Слово Даниила Заточника

Перевод А. Жданова – Добромыслова


Слово Данила Заточеника, еже написа своему князю Ярославу Володимеровичю
Предположительно 1213 - 1236г.

1. Въструбим, яко во златокованыя трубы, в разум ума своего и начнем бити в сребреныя арганы возвитие мудрости своеа. Въстани слава моя, въстани въ псалтыри и в гуслех. Востану рано, исповем ти ся. Да разверзу въ притчах гаданиа моя и провещаю въ языцех славу мою. Сердце бо смысленаго укрепляется въ телеси его красотою и мудростию.


ВострубИм, как в трубы златокованые,
В разум своего ума, сквозь трудности,
И в серебряны органы заиграем гордости,
Для полёта силы нашей мудрости…
Моя слава, ты восстань в писаниях и песнях!
Ранним утром встав, я расскажу тебе
О своих мечтах, поведаю и в притчах,
Возвещу в народе славу о себе!..
Ибо, мыслящего сердце, - факт простой,
В теле крепнет мудростью и красотой.

2. Бысть язык мой трость книжника скорописца, и уветлива уста, аки речная быстрость. Сего ради покушахся написати всяк съуз сердца моего и разбих зле, аки древняя - младенца о камень
Но боюся, господине, похулениа твоего на мя.

Мой язык перу подобен летописца. Мне
Речь дана, как быстрый бег реки, как пламень,
Вот я и напишу об узах сердца моего, о зле,
И разобью его, как древние - дитя о камень…
Боюсь, лишь, от тебя, мой князь, в свой адрес брани…

3. Аз бо есмь, аки она смоковница проклятая: не имею плода покаянию; имею бо сердце, аки лице без очию; и бысть ум мой, аки нощный вран, на нырищи забдех; и расыпася живот мой, аки ханаонскый царь буестию; и покрыи мя нищета, аки Чермное море фараона.
Се же бе написах, бежа от лица художества моего, аки Агарь рабыни от Сарры, госпожа своея.

Ведь я, как та проклятая смоко’вница,
- Совсем не видно покаяния плодА,
И сердце у меня, будто, безглазое лицо,
А ум мой, точно ворон ночи, как сова
В руинах башни, бодрствуя, сидит, зазря,
И жизнь моя закончится бесчестием,
Как жизнь закончилась у ханаанского царя.
Покрыла нищета меня, как море бедствием,
Как море Красное, над фараоном воцарясь…
Я это написал тебе, спасаясь
От лика бедности, как бедная Агарь,
Наложница, от госпожи своей, от Сарры,
Бежала, в ей неведомую даль…

4. Но видих, господине, твое добросердие к собе и притекох къ обычней твоей любви. Глаголеть бо въ Писании: просящему у тебе дай, толкущему отверзи, да не лишен будеши царствия небеснаго; писано бо есть: возверзи на Господа печаль свою, и той тя препитаеть въ веки.

Аз бо есмь, княже господине, аки трава блещена, растяще на застении, на ню же ни солнце сиаеть, ни дождь идет; тако и аз всем обидим есмь, зане огражен есмь страхом грозы твоеа, яко плодом твердым.

Но видел, князь, я и твоё расположение к себе,
Что протекает, просто, от твоей любви…,
Ведь писано в писании: просящему подай в беде,
Стучащему – открой, слова услышь мои,
И не лишишься царствия небесного, опеки,
И возложи на Господа печаль свою, простри,
- Он пропитает милостью своей тебя навеки…

Да потому, что я, князь, как трава увядшая,
Растущая в тени, - ни солнце на неё не светит,
Ни дождь не попадает. Это доля страшная.
И только топтан я и обижаем всеми…, словом,
- Не ограждён я строгостью твоей, и твёрдым словом.

5. Но не възри на мя, господине, аки волк на ягня, но зри на мя, аки мати на младенец. Возри на птица небесныа, яко тии ни орють, ни сеють, но уповають на милость Божию; тако и мы, господине, желаем милости твоея.

Зане, господине, кому Боголюбиво, а мне горе лютое; кому Бело озеро, а мне черней смолы; кому Лаче озеро, а мне на нем седя плачь горкий; и кому ти есть Новъгород, а мне и углы опадали, зане не процвите часть моя.

