Легенда о Тяме.

(реконструкция)

       На заре мира это было, на заре мира…
     Старики рассказывают, когда Мир был юн, и Мать Моржиха отдыхала от трудов по укреплению основ его, случилось, что упали с неё капли [пота] и, коснувшись поверхности, превратились в первых обитателей Мира, и произошли от оных все твари Мира, и каждая из них несла свои особые признаки, и расселились они по всему пространству Мира, и повели род свой; живя как придётся, без порядка и Благоподобия, – так что пробудившись, Мать Моржиха обнаружила, что [Мир] уже населён и обитаем.
    И наблюдала Мать Моржиха за жизнью обитателей, и дивилась, и печалилась отсутствию порядка и Благоподобия. И размышляла Мать Моржиха об этом. После явилась она в своём Облике и молвила: «Явитесь ко мне, нежданные жители, ибо пришла я дать вам Слово».
     Но устрашились обитатели Мира вида Матери Моржихи и в смятении покинули свои пределы, и бежали безостановочно. Видя это, воскликнула Мать Моржиха: «Стойте, безумные, одумайтесь и вернитесь, ибо не уйти вам от моего присутствия; но пока с миром говорю я. Если же ослушаетесь – создам я Напасть, но поздно будет каяться […], и будет поражать [каждого].
    Увы, не вняли твари голосу Матери Моржихи, и положили начало величайшему из бедствий. Лишь племя лоунов осознало признаки и вернулось; за это Мать Моржиха отметила их своим благоволением, и учила их; дала им порядок и Благоподобие. Под сенью мудрости Матери Моржихи жило племя лоунов в безмятежности и счастье, трудясь на земле и воде, добывая нерпу и иваси, сажая морошку.
     Правил лоунами в то время Ланакромолеб, правил мудро и прозорливо, укрепляя порядок и Благоподобие, и был брат у него Книрд, и возненавидел он власть брата, и возжелал её, ожесточаясь помыслами. И вот стал Книрд вести смутные речи в племени, и внимали им лоуны, и раздор поселился в сердцах их, и [раскололось племя] на две части. Часть лоунов, возглавляемые Книрдом, отселилась от остальных и, наперекор воле Матери Моржихи и предков, стала пасти олешков, сажая для них ягель на морошковых полях, вредя посевам брата своего. Вознегодовал тогда Ланакромолеб, проклял Книрда и назвал его Ециуждтиурф – Осквернитель Посевов, и взмолился Матери Моржихе, прося покарать отступника.
     Вняла Мать Моржиха мольбам Ланакромолеба, вспомнила о Напасти и размышляла об этом.
     […]
   И создала Мать Моржиха Напасть: взяла она часть Желания, добавила Жадности и месила всё в Ледяной-Чаше-Где-Родился-Мир; и добавила туда Разочарование и Боль, Смерть и Жажду, чтобы скрыть сущность Напасти. Затем взяла Мать Моржиха глину и обмазала ею Напасть, и придала ей форму, и поселила её в Мире.
    Случилось так, что у Ланакромолеба была дочь Эгнаро, у Книрда же был сын Тяма, и полюбили они друг друга, и пели вместе при свете ночного светила, и украшали друг друга цветами морошки и хвостиками иваси, но были затем разлучены по воле родителей, и тосковали в разлуке безмерно. Тяма же [был] нрава благородного и втайне [осуждал отца], не смея пойти наперекор его воле. Когда же Напасть обрушилась на создания Мира, вышел Тяма в тундру, [взобрался на] самый высокий торос и поклялся своей любовью к прекрасной Эгнаро, что освободит Мир от Напасти ради косичек Эгнаро […]
     Старики рассказывают, [в день] выхода Тямы из селения подёрнулось небо тучами, смолкли олешки, нерпы печально шлёпали хвостами по воде, сородичи же насмешливо смотрели, как Тяма седлал своего боевого марала, как надевал на себя панцирь из блестящей рыбьей чешуи и приторачивал к седлу боевой гарпун из рыбьего зуба. Великий волшебник изготовил этот гарпун в достопамятные времена из клыка гигантской иваси, которую [волшебник убил] страшным волшебством после долгой и утомительной битвы. Много народа проглотила эта гигантская иваси в ненасытности своей, много храбрых борцов погибло, пытаясь одолеть страшного врага, но [безуспешны были их попытки и велико горе их] семей.
     Победив гигантскую иваси, волшебник голыми руками вырвал у неё клык и ушёл в сторону Холода, и долго его не было, и люди стали забывать о нём и его подвиге […]
