Театр
(Гоше снится зима)
- К театру иду через площадь.
Хлёсткий буран сквозит.
Но мне туда надо очень.
Ночь. Мой костыль скользит.
Вот перешёл — у двери
струится стеклянный пар.
Была- не была! Проверю.
Шагнул - и в тепло попал.
Нет никого в вестибюле,
в неубранном сером фойе.
Бабка сидит на стуле
в чистом исподнем белье.
- Милый ты мой, бесценный!
Шёл к нам аж тридцать минут.
Иди поскорей на сцену!
Тебя уж давно там ждут.
В зале темно. На сцене
неяркий солнечный свет.
Преодолеваю ступени.
Кто ждёт? - Никого здесь нет.
На блюдечке сцены
коврик
цветов
расстилается,
как золотистый кофе
переливается.
Не густо зрителей в зале.
Спутан порядок весь.
За спинками кресел - сзади -
люди попрятались.
Висит голубая тряпка.
Ну, небо! Ни дать, ни взять...
Где люди?..Я ёжусь зябко.
Я должен им что-то сказать.
- Послушайте! Если вы живы,
то киньте мне слово - ловлю!
Ваш стыд - показной, страх - лживый.
За что только я вас люблю?
В прозрачном газовом платье
дебелая дама встаёт:
- Вам много за это платят?
В глазах её пламень и лёд.
Жёлтый старик в эполетах
выходит из-за рядов:
- Терпеть не могу брюнетов.
Чаша полна до краёв.
Сабля грохнулась оземь.
Жёлтый старик пропал.
Гоша
- Куда?.. Нет, давайте спросим,
за что на меня напал.
- Подонок! - хрипит старуха,
два красных глаза горят.-
Ты, кажется, поднял руку
на нашего ры-ца-ря?..
Гоша
- На кой он мне, дьявол, нужен!
Я просто хотел понять,
как тело столь дряхлого мужа
может вас всех охранять.
- Вы пошлый, - девочка плачет.
По голому телу - дрожь.
Старуха зубами клачет,
а дама рыдает: - Ложь!
Чтоб только куда-нибудь деться,
уходит девочка в ночь.
Больно сжимается сердце.
Чем я могу ей помочь?
Я понял: меня не любит
пустой и холодный зал.
Здесь тени живут - не люди.
Спиною я к залу встал.
И вот - на грязную тряпку,
которая - весь небосвод -
кругла, как лицо бурятки,
зелёная туча ползёт.
Ветер гуляет вольный,
листьев полно нанёс.
Синие вены молний
лопаются внахлёст.
Стремительней всё и круче!
“Небо» и сцену — долой!
И вот уже это не туча,
а остров летит надо мной.
Взброшенные, как взрывами,
взметнулись вершины гор.
Ели растут над обрывами,
отражаясь в глади озёр.
Отражения елей свисают
до самых цветов полевых.
Когда надо мной пролетают,
хватаю одно из них.
Упорно к корням от вершины
взбираюсь по веткам тугим...
Поверьте, в том нет ошибки.
То вряд ли доступно другим.
Лечу, замирая от риска,
сквозь донную толщу и муть.
Трассирующие брызги
обозначают путь.
Чувствую, сзади обходят,
Но я не могу — устал.
Красна ли смерть при народе?
Сквозь стену врезаюсь в зал.
В зале толпа народу.
Гогот и дикий свист.
Чей-то кулак: - На в морду!
На рёбрах танцуют твист.
В уши визжат:
- Потеха!..
Задумал от нас слинять?..
А в морду ещё заехать?
За копчик на крюк поднять?
Хотел умереть достойно?
НА людях и в любви?
Живи среди нас, покойник,
мучайся и живи!
Нахал Нахалыч! Ваше Величество!
Врежьте ему меж ребёр!
Нагло!
Наглейте!!
Наглиссимо!!!
Тащат меня на костёр.
И я стал просить у Бога:
- Избави меня от мук! -
и выброшен был на дорогу
сотнею липких рук.
Я встал и пошёл, шатаясь.
Светает. Костыль скользит.
И странно: никто, издеваясь,
в лицо мне уже не кричит.
Дорога ведёт к погосту.
Там реет родная душа.
И так захотелось мне: просто -
поведать ей всё, не спеша.
У низенькой чёрной оградки
на кладбище я постою
и вспомню морщинки и складки
и тихую песню твою.
Что долго здесь не был, я знаю, -
причина - не дальность пути.
- Ты сердишься? - Полно, родная!..
Душа изболелась, прости!
Прости же меня, ради Бога,
и душу мою успокой,
полей мои раны немного
ты мёртвой водой и живой!
Не дай мне упасть ещё ниже -
и так уж я низко стою,
но дай мне окрепнуть и выжить
и вынести долю свою.
Вот с этой молитвой и стоном
я шёл к тебе, милая мать.
Пусть ветер на холме зелёном
травой не устанет играть.
Новые
Меню
