О жизни бабушки и моих родителей

Коротко о жизни бабушки и моих родителей

Моя старенькая бабушка никогда не была знаменитостью и, кроме своей родни и обычного круга знакомых, никому не была известной. А имела она золотой характер, поэтому и дал ей Бог прожить, без трёх месяцев, 114 лет! Пережила она царя, революцию, две мировых войны, голод, перестройку, развал Союза и объединение Германии. Родилась она на Украине, а умерла в Германии. Она не совершила особых подвигов, но хлебнуть в своей судьбе пришлось немало! О жизни таких людей, как она, нашему и будущим поколениям не помешает знать. Ведь именно на таких людях держится ещё до сих пор на этой земле доброта, которая стала великой редкостью. Месть, злость, ненависть ей были не знакомы. Она обладала огромным терпением. За все годы своей жизни у неё не было врагов, она не потеряла любовь к людям, ценила их и в каждом видела только хорошее. Дети её обожали, а взрослые тянулись душой. Такой человек не должен уйти бесследно.

Мы были с ней очень близки, я любила её бесконечно и буду любить всегда. Знаю, что ко мне она относилась также. Мы часто проводили время просто за беседами, делились самым сокровенным, как могли поддерживали друг друга в трудные минуты и давали друг другу силы, когда бывало невыносимо тяжело.

Я считала, что знаю о жизни моей бабушки абсолютно всё. И хотя в своих рассказах она бывало повторялась, я слушала её всегда с удовольствием, пытаясь всё запомнить. К великому сожалению, такой памятью, как она, я не обладаю. И сейчас, начав писать, я ещё больше поняла, как мне её не хватает, я очень многое упустила, сколько бы ещё хотелось узнать, а затем поделиться с ней написанным. Я знаю, она смогла бы оценить мои старания по достоинству. Когда я её иногда просила: «Бабуля, расскажите что-нибудь о своей жизни.». Она отвечала: «Ох, внученька, она такая длинная, что можно книгу написать». Жаль, что я ей тогда не пообещала этого сделать.

А сейчас, мне ужасно хочется, чтобы наши потомки – дети, внуки, правнуки – хоть немного знали историю своих предков. Пусть они тоже гордятся своей пра-пра-прабабушкой так, как горжусь ею я!

Глава 1.

Мирошниченко Федосия Устимовна родилась 2 мая 1889 года в маленьком селе Огурцово Харьковской области на Украине. Оно расположено на берегу реки Северный Донец. Красота окружающей природы, просто неописуема, на холмах бесконечный лес, а внизу голубизна реки. Вспоминая своё детство, она говорила, что это было самое счастливое время в её жизни.

Федосия была в семье Сливченко младшей из семерых детей (двоих мальчиков и пятерых девочек – Герасим, Сафрон, Алёнка, Даша, Оксана, Докия и Федосия). Она была любимицей и отрадой родителей - Устима Фёдоровича и Пелагеи Григорьевны, а также всех братьев и сестёр. Это была семья середняков, где царили взаимопонимание, трудолюбие и уважение к друг другу и к окружающим. С детства она была не обделена теплом, добротой и вниманием. В формировании её характера это сыграло большую роль.

Каждый в семье знал своё дело. Отец с матерью тяжело работали в поле, кроме того успевали справляться дома по хозяйству и воспитывать детей. Дети были тоже очень трудолюбивыми и во всём помогали родителям и друг другу. Больше всего Федосия была привязана к старшему брату Герасиму. Иначе как «сестрёнка», он её никогда не называл. У них была большая разница в годах, но она была его первой помощницей.

«Сестрёнка, хочешь со мной на рыбалку?» - Это было для неё счастьем! Они подолгу сидели в лодке, она помогала ему вытягивать рыбу из воды. Такие моменты из далёкого детства остаются в памяти навсегда. Забот в семье хватало всем. Но любая работа была удовольствием, так как в семье царили взаимопонимание, поддержка и любовь. Обязанностью детей был сбор ягод и грибов для заготовки на зиму. Это было большим удовольствием. Лес манил своей красотой, его запахи кружили голову, а его богатства завлекали и не переставали восхищать своим обилием. Когда дети приходили домой с полными корзинками ягод, грибов, лесных орешков и с охапками цветов, у родителей всегда находилось доброе слово для каждого, они хвалили детей и гордились ими. Всем было весело, дружно брались за дело, в доме царили приятное возбуждение и семейное счастье.

У девочки в селе была одна добрая знакомая бабушка Прасковья, которую она иногда тайно посещала с подружками. Это была очень интересная пожилая женщина. Она жила одна, на окраине села. В её маленьком домике было много книг, которые она лично прочла и пересказывала девочкам в свободное время. Она читала им также Библию. А молитвы дети старались заучить наизусть. Память у Фенечки была прекрасной, она запоминала молитвы быстрее всех и повторяла их как можно чаще, чтобы не забыть. Эта женщина собирала лекарственные растения, делала из них различные порошки, настойки и лечила людей. Хотя об этом мало кто знал, всё было почему-то в строгой тайне.

Любимыми игрушками Фенечки были обыкновенные лоскутки любой ткани. И уже с самого детства мама и сестрёнки хорошо знали, чем можно порадовать малышку – красивым лоскутком. А она уж знала, к чему его применить. Шитьё стало любимым занятием. И как только она немного подросла, родители купили ей швейную машинку. В то время для них это было нелегко, но, заметив способности и огромное желание девочки, все родственники не остались в стороне и деньгами помогли в этой покупке. Сначала она шила простые вещи самым близким, но вскоре уже от заказов не было отбоя. Она сама научилась шить абсолютно всё – от простой косыночки до модного мужского галифе и зимнего пальто!

Уже в 16 лет Федосия имела 11 учениц-швей. Это были девочки из бедных и богатых семей. Она была довольно строгой, требовательной, но доброй и справедливой учительницей. Для всей семьи это был большой почёт и уважение в селе. Девочка приносила в дом хороший доход. Самый счастливый период её жизни был именно в это время. Да и молодость брала своё. Парни заглядывались на девчат, а девчата таяли под их взглядами. По вечерам молодёжь собиралась где-нибудь прямо на улице, веселились до поздна – пели частушки, танцевали под балалайку или гармошку польку, краковьяк, гопак и т. д., шутили и смеялись. Они развлекались всегда все вместе, в кругу, а если уж по парочкам, то здесь же рядом, сидя на брёвнах о чём-то изредка тайно шептались. Каждый старался, чтобы постронние взгляды не заметили даже пылкого взгляда кого-то из влюблённых. Превыше всего ценилась в молодёжи скромность. Девочки должны были быть неприступными, гордыми, но в то же время хорошими добрыми и трудолюбивыми хозяйками. Достоинством было даже то, что если руки девушки от домашней работы имеют неухоженный вид, к примеру от стряпни или при шитьё от иголок, или пятки потресканы от тяжёлой работы босиком в поле. Парни должны были быть крепкими, проявлять глубокое внимание и уважение к слабому полу, а также к старшему поколению.

Девчата на вечеринки наряжались в пышные с оборками платья или юбки и кофты, надевали бусы, в косы вплетали красивые широкие атласные ленты, а щёки натирали буряком (свеклой), чтобы понравиться хлопцам. Фенечка имела от рождения розовые щёчки. Зимой молодёжь каталась на саночках, это было самым весёлым развлечением. Санки бывали длинными и на них помещалось сразу несколько человек. Парни обнимали девчат, а девчата парней. А когда случайно переворачивались и падали в снег, парни старались натереть щёки девчатам, чтобы смыть сок от свеклы. Было много шуток и смеха.

Вот так пришла и её девичья пора. Когда появлялся Наум, сердечко её как-то необычно подрагивало и от его взгляда разливалось тепло по всему телу. Она чувствовала, что он неравнодушен к ней. Однажды весенним тёплым вечером, когда они сидели рядышком на бревне, он смущённо предложил ей: «Давай будем дружить?» И она, не задумываясь, согласилась. Так хорошо им было вдвоём, недалеко от друзей и подруг, болтать о чём-то личном, тайном. А когда они прогуливались парочками по деревенским улочкам, кое-кто шептался и завидовал им. Но это счастливое время продлилось недолго. Наума забрали в Армию, служить царю-батюшке. А это означало 4 года разлуки. Расставались они за огородами за высокой копной сена, чтобы никто не видел. Обое плакали, но никаких обещаний друг другу не давали. Кого что ждёт впереди?... Об этом никто не мог знать. Да и судьбу свою они сами не решали – слово родителей было законом.

Глава 2

Семья Сливченко была в селе в большом почёте. Хоть богатыми они не были, но их небольшое хозяйство всегда было в порядке, земля была ухоженной, а хлопцы и девчата воспитанными, аккуратными и работящими. Время шло, дети взрослели и по очереди обзаводились собственными семьями. К дочерям сватались не только простые парни, но и богатые, из зажиточных семей. Всем хотелось иметь хороших хозяек в доме. Одну из сестёр – Дашу, выдали за богача. В те времена родители о любви и о согласии своих детей не спрашивали. Им хотелось разумеется, чтобы детям жилось легче, чем им и чтобы их дети не знали бедности.

Пришло время и Федосии. Красавицей она не слыла, но была довольно симпатичной девушкой, невысокого роста, с выточенной фигуркой и длинной русой косой. Глаза её светились добротой. Была она скромной и работящей, к тому же – первой портной на деревне! Стали парни свататься. Только были они ей безразличны, ведь в сердце оставался один Наум. А противоречить судьбе было бессмысленно. Когда вошли в хату сваты с красавцем-женихом – Данилой, из богатой семьи, родители не стали долго раздумывать и сопротивляться. Фенечка в семье младшенькая, отец с матерью не молодые. Кому же не хочется счастья для любимой дочери!? Данило – парень видный! А семья, как люди говорят, очень зажиточная, хозяйственная!

Так началась новая жизнь, какую не могли предвидеть ни родители, ни сама Федосия. Чужая семья приняла её без особых эмоций, видя перед собой только свежую рабочую силу. Свёкор оказался грубым, жадным и жестоким человеком. Казалось, кроме накоплений и богатства, его ничего не волновало. Он руководил хозяйством и ежедневно давал строгие распоряжения каждому члену семьи. Даже в мыслях ни у кого не было, противоречить ему. Его слово – было законом. Свекровь, в свою очередь, давала наставления по уборке в доме, стирке, приготовлению пищи, заготовке на зиму и т. д. Муж Фени – Данил, был красивым, работящим парнем. Но особого тепла и любви молодожёны не чувствовали к друг другу. Жизнь шла так, как было положено. От темна до темна нужно было варить, стирать, убирать, шить, полоть в поле, на огороде, собирать урожай, кормить домашних животных и т.д. Всё крутилось и вертелось. Хотя на другом конце села жили родители, Федосия не видела их месяцами. Когда она со слезами умоляла её отпустить хоть ненадолго домой, свёкор говорил, что работа важнее и она ждать не будет. А муж ни разу не заступился за молодую жену. Кроме непосильной работы, да к тому же шитья по ночам, она ничего в своей молодой жизни не видела. Свекровь относилась к ней немного мягче, но при любом удобном случае старалась напомнить, что Федосия из бедной семьи и что она должна быть благодарна, что её приняли порядочные люди. В праздничные дни и по воскресеньям работу бросали и выходили на улицу на посиделки. Свекровь покупала своим снохам и дочерям красивые платки, которые они накидывали на плечи, чтобы никто не мог даже подумать, что им жилось не сладко и чтобы перед людьми не было стыдно. Начинались женские пересуды. Кого хвалили, кого хаили. О Федосии все отзывались хорошо, но не забывали упомянуть, что она из бедных и что ей выпала большая честь жить в такой богатой семье, как Колесниковы.

На самом же деле семья эта была жестокой. Родители были жадными, злыми и бессердечными.

Шло время. Федосия родила дочь Лушу. Для утешений малышки и для материнской радости времени не было. Тяжкий труд изматывал, забирал последние силы. Особенно когда начинались посев, прополка и уборка урожая в поле. Несмотря на то, что дочь была ещё совсем маленькой, Федосию заставляли целыми неделями жить и работать вдали от дома, в поле. В воскресный день она бежала домой, сломя голову. Где же её малышка, как же она по ней соскучилась! Ей нужно было успеть убрать в доме, постирать, чтобы снова отправиться на всю неделю. Дочь росла без материнского присмотра и без ласки. А сердце матери рвалось на части.

Однажды, рано утром, когда она выгоняла коров со двора на пастбище, рядом прошла сестра Наума и,как бы мимоходом, шепнула: «Наум вернулся, сегодня вечером будет ждать тебя за вашей копной». Федосия не могла не пойти, как бы ни боролась сама с собой. Они встретились тайком буквально на пять минут. Крепко обнявшись, горько заплакали, зная, что это их последняя встреча наедине. Разошлись, попрощавшись и пожелав друг другу счастья. Через короткое время Наум женился, также, по наставлению родителей.

Ранней весной отец заставил своего сына Данила переправить через реку по льду воз, который тянула пара быков. Лёд был уже слабый и,вдруг, посреди реки, воз провалился. Отец закричал: «Как хочешь, а быков спасай!» Сын оказался в ледяной воде, но о нём не было речи. Нужно было любыми путями спасать быков – богатство семьи. Слово отца было законом! Быки были спасены, а сын тяжело заболел воспалением лёгких. Горе навалилось на хрупенькие плечики молодой жены. Все свои силы она отдавала работе и уходу за больным. Ему становилось всё хуже и хуже. Федосия до изнеможения пыталась успеть выполнить все указания свёкра и свекрови, а к тому же уделить внимание дочери и больному мужу. Ей было его ужасно жаль, хотя он часто грубил и обижал её. Но она могла это понять и простить. Ведь ему самому было несладко. С каждым днём он становился всё слабее, уже не вставал с постели. Ей приходилось самой его мыть, переворачивать, менять постель и прочее.

Прошло около двух месяцев, муж умер.Теперь жизнь с каждым днём становилась всё невыносимее. Свёкор изматывал её непосильной работой и настаивал стать женой своего второго сына. Она не соглашалась. Он отправил её вместе с младшим сыном на всё лето в поле. Чуть свет они просыпались и до самого темна пололи буряк, подсолнечник, кукурузу. Степан относился к ней по-братски, жалел её, ему и самому приходилось нелегко. Не успеют прополоть одно поле, нужно уже начинать второе. После первой прополки пора опять начинать по второму разу, а потом по третьему и полностью убрать урожай. Работа была каторжной, а деваться было некуда. Спали они на возах с соломой, рядом с полем.

Только изредка она прибегала домой, чтобы помыться, взять кое-что из продуктов, да крепко обнять дочь. Слёзы подступали к горлу, но она старалась заглушить их. Как бы душа не плакала, работа отвлекала её от тяжёлых мыслей, она так быстро полола, что мало кто мог за ней угнаться. А по вечерам, когда начинало темнеть, можно было услышать печальные народные украинские песни, которые рвали сердце на части. Она старалась петь, чтобы заглушить душевную боль.

Маленькая Луша росла, как придорожная трава. В основном целыми днями никто на неё не обращал внимания. Однажды она ходила по двору, не знала, чем ей заняться и незамеченной вышла за калитку. Так она побрела вдоль села, а потом устала, скрутилась в клубочек и уснула где-то под чужим садом. Когда стало темнеть и о ней вдруг вспомнили, в доме начался переполох. Её нашли, но как только Федосия прибежала в воскресенье домой, то на неё обрушились упрёки и ругань: «Эта самовольная девчонка совсем не слушается, что хочет, то и делает!»

С тех пор бабушка привязывала Лушу длинной верёвкой. Она ходила по двору, целый день, как собачонка. То играет, то плачет, то здесь же и уснёт вся в слезах. Сосед-старичок частенько наблюдал со стороны, сердце кровью обливалось от жалости. Раздвинет в заборе ветки, перелезет к ребёнку, приласкает, а когда и блином поделится, успокоит дитя.

А однажды случилось ужасное. Луше было неполных три года. Девочка играла маленькими цыплятами. Рядом стояла полная бочка с дождевой водой. Луша решила научить цыплят плавать и всех по очереди вбросила в бочку. За это она, разумеется, была наказана. Ребёнка избили так, что она от плача потеряла голос. Когда мать вернулась домой с поля, сосед не выдержал и всё ей рассказал.

Федосия рыдала от горя, но как же ей защитить своё дитя и себя ?! Этот вопрос мучил её давно, а после смерти мужа она безустанно искала выход из сложившегося положения.

