ИДОЛОПОКЛОННИК рассказ

Барангулов Габдрахман Мухаметович в садовом товариществе «За здоровый отдых» слыл известной личностью. Ни одно собрание садоводов, шумное и бестолковое, не обходилось без него, в которое он вносил свою немалую долю суеты, криков и даже оскорблений. Вопрос, как всегда, был один: как благоустроить садовые участки – дороги, водопровод и прочее - не имея на это денег. Разумное предложение – собрать для этих целей энное количество денег у хозяев участков, как правило, отвергалось по той причине, что это энное количество всем казалось очень завышенным. И как только называлась сумма, поднимался такой гвалт, словно в курятник лиса пробралась и не одна, а сразу несколько. Особенно усердствовали женщины. И вот тут наступал звёздный час для потомственного рабочего, бывшего армейского комсорга стройбата, ярого коммуниста с тридцатилетним стажем и махрового сталиниста, так и не сдавшего в смутные дни развала КПСС свой партийный билет, Абдрахмана Барангулова. Подняв одну руку с растопыренной ладонью вверх, а второй раздвигая толпу, словно броненосец форштевнем встречную волну, он врезался в её центр, дрожа от возбуждения и оттого путая русские и татарские слова, произнося некоторые с чудовищным акцентом, он восклицал:

- Пазвольте! Сказать пазвольте! Имею право! Это, какие такие пять тысяч с один нос на один маленький дорожка? Вы с ума сходить? У нас триста участков. Это же полтора миллиона! – поднимал он для убедительности указательный палец, словно грозя им кому-то. – Да за такие деньги можно большой дорога  строить. И ещё останется. Воровать надо меньше, вот что я скажу!

- У нас своя ревизионная комиссия, - возражали ему, - как своруешь? Отчитываться перед ней надо.

- Какой ещё комиссий? – отбивал атаку Габрахман, грозно поднимая взгляд на возражавшего товарища. – Какой комиссия, если в стране, как она… эта самая инфляция. То есть, коррупция. Телевизор не смотришь, да? Что там говорят? Говорят, что все воруют. Все-е! – снова поднимал он палец для убедительности. - Купят эту комиссию, а деньги поделят. Сталин за такое стенка ставил, а сейчас бардак. И стенка нет. Вот и распустились.

- Да как же своруют, бабай, если все документы будут в порядке? Им же перед нами отчитываться надо.

- Что есть документ? – поворачивался к новому оппоненту Барангулов, чернея ликом и сверкая глазами. – Я спрашиваю, что есть документ? Не знаешь? Бумажка твой документ. И если у меня есть миллион – я любой бумажка куплю, - добивал он очередного возражавшего. – А почему? – вопрошал. – Опять не знаешь? А потому, что инфляция, тьфу, коррупция. Понял? Сталин за это стенка давал. Понял? Теперь нет. Теперь бардак есть. И там тоже! – тыкал он пальцем в небо. – Кругом бардак. А при Сталине бардак не был. Порядок был.

Габдрахман так уверенно и напористо говорил, какой порядок был при Сталине, словно был в то время в должности не ниже министра внутренних дел. Никто не знал, когда и под чьим влиянием у этого уже далеко не молодого человека, не имеющего и полного среднего образования, возникла какая-то паталогическая любовь к этому одиозному руководителю советского времени. Имея прямые мусульманские корни, Барангулов никогда не верил и не поклонялся ни Аллаху, ни Христу, ни, тем более, какому-то другому богу. Для него был один бог – Сталин. О нём он мог говорить часами. И это знали почти все жители второй линии садового товарищества «За здоровый отдых» и не удивлялись, если он, громко крича во дворе на жену из-за каких-то хозяйственных дел, приводил ей в пример Сталина. А такое повторялось почти каждый вечер, как только он приходил с завода, где всю жизнь работал плотником.

Но всё же однажды он заставил удивиться не только обитателей второй линии, но и всех жителей садового товарищества. Из-за чего и стал известным не только в своём товариществе, но и в соседних дачных объединениях. К нему даже приходили, как на экскурсии. И этим он был обязан бюсту… Сталина. Да, самому настоящему бюсту отца народов. Правда он был немного подпорчен: нижняя часть была отколота и потому непропорционально большой казалась голова правителя размером с громадный астраханский арбуз. На улице около калитки он соорудил из кирпичей полутораметровый постамент и, предварительно просверлив дырки в голове тирана и в постаменте, с помощью  отпиленного старого черенка лопаты соединил всё вместе. Но немного не рассчитал и между головой и постаментом остался зазор в несколько сантиметров. И создавалось впечатление, что голова насажена на кол.

