Гимны морю

 

Гимны морю

 

 

 

I

 

 

Моря монеты – ракушки –

с древним чеканом Нептуна,

глубью согреты и скрыты

в сейфе пространном, прохладном.

 

Море богаче всех Крезов,

хоть одаряет без меры,

соль, не иначе, есть в каждой

шутке, что вслух повторяют

 

эти волна за волною,

словно прохладные губы.

Боль рождена ими тоже

в ночь безотрадную шторма.

 

Горсть черноморских ракушек

будет твоим подаяньем.

Строчкой на воске изгладит

время стилом их из быта,

 

где не бывает такого,

выметет их из-под шкафа.

Так отступает и море,

выковав стих напоследок.

 

 

 

ІІ

 

 

Глубь помогает безмерно

счастье познать и обиду.

Змеем взмывает воздушным

ветра и стать, и желанье.

 

Это ли не превращенье

на берегах осиянных?

Рвется вовне настоящий,

скрытый в годах или в сердце.

 

Море ему помогает,

словно услужливый лекарь,

словно суму с черноземом

с плеч осторожно снимает.

 

Не крохоборствуй, не думай.

Веки сомкни и качайся,

делая возраст забавным,

медью звени, торжествуя.

 

Мокрые плавки, как флаги,

вывешены на кабинках.

Наши заявки на вечность,

чьи сочтены карнавалы.

 

 

 

ІІІ

 

 

Из чего состоит смех?

Из утробного гула, плеска.

У него характерный звон,

зверя храброго скок, повадки.

 

Приласкается он к тебе,

переменишься сам ты вскоре.

Расплескается шкурой всей,

кровью вспенишься дико, сильно!

 

Повелителем назовет,

и подобных тебе не будет,

перелитое, как в сосуд,

море храбрых и море кротких.

 

 

 

IV

 

 

Импровизируй в рамках железной догмы.

Не уставай удивлять совершенством и непостоянством.

Иронизируй в брызгах, оттенках, бликах,

быть заставляй, желать, как хотят любимых.

 

Что в тебе есть такого, что не узнаем,

даже приникнув к самым твоим истокам?

Может, то облик Бога, к тебе воззвавший,

вкус первородства, славы, иль одиноко

 

из ниоткуда в небыль скользящий парус,

мраморной каплей высохший на лодыжке

вечной красы – и где бы еще взялася,

как не в пушистой пакле морей Афродита?

 

 

 

V

 

 

Морские звезды, печаль актиний,

таких растрепанных, содержанок

моллюсков, твердых в своем стремленье

мужском все топать и топать в чащах

им рукоплещущих ламинарий,

пронзенных стрелами купидонов

с хвостом и чешуёй, суетливых,

песками белыми, вдоль кораллов.

 

Избыток красок и декораций,

иллюминации, клоунады,

плывущим брассом богам двуногим,

как чуждой нации, не доступный.

 

 

 

VI

 

 

Нивы твои раскинуты щедро,

пьяны урожаем отборной пшеницы.

Плавься, струи сверхъестественным током,

ширься… А мы только стены читаем –

 

вот наша участь. Высокопарны,

мы карикатура на неизмеримость.

Просто нас вычесть и больше не вспомнить

из нового утра формулы ясной.

 

Тут и причина, что ты позволяешь

искать, раздвигая лазури колосья,

упрямым мужчинам в чудовищных недрах

игрушки жемчужин, дитя утешая.

 

 

 

VII

 

 

Зыбь вызывает головокруженье.

Мертвая зыбь с тихим скошенным бегом.

Словно зевает подводный владыка

в обществе рыбок, коньков и креветок.

 

Зыбь вызывает невнятные грезы,

словно полотна импрессионистов,

где догоняют мазки за мазками

что мимолетно, мучительно-чисто.

 

Зыбь, как жестоких сирен ариозо,

кем-то записанное под наклоном

на нотном стане с повторами легких

колоратур и пассажей зеленых,

 

пенно-опаловых, до потемненья,

гнева, захлёста, изгнанья из рая!

Как ночью жалобны, робки, должно быть,

зонтики эти, мишурность иная…

 

 

 

VIII

 

 

Ты любишь издревле маслины и виноград,

пшеницу, масло, вощину, меды и ткани,

бойцов на триремах, военных занятий азарт;

героев угасло в достатке на ложе песчаном.

