«Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо».
Гёте. «Фауст»
***
«Всё, на что я обращаю внимание, мне ясно; всё, что скрыто от глаз и
спрятано около сердца, я могу объяснить. Но женская любовь? Пытался ли
я понять её? Нет, не так! Надеялся ли ощутить её на себе, хотя бы втайне?
А чего это я вдруг? Старею? Старею.
Превращаюсь в бессмертного старика, становлюсь сентиментальным.
Я уже не тот Воланд...
Столько веков я смущал скверные помыслы людей, наслаждался человеческими пороками, приближая их к себе...
Змей свивается в клубок,
Этим тело согревая;
Так душа, — змея живая,
Согревает свой порок...*
Я с лёгкостью скупал человеческие души оптом и за бесценок.
Чтобы овладеть человеком, особой сноровки не нужно, достаточно
узнать, кому он поклоняется. Идол — первоисточник слабостей. Чего желает
уязвлённая страстью натура, к чему стремится? Слава нужна! Проплаченное
милосердие, чтобы им прикрыть корысть!
Гордыня, ряженая в благородство!.. Трудно отказаться своевольному от
наслаждений.
Я смеялся над каждым, кто посвящал свою жизнь поискам
счастья. Даже когда тот, обречённый, понимал, что счастье — недостижимо,
он продолжал неумолимо терзать свою Судьбу, при этом забавляя меня.
Но разве я, Воланд, после всего этого состоялся? Нет. Нет! Только
сейчас я начинаю понимать свои внезапно возникающие муки и их результат —
рождение нового меня, который
засомневался в себе самом.
Может я только делал вид, что счастье не
волнует меня и вовсе не хочется его ощутить.
А моё прошлое? Это же —
унизительная комедия! Разве узнавал я что-то новое? Менялись имена, лица, но
пороки оставались теми же со дня сотворения мира. Они превратились в обузу.
Теперь мне нужна новая
степень свободы! Я отказываюсь от самонадеянности, в которой погряз, и
от которой ослеп. Пусть сомнения, возникшие во мне, станут претензией,
будоражащей разум... Я рад, что признаюсь в своих ошибках — это и есть
доказательство рождения нового Воланда! «Аннушка уже купила подсолнечное
масло, и не только купила, но даже и разлила.»
«Я старалась... Я хотела стать ещё лучше. Но в один момент я
поняла: тщетно, ни к чему это. А причина моего теперешнего раскаяния в
том, что жалость я приняла за настоящую любовь. Да, жалость меня держала
и, как казалось тогда, очищала, подпитывала, словно родник с живой
водой. Я чувствовала себя счастливой, потому что была сильнее, я имела
превосходство над Мастером. Но сейчас пришло внутреннее осознание того,
что в нём я, всего лишь, жалела себя, в Мастере не было и нет отражения
моей любви,
да и любви самой нет... Он не был, а лишь стал моей Судьбой, он не
изменился с тех пор, потому что принадлежит только себе, а я... Я
когда-то насильно подчинила
его, вознесла и внушила себе, что этот человек — моя миссия. Потому и
возникла теперь пустота. Она породила во мне неприязнь к вечному
будущему, она стала насыщать собою Вечный Дом вместо обещанной мною
идиллии, и музыка Шуберта давно не звучит в его залах.
Те струны, что
связывали меня с Мастером поначалу, до звона натягивались, когда я,
бывало, удалялась от него. Так было всякий раз. И главное, мне очень
хотелось, чтобы об этом знал Великий Воланд, я будто всё делала для
него, чтобы понравиться ему...
О, Великий и гениальный! Только он мог устраивать беспрерывные перемены и настоящие праздники!
Он единственный, кто не только слышал меня, но и чувствовал...
Он сильный, он всегда видит и понимает своё могущество, ему
известны пределы власти.
Он — тот, кто мог бы исправить ошибку!