Глава 3

Этот период жизни был для Федосии особенно тяжёлым. Шла 1-я мировая война с Германией. Очень многих односельчан забрали на фронт. Оба брата, а также муж старшей сестры Алёнки, муж и сын сестры Оксаны погибли. Родители умерли. От горя и от непосильной работы она исхудала и почернела. Но всё горе надо было заглушить в душе и продолжать жить.

За четыре года семейной жизни, она заработала в этой семье хорошую часть хозяйства, которой хватило бы ей с дочерью начать самостоятельную жизнь. Но об этом нельзя было даже заикаться. Однажды выдалась свободная минута. Переполненная горечью, накопившейся на душе, она побежала к старшей сестре Алёнке.

«Сил моих больше нет! Не нужно мне их богатство, брошу всё и уйду!»

«Вот и правильно сделаешь!», - ответила старшая сестра, - Переходи ко мне и будешь жить у меня». Но совесть Федосии не позволяла с пустыми руками прийти нахлебниками в дом к сестре, у которой было своих трое детей.

Наконец осенью урожай был почти убран. Она проснулась в поле на бричке рано утром от холода, снежинки таяли на её лице, а вся она была покрыта снежным ковром. Это означало, что можно отправляться домой. Радуясь долгожданной встрече с дочерью, она, будто ласточка, «летела на крыльях». Да только ждали её дома ни радость и веселье, а очередная обида и боль. Свёкор не унимался и стал настаивать на замужестве Федосии за вторым своим сыном. Парень он был добрый, но она его не любила. Ей было обидно, что её держат в семье просто, как рабочую силу, не считаются с ней, как с человеком. Она устала от непосильного труда, от разлук с ребёнком, от несправедливости по отношению к ней, от всей этой опостылой жизни.

«Нет.», - сказала она, - «Этого не будет никогда!».

Озверевший свёкор схватил батог (кнут) и несколько раз ударил её по спине изо всей силы. Она успела выскочить во двор, затем через калитку и прямо к Алёнке. Сестра подхватила её, как могла успокоила и приласкала.

«Сегодня же забирай Лушу и оставайся у нас!». Вечером Федосия тайком связала в узел то, что смогла, из своих пожитков, забрала трёхлетнюю дочурку и ушла навсегда. Первое её замужество оставило в душе большую рану. От воспоминаний о тех временах остались только горечь, боль и обида. Ненавидеть, злиться или мстить она не умела.

Теперь сёстры жили вдвоём, воспитывали детей и, как могли, пытались прокормить семейство. Федосия опять взялась за шитьё. Шила день и ночь. Было нелегко, но в кругу родных и добрых людей усталость не замечалась. А слова благодарности за сшитую новую вещь прибавляли ей силы и вдохновляли на дальнейший труд. Появилось своё хозяйство. У Федосии наконец-то снова расправились плечики и порозовели щёчки.

Назревала Октябрьская социалистическая революция. Люди повсюду шептались, кто-то боялся, кто-то надеялся на лучшее. По деревням ездили незнакомцы и тайно агитировали бедняков объединяться на борьбу с помещиками. Однажды Федосии довелось увидеть совершенно необычное зрелище. Произошло это в городе Харькове, куда она попала совершенно случайно. Несколько односельчан собрались поехать на рынок продать излишки выращенного урожая, а взамен на вырученные деньги закупить кое-что в городе. Ей повезло, оказалось свободное местечко в бричке. Они доехали до железной дороги, а потом паровозом до Харькова. Город очень большой и красивый. Людей столько, что страшно потеряться. А в одном месте - ну просто иголке негде упасть. Посредине, на какой-то возвышенности, стоит небольшой человек, такой простой и невзрачный, что-то рассказывает, а люди вокруг притихли, затаив дыхание. Федосия мало что поняла из его рассказа, но заметила, что люди слушали его очень внимательно, как завороженные. Он говорил о чём-то хорошем, обещал, что вскоре, жизнь изменится к лучшему. От его добрых слов у неё в душе появилась какая-то надежда. Домой она вернулась с твёрдым убеждением, что что-то должно произойти. Это был Владимир Ильич Ленин.

И вот, грянула революция! Скинули царя. Богатые вдруг стали бедными. Забирали, годами нажитое, добро. Выгоняли из собственных домов. Кругом стоял вой, плач, было вовсе непонятно кто прав, а кто виноват. Люди привыкли в трудные минуты обращаться за помощью к Богу. Каждое воскресенье ходили в соседнее село Гатище на службу в церковь. Но вдруг их перестали туда пускать, запретили даже приближаться. Через реку на мосту поставили часовых. Люди пытались вплавь и вброд перебраться, чтобы попасть на воскресный молебен, но в их останавливали стрельбой. Жуткое, непонятное время!

Федосии тоже было ужасно страшно. Не так за себя, как за маленькую дочь. Только бы уберечь её в это тревожное время! Хотя в чём она перед кем-то виновата? Кроме работы ничего в жизни не знала. И отбирать-то у неё нечего. Только бы самим на житьё хватило, чтобы с голоду не умереть! А ведь многие и голодали, и умирали. Но её Бог миловал! Каждый вечер она не забывала перед сном произнести молитву, которой научила её добрая Прасковья. Она просила за себя и за своих близких.

Глава 4

И эти трудные годы миновали. В селе жизнь стабилизировалась. Стало всё на новый лад. Управляла всем теперь советская власть. Только для Федосии слишком большой роли это не играло. Она жила своей жизнью так, как умела. С утра до вечера трудилась, а по ночам шила. Воспитывала дочь, помогала сестре и её детям и бесконечно любила всех своих родных.

На молодую, симпатичную вдову заглядывались не только мужчины, но и неженатые парни. Но Федосия ни о ком не хотела даже слушать.

«Сестрёнка, - говорила заботливо старшая сестра, - не век же тебе самой куковать, да и дочери нужен отец. Ведь есть же и хорошие люди. Если один раз не повезло, так это не значит, что все одинаковые.».

«Не могу я, пойми, и не хочу! Мне сейчас так хорошо! Замужем я уже набылась до сыта!».

«Ты только пойми меня правильно, мне ведь с тобой тоже хорошо, но я хочу, чтоб ты была счастлива!».

Когда в селе появлялся кто-то новенький, была уже сенсация. Сразу о нём знали почему-то всё, или почти всё, так как слухи быстро разносились, даже без ветра. Василий Фёдорович Мирошниченко был новым продавцом в сельском магазине. Это была высокая и почётная должность. К тому же был он образованным, а учился в самом Харькове. Ему было уже под тридцать, но женатым он ещё не был. Парень был видный, городской, крепкого телосложения, умел с любым культурно завести беседу.

В свои годы он уже успел побывать на войне, оказался в плену в Германии. Когда вернулся домой, умерла мать. Отец привёл молодую мачеху в дом и приказал сыну называть её мамой. Сын тоже уже был далеко не юношей и ответил с насмешкой: «Если бы ты сказал, покататься с ней на саночках, я бы не отказался, а называть мамой...». Так он уехал из города в село, где стал работать продавцом. Когда-то давно, он был знаком с сестрой Федосии Докией, которая была уже замужем. При случайном разговоре Василий узнал о судьбе Федосии.

Сельская жизнь хоть и трудная, но в ней всё ясно. Каждый человек здесь, как на ладошке. Василий её ещё не видел, но знал о ней всё. И ни одного плохого слова ему услышать не довелось. А когда он встретил Федосию, она ему очень понравилась и было такое чувство, что он знает её уже целую вечность. И не то, чтобы красотой она обладала неописуемой. Нет. Самая простая деревенская девушка. Но душевная красота была налицо! То ли в глазах, то ли в манерах поведения, то ли в словах, но она притягивала к себе людей внутренней красотой.

«Она должна быть моей, - подумал он, - другой мне не надо. А дочь её станет моей дочерью. Только бы она согласилась». Он знал, что о замужестве Федосия и слушать не хочет. Уж досталось ей после первого раза!

У Федосии при встрече с ним появилось какое-то странное чувство, которое она тут же попыталась заглушить, сказав сама себе: «Какой парень!... Но не для меня, и даже думать об этом не стану!». Она отгоняла от себя мысли о нём. «Такой умный, модный в кожаной куртке и кожаных брюках, наверняка девчат у него – хоть пруд пруди!». Она очень стеснялась и даже боялась его.

Приближался Новый год. Все суетились и готовились к празднику. Федосия и Алёнка ждали гостей. Было заранее всё приготовлено,cварено и испечено.

Пришли кумовья, друзья, собрались все, кого ждали, но в дверь ещё кто-то постучался. Вошли сестра Докия с мужем и Василий Фёдорович:

«Примите в свою компанию? Не на улице же нам встречать Новый год!». Поставили на стол большую бутылку самогона.

Почти до утра веселились, шутили, смеялись, А перед уходом Василий прямо, без заковырок, сказал Федосии: «Жди, пришлю сватов».

Глава 5

Так у неё снова появился муж, но теперь уже – надёжный, сильный, внимательный. А у дочери - отец, ласковый и любящий. Началась новая жизнь, которую они строили только вдвоём и никто не мог им помешать.

Не раздумывая, начали строить себе жильё. Работы не боялись обое. Ездили в лес, рубили деревья, возили, пилили, строили. Вскоре стоял уже очень добротный, по тем временам, дом.

Василий был в селе довольно видным человеком. За что бы ни взялся, всё «горело» в руках. На работе был в почёте. К тому же хозяин - что надо! И порядок в доме, и достаток. Василию предложили стать председателем сельского совета. Он был человеком прямым. Не боялся в глаза другим высказать собственное мнение. Односельчане его уважали за это. А были такие, что и завидовали. Зависть порождает в человеке злобу. А то и другое вместе порождают подлость. Так что, по всей вероятности, были у него и тайные враги. От должности председателя сельсовета он отказался. Федосия догадывалась, что советская власть Василия не во всём устраивала, но о

чём-то спрашивать или что-то советовать, она не смела. Тем, что муж считал нужным, он делился с женой. Но были у него и лично мужские дела, о которых Фенечка даже не подозревала. В общем, с новыми властями Василий был не в ладах.

Федосия чувствовала себя счастливой. Она любила мужа, но и немного его побаивалась, как хозяина. Старалась во всём угодить. Так она была воспитана и так было принято в те времена. Жена должна во всём подчиняться мужу. Сама она очень много шила, это было её любимое занятие. Приходили ото всюду люди, заказывали кто платье, кто костюм, а кто и пальто. Работы хватало. Особенно перед праздниками, всем хотелось одеть что-то новенькое. Модельеров и закройщиков у неё не было. Она сама со всем справлялась. Да ещё как! Таких красивых сарафанов, блузок, платьев, девчата и во сне не видели. При всякой возможности, когда Федосия попадала в город, она рассматривала проходящих городских дам. Запоминала фасон и уже без посторонней помощи могла сама сшить что угодно.

Кроме шитья она успевала также ухаживать за хозяйством, помогать мужу в поле, на огороде.

Весной, когда начинал таять снег, Северный Донец разливался так, что село становилось полностью отрезанным от города. Приходилось переправляться до железной дороги на лодках. И вот однажды в такой разлив произошло несчастье, которое потрясло бедную Федосию до глубины души. Лодка, в которой была её старшая сестра Алёнка с младшей дочерью перевернулась и они обе утонули. Не стало любимой сестры, которая выручала её ни раз, которая заменяла ей в трудную минуту мать, приютила её с маленькой Лушей. Не стало племянницы, которую любила она, как собственную дочь. Ведь делили они в трудные минуты всё поровну. Двое старших детей Алёнки сын Володя и дочь Нюра были уже взрослыми. У каждого был свой путь, но мать дорога детям в любом возрасте. Сердце Федосии разрывалось от боли, от жалости к племянникам, но так видно было угодно судьбе.

Шло время. В семье появились ещё две девочки – Маруся и Таня. Родители любили своих дочерей, младшенькую часто баловали. Отец называл её ласково «Танашок». Но и старшая Луша никогда не была обделена вниманием и любовью со стороны отчима. Ни разу, ни даже самым малейшим намёком, Василий не показал разницу в отношениях к детям. Все трое были для него равны. Что ещё было нужно для семейного счастья?! Но жизнь человеческая в основном состоит из страданий, а счастливые минуты пролетают так быстро, что насладиться ими не успеешь.

После отказа от должности председателя сельского совета начались различные неприятности. Василий ничего не рассказывал жене. Не хотел нарушать её покой, да и дело это не женское. Но Федосия чувствовала душой и сердцем, что с ним что-то происходит, часто приходит он какой-то задумчивый. А порой просто расстроенный. Не привык Василий перед всеми кланяться. Всегда жил своим умом. Ведь не глупый же был, образованный. Понимал любое обстоятельство не хуже других, которые пытались править над всеми. Видел где правда и неправда. Понимал также, что не всё справедливо, что принесла советская власть. Но нужно помимо своей воли мириться с этой несправедливостью и молчать. А молчать не мог. Как ни пытался, не всегда это получалось.

Глава 6

Наступил 1933 год. Начался голод, который забрал сотни, тысячи человеческих жизней. Из села вывозили полные телеги трупов. Здесь были друзья, знакомые, родные. Только мало их кто оплакивал, у оставшихся не было на это сил.

Те, кто делился последней крошкой, выживали. А там, где каждый думал только о себе – вымирали семьями.

Только благодаря взаимной любви, трудолюбию, дружбе, семья Мирошниченко выжила в это трудное время. Спасли надёжно запрятанные пару вёдер пшеницы. Овощи Василий добывал из мёрзлой земли заброшенного колхозного поля. Он ходил туда почти каждый день и бывало возвращался только поздно вечером, ведь глубоко под снегом можно было добыть в день только одну или пару картошин. Зимняя рыбалка тоже удавалась очень редко.

С горем пополам пережили зиму. А весной людям начали помогать первые побеги. Даже пару сбережённых зёрен бросали в землю, разрезанные картошинки сажали на огороде. Щедрый лес дарил людям свои богатства, ягоды, грибы, лесные орешки, дичь. Федосия с Василием спаслись, им также удалось спасти своих детей.

К тому времени Луша выросла, превратилась в очень привлекательную молодую девушку, за которой начали бегать парни. Особой красотой она не обладала, небольшого роста, шустрая, вид гордый. А вот ребят завораживала. Зачастили двое парней из соседнего села Гатище. Оба вздыхали, оба предлагали выйти замуж. Да только Луше не давал покоя другой. Это был свой деревенский парень. Высокий красавец Андрей и тоже Мирошниченко. Да вот только был он из семьи, о которой ходила по селу не очень хорошая слава: Порядка ни во дворе, ни в хозяйстве. Парни и девчата красивые, а гулящие. Вот и заболела душа у родителей. Как же отдать дочь в такую семью? Отец воспротивился полностью, запретил Луше встречаться с Андреем. Парень-то он не плохой, но жизнь людей меняет. Раз семья такая, значит будет дочь не счастливой. Как же её уберечь от этого?

Против воли родителей, Луша вышла замуж. Василий приказал на свадьбу никому из семьи не являться. Душа матери рвалась надвое. Было жаль дочь. Но противиться воле мужа она тоже не смела, тем более считала, что он прав. Тайно она собрала и переправила дочери её вещи. Младшей сестрёнке Тане не терпелось увидеть невесту с женихом. Она потихоньку надела совсем новенькое, недавно купленное, пальтишко и новые ботиночки, оглянулась вокруг и что было духу помчалась на свадебный пир, где слышна была музыка и веселье. Её заметили сразу на пороге. Вскоре она уже сидела возле невесты с женихом на самом почётном месте.

Прошло немного времени, вдруг заметили, что младшей дочери нет дома. Отец строго наказал Марусе: «Пойди, забери её и сразу же домой!». Сестра помчалась, забрала Таню. «За то, что ты не послушалась отца, будешь ходить опять в старом пальто и старых ботинках!». Таково было наказание.

Долго ещё продолжался бойкот. Но когда у Луши появилась маленькая дочь, отец не вынес испытаний. Он был счастлив обнять внучку, а также непослушную дочь с зятем. Был он строгим, но злости в душе не было.

Глава 7

1937 год для многих людей оказался годом больших испытаний. Люди боялись всего, одно неверно сказанное слово могло стоить человеческой жизни. Люди стали бояться друг друга. Донести на невинного человека было обычным делом. В те Сталинские времена случалось часто – пройдёт «Чёрный воронок» по селу и пропал человек без вести.

Василий, горячий по натуре, не мог мириться с несправедливостью, говорил правду в глаза. Жена часто успокаивала его: «Уймись, Василий! Нет правды на земле, не ищи. Смирись.» Да только не мог он иначе. А она и любила его именно за такой характер.

