Газета ПОэзия 12 Полет в пролет

 
 

 

«ГазетаПОэзия» № 12,

---------------------------------------------------------------

 
Константин Кедров

ДООС-стихозавр

 

 
ХОЛИН

 

Автор обычно избегает ненормативной лексики, но И.Холин, считал, что в поэзии она необходима

 

 

"Костя, никого не слушайте, делайте, что хотите”.

И.Холин

 

 

О Холин

Хил он  но лих

 

Он не там

он весь здесь

но Зевс сед

он свет высь

но весть свы...

вы

И-горе Сергеевич

Схолин

Лох-Несский

монсТРанс

поэзии

эзопии

пирвовремячуменец

майор Мойры

первопроходимец

барачной тьмы

гармоноотвод

Ди-Вер-СантХолинбург

паломник лома

напалма лама

наПалама

неопалим

Паразит света

партизан гноя

Ной в ковчеге

ковчег в Ное

Воз-духо-плавательный бассейн

небес себе бе

крутит бес себя ебя

Бес снует беснуется

А Холин лихо

хилял

вихрем

и хером

и время ему не Хер

 

«Главное – уловить время»

или увалить вепря

 

Холин входит в райский холл

Вдох и выход – райский хор

Голос Холина в раю

мать твою мать свою

Время жить и умирать

твою смерть и твою мать

Разбивает неба твердь

твою мать и твою смерть

Холин бездны на краю

Бездна Холина в раю

тру-лю-лю

и

тра-ля-ля

рай для Холина земля

Он священник ветра

служит там ликуя

во имя говнаи света

и святого Хуя

 

 

Холину не нужен дверной проем

чтобы войти сюда

 

Холин – это время, а не объем

время везде всегда

Как шагающий экскаватор

шагнул железом гребя

споткнулся об голубой экватор

и вынырнул из себя в себя

 

Гоголь: "Мертвые души”

 

Холин: "Мертвые Даши”

 

Гоголь: "Мертвые души”

 

Холин: "Мертвые душат”

 

Гоголь: "Мертвые души”

 

Холин: "Мертвые дышат”

 

---------------------------------------------------------------

 

Андрей Вознесенский

ДООС-стрекозавр

 

 

Стена плача

 

 

1

Так же жили – подмывшись, намыкавшись.

Но божественное стряслось!

В старину не брили подмышки,

не стыдились нахлынувших слез.

 

 

Почему я неутомимо

приходил заветной порой

где над ярусным Иерусалимом

плыл рассвет за Масличной горой?

 

 

Этот ветхозаветный камень,

Старомоднее, чем Христос,

розовеющими пучками –

островками травы пророс.

 

 

И пока мы судьбу вымаливаем,

расцветают слезы громад –

между клумб вертикальных мальвы

ароматы свои струят.

 

 

Игнорировавши промышленность,

Стена Плача, смысл бытия,

нам, по-женски дымясь подмышками.

раскрывает объятия.

 

 

2

Комнатушка моя – не

отель "Плаза".

Проживаю теперь в стене –

Стене Плача.

 

 

Взявши шапку напрокат,

птичьим писком,

как кредитку в банкомат,

сую записку.

 

 

Здесь не допекает гнус.

Слез не пряча,

лбом отчаянно уткнусь

в Стену Плача.

 

 

Это только для мужчин.

В отдаленьи

опускаюсь в глубь причин

машинного отделенья.

 

 

Ливень. Дача. Пастернак.

Срам и слава.

Руки к небу простирай,

Ярославна!

Ты, распятая страна,

муза, прачка,

моя пятая стена –

Стена Плача.

 

 

Не страшна стена угроз,

стена смеха.

Неприступна стена слез,

крепость эха.

И твой хлюпающий нос

среди меха.

 

 

Нету крыши. Дефицит

пенопласта.

Нас с тобою защитит

Стена Плача.

 

 

3.

Измерь мою жаркую жизнь перстами.

Наощупь, как гусеница-землемер.

Что я сумел – пред тобой предстанет.

И что не успел.

 

 

Пока еще небо не стало мерить

креста измерительную щепоть –

наставь мое сердце прощать и верить,

Господь!

 

Блудный сын

Рисунок Владимира Опары

 

---------------------------------------------------------------

 

Владимир Вишневский

 

              *

И брат мой Каин сдал меня братве...

      

 

Из дневника

 

             *

...этих дней типажи – молодцы:

бороздя, покоряют просторы

интернетствующие юнцы

и таксистствующиесутенеры.

 

              *

...гуманитарный – значит, катастрофа...

 

 

Критерий Истины-2000

 

 

Вся практика порочной оказалась!..

 

              *

 ...Ты мне Родина, пусть и не мать,

 ты моя УМОМНЕПОНЯТЬ,–

 потому-то уже понятной,

 ты предстала, уже объятной,

 полигоном для МЧС...

 Поле, минное Поле Чудес

 

 

              *

 Жить надо так? чтоб не сказали: "Помер"

 

 

              *

 Все, что мог, я от тебя скрывал –

 так тебя я "не волновал".

 

 

 Все утаивать боле не нужно.

 Ничего уже не утаишь.

 Мне осталось великое

 ЛИШЬ –

 мчать и предполагать малодушно,

 что оттуда меня Ты хранишь.

 

 

 В вечном зеркале надо мною

 тот июньский закат за спиною

 от 13-го июня.

 (...Мчу по трассе, а скоро заплачу.

 Подмосковье, жара невпродых...

 Все серьезные люди на дачах,

 все нормальные люди в живых...)

 

 

            *

 ...Я так, не в качестве совета,

 а просто здесь вас повстречал:

 не будьте жертвами, ведь это

 не нравится и палачам.

 

 

2001-ый (Андреома)

 

 

...В режиме и для АндреичаАндрея:

2001-ый год – двадцать одно, "очко ",

растянутое, как батарея.

    2 0 0 1 - ый

    вот

 

                    *

  Да я пророк, но я же Сострадамус...

 

---------------------------------------------------------------

 

Владимир Немухин

«Валет Казимир»

 

Из коллекции Галины Осецимской

 

---------------------------------------------------------------

 

Генрих Сапгир

 

Сериал

 

 

На пределе    Откровенности  и   Честности

Оказался    В неизвестной местности

Зыблется    Меняется    Ныряй в нее

Норка спасительная     Честноевранье

             

 

И в том    Что таитянка    Из Бангкока

А он     француз    Аэропорт    Разлука

Кубы и трубы    Встретились    Пейзаж –

Не сомневаюсь   Даже если наш

 

 

Фильм    Будушим своим    Я не торгую

Но эта жизнь    Как сочинишь другую!

Там на закат    Машины      Как магнит

Универсальное    Нас всех    Переманит

 

 

Маньяк    И бренди    Видел что-то вроде

Как он ее    Размазал по веранде

Жевать цветок     Свой ломтик ветчины

На сериалы    Мы обречены

 

---------------------------------------------------------------

 

ЛитературовИдение

 

 

Андрей Цуканов

 

 

Вот бы… я уже!

