЕМЛЯ
Николаю Рубцову
_____________________________________________________________
И было холодно, и был полночный час,
мои друзья курили молча папиросы,
как свой корабль не покидавшие матросы,
какой бы бурей не запугивали нас.
И был сентябрь, таких немного на земле –
слетались тихо мотыльки на пламя свечки,
нам было весело в осенний синий вечер,
и пели струны опьяненные вдвойне.
И от вина кружились только тополя
в той глубине двора, в прощальном тихом вальсе,
и говорили мне как будто, – Оставайся,
еще не высохли осенние поля.
Еще по осени синеют небеса,
стоит вода как на часах и сини реки –
не торопись, пока закаты не померкли,
пока рассветы не окрасили леса.
Николаю Рубцову
_____________________________________________________________
И было холодно, и был полночный час,
мои друзья курили молча папиросы,
как свой корабль не покидавшие матросы,
какой бы бурей не запугивали нас.
И был сентябрь, таких немного на земле –
слетались тихо мотыльки на пламя свечки,
нам было весело в осенний синий вечер,
и пели струны опьяненные вдвойне.
И от вина кружились только тополя
в той глубине двора, в прощальном тихом вальсе,
и говорили мне как будто, – Оставайся,
еще не высохли осенние поля.
Еще по осени синеют небеса,
стоит вода как на часах и сини реки –
не торопись, пока закаты не померкли,
пока рассветы не окрасили леса.
А я иду навстречу Родине моей
стезей проселочной в преддверье зимней стужи,
еще морозом не подернутые лужи
все в отраженьях серебристых тополей.
1.
Моя земля звенела ульями в саду
сияла лужами, пчелой июльской пела,
глазами девочки как небом голубела –
она коня из рук поила в поводу.
Пропахло детство терпким табаком,
капустой квашеной, квасным печеным хлебом,
томленой глиной и топленым молоком
из погреба, и прошлогодним снегом,
и л`едником речным набитым льдом.
По февралям стояли холода,
тогда еще душа не онемела,
еще доске всегда хватало мела
и воробьев хватало проводам.
Я уходил в грядущее как в сон,
в предчувствие и мир иных видений,
и вдоль дороги выстроились тени –
как всадники, пропахшие овсом…
А впереди маячила война
с железным привкусом – войну не выбирают,
она придет и женщины стирают
рубах солдатских соль, и понимают –
что порохом просолена она.
Прожить бы век не зная о войне,
война и обо мне не много знает,
когда бы на войне не умирали…
– Эй! отзовись пацан, который с краю,
куда ушел, да и по чьей вине?
И нет вины больней, чем холостой
патрон, чем быть в тепле привычной неги,
жить как во сне, не думать о ночлеге
в степи, не звякать флягою пустой.
Опять от гари корчится земля
и встала в рост усталая пехота,
и пахнет гарью пыльная броня…
«И вот я встал и тихо вышел за ворота,
Туда, где простирались желтые поля»…
И нет беды, но есть одна судьба
шестой, как ни подумай части света –
седьмой, как ни досадно для поэта,
как ни смешно для вечного раба.
2.
. . . . . . . .
… еще не все закончены дела,
еще долина морщится от боли,
еще поет в наушниках юла
про сладость слез
и вкус сердечных колик,
еще не все написаны любви –
на отрывном
как календарный в прошлом –
чернилами на голубой крови
простых принцесс и каверзных горошин,
еще не все запомнились слова,
и губы не искусаны до крови,
не сверстана последняя глава
и памяти стальная тетива
звенит осой,
и ты не прекословь ей!
еще не отстучали поезда
и не оглох от гула полустанок
колес, гудков…
и теплится звезда
как кровь
на дне граненого стакана,
еще не все обуты в сапоги
в скрипучие – скрипучие протезы,
– была рука и нет уже руки,
была душа, а на душе – порезы,
был год лихим,
расстрелянным,
нахальным –
большим как кит,
упрямым как нарвал…
и звезды как рубины полыхали,
и мавзолей никто не закрывал.
. . . . . . . .
3.
Прощальный вздох московских вечеров,
московским утром красит нежным цветом
рассвет, и на душе оставит метки,
на стенах и асфальтах тех дворов
на Сретенке, и горбится мостом
Кузнецким, пахнет ветром, голубятней
топорщится чердак, и старый дом
как старый вальс все кружится опять, но…
. . . . . . .