Утром сосед, майор транспортной милиции, вышел из дома и едва не потерял дар речи, увидев насаженную голову вождя всех народов, словно тыкву на заборе. В это время вышел из дома и Габдрахман. Сосед, увидев его, спросил:

- Бабай, ты зачем этого идола, словно чучело, тут поставил?

- Какой чучел? – обиделся Барангулов. – Это Сталин. Ты что, Сталин не знаешь?

- Ты что же идолопоклонник?

- Что говоришь? Какой поклонник? Говорю же, это сам Сталин? Не видишь? - Габдрахман сразу пришёл в возбуждение. – А ты мне про какой-то Идол говоришь. Кто такой? Не знаю я никакой Идол. – Барангулов подозрительно посмотрел на соседа. – Ты что же, Сталин правда не знаешь? Ты, майор милиции, не знаешь Сталин? Идол знаешь, а Сталин нет? Да за это тебя звёздочка с погон снимать надо! И в кутузка сажать. При нём, - Габдрахман указал перстом в сторону идола, - порядок был. А что сейчас? Один бардак и воровство.

- Да знаю я Сталина, - успокоил Габдрахмана майор. – Но где ты его взял и зачем тут поставил?

- А где ставить? Не на свалке же? Он там лежал. За это расстреливать нада, кто его туда бросал. Ведь это же, - Габрахман воздел палец к небу, - это же сам Сталин!

- Неужели на свалке подобрал? - сдерживая смех, удивился майор. – Тогда тебя наградить надо. Вот дойдёт до прессы твой поступок, вся страна узнает о тебе. А, может, и весь мир. И тогда тебя непременно наградят.

- Думаешь, наградят? – недоверчиво посмотрел на соседа Барангулов.

- А как же, непременно. Ты же самого отца народов спас. Шутка ли! На свалку такое выкинуть. Раньше за такое расстреляли бы, как врага народа. Так что жди награду, бабай. Или ареста, - добавил, помолчав, и направился к своей машине, оставив соседа в глубоком раздумье о бренности бытия.

А когда майор уже сел в машину, он запоздало закричал ему вслед:

- За это нада и сейчас стенка ставить!

Но к стенке за это уже давно не ставили. Ни тех, кто выбрасывал что-то на свалки, ни тех, кто оттуда что-то подбирал. Более того, к стенке не ставили даже тех, кто воровал миллионы. И, даже, миллиарды. Наоборот, такие люди становились известными и уважаемыми.

Габдрахман Барангулов никого не грабил, не воровал миллионов, но благодаря своей находке на свалке стал знаменитым. Нет, не в мире, не в своей стране и даже не в своём районе. К нему не приезжали корреспонденты радио и телевидения брать интервью и делать о нём документальные фильмы. Они ничего не знали о нём. Но благодаря народной молве о чудаке, который поставил на своей даче расколотый бюст Сталина, а напившись, беседует с ним, как с живым и отдаёт ему честь, узнали жильцы всех близлежащих дач, деревень и посёлков. Иногда к его даче подъезжали на машине. И если Габдрахман был дома, он надевал не первой свежести помятый в серую полоску пиджак с единственной висевшей на нём наградой - медалью «Ветеран труда», полученной им ещё в советские времена, когда ей награждали практически всех, у кого стаж работы был 20 и более лет, и выходил навстречу посетителям. И если его фотографировали на фоне бюста Сталина, он не возражал, что добавляло ему известности. А если был под определённым настроением – а под таковым он бывал часто – то даже исполнял обязанности гида, рассказывая, какой порядок в стране был при Сталине, и как при нём хорошо жилось людям. А те, кто осмеливались нарушать советские порядки, без излишних разговоров отправлялись на колымские прииски, северные лесоповалы или ставились к стенке. И все этому были рады.

И ни разу не приходила Габдрахману в голову мысль, что было бы с ним и с теми, кто выбросил бы голову вождя на свалку во времена, так им нахваливаемые. А такая мысль не приходила ему зря, хотя времена и были уже другие. Известно, что популярность имеет две стороны: хорошую и плохую. И со временем от обеих сторон популярности человек устаёт. Устал от неё и Габдрахман Барангулов. И уже давал интервью не всем подряд, как раньше, а только тем, кто ему понравился и внимательно его слушал, какой порядок в стране был при Сталине. А кто пытался ему возражать, начинал громко кричать и порой посылать очень даже далеко, утверждая, что если бы они жили при жизни вождя и учителя всех времён и народов, то их поставили бы к стенке, как врагов народа.

Неизвестно, сколь долго простоял бы бюст Сталина на даче Габдрахмана, если бы как-то на волнах его популярности, сильно приукрашенной народной молвой, к нему не занесло какого-то чиновника вместе с семьёй полюбоваться местной знаменитостью. Выслушав, как хорошо народу жилось при Сталине и как быстро в его время ставили к стенке, чиновник вежливо поинтересовался:

- Скажите, а у вас есть разрешение на индивидуальную трудовую деятельность в такой оригинальной области?