 

 

Очень многие стихи Генриха Сапгира мне нравятся, но некоторые вызывают  восхищение, и среди них два текста, включенные в цикл "Дети в саду" (1988 г.). Все  стихотворения этого цикла написаны в необычной технике – поэт намеренно не дописывает слова, как бы сопротивляясь их завершению, определенности, сковывающих его и читателя свободу. Свободный дух в своей полноте избегает  завершенности, приводящей к обыденности, к скуке, к смерти. Сапгир прекрасно  обыгрывает этот мотив в своей "Стрекозе":

я – не мух

я – халиф

мир и дух

восхвалив

в свете лу

полечу

по лучу

на восток

в Шамбалу –

в том саду

мой цветок

я найду –

но еше

я подум

стать ли мне

челове

Еще Парменид, давая определение введенному им понятию Бытия, в конце его добавил:  незаконченное. Двадцать пять веков философы бьются над этим добавлением. Как же так,  "единое, целое" и... незаконченное? Недописанность слов в текстах Сапгира помогает  приблизиться к ответу на парменидовскуюзагадку Бытия. Ведь смысл этих стихов нам понятен, и мы без труда можем дописать в сознании недописанные поэтом слова, но... тут  же нарушится созданная им гармония недосказанности, извечной вариативности – все станет ясно, скучно и тяжело. Все будет закончено. Ощущение Бытия, вечного и неизменного, но создающего возможности бесконечного варьирования жизни, сменится  ощущением одновариантного и завершенного в своей ограниченности существования.  Бытие не закончено, свою законченность, свой плюсквамперфект оно обретает в каждом индивидуальном человеческом существовании – от рождения до смерти. Этот-то люсквамперфектСапгир виртуозно заключил между двух строк другого стихотворения из того же цикла:

вот бы род      на друг        план

я уже     лился на       гой  нете

вот бы им       ин        кар

я уже      мею      ную     рму

если бы взир       ин        глаз

я уже     раю      ными        зами

на лю       нажу       на не      на се

на     лей на    ков на      бо на      бя

 

---------------------------------------------------------------

 

Игорь Холин

 

 

Качка

 

 

Земля корабль

Здоровенный

Который плывет

По волнам

Вселенной

Кончается

Качка

Начинается

Спячка

Во время качки

Люди

Становятся на карачки

Во время спячки

Втягивают головы

В плечики

В перерыве

Человечки

Гуляют по ниве

Купаются

В морском заливе

Машут

Голубыми платочками

Обзаводятся

Сыновьями

И дочками

И снова качка

И снова спячка

И так

До бесконечности

Пока конечности

Не окаменеют

В вечности

 

---------------------------------------------------------------

 

Сергей Бирюков

ДООС-заузавр

Германия

 

* * *

Где Вы Игорь Сергеевич Холин

в настоящее время

в каком месте

своей самой длинной поэмы

где И.С.Холин

кто оставлен вместо Вас

Пока вы мирно беседуете

с П или с Х

(примечание: П – Пушкин,

Х – Хлебников)

Игорь Сергеевич

у меня сейчас есть номер

телефона

позвоните иногда

оттуда

даже не знаю –

далеко это или близко

работает ли связь

я не могу произнести

это слово

я знаю  что нет

пространства и времени

мер

есть за

и от

мер

мир

ХО – ЛИН

 

 

* * *

взглянуть в зеркало

и вдруг не увидеть

себя

лоб с волнистыми линиями

саркастическую усмешку

над самим собой

и слишком резкий взгляд

внутрь себя

в самом деле

 

 

* * *

почти не

касаясь тела

войти в глубину плоти

и почти пропасть

раствориться

переплыть на ту сторону

океана

оставаясь здесь

находясь там

 

 

* * *

ЛИЦО

ИЛЦО

ЦОЛ

   И

 

---------------------------------------------------------------

 

Елена Кацюба

 

 

Морские пчелы

 

 

Где рокот волн у скал,

Там шелест морских пчел.

 

 

       Вчера Пчела

  с чужого Чела

                 Ела

                 Лакомый мед -

                 Ам! – ума.

                         Аум, – сказала

                            и вознеслась.

 

 

Бензин изначально подземен.

Он со свистом сдувает машины в ад.

Ветер моря имеет вес веры –

в нем пчелы морские жужжат.

Жатва Бога – шторм.

В каждой волне

в пенной чалме

                   усердный перс –

подставляет шею под серп

мечети – ночи.

Море молящихся мусульман,

неистовых в вере.

как море в буре.

 

      Если П Ч Е Л А

у левого П Л ЕЧ А

            в П Л А Ч Е волн

               П Е Ч А Л Ь

 

 

Пчелы морские

чрева мирские

медом горько-соленым заполнят до дна.

Луна –

ревнивый садовник

в пору цветения волн

с досадой глядит на пчел,

ныряющих в пене

пестиков и лепестков

неспокойных синих цветов.

Пчелиный корабль из морского воска

кружится роем жужжанья и плеска.

Парусный улей, полный пенного меда,

манит из мертвых глубин морского медведя.

Но пока он тянул язык-волну,

корабль килем вильнул

и завернул

за луну.

Где злым, тяжелым, невзрачным

на скалах приходит срок,

легко пролетает прозрачный

корабль – лба рок.

---------------------------------------------------------------

 

Михаил Бузник

 

 

 1. От реальности ее взгляда

   тянется младенец

   к воску

   неземному.

 

 

   Так запечатлено

  неприкосновенное мгновение

   ее красоты.

 

 

2. Мученики за веру

   молятся и в ее

   сердце.

   Влекомо оно

   лазурью слепящей.

  Невозвратимо.

 

 

   Об этом знают

   осенние узлы печали –

   изумленных листьев

   молчащих ив.

 

 

5. Она стояла на мосту

  Мирабо.

 

 

  Словно волны моря

  Афродиту – волны

  света опознали ее.

 

 

  Это была белизна

  пределов покоя.

 

 

  Неожиданность

  горнего мира.

 

 

4. Зримое осязание мысли,

  узревшей в ее сердце –

 бесконечность тех светильников,

  что странствиями ангелов

  вершат.

 

 

5. Самая быстрая

   из планет –

   Меркурий.

 

 

   Именно он обозначил

  молниеносный миф

   о ее красоте.

 

 

   Сколько же теперь

   работы у палачей!

 

 

3. Кочевое пространство

   страха – гонит

   семена гиацинтов –

   к последней точке

   скитаний.

 

 

   Но вдруг озарены

   они – душой

   Елены.

 

 

7. На серебряном блюде

   билась рыба...

   Но никто не слышал

   бегущее серебро –

   ни музыка, ни роза, ни хвоя..

 

 

   Причина бытия

   заклинатепьна

   и тянется к ней

  пространство, как

   заживающая рана.

 

 

8. Сколько же в мире

   параллельных текстов

   о ее красоте...

 

 

   Господи! Скрой ее лицо

   от врагов моих.

 

 

   Она родилась

  восемнадцатого декабря.