Друзи же мои и ближний мои и тии отвръгошася мене, зане не поставих пред ними трепезы многоразличных брашен. Мнози бо дружатся со мною, погнетающе руку со мною в солило, а при напасти аки врази обретаются и паки помагающе подразити нози мои;
очима бо плачются со мною, а сердцем смеют мя ся. Тем же не ими другу веры, не надейся на брата.


Не нужно на меня смотреть, князь, как на ягнёнка волк,
А посмотри, как мать на своего младенца, на дитя,
Ты оглянись на птиц небесных, да и возьми в толк:
- Не пашут и не сеют, только уповает птица та
На милость Божию, князь…, вот и мы, тебя любя,
Лишь ищем милости твоей, князь, от тебя…

А так, князь-господин, - кому-то Боголюбово,
А мне, так горе лютое… Кому-то Белоозеро,
А мне оно черней смолы… Кому-то Лаче-озеро,
А мне, на нём живя, плачь горький, всё не любо,
Кому-то Новгород, а у меня разрушен дом,
Не расцветает моё счастье в нём…

Друзья и близкие мои отворотились от меня,
Да потому, что не зову я их на трапезу, на пир,
Не угощаю яствами различными их я…,
Хоть дружат многие со мной, и соль вместе едим,
В несчастии же, словно бы, врагами мне становятся,
Стараются подножку мне подставить... В глаза плачутся,
А в сердце, за спиной моею, все они смеются…,
И нет к друзьям мне веры, хоть и братом назовутся…

6. Не лгал бо ми Ростислав князь: "Лепше бы ми смерть, ниже Курское княжение"; тако же и мужеви: "Лепше смерть, ниже продолжен живот в нищети". Яко же бо Соломон рече: "Ни богатества ми, ни убожества, Господи, не дай же ми: аще ли буду богат - гордость восприиму, аще ли буду убог - помышляю на татбу и на разбой", а жены на ****ню.

Тем же вопию к тобе, одержим нищетою: помилуй мя, сыне великаго царя Владимера, да не восплачюся рыдая, аки Адам рая; пусти тучю на землю художества моего.

Не лгал князь Ростислав, когда мне говорил:
«Уж лучше смерть, чем Курское княжение».
И мужики все говорят: «Уж лучше смерть, чем бедным долго жить».
И Соломон сказал: «Ни бедность, ни богатство, Господи, не дай мне».

Богатым буду – гордостью своею вознесусь,
А буду беден, так замыслю воровство, беспутство,
Или в разбой, еще какой ударюсь и сорвусь,
А женщины мои, от бедности, – в распутство.

Вот почему взываю я к тебе, одержан нищетою,
Помилуй, сын великого царя Владимира, меня
И, да не буду слёзы лить, рыдать, обласканный тобою,
Словно Адам о рае. Пусти тучу, где суха моя земля…

7. Зане, господине, богат мужь везде знаем есть и на чюжей стране друзи держить; а убог во своей ненавидим ходить. Богат возглаголеть - вси молчат и вознесут слово его до облак; а убогий возглаголеть - вси на нь кликнуть. Их же ризы светлы, тех речь честна.

Княже мой, господине! Избави мя от нищеты сея, яко серну от тенета, аки птенца от кляпци, яко утя от ногти носимаго ястреба, яко овца от уст лвов.

Аз бо есмь, княже, аки древо при пути: мнозии бо посекають его и на огнь мечють; тако и аз всеми обидим есмь, зане огражен есмь страхом грозы твоеа.

Ибо, богатый муж, мой господин, везде известен
И на чужбине он друзей своих имеет,
А бедный и на родине не видим, безизвестен,
Богатый говорит и, всяк молчит, не смеет

И слова вставить, после речь его взовьют до облаков,
А бедный лишь заговорит, все цыкать начинают,
Кричать ему, что мол, решат и без него, без дураков,
И кто одет богаче, тех и слушать станут, не устанут…

О, князь мой, господин! Избавь меня от нищеты постылой,
Как серну из сетей, как птицу из проклятого силка,
Как из когтей орла утёнка, и ягнёнка, как из пасти львиной,
Ведь я, князь, словно дерево у придорожного леска.
Кому ни лень, ему сучки и ветки обрубают,
В огонь костра бросают… Так и я обижен, оттого,
Что не защищен совсем я страхом слова твоего…

8. Яко же бо олово гинеть часто разливаемо, тако и человек, приемля многия беды. Никто же может соли зобати, ни у печали смыслити; всяк бо человек хитрить и мудрить о чюжей беди, а о своей не можеть смыслити. Злато съкрушается огнем, а человек напастьми; пшеница бо много мучима чист хлеб являеть, а в печали обретаеть человек ум свръшен. Молеве, княжи, ризы едять, а печаль - человека; печалну бо мужу засышють кости.