Я свободна... Но и невидима, к сожалению. Когда-то это радовало ту Маргариту...»
***
В небольшой книжный магазин вошёл человек. В полумраке помещения
было сухо, темно и уютно. Терпкий запах исходил от стеллажей,
заставленных книгами в блестящих новеньких переплётах.
— Здравствуйте, сударыня! — обратился посетитель к девушке,
разбиравшей кипу книг. — Изумительный запах свежей краски и
прессованной бумаги! Видимо, на полке передо мной находятся книги,
которые только что из типографии, — не так ли?
— Здравствуйте! Да, верно, книги только что поступили к нам.
— Это замечательно! Много лет спустя, всё, что здесь находится,
будет источать «запах времени», смешанный с «пылью веков», а пока...
Пока тут свежесть и новизна, и тонкий аромат «Youth Dew», который
исходит от Вас и говорит букетом гиацинта, ромашки и листьев герани о
том, что у обладательницы этих духов отменный вкус...
— Спасибо...
— Мне вдруг захотелось очиститься от своего
невежества. Что сейчас предпочитают? Прошу Вас, предложите
что-нибудь на Ваш вкус из поступившего?
Девушка заметно оживилась. Она с большим желанием и нескрываемым интересом стала вести беседу, отвечая на вопросы посетителя.
— Большой спрос на роман Ивана Бездомного «Маргарита». К нам как
раз поступили экземпляры его повторного издания. Роман хвалят читатели,
довольны издатели и не оставляют в покое критики, — девушка положила перед вошедшим книгу, о которой шла речь.
— Иногда критические высказывания принимаются на веру скорее, чем лестные
слова. Но я привык иметь своё суждение. А Иван Бездомный — это, простите, тот самый
поэт, что отказался сочинять стихи, и торжественно заверил сим одного талантливого
Мастера?
— Он самый... А Вы... Извините, но откуда Вам известны такие детали?
— Я ведь знал Ивана ещё молодым человеком... Значит, он,
всё-таки, написал обещанное продолжение, — последнюю фразу гость
произнёс, отвернувшись в сторону, словно это касалось только его. При
этом он взял книгу, развернул её посередине, и та вдруг вспыхнула
каким-то пульсирующим огнём...
... Страницы превращались в чёрный пепел... Девушка замерла от неожиданности и немного растерялась, но не испугалась.
— Не беспокойтесь, сударыня, — странный посетитель захлопнул книгу. — Это — фокус. Вы сейчас видели то, чего
на самом деле не происходило. Обратите внимание, даже запаха гари нет. Но не всё так просто. За это время я
успел прочесть весь роман и выяснить, что автор, перед тем, как
приступить к написанию, изучал «Фауста» Гёте. От этого была только польза!
— Как такое может быть? Вы — маг? Чародей?
— Волшебник! — гость улыбнулся и этой улыбки было достаточно,
чтобы вызвать расположение к себе. — И уверяю Вас: практически, всякое
волшебство связано с огнём.
А Вы, между прочим, очень
похожи на Ивана Бездомного. Если бы мне сказали, что он — Ваш отец, а
Вас зовут
Маргарита, то я поверил бы.
— Так и есть, я его дочь... и зовут меня Маргаритой... но...
— Значит, я угадал, Маргарита Ивановна? А меня зовите просто, — мужчина только на долю секунды замешкался, — Володар. Я —
не только волшебник, но режиссёр и владелец театра. Сейчас, знаете ли, стало модно открывать
собственные театры, всем хочется управлять публикой, а театр — один из
способов. С одной стороны — великое и духовное, чем можно охватить
зрителя, с другой — та доля правды, в которой так нуждаются люди, и она
подкупает.
— Вы, видимо, папин знакомый, но мне он о Вас ничего не рассказывал...