 

 

   В тот день была

  единственная возможность

   свести счеты с плачем.

 

 

Рисунок Галины Мальцевой

 

---------------------------------------------------------------

 

Валерия Нарбикова

 

 

Султан и отшельник

 

 

Предисловие

 

 

Там рядом с автовокзала есть рынок. Там я купила мужчину и женщину. Они были примерно одного возраста. Так сказал хозяин, который их продавал. Мужчина был повыше ростом. Женщина была в хорошей форме. Мужчина стоил немного дороже. Я заплатила. Хозяин рассказал мне, как с ними обращаться – сказал, что любит женщина, а что любит мужчина. Я купила для них корм, поблагодарила и уже собралась уходить. И вот тут-то меня привлек еще один экземпляр. Он был совсем другой по­роды. Именно этот экземпляр хозяин держал в стороне. Поэтому сначала я даже не обратила на него внимание. Нет, хозяин его не прятал. Этот экземпляр был мужчиной. С этого все и началось. Именно с этого все и началось. Все. Я решила его тоже купить, этого мужчину. Хозяин был немного удивлен тако­му моему желанию. Он сказал, что этот экземпляр требует совершенно особого ухода. Что он должен быть вдали от той па­ры, которую я только что выбрала. Хозяин назвал сумму. Этот экземпляр перешел ко мне. Этот порыв - владеть еще одним экземпляром совершенно другой породы, как потом оказалось – имел самое непосредственное отношение ко всем событиям, которые впоследствии случились.

Диктант

1.Следы

 

 

«Что-то должно случиться».

В чистом виде февраль. Шесть часов утра, а такая темнотища. В небе – ни проблеска, ни звезды, ни луны. А ведь это Москва, не деревенька. Ни полей, ни лесов. Ни тебе – ни мне. Горят фонари дневного света, и свет режет глаза, может, поэтому такая темнотища.

Давно он в такой час не выходил на улицу – в шесть. А до него еще никто не выходил из подъезда. Лежал нетронутый снег. Никто не наследил. «Следы, – подумал он, – я оставляю следы». Он даже подумал, как его следы аккуратно подцепят лопаткой, привезут, куда надо, и там заморозят, а потом будут ковыряться в его следах. «А может, просто не выспался?»

По имени, Серафим, а по фамилии, Чутьев отличался врожденной грамотностью. Откуда-то он знал, как пишется любое слово по-русски. Например, в пять лет он узнал, что есть корова, и он совершенно правильно написал: корова.

А в семь лет услышал слово – энергичный, он сел и написал – энергичный – без одной ошибки. До одиннадцати лет он вызывал интерес своей прямо-таки грамотностью. Но уже в  двадцать лет, – почти нет. А сейчас ему исполнилось тридцать, и это было мало кому интересно, подумаешь, пишет человек без ошибок, да мало ли кто пишет без ошибок. Школу люди закончили, институты, университеты, все грамотные, но кому может быть интересно, что корова пишется через «о».

Казалось бы, он мог преподавать русский язык, но оказалось, что ни одного правилаон толком не знал. Он просто знал, как пишется, а почему именно так пишется, он и не учил, и не знал. Он безошибочно писал тексты с медицинскими и техническими терминами, ему иногда неплохо платили за срочную работу, но потом подобной работы становилось все меньше и меньше. Кроме того, во-первых, он был ленив, а потом, у него была любимая жена – Мария Федоровна Гульгуль. Она была младше его на пять лет, и они так пристрастились валяться по утрам в постели и жить почти без денег, и ему так неохота было вылезать из дома и тащиться из-за какой-то срочной работы и оставлять любимую, так что вылазки становились все реже и реже. В конце концов, он уже ходил, как на охоту. Добьет где-нибудь ошибки, принесет домой трофей, и они заживут. Потом опять кто-нибудьналяпает ошибок, он опять их прикончит.

И вот оказался разгар зимы. Сидеть бы дома и не вылезать, даже носа не показывать, а сидеть в тепле с Гульгуль. Но вдруг подвернулась работа, которая, казалось, совсем не требовала особого труда.

А через пять минут он уже был у метро. Ему нужно было пересечь город с севера на юг. Юг Москвы он знал довольно плохо, он редко там бывал, знал, что там дымищаи полно заводов. А потом еще от конечной станции надо ехать на автобусе до конечной остановки, зато там уже совсем рядом  – пешком. Город он как-то лихо пересек под землей, прижавшись в уголке и даже вздремнув. Выйдя из метро, он ступил в снежно-грязную кашу под ногами – что значит юг! Автобус скоро пришел, и хотя сначала он был до отказа набит, к концу маршрута народ совсем рассосался. На конечной остановке он вышел, в общем, даже один. Осмотрелся, видя эту местность впервые. Перед собою увидел несколько домов, и за ними цивилизация как будто уже кончалась. Даже трудно было предположить, что там тоже живут люди. Хотя где только люди не живут! Он должен был идти по ходу автобуса, но автобус здесь делал круг. И никакого хода для автобуса дальше не было. Зато было три дорожки: одна асфальтовая, но довольно заметенная снегом; другая типа тротуара, но еще не чищенная; а другая тропинка. Все-таки он решил, что в летнее время по асфальтовой дороге автобус может пройти, и ступил на нее. И как только он на нее ступил, его догнал и даже чуть-чуть опередил автомобиль. Дверь рядом с водителем открылась, и водитель спросил: «Вы – Серафим Чутьев?» – «Серафим, – потом как-то немножко задумался и сказал, – Чутьев». «Мне поручено вас встретить», – сказал водитель и открыл ему дверцу заднего сидения машины. Марка автомобиля была «жигуляшка», и это почему-то вызвало доверие у Серафима. До самого конца пути водитель ничего не сказал, хотя до конца пути было не так близко. Они ехали по снежной пустыне. Кое-где маячили бетонные недостроенные сооружения. Некоторые обнесены забором, а некоторые стояли прямо в чистом поле. Маячил чахлый лесок, почти прозрачный, как куст, тоже обнесенный забором. Они пересекли речку, и Серафиму показалось, что за ними сейчас поднимется мост, он даже оглянулся. Но мост, как вкопанный, был на месте. «Мне объясняли, что это не так далеко, от конечной остановки автобуса», – сказал Серафим водителю. Водитель не ответил. А, впрочем, они уже подъехали. Машина остановилась перед бетонным забором, в котором были деревянные ворота, ветхие и прямо гуляли на ветру. Автомобиль подъехал к двухэтажному блочному строению, похожему на те, которые им попадались по дороге. Водитель вышел, открыл Серафиму дверь и пошел к входу. И Серафим пошел вслед за ним. Они вошли.

На полу светлый ковровый настил, и стены тоже светлые. Небольшая квадратная комната: ни стульев, ни столов, ничего такого жилого не было. Какой-то пустой кубик. «Подождите», – сказал водитель и удалился в неприметную дверь. Серафим потоптался на месте и увидел, что оставляет следы на светлом настиле. И подумал, что водитель-то следов своих не оставил. «Так он же на машине, – объяснил себе это факт Серафим, – а я на метро тащился, на автобусе». И он подумал, что нарочно сегодня выпал снег, и его следы у подъезда подцепят и заморозят в холодильнике, а после будут подавать вместо мороженого, потом отпечатают, вырежут и повесят на стенку вместо панно.