Аще кто в печали человека призрит, как студеною водою напоить во знойный день.

Как исчезает олово, что часто, много плавится,
Так точно человек, когда он долго бедствует.
Никто есть соль пригоршнями не может, хоть соль нравится,
И в горе быть разумным – мало соответствует…

И всякий человек бывает хитр и мудр в чужой беде,
Тогда, как попадая сам в беду, не может здраво мыслить,
Вот злато плавится огнём, а человек – напастями везде,
Пшеница, хорошо помолотая, даст хлеб чистый…

В печали человек ум острый обретает,
Моль, князь, ест одежду, человека ест печаль.
Печаль у человека кости иссушает…
Так было, и так есть, и будет так всегда,

Кто человеку, что в печали, будет помогать, поверь,
Тот, как студёною водой его напоит в знойный день…

9. Птица бо радуется весни, а младенець матери; весна украшаеть цветы землю, а ты оживляеши вся человекы милостию своею, сироты и вдовици, от велможь погружаемы.

Княже мой, господине! Яви ми зрак лица своего, яко глас твой сладок и образ твой красен; мед истачають устне твои, и послание твое аки рай с плодом.

Но егда веселишися многими брашны, а мене помяни, сух хлеб ядуща; или пиеши сладкое питие, а мене помяни, теплу воду пиюща от места незаветрена; егда лежиши на мяккых постелях под собольими одеялы, а мене помяни, под единым платом лежаща и зимою умирающа, и каплями дождевыми аки стрелами сердце пронизающе.

Да не будет, княже мой, господине, рука твоа согбена на подание убогих: ни чашею бо моря расчерпати, ни нашим иманием твоего дому истощити. Яко же бо невод не удержит воды, точию едины рыбы, тако и ты, княже, не въздержи злата, ни сребра, но раздавай людем.

Весне любая радуется птаха, матери – дитя,
Весна цветами землю праздно украшает,
Твоя же милость, сразу человека оживляет,
Сирот и вдов, всех тех, которых обижают господа…

О, князь мой, господин! Открой ты мне своё лицо!
Как же твой голос сладок и прекрасен образ твой!
Твои уста, как будто, источают мёд,
Дары, тобою посланные, словно райский плод…

Когда же веселишься за застольем, вспомни обо мне,
Жующем нищенский сухарь и зачерствевший хлеб,
Или, когда пьёшь сладкое питьё, пусть видится тебе,
Как я пью кипяток, от ветра прячась, точно в склеп…

Когда лежишь в постелях мягких с одеялом соболиным,
Подумай, что лежу я под одним худым платком,
Зимою, цепенея, замерзая босиком,
И каплями дождя, как в сердце стрелами пронизан…

Да не зажмёшь ты руку, князь, на подаянье бедным,
Ведь, как не вычерпать всё море черпаком, не иссушить,
Так просьбами своими нам твой дом не истощить,
Как не удерживает воду невод, только рыбу держит,
Вот так и ты, князь, не жалей ни серебра, ни злата,
А людям больше раздавай, казна твоя богата…

10. Паволока бо испестрена многими шолкы и красно лице являеть; тако и ты, княже, многими людми честен и славен по всем странам. Яко же бо похвалися Езекий царь послом царя Вавилонскаго и показа им множество злата и сребра; они же реша: "Нашь царь богатей тебе не множеством злата, но множеством воя; зане мужи злата добудуть, а златом мужей не добыти". Яко же рече Святослав князь, сын Олъжин, ида на Царырад с малою дружиною, и рече: "Братиа! нам ли от града погинути, или граду от нас пленену быти?" Яко же Бог повелить, тако будеть: поженет бо един сто, а от ста двигнется тма. Надеяся на Господа, яко гора Сион не подвижится въ веки.

Как полотно расшито шелком, нитями цветными,
Свою изысканность показывает, красоту,
Так, князь, и ты богат и знаменит людьми своими,
И слава в других странах набирает высоту…

Ведь некогда хвалился, вспомни, царь Иезекииль
Перед послами вавилонского царя,
Показывал им горы золота и серебра,
Они же, изрекли ему: «Куда ни кинь,

Наш царь тебя богаче не количеством добра,
Не злата множеством и не горами серебра,
А множеством бойцов, да что тут говорить,
Ведь злато воины добудут, их же златом не добыть».