     И вот однажды, на рассвете, Книрд вышел из своего иглу погадать о погоде по струе малой нужды и заметил торчащий из Тороса совета на центральной площади селения гарпун, и пошёл посмотреть на него. Подойдя же ближе, Книрд попытался вытащить гарпун из Тороса, но тщетны были его потуги. Стал тогда Книрд осматривать гарпун и заметил слова на нём. Было же написано: «Смерть – награда за жизнь. Жизнь – награда за смерть. Этот [гарпун] сможет вытащить только один, в своё время». Многие пытались вытащить этот гарпун, но не сумели. Некоторые, в приступе гордыни, пытались разбить Торос, но напрасно утруждали себя и удалились в гневе.
     Старики рассказывают, когда Тяме было от роду десять зим, играл он с ровесниками на центральной площади в кегли, и внезапно  и незаметно подкралась и напала на детей стая диких бешеных песцов. В ужасе сбились дети в кучу, подняли крик, и призывали на помощь родителей. Только Тяма не потерял присутствие духа, бросился к Торосу совета и вырвал гарпун из Тороса, много лет удерживающего его в себе.
     Смело, как белый медведь, кинулся Тяма на песцов и одним ударом поверг на землю десять хищников. Визг и вой пронёсся над площадью и, скаля зубы, против Тямы вышел вожак стаи. Высотой вожак был больше самого высокого оленя, лапы у него были как у медведя, зубы – как клыки у моржа, красные глаза горели злобой и жаждой крови, а из пасти падала ядовитая слюна. Там же, куда она падала – лёд горел и начинал испускать зловоние.
     Страшен был виду вожака, но не дрогнул Тяма и вышел вперёд, заслонив собой товарищей.
     […]
     Грозно взревел вожак и прыгнул на Тяму, стремясь повергнуть его на землю и растерзать, но Тяма вовремя присел и выставил вверх свой гарпун, и вонзил его в проносящегося над ним вожака, и попал тому в точку «зю», находящуюся на длине ладони от крестца, лишив того возможности иметь потомство […]
     Старики рассказывают, что мощной струёй из вожака хлынула [кровь], щедро орошая снег. От воя вожака содрогнулись торосы; ближайшие иглу рассыпались; с сопок сошли лавины, засыпав часть морошковых полей; земля пошла трещинами, а отдельные светила изменили свой путь по своду небес. Вожак же тяжело упал на землю, и снова вскочил, и развернулся, чтобы снова броситься на Тяму. Дети же [ободренные таким] успехом Тямы, оправились от потрясения и смогли отбежать к ближайшим кибиткам, откуда и стали наблюдать за схваткой Тямы и вожака, вместе с теми взрослыми сородичами, которые, привлечённые испуганными возгласами детей, со всех  сторон поспешили к Торосу совета, но, из-за открывшегося зрелища, не рискнули подойти ближе. Уцелевшие же песцы отошли также в сторону, с нетерпением ожидая исхода поединка.
     Взревев, вожак бросился на Тяму, но тот, окрылённый таким неожиданным успехом, проворно отскочил в сторону и, махнув гарпуном, попал им по передней лапе вожака, отчего тот упал и клыками вонзился в землю; когда же попытался он вырвать клыки  из земли, то не смог этого сделать, ибо глубоко они под большим весом вожака вошли в землю, мешая оторвать голову от поверхности.
     […]
     Тяма же, видя безуспешные попытки вожака освободиться, отринул осторожность и побежал к вожаку, дабы [прикончить] того, но вожак, в надежде обрести спасение, взбрыкнул задней лапой, и случилось так, что удар этой лапы пришёлся прямо в грудь Тяме, отчего он отлетел на сто длин хвостиков половозрелых самок иваси и упал, и сознание покинуло его. Но подбежал к Тяме один из его приятелей и, желая взбодрить его, приложил куски льда Тяме к точкам «зю» и «мяо», что находится между лопатками, и сознание вернулось к Тяме, и он вскочил, чтобы добить вожака, ибо тот уже наполовину вытащил клыки из земли. Подбежал [Тяма к вожаку] и вонзил тому [гарпун в загривок], поразив его прямо в сердце.
     […] выехав из селения, Тяма направил поступь своего скакуна на Закат, где [в последний раз видели] Напасть.
     […]
     Сорок полярных ночей и сорок полярных дней ехал Тяма, встречая на пути такие опасности, что старики бледнели, вспоминая о них, и никогда не рассказывали о них потомкам.