Пока он так сам с собою шутил, время незаметно прошло. А сколько прошло времени – неизвестно, поскольку часы Серафим не носил – он не видел в этом надобности. «Друммонадоваэолка, – вспомнил он, – пишется через два «м». А что это за эолка и почему она друммонадова, он понятия не имел. Внутренняя дверь тихо приоткрылась, и водитель поманил его за собой – так именно дети делают рукой, «мол, иди сюда». И он пошел. Проследовал за водителем по коридору, довольно обшарпанному, чувствуется, его еще не привели в порядок.

На стене висел огнетушитель, стоял бак, на нем было написано «питьевая вода», такие баки стоят в каких-нибудь захолустных гостиницах. И водитель привел его в небольшую комнату.Там стоял старый канцелярский стол, каких-нибудь пятидесятых годов с порванными в нескольких местах зеленой суконной обшивкой, и в черных пятнах. Перед ним какой-то обгрызенный деревянный стул и в углу еще один такой же. На единственном окне решетка, одна половина окна заклеена белой бумагой. На подоконнике в банке стояла засохшая ромашка. «Подождите здесь», – сказал водитель и вышел. Серафим услышал за дверью тихий разговор, но что именно говорят, понять было трудно. Серафим сел за стол. Деревяшка стола раскорябана перьевой ручкой – это были телефонные номера. Потом перочинным ножичком выцарапаны чьи-то инициалы, просто набор цифр, потом цветок, потом животное, типа наскального, какое-то непропорциональное. Ведь это трудно накарябать ножичком, а на скале камнем карябали, тоже трудно, может, поэтому они такие непропорциональные зверюшки на скалах. Ему тоже захотелось что-нибудь накарябать. Но из острых предметов в кармане нашелся только ключ. И он попытался нарисовать кружок, но кружок получался кривой. За этим занятием его и застал – Султан.

Он – Султан бесшумно вошел в комнату. Он дотронулся до плеча Серафима, и Серафим не вздрогнул. Не испугался, но поскольку он сидел на стуле, а Султан стоял у него за спиной, Серафим посмотрел на Султана снизу вверх.

Улыбка у Султана была прелестна как у восточной девушки. В ней было что-то одновременно и дикое и стыдливое, но ког­да он улыбнулся еще шире, улыбка сделалась не такой уж стыд­ливой, а скорее вызывающей, а когда он засмеялся, и что-то такое проделал языком, как ящерица, как будто поймал мошку, то неожиданно для себя Серафим встал, отошел в сторону и нахмурился. Но когда он опять взглянул на Султана, тот улы­бался так кротко, а глаза его были потуплены. Серафим тоже улыбнулся, а улыбка у него была дурацкая, как у младенца, который радуется предмету, который видит  впервые, потому что совсем не понимает назначение этого предмета.

Султан протянул Серафиму руку и сказал: «Султан». Говорил он, кстати, с обычным восточным акцентом Серафим пожал эту маленькую холеную ручку, которая утонула в его лапе. И если бы Серафим покрепче сжал ее, то ручка бы хрустнула. Но ему сейчас и не пришло в голову  хрустеть этой ручкой.

– познакомьтесь, – сказал Султан, – это мой помощник, товарищ Т.

Серафим оглянулся и увидел, что на стуле сидит тот самый водитель, который вез его.

Тов. Т встал, и они встретились посреди комнаты и пожали друг другу руки, а Султан куда-то испарился, словно его и не было,

– некоторые формальности, – сказал тов. Т, – вот анкета, заполните.

Серафим написал свой адрес, фамилию, имя, отчество, номер паспорта, что он женат и что у него есть дети.

– вот здесь – имя вашей жены, – сказал тов. Т, – напишите. Тов. Т даже не ожидал от Серафима такого упорства. Но Серафим наотрез отказался писать Гульгуль.

– нам известно имя вашей жены, пишите, – и тов. Т подошел к Серафиму вплотную. Серафим отложил ручку, встал и направился к выходу.

Тов. Т подошел к нему и совершенно по-дружески сказал;

– не стоит беспокоиться.

Серафим сел.

Немногословный тов. Т сказал вот что: «ваши способности нам известны, я буду диктовать, вы записывать, начнем работать».

Начали.

Сначала тов. Т прохаживался по комнате. И у него под ногами скрипели доски. В одной половине незаклеенного окна стояла зима, там были на стекле морозные хвостики от снежинок.

совсем не так, как снег.

«Александр Павлович Сучкин», – сказал тов. Т.

И Серафим так и написал, как продиктовал тов. Т.

«он вот что решил сделать, этот Сучкин Александр Павлович – решил отправиться в мир иной. Но каким образом?» И тов. Т опять стал ходить по комнате. Остановился у окна, пощипал бумагу, которая закрывала половину окна,  сорвал кусочек бумаги, скатал шарик и пульнул им в угол.

Александр Павлович Сучкин захотел быть убитым».

он захотел, чтобы его убили? – спросил Серафим.

он, конечно, захотел, – сказал тов. Т. – то есть не хотел сам себя убивать, но чтобы это кто-нибудь взял на себя. Взял бы его да и убил.

– что бы вы сделали на его месте?  – спросил тов. Т.

ну я бы… – сказал Серафим – я бы, наверное …я бы...

– вот и я тоже я бы…

– а он? – спросил Серафим.

– Александр Павлович Сучкин нашел человека, которому предложил себя убить. Но при одном условии – Александр Павлович Сучкинне должен знать, в какой именно час, где и когда он будет убит. Чтобы киллер гонялся за ним, как самая настоящая смерть, а он бы убегал от нее, и в какой-нибудь миг смерть бы настигла его.

Началась охота.

В первый же день Александр Павлович спрятался – проси­дел дома, выключив телефон. На следующий день он тоже скры­вался,  плотно занавесив шторы у себя дома. С опаской выходил на улицу, а в последний день не выходил совсем. Он ре­шил, что несколько дней роли не играют – всегда успеет уме­реть. Он все время чувствовал присутствие киллера. И даже назначил себе срок – пусть он погибнет в день защит­ников отечества – 23 февраля в «День советской армии». В это утро он побрился, надел чистую рубашку, выпил рюмку  коньяка, выкурил сигарету, словом, совершенно был готов к смерти. Открыл шторы и разгуливал у окна. Но ничего не происходило. Он вышел на улицу, уверенный, что за ним следят. Доехал до станции метро «Тверская» и Петровским бульваром пошел к Цветному бульвару. Было даже не морозно, а скорее ветрено и промозгло. Около пяти вечера. На бульваре попа­дались люди, город был вполне оживлен. Он пересек Цветной бульвар, нашел маленький дворик, как кубик с открытой крыш­кой в небо. Дворик был пустой, стояла скамейка и несколько деревянных бочек. Одно строение было нежилым, там, в темноте разгуливал ветер. Александр Павлович прислонился к бочке и подождал смерти. Но смерть за ним не шла. Он стал довольно нервно прохаживаться по дворику. Повернулся грудью к нежилому строению, откуда так удобно смерти было бы настичь его. Но смерть все не шла.