- Какой разрешений? – несказанно удивился Габдрахман. – Нет у меня никакой разрешений.

- Значит, вы занимаетесь этой деятельностью незаконно? – не отставал чиновник. – А этот бюст есть культурная ценность государства, незаконно используемая вами в личных целях.

- Ничем я не занимаюсь, - чернея и повышая голос, ответил Габдрахман. – И ничего не использую. Это моя голова, что хочу – то и делаю. Я её на мусорный свалка нашёл.

- Это не ваша голова, а товарища Сталина, - возразил чиновник, - а они на свалках не валяются.

- А я говорю, валяются! – всё больше возбуждался Барангулов. – Ты зачем приехал? Кто ты такой, чтобы допрашивать меня? Я вот, - ткнул он себя пальцем в грудь, где висела медаль, - ветеран труда. А ты кто? Ты – никто, чтобы меня, ветерана, допрашивать. Вон сосед майор милиции и тот не допрашивает. А ты кто? Таких, как ты, - всё больше возбуждался Габдрахман, - в его времена, - показал на бюст, - к стенка ставили.

- Слушай, поехали, - тихонько шепнула мужу жена чиновника. – Он же ненормальный.

Чиновник возражать не стал, сел в машину и уехал. Но событие это не забыл. А через день к даче Габдрахмана подкатила машина с надписью «Прокуратура», из которой вышли три человека: старший прокурор района, следователь по особо важным делам и сопровождавший их милиционер водитель.

- Вы хозяин? – вежливо осведомился прокурор, представившись.

- Я! – ответил Габрахман, уже по тону вопроса понимая, что вряд ли эти люди приехали к нему на экскурсию.

- А вот это, - кивнул прокурор на памятник, - что такое?

- Это Сталин! – ответил хозяин, дивясь про себя, что такой человек не знает отца народов.

- Я вижу, - сухо кивнул прокурор. – И спрашиваю не кто, а что?

Разницу между словами кто и что Габдрахман не понимал и потому повторил, внутренне раздражаясь:

- Говорю же, это Сталин.

- Где вы его взяли?

- На заводе, на свалка. Он там лежал.

- На свалке? – переглянулся прокурор со следователем. – А разрешение на его установку у вас есть от районного отдела культуры? И разрешение на индивидуальную деятельность?

- Нет. А разве нужно разрешений? Кто его даст, если эта голова на свалка валялся. И деятельности никакой у меня нет.

- Ну, про свалку мы ещё разберёмся. Вам придётся проехать с нами, гражданин Барангулов. Пройдите в машину.

- Зачем? Кутузка повезёте? – сразу вспомнились ему суровые сталинские времена.

- В следственный отдел для разбирательства. А вы, - кивнул милиционеру, - снимите голову с постамента. Это вещдок.

И поехал Габдрахман, провожаемый стенаниями жены, в районное следственное управление.

В кабинете следователь, заполнив анкетные данные в протокол допроса, начал следствие.

- Итак, гражданин Барангулов, где вы взяли бюст Сталина? Только не надо сказок про какие-то свалки.

- Я же вам говорил, на свалка он был.

- Так, не хотим правду говорить. На какой свалке он лежал?

- На заводе.

- Свалка на территории завода?

- Да!

- Значит, кража произошла на территории завода, - писал в протокол следователь. – А каким образом через проходную вынесли?

- Так и вынес. Вахтёр увидел, спрашивает: чей голова несёшь? Я ему говорю: это не голова, это Сталин. Где взял, спрашивает, в заводском клубе спёр? Какой клуб, говорю? Сталин на свалке валялся. Ну, раз на свалке, говорил вахтёр, тогда неси дальше. Только вот кто у тебя купит эта голова?

- Вы что же, его продать думали? И сколько хотели получить?

- Не думал. Я думал его дома поставить, а жена говорит не надо этот… ин-терьер портить. Вот и поставил на даче.

- И организовали на нём подпольный бизнес?

- Зачем бизнес? Зачем подпольный? Под пол ничего нет. Он у ворот всегда стоял.

Следователь в сердцах отбросил ручку.

- Гражданин Барангулов, не прикидывайтесь шлангом. Предупреждаю, чистосердечное признание смягчит наказание за ваши незаконные деяния. Вы брали деньги с так называемых экскурсантов?

- С кого? Никаких денег я не брал. Один раз знакомый бутылка давал, молодец, говорил. Потому что Сталин – это голова! Вместе пили бутылка за здоровье Сталина.