Как говорил князь Святослав, сын Ольгин, славно крикнул,
Когда шел на Царьград с дружиной небольшой:
- «Что лучше, братья, нам от города сего погибнуть,
Или же городу от нас пленённым быть?.. Так что»?..

Как повелит наш Господь Бог, так будет всё:
Один погонит сто, а сотня тысячу погонит,
Тот, кто надеется на Господа, вовек не дрогнет,
Как и вовек недвижима гора Сион…

11. Дивиа за буяном кони паствити, тако и за добрым князем воевати. Многажды безнарядием полци погибають. Видих: велик зверь, а главы не имееть, тако и многи полки без добра князя.

Гусли бо страяются персты, а тело основается жилами; дуб крепок множеством корениа; тако и град нашь - твоею дръжавою.

Зане князь щедр - отець есть слугам многиим: мнозии бо оставляють отца и матерь, к нему прибегают. Доброму бо господину служа, дослужится слободы, а злу господину служа, дослужится болшей роботы. Зане князь щедр, аки река, текуща без брегов сквози дубравы, напаяюще не токмо человеки, но и звери; а князь скуп, аки река въ брезех, а брези камены: нелзи пити, ни коня напоити. А боярин щедр, аки кладяз сладок при пути напаяеть мимоходящих; а боярин скуп, аки кладязь слан.

За бугром коней пасти раздольно, славно,
Как и воевать с хорошим князем, здорово.
Видели: Огромен зверь, но обезглавлен.
Так и многие полки без князя доброго…

Потому, как гусли пальцами настраиваются,
Тело же, на жилах всё основывается,
Крепок дуб своими многими кореньями,
Так и город крепок наш твоим, князь, управлением.

Раз щедрый князь, он слугам всем родной отец.
Ведь многие, оставив мать, отца к нему идут.
У доброго заслужат и свободу, наконец,
Служа же злому, только больше в рабство попадут.

Князь щедрый, как река текущая без берегов
Через дубравы, что питьё даёт не только человеку,
Но и зверью, а если же, князь скуп и зол,
То он, как речка в каменистых берегах, подхода нету.
И человеку ни попить, да и коня не напоить.

Боярин щедрый, как колодец с сладкою водою,
Что у дороги, - всяк идущий может пить,
А скуп боярин, - что уж там греха таить,
Он как колодец, где солёная вода, - с водой морскою…

12. Не имей собе двора близ царева двора и не дръжи села близ княжа села: тивун бо его аки огнь трепетицею накладен, и рядовичи его, аки искры. Аще от огня устережешися, но от искор не можеши устречися и сождениа порт.

Господине мой! Не лиши хлеба нища мудра, ни вознесе до облак богата несмыслена. Нищь бо мудр, аки злато в кални судни; а богат красен и не смыслить, то аки паволочито изголовие соломы наткано.

Господине мой! Не зри внешняя моя, но возри внутреняя моа. Аз бо, господине, одением оскуден есмь, но разумом обилен; ун възраст имею, а стар смысл во мне. Бых мыслию паря, аки орел по воздуху.

Не имей себе двора, возле царева дворца,
Как не держись села близ поселенья князя.
Ведь управляющий его, как бы, от трута пламя,
Наёмники его, подобно искрам от костра.
Пусть от огня костра и сможешь уберечься ты,
От искр костра тебе не уберечься, и сожжешь штаны.

Мой господин! Не обдели ты хлебом нищего, но мудрого,
Не вознеси до облака богатого, да глупого,
Всё потому, что мудрый нищий, словно золото в горшке немытом,
Богатый – разодет, да глуп, подобно наволке, соломою набитой.

Мой господин! Ты не смотри на мою внешность, погляди
Каков я есть, каков всегда и был, внутри…,
Я, господин, хоть одеянием и скуден, - разумом велик,
Юн возраст мой, весьма, но мудростью – старик.
- Бывает, мысленно парю, как в воздухе орлы…

13. Но постави сосуд скуделничь под лепок капля языка моего, да накаплють ти слажше меду словеса уст моих. Яко же Давид рече: "Сладка сут словеса твоя, паче меда устом моим". Ибо Соломон рече: "Словеса добра сладостью напаяють душу, покрываеть же печаль сердце безумному".

