Короткая экскурсия в Пятигорск

Короткая зимняя экскурсия в Пятигорск подходила к концу. Были осмотрены достопримечательности города с горы Машук, в Провале покидали потихоньку, на память, камешки в озеро, потерли и так блестящий нос Остапу, ознакомились с домиком Лермонтова, где он снимал комнаты со своим другом капитаном Алексеем Столыпиным. Уже вечерело, серый февральский день клонился к концу, и на небе заметно выделялась круглая Луна. Гид нас торопил, надо было перед отъездом в Кисловодск, откуда мы приехали, еще посетить предполагаемое место дуэли Лермонтова и Мартынова. Все побежали к автобусу, а я приметил небольшой домик, как сейчас говорят, домик неизвестного архитектора, в который я и поспешил. В домике было чисто и все что, надо, там было в том виде, что говорило в пользу работников музея, которые заботились не только о музее, но и о его посетителях. Я уже мыл руки под струей воды, когда услышал, что кто-то шумно вошел в туалет и я услышал, как громко заурчало за моей спиной. Из любопытства я обернулся, но привычного унитаза не увидел. Была обыкновенная выгребная яма, а человек в черкеске, стоя на двух проложенных вдоль ямы досках, делал свое дело. Закончив, он резко обернулся и уставился на меня горящими глазами.

- Новобранец? Почему так странно одет? Мои головорезы формы особо не придерживаются, не до этого, но это уж слишком! За мной!

Срочно выезжаем, отряд чеченцев обнаружен в засаде возле города, пока они не напали на нас, мы должны напасть на них и уничтожить!

 

Тоненькая стрелка усиков говорившего хищно топорщились вверх, а баки и маленькая бородка топорщились так, будто вот вот оторвутся от лица своего хозяина. Ворот белого сюртука был расстегнут, и красная канаусовая рубаха при этом выделялась особенно ярко, темные глаза сверкали диким огнем, а белая холщовая шапка была лихо заломлена на голове, из под которой длинные волосы волной ложились на плечи. Он был весь в движении, но сразу увидел, что воды в умывальнике уже нет. Просто тряпкой вытерев руки, бросил:

 

- Воду днем казачки привезут в бочках от реки, некогда, спешим!

 

Ошеломленный происходящим, я не мог возразить или даже вставить слово, и как загипнотизированный его энергетикой, последовал за ним. Вбежав в конюшню, он вывел белого коня, а мне показал на каурого. Быстро сообразив, что я не умею обращаться с конем, он, чертыхнувшись, мгновенно запряг и своего и моего.

 

- Ты что, никогда коня не видел? А почему тогда к нам попал? Ладно, разберемся, бери оружие и вперед!

 

Без возражений, я схватил висевшее на стене ружье, а заодно накинул на плечи висевшую там же черкеску, и лихо вскочил в седло, отметив про себя, что для человека, который скакал на лошади только раз в жизни и то на экскурсии лет пять назад здесь же на Кавказе, я это сделал красиво и уверенно. Только мой новоявленный начальник грубо хмыкнул, но, посмотрев на меня, только и сказал:

 

- А где ж твоя сабля? Ружье в ближнем бою мало пригодно!

 

Отстегнул от пояса свой длинный кинжал и протянул мне.

 

- Держи, потом не забудь вернуть.

Я едва успел перекинуть через плечо ружье и укрепить за ремень от джинсов кинжал, как мы уже мчались по улицам города. На окраине нас встретил отряд человек в 70 разношерстно одетых всадников, в которых можно было разглядеть и татар и кабардинцев и казаков. Из этой толпы отделился человек и тихо сказал:

 

- Михаил Юрьевич, чеченцы еще там, их не больше сотни. Вон по той еле заметной горной тропке их можно окружить.

 

- Хорошо, - сказал Лермонтов, - бери два десятка и тихо действуй. Как доберешься до места свистите все сразу и нападай, а уж мы здесь встретим.