 

---------------------------------------------------------------

 

 

---------------------------------------------------------------

 

Лилия Газизова

Казань

 

 

Поэма о беременности

 

 

1.

Долгие две трети года

Мы с тобой в пути,

Но октябрьской непогоды

Нам не перейти.

 

 

Говорят, что стал печальней,

Отрешенней вид.

Просто встреча-расставанье

Мне с тобой грозит.

 

 

Но пока вдвоем с тобою

Мы еще одно,

Малым счастливы — листвою,

Что глядит в окно.

 

 

Угасающим цветеньем

Осени шальной,

Нашим временным сплетеньем

В кроне мировой.

 

 

2.

Сонным взглядом слежу,

Как с живота съезжает

Томик Бродского,

Открытый на странице

тридцать восемь

Еще август

 

 

3.

Мой живот — слепое сердце.

 

 

 4.

Мечта беременных земли

Безлика в простоте.

Мечта беременных земли —

поспать на животе.

 

 

5.

Когда бессонница ославит хватку,

К рассвету уступив мне кончик сна,

Грядущее — тревожная загадка,

Гемоглобин хотя бы больше ста,

 

 

И старший хулиганистый ребенок

Красив, здоров, упитанный вполне,

А младший не толкается спросонок,

Мной сладко убаюканный во мне,

 

 

Когда устав от ожиданья, плачу,

Мне ясно открывается тогда,

Как много я для будущего значу.

Бессонница. Беременность. Среда.

 

 

6.

Не спится, не думается, не пишется,

Словно я на привязи у вечности.

 

 

7.

Я беременна и для того,

Чтобы ночью выпал снег

И все его увидели.

 

 

8.

Надвое делюсь, покорна

Сути очага,

Удивленная повторной

Смелости слегка.

 

 

И слабею интеллектом

в пользу бытия,

Отдаю себя инстинкту

Вида без нытья.

 

 

Прибавляю гордо в весе.

Берегу живот.

Часто кто-то в поднебесье

Надо мной поет.

 

 

 Только чудится такое...

Скоро выйдет срок

Слышать пенье неземное

И смотреть, как Бог.

 

 

Скоро истина зайдется

Плачем дорогим.

Мир невольно улыбнется

Странникам двоим.

 

---------------------------------------------------------------

 

Александр Еременко

 

 

Снайпер

 

 

Глаза слезятся,

а руки делают.

 

 

* * *

«Пришел – детдом, приют

и даже не боялся,

когда везли в народный суд, –

цельного волновался.

Чего нам врут – народный суд?

Народу я не видел».

 

Чего нам врут,

что это пруд!

Запруды я не видел!

 

 

* * *

В углу заплачет мать-старушка,

слезу с усов смахнет отец,.

и дорогая не узнает...

причинно-следственную связь.

     

 

* * *

– Ты ужинал?

– Я ужинал. А ты?

– Я ужинал.

– А как тебе капуста?

– Щи оставляют чувство пустоты.

– Не густо.

 

---------------------------------------------------------------

 

Алла Кессельман

ДООС

Ветер розы

 

 

 

*   *   *

 Боги играют в шахматы из облаков

Это – НЕБО

 

 

Сфинксы играют в шахматы из песка

Это – ВРЕМЯ

 

 

Шахматы играют друг в друга

Это – ЛЮДИ

 

 

Слезы играют в шахматы на щеке

тающими ходами

 

 

А когда исчерпаны все варианты

и фигурки осыпались в темноту

остается доска, играющая в себя –

ДЕНЬ – НОЧЬ

 

---------------------------------------------------------------

 

Вилли Мельников

 

Специально для ПО

 

 

Верлибр на айнском языке

 

 

 

Если приснишься себе нерастрескавшейсяземлею, – постарайся своим  пробужденьем не растопить обезболивающий инъекцию яви снег.

Если на твоем небе трудно заживают солнечные ссадины,

 не торопись выплескивать на них сразу весь лунный эликсир.

Если центр необитаемой тобою планеты пожелает сделаться ее поверхностью, чтобы  отзеркаливать твой недовзгляд,

– вспомни, что мое возжиданиетебя зыбко, как канун забытого праздника, как  каноном забитый апокриф.

И ты ставишь замочные скважины раньше замков, и вместо ключей в них приходится проворачивать умозаключения.

 

---------------------------------------------------------------

 

Борис Лежен

Франция

 

I.

Осенние листья

парят в ослепительно белом

свете

между прожилок

синеющих вен

над мягко входящем телом

 

 

губы упруго

шепчут волнами но

сорвавшись с высот

падают крылья

плоско в песок

новые часы он надел на правую руку Они показывали тот же час что и прежние на  левом запястье  Поначалу их ход отличался секундами  Минутами с ушедшими днями  Тогда мы увидели себя  осью весов  Раскинув руки с тарелками песка  Неравно

Свет 

серебра

струится через

края ваз

песок тонкий

сыпется с рук

в пустоту раковин

 

 

Полет

он перевел стрелки ручных часов справа на два часа  Город был на востоке  Солнце  сходит раньше  У него стало так больше места между

 

 

Ле: на встречу спеша я остановил дерево кажется осину попросил довести до Высотного дома Сто рублей – сказало дерево  Это много – ответил Нездешний  Сколько дадите –спросило дерево   Скажем десять  Тогда пойдем

О  Дерево поворот был неточен  Мы перед библиотекой Иностранных Историй  Высотное  здание похоже на ферму  Или оно как корабль плывущий стоймя к далекой горе  Внутри  перекрытия старого дерева  Внутри медленно растет женщина пронзая острием ветви  мужчину на том же стволе Растет сцена любви ступнями, в коре  Нездешний – заметило  дерево  Вас восхищает быстрота появления смерти  Радуйтесь – одушевление жизни почти без движения В одушевлении жизни нет перемен

 

 

II.