Мужа бо мудра посылай и мало ему кажи, а безумнаго посылай, и сам не ленися по нем ити. Очи бо мудрых желают благых, а безумнаго дому пира. Лепше слышати прение умных, нижели наказаниа безумных. Дай бо премудрому вину, премудрие будеть.

Не сей бо на бразнах жита, ни мудрости на сердци безумных. Безумных бо ни сеють, ни орють, ни в житницю сбирают, но сами ся родят. Как в утел мех лити, так безумнаго учити; псом бо и свиниам не надобе злато, ни сребро, ни безумному драгии словеса; ни мертвеца росмешити, ни безумнаго наказати. Коли пожреть синиця орла, коли камение въсплавлет по воде, и коли иметь свиниа на белку лаяти, тогды безумный уму научится.

А ты поставь горшок гончарный под лепку слов моих.
Накапают слова те с языка, послаще мёда,
Давид сказал: «СладкИ слова твои, как мёд устам моим»,
И Соломон: «Слова добра и душу сладостью напоят,
А вот безумные слова – печалью сердце нам укроют».

Послав по делу мудреца, не надо много говорить,
Послав глупца, не поленись и сам за ним сходить.
Желают очи мудрых видеть благо, глупых – в доме пир,
И лучше слушать умный спор, чем глупости турнир.

Общайся с мудрым, - не убудет, а он еще мудрее будет.

Не сей на меже жито, а в сердце мудрости, что глупо,
Не сеют глупых и не жнут и в закрома не могут положить,
Глупцы сами себя же порождают, производят тупо,
Как воду в рваные меха нам лить, - так глупого учить.

Как псам и свиньям золота и серебра не надо,
Так глупому совсем не нужно мудрых слов.
Как мертвеца не рассмешить кладбищенской оградой,
Так не заставить глупого понять простых основ.

Когда орла сожрёт синица, и камень поплывёт в воде,
Когда начнёт свинья на белку лаять, или блеять,
Тогда лишь только, может, глупый поумнеет,
И посветлеет, может, у придурка в голове…

14. Или ми речеши: от безумна ми еси молвил? То не видал есмь неба полъстяна, ни звизд лутовяных, ни безумнаго, мудрость глаголющь. Или ми речеши: сългал еси аки пес? Добра бо пса князи и бояре любят. Или ми речеши: сългал еси аки тать? Аще бых украсти умел, то толко бых к тобе не скорбил. Девиця бо погубляеть красу свою ****нею, а мужь свое мужество татбою.

Господине мой! То не море топить корабли, но ветри; не огнь творить ражежение железу, но надымание мешное; тако же и князь не сам впадаеть въ вещь, но думци вводять. З добрым бо думцею думая, князь высока стола добудеть, а с лихим думцею думая, меншего лишен будеть.

Неужто скажешь мне: От глупости мне всё наплёл, ублюдок?
Так не видал ты неба из холста, ни из лучинок звёзд,
Не видел ты и глупого, чтоб мудро говорил, что, людям…
Неужто скажешь мне: Солгал я, как собака, пёс?..
Но пса хорошего князья, да и бояре, любят…

Неужто скажешь мне, что я соврал тебе, как вор?..
Да если бы умел украсть, к тебе с мольбой идти не стал,
Девица губит красоту свою распутством,
Мужчина же, своё достоинство теряет из-за воровства.

Мой господин! Не море топит корабли, а топят ветры.
И не огонь калит железо, - горн под мехом кузнеца,
Так же и князь, не сам впадает в ложь, - советчики в ответе,
С хорошей думой князь высок престол возьмет, с плохой лишится до конца…

15. Глаголеть бо в мирскых притчах: не скот въ скотех коза; ни зверь въ зверех ожь, ни рыба въ рыбах рак, ни потка въ потках нетопырь, не мужь в мужех, иже ким своя жена владееть, не жена в женах, иже от своего мужа ****еть, не робота в роботах - под жонками повоз возити.

Дивней дива, иже кто жену поимаеть злобразну прибытка деля.

Видех жену злообразну, приничюще к зерцалу и мажущися румянцем, и рех ей: "Не зри в зерцало, видевше бо нелепоту лица своего, зане болшую печаль приимеши".