 

    Люди сосредоточились, посерьезнели и приготовили оружие к бою. Минут через 20 раздался оглушительный свист и из леска толпой начали выскакивать чеченцы. Лермонтов первым кинулся им на встречу, за ним бросились и все остальные. Охваченный боевым азартом кинулся в гущу и я, отважно размахивая кинжалом в одной руке и держа как палку ружье в другой. Прав был мой командир, даже прицельно выстрелить и то не успевал, а уж перезарядить и подавно. Чеченцы, увидев перед собой красную рубаху Лермонтова, старались стороной его обойти, никто не хотел попасть под его бешенный натиск, и тут же попадали под сабли головорезов «лермонтовского отряда». Мое ружье и правда, помогло несколько раз заслониться от вражьих сабель, а кинжалом так и не пришлось воспользоваться, так как чеченцы, пока я неумело крутился на коне, успевали проскочить мимо меня. Пользуясь своим большинством, горцы умело обходили наших бойцов и успевали подхватить своих павших товарищей и, закинув их на круп своих коней, с криками - "Здесь сам Шайтан!" - быстро покидали поле битвы. И вскоре все закончилось.

    Наших убитыми не было, раненых, и то легко, было не много. Ко мне подъехал Лермонтов, посмотрел на мою чуть-чуть запыленную одежду без капли крови и улыбнулся:

 

- Ну, молодец, лихо рубился и даже не запылился! Значит, под счастливой звездой родился! За храбрость в первом бою дарю тебе свой кинжал, надеюсь, в следующий раз он не останется таким чистым!

 

И не удержавшись, пощупал сзади мои штаны и громко заулыбался:

 

- А что, не зря мы с тобой перед боем опорожнились!

 

Его головорезы захохотали и стали одобрительно хлопать меня по плечу:

 

- Свой человек, берем в отряд!

 

Обратно я ехал рядом с Лермонтовым.

 

- Михаил Юрьевич, а можно вопрос, даже два. Если хотите можете не отвечать.

 

- Ну, попробуй, слушаю.

 

- Вы сами напросились в Тенгинский полк под командованием Константина Данзаса. Зачем? Хотели от него узнать подробности дуэли Пушкина, на которую вы так резко откликнулись своим знаменитым стихом и из-за которого были сосланы на Кавказ? А может быть, Пушкин убит и не Дантесом? А может быть, Пушкин жив, да только за границей?

 

Лермонтов скосил на меня глазами:

 

- Откуда ты так много про меня знаешь, а, новобранец? Ну, а второй вопрос?

 

- Если вы написали стих «Настанет год, России черный год», то когда вы его написали? И правда ли, что это была для вас лишь мечта, а не четкое предсказание?

 

Теперь Лермонтов не просто косил глаза, а самым верным способом наезжал на меня конем и тихим злым голосом шептал:

 

- Уж не из охранки ли ты подослан? Вижу, Бенкендорф меня не забывает. Даже я стал забывать, что написал этот стих, а ты то откуда про него прознал?

 

- Михаил Юрьевич, да, не забывает! Против вас плетется заговор, вас убьют, и очень скоро, берегитесь своих старых заклятых друзей, тех, кто так завидует вам, будучи сами...

 

Не дав мне договорить, Лермонтов хлестнул моего коня и конь понес меня, я еле удержался в седле. А конь сам прискакал во двор, откуда еще совсем недавно мы выехали, и остановился. Измученный, я сполз с коня, бросил ружье на землю и нетвердой походкой пошел к домику под камышовой крышей. Из домика вышел человек с биркой работника музея, подошел ко мне и участливо спросил:

 

- Вам плохо? Что за странный вид у вас, черкеска, кинжал, вы что, из кино?

 

Я оглянулся и увидел, что вокруг все так, как и было на экскурсии. Та же зелень, пустая конюшня и тот же домик неизвестного архитектора. И как я попал в историю, да и был ли в ней, я уже и не верил.

 

- Что вы говорите? Черкеска, кинжал? Ах, да, это я принес для музея, их сам Лермонтов носил, мне еще дед говорил про это, ну а мне они ни к чему, я уезжаю. Так что берите в дар музея.

 

Протянув ему снятую черкеску и кинжал, я тихо побрел на выход с территории музея. А там меня уже нетерпеливо поджидали, махали руками и просили быстрей садиться в автобус. Да, чего только не пригрезится в древнем городе, насыщенным нашей историей и культурой. Но культура никуда не исчезает, а только видоизменяется. А может быть и история никуда не исчезает, а где-то лежит на полочке всемирной памяти, да выпадает иногда в мировой компьютер для познавательного просмотра не ясно для кого и не ясно для каких целей... И куда мы случайно и не вовремя суемся... Как знать, как знать...