Горе, как всегда, приходит нежданно. Однажды ночью в двери громко постучали прикладом автомата. Дети испуганно проснулись. У ворот стоял «Чёрный воронок». Наспех муж обнял жену и детей. «Не плачьте, я не надолго, я вернусь», - всё что успел сказать на прощанье.

Чуть свет Федосия пешком побежала в город, в милицию, узнать какая же произошла ошибка. Она взяла с собой передачу для мужа, умоляла о встрече с ним. Но никто ничего не знал. Напрасно она обивала пороги, не взяли даже белье и продукты. Ответили, что такого нет. Убитая горем, она возвратилась домой ни с чем.

Шли дни, недели, она по-прежнему ходила по утрам в город, пытаясь что-то узнать о муже. «Где же он? Её любимый, отец её девочек, их кормилец. Что с ним? За что его схватили?».Так она ходила, пока не потеряла надежду. Она решила просто ждать: «Ведь не такой он человек, чтобы так просто было его взять! Он обязательно вернётся и я его дождусь!».

А время шло. Девочки росли. Она всё работала и работала, забывая порой о еде и о сне. Днями и ночами думала и ждала. Вспоминала каждую минуту, проведённую с любимым. Не верила она, что с ним что-то случилось, он должен найти выход из любой ситуации. Она знала его непокорный характер.

И однажды действительно произошло чудо. Заросший, оборванный и худой он тайком пробирался к собственному дому, который выстроил своими руками, к родной жене и детям, по которым соскучился до горьких слёз. Он не мог показаться на глаза кому-либо в селе. Считался он преступником, хотя сам не понимал, за что! Всё это долгое время он находился под стражей сначала в тюрьме, затем на тяжкой работе. Постоянно под дулом автомата. Только воля к свободе, любовь к семье, жене и к жизни дали ему силы бежать и спастись. Да только от судьбы далеко не убежишь.

Началась вторая мировая война. Василий наконец-то решил выйти из домашнего заточения. Пришло горе для всего народа, враг на пороге, надо было забыть о себе, о том, что пришлось пережить. «Теперь уже прятаться ни к чему»,- подумал он, - «те, кто меня разыскивал, забыли обо мне. Забота теперь у всех одна – спасать родную землю!». Односельчане решили выгнать весь скот далеко за село, чтобы как-то спасти. Мужчины собрались все вместе и Василий пошёл с ними. С тех пор Федосия его больше не видала. По рассказам односельчан, его схватила милиция по доносу кого-то из своих.

Глава 8

Годы войны. Как можно было их пережить? Время ужасное! Страшное! Женщины и дети забивались в подвалы, прятались то от немцев, то от русских. Бывало, народ эвакуировали подальше от линии фронта, затем люди возвращались обратно. Однажды, после очередной бомбёжки, Федосия обнаружила пропажу. Исчезла самая дорогая вещь, которая у неё была – швейная машинка. Только весной она обнаружила её в бочке с рассолом, которая стояла во дворе. Похоже, что сделал это кто-то из своих односельчан. Видно просто из зависти.

Село постоянно бомбили, в кого попадали, а кого Бог миловал. Человек привыкает ко всему. Постепенно стали не так бояться. В подвалах обычно собирались соседи по несколько семей. Вместе было не так страшно. Прислушаются, где бомбят: «А, это далеко, на той стороне села, даже можно вылезть из подвала». А бывало утихнет всё кругом, все потихоньку вылезают. Глядь, а вместо соседнего дома осталась только глубокая воронка.

Федосия не переставала ждать весточки. Надеялась, что Василий жив. Все заботы и переживания её были о детях и о внучке Мусеньке, которая была на редкость умной девочкой. Для всех она была забавой и отрадой. Её большие умные серые глазки казалось понимают всё больше взрослых. Для её возраста, она проявляла большие способности, запоминала стихотворения, песни, рассуждала совсем не по годам. Мягкие русые кудряшки завивались и свисали на плечики. «Чудо, а не дитя!», - восхищались соседи. А уж для родных это была настоящая радость!

Горе одно никогда не ходит. Оно тянет за собой другое. После очередной бомбёжки у Муси резко стал пропадать слух. Сначала она по нескольку раз повторяла одни и те же слова, на что сразу обратили внимание. Затем, всё реже откликалась на своё имя. Лушу и Федосию охватила паника. Что же делать?! Её срочно надо показать врачу. А куда обратиться?! Вокруг враги. А в селе и раньше-то врача не было, нужно было идти или ехать далеко в город.

Кругом бомбят, страшно голову высунуть. Но любовь к ребёнку оказалась сильнее страха.

Закутала Федосия внученьку в большой шерстяной платок, дождалась, когда стрельба утихнет, и понесла её по родной, но от бомбёжки, похожей на незнакомую, деревне, прямо к дому, где расположился вражеский медпункт. Ей было страшно, но больше она переживала за дитя, которое притаилось на её груди.

К её большому удивлению, немец-врач оказался добрым человеком, он проявил внимание и сочувствие. Дело было очень серьёзным, без определённой медицинской аппаратуры сделать что-то на месте было невозможно. От сильного звука взрывов бомб у девочки произошло смещение ушных перепонок. Необходима была срочная операция в оборудованной клинике. Попытки что-то предпринять не завершились успехом. Внучка осталась глухонемой на всю жизнь.

Федосия не успела передохнуть от одного горя, другое стояло уже у порога. Начался сбор молодёжи в Германию на принудительные работы. Не удалось уберечь среднюю дочь Марусю. Её стройная крепкая фигура привлекала внимание. Её жених Алёша был ей под стать. Случилось так, что схватили всю Алёшину семью, а вместе с ними и Марусю. Их сопровождали под дулами автоматов до самой железной дороги. Кто смог, убежал, а в основном, за попытку к бегству настигали пули. Всех погрузили в товарные вагоны и отправили на чужбину, безжалостно разлучив с близкими и родными.

Для Федосии такой удар казалось был не под силу. Что бы она ни делала, куда бы ни шла, слёзы застилали глаза. Все мысли были о пропавшем муже, об угнанной дочери, о несчастной внучке. Где взять столько сил, чтобы всё пережить?! «Надо надеяться!», - думала она – «Жив мой муж, обязательно вернётся! И с Марусей всё будет хорошо!». Так она уговаривала сама себя и молилась, молилась.

Глава 9

Время на месте не стоит. За тревогами, заботами, ужасами войны, совсем незаметно повзрослела и младшая дочь, Танюша. Теперь она стала первой помощницей и опорой. Как бы ни было, а жизнь шла своим чередом. К концу войны Таня закончила 7-летку. Часто уроки прерывались сиреной, от которой мурашки бежали по коже, все бегом спускались в бомбоубежище. А когда всё стихало, нужно было опять сосредоточиться на занятиях. Это было не так просто, но дети понимали, что другим – их отцам, братьям – намного труднее. Молодые годы берут своё. Несмотря на все невзгоды, девчонки и мальчишки собирались часто вместе. Таня преобразилась в симпатичную, с выточенной фигуркой, девушку. Характером она выдалась в отца – гордая, независимая. Парни заглядывались на неё, а смелости подойти, поболтать, позаигрывать, хватало не у многих. Кузьме очень уж нравилась эта недоступная девчонка. Подруги давно замечали его пылкие взгляды, а Татьяна делала вид, что ничего даже не подозревает.

Молодёжь часто собиралась в доме у Федосии, здесь они чувствовали себя уютно, сидели, рассказывали всякие истории, шутили. Перед рождеством обычно гадали на суженных. Девчата бросали через спину сапожок – в какую сторону повернётся носок, там и живёт суженный. Падали спиной на снег и проверяли, будет ли бить будущий муж – если на снегу появятся поперечные полосы, значит не миновать побоев. Гадали также на имена; В тарелку наливали воду, по краям наклеивали бумажки с различными мужскими именами, а в середину капали воск, сверху ложили иголку. Она плыла к имени суженного.

Таня выбрала себе гадание посложнее. Нужно было отбить без передышки сто поклонов. Ни с кем не разговаривая, лечь спать. Наутро она стала вспоминать сон. Ей показалось, что во сне видела Кузьму, или кого-то похожего на него. Точно определить не могла. Но стоило только своими предположениями поделиться с дузьями, так и посыпались шутки, намёки. Так и приписали Кузьму Таниным женихом.

Глава 10

Наступил долгожданный день победы. Люди радовались, веселились и плакали от счастья. Федосия вместе с другими вышла на улицу. На ней было любимое платье с оборками, сшитое ею самой с большим старанием и любовью. Оно пролежало в сундуке не тронутым с тех самых пор, как не стало в доме мужа. Играла гармошка, танцевали парами, в основном женщины. Кто шутил, кто смеялся, а кто и плакал. Федосия, как натянутая струна, в постоянном напряжении, чего-то ждала. Она чувствовала, что-то должно произойти. Она так

надеялась, что случится чудо. Не может быть, что она так долго ждёт и надеется напрасно. Каждый вечер она становится в уголок на колени, как учила её в детстве добрая бабушка Прасковья, и молится за мужа и дочь.

В тот день Федосия проснулась , как обычно, чуть свет. Странный сон тревожил душу – на столе было насыпано несколько кучек пшеницы, она подставила фартук, сгребла себе в подол одну кучку побольше и самую маленькую, и вышла из хаты. Ничего особенного в этом сне не было, да только предвещал он большое несчастье.

«Конец войне – конец страданьям», - успокаивала она сама себя, - «Вот вернётся Василь, придёт время - возвратится и Маруся с Алёшей домой, вот радость-то будет!». Таня подошла сзади, обняла маму: «Мамочка, можно я пойду сегодня с девчатами и хлопцами в лес, ландыши уже расцвели?». Хотела Федосия ответить, но мысли её прервались. Во двор входили двое мужчин в милицейской форме.

Мать и дочь невольно опустили руки, замолчали, сердце замерло. «Мирошниченко Федосия Устимовна?... Вы арестованы, разрешается взять только самое необходимое!». Ничего не понимая, как во сне, она медленно развернулась, пошла в дом. Руки и ноги не слушались, стали будто ватными. Голова не соображала, что нужно взять, куда и зачем. Среди самых необходимых вещей, была одна - самая важная для неё. Она сняла со своей ножной швейной машинки «Зингер» головку, завернула её в чистое полотенце и спрятала в мешок. Таня ухватилась за мать: «Я с тобой, мама.».

Их повели по родному селу, как преступников. Люди, недоумевая, смотрели вслед. Но каждый боялся проронить слово или что-то спросить. Лишь между собой перешептывались. Федосия растерялась, она не могла ничего понять, спросила, что случилось, но ответа не дождалась. Таня испуганно поспевала за матерью. Милиционеры сопровождали их до самой железной дороги, сначала через своё село Огурцово, затем через мост до соседнего села Гатище, через кладбище, через сосны до железной дороги. По пути к ним присоединялись ещё такие же женщины, дети и старики. Прибежала Луша с дочкой. Федосия обняла их в последний раз, горько заплакала. Крики, причитания, плач – всё как на войне, для них она не закончилась! В вагон вталкивали всех по списку, никого не пропуская. «А ты куда? Можешь оставаться», - грубо сказал один из милиционеров Тане. «Нет, я с мамой», - ответила она и гордо вошла в вагон.

Эшелон тронулся. В те минуты Федосия ещё не знала, что уже больше никогда в жизни не придётся ей увидеть этих, до боли знакомых, родных мест, этих сосен и этих тропинок. Она тогда ещё не знала, что будет ей это всё только снится на протяжении всей её жизни.

Ехали долго, часто останавливаясь и собирая по дороге таких же растерянных, несчастных людей. В Харькове поезд остановился и было приказано всем выйти. Людей было много, выстроилась целая колонна. По обе стороны цепочкой, с автоматами и овчарками, арестованных охраняли военные. Старики, пожилые женщины, молодые, с детьми на руках, дети-подростки, испуганными глазами смотрели по сторонам. Прохожие останавливались, наблюдали за колонной. Местные жители выскакивали на улицу, чтобы рассмотреть поближе это зрелище. Некоторые с балконов что-то выкрикивали. Можно было разглядеть разнообразные выражения на их лицах. Одни сочувственно молча смотрели вслед. Другие злорадствовали. А от некоторых можно было услышать злобное «враги народа!» или вульгарную ругань.

Федосию охватывал ужас. Она прижималась поближе к дочери. «Только бы с Танечкой было всё в порядке. Я-то крепкая. Всё перетерплю», - думала она. А сама старалась сосредоточить внимание на других людях, более несчастных. Вот совсем молодая женщина, с двумя детками, Один за подол держится, а другой ещё на руках. «Боже мой, каково же ей, бедняжке! Уж нашли врагов!», - думала Федосия с горечью.

Пережить такое испытание, казалось, было не под силу. Была война – это понятно. Были враги – фашисты. Они издевались над нашим народом – это ясно. Но сейчас, идти под дулами автоматов своих же земляков! Притом, разве может быть такой немощный старик, стоящий одной ногой в могиле, врагом целого народа?! Или эти крошки, которые ещё не успели научиться сказать слово «мама» !? Ведь ни одного здорового мужчины во всей колонне! Такое человеческому уму было непостижимо. А душа болела так, что хотелось кричать на весь мир: «За что?! За что?! Ведь мы же ни в чём не виноваты!!!»

Всех привели в городскую тюрьму. Находилась она в Харькове на Холодной горе. От одного названия – мурашки бегут по коже. Федосию и Таню поместили в огромной камере, где люди один возле другого расположились прямо на полу, на холодной земле. Плач детей, причитания женщин, стоны стариков – всё смешалось. Кормили какой-то бурдой. Тут же стояла бочка под названием «параша», все ходили в неё по нужде. Танюша от стыда готова была провалиться сквозь землю, только бы не ходить туда. В молодые годы человек особенно раним. Была она девочкой очень стеснительной. Ведь среди заключённых были и парни-подростки. Один раз в день выводили всех в тюремный двор на прогулку. Все шли цепочкой один за другим по кругу. Спать ложились в камере прямо на полу, подстелив кое-что из своих пожитков.

Однажды к Федосии подошёл молодой милиционер. Выглядел он довольно добродушным парнем. Он отозвал её в сторонку и негромко завёл разговор:

«Мамаша, не хотели бы вы оставить дома свою дочь? Знаете ли вы, что считаетесь женой врага народа? Вы подлежите высылке в Северный Казахстан с полной конфискацией имущества. Но ваша дочь может остаться здесь. Дело в том, что мне она понравилась и я готов попросить своего вышестоящего начальника, дать разрешение на женитьбу на вашей дочери. Согласны ли вы на это?»

«Сначала я спрошу у дочери», - тихо ответила она.

Но не успела мать договорить всё до конца, как Таня наотрез отказалась. «Нет, мама, ни за что я тебя не брошу! Куда ты, туда и я!».

Ровно три недели, которые показались им целой кошмарной вечностью, провели они в тюремных застенках. Казалось бы совсем недолго, всего двадцать один день, но рана в сердце не зарубцевалась до самого последнего дня жизни.

Глава 11

Людей погрузили, как скот, в товарные вагоны. Ещё в тюрьме Федосия с Таней старались быть всегда рядом с молодой женщиной и её двумя мальчуганами. Они пытались ей в чём-то помочь, ведь дети были ещё совсем маленькими. При разговоре выяснилось, что они жили недалеко, почти что в соседнем селе. Здесь же, в вагоне, тоже оказались вместе. Таня Рыжова, так звали молодую маму, пострадала из-за мужа. Во всяком случае, так она считала. Ведь ей предъявили обвинение: «Жена врага народа!».

Куда не повернись, кругом «враги народа». Этих несчастных людей объединило горе. У каждого сердце обливалось слезами обиды и несправедливости. Но именно это порождало в людях доброту к друг другу, взаимопонимание, сочувствие и желание во всём, пусть даже в самом малом, помочь друг другу, поделиться последней крохой!

Вагоны тянулись медленно по знойным казахстанским степям. Часто останавливались, здесь же рядом, возле железной дороги, разводили огонь, готовили скудную пищу, лишь бы не умереть с голоду. Вдоль всей дороги лишь степная колючка «перекати поле», вороны да верблюды. Невыносимая тоска и боль в сердце по далёким украинским полям, лесам, голубизне и прохладе Северного Донца.