 

Как море решаешь: быть смерти или же нет

на этой арене, где без претендентов ты император.

Вот палец вздымаешь… чтоб перевернуть – и на дне

колени подламывает гладиатор!

 

 

 

IX

 

 

Лампы, лампадки, люстры медуз

в голубоватых залах для бальных танцев,

платья и фраки, помахиванье вееров,

флирт, поцелуи в кораллах, дуэли без счета.

 

Как римский папа, рушится кит

с проповедью о больших и малых, фонтаном речи.

Черная шляпа ската сквозит

в книжных развалах крабов-отшельников. Вече

 

сельди зеркально меняет курс,

только врезается в ряд зубатый диктатор.

Пухленький марлин вывел приплод погулять.

Булькают, нежатся, свежим приплодом богаты.

 

 

 

Х

 

 

Изрядно грязный, потертый обломок,

я буду скормлен тебе однажды.

Омою язвы, отправлюсь к истокам.

Отторгнут с корнем от черной жажды,

 

спиной ступая своими следами,

войду в прибой, как в четыре года.

Меня купая на вечной дамбе,

сольешь с собой ты, отец, свобода.

 

Зарывшись в мантии королевской,

куда я кану? В любовь, наверно…

О, mare magnum! Мой лепет дерзкий

стучит по венам – зло, неустанно.

 

 

 

ХІ

 

 

Сегодня ты в дымке, будто в заботе.

Лайнер на цыпочках ускользает

из-под твоей опеки монаршей.

Кожа воды, как свежая выпечка.

 

Расходится облако над тобою,

рассасывается, как рубчик салюта.

И книга и яблоко пахнут морем.

Стал заскорузлым шнурок от крестика.

 

 

 

ХІІ

 

 

Лучшую форму просило

племя двуногих у моря.

Амфору существованья

злыдням убогим открыло

 

пенное звонкое море.

И налило содержаньем

умного лада, хмельного.

Бед нажило тем поступком,

 

но не раскаялось море.

Ибо свое взять обратно,

коль довелось бы сквитаться,

сможет, возьмет, лишь терпенья

 

чашу его переполнят,

и титаническим сдвигом

судорога отвращенья

синий хребет искорежит.

 

Жутко восстанет, колоссом,

выметет сор с побережий,

снизу подмоет, а сверху

всю свою горечь набросит!

 

 

 

ХІІІ

 

 

Мне продавать нечего –

тут мы с тобой схожи.

Будем мечтать дальше

под голубой прорвой.

 

Есть в ней, как ты, млечное,

есть то, что всхлип: «Боже!»

вынет без йоты фальши.

Есть золотой, черной,

 

рыжей палитры всплески,

нити парабол плавных,

сполохи митры вышней,

горних певцов ансамбль.

 

Окоченевшие фрески

на берегах державных –

вот что они такое

все пред тобою, Море!

 

 

 

XIV

 

 

Сфотографируй море

гаджетом модным, детка,

взяв напрокат порфиру,

зрелища дав голодным.

 

Сфотографируй море,

щелкни в анфас и профиль

яхонты и сапфиры,

скулы, виски и щеки.

 

Высеки, словно скульптор,

у забытья в граните

кроху и нюню искру

на золотой орбите.

 

Сфотографируй как бы

занавеса волненье

перед тем как с эфиром

маску получит пьеса.

 

Изобрази уродство

и лепоту в ансамбле.

Все искази, коль хочешь,

по правоте артиста.

 

 

 

XV

 

 

Возвращенье к тебе –

возвращенье к себе самому,

золотое сеченье

в не блещущей стилем судьбе,

 

вдруг рождаемое на глазах

в пеленах твоих синих

и в люльке качаемое

на волнах –

 

миг триумфа,

почти оправданье,

почти ощущенье: достиг!

 

О, если не прав я, прости,

 

но не дай по обломкам,

по бьющейся рыбе, по тине

вслед тебе, отступающему в никуда,

с кислой, трагикомической миной

неудачника сети нести!  

 

 

 

19 – 25 августа 2016.

Скадовск.

аудиофайл с начиткой  http://www.stihophone.ru/works.php?G=1&ID=30364 

 

 

Другие произведения автора:

Наш дурацкий век...

Сюркихокку A

ШІ - раса