— Да, мы с ним когда-то были знакомы и нас связывают события
прошлых лет, но друзьями мы не были. Чтобы развеять сомнения, разрешите
мне позвонить прямо сейчас
Вашему отцу? Он номер телефона не поменял? — гость заглянул в свою
записную книжку, в которой, надо сказать, были лишь чистые листы. —
Оставил тот же: 692-60-16?
— Да, это папин телефон...
— Тогда... позволите? Мне как раз срочно нужен сценарий к
спектаклю, а Вашему отцу я доверяю,
в отличии от критиканов.
— Конечно-конечно! Звоните.
— Добрый день. Могу я с писателем Иваном Бездомным побеседовать?
Моё имя Володар. Лет двадцать назад мы с Вами встречались на Патриарших,
Вы тогда ещё стихи писали на антирелигиозную тему... Ну простите, что
напомнил! Но Ваша проза мне не просто очень понравилась, она поразила
своею логикой и правдой! Я сейчас являюсь полноправным хозяином и
по
совместительству режиссёром театра «Альгамбра», — не слышали? Понятное дело, мы
недавно открылись... Но у нас амбиции! Хотелось бы встретиться и
обсудить важное для нас и, возможно, если достигнем соглашения, выгодное
для Вас дело. Буду ждать через час в ресторане «Савой», — годится?
Не бывали? О-о-о! Если в «Метрополе» судак
по-польски считается лакомством первостатейным, то в «Савой» Вам
предложат карпа. Официант ловко выловит из мраморного
бассейна ту рыбину, на которую укажете сами, и тут же отправит её на кухню, где повара
разделают и зажарят карпа особым способом в сметане.
Гость взглянул на часы.
— С минуты на минуту у Вас перерыв на обед, Маргарита Ивановна, — составьте компанию отцу и мне?
— Спасибо, но я, наверное, буду мешать вашей беседе. К тому же, очень хочу доделать начатую работу.
— Что ж, мне пора! Вот моя визитка. Уверен, что Премьера спектакля не обойдётся без Вашего участия!
— Если пригласите, — улыбнулась девушка.
Поблагодарив её, посетитель оставил деньги за книгу, вышел на проспект и махнул рукой проезжавшему мимо такси.
***
— Ты, как обычно, расторопна и понятлива, Гелла. Прокатимся в ресторан «Савой».
— О, мессир, как я благодарна Вам, что оставили меня в тот раз на
Земле и позволили быть наполовину человеком, а не только вампиром.
— Зря сменила цвет волос!
— Мой господин, даже закрасив свой рыжий цвет, я осталась всё той же лихой и бесстрашной!
— Ты — Ангел во плоти!
— Вы это знаете, а другие не верят. Как-то разговорилась я со
своим другом и призналась в том, что я не совсем человек, а только
наполовину, — не поверил! «Такого не может быть!»... А я тогда кто?
Зайчик из плюша?
— А тебе нравится больше быть человеком или вампиром?
— Для человека смерть — это когда всё кончено , а для вампира —
лишь начало. Получается, что я — Альфа и Омега, Начало и Конец
одновременно! И мне нравится, что Омега вполне может преобразиться в
Альфу, и наоборот. А это, как любите Вы повторять, уже театр.
— Всё вокруг — это и есть театр. Чаще — абсурда, ставшего давно
нормой. Как говорил Эммануэль Мунье: «Абсурд — это разрыв между духом,
который испытывает желание, и миром, который не оправдывает
возлагавшихся на него надежд». Драма и комедия, они творятся рядом с
нами постоянно и всякий раз по-новому... А вот и ресторан!
***
Устроившись
в уютном уголке ресторана, собеседники вели размеренный, неторопливый
разговор. Беседа длилась около часа. Одна тема обязательно вытекала из
другой...
— Иван, у каждого есть своя история, она уготованная, и в
ней легко вмещаются и сосуществуют прошлое, настоящее и будущее —
это и есть полный «сценарий жизни».
