* * * Кратер язвы выжигает слово "муки", "греет руки" на аджике и кровИ. А здоровье, застеснявшись, руки-крюки в перстнях боли прячет в муфте нелюбви.
И вот тут - Она змеится, шасть под брюки и давай там где попало ковырять, издавая вой истошный старой суки, той, дворОвой, что опять дурИт рожать.
Всю одежду пропитала смрадным ядом. Злые мысли вязким муссом дыбят шерсть. Дышит в ухо Та, что постоянно рядом. Видишь? Нет? Я тоже. А Она-то есть!
Шалую, лишайную, больную догнала уже почти "С косою мать". Меня слышащего и себя глухую притомилась воем доставать, утомлять присутствием вслепую, наобум проклятья навлекать.
Слёзы - градом, струпья - снегопадом, хлОпок-шерсть - клоками по весне... Та, что вечно рядом, вечно рада тонкой, звонкой нитью ныть в десне.
Вылив пули, заколотит баки, страхами чихает много лет, - с вошью вошь обнимутся в сиртаки, страйк у тараканов в голове.
Чёрный юмор тонет в белой скорби. Как слюна с клыков ртуть и свинец. Слизывает даты с плит-надгробий. На такого зверя сдох давно ловец. Когти-плуги режут землю-память. шерсть - палас (ковёр когда-то, теперь нет), однокрыла (только б вспомнить и расправить), пистолетом хвост и хвОстом пистолет.
Язва-совесть не затянется, гноится, вся в расчёсах от сомнений-блох. Глупо злиться, коль Она - убийца и, как говорится - хенде хох!
Для Неё мы все - жующая скотина, тонем в пятом океане Двести-грамм. Для тянущей дней рутину зверь-машины нет сетей, капканов, пуль и волчьих ям.
Пригвоздила взором нервным глаз зелёных: "Трус, признайся, не взирая, что ты лгун - верно скверный и на вкус ты, несолёный? Твоя правда - крест зелёнкою на лбу!"
Недосказанность - приправою медвяной. И ты тоже не спасёшься, не молись; потому, что рядом Та, кто вечно рядом. Оглянись. _ _ _
Новые
Меню