Тишину прервала робко начатая песня на непонятном молдавском языке. Люди слушали, думая каждый о своём. На душе немного теплело. Отходило куда-то в сторону чувство одиночества. Вот кто-то ещё присоединился к этому робкому голоску. Затем уже не слышно стало стука колёс. Только закончилась одна песня, начиналась – другая.

Федосия с замиранием сердца прислушивалась к словам, которые не понимала и в то же время были они ей близки до боли. Когда в вагоне все замолчали, невольно, как бы именно в свою очередь, даже не ожидая от самой себя, она тоже запела:

«Дивлюсь я на небо, та й думку гадаю –

Чому я не сокiл, чого не лiтаю?

Чому менi, Боже, ти крилець не дав,

Я б землю покинув, на небо злiтав!»

Сразу же её подхватила Таня Рыжова, из дальних углов вагона раздались ещё новые голоса земляков. Это было так трогательно, но до боли грустно. За то чувство страха и одиночества исчезло. Нет, не одну Федосию с дочкой постигло несчастье! Вон сколько их, изгнанных, не в чём неповинных людей!

«Ах, мне ещё повезло», - подумала она – «сама я сильная, дочь уже почти взрослая. А как же больные, старики, молодые мамы с крошечными детьми? Я должна жить ради дочери, преодолеть все трудности. Придёт время, вернусь на Родину!».

Глава 12

Ровно через месяц добрались до места назначения. Людей привозили сюда партиями и распределяли по разным местам. Многие были здесь уже давно, ещё до начала войны. Федосию с Таней привезли в трудовую колонию НКВД. Это было подсобное хозяйство народного комитета внутренних дел, развитием которого должны были заниматься изгнанные переселенцы. Каких только национальностей здесь не было?! Украинцы, и немцы, чеченцы и молдоване, гагаузы и болгары. Все были высланы из родных мест по разным причинам: немцы, в самом начале войны, - за свою национальность, некоторые – за сопротивление советской власти, а в основном были люди, не знавшие даже причины своей высылки. Но название было у всех одно – враги народа! Директором совхоза был такой же изгнанный. В прошлом – бывший чекист, с военной хваткой, твёрдым характером, порой слишком жёсткий, но справедливый, тоже чем-то не угодивший властям – Авдеев Борис Александрович.

Людей поселили в огромном бараке. Человек двадцать в одном помещении, спали один возле другого прямо на полу, дети, взрослые, старики. Рано утром, как только начинало сереть небо, людей будил монотонный звук ударов огромной металлической рейки по железному столбу. Этот призыв к рабочему дню разносился по всему посёлку. Люди, как живые тени, разбитые, голодные, многие из них больные, медленно шли один за другим и каждый принимался за своё дело. Пололи, прорывали арыки, поливали, ухаживали за скотом, делали заготовки на зиму. В обед получали по порции, так называемого, супа, в котором за счастье было найти кусочек картошки, а в основном листья свеклы и капусты. Вечером, уставшие, возвращались в общий барак, на отдых. Но только и здесь мало было покоя; плач детей, стоны и причитания стариков. Нищета, клопы, тараканы, голод! Как всё это можно было пережить?! А больше всего мучил один вопрос: «За что?!!!».

Только здесь, в чужом и жутком краю, Федосия окончательно поняла, что Василия больше не вернёшь. К тому же в её душе появилось к нему новое чувство. «Только он виноват в нашем горе! Из-за него мы с дочерью потеряли Родину! Я ничего не знала о его тайных делах, а он, вероятно, творил такое, за что был наказан сам, к тому же пострадала вся семья. Почему скрывал от меня всё?!». Эти чувства невольно наталкивались на другие, которые она не могла заглушить в своём сердце. Это – любовь к своему мужу. Самому заклятому врагу не пожелаешь того, что творилось в её израненной душе. И только забота о дочери позволяла ей хоть на некоторые мгновения отстранить назойливые мысли о своей неудавшейся судьбе.

Таня по-своему переживала коварный поворот в жизни. Она замкнулась в себе, ничего не замечала, никого не слышала. Могла часами плакать или молча о чём-то думать. В юные годы девичье сердечко не могло смириться с тем, что произошло. Она вспоминала своих старших сестричек Лушу, Марусю, которых очень любила, маленькую племянницу Мусиньку, своих одноклассников и подружек, соседей-односельчан. Когда она начинала думать об отце, сердце пронзала боль. Таня была его любимицей. Его ласковое «Танашок» звучало у неё в ушах даже тогда, когда она этого уже не хотела.

Куда ни глянь, такие же несчастные выражения лиц, отчаяние и слёзы. «Нет, так нельзя», - подумала Федосия – «надо как-то жить». Она уговорила таких же молодых девушек, как дочь, пригласить Таню с собой просто погулять , поиграть с молодёжью в какие-то игры. Ведь молодёжи здесь было много разных национальностей. Было это нелегко, но потихоньку Таня стала выходить из депрессивного состояния. У неё появились близкие подруги Ванда - полячка, Стилуца – молдаванка, Аня – немка. Это была первая радость Федосии за долгое время.

Глава 13

Несмотря ни на что, жизнь продолжалась. Каждое утро вставали под монотонный звон железа и отправлялись на работу. Местные жители-казахи отнеслись к приезжим с большим сочувствием. Они пытались помочь всем, чем только могли. А уж между собой переселенцы делились последней крошкой. Люди постепенно стали обживаться на новом месте.

Федосия не могла сидеть, сложа руки. Она была невысокой хрупкой женщиной. Но её трудолюбивые ручки постоянно были в действии. Если выпадала свободная минутка она пряла шерсть, раздобытую у местных жителей. Верблюжьей шерсти было здесь море. Она была самая лучшая, самая тёплая. Хотя также была баранья и козья шерсть. Сначала делали шерстяные нитки, затем вязали носки, чулки, кофты, юбки. В общем, всем женщинам работы хватало. Люди были своей одеждой схожи на барашков в поле.

Постепенно Федосия опять принялась за шитьё. К колесу швейной машинки она привязала палочку, и так потихоньку крутила её. Работа её вдохновляла, давала силы жить дальше. Она чувствовала, как тепло относятся к ней люди, поняла, что нужна им. К ней шли женщины и мужчины. Она шила для всех, без исключения. Кому платье, кому пальто, кому костюм. Своим трудом и старанием Федосия и здесь завоевала авторитет. Частенько, в благодарность за работу, люди приносили, что могли – кто молочка кувшин, кто сметанки или масла. И всегда Федосия в первую очередь думала о дочери, потом делила заработанное между другими чужими детьми. Малыши постоянно крутились возле неё. От неё исходила такая доброта, что притягивала людей на расстоянии. И хотя работы у неё было невпроворот, никто и никогда ни разу не заметил её недовольного вида или злости на что-либо. Даже жалобы от неё никогда не услышишь. А вот когда Федосия затягивала какую-либо печальную украинскую народную песню, это означало, что она пытается побороть подкатившиеся слёзы.

Иногда приходили письма. В такие дни земля опять уходила из под ног. Всё всплывало в памяти. Старшая дочь Луша писала о жизни в деревне, обо всех родственниках и односельчанах. Письма читала Таня, так как Федосия была неграмотной. Слёзы невольно скатывались по щекам. Перед глазами появлялся домик, с таким старанием и любовью выстроенный собственными руками вместе с Василём, ухоженный дворик, за ним огород, потом балка и лесок. И казалось, проходит она по каждой знакомой тропинке в лесу, собирает ягоды или грибы опята. А когда с корзинкой возвращается домой, то сразу на краю леса с горы видно всё село, утопающее в зелени садов, а за селом речка, голубая как небо. Вот только в письмах ни слова не было о том, что на Родине ждут их возвращения. Федосия старалась этого не замечать, но в душе понимала, что клеймо «врагов народа» останется на ней и на её дочери на всю жизнь. С такими, как они, люди просто боялись общаться. Но об этом думать было ещё совсем рано. По закону, только через пять лет они смогут возвратиться домой или переехать на другое место. А пока свобода только снилась.

Ответ на письмо писала Таня под диктовку мамы. На Родине Таня закончила

7 классов общеобразовательной украинской школы. Ученицей была она прилежной, усидчивой. Но давалось ей всё не очень-то легко. В то время, когда сестра Маруся уже складывала учебники в школьную сумку, Таня всё ещё усердно перечитывала или повторяла заданное стихотворение. А когда на уроке вызывали к доске, она терялась под взглядами одноклассников и не всегда правильно отвечала. По этому поводу её переживаниям не было конца. «Ведь дома же всё знала!», - отчаянно делилась она с подругами. «Да ведь виноваты в этом хлопцы»,- подшучивали девочки – «на Степана кашель напал, а Грицько карандаши растерял». А ведь это и правда было причиной, она просто стеснялась.

Однажды пришло письмо от Маруси. Вот было радости и слёз одновременно! Слава Господу Богу! Жива дочь, жив зять и даже внучка Верочка появилась. Письмо было длинным, в котором Маруся попыталась рассказать обо всём сразу, что произошло с ними с тех самых пор, как погнал фашист молодёжь на работу в Германию. Хлебнули горя, всего не перескажешь. Из Германии пытались бежать. Конечно, хотелось домой, но долго раздумывать не приходилось. При первой же возможности совершили побег всей семьёй. Ведь Маруся была с Алёшей и его родителями. По дороге, через Германию, под Braunschweigом, прямо в копне сена родилась маленькая Вера. Убегать пришлось, не разбираясь, в какую сторону. С родителями Алексея потерялись. Таким образом, родители попали во Францию, а Маруся и Алексей - в Америку. Там поселились в районе для бедноты, нашли работу. «Мамочка», - писала Маруся, - «я всё знаю, что с вами произошло. Обо всём узнала от Луши. Держитесь, мои родные. Придёт день, мы встретимся. Домой возвратимся вместе. Вот это будет встреча!». Сердце Федосии сжималось от радости и от горя одновременно. «Господи! Неужели и в самом деле наступит когда-то такое время?»

Таня постепенно стала общаться с одногодками, понемногу привыкала к новой жизни. Что ни говори, а молодые годы берут своё. Мама сшила ей ситцевое платьице, которое безумно шло ей к лицу и вырисовывало точёную фигурку. Волосы у неё были тёмные и такие густые и пышные, что девчонки поглядывали с завистью. Таня успевала после работы выстирать своё платье, высушить утюгом, снова одеть и отправиться с подружками гулять.

В тот выходной день она спешила к своей подруге Ленуце. Вместе они собирались зайти ещё к другим девчонкам и затем отправиться в клуб. Девочки давно звали Таню в кино и на танцы, но она стеснялась и всегда находила отговорку. А на этот раз всё же согласилась. Она шла по улице и вдруг, её как будто что-то дёрнуло. На крылечке одного дома сидел парень, которого она, похоже, уже когда-то видела. Во всяком случае, ей так показалось. На голове у него была солдатская фуражка, а в руках балалайка, на которой он потихоньку что-то наигрывал. Таня даже остановилась, посмотрела на него несколько раз, чтобы убедиться. Неужели это тот самый парень, которого она видела во сне в предновогоднюю гадальную ночь. В любом случае, он был очень похож на него, а также на Кузьму – односельчанина и друга детства. Хорошо, что паренёк не заметил её, уж очень был занят своей музыкой. Иначе, чем можно было бы объяснить растерянный и удивлённый взгляд этой незнакомой девушки?

Глава 14

Бескрайние казахстанские степи... Если кто-то хоть раз в жизни побывал там, тот имеет о них представление. Это даль без конца и края, кое-где блуждающие верблюды да колючка - «перекати-поле». Раздолье для ворон и сусликов. В северной части Казахстана суровые морозные зимы, с метелями и снегопадами, которые могли длится по несколько дней. После таких буранов замирало всё живое. Люди и животные оставались под снежным покровом в несколько метров. Поэтому у всех из жилой комнаты обязательно был выход в сарай. Люди выкапывали из снега выход по ступенькам наверх. Вкруговую, насколько хватал человеческий взор, виден был только белый хрустящий снег да, струящиеся из-под него, столбики дыма.

Местные жители, казахи, другой родины не знали и не представляли. Она для них была единственной и прекрасной. Они были счастливы среди своих верблюдов, баранов и лошадей, которых выращивали. Делали кумыс из лошадиного молока, считали его самым целебным напитком, пили и насладжались. Пекли в глиняных тандырах лепёшки на воде, вкуснее которых ничего не пробовали. По праздникам варили в огромных казанах бешпармак. Собирались всем селением, устраивали соревнования по борьбе между мужчинами или гонки на лошадях. Люди жили своей жизнью, были довольны, радовались своим маленьким удачам и были счастливы.

Для человека, насильно заброшенного сюда по воле судьбы, несправедливо униженного и оскорблённого, с измученной душой, поначалу такая жизнь показалась кошмарным сном. А скольких несчастных людей приютила эта степь и стала для многих родным домом и родиной!

Борис Рейнке, молодой паренёк, оказался в этих местах ещё намного раньше, в самом начале войны. Его родное село Каново было очень далеко, ему казалось, за тридевять земель, в Ставропольском крае на Кавказе. Какая там была красота! Кругом видны горы, покрытые зеленью. А внизу богатые поля. Деревня, состоявшая из более, чем трёхсот дворов, в которой жила их семья – отец, мать и трое сыновей – была тоже не из бедных. Люди жили зажиточно, каждая семья имела свой дом и хорошее хозяйство. Отец работал агрономом в колхозе, а мать пекла хлеб для рабочих и воспитывала сыновей. Народ в селе был очень трудолюбивый. В основном люди занимались выращиванием виноградников и бахчевых культур. Из винограда делали вино, бывало пили его вместо воды от жажды, но никто не напивался до пьяна, об этом не могло быть и речи. Каждый знал своё дело, каждый был чем-то занят и трудился с вдохновением и желанием. Кроме виноделия, люди собирали на полях спелые арбузы и дыни. Их было так много, что у каждого во дворе были выложены специальные небольшие бассейны для их хранения. Из арбузов варили на зиму варенье. Росло и богатело не только колхозное, но и собственное хозяйство. А что ещё нужно мирному трудовому человеку для счастья? Хорошая дружная семья и достаток в доме!

Особенностью села было то, что большая часть населения его состояла из немцев, завезенных в Россию когда-то царицей Екатериной. Люди жили мирно и богато. Дети ходили в местную школу, где обучение было полностью на немецком языке. Взрослые трудились, а в свободное от работы время, не забывали свою национальную культуру. В выходные дни было обязательным богослужение. Они собирались в здании, которое называлиKirche, читали молитвы и пели божественные песни. А по вечерам собирались в клубе или просто возле двора, сидели, отдыхали от прошедшей недели, строили планы на будущее. Самыми большими праздниками были Пасха и Рождество. Но, после свершения Великой Октябрьской социалистической революции, эти праздники отмечали тайно.

С раннего утра до позднего вечера отец и старший сын Эдуард, пропадали в поле. В 1933 году Эдик женился. Для Бори было самым большим счастьем оказаться с братом возле трактора.Он был на 13 лет младше и старший брат был его кумиром. На каникулах, Боре тогда было всего лет 10, он даже помогал Эдику в должности прицепщика. В то время старший брат работал бригадиром тракторной бригады. Колхозная техника просто завораживала Борю. Он мог часами вертеть какой-нибудь заржавелый руль, крутить гайки или просто исправлять пришедшую в негодность старую запчасть. Всё, что двигалось - машина, трактор, косилка или комбайн, вдохновляло его так, что ничего другого он просто не замечал. Младший брат Виктор почти постоянно находился с матерью. Он был на три года меньше Бориса, мать жалела его. В основном, он помогал ей по дому.

Дети уважали своих родителей, слушались безпрекословно. Старший брат был примером для обоих меньших. Боря любил его и гордился им. Первый помощник и защитник, а главное - умелый механизатор! Дети воспитывались в строгости. Хотя отец занимал в колхозе почётную должность агронома, даже крошки колхозного добра не позволял себе взять домой и учил также детей, не прикасаться к чужому. Ребята росли честными и справедливыми. Разумеется, они были просто детьми, только учились жить и, бывало часто, на собственных ошибках.

Бывало, в деревне останавливались цыгане. Они ходили от одного двора к другому и просили у жителей чего-нибудь поесть. Деревенские ребятишки гурьбой бежали за ними следом и дразнили. Только один-единственный раз Боря с младшим братом присоединились к бежавшей толпе детей. Об этом сразу узнала мать. Она строго наказала сыновей и её слова запали в сердца обоих на всю оставшуюся жизнь: «Все люди на свете одинаковы - цыгане они или русские, немцы или евреи, чёрные или белые! Дразнить, унижать и обижать – это большой грех!»