Возращения

Самолет шел на посадку   Витраж уложенный на землю селений среди полей и городских  предместий стремительно вздымается перед нами  Тогда в одном из проносящихся  облаков узнали грузную фигуру Си.  Равновесно ладит он из перистых облачков одно  крыло Примеряет к плечу

Ле: Ты тот же я вспоминаю  Немного прозрачен и сумрачна тень на челе Воздух здесь  легок и чист

Си: Это крыло возьми  Легче делить одно чем выбрать из многих Его рот был сжат  скорбно Устремлен далеко взгляд Наши мысли неслись быстро в такт ветру

 

 

Сеть

Зная приметы тайные знаки любой фазы перемены погоды  Решив проблему Спинозы – по  чьей воле срываются с гор камни  Горожане сплели чудную электромеханическую сеть  Даже пламя свечи отраженное серебряной вазой попадет в сачок экранов  Мерцают переливаясь в квартирах кафе магазинах Повсюду Лунной ночью мы пролетали над  ловцом и ловушкой  Невозможных желаний  Опоздавшего чуда  Опасных утопий  Зова  любви безнадежной  Далеких молитв

Си.: Но в апогее триумфа полной славы изобретенья симптомов нового недуга заметны  Горожане молодых и средних лет перестали во сне своими глазами глядеть  Острое ощущение возникло что их место занято чем попало – воробьем паспортисткой  петушиным криком дверным скрипом Утром уставшие люди пугались вовсе Врачи беспомощно разводили руками  Случайно кто-то после месячных проб нашел панацею  простую Перед сном спеть детской песенки легкий куплет

Радуйтесь стрекоза

Радуйтесь лоза

Радуйтесь силлабы

Радуйтесь крабы

Радуйтесь буква "А"

Радуйтесь рога

Рога

---------------------------------------------------------------

 

Егор Радов

 

 

Бескрайняя плоть

 

 

Роман в стихах

 

«У все, кто страдая какой-то частью тела, не чувствует совсем страдания, у тех болен ум».

Гиппократ

 

Захар Захарович очнулся и ощутил, что межпланетный лайнер, кажется, больше никуда не летит, а стоит, буквально не шелохнувшись, на некоей твердой поверхности, очевидно, прибыв туда, куда он изначально и направлялся...

– Приветствую вас дорогие господа!.. – вдруг вторгся бодрый голос стюарда в ужас  зудовской реальности. – Итак, наш великолепный звездолет "Огурчик" фирмы "Ту-ту" произвел посадку на Луне в русском лунном поселении Нижнелунск, совсем, как мы вам и  обещали!... С мягкой посадкой вас, путешественники к Иным Мирам! Оставайтесь пока на  своих местах, потом мы вас пригласим к выходу, где вас ждет проверка ваших  документов, идентификация личностей и прочая характерная штукотень, необходимая,  когда прибываешь в новую страну, а уж тем более на новую планету! Честь имею! Ждите дальнейших объявлений.

....Перед Зудовым открылся небольшой проход, куда еле-еле могло пролезть человеческое  существо, но поскольку больше никаких путей не предвиделось, он, кряхтя, влез в этот узкий, крайне неудобный вход и шумно вздохнул.

И тут же оказался в маленькой комнатке, более напоминающей бункер, в центре которой стоял массивный белый стол с огромным количеством бумаг, а за ним восседал толстый  человек, одетый во все желтое; на его голове даже был надет желтый котелок.

– Присаживайтесь. Фамилия, имя, отчество.

Зудов сел на трехногий желтый табурет и, неожиданно для самого себя, произнес:

Зудик Зиновий Зурабович.

Ой ли! – лукаво проговорил человек в желтом. – А разве не Зинаида Захаровна?

– Вы что это!.. – возмутился Зудов. – Я... в некотором отношении... мужчина... Даже не транссексуал, не педераст...

– Вот именно, что в некотором отношении, – улыбнулся желтый тип. – Но это до поры до времени.

– То есть... как?!..

– А вот так. Идите-ка сюда. За мной.

Он встал, прошел вперед. Зудов машинально проследовал за ним.

В другом конце комнатки оказался выход, еще более небольшой, чем вход. Там виднелась  непролазная, пугающая темень.

– Сюда?.. – опасливо спросил Зудов.

– Сюда, сюда. Не бойтесь; сделайте шаг.

– Ну, раз уж вы так просите...

З.З. изнатужился и втиснулся в этот донельзя узкий проход. Было мучительно темно; под  ногами он ощутил сухую почву.

Ну как вы себя ощущаете теперь, Зинаида Захаровна?

– Да как вы смеете! – возмущенно воскликнул Зудов.

И тут к своему стыду и полнейшей своей ошарашенности он обнаружил у себя под горлом, там, где ей и следовало быть, наихарактернейшую женскую грудь. Пугливо сунув 

руку в штаны, он нашел там... Нет, это просто бред какой-то!

– Но... как это?!.. Что же это?!..

Зудову бешено захотелось плакать, или смеяться, или прыгать, или просто задушить этого  желтого гада, но на самом деле он был настолько обескуражен, что просто стоял, будто  вдруг оживленный столб, которому неожиданно дали душу, дух и самоосознание, и который абсолютно не знает, что ему со всем этим делать – так, наверное, чувствует себя  квадрат, невесть каким образом превращенный в куб, или шар, вдруг постигший  четвертое измерение.

– Вы просто вступили на лунный грунт, – объяснял желтыймерзопакостник. – Не волнуйтесь, это действует на всех. Это же – Луна, это ее причуды. Каждый ступающий на  лунный грунт, меняет пол...

– Но... Вы могли бы меня предупредить! Вы...

– А что бы от этого изменилось? Не волнуйтесь, это не навсегда. Так, на какое-то время.  Потом, правда, возможны рецидивы... Поэтому мы все здесь ищем третий пол. Тот, кто  его найдет, станет Высшим Существом. Может быть, это будете вы, Зина Захаровна...

– Не называйте меня так!! – огрызнулся Зудов....

– Садитесь, Зэ-Зэ. Нам есть о чем поговорить. Я вам кое-что расскажу, как новоприбывшему. Но вообще, тут – каждый за себя.  

– Каждый за себя, – эхом раздался тоненький голосок стюардессы, лишенный любой  эмоциональной окрашенности...

– К дьяволу! – крикнул Зудов. Ко всем, маленьким и нежным чертям! Рассказывайте все,  что вы можете мне рассказать. Все равно, каждый за себя.

– Вот это и есть единственная правда этого... если так можно выразиться... мироздания.  Точнее даже так: у каждого свой Путь. Присаживайтесь, времени у нас нет. Точнее, его  хоть отбавляй.

– Да уж, да, – мрачно сказал Зудов, продолжая пощипывать себя за сиськи, к своему  неожиданному изумлению гордо подумав, что они у него – молодые, красивые и ядреные,  и что ему как раз пригодятся нагло навязанные ему на Земле некоей девушкой прокладки.

"Какая же все-таки это гнусь – быть бабой",  - решил он и мрачно уселся на желтый  трехногий табурет, тут же ощутив налитую ширь своих женских ягодиц.

Зудов вышел из звездолета, захлопнув за собой дверь, и направился вперед. Его руки трепетали, его соски набухали, промежность мягко терла прокладка "Хронос". Кажется,  он сам засунул ее туда, в трусы. И он подтянул штаны, пристальным взором оглядев  раскинувшийся перед ним мир.

– Я – прокладистый человее-ек?.. – запел он, гордо всматриваясь вдаль. У меня в трусах  лежит такая...штууукаааа!!!..