Пословицы мирские говорят: Коза не скот среди скота.
И ёж среди зверей не зверь, как рак не рыба среди рыб,
И нетопырь посреди птиц не птица, и когда
Муж под каблуком жены, - не муж он, просто стыд,
И женщина вам не жена, когда гулящая она,
Как не работа женщине оброк и дань возить.

И странней странного, скажу я вам, по правде,
Кто женится на женщине уродливой, прибытка ради.

Жену увидев, безобразную, что в зеркало глядит,
Накладывая грим, румяна, чтобы краше быть,
Скажи ей: Брось ты зеркало, оставь и не смотри,
Ибо, увидев всю нелепость своего лица, пойми,
- Расстроишься совсем… С лица воды не пить.

16. Или ми речеши: "Женися у богата тьстя чти великиа ради; ту пий и яж?" Ту лепше ми вол бур вести в дом свой, неже зла жена поняти: вол бо ни молвить, ни зла мыслить; а зла жена бьема бесеться, а кротима высится, въ богатестве гордость приемлеть, а в убожестве иных осужаеть.

Что есть жена зла? Гостинница неуповаема, кощунница бесовская. Что есть жена зла? Мирский мятежь, ослепление уму, началница всякой злобе, въ церкви бесовская мытница, поборница греху, засада от спасениа.

Аще который муж смотрить на красоту жены своеа и на я и ласковая словеса и льстива, а дел ея не испытаеть, то дай Бог ему трясцею болети, да будеть проклят.

Неужто скажешь мне: «Женись, чтоб тесть твой был богатый,
Богатства ради, уважения…, там с ним и пей, и ешь»?
Не лучше ли быка взять в дом мне, он хоть и рогатый,
Но лучше злой жены, - не говорит и не проест мне плешь,
И зла не замышляет, а жена же, злая, когда муж побьёт,
- Беснуется, когда же краток с ней, - заносится, орёт,
В богатстве гордостью возносится, а в нищете других клянёт.

Так что такое жена злая? – Неуёмный крик, бесовский грех.
Так что такое жена злая? – Мировой мятеж и умопомрачение,
Источник всякой злобы, в церкви – маета для всех,
Поборница греха, преграда для спасения…

Когда же муж любуется красой жены своей,
И откликается на ласковые, льстивые слова,
Но дел её не проверяет, не глядит за ней,
Пусть лихорадку Бог ему пошлёт, и проклянёт его молва…

17. Но по сему, братиа, расмотрите злу жену. И рече мужу своему: "Господине мой и свете очию моею! Аз на тя не могу зрети: егда глаголеши ко мне, тогда взираю и обумираю, и въздеръжат ми вся уды тела моего, и поничю на землю".

Послушь, жены, слова Павла апостола, глаголюща: крест есть глава церкви, а мужь - жене своей. Жены же у церкви стойте молящеся Богу и святей Богородици; а чему ся хотите учити, да учитеся дома у своих мужей. А вы, мужи, по закону водите жены свои, понеже не борзо обрести добры жены.

Добра жена - венець мужу своему и безпечалие; а зла жена - лютая печаль, истощение дому. Червь древо тлить, а зла жена дом мужа своего теряеть. Лутче есть утли лодии ездети, нежели зле жене тайны поведати: утла лодиа порты помочит, а злая жена всю жизнь мужа своего погубить. Лепше есть камень долоти, нижели зла жена учити; железо уваришь, а злы жены не научишь.

Попробуй, распознай тут, братцы, жену злую. Вот скажет она мужу своему:
«Мой господин! Ты свет моих очей! Я и взглянуть-то на тебя сама не смею,
Когда заговоришь со мной, тогда лишь на тебя я только посмотрю,
И обмираю, и слабеют члены тела моего, и падаю на землю»…

Апостол Павел говорил, послушали б его слова все жены:
«Крест - церкви голова, а муж – глава своей жене.
Молитесь жены в церкви Богу, Богородице Святой, иконе,
А если научиться хочется чему-то, то учитесь дома у мужей,
А вы, мужья, храните жен своих в законе,
Да потому, что нелегко найти жену прекрасней и добрей».

Хорошая жена – венец для мужа своего и беспечалие.
Жена плохая - горе лютое, для дома просто разорение…
Деревья точит червь, жена же злая дом своего мужа истощает.
В дырявой лодке лучше плыть, чем злой жене оказывать доверие.