Дети росли. Однажды, уже за полночь, Боря и Витя вернулись из колхозного клуба. Чтобы не разбудить родителей, они решили влезть в окно. На подоконнике стоял большой кувшин со сметаной, заготовленный матерью с вечера. Они этого, разумеется, не предполагали. Кувшин упал и разбился, а сметана разлилась по полу. Ничего не оставалось делать, как потихоньку лечь спать, как ни в чём не бывало. Утром, когда мать незаслуженно избила кошку, ребятам так жаль было невинную бедняжку, что они обое плакали и ругали себя на чём свет стоит. Но признаться в своей вине не хватило сил. Зато эта история запомнилась им навсегда.

Боре исполнилось 15 лет. Вместе со старшим братом они отправились в районный центр, чтобы сдать документы для поступления в железно-дорожное училище. Приняли свидетельство о рождении и все необходимые бумаги. Он тогда и не предполагал, что эти документы он больше никогда назад не получит. Учёба должна была начаться осенью. Но война не только разрушила все мечты и планы, а полностью исковеркала людские судьбы так, как бывает только в страшном фильме...

Глава 15

В то утро дети проснулись не от ласковых слов матери «пора вставать», а от непонятного шума, воя животных, плача и причитаний взрослых. В доме, во дворе, во всей деревне царили хаос и сумасшедшая лихорадка. Детей охватила паника. От предчувствия горя, волосы поднимались дыбом, а к горлу подкатывала тошнота. Все спешили, бегали и занимались странными, на первый взгляд, делами. Резали скот, птицу, тут же всё варили, жарили, складывали в вёдра, заливали жиром, грузили на телегу, которая называлась бричкой. Туда же бросали все самые необходимые пожитки, тёплые вещи, одежду, а главное – самые важные продукты.

Поступило распоряжение правительства - в 24 часа неблагонадёжному немецкому населению, всему без исключения, покинуть территорию для высылки в отдалённые места. Для людей – это было катастрофой, но человеку дано бороться за существование и цепляться за жизнь, какой бы жестокой она не оказалась. Взрослые чувствовали, в первую очередь, ответственность за детей и стариков. Поэтому на раздумие о судьбе-злодейке времени не оставалось. А дети были детьми и, даже в сложившейся ситуации, мечтали о чём-то неизведанном, в душе радовались далёкому путешествию в чужие земли, ведь до сих пор дальше районного центра нигде не бывали.

Пешком шли далеко, до железнодорожной станции, по очереди отдыхая на бричке. Затем ехали поездом, в товарных вагонах, часто останавливаясь в тупиках. Здесь делали надолго привал прямо под звёздным небом. Каждый пытался развести костёр, что-то приготовить и накормить семью. Запасы потихоньку уменьшались.

Люди были под постоянным надзором, отлучаться не разрешалось. Ехали месяц до города Сарепта, 25 км от Сталинграда. Всю дорогу за людьми следили сопровождающие, хотя никто никуда бежать и не собирался, кругом была незнакомая местность, да и куда было деваться? О возврате назад не было и речи, а от своей судьбы никуда не убежишь.

Оттуда погрузили народ на баржи и потянули её катером-тягачём по Каспийскому морю, по направлению на Астрахань. Была поздняя осень. Сильно похолодало. Мороз застал людей прямо в морских водах. Неподготовленные к зиме люди кутались в свои жалкие одежды. А у кого не было ничего тёплого, замерзали. Когда баржу отцепили и катер ушёл к берегу, люди были в отчаянии. К тому времени многие уже были больны от голода и холода.

Однажды утром с ужасом обнаружили, что вокруг, кроме белизны снега ничего не видно, а баржа больше не движется, стоит на месте. Море покрылось тонким слоем льда, люди оказались отрезанными от мира, а главное – от тверди земли. Лёд был тоненький и ступить на него было невозможно. Многие уже оказались без средств к существованию. Измождённые люди больше не плакали, не жаловались, просто молчали, потихоньку молились Богу и ждали помощи только от Него. А главное, они поняли, что их оставили на произвол судьбы и надеяться больше не на кого. Последними крохами делились между собой, обогревали друг друга своими дряхлыми лохмотьями.

Прошло немало времени, пока лёд окреп так, что мог вынести человеческий вес, и несколько самых крепких мужчин отправились за помощью в Астрахань, один за другим, едва передвигая ногами. Нелегко им пришлось добиться того, чтобы их выслушали, а главное – оказали помощь. Теперь уже за людьми приехали по крепкому льду на грузовике, привезли всех на железно-дорожную станцию. Здесь же формировался состав для отправки в Трудовую Армию. Вместе с другими забрали и старшего брата Эдуарда. К тому времени он был уже женат на такой же немке, как и он сам, соседке с одного села, Эрне. Было у них трое маленьких детей. Для родителей и жены отъезд Эдуарда был очередным ударом. Семья осталась без главного помощника. К тому же мать сильно переживала за его здоровье. Он постоянно жаловался на боли в желудке. Только вот помочь ему она ничем не могла.

Остальных людей погрузили в пассажирские вагоны и отправили на Казахстан по направлению города Актюбинск. Ехали поездом по степи до станции Токмансай. Среди людей началась эпидемия дизентерии. Болезнь не миновала Борю. Будучи от рождения мальчиком скромным, он очень стеснялся создавшегося положения. Да только деваться было некуда. Обессилевшие люди, каждый по-своему, искали выход, хватались за жизнь, кто как мог. Многие там же умирали. Сняв дряхленькие штанишки, Боря прицепился на выходе из вагона и так ехал часами, пока совсем не ослаб. Как он смог остаться тогда в живых, до сих пор сам удивляется.

На станции Токмансай людей ждали местные жители на запряжённых быках. Полуживых погрузили на телеги и повезли по заснеженной степи. Вдруг вдалеке появились казахские юрты и кибитки, из которых тянулся дымок. Они даже поначалу не могли понять, что это, ведь никогда не видели такого жилья. В душе затеплилась радость и надежда на жизнь.

Глава 16

Местное население встретило чужеземцев с искренним сочувствием. В первую очередь усадили всех в тёплые юрты и напоили горячим чаем. Не понимая друг друга, общались как глухонемые. К счастью отец немного знал татарский язык, с его помощью кое-как договорился с казахами и, один добрый человек, уступив свою кибитку прибывшим, перешёл со всей семьёй к родственникам.

Так для семьи Рейнке началась новая жизнь – суровая, как сама зима в северном Казахстане. Стояли жестокие морозы до -40°C. Выли метели и волки.

В одной из кибиток расположились сразу несколько немецких семей. Почти у самого выхода уложили на лохмотья больного с обмороженными ногами и руками. Он не мог двигаться, был похож на кусок живого мяса, но ни стонов, ни жалоб не раздавалось. Детишки часто садились возле него, а он ещё находил в себе силы рассказывать им истории своей жизни. Такие люди достойны вечной памяти. Он умер тихо, никому не мешая. До весны бездыханное замёрзшее тело лежало в сенях, так как похоронить его не было возможности. Земля была покрытой снегом и промёрзшей вглубь.

Когда кончились все запасы еды, двое младших братьев Боря и Витя брались за руки и шли на дымок соседней юрты. Они молча и жалобно топтались у порога. Хозяева понимали, чего ждут дети, приглашали их на тёплые нары и делили еду между своими и чужими. Кроме горячего чая и лепёшек ничего не было, но и эти крохи были большим счастьем. Мальчики были уже не маленькие, очень стыдились, но голод брал своё. Каждый день эта «церемония» повторялась. Благодаря то одним, то другим соседям семья выжила.

Неожиданно вернулся домой старший брат. Призванным в Трудармию, его оставили работать шофёром какого-то начальника лагеря. Но болезнь его обострилась. Он уже почти ничего не мог есть, таял на глазах, мучили приступы, сопровождающиеся рвотой. Благодаря его начальнику, он попал в больницу, где ему сделали операцию и убрали 25% желудка. После этого комиссовали по состоянию здоровья. Эдик устроился на работу в МТС и забрал туда свою семью.

Через некоторое время пришла повестка Борису. Он должен был в положенное время явиться в районный центр, где формировался эшелон для отправки очередной партии в Трудовую Армию. Добираться туда, было очень сложно. Зима замела все дороги. Транспорта не было. Но и остаться дома – было преступлением, за которое необходимо было нести строгое наказание. Деваться было некуда. Борис отправился пешком, кое-где, если повезёт, подвозили на быках. Прошло немало времени, пока он добрался до районного центра, но сформированный эшелон уже был отправлен. Это было его счастьем. Он, измученный, но радостный, возвратился домой.

От постоянного голода и переживаний, заболел и отец. Его тоже мучила язва желудка. А ещё больше – настоящее положение семьи. Токмансай – забитое казахское село, отрезанное от мира. Районный центр находился в сорока пяти километрах от него. И самым большим желанием и целью отца было – вырвать семью отсюда.

Миновала суровая зима 1941 года. Появлялись первые зелёные побеги. Оживала природа, а вместе с ней и люди. Питаться приходилось всем, чем только было возможно. Спасали от голода суслики, в степи их было много, а степи в Казахстане бесконечные. Мальчики Борис и Виктор наряду со взрослыми работали в поле на быках.

В 1942 году в г. Кандагач Актюбинской области развернули строительство аэродрома. Из села Токмансай было направлено на работу шесть человек немецкой национальности. Прибыли туда на бричке, запряженной быками. Здесь собралось большое количество людей и техники. Работали в поте лица, несмотря на то, что среди всех были женщины, старики и совсем молоденькие ребята, почти дети.

Прошло три недели, Бориса и его односельчан вызвали в город. Всем выдали сухой паёк на один месяц. С наступлением рассвета, людей должны были отправить в Трудовую Армию. Второй раз эта страшная туча нависла над судьбой паренька.

Было тёплое лето. На ночлег расположились прямо в степи под открытым звёздным небом. Борис находился постоянно рядом с женщиной средних лет из Токмансая. Дома её ждали старая мать и двое детей, по которым она так скучала, что сходила с ума. Боре тогда было 16 лет. Он тоже ещё не был взрослым и тоже очень скучал по родителям и братьям. Чужая женщина часто жалела его, помогала, чем могла. В четыре часа ночи, когда ещё все спали, она разбудила мальчика и предложила бежать. Он сразу же согласился. Домой! Какое это счастье!

Они потихоньку запрягли быков и поехали вглубь степи по направлению к своему селу. Не было видно ни дорог, ни каких бы то ни было разметок. Но огромное желание попасть домой, преодолело все страхи. Запас воды и пищи у них был, а главное – была надежда на успех! В тот момент они не хотели думать о последствиях. За такое наказывали тюремным заключением.

Сначала очень спешили, а когда удалились на большое расстояние, стали иногда отдыхать. При возможности, поили и кормили быков. Прошло трое суток. На горизонте наконец появилось долгожданное село. Они заехали на базу, как ни в чём не бывало, выпрягли быков и пошли по домам, где ждала их неописуемая радость – встреча с родными. Ещё долго они переживали за последствия, но связи с селом не было. Никто не кинулся искать пропавших. На следующий день, как обычно, они вышли на работу и опять всё пошло своим чередом. Так Бог уберёг Бориса во второй раз от Трудовой Армии.

Недалеко от Токмансая расположился русский посёлок Павловка. Наконец-то, отцу удалось перевезти семью туда. Они поселились у одной русской женщины на квартире. Теперь отец и старший брат работали механизаторами, а Борису приходилось ухаживать за лошадьми. К такой работе он не привык, был ещё очень молод, многое не умел. Порою было страшно, но деваться некуда. К тому же часто нужно было нянчить детей Эдуарда, их было уже трое – Теодор, Виктор и Эрнст. Его жена была строгая и требовательная.

Но снова пришла повестка и Эдуарда, кормильца своей семьи, забрали в Трудовую Армию. Это было подсобное хозяйство НКВД. Здесь работали люди разных национальностей. Все они были собраны по различным причинам, но одинаково находились под комендатурским надзором. Не имели права на выезд или даже небольшую отлучку без разрешения вышестоящего начальства. Здоровье по-прежнему беспокоило Эдуарда. Специалисты и там были на вес золота. Поэтому он, в основном, был занят работой с техникой. Успел завоевать авторитет у вышестоящего начальства. По разрешению начальника НКВД, он перевёз туда же свою семью.

Весной 1942 года Борис был призван на службу в действительную советскую Армию. Две недели была полная подготовка призывников. Тренировки, бег, стрельба из автоматов – всё, как положено. Был подготовлен эшелон, всех призывников собрали для отправки. Бориса срочно вызвали в штаб.

«Кто ты по национальности?»,- спросили строго. «Немец!». «Тогда иди домой!».

Так, в третий раз, судьба сберегла его от Армии. Он вернулся в Подхоз, где продолжил работать механизатором в МТС.

Отец старался перевезти детей и жену поближе к городу, в глуши не было никакой перспективы на лучшую жизнь. Мальчики росли, его беспокоило будущее сыновей. О себе он почти не думал. Язва желудка, или уже рак, об этом никому не было известно, измучили его. Ведь особой заботы о, так называемых «врагах народа», не было. Люди по-прежнему голодали. В обед варили для всех полный котёл какой-нибудь похлёбки. Большой удачей было получить порцию с кусочком картошки, а в основном, были только листья овощей – капусты, свеклы. В конце 1942 года всё же отцу удалось ещё раз перевезти семью на новое место жительства, из Павловки в посёлок Танды. Но недолго ему оставалось порадоваться маленькому успеху в достижении своей цели.

Третьего января тысяча девятьсот сорок третьего года отец умер. Хоронили отца вчетвером – мать, Борис, Виктор, да ещё одна добросердечная женщина. Трещал мороз, земля была запорошена снегом и докопаться до неё не было возможности. Завернули отца в лохмотья, вынесли в степь. Чтобы сколотить хоть какой-нибудь гроб, не было ни бревна, ни инструментов. Снег разгребали в основном, руками. Держать лом, не было сил. Дул январский казахстанский ветер, а уже рядом завывали волки, в ожидании престоящей пищи. Жутким было это зрелище. Даже на слёзы и переживания уже не хватало энергии.

После похорон Борис оповестил старшего брата о случившемся горе. Адрес ему был известен, а находился брат почти в двухстах километрах от Танды. Через некоторое время Эдик приехал и забрал мать и братьев в село Горсмешторг, ещё его называли Облторг, где и расположилось подсобное хозяйство НКВД, а сокращённо Подхоз. К тому времени он уже был авторитетным механизатором и, по его рекомендации, Бориса тоже взяли работать трактористом.

Глава 17

Теперь уже началась жизнь, как у обычных местных жителей, которых здесь было очень мало. В основном, Подхоз населяли высланные, т.е. приезжие не по своей воле, со всех концов земли, различных национальностей. Среди них - немцы, украинцы, молдаване, гагаузы, азербайджанцы, чеченцы, поляки, монголы, болгары и др. Люди, объединённые одним горем, относились к друг другу с сочувствием и дружелюбием.

Теперь уже мать жила с двумя сыновьями, Борисом и Виктором. А Эдуард с семьёй имели отдельное жильё. Меньший брат находился рядом с матерью, а старшие работали механизаторами. Приходилось иметь дело с разными видами техники. В основном, много работы было на уборке урожая. Братья работали на комбайне. А остальное время – на тракторах или же занимались ремонтом. Ребят в хозяйстве было мало, но девчонки тоже помогали во всём. Мыли детали, подносили запчасти, инструмент. А парни занимались разборкой и сборкой техники. Поначалу люди также голодали. На одного рабочего выделяли триста грамм хлеба в сутки. Многие страдали от недоедания. То время Борису вспоминается с ужасом. Часто по ночам просыпался от чувства голода, с поисках пищи приходилось копаться в чужих отходах, чтобы только найти хотя бы очистки от картофеля. Это жуткое чувство, которое преследовало постоянно, трудно выразить словами. Приходилось есть всё, что попадалось.

Однажды, не вытерпев, он наелся шелухи от проса. О последствиях даже не предполагал и чуть не поплатился жизнью. Кишечник был забит так, что парень оказался на грани смерти. Он был уже взрослым, но голод заставлял стыд и совесть отодвинуться на задний план. Благодаря женщине-медсестре, которая приложила все усилия, он остался жив. Она выходила его, как собственного ребёнка. Вскоре появилась карточная система, т.е. продукты давали только по карточкам. Стало намного легче.