Окружающее беззвучно застыло вокруг, сияя и блистая, как радуга или петушиный хвост.  Повсюду цвела Луна, выпирающая из собственного грунта своими цирками и холмиками;  пыль слегка дыбилась под ступающими по ней туфлями З.З., зависая над лунной поверхностью и слегка высвечиваясь в голубоватом свете Земли; большая равнина была  прямо впереди и оканчивалась горизонтом ярко-желтых гор, причудливо отделяющих  звездное небо, длящееся в вышину, от огромной безумной планетной пустоши; и все  краски реальности были словно растворены и как-то слегка оглушены в гулкой  насыщенности явленного здесь беспредельно пустого и чудесного величия; а вакуум  существовал везде, как некий внутренний огонь.

 

1998

---------------------------------------------------------------

 

Лидия Григорьева

Великобритании

 

 

Колядки Уэльса

 

Уильяму Брауну – живописцу

 

Придет серенький волчок

и ухватит за бочок...

Русская колыбельная

 

 

розовый медведь

это белый полярный медведь

на закатной заре

 

 

прозрачный и призрачный

гость

 

 

сердце медведя

лучистый цветной леденец

стеклянно мерцающий

сквозь

 

 

зеленые волки

с оранжевой холкой

детский сон

на рассветной заре

 

 

колыбельная

сжатая в горсть

 

 

ночные колядки Уэльса –

человек превращается

в лошадь

 

 

откуда все это взялось?

в новогоднюю ночь

еле слышно скрипит

и вращается

лунная ось

 

 

волк с волчихой

к теплу пробираются

вчуже

поврозь

 

 

а человек с человечихой

это видно в окно

если вместе

то разве не лось?

 

 

лось... лось...

 

 

13 января 1999 года

Лондон

---------------------------------------------------------------

 

Тим Ульрихс

Германия

 

 

 

Перегородил по-русски Анатолий Кудрявицкий

 

---------------------------------------------------------------

 

Борис Викторов

 

 

Нашествие медуз

 

 

Накрылся отпуск долгожданный,

пикируют аэропланы,

отсутствует козырный туз,

грядет нашествие медуз.

 

 

Кто нечисть вызволил из плена?

Остановись, кругом измена,

месть полоумного хрыча,

плевок, морская, саранча.

 

 

Повсюду ведра с кукурузой,

а это – лакомство медузы

вокруг матрацев на песке.

Горгоны, млеющей в тоске

 

 

Глядит в упор из преисподней,

о, ненасытная, сегодня

любой початок твой, бери!

Что зенки вылупила? Жри.

 

 

Твои слова: "Неисполнимых

желаний нет, как денег мнимых,

все гениальное старо,

как запотевшее ведро!"

 

 

Но не понять тебе сиротства

людей, бегущих первородства;

нам бедность душу извела...

Соли и лопай из ведра.

 

 

Медузы движутся лавиной,

покрыли жгучей клейковиной

причал, деревья и шоссе,

ползут по взлетной полосе,

 

 

не остановишь из обреза,

и расползается железо –

бетонный занавес желе-

образной массой по земле,

 

 

распались дружеские узы

(и в небе авиамедузы

штурмуют авиасалон.

Алаверды!

Привет

Шалом!)

 

 

Спиртовым пламенем объятый,

Персей саперною лопатой

в толпе прокладывает путь...

Никто не выживет...

И пусть!

 

 

Битву запечатлел Владимир Опара

 

---------------------------------------------------------------

 

Алина Витухновская

 

 

Стихи дурного вкуса

 

 

Я есть проекция чужих

реакций, умозаключений.

Мне придающие значенье,

поставьте вместо шифры "икс".

 

 

Я замечаю за собой

небывших тел живые тени,

Через железное движенье

меня протянет постовой.

 

 

Меня разложит постовой

с цинизмом злого постмодерна.

Хохочет молодой бездельник

и бездну держит подо мной.

 

 

Пять мертвецов из кабака

выходят в ожиданье чуда.

Однако ничего не будет.

Я знаю, что наверняка

 

 

ни через смерть, ни через жизнь

ни воплотиться, ни распасться.

Я есть возможность комбинаций

всех истин, сложенных излжи.

 

 

И только истины одной

мне не перестать страшиться

я опасаюсь ошибиться

в себе, не будучи собой,

 

---------------------------------------------------------------

 

Георгий Балл

 

 

Фрагменты и финал

 

 

Не дошли еще мы до кончины века,

уважаемая моя собака.

Почему же нас обратно тянет

в нашу молодость, где мы гремели цепью?

Евгений Рейн

 

...Банька не особо большая. Деревянная. Каменка. Как полагается по еврейскому обычаю,  вернее, по русскому... Это понятное дело – и так сказать, и этак... Да ты сам приезжай.  Хочешь на такси или левака подцепишь... А хочешь по Интернету. Милое дело. Что-то я  один как-то не могу толкнуться в нужную дверь, то ли солнце не с той стороны светит, то  ли тучи, то ли ветер, то ли месяц не с той стороны изогнулся. Или жара в душе, или соль на губах. Или шмах. Или трах. И дадим под зад всякой нечисти на поро на поро на самом поре на самомо поро-ге веч-нос-ти.

И когда мы открыли дверь предбанника, очки Оскара сразу запотели. Он вытащил платок  и стал протирать стекла. Подслеповато смотрел.

Бульканье воды

Бульканье воды

Бульканье воды

И пар. И жар. Где они? Может, у сатаны? А где черти? Девичий писк. И Смех. И мохнатый грех. А где наши голубчики? Щупаем пар. Щупаем девичий крик. А он  выскальзывает. Руками не удержать. Как обмылок с крылышками, летит вверх. И еще  громче смех. Девичий шлепок. Кто-то смазал мне по моей мокрой голове.

– Оскар? Оскар!...

Вот эта баня, сразу и парная... По-русски... По-еврейски... По всякому. По каковски?... Вон они, на полатях. И девицы над ними вьются... С вениками березовыми.

Шмяк

Шмяк

Шмяк

И пемзой  И мочалкой И трут от души

От всей души

От прошлых снегов

От загаров и шлепков

И всех пере-па-ка-ка-костей

От по-поцелуев И-у-у-д-и-и-и-и-и-ных

Очистить

Очистить

Очистить

Душу Игоря

Душу Генриха

До молодости

до разгуляйности

Голос главного банщика: Положить! К электросети подключить, чтоб энергия Генриха  освещала Аляску и Курилы! ...

А мы с Оскаром смотрим, как наши ребята парятся. Никогда они в жизни ничего не боялись. А НИЧТО и НЕЧТО для них родной дом всегда вверх дном.............

Голос раввина: Это кто тут лежит? Какой из них еврей? Тот, длинный... Меня прислали  из Самого... девочки, перестаньте порхать... Мне мешают веники. Я, как раввин, по обряду... Видите, на мне кипа (Показывает на свою голову)

Голос главного банщика: Да, в бане парятся в шапках

Голос Холина:

Прислушайся

Друг

Земля – звук

Вода – звук

Наша. жизнь – звук

Девочки, не переставая хлестать вениками, кричат.

В жару, в пару, не разобрать, кто есть кто.

