памяти Зинаиды Ивановны Шестаковой, березовчанки
Сгорбленная, тихая, седая,
Палка в тонкой высохшей руке.
Кем была она – не угадаю.
Сад ее от нас невдалеке.
Впрочем, то, что называлось садом.
Соток пять сибирский огород.
Низкая, штакетником, ограда.
И она работать в нем идет.
Сад ее прополот и ухожен.
Спросишь если, – даст совет.
И она была тогда моложе.
А сейчас и огорода нет.
А однажды вижу на проспекте
К празднику развешены щиты.
Солнце восходящее осветит
Горожан, которых знаешь ты.
Вроде знала я и тетю Зину,
Говорили про здоровье, быт.
Подхожу однажды к магазину,
Кто со стенда на меня глядит?
Я, конечно же, ее узнала.
Замерла: о, вся в медалях грудь.
Тетя Зина, значит, воевала?
Сколько их, чей мне неведом путь….
Стало мне тогда неловко, стыдно.
За делами все нам недосуг.
И давненько бабушку не видно.
У врачей ее встречаю вдруг.
Говорили, возвращаясь вместе.
Медсестрою на войне была.
И рассказ, казалось бы, известен.
Сколько же солдат она спасла…
-Как же Вы, несильная такая,
Тяжело, наверное, одной?
- Я на плащ-палатке их таскала.
- Не боялись? - Не боялась! – Ой?!
Знаю я: такого не бывает.
Всем бывает страшно под огнем.
Или все с годами забывают,
Что молили Бога об одном:
Если умереть, то чтобы сразу.
Помоги, Всевышний и спаси.
Но чтоб страшно не было ни разу….
Ты любого воина спроси.
И она призналась мне, что было.
Было очень страшно ей, когда
Их в подвале дома окружили,
Там еда закончилась, вода.
- Много дней мы провели в подвале.
И боялись только одного:
Что о нас родные не узнали,
Не узнают люди ничего.
- Как живется Вам теперь, скажите:
Как страна заботится о Вас?
Можете на пенсию прожить ли,
Расскажите правду, без прикрас.
-Денег на еду, скажу, хватает.
Впрочем, я совсем не много ем.
Губернатор нас не забывает.
Льготы есть. И я довольна всем.
Тут такси маршрутное подходит,
Льготы есть – бесплатно довезут.
Опираясь на клюку, заходит.
А меня раскаянья грызут
О душевном нашем равнодушье.
А они уходят. И уйдут.