У Бориса появились друзья. Среди них были более близкие – болгарин Геня, который работал на водокачке, Федя тракторист был тоже болгарин, да сын директора Гриша, украинец. Хажинец Яков Иванович был директором подсобного хозяйства НКВД, человек уважаемый и справедливый.

Боря очень любил музыку. Ещё в детстве ему хотелось научиться играть на каком-нибудь музыкальном инструменте. На Родине, в селе Каново, в десятилетнем возрасте он принимал участие в выступлениях колхозного оркестра, на кларнете.

Он умел играть на балалайке, мандолине и гармошке. Первая гармошка досталась ему совершенно случайно. Какой-то колхозник задолжал отцу большую сумму денег. Возвратить было нечем. Вот он и принёс долг – велосипед да гармошку. Боря с удовольствием учился сам, по слуху подбирал мелодию, но у него это так превосходно получалось, что лучшего музыканта не было в округе. Вот и теперь, в подхозном клубе без него не обоходилось ни одно мероприятие. Так он завоевал огромный авторитет, особенно среди молодёжи.

В тот день, когда люди узнали об окончании войны, Боря находился в поле. Он ремонтировал трактор, лёжа под ним. Даже не заметил, как приблизилась машина, полная молодёжи. Вдруг услышал шум, смех, радостные выкрики: «Конец войне! Конец войне!». Ребята и девчонки специально приехали за ним в поле. Счастье переполняло души людей, этот день был огромным праздником. Все вместе решили его отметить. Борис запрыгнул на кузов и с радостными выкриками и песнями, поехали все в клуб.

Глава 18

Хотя жизнь ещё была очень тяжёлая, люди недоедали, не хватало техники, физический труд изнурял, всё же настроение было уже совсем другим. Наступила мирная послевоенная жизнь. Исчезло чувство страха. Все потихоньку обзаводились собственным жильём, хозяйством, огородом. Но,

по-прежнему, высланные люди не были свободны и оставались под постоянным комендатурским надзором. Каждый месяц должны были отмечаться в конторе. Ведь они считались врагами своего народа, хотя делили с ним радости и горести пополам.

Чтобы отлучиться из хозяйства, необходимо было разрешение коменданта. Друзья Бориса часто ездили в город. Он провожал их до главной дороги, а потом долго смотрел вслед. От обиды комок подкатывал к горлу, очень хотелось быть вместе с ними, но на выезд из посёлка он не имел права. Хорошо, что не было посторонних взглядов. Слёзы катились по щекам, а когда подходил к дому, никто уже этого не видел.

Шло время... У некоторых срок высылки подходил к концу, они могли возвратиться домой или найти новое место жительства. Так уехал председатель подхоза Хажинец Яков Иванович со своей семьёй. Его сын Гриша подарил на память Боре свою военную фуражку. Жалко было расставаться с другом, но, с другой стороны, теперь он стал свободным человеком и Боря радовался за него.

По вечерам молодёжь собиралась в клубе, где был кинозал и Красный уголок. После очередного фильма проводились танцы. Ребята играли сами. Главным музыкантом был Боря. Поначалу, он играл на балалайке, которая была собственностью подхоза. А после окончания войны Борис вместе с братом Эдиком купили гармошку. Для Бори это была самая дорогая вещь и огромная радость.

Однажды, когда Борис, как обычно, находился в поле на тракторе, к нему примчался самый близкий друг Геня. Он в то время работал на водокачке, движком качал воду для полива огородов. А на огородах работали женщины и молодые девушки. Геня был со всеми знаком и обычно узнавал от женского пола все новости, происходящие в хозяйстве.Его глаза светились от радости и он, ещё издалека, что-то кричал и размахивал руками.

Было время обеденного перерыва. Борис заглушил мотор. Геня взахлёб стал рассказывать, что в подхоз прибыла новая партия поселенцев, таких же высланных из родных мест, как и они. Но больше всего его взволновал другой вопрос.

«Девчат новых привезли! Хорошеньких!!! Приходи сегодня обязательно в клуб»,- сказал он.

«Геня, сегодня никак не могу. Приду в другой раз.»,- ответил Борис. Ему почему-то не очень хотелось, но правду сказать другу в глаза не смог, боялся обидеть. Вообще, за девчонками он бегать не старался. Наверное ещё не было той, которая бы не давала покоя.

Вот и Мария - девушка хорошая, да только его душа не лежит к ней, хотя как стараются обе матери, Бори и её, чтобы дети подружились. Ведь, на их взгляд - пара была бы замечательная! Когда Боря появлялся по какому-нибудь неотложному делу у них на пороге, Мария и её мама так хлопотали, ухаживая за ним, что ему становилось даже неудобно. Годы-то были голодные, а они старались его накормить, напоить. Только вот дальше ничего не получалось. Ухаживать за девушкой, кружить ей голову просто так, он не собирался.

На следующий день друг опять стал уговаривать Бориса, пойти в клуб.

«Завтра пойдём обязательно»,- пообещал он наконец.

Глава 19

Перед входом в клуб толпились люди. Привезли новый фильм и всем хотелось не пропустить это событие. Здесь собрались и пожилые, и молодёжь, даже

кое-кто из жителей соседнего села. Фильмы ведь показывали редко, поэтому такое мероприятие было для людей просто праздником.

Когда Боря с Геней подошли к толпе девчат, те встретили их приветливо, с шутками и смехом. Ведь Геня был своим парнем, его знали все. На огородне, где он качал воду, работали только девчонки да женщины. И все первые новости были ему известны. Вот и с приезжими он был уже знаком.

«Познакомьтесь!, - весело сказал он, подведя Бориса к симпатичной стройной девушке. Это была Таня. В то время, как другие без умолку щебетали и шутили, она как-то выглядела совсем невесёлой. Но очень старалась, чтобы этого никто не заметил. Только при первом же взгляде у Бориса всё в душе перевернулось. Он и сам ничего не понял, что произошло. По глазам девушки догадался – она просто убита горем. И сердце его переполнилось нежностью и жалостью к ней. Это чувство было такое громадное, неописуемое, похоже, что оно не помещалось у него в груди. Даже сам себе он не мог его объяснить. Но знал твёрдо – такое произошло впервые.

От рождения Боря был очень мягкосердечным человеком. Помогал всем – старым, малым, больным, друзьям, родственникам, соседям. Душой чувствовал, если кому-то плохо, кто нуждается в помощи, там везде был он первым. В этот вечер он, казалось, вёл себя как обычно. Только на самом деле, он постоянно наблюдал за происходящим вокруг. Почему-то он решил, что его самый близкий друг Геня уже подружился с Таней. Но закончился фильм и Таня с подружками убежала домой.

На следующий день Борю уже не надо было уговаривать, он сам спешил вечером к Гене и звал его в клуб. Геня понял – Таня понравилась другу. Но и ему она очень нравится. Правда, проводить до дома не позволила.

«Сегодня обязательно провожу!», - твёрдо решил он.

Опять весь вечер Боря с напускным равнодушием водил глазами по сторонам, наблюдая изподтишка за Танюшей. А сам всё думал: «Неужели Геня сегодня пойдёт её провожать?». Сердце сжималось – он очень уважал своего друга, не мог сделать ему подлость. Но эта девушка его так притягивала, что не думать о ней он тоже не мог. В этот вечер Гене опять не удалось проводить Таню домой, она отказалась.

На третий вечер Боря решительно собрался действовать. Теперь его ничего не могло остановить. Он подумал: «Если Геня не пошёл провожать Таню, значит она свободна! Сегодня провожу её я!». Когда выдался момент остаться рядом с девушкой подальше от других, Боря набрался смелости и спросил, дружит ли она с кем-нибудь. А когда услышал тихое «нет», все сомнения отступили.

Вот так началась дружба между моими родителями. С того вечера они уже не расставались. Были у Бориса соперники. Таня нравилась многим парням. Но ей кроме него никто не был нужен. Он понимал её, как никто другой. Такого доброго сердца, она ещё не встречала. А как возьмёт в руки гармонь, все девчонки так и тают. На вид симпатичный, стройный с большими серыми глазами и волнистым чубом. В общем, полюбила она его, да только знала об этом лишь сама, ни одной живой душе не могла в этом признаться. Даже сама себя стеснялась. Нелегко ей было справиться со своим застенчивым характером, а изменить его тоже невозможно.

Глава 20.

Теперь директором подхоза стал бывший чекист, Авдеев Борис Александрович, провинившийся в чём-то перед Сталиным, тоже высланный. Человек он был строгий, даже порою очень грубый, но справедливый. Прибыл в ссылку вместе с женой.

Люди обращались к директору за помощью по разным вопросам. Он не оставался ни к кому равнодушным, помогал, чем мог. Только бездельникам и наглецам пощады не давал. Но как бы строго он таких не наказывал, до суда дело ни разу не доходило, хотя, в то страшное время, людей сажали в тюрьмы за малейшуюую провинность, а порою даже без вины.

Теперь Борис остался за главного добытчика в семье, ведь Эдуард жил отдельно с женой и детьми, отца не было, остались мать и младший брат Виктор, за которых от чувствовал большую ответственность. Хотя работал с утра до ночи, прокормить семью было нелегко. В доме было голодно, но совесть не позволяла идти и просить продукты к начальству. Вокруг были поля, огородни, где росло полно овощей, но всё охранялись. Люди же умудрялись что-то украсть, принести в семью.

Поля строго охранялись объездчиком, который к тому же выслуживался перед начальством, был неприятным, бездушным человеком. Когда сборщицы урожая уходили после работы с поля, каждый день их проверяли, общупывая. И не дай Бог, если кто-то попадался. Наказывали строго.

Однажды мать четверых детей спрятала в фартук несколько помидоров, чтобы принести домой, но осмотрщик сразу же обнаружил. Он сопровождал бедную женщину, сидя верхом на лошади, до самой конторы, как преступницу. Она шла впереди него, понурив голову. Знала, что за такое накажут и решила схитрить. Пока шла, по дороге, съела по очереди все помидоры. Надсмотрщик завёл её в кабинет и со злорадством похвастался директору, как он хорошо охраняет народное добро.

«А ну, Анна, показывай Борису Александровичу, что ты наворовала у государства!», - заорал он на женщину.

Та опустила вниз фартук, пожала плечами и ничего не сказала. Директор только рассмеялся: «Ну и преступницу ты поймал!». На этом всё и закончилось.

Тане везло. Если она иногда прятала пару помидоров для мамы, никто этого не замечал. А больше она и не брала. Жалко было людей. Голод заставлял идти на всё.

Борис по характеру был парнем тихим и скромным. От этого и страдал. Чужого брать не мог, так строго был воспитан с детства. Но люди это замечали, ведь, в основном, все кто здесь находился, хлебнули в жизни немало горя. И если бы ни помогали друг другу, то вряд ли бы выжили.

Кладовщик из Актюбинска Еланин Иван Степанович давно приметил этого трудолюбивого, но стеснительного паренька. Если другие к нему заходили несколько раз в месяц, то Борю ни разу в кладовой не было видно. Иван Степанович, работая на таком месте уже много лет, хорошо разбирался в характерах людей. Чтобы не конфузить парня, он заготавливал иногда для него пакеты с продуктами, при встрече давал свои ключи и говорил:

«Иди, сынок, там на столе я тебе кое-что приготовил». Мать и брат радовались когда в доме появлялись продукты – мука, крупа, сахар и т.д. Хоть это были только крохи, но от голода спасали.

А однажды Боря отважился и решил пойти к директору выписать для семьи картошку. Когда он пришёл в контору и постучал в кабинет, Борис Александрович был не один, но спросил с порога: «Что ты хотел?».

«Не могли бы Вы мне выписать немного картошки?», - сказал негромко парень.

«Выйди, подожди, я сейчас», - строго ответил директор. Когда из кабинета вышли посторонние, Борис Александрович очень грубо пригласил войти Борю.

«Тёска, ты где живешь?!», - громко начал он и продолжил нецензурными словами. Потом понизил тон: «Ты ведь живёшь на картофельном поле! Почему я тебя должен учить, что нужно делать?! Бери сколько нужно, но не попадайся надзору. Сынок, ты меня понял?», - мягким тоном закончил он.

В глубине души Авдеев Борис Александрович был очень добрым человеком. Сложилось так, что с самого приезда он и его жена отнеслись к Боре и Тане, как к своим родным детям. Ведь их Бог обделил своими, и всю нерастраченную родительскую любовь они переложили на чужих людей.

Борю он уважал, как хорошего специалиста-механизатора, на которого можно положиться. К тому же честный добросовестный и порядочный человек. Таню тоже сразу приняли с душой. Борис Александрович всеми силами старался облегчить судьбу девушки. Он видел её переживания, заметил замкнутость, стеснительность в характере.

Поначалу она работала поливщицей на огороде. Здесь было много девчонок её возраста, где и познакомилась она со своими подругами. Там же познакомилась с Геней. Парню она сразу же понравилась, но сама относилась к нему просто, как к другу.

Для того времени, Таня имела почти что достаточное образование, хотя это было всего 7 классов. У многих не было и такого. Директор предложил Тане место учётчицы. Но сразу же нашлись завистники, это была молодая

девушка-полячка. Ни дня не было Тане от неё покоя, домой приходила в слезах и, в конце концов, отказалась от этой должности. Борис Александрович был очень удивлён и отругал непокорную девчонку так, как обычно у него это получалось. Она прибежала домой, упала лицом в подушку. Мать перепугалась, не могла понять, что же случилось. Но дочь не в силах была издать какое-то внятное объяснение. Из-за рыданий ничего нельзя было от неё добиться.

Борис Александрович посоветовался с женой и решил пристроить Таню на работу в телятник, ухаживать за молодняком.«Всё же зимой там ей будет теплей и физически не так трудно, как дояркой, свинаркой или ещё где-то», - решил он.

Что ж, деваться ей было некуда, хотя и телят поначалу боялась, но спорить с директором больше не смела. Потеряла такое прекрасное рабочее место учётчицы! Ведь в контору попасть было большим счастьем. Но издевательства и унижения она терпеть не могла, а пожаловаться на обидчицу не хватило смелости. Пришлось Тане работать в телятнике, а затем в саду и на огородне.

Глава 21

Какой бы ни была жизнь, со своими трудностями и маленькими радостями, но она продолжалась. Для двух молодых людей, которые в этом хаосе жизни нашли друг друга, она была счастливой. Ни дня не могли они обойтись друг без друга. Теперь уже каждому в подхозе было известно, куда каждый вечер спешил Боря. Для него было большим счастьем принести что-нибудь любимой девушке в подарок. Да только выпадало оно редко. Ведь у самого, кроме горячего сердца, переполненного любовью, ничего не было.

Когда Борис с другом умудрились напрятать спелых арбузов, припахав их землёй, то каждый день на подоконнике у Тани лежал один из них. Первыми его обнаруживали дети. Они громко кричали «Ура!» и ждали, что тётя Федосия обязательно разделит добычу на всех.

Боря был самым желанным гостем в доме. Мужские руки были на вес золота. Своим намётанным глазом он сразу же заметил, что швейную машинку, на которой шила Танина мама, можно немного модернизировать. Видел, где нужно что-то исправить или что-то заменить. Федосии стало гораздо легче.

Но, как бы там ни было, дети оставались детьми. Только теперь их у Фени стало двое. Однажды Боря решил покатать Таню с подружкой Шурой на тракторе. Он пригласил их прийти в назначенный час через большую дорогу, в поле. Там, вдалеке, он пахал землю, готовил её под посев озимой пшеницы. Для девчонок это было незабываемым событием. Они сидели рядышком, все втроём, на колёсном трактора ЧТЗ (Челябинский тракторый завод) и любовались необъятными просторами полей. Радовались свободе, веселились и хохотали. Начал моросить дождь, но это не мешало их отличному настронию.

Откуда ни возьмись, появились вдалеке двое мужчин, верхом на лошадях. Сразу стало понятно, делали объезд полей директор и агроном. Молодёжь на мгновение охватила паника. Но Боря чётко скомандовал: «Девчата, вниз!».

Они скрутились калачиком в ногах, возле педалей, а он прикрыл их старой мазутной фуфайкой, кроме которой ничего, более подходящего, в тракторе не оказалось. Авдеев и Кателевич подъехали поближе. Сидя высоко на лошадях, им было видно далеко в округе, а тем более трактор весь был, как на ладони. Директор сразу же заметил шевелящуюся фуфайку, но сделал вид, что ничего не видит.«Всё ли у тебя в порядке, тёска?», - спросил он. Заметил смущение парня, повернулся к агроному и предложил поспешить с объездом.