— Замечу, Володар, что наблюдать ход событий лучше
по мере их развития, но гораздо интереснее бывает об этом писать.
— Да, когда пишешь, ты волен этот «сценарий» изменить, сломать, —
не так ли? В это время ты — Бог! Я, признаюсь, тоже немного писатель и люблю сочинять, но... в
черновиках всё! Совсем нет желания публиковать свои заметки.
— Согласен, сходство с Вершителем Судеб есть, но Вы, Володар, не
совсем правы в том, что всякая жизненная история или Судьба имеет только
один-единственный и только свой финал. Я уверен, что жизнь каждого
подвергается переменам, которые меняют её кардинально. Наконец, у каждого есть выбор! Отсюда следует,
что...
— Извините. Только те Судьбы меняются, что напечатаны в книгах — увы!
— Фу-ты ну-ты! Как же так? Здесь совсем наоборот всё обстоит! Что
написано пером и получило широкую огласку, — значит, нет назад дороги!
— Даже если книга выпущена издательством в сотни тысяч экземпляров —
не важно! — каждый прочитавший может пересказать её так, как ему
запомнилось или заблагорассудилось, у него запросто найдётся свой
вариант. И всякий следующий перескажет услышанное тоже по-своему и
непременно изменит не только финал, но и начало! Как в лучшую, так и в
худшую сторону. Вы же не станете носиться за каждым и затыкать ему рот?
Поверьте, всё рассказанное, допустим, Вами, Вам одному уже не
принадлежит!
— А кому же ещё?
— Хм. Читателю. Причём, в равной мере. Или зрителю, который
слушает, наблюдая за игрой актёров в театре. Рассказчик, читатель,
зритель — это связь и она делится поровну. Место, где происходят
события, время, сопровождающая мелодия, её ритм, действующие герои — всё
важно! За всем этим следит со стороны он, читатель, зритель. Важно,
чтобы точка обзора у наблюдающего не менялась. Иначе рухнет основа всего
действа...
— Точно! Рухнет. И читатель, и зритель, и слушатель — все они
разочаруются, вспомнив, где находятся, перестанут верить, махнут рукой:
«Это — всё неправда! Вымысел!»
— Именно! Я рад, что Вы меня поняли. Вот поэтому, Иван, я хочу, чтобы только Вы стали автором
сценария по роману, который принадлежит Вашему перу. Даже одарённый и
опытный сценарист, освоивший это ремесло, написавший с десяток удачных
пьес, может нарушить жёсткий формат, упустить важные детали, о которых
знаете Вы и я.
— Вы?
— Да, я. И я хочу получить нечто! Главное, что в Вашем романе нет
того оптимизма, от которого мне становится тошно. Извращение какое-то!
Со дня сотворения Адама и Евы и их грехопадения, становление человека
происходит через муки и страдания — это закон Вселенной!
— Считаю, нашу беседу очень удачной! Моя
визитка... О контракте и его формальностях пусть созваниваются и решают
наши директоры.
***
«Я на пороге того самого Вечного Дома и знаю, для чего здесь...»
— «Гори, гори, прежняя жизнь! Гори, страдание!»*... Здравствуйте, Маргарита Николаевна! Прошу прощения за беспокойство. Давно мы с Вами не виделись, Королева.
— Мессир? Здравствуйте! Вы не забыли меня... Скажите, отчего Вы здесь?
— Любопытство. Я сегодня решил отдохнуть и вспомнил нашу последнюю встречу... Нельзя было не поверить в то, что Вы старались выдумать для Мастера наилучшее будущее*,
но, право же, я не нахожу Вас счастливой. Однако, Маргарита Николаевна,
ответьте сами: как живётся в Вечном Доме Вам и романтическому Мастеру?
Его отягчённые бременем плечи, надеюсь, расправились?
— Вечный Дом? Он утонул в беззвучье... Он стал бесцветным... Он мне чужой...
