...."Если бы не было у нашего брата трудяги двух разорителей - водки и
пожаров, то всякий бы из нас мог жить припеваючи,"- говорил отец.
Был он всю свою жизнь пожарный, лучший пожарный своей части, потом командиром части....
Отец наш необыкновенный был человек. Всегда вспоминаю о
нем с любовью, особой теплотой..
Мало мы говорили тогда о чувствах своих! Можно сказать, и не
говорили вовсе, а надо было говорить, чтобы он при жизни слышал, как мы его
любили.. Стыдились мы нежностей всяких! Не приучены были...
Не думала, что так трудно будет говорить о нем...
Пусть это будет последним признанием в любви отцу моему, дань
памяти.....
В последний раз, когда видела его живым в 1978 году, в январе,
приезжала я на каникулы школьные, зимние, сдавать сессию. Холодная
зима была, с трескучими морозами. Уезжала я ночным поездом. Решил отец
проводить меня на поезд, хотя я всячески старалась его убедить,
что ночью небезопасно, скользко, не стоит ехать со мной – я и сама
доберусь. Было страшно даже выйти на улицу, морозно, скользко, под
снегом и не увидишь...
- Никуда не пойдете, я сама, сама доеду до вокзала, - кричала я, стараясь
унять отца.
-Я поеду! – В ночь тебя одну не пущу, - кричал отец.
-Ну, подумай ты трезво, зачем тебе ехать со мной, ведь поздно уже, как ты
вернешься потом, ты подумал, на каком транспорте?!!! Ведь ночь!
-Не переживай за меня, все будет в порядке, я еще своими ногами не разучился
ходить, вот когда....
-Да, уж, тебя разве переубедишь, если ты решил, -...
Отец был непреклонен: « Пойду и все, нечего и говорить...»
Видимо, не зря провожал он меня в последний раз, знал, что не
увидимся больше...
Так он и простился со мной...
А в феврале, с лимонами, раздобытыми с большим трудом, приехала уже проводить
его в последний путь я ....
Приехала и не смогла уехать обратно, почти полмесяца пробыла дома, так тяжело
я переживала уход отца...
Учителя, коллеги из Волгограда проработали тогда за меня этот
период и выписали мне зарплату – это было так
неожиданно, трогательно...
После смерти отца мы долго не могли притронуться к его вещам.
Чемоданчик старинный кожаный, сапоги хромовые, перчатки, пальто длинное
черное из английского бостона – все хранило его
особенный запах чистоты и порядка. Он любил свои вещи, берег их,
тщательно начищал все перед тем, как куда- то пойти...
Большую часть своей жизни он посвятил воинской дисциплине.... И остался
им навсегда - «стойкий оловянный солдатик»!
Честности был необыкновенной....Никогда не играл с совестью,
молчал, но не врал!
Отец работал тогда на военном заводе, он состоял в воинской части, охранявшей
завод.
Там строили самолеты, а под прикрытием – посуду, бытовые предметы,
всякое разное..
Много там было, чего в хозяйстве пригодилось бы...Этим народ
пользовался на свой страх и риск.
Однажды, в глубокой нужде, мама в сердцах было, бросила:
-И что, ты не можешь эту ложку в карман засунуть? Как бы невзначай....В
хозяйстве бы пригодилась...
-Если ты, Катя, хочешь вместе со мной по жизни хл[*цензура*] одной ложкой –
не предлагай мне этого, никогда!!! – отрезал отец.
Поднял руку в смятении и опустил, как он и делал в растерянности или гневе:
-Эх, Катя....
-Страшен был в гневе, рассказывала нам об этом мама , вспоминая...
Решения отец всегда принимал раз и навсегда, у него никогда не было двух
мнений: черное или белое –никакой середины, никаких компромиссов! Военный
человек, что и говорить! Муштра она и есть муштра! Иногда она строит человека...
Все имеет свой след! И долгая жизнь
человека долга наносит свой отпечаток!