Дырявая ладья всего-то, что штаны намочит,
Жена же злая, жизнь загубит мужу своему,
Уж лучше камень бить, чем злую научить, башку морочить,
Железо легче растопить, чем злую научить жену…

18. Зла бо жена ни учениа слушаеть, ни церковника чтить, ни Бога ся боить, ни людей ся стыдить, но всех укоряет и всех осужаеть.

Что лва злей в четвероногих, и что змии лютей в ползущих по земли? Всего того злей зла жена. Несть на земли лютей женской злобы. Женою сперва прадед нашь Адам из рая изгнан бысть; жены ради Иосиф Прекрасный в темници затворен бысть; жены ради Данила пророка в ров ввергоша, и лви ему нози лизаху. О злое, острое оружие диаволе и стрела, летящей с чемерем!

Не у кого же умре жена; он же по матерных днех нача дети продавати. И люди реша ему: "Чему дети продаешь?" Он же рече: "Аще будуть родилися в матерь, то, возрошьши, мене продадут".

Злая жена не слушает наказов и священника не чтит,
И Бога не боится, и на людей плевать, их не стыдится,
Но всех во всём корит и в бедах всех винит…

Что злее льва в четвероногих, и что л’ютее змеи ползучей?
Всего того - жена злей злая…
Нет на земле страшнее женской злобы жгучей.
Сперва, Адам, наш прадед, из-за Евы выдворен из рая,

Из-за жены Иосиф гнил в темнице, ставшей адом,
Из-за жены и Даниил-пророк был брошен в ров,
Где ноги львы ему лизали, оказавшись рядом,
О, злое, дьявольское острое оружие! Нет слов!
- Летящая стрела, отравленная ядом…

У некоторого человека умерла жена…
Он же, по смерти, стал распродавать своих детей.
Ему сказали: И зачем их продаешь?.. Ну, нахрена?..
Он же ответил: Если уродились вроде матери своей,
Тогда, как подрастут, меня же самого и продадут…

19. Еще возвратимся на предняя словеса. Аз бо, княже, ни за море ходил, ни от философ научихся, но бых аки пчела, падая по розным цветом, совокупляя медвеный сот; тако и аз, по многим книгам исъбирая сладость словесную и разум, и съвокупих аки в мех воды морскиа.

Да уже не много глаголю. Не отметай безумному прямо безумию его, да не подобен ему будеши. Ужо бо престану с ним много глаголати. Да не буду аки мех утел, роня богатство в руци неимущим; да не уподоблюся жорновом, яко тии многи люди насыщают, а сами себе не могут насытитися жита; да не възненавидим буду миру со многою беседою, яко же бо птиця, частяще песни сдоя, скоро възненавидима бываеть. Глаголеть бо в мирскых притчах: речь продолжена не добро, добро продолжена паволока.

Господи! Дай же князю нашему Самсонову силу, храбрость Александрову, Иосифль разум, мудрость Соломоню и хитрость Давидову и умножи, Господи, вся человекы под нози его. Богу нашему слава и ныне, и присно, и в век.

И, возвращаясь к сказанному выше, снова говорю:
Я, князь, за морем не бывал и у философов не обучался,
Но как пчела, летая по цветам, несет свой мёд в семью,
И я по многим книгам сладость слов и смысл их собирать пытался.
- И смог собрать, познал успех, так, как морскую воду в мех.

  Уже заканчиваю, потерпи… За то, что много написал, прошу простить…
Ты глупым глупости не запрещай, - не уподобишься им сам.
Им много говорить не надо, и не нужно, словно мех дырявый быть,
- Богатство в руки неимущих уронить, припомни-ка сезам.

И я не уподоблюсь жерновам, что насыщают множество людей,
Но, сами же себя, насытить житом никогда не могут…
И, да не окажусь я ненавистен миру длинной болтовней своей,
Подобно птице, что кричит, частит, и люди в ненависти стонут.
Ведь говорят в мирских пословицах умнО:
- Речь длинная не радует, - морока,
Длинною лишь прекрасна паволока…

Господь! Так дай же князю нашему ты силушку Самсона,
Разум Иосифа, а храбрость Александрову, и мудрость Соломона,
Давидову дай хитрость, и умножь число под княжеской пятою человек.
И слава Богу нашему, как ныне, так и присно, и вовек…

Другие произведения автора:

Я был разбит, угрюм, простужен...

Помню отрывками...

Вьюга