С достоинством, медленно ступая, входит господин, лишенный недостатка седых волос на голове и с широкой седой окладистой бородой, с тросточкой-зонтиком в руке.

Голос господина: ... Я как председатель Северо-печерской Академии Наук заявляю нижеследующее: Поскольку Г.Сапгир и И.Холин добились выдающегося результата в области взглядов и мысли, их умственный взор проникает за пределы другой стороны  мышления, что уподобить можно видению иной стороны луны, то их избирают  действительными членами Академии и вручаются медали.......

Голос главного банщика: – Медали на член не вешать. Посторонись! Идет народ.

Входят с шайками восемь голых парней и восемь голых девок, без шаек, но с кокошни-

ками на головах. Степенно рассаживаются на скамейки. Парни по одну сторону, а девки

по другую лавку, напротив. Парни переворачивают шайки, бьют по шайкам ладонями.

Дружно басом вступают:

– Ты давай, давай: не задерживайдавай.

Девки им так же дружно отвечают:

– Я даю, даю, не задерживаю...

Под голос народа Генрих и Игорь, оттертые девицами до юношеской молодости, распаренные, поднимаются над полатями.Жар и пар раскрывают крышу бани

Девицы кричат, парни шайками стучат, девки воют, стонут, намекают: я даю даюне за-

держиваю.

Перекрывая общий гвалт,

Голос главного банщика(возвещает)

– Теперь их не то что рукой, а мохнатой вашей мочалкой не подцепишь

Голос Холина:

Вы слышите звуки

Разлуки

Холин

С вами прощается

Холин

Кончается

Впрочем

Кто его знает

Всякое с ним бывает

Может он

Не кончается

Может он

Оживает

 

 

Голос Сапгира:

Что вы? О чем говорить?

Оставьте меня пожалуйста

Я уже  т  а  м

Где  т   а  м?

Здесь

Где   з д е с ь?

Т  а  м

 

 

Мы с Оскаром выходим из бани совершенно мокрые, и нам не надо было видеть их молодыми ведь мы всегда их видели такимикогда они когда мы все и те что не те и те, что те и эти и другие еще те что придут и потом как все те что придут и уйдут и пусть все  знают и зачем утирать точто мокро на лице от пара и все было бы ничего если было бы нужно "Бессмертие - какая ерунда! Нет выбора, вернее, нет ответа," – сказал Сапгир и мы ему поверим...

Да они не много не дотянули до дня Х вернее до дня XXI века когда начнут палить кричать стрелять и фейерверки – салюты в честь уходящего века и поэты чей голос

окружала многослойная немотано теперь отмыты в бане прошлые года и помолодевшие их души поднялись…

 

Голос Холина:

Да будет вам

Известно

Тень Холина

Не пустое место

Голос Сапгира

Т-сс

Слышите

И еще

И это

И там

И далеко-далеко

Смотри, Оскар, там на седьмом

Нет, на двадцать седьмом

Нет, еще выше два имени:

Игорь Холин

Генрих Сапгир

 

---------------------------------------------------------------

 

Кунст-камера

Из истории поэзии

 

Вячеслав Мешков

 

Сон

Помню, сидим как-то в серой каптерке, |в  Марьиной роще:  Лев  Толстой, я, А.Н.Толстой и почему-то Венаверин, выпиваем (Холина пока нет). На каком-то этапе я  предлагаю (очевидно, Каверину) встать и почтить двух графов. Графы тут же руками  замахали, особенно Лев Николаевич; "Оставьте! Сидите, сидите!.." И тут ни к селу, ни к  городу вроде бы Евтушенко декламирует:

"Эти широкие бедра гваздали

столько раз ночные гораздычи

годов рождения с 1912-го

по 1949-ый", –

наверное, из неопубликованного. Во всяком случае, ни в одном сборнике Евтушенко  таких строчек нет. Я оборачиваюсь и никакого Евтушенко не вижу, а вижу Холина. Он стоит продолговатым, как огурец, лицом к нам (в очках), разглядывает картину на  подрамнике. Е.Кропивницкого? Л.Кропивницкого? О.Рабина?.. (Нам ее не видно, она к  нам задней стороной).

– Я бы, – говорит Холин, – здесь еще птиц нарукоплескал...

Так в октябре 1994 г. Холин мне приснился, а 21 октября – через несколько дней – на  поэтическом вечере журнала "Арион" я увидел его впервые и с ним познакомился. А еще  через пять дней в его квартире в Ананьевском переулке угощался чаем с крыжовенным  вареньем.

Знакомством с Холиным я был счастлив не потому даже, что он был гениальный поэт, а потому, что был он создателем барачного эпоса. Он ликвидировал вопиющую несправедливость; ведь если свои эпосы имеют народности, насчитывающие тысячу-две  человек, то, конечно же, право на эпос имеют миллионы людей, живших в советское  время в бараках. Я был жителем барака от рождения до 19б1 г. когда нас переселили в  коммуналку. Свидетельствую: у Холина – все правда. Но мало того, поражает  способность этого поэта выразить в нескольких строках всю человеческую судьбу –  единственную и неповторимую:

Умерла в бараке 47 лет.

Детей нет.

Работала в мужском туалете...

Для чего жила на свете?

Маяковскому понадобилось ехать во Францию, чтобы убедить нас в том, что "очень  трудно в Париже женщине, если она не продается, а служит". Оказывается, чтобы пожалеть женщину, не нужно ездить так далеко.

Мне он подарил две рубашки: одну поношенную, со своего узкого плеча, другую – новую,  в фабричной целлофановой упаковке: "Берите я их все равно не буду носить!»  Но самое дорогое для меня – это два экземпляра его книжки "Жители барака" с дарственными надписями. Почему – две? Первую он дал мне в обмен на мое"Открыте Москвы". Затем,  когда в издательстве готовилась моя "Москва вековечная", я отнес туда кипу книг для иллюстраций, в том числе и "Жителей барака" с рисунками Виктора Пивоварова. А когда пришел книги забирать, ее не смогли найти. Я был убит горем: "Игорь Сергеевич, у меня вашу книгу слямзили!" – "Ну ничего, приезжайте, я вам еще дам". А через несколько  месяцев и первая нашлась.

18.VII.99

 

_______________________________________________________________________

 

Метажурнал "Газета ПОэзия" № 12, 2000. Учредитель группа ДООС (Добровольное Общество Охраны Стрекоз) при участии всемирной Ассоциации писателей (Русский Пен-клуб) и ФИПА – Международной ассоциации поэтических обществ (ЮНЕСКО).

Главный редактор доктор философских наук Константин Кедров. Логотип: Михаил Молочников. Макет и оформление:  Елена Кацюба. Эмблема ДООС выполнена Сергеем Бордачевым.

 

 

 

Hosted by uCoz
© «Стихи и Проза России»
Рег.№ 0256605 от 30 января 2017 в 12:15


Другие произведения автора:

С Божьей помощью я не умру

Отдалённый

метаметафора и метареализм (басня)

Рейтинг: 0Голосов: 0503 просмотра

Нет комментариев. Ваш будет первым!