Домой подружки вернулись грязными до неузнаваемости, перепачканы мазутой были не только лица, но и платья. А отстирать их было не так-то просто. Шура была так наказана матерью, что девушке было даже неудобно перед подругой. Мама Тани знала, что дочь могла быть только с Борей, а он у неё всё-таки тракторист, к тому же, очень надёжный парень! За что же ругать дочь?

На следующий день, девчонкам стыдно было появиться на работе. Они пололи морковь, нагнувшись, чуть ли не носом, к грядке. Борис Александрович, проходя мимо, улыбнулся и лишь сказал: «Молодцы, девчата, хорошо работаете!». А им от этого почему-то стало ещё стыднее.

Так проходили дни, месяцы, годы. Федосия с нетерпением ждала с работы детей, баловала их вкусненькими обедами, радовалась их счастью. Сама шила, занималась домашним хозяйством, часто помогала в поле на прополке.

А Боря и Таня наслаждались своей молодостью, любовью к друг другу, уважением к, окружающим их, людям. Всё чаще и чаще, как бы невзначай, друзья задавали молодым один и тот же вопрос: «А свадьба когда?». Боря и сам давно задумывался над этим. Хотелось бы настоящей свадьбы, да где же взять для этого средств? А жизнь, оказывается, сама знает когда и куда делать поворот.

Авдеев Борис Александрович вызвал молодых к себе в кабинет, объяснил Борису, что он должен сделать в тракторной бригаде. Тане тоже, в свою очередь, сделал какие-то указания. А между прочим, делая вид, что это вовсе неважно, сказал: «Ребята, надумаете жениться, придёте вдвоём и мы всё обсудим, как организовать свадьбу.».

После трёх лет совместной дружбы, чистой, как глоток родниковой воды, наступил тот самый необходимый поворот судьбы. Боря сразу же сделал предложение Тане, выйти за него замуж. С директором совхоза были обговорены все вопросы по подготовке к свадьбе. Борис Александрович распорядился, отпустить молодым сена, которое они могли бы продать на базаре для обмена на водку. Самогон из сахарной свеклы тоже приобрели, тайно, ведь это было запрещено. Необходимые продукты выписали в конторе и получили в кладовой. Свадьбу решили гулять в совхозном клубе.

Первого февраля 1948 года состоялась свадьба.

Боря подарил Тане первый в жизни настоящий подарок - туфельки. Они были очень красивые, правда чёрного цвета. Но в то время перебирать особо было нечем. Без предварительной примерки, они оказались ей в самую пору. Мама сшила невесте красивое белое платье. Наряжала её Магдалена Шу, у которой был уже опыт. Она одела Тане свою фату, веночек и бусы.

Всё необходимое было организовано друзьями и односельчанами. Столы были накрыты в Красном уголке клуба. Продуктов наготовлено много и вкусно. А специально для молодых у порога гарцевали пара серых лошадей, запряженных в сани, покрытые ковром.

Молодую пару усадили на сани, а вокруг, как только сумели примостились девчонки и ребята. Лошади мчались по просёлочным дорогам, а молодёжь хохотала, пела, радовалась счастью молодожёнов.

Для жениха и невесты это было просто счастливым сном, о котором они даже не смели мечтать! Людей на свадьбе было много, а самыми почётными гостями были Авдеев Борис Александрович со своей женой. Молодая пара сидела на стульях, связанных красным бантом. Когда они вставали с места пройтись или потанцевать, свидетели носили стулья за ними по пятам. Две ложки возле жениха и невесты лежали на столе, тоже связанные красным бантом. По обычаю, это был знак объединения на всю жизнь. Веселились, танцевали и пели, а выпивали в меру. Ни пьяных, ни дебоширов не было.

Утром, проснувшись и выйдя на порог, молодожёны обнаружили свадебный подарок от всего подсобного хозяйства – два хрюкающих поросёнка. Вот это была радость!

Глава 22

Теперь началась новая жизнь. Сразу было нелегко. Пришлось жить всем вместе: Федосии - Таниной маме, Екатерине - Бориной маме, молодожёнам и младшему брату Виктору.

Одна очень добрая сельская учительница, Ксения Васильевна, стала уговаривать Таню временно отдать маму, чтобы пожила у неё.

«Две матери в одной квартире – не годится, говорила она,- Я не обижу её, Танюша, пусть побудет у меня.» Но Таня не могла допустить такого.

К осени Борис, Таня и Федосия перешли в свою квартиру, которую получили в совхозном домике. Это была самая простая, глиной мазаная, хата. Квартира состояла всего из двух комнат, в дной поместились молодые, а для их мамы оставалась кухня. Но это было уже неважно. Настоящим счастьем было то, что за многие годы появился свой уголок.

Хозяйство было не богатым, но два поросёнка – это уже начало. Кастрюля, солдатский котелок, да две ложки. Остальное, что только возможно, выстругано из дерева. К колодцу ходили с котелком. Ели по очереди. Сначала дети, потом мать.

Весь багаж, который когда-то брали в дорогу, так и остался где-то в пути. Правда, через много месяцев, его доставили владельцам. Да только забирать уже было нечего, прошёл он видно не через одни руки.

Однажды старший брат Эдик оказался в городе. Он увидел большую очередь, выстроевшуюся возле магазина. Продавали оцинкованные вёдра. Когда он привёз одно Боре и Тане, они были так счастливы, что эта радость осталась в памяти до сих пор.

Федосия шила, не покладая рук. Соберёт немного денег, откладывая по рублику, и сразу же готовит сюрприз. Всё, что зарабатывала, отдавала детям.

Молодые часто бегали в совхозный клуб, где показывали художественные фильмы. Когда они возвращались поздно ночью, мама знала, что непременно услышит подробный рассказ нового фильма.

3 ноября 1950 года в молодой семье появился первенец-сын. Четверо суток Таня мучилась пока родила четырёхкилограммового мальчика-крепыша. Это был мой брат Витя. Однажды он сильно заболел скарлатиной и был на грани жизни и смерти. Молодая мама сходила с ума от переживаний и молила Бога оставить его в живых. Она в душе давала какие-то клятвы и обещания Господу за сохранение её сына. Мальчик остался жив, только получил осложнение после болезни. Зрение на один глаз почти пропало и врачи были бессильны что-то изменить.

Ребёнка воспитывали дома, яселек или детских садиков для малышей тогда не было. Вместо детской кроватки, спал он в оцинкованной ванне, пока не вырос из неё и тогда уже бабушка брала его к себе в кровать. Отец пахал землю, убирал хлеб. Мать тоже работала то в поле, то в животноводстве. Поэтому маленький Витя был постоянно с бабушкой. Это был мой старший брат.

Глава 23

А 10 августа 1953 года родилась я. По рассказам родителей и бабушки, знаю, что это был понедельник. Ночью, когда маму везли в г. Актюбинск в роддом, по ухабистым дорогам, прямо под машину выскочил какой-то пьяный. Это было так неожиданно, непонятно откуда он взялся в такое позднее время, да ещё и на такой глухой дороге. Но факт оставался фактом. Мама ужасно испугалась.

Как только довезли до роддома, родила девочку, три с половиной килограмма.

Так как папа был на уборке урожая, забрал нас из роддома папин брат дядя Эдя. Сначала он повёз нас к себе домой. К тому времени у них уже было шестеро детей. Самой маленькой Эльвире было три годика. Она бежала нам навстречу и любопытно заглядывала в белый свёрточек на руках у тёти.

Дядя Эдя сказал: «Смотри, доченька, какую девочку купила тётя Таня». На пороге нас уже встречали жена Эрна и дети. Эльвирочка радостно глянула на меня и неожиданно для всех, своим детским звонким голоском, выпалила:

«Я большая, а это будет маленькая Эльвира!». Ну что ж, слова ребёнка были, в таком случае, законом, хотя предварительно родители задумывали для меня имя Наталья, по желанию бабушки Кати, папиной мамы.

Вся наша семья, теперь уже с нами, двумя детьми, находились всё ещё под комендатурой. До сих пор люди не были свободны. По-прежнему регулярно отмечались и не имели права на выезд. В 1956 году вышел приказ об отмене комендатурского надзора. Старший брат Эдик с семьёй переехал в Узбекистан. Там был совсем другой климат – тепло, а летом даже жарко. Край был богат фруктами и овощами, которых в Северном Казахстане люди почти не видели. Ничего не успевало поспеть за летний период.

В 1958 году мы вместе с семьёй младшего папиного брата Виктора тоже переехали в г.Чирчик Ташкентской области. Поселились временно на квартире. Папе обещали хорошее рабочее место, но по приезду всё неожиданно изменилось. Для того, чтобы как-то прокормить семью, ему пришлось идти работать в товарно-транспортный цех грузчиком. Когда он возвращался домой после рабочего дня весь грязный и измученный, с синяками и красными полосами на спине, бабуля только вздыхала и молча показывала маме пальцем на его спину.

Это было осенью, а зимой умерла папина мама, бабушка Катя, которая жила с младшим сыном Виктором. Хоть я была ещё маленькой, но похороны мне запомнились. Все стали, чтобы сфотографироваться и меня поставили у самого гроба. Кроме чувства страха ничего не осталось в памяти.

Жизнь в Узбекистане не сложилась и весной 1959 года братья опять вернулись в Казахстан. В посёлке Петропавловка купили маленькую хатку. Папа работал в поле механизатором. Мама устроилась в пекарню. А мы были постоянно с бабушкой, которая успевала всё – присмотреть за нами, управиться с хозяйством, готовить обеды и, к тому же, выполнять заказы. Она так и продолжала шить для всех нас и ещё для чужих людей. Ночи для неё были коротки.

Так как отец постоянно был в поле, женщинам самим приходилось достраивать сарай. Меня маленькую сажали в большую картонную коробку, из которой я не могла выбраться, а мама и бабушка занимались своими делами, лепили самодельные кирпичи, складывали, мазали сарай глиной. Витя копошился у них под ногами. А когда работали на огороде, то для меня просто выкапывали небольшую впадину, накидывали траву, застилали лохмотьями, где я игралась, плакала и даже засыпала. Так делали все, ведь другого выхода не было. Люди приспосабливались к любой ситуации, а мы – дети подрастали и жизнь продолжалась.

Прожили мы в Петропавловке почти пять лет. Хоть очень смутно, но в моей памяти остались самые первые воспоминания. К ним приложились рассказы родителей и бабули. Поэтому я ясно представляю пейзаж того места где начиналось моё детство.

Белый домик, состоящий всего из двух комнат. В передней была печь, кухонный стол стоял прямо на подвальной крышке, в углу бабушкина кровать. В другой комнате припоминается только большая кровать родителей, а рядом моя детская кроватка, которую называли качка. Она была покрашена в голубой цвет. Говорят, что сделал её для меня мой крёстный – дядя Витя Браун. Когда я из неё выросла, то под ноги добавили кусочек фанеры. Но в конце концов, когда и это уже не помогло, кроватку решили кому-то продать. Я плакала и хваталась за неё, как утопающий за соломинку, до последнего момента, пока её не вынесли из комнаты. Мама говорит, что в детстве засыпала я с большим трудом, постоянно ей приходилось укачивать меня. И даже, когда я научилась немного говорить, то вредничала, давая указания: «Качай!». Вот и была для меня моя кроватка-качка самой дорогой собственностью, за которую я «боролась» до последнего.

Во дворе стояла детская самодельная качеля, на которой меня ни раз качали родители, а чаще всех - мой старший братик. Перед домом был огромный луг, на котором постоянно паслись гуси, а ещё дальше песчаный берег речки, негусто покрытый кустарником. Вдоль берега реки, свисающие к воде, талы. Так называли невысокие кусты, похожие на иву. Они склоняли свои ветви прямо к воде. А вода была чистая и отражала голубое небо и зелень.

Сельские дети, а среди них я со старшим братом, прибегали туда купаться. Помню, как очень боялась воды и переживала за брата, который смело прыгал в воду вместе с друзьями. Они весело хохотали, баловались, а меня одолевало чувство страха за брата. Подругой у меня была девочка-казашка. Мы очень дружили, всегда бегали вместе. Часто менялись вещами – она повязывала на себя мою косыночку, а взамен я, до самых глаз, натягивала её лисью шапку. Вдруг, однажды бабуля заметила, что я постоянно почёсываю затылок.

«Таня,- сказала она, - загляни ей в волосы, что-то уж больно часто её ручки туда просятся». Оказалось, что меня посетили «гости». Полная голова вшей!

В то время это не было редкостью. Мама сразу же посыпала мою голову дустом, обвязала туго платком и запретила выходить со двора. Но ведь это же было так интересно! Хотелось непременно с кем-то поделиться!

Рядом с нами, по соседству, жила женщина. В общем-то, она была ещё средних лет, но намного старше моих родителей, поэтому для меня казалась пожилой. Звали её тётя Паша. Она была очень доброй, часто брала меня к себе. Родители дружили семьями. Когда она вошла в наш двор, меня захлестнула радость. Наконец-то есть с кем поделиться происшедшим событием! Я весело запрыгала на одной ноге. Похлопывая ручонкой по голове, радостно кричала: «Тётя Паша, тётя Паша, а у меня здесь вши!». Мама и бабушка от стыда опустили глаза, а тётя Паша засмеялась и сказала: «Ах, это не страшно! У кого их не бывает?».

Зимой, когда всё кругом заносило снегом, мужчины как-то сделали проводку от дома к дому. Можно было разговаривать и по радио услышать голос соседей. Я, по распоряжению нашей доброй соседки, бежала домой, сломя голову, и кричала писклявым голосом: «Включайте скорее радио, тётя Паша будет выступать!».

Из того далёкого детства вспоминаются только короткие эпизоды. Родители ездили изредка в город Актюбинск за покупками. Однажды привезли мне очень красивые тёмно-зелёные, с белым бантиком туфельки, которые оказались мне малы. До сих пор помню, как мне было обидно и жалко их отдавать.

Перед Новым 1957 годом папа и мама впервые за всё время высылки поехали на Украину, оставив нас, детей, с бабулей. Я заболела коклюшем. Да так сильно, что чуть не умерла. Бабушка замучилась со мной, не зная, чем помочь. Она постоянно грела меня у печки, а этого как раз таки и нельзя было делать.

Родители пробыли в гостях недолго, папа как будто предчувствовал недоброе и рвался быстрее домой, уговаривая маму. Когда они вошли в дом, то перепугались, увидя моё опухшее лицо. Я сильно закашляла и посинела. Все дороги были заметены, на улице бушевала метель. Как раз в эту ночь попросились на ночлег проезжие люди, среди них оказался врач. Он сразу понял в чём причина, меня вынесли на холод. Постепенно кашель отступил. Даже давали сосать сосульки, которые отрывали с крыши дома.

В ту же зиму я заболела ангиной и попала с мамой в больницу. Нас поднимали на самолёте, чтобы болезнь отступила, но я этого не припоминаю. А вот, как мы вернулись домой, нас встретила бабуля, это чувство домашнего уюта, радость возвращения, в моей памяти остались навсегда.

Однажды в нашем доме появилось чудо! Папа с мамой ездили в город и привезли посылку – огромный ящик, которая нам пришла из самой Америки от тёти Маруси, маминой средней сестры. Хотя сама тётя жила во Франции, но через каких-то знакомых прислала родным гостинцы. Сколько там было добра! Очень много разного материала, шарфики, косыночки. А бабуле ещё и тёплые тапочки. Но в последствии оказалось, что всё было заменено этими знакомыми, а тётя Маруся, оказывается, ложила в посылку ещё что-то намного лучшее. Но нам, детям, было этого не понять. Мы радовались и были такими счастливыми, когда бабушка из заграничного материала шила нам одежду.

Был ли этот уголок моей Родиной? Наверное? Только такого чувства, что где-то она всё же есть – Родина – у меня, к сожалению, не осталось. В основном, всё, что со мной там происходило, я знаю только по рассказам. Наша семья выехала оттуда, когда я была ещё ребёнком.

Глава 24

Папе предложили лучшее место работы и мы переехали в посёлок, который назывался Опытная станция. Пока строился жилой дом, в котором нам обещали дать квартиру, мы поселились на базе. Она была старая и пустая, а раньше там жили животные. Родители с бабушкой оборудовали комнатку, где вполне можно было жить, правда, когда шёл дождь, мы подставляли всю посуду, какая была, чтобы вода не лилась на головы. Нам, детям, там было раздолье! Мы бегали по пустым заброшенным помещениям и играли в разные игры. Папа работал механизатором, а мама помогала медсестре в местной поликлинике. Рано утром кипятила шприцы, готовила всё для приёма больных. Бабушка полностью справлялась со всеми делами по хозяйству и с нами, детьми. Однажды нам втроём пришлось бороться зо змеёй, которая выползла прямо из-под двери нашего жилого помещения. Бабуля была в наших глазах настоящим героем – она убила змею лопатой!