- За здоровье, значит? Иосифа Виссарионовича давно нет в живых. За упокой наверно.

- Ну, этот нет в живых, как его Вис-са-рионывич, я такого не знаю, - а Сталин живой.

Поразительно, но Габдрахман не знал ни имени, ни отчества Сталина. Для него он был идол, божество. Просто Сталин. Как для мусульманина Аллах. Следователь, задав ещё несколько вопросов и поняв, что больше от этого фанатика ничего не добьётся, подписал его пропуск.

- Вы свободны.

- Мне кутузка идти? – осведомился Габдрахман.

- Какой кутузка, чёрт возьми! – следователь невольно стал говорить, как и его клиент. – На улицу идите. Домой. Это вот при нём, - кивнул на лежащую на подоконнике голову вождя, - ты б точно в свой кутузка пошёл.

- При нём стенка давали,- согласился Габдрахман, понявший, что никто никуда сажать его не хочет. – А как же он?

- Кто он?

- Ну, этот?

- Кто этот?

- Сталин. Он тоже свободен?

- А, этот! Этот не свободен? Без него иди.

- Но это мой голова!

- Это вещественное доказательство. Мы будем проверять, где ты его взял.

- Свалка находил. Сколька раз говорю!

- Мало ли, что ты говоришь. Мы проверим. Не надо было предавать это дело публичности. Сигнал оттуда поступил, - поднял палец следователь. – Мы обязаны проверить. Зачем ты его на улице поставил?

Габдрахман вздохнул и посмотрел в засиженный мухами потолок, словно надеясь увидеть там чиновника, пристававшего к нему с глупыми вопросами.

- Как зачем? – удивился он. – Человека на свалка бросили. Это же не бандит какой-то, это Сталин. При нём порядок был. А сейчас…

Барангулов снова грустно вздохнул и махнул рукой. Бросив прощальный взгляд на своего кумира, он покинул кабинет следователя. Домой его на милицейской машине уже не повезли, добрался на автобусе.

- Отпустили? – прослезилась жена. – А ты всё говорил, дурачок, за Сталина стенка ставят. А голову-то не отдали?

- Не отдали, - хмуро кивнул Габдрахман.

- Вот и хорошо! С этой головой твоей одна морока была, никакого покоя.

- Прекрати мне тут политику разводить! – вдруг грозно выкрикнул хозяин. – Распустилась без меня! При нём порядок был. Живи он сегодня, где бы они все были? Молчишь? То-то!

Вечером, выпив перед ужином водки, он вышел во двор. Огляделся по сторонам. Чего-то не хватало. Ах, да! Постамент без головы выглядел каким-то нелепым и непонятным сооружением. Габдрахман вздохнул, взял кувалду и пошёл его разбирать. Кирпичи-то в хозяйстве всегда пригодятся. После ужина вышел покурить милицейский майор. Увидев колотящего по постаменту соседа, спросил:

- Бабай, что случилось? Зачем разбираешь?

- Зачем, зачем! – повернулся к нему Барангулов. – Ты мне что говорил? Что все знать меня будут, даже награда дадут. Где твой награда? Вместо награда кутузка возили на допрос и голову отобрали.

- Радуйся, что отпустили, - лукаво улыбнулся сосед. – А в сталинские времена знаешь, что бы с тобой сделали?

- Что? Стенка ставили? При нём порядок был.

- Вот согласно этого порядка тебя бы и расстреляли.

- При нём воров стреляли, - неуверенно возразил Габдрахман.

- При нём всех стреляли. Ты майору милиции не веришь? А уж тебя бы точно шлёпнули.

Ничего не сказал соседу Габрахман. Первый раз не возразил. Первый раз в нём пошатнулась непоколебимая вера в непогрешимость отца всех народов. Раз уж в нынешние времена едва не загребли – подумалось  - то тогда, пожалуй, могли бы запросто крамолу пришить.

Вскоре его дело закрыли, а вот голову отца народов не вернули, мотивируя тем, что хозяин установил её на своей даче незаконно, и посчитали это кощунством и глумлением над произведением искусства. И хорошо, что времена были уже иные, иначе надолго бы поехал фанат-идолопоклонник осваивать колымские нови.

А куда дели злосчастную голову в прокуратуре? Да кто ж знает! Может, покоится на какой-нибудь другой свалке. Но даже если посчастливится Габдрахману снова её найти, то домой он её уже ни за что не потащит.

                                   ------------------------------------------------

                                                                                                          2015 г.

Другие произведения автора:

ПЕСЕНКА О СВИДАНИИ С ПРОШЛЫМ

С ДНЁМ ПОБЕДЫ, РЕБЯТА!

Раб, тяни свою упряжку...