— Вот как! «Слушай
беззвучие, — горячо говорили Вы в тот раз Мастеру, — слушай и
наслаждайся тем, чего тебе не давали в жизни, — тишиной. Смотри, вон
впереди твой вечный дом, который тебе дали в награду. Я уже вижу
венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Вот
твой дом, вот твой вечный дом. Я знаю, что вечером к тебе придут те,
кого ты любишь, кем ты интересуешься и кто тебя не встревожит. Они будут
тебе играть, они будут петь тебе, ты увидишь, какой свет в комнате,
когда горят свечи. Ты будешь засыпать, надевши свой засаленный и вечный
колпак, ты будешь засыпать с улыбкой на губах. Сон укрепит тебя, ты
станешь рассуждать мудро. А прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой
сон буду я...»*
— Я Вас прошу...
— Хорошо-хорошо! Скажите, Маргарита Николаевна, Вы хотя бы рады меня видеть?
— О, да, мессир! Честное слово, я подумала о Вас накануне...
—
А я сегодня здесь не только из любопытства, но и потому что скучал по
Вам... Мне, как Вечному Отшельнику, эта мука была привычна и поделом!
—
Маргарита Николаевна, Вы же помните Иванушку Бездомного, поэта, который
отказался писать стишки? Он, после восхищения Мастером и долгих
раздумий в лечебнице, оказавшись на свободе, написал продолжение, как и
обещал, истории о...
— ...О Пилате?
— Не то, чтобы о нём... С
Пилатом не было никакой неопределённости... Он и начал было свой роман о
прокураторе, но увлёкся образом Маргариты! Вы его покорили в день
прощания...
—
Даже не знаю, радоваться мне или огорчаться по этому поводу...
Представляю, чего мог навыдумывать молодой человек! Он же совершенно
меня не знает. Ах, всё равно уже...
— Отнюдь! Мне понравилось его сочинение. В
нём нет глупых мыслей. А его выводы совпали с тем, что творится сейчас в
Вечном Доме!
— В самом деле?
—
Маргарита Николаевна... Помните, кто я есть? Разве я обманывал свою
Королеву? Вы — женщина. Ну разве станете Вы терпеть создавшуюся пустоту?
Это же преступление против Вашей природы! Дорогая моя, спешите
заполнить те места, где образовался вакуум, почувствуйте себя
полноценной.
— Как эта пустота тяжела для меня... Мессир, прошу Вас, не оставьте меня, помогите!
—
Кому же, как не Вам! Тем более, что спасая Вас, я, тем самым, спасу
себя... Позвольте мне не объясняться по этому поводу, я лишь буду
опираться на роман Иванушки и следовать его сценарию, но сам ничего не
стану предпринимать и не изменю ход событий, — не хочу! Я решил
отказаться от этой, данной мне, возможности. Пусть случится в этот раз
всё так, как пишет об этом бывший поэт, — естественно. Единственное, я
подскажу Вам способ возвращения обратно. Далее: делайте то, что Вам
нужно, но я буду знать, что у Вас всё получается. Не нужны мне сомнения,
не хочу раздумывать, мешать, — лишь только знать!
Итак.
Маргарита Николаевна, отбросьте всё ненужное, снимите с себя тесноту и
ни о чём не беспокойтесь... Вам поможет бокал красного, цвета крови,
вина.
— То самое — фалернское вино! Даже глоток
его обостряет мысли... Во мне такой восторг нарастает, хочется парить!
—
Окунитесь в свой бассейн, Маргарита Николаевна, — он наполнен
живительным эликсиром. Да-да, Вы почувствуете себя вновь живой...
Живите! Дышите! Возвращайтесь!
Прав был старик Шекспир, когда поделился
своей мыслью о Жизни: «Жизнь — театр и все мы в нём актеры».
— И Вы?
— О, да! И я. Я — тот ещё актёр! Разве нет?
