Император Юлиан. I часть

I.

Треножник бронзовый и рдеющие угли
От сизых шапок к небу синий дым.
Шатёр на Авентине. полукруглый
Затих и спит внизу Великий Рим
Закат. Что кровью красил мрамор,
Растаял, утонул в ночной тиши.
На глянцевых боках высоких амфор
Рисует пламя, в отраженьях, миражи.

Тревога на лице у Юлиана
И сжатые, до хруста, кулаки. 
Он шепчет,- "я не перестану,
Невмочь мне слышать ото всех беги.
Я помню... Помню исподлобья взгляды,
Что император на меня бросал
Он издевался надо мною смладу
Я привкус смерти с молоком сосал".

Констанций и его кривые ноги 
И длань, что для лобзанья протянул,
И цвета алой крови, тоги
Я омерзение такое испытал.
"А смерть багровые закрыла очи"
Из "Иллиады" строки в голове
Покорно ждать исхода, нету мочи!
Не спрятаться слону в густой в траве

А память, роем выдаёт картины ;
Его приветствует легионеров строй
Слились восторг и обожанье воедино,
Но пахнет остро в воздухе бедой!
Знамёна. Как ожившие драконы,
Ветер клубит пунцовые шелка
Казненных трупы, как же вы зловонны
Убитых всех раздели донага!

И весь белилах... зрелый император
Недвижим. Хладной статуей стоит
В руках держа: державу, скипетр,
Он взглядом мутным, душу холодит.
Всплывает имя в мыслях Юлиана
На сердце жар и плещет пламя,
Вирсавия моя, как это странно
Судьба смеётся и играет нами

И вновь меняются картины

Язычники. 
Заклание быков
Ручей густой. 
Он фиолетово-багров
Из решета над головой струится кровь
Вот на мече акантовый венок
И шепот " я поверить смог"
Отныне Солнце- мой венец!
Ногой раздавлен в бурой глине крест

В томленье нервном 
Ночь прошла
И близится, 
и близится 

Рассвет.

***

II

О нежный мрамор розовой колонны,
Чесала, струпьями усеянную спину,
В тряпьё одетая и схожая с вороной
Цыганка. Перемазанная глиной.
Язычники, уроды, христиане,
Больные, дети, нищенки,дебилы,
Толпой и порознь дико горлопаня
Орут: «Уже! Уже благословили!». 

Воняет тяжким, душным липким смрадом
В нём застарелый пот, гниение и ладан.
И гражданин с рабом, буквально рядом,
В людское стену будто бы впечатан
Калека хрОмый тянет заунывно: 
«Исусе милый... Сын наш Божий! 
Помилуй, родный, толпы окаянных, 
Спаси, Христосе, прокажённых!» 

И вдруг... 
Внезапно, 
Будто ветра вздохи,
Что сон сухих олив нарушил -
В толпе струятся шёпот, охи: 
«Август...Август... 
Август приехал. 
Блаженный Юлиане 

ЦЕЗАРЬ !!!!» 

А император нервно правит стопы
Вдоль белоснежных портиков до храма.
Оплота - новой... странной веры,
Где под пощёчину, другую щёку ставят,
Где не считают наказанием галеры!
И плоть свою, всё время,  изнуряют.

Венцы терновые, вериги, цепи,
Костры и колья, плети, плаха –
Для них ступени по дороге к Богу. 
И мученик у них окутан славой. 

Он хочет чаяния понять народа: 
Истоки, мысли, чувства, что им движут, 
Причины их отказа от Минервы,
Венеры, Аквилона и Ювенты, 
Да что там! (Гром и молния!) От Зевса! 

Чем их пленил Христос распятый? 
Что людям нужно, собственно, от Бога?

Картины яркие, 
Как лаком сбрызнутые фрески.
Сияние Луны. 
Несущиеся тучи в чёрных тогах.
Облитый солнцем, абрис нагой нимфы.
Манипула. Начищенной сверкающая бронзой

Мысль мечется, как чайка перед штормом, 
Он слышит отдалённый рокот моря, 
Он зрит развалины на берегу Босфора 
И ленту очень старого забора.
Лачуга. Ракушкой прилипла к скалам, 
Два чёрных пса сидят у входа, 
Фальшивая ограда аванзалом 
Пристанище непризнанного Бога… 

В тунике текта и к нему спиною
Стоит изящная как амфора монашка.
Чей силуэт знаком ему до боли
«Вирсавия, скажи мне... это правда?»,

Глас императора усиливает эхо
«Мою любовь меняешь ты на Бога? 
А наши чувства пройденная веха
Твои поступки... Ты... со мной жестока!

Что хочешь ты от этой рабской веры?»… 
Та, что любила больше жизни, обернулась.
И молвила негромко и без страсти
«Я, Юлиан, желаю только... Власти!» 

Опешил император: «Я же... 
Её к твоим ногам бросал не дважды! 
Десятки раз я предлагал тебе не ложе… 
Женою стать просил! И не однажды». 

Ему монашка отвечала,-

« Мне власти над людьми совсем не надо
Хочу я власти только над собою
И душу грешную  спасти от Ада
А ты... А ты живешь одной борьбою

Твои же боги, император, тленны
Мертвечиной питаются... гиены!
В римляне в гордыне лезете из кожи,
Колеблетесь во всём. И в вере, тоже!.» 

«Ты неправа, Вирсавия, - Я знаю,
Душа моя - не ведает сомнений!
А ваши сказки о небесном Рае
Я ничего не слыхивал смешнее.

Прощай монахиня. 
- Я ухожу без гнева
Ты, что была моей любимой, 
Теперь мертва. 

Теперь невестой будь - 
Для призрачного бога.
Я император Юлиан ... Я...
... умываю руки!» 

О нежный мрамор розовой колонны
Чесала струпьями усеянную спину
В тряпьё одетая и схожая с вороной
Цыганка... перемазанная глиной.

А цезарь замер, около ступеней храма,
Ушел он с головою в мысли
И взгляд его скользил по мерзким нищим
Больным, уродам, христианам

Не знал он:
Мудрость, 
Сила Рима – 
Ступени есть, 
Ведущие к Христосу.