«...Я был уличным мальчишкой, - рассказывал отец...( много лет спустя, когда
мы все уже повзрослели)
Мне было –то двенадцать, когда
впервые попал в город, как и Бунин в "Жизни Арсеньева". Правда, в
город его привезли состоятельные родители...А я пробирался как
воришка, убежал из дома, мне никто не покупал « ни сапожек, ни
ножичков, ни ваксы». Я сам продавал их с лотка, работая на хозяина по 12
часов. Продавал поштучно товар разный, сигареты...Бит был не раз, отнимали
товар обманом ...ли как....Но не стал [*цензура*]ганом! Заработал
денег, купил одеженку, сапоги, курить научился....Думал много, почему так, а
не едак...научился думать! Люди помогли определиться с учебой, друзья хорошие
попались, вместе учиться подались. Понял, что надо учиться. Надеяться не на
кого...В деревне мать померла, отец женился на молодой, мы, дети,
стали не нужны...»
Вот и думай!
Раньше отец никогда не рассказывал о себе, пришлось рассказать, раскрывая
семейную тайну.
До этого момента мы ровным счетом ничего об отце, его
родителях, не знали..
Мама всегда называла его почему –то «сиротой» или
городским мальчишкой, потому что в глаза никого из родни его не видала:
-Как же я так промахнулась, - говорила она иногда с иронией, желая его
обидеть. Выходила замуж за военного, за городского, а
оказалось....Но отец не обижался...
Дал Господь отцу терпение и смирение!
Я гордилась им! Его все любили, мамина родня его обожала, а
бабушка по матери души в нем не чаяла за его ласку и уважение к ней! Он
обращался к ней на ВЫ, хотя нрав у нее был ой, какой нелегкий!
Бабку это подкупало. Когда мы шалили, шумели, она, сверкая глазами, трясла
своим длинным пальцем, стращая нас, кричала: «Ну, погодите у меня, узнает отец...»
Мы всегда чувствовали заботу отца : успевал и на нас «глаз
положить», ведь мама тоже трудилась, была на работе: он кормил
нас по утрам горячей похлебкой, чистил грязную обувь, брошенную
нами на пороге, ремонтировал ее, за неимением лучшей, учил
готовить еду, привлекал нас к труду, изготавливая
маленькие лопаточки для уборки во дворе снега...Как нам нравилось
работать с ним! Учил лопату держать, чтобы снег удержать. Строили мы с ним
и, так называемые, «крепости» –ведь снега было много, и удовольствия
много!.
И ругал нас, конечно, за «растяпство», за двойки, за валенки с наледью...
Санок-то не было! Разве купишь на всех? С горки ледяной катались! На
портфелях иногда...
По утрам, к удовольствию своему, мы находили чистую, высушенную
обувь, хотя вечером смотреть на нее было невозможно: валенки,
шаровары сплошь бывали вымокшими от наледи, от
«прыганий» с крыши...
Аккуратист был во всем: У него все всегда было в порядке, все предметы на
месте, все, к чему прикасалась его рука. А переделывать за день успевал
много, ведь хозяйство свое было: и куры, и гуси, и скот домашний – все
требовало внимания. Вставал рано, ложился тоже «с петухами». Уставал очень,
но никогда не жаловался, радовался, да... И в редком состоянии подпития
(только с гостями) признавался нам, маме, как он ее любит, «свою Катюшу»,
становился на редкость разговорчивым, начинал расспрашивать обо всем...Тогда
мы знали, что сейчас с ним можно говорить обо всем!
И только сейчас, когда мне самой стукнуло 60, я понимаю, что и у отца еще все
было впереди, жизнь только начиналась -уже был достаток, дети выросли, и
мечты были, о которых нам уже не узнать! Но я знаю, что о чем бы ни мечтал
отец тогда, обязательно бы все свершилось! Потому что думал он о
нас, чтобы мы выросли достойными людьми, не "осрамили бы его
седины"!
Вечная, светлая память ..... |