— Мы с Вами познакомились и я с той поры
убеждена, что Вы — Режиссёр, Исполнитель Желаний... Моих, во всяком
случае...
—
Вечность — это гарантированная безопасность, Маргарита Николаевна, но и
наказание, уж поверьте мне. Да, в некотором смысле, я и сейчас могу
оставаться Режиссёром. Мне ничего не стоит навести порядок, прекратить
совершение преступлений, избавить всех от пороков, не мешать «плодиться и
размножаться» в райских кущах, но тогда всё вокруг перестанет что-то
значить — понимаете?
Наступает last day — последний день Вашего
пребывания в Вечном Доме, последние мгновения... Спешите!
— А что будет с Мастером?
— Вам жаль его? Зачем же гнаться по следам того, что уже окончено*.
Поверьте, он хорошо устроился, благодаря Вам. И он не станет скучать...
он уже не скучает! Он не способен любить, им управляют болезненная
страсть и комплексы. Его «засаленный и вечный колпак» был бы
окончательно утерян или выброшен за ненадобностью — Мастер с тех самых
пор не написал ни строчки, ему не о чём писать! И если бы не это
событие...
— Что случилось, мессир?
— Иванушка Бездомный скоро
будет здесь. Они с Мастером снова горячо заспорят о Понтии Пилате, о
Вас, Маргарита Николаевна, но Вы уже будете далеко отсюда, очень
далеко... Забудьте о них и решите, наконец, для себя: чего Вы ждёте от
Неба?
— Я жду Возрождения! О, Великий Воланд, только Вы это можете, только Вам под силу!..
Погружаясь в эликсир, Маргарита ощутила на мраморном запястье едва уловимый пульс!
«Я здесь, чтобы жить!»
Безмолвие,
похожее на бездну, которая окружала Маргариту, исчезло, сознание,
томившее её, растворилось, Маргарита сама превратилась в бездну...
— Свободна!
«Я здесь, чтобы жить!
«Живительный эликсир» — чудо, похожее на четвёртое состояние воды! И
в нём я стремительно перемещаюсь туда, где скоро увижу рассвет...
Происходит всё не само по себе, это Воланд сотворил! Для меня. И не
потому, что невероятное ему под силу, а оттого, что он... он... Он любит
меня? Да! Он меня любит! Теперь я понимаю из-за чего Великий был таким
недосказанным и странным ещё несколько мгновений назад. О, Могучий! Я
чувствую небезразличие вокруг себя и знаю, чья это забота. Но
почему он отправил меня обратно, а не оставил себе там? Потому что я —
женщина и устала мучиться, а он это понял...
Страсть наполняет мою суть и волнует... Безумство и перерождение! Меня
преследовала собственная ложь, я пыталась стать не собою, а частью
чего-то... кого-то. Теперь я оставляю позади всё, что угнетало меня,
напрягало и разрушало. Хочу быть любимой безгранично!..»
* стих Давида Бурлюка *— «Гори, гори, прежняя жизнь! Гори, страдание!» ,
* Нельзя было не поверить в то, что Вы старались выдумать для Мастера наилучшее будущее,
*«Слушай беззвучие, слушай и наслаждайся тем, чего тебе не давали в
жизни, — тишиной. Смотри, вон впереди твой вечный дом, который тебе дали
в награду. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он
подымается к самой крыше. Вот твой дом, вот твой вечный дом. Я знаю, что
вечером к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься и кто
тебя не встревожит. Они будут тебе играть, они будут петь тебе, ты
увидишь, какой свет в комнате, когда горят свечи. Ты будешь засыпать,
надевши свой засаленный и вечный колпак, ты будешь засыпать с улыбкой на
губах. Сон укрепит тебя, ты станешь рассуждать мудро. А прогнать меня
ты уже не сумеешь. Беречь твой сон буду я...»
*Зачем же гнаться по следам того, что уже окончено
— фразы из «Мастера и Маргариты»