     В один из полярных вечеров Тяма [остановился] на привал у рощи карликовых берёз и разжёг костёр, и вкусил от тех запасов, что дала ему в дорогу Эгнаро, и прилёг у костра, стреножив своего марала, и заснул с именем прекрасной Эгнаро на устах.
     Старики рассказывают, когда Тяма спал, случилось так, что невдалеке проползала Напасть, и почуяла она тепло от костра, от марала и от Тямы; и привлечённая вожделенным запахом, подползла [к месту] ночлега Тямы, и […]
     С помрачившимся рассудком метался Тяма по тундре, не в силах вынести разжёгшийся внутри огонь, пожирающий его с неугасаемой силой, ибо и Жадность, и Жажда, и Боль, и Разочарование, и Смерть горели в нём; поскольку их Мать Моржиха замешивала для создания Напасти, и Напасть, вследствие беспомощности Тямы, поселилась в нём.
     Что только не делал Тяма, чтобы загасить жжение в утробе, откуда слышалось и урчание, и ворчание, и писк, и рычание, и ничто не могло прекратить мучения Тямы.
     […]
     Тяма пил морскую воду, жевал снег, морошку и иваси – и это не облегчало страданий. Тяма ел мясо нерпы и олешек, но и это не приносило облегчения от невыносимых мучений […]
     Старики рассказывают, долго скитался Тяма по тундре, и напрасно Эгнаро выходила из чума, ожидая увидать своего любимого. И вот однажды, не в силах больше страдать от разлуки, Эгнаро собрала котомку и пошла в сторону Севера, где, по преданиям, обитала Мать Моржиха, дабы испросить совета и помощи о […] Тямы. Долго шла Эгнаро, преодолевая холод и торосы, спасаясь от диких песцов и сов, страдая от голода и […], пока не пришла к месту лёжки Матери Моржихи. Но не оказалось Матери Моржихи на месте, ибо заботами об укреплении порядка и Благоподобия в Мире была занята она вместе с […], когда же Мать Моржиха вернулась, то увидела Эгнаро, которая уже почти простилась с жизнью из-за холода. И взмолилась Эгнаро к Матери Моржихе, и просила помощи и совета, и в мудрости своей Мать Моржиха помогла Эгнаро советом, и рассказала, как бороться с Напастью, после чего сделала так, что обратный путь Эгнаро стал лёгок и короток, и благополучно смогла Эгнаро добраться сначала до своего стойбища, а затем и до Тямы, который в своём (безумии) скитался неподалёку от родного дома.
     […]
     И нашла Эгнаро обессилевшего Тяму, и обтёрла ему […] и лицо, и ободрила его, и рассказала ему о сущности Напасти и о том, как с ней бороться. Ибо сущность Напасти заключалась в неудовлетворённости; выглядит же Напасть как маленький червячок, но велика сила её и нет от неё спасения. И приготовила Эгнаро смесь, как научила ее Мать Моржиха, и взяла для этого сушёную морошку, и вяленую икру иваси, и толчёные оленьи рога, и семя нерпы; и дала эту смесь Тяме […], и стали они ждать, пока снадобье подействует.
     […]
     И случилось так, что снадобье подействовало благодаря мудрости Матери Моржихи и самоотверженности Эгнаро; Тяма же благодаря нему заморил Напасть, после чего они вернулись вместе в родное стойбище. Сородичи же, видя их возвращение, выбежали из юрт, приветствуя Тяму и Эгнаро.
     Старики рассказывают, что и Ланакромолеб, и Книрд несказанно обрадовались возвращению своих детей, [которых считали] погибшими […] Помирившись же, Ланакромолеб и Книрд устроили пышную свадьбу для Тямы и Эгнаро, которая длилась две полярных недели, и старики рассказывают, только ленивый ушёл с неё голодный и трезвый, только ленивый не нашёл себе […] и партнёра.
     […]
     Тяма же и Эгнаро жили долго и счастливо, и на закате их жизни, когда они вышли вечером на свою любимую сопку, чтобы спеть песню и […], напал на них голодный белый медведь-шатун, и не смогли спастись от него Тяма и Эгнаро. То же, что от них осталось было захоронено на центральной площади, и поклонялись этой могиле сородичи, вспоминая мужество, самоотверженность и любовь Эгнаро и Тямы; пока не наступил Закат Мира, и все не умерли по желанию Матери Моржихи, решившей создать […]
     Заморим же и мы червячка в память и честь о невинно убиенных […]
     […]
     Да покроет нас [Мать Моржиха], ибо благословенна […]
     […]



Елец, 2000г.

Другие произведения автора:

Искусство требует...

Из жизни одного бревна.

Alopex lagopus.

Это произведение понравилось:

Анатолий Филин

Юрий Романько