К осени был построен новый четырёхквартирный финский домик, в котором мы наконец-то получили свою отдельную квартиру. В этом же здании разместилась поликлиника, там и работала мама. Соседи, которые мне запомнились, были многодетной семьёй по фамилии Дэшли. Я очень сдружилась с мальчиком из их семьи, которого звали Яша. Он ежедневно по несколько раз подходил к нашему окну и играл на детской гармошке. Я вытанцовывала перед окном, припевая частушку: «Гармонист, гармонист, выйди на дорожку!

Я не разу не плясала под твою гармошку!». Затем выскакивала на улицу и мы играли с местной детворой. Детей собиралось много. Говорят, что я пищала громче всех.

Постепенно вся улица была застроена домами одинакового типа. Рядом с нами жил папин родной брат, дядя Витя, с семьёй. У них были двое девочек – Фрида и Неля, мои двоюродные сестрички. Родители часто по вечерам уходили в клуб, а мы оставались вчетвером на попечении бабули. Наша чудесная новая квартира состояла всего из двух комнат. Большая – была и спальней и гостинной одновременно. Которая поменьше – кухня. Но в ней, кроме печки и кухонного стола, также стояла кровать, на которой спали я и бабуля. Когда бабуля ложилась отдыхать на нашу кровать, мы в зале затеивали игры. Предлагали обычно старшие – Витя с Фридой. Любимой игрой для нас был «новогодний бал». Мы ставили посреди комнаты сапог, в него втыкали веник, и наряжали, чем придётся, нашу новогоднюю «ёлку». Потом прыгали вокруг неё, кричали и пищали, не давали покоя бабуле. Бывало, уставшие, начинали хныкать, капризничать. Каждый «качал свои права». Родители приходили поздно, забирали девчонок домой и все ложились спать. Но перед сном мама и папа ещё обязательно рассказывали фильм, который перед этим смотрели в клубе.

Я очень любила бабулю, без неё не могла уснуть. У нашей кровати висел ковёр. Он был самодельный и на нём был вышит разноцветными нитками эпизод из сказки «Иван-царевич и серый волк» - на огромном сером волке сидел верхом красавиц Иванушка. Когда я была одна, мне становилось страшно, потому что в голове вертелись слова из колыбельной песенки: «Придёт серенький волчок и утащит за бочок». Но только появлялась бабуля, я ложила свою ногу на неё и все страхи сразу же отступали. Я засыпала, как убитая. Некоторые детские счастливые сны не забылись до сих пор; Я открываю шкаф, а он завален конфетами и печеньем. Или же, иду по тропинке между зелёными кустиками, а под каждым из них лежат разные игрушки. Сердце от радости так и прыгает. Так бывало только в далёком счастливом и беззаботном детстве.

Маленькой девчонкой, дошкольницей, я была не то, чтобы «оторви голова», но бойкой и смелой. От старшего брата нигде не отставала. Когда дети собирались во дворе, все вместе играли в разные игры – вышибалы, третий лишний, футбол, в имена, классики и т.д. А когда играли в прятки, то не боялась сидеть в темноте в самых дальних соседских сараях, где долго не могли меня найти. Зимой заметало снегом всё кругом, а для нас было радостью кататься на санках, лепить снежных баб или играть в снежки.

На, довольно большом, расстоянии от дома у нас был большой огород, где, в основном, росла картошка. Урожай был всегда большой. Погреб заполняли до верха. Собирали картошку всей семьёй и подолгу. А я и Витя бегали по полю и ели сладкий, как мёд, переспевший паслён. Постепенно у нас появился сарай, в нём всякая живность. А главное – корова Ветка. Она давала нам молоко и всё самое вкусное. У нас даже был свой сепаратор, который мы помогали крутить. С детства нас понемногу приучали к труду. Полы в доме были покрыты чёрной толью, а сверху покрашены коричневой половой краской. Мне давали задание их вымыть. Это, конечно же, была просто воспитательная тактика. Я сидела с тряпочкой на корточках и тёрла одно и то же место. Когда мама заставляла меня помыть посуду, папа подсказывал: «Ты хорошо мой, ручку в стакан всовывай». Я старалась, хоть толку от такой помощи было, конечно же, мало.

Время шло, наступил мой первый школьный день. Я была нарядно одета – в белом фартуке и с большим белым бантом. В памяти много не осталось, только тот момент, когда всех выстроили для общей фотографии. Дети были различных национальностей, но никто этого даже не замечал. А, тем более, для нас детей разницы в людях вообще не было.

Помню некоторых учеников со своего класса – Сумьянова Таня, она была метиска – отец казах, мать русская, двойняшки Белоглазова Света и брат - русские, Толик Радюк – украинец и первая подружка-одноклассница Гильда - немка, фамилию которой я не запомнила. Была она из большой семьи. Я очень любила приходить к ним в гости. Детей было много и когда садились ужинать за стол, посредине, мама ставила огромную сковороду с жареной картошкой. Все по очереди тянулись и ели. Казалось, что такой вкуснятины дома не бывает.

Когда я приходила со школы, щебетала без умолку. Я рассказывала все подробности прошедшего дня. Первым моим слушателем была бабушка, ведь она всегда была рядом. С братом у нас тоже были отличные отношения, правда у него был свой круг друзей, которые ко мне также относились

по-братски.

Часто, когда я возвращалась со школы домой, за мной бежал мальчишка-казах. Он пытался обратить на себя моё внимание, что-то болтал или дёргал за косы. Мне это казалось очень обидным, я приходила домой и плакала. Витя тут же бросился на защиту сестрёнки. Подробностей я не знаю, но на следующий день тот самый мальчишка был неузнаваемым. Он принёс полный кулёк сладкого жареного проса (в то время для детей это было деликатесом) и отдал его мне. Гордость и радость переполняли моё сердце.

Училась только на «отлично». Но однажды случилось так, что я принесла домой первую «тройку». Это было для меня таким горем, что не забылось за долгие годы жизни. А вышло это случайно. В тот день папа вернулся из длительной командировки. Целый месяц он был вдалеке от дома на поднятии целиных земель. Естественно, это была огромная радость, через такое длительное время посидеть у папы на руках, послушать его рассказы. Домашнее задание делала впопыхах. Упражнение из книги переписала старательно, а вот нужные слова подчеркнуть забыла. Когда получила после проверки тетрадь назад, то ужаснулась. Слова были подчёркнуты красными чернилами, а внизу красовалась жирная тройка.Это было ужасно!

Наверное, там, в Казахстане, в этом уютном финском домике с огромным тополем у входа, на этих широких улицах и безграничных далях, куда только хватает человеческого взора, закончился самый счастливый период моего детства, когда задумываться о чём-то серьёзном не было необходимости, когда рядом всегда была поддержка самых близких и родных людей. Длинные, зимние вечера, рассказы взрослых о прожитых годах, мамино чтение интересных книг, таких, как «Всадник без головы», «Граф Монте-Кристо», этот домашний уют, тепло натопленной печки, чувство защищённости – всё это и было счастьем. Лишь небольшие эпизоды из того периода жизни омрачали моё детство – это «первая тройка», потерянная на речке косыночка, которую мы искали с бабулей, бегая и заглядывая под каждый кустик, да ещё одно незначительное событие, происшедшее в школе – когда одна девочка подменила мне мой новый розовый газовый шарфик на свой старый выгоревший. Я, конечно же, ничего ей не сказала, но было ужасно обидно.

Глава 25

Однажды к нам приехали родственники из Узбекистана. По их рассказам, их край был просто раем. Там было тепло круглый год, полно овощей и фруктов, папе с мамой можно свободно устроиться на хорошую работу, а нам – в школу.

Хотя одна попытка уже когда-то была, но родители решили снова попытать счастья. Для того, чтобы успеть к 1 сентября устроить детей в школу, пришлось в первую очередь переезжать нам – детям.

В августе 1962 года папин племянник Федя(старший сын старшего брата Эдика) забрал нас к себе в г. Чирчик Ташкентской области. Впервые в жизни я оказалась без родителей и бабушки. В Узбекистане в то время действительно было, как в раю. Тепло, всё утопало в зелени, запахи фруктов – персиков, абрикос, дынь, арбузов – кружили голову. На узбекских базарах разбегались глаза, столько всякой всячины можно было видеть. В магазинах тоже всего полно! Мы поселились у Феди с Леной по ул. Пионерской. У них было в то время своих трое детей – две дочери и сын. Девочки были примерно моего возраста. Хотя они считались моими двоюродными племянницами, мы были на равных. Неля была на год младше меня, а Гильда – на четыре. Артурчик был маленьким. Впоследствии у них родился ещё один сын – Саша.

Рядом, через дом, жила семья старшего брата. У них было всего шестеро детей, но те были уже взрослые. Старшие – Федя и Виктор – были уже женаты на Лене и Розе. Эрнст встречался с Милей. Костя служил в Армии где-то под Москвой. Зина дружила с Шишкиным. Я знала только его фамилию, т.к. уже тогда поняла, что в семье спор из-за того, что парень русский. А жена дяди Эди, тётя Эрна, не могла с этим смириться. О младшей Эльвире ничего определённого не помню, кроме того, что все её считали красивой и была она на год старше моего брата Вити.

Дом, в котором мы теперь жили, был четырёхэтажный, трёхкомнатная квартира с балконом - на верхнем этаже. Для нас, детей, выросших в небольшом посёлке под постоянным надзором заботливых и любящих взрослых, всё ново и непривычно. Наверное уже в тот самый момент в моей детской душе что-то резко изменилось. Оказывается, я была очень стеснительной, а без бабушки и родителей совсем замкнулась. Все мои родственники были боевыми, девчонки- племянницы часто вздорили между собой и даже дрались. Я чувствовала себя очень неуютно. Время шло к осени, но семья наша в Казахстане никак не могла справиться с продажей хозяйства и переездом. Впервые в школу мы отправлялись одни. Мне было очень страшно. Школа была огромной. Четырёхэтажное здание, построенное буквой П, с огромными светлыми коридорами и классами на тридцать человек, кабинеты физики, химии и т.д.

На первом этаже по бокам здания медпункт, библиотека, большая столовая, раздевалка, туалеты. На втором – актовый и спортивный залы. Дальше – зубной кабинет, различные лаборатории. А вдоль всех коридоров располагались классы.

Во дворе - большой фонтан, школьный бассейн, помещения для занятий трудом, где для мальчиков были столярные, токарные мастерские, а девочкам преподавали домоводство - шитьё, кулинарию и т.д. А дальше – большой стадион с беговыми дорожками, прыговыми площадками и т.д.

_ „ _ „ _ „ _ „ _ „ _ „ _

Очень много ещё о бабуле не дописано. Последние годы в Узбекистане 10 лет она была слепой. В Германию приехали всей семьёй, когда ей уже исполнилось 100 лет. Она настаивала: «Таня, возьми мне всю одежду, что приготовили на смерть! Мало ли что может случиться в дороге.» Но, к счастью, всё обошлось благополучно. Встретили в Германии всех очень доброжелательно,

- « - « - «

Ей сделали операцию на глазах, благодаря организации «Красный Крест». Впервые она увидела своего младшего внука – моего сына Сашу – когда ему исполнилось 9 лет.

Относились к бабуле здесь с большим уважением, благодаря её преклонному возрасту. Ежегодно в день рождения устраивался настоящий праздник. Приходили поздравлять местные власти, представители «Красного Креста», батюшка. Под окнами играл духовой оркестр, бабушка стояла у распахнутого окна, слушала музыку и вдыхала весенние майские запахи. В этот день мы все старались помочь маме, накрывали на стол, приглашали, угощали. Часто приезжали представители из местной газеты „DieHarke". Было хлопотно, но приятно. А на следующий день обязательно была статья и фотография в газете. Я сохранила все эти вырезки. От имени президента Германии Герцога, ей, как долгожительнице, приходило ежегодно поздравление и 200 марок. Для неё это было большим счастьем, ведь пенсию она не получала. После высылки исчезли все необходимые документы. Я знала, как её постоянно угнетали мысли о том, что она осталась на старость без копейки. Как бы мы все её постоянно ни успокаивали,это чувство её мучило. Но как только эти 200 марок попадали ей в руки, она тут же их делила пополам и отдавала мне и Вите.

В 1999 году в Германии поменяли президента и деньги больше не приходили. Это очень огорчило бабулю, хотя мы все её успокаивали. А местные власти по-прежнему её не забывали. В последние годы она уже этому так не радовалась, только батюшку ждала с нетерпением. Это был золотой человек, очень душевный и внимательный. Ради неё он выучил по-русски несколько важных слов. Уходя, всегда говорил: «Я тебя люблю.» И её старенькое лицо расцветало.

Я любила приезжать к родителям, я чувствовала, как бабушка меня ждала. Мы болтали с ней часами, она рассказывала о своей жизни, о прошлом, расспрашивала меня о моих делах, знала все мои проблемы, часто давала полезные советы, несмотря на свой возраст. Поначалу мы часто катали её по улице на коляске, возили к лесу. Потом она стала уставать. Зрение снова ухудшилось. На улицу она больше не хотела. В последнее время ноги её совсем ослабли, по комнате мама доводила её до кресла или в кухню к столу. Но несмотря ни на что, она до последнего старалась справляться со всеми своими делами самостоятельно. «Я сама», - эти слова не сходили с её уст.

Как не больно об этом писать, но пришло то время, которого я очень боялась всю свою жизнь – это бабушкина смерть. Это произошло 8 февраля 2003 года, на 114-м году жизни. За неделю до этого, мы приехали навестить родных. Всё было, как обычно. Но уже почти перед отъездом, в воскресенье, я почувствовала себя неважно, болела голова, мы начали собираться домой и я пришла в бабулину комнатку, чтобы попрощаться. Она лежала под своей тёплой периной как-то тихо и печально. Я положила свою голову к ней на перину и обняла. Мы с ней немного поговорили об обычных делах. Но потом почему-то я сказала ей слова, которые запомнятся на всю оставшуюся жизнь: «Бабуличка, что бы ни случилось, знайте, что я Вас очень и очень люблю!».

Она мне ответила: «А я это знаю». Так вышло, что это были наши прощальные слова.

Она заболела за три дня до смерти. На первый взгляд, это была обыкновенная простуда. Мама, как обычно, делала всё возможное, чтобы бабушке стало легче – компрессы, полоскания, прогревания. Но в ночь с пятницы на субботу они все спали очень плохо. Мама несколько раз вставала к бабуле. Уже перед утром, когда она давала ей пить, та что-то пыталась ей сказать, но так тихо, что мама не поняла. Потом мама спросила: «Ну что, теперь пойдём спать?». Бабуля кивнула головой.

Она лежала на боку, лицом к стене, мама спросила папу: «Тебе не кажется, что сегодня она долго спит?». Папа потихоньку подошёл и уже тогда заподозрил неладное. Но маме ответил: «Пусть отдыхает, ночью ведь почти не спала».

Свою реакцию я не помню, когда позвонила мама и, казалось бы, спокойным голосом сказала: «Доченька, возьми себя в руки, никуда не денешься, ведь уже такой возраст ... и т.д.»

Мы сразу же поехали к ним. Все ждали приезда представителей из похоронного бюро, нужно было её искупать, переодеть. Но я, не знаю, как это произошло и что меня подтолкнуло, сказала: «Я сама искупаю свою бабулю, не хочу, чтобы чужие её трогали». Дальше всё было, как будто не со мной, я помыла бабулю и мы с Марией стали её переодевать. Затем приехала специальная служба и бабулю увезли.

В ночь, с субботы на воскресенье, мне приснился удивительный сон, как будто было это наяву. Я с мужем спала в зале. Сначала я услышала бабулин голос: «Таня, ну ты идёшь?». «Нет», - говорит мама. «А ты, Борис?». «Нет», - говорит папа. И вдруг заходит бабуля к нам в зал, спрашивает: «Эльвира, а ты идёшь со мной?». А я говорю: «Да нет, бабуля, может быть попозже». «Ну тогда я сама пошла», - ответила она и вышла через окно в зале.

До самых похорон она находилась в специальном домике на территории кладбища. Там я видела её ещё в последний раз. Она спала мёрвым сном, а для меня была самой красивой.

Другие произведения автора:

Я научусь по Жизни прямо плыть!

После дождя

На что надеяться и ждать?