…Опять кипит как в чайнике жара,
и злость кипит как старый радиатор,
которую ни в лоб,
ни на ура
проклятым
азиатским
демократам,
которую соплей не перебьешь,
(а в дурака, глядишь, – не обыграют!)
– колючую и стойкую как рожь
на Родине,
где нас не забывают…
Где нет степи багровой как гранит,
где нет стерни, что скошена обстрелом,
где все уже до смерти надоело,
до жизни, до обиды, до крови…
4.
Мой старый двор, однако, не грустил,
сновали тетки с сумками и пары
бродили по вечерним тротуарам
и целовались, господи прости…
Когда мы возвращаемся с того,
как говорится, света и без шума –
от шляпы воскресенского ПО,
до серого казенного костюма,
и чемодана с парой коньяка…
трофейный «вальтер», чистые кальсоны,
и тянется тяжелая рука
к заезженному диску телефона…
– Привет, я здесь…
– А я и не ждала…
Немного тишины, протяжный зуммер,
как проводы. И вертится юла –
«ты снова здесь» и, кажется, не умер…
Зачем безвестным пасынкам войны
чужой… давно ли радостным казался
привычный мир? Давно. И нет жены,
да, нет… а вот коньяк еще остался.
Стол у окна, гитара на стене.
И на окне засохли папиросы.
Все как всегда. Есть истина в вине,
и хватит риторических вопросов.
5.
Мой друг, сосед, утершись рукавом,
о стол – граненым, по душе – как вскользь, и
то плакал, то смеялся, как старпом,
когда служил на бывшем «Комсомольце»,
когда спасла забортная вода,
когда слеза братишек повязала
одним ожегом, спиртом… и причала,
казалось, не увидеть никогда.
Казалось, повторяется беда –
пожар души, пожар последней встречи –
нам было весело в осенний синий вечер,
и горек был коньяк как никогда.
Стоять, как до последнего глотка,
до той последней в жизни папиросы,
когда корабль оставили матросы,
а капитана уносили на руках…
О чем грустишь, измученный «каплей»,
о той звезде, как кровь на дне стакана,
о той мечте, что оказалась раной
на сердце бедной Родины моей?
Пускай гитара плачет как вдова
в кругу друзей и желтых фотографий.
Когда и кем начертан этот график
и бесполезны жесты и слова?
Когда и кем проложен навсегда
единый путь, неровная дорога
для тех, кто не добрался до порога
кого не ждет оконная слюда?
Не для него лежит заветный ключ
под ковриком, не дрогнет занавеска,
когда придет холодная повестка –
последний вздох не долог, не горюч.
Последний взгляд, а между ним – война,
межою пролегли вина и горе –
была жена и больше не жена,
и лампочка погасла в коридоре.
6.
Узнаешь мир – полюбишь и войну,
война честнее и намного проще,
всем поровну и хлеб, и «сатану» –
по кружкам разливаемый на ощупь
сучок… ни водки, ни воды, – слова
матерые, соленые, пустые...
Нас не забыла красная Москва
и полюбила красная пустыня.
И нет такой земли, такой страны
народами и песнями богатой –
все как один – российские сыны...
России неизвестные солдаты.
.
о той звезде, как кровь на дне стакана,
о той мечте, что оказалась раной
на сердце бедной Родины моей?
Пускай гитара плачет как вдова
в кругу друзей и желтых фотографий.
Когда и кем начертан этот график
и бесполезны жесты и слова?
Когда и кем проложен навсегда
единый путь, неровная дорога
для тех, кто не добрался до порога
кого не ждет оконная слюда?
Не для него лежит заветный ключ
под ковриком, не дрогнет занавеска,
когда придет холодная повестка –
последний вздох не долог, не горюч.
Последний взгляд, а между ним – война,
межою пролегли вина и горе –
была жена и больше не жена,
и лампочка погасла в коридоре.
6.
Узнаешь мир – полюбишь и войну,
война честнее и намного проще,
всем поровну и хлеб, и «сатану» –
по кружкам разливаемый на ощупь
сучок… ни водки, ни воды, – слова
матерые, соленые, пустые...
Нас не забыла красная Москва
и полюбила красная пустыня.
И нет такой земли, такой страны
народами и песнями богатой –
все как один – российские сыны...
России неизвестные солдаты.
.
© «Стихи и Проза России»
Рег.№ 0269627 от 13 августа 2017 в 17:16
Рег.№ 0269627 от 13 августа 2017 в 17:16
Другие произведения автора:
Рейтинг: 0Голосов: 0441 просмотр
Нет комментариев. Ваш будет первым!
