Над правым берегом опять сгустились тучи – Как в детской сказке над обителью, где зло царит, где я отважный и влюбленный лучник Несчастную спасаю не стрелой – веслом.
Еще качаясь в лодке, я стряхнул дремоту; «Вперед, на берег», – чую, разразится гром. «Вперед, на берег», – Енисей, как нежный кто-то мне шепчет, свидимся, мы свидимся потом.
Ты помнишь, Элис, говорила вдохновенно, Что город – это, несомненно, организм, Людей пускающий по улицам, по венам – Вверх глупых наглецов, а праведников – вниз.
Ты помнишь, Элис, говорила, что не всякий придется городу по вкусу. Он гурман. Но посмотри, бреду сквозь ветер, дождь и слякоть два года как. Я принят? Рассуди сама.
А помнишь, Элис, мы хотели моря плеск услышать вместе и скитаться долго-долго по организмам: Питер, Тула и Смоленск, Но съели, эх, с тобой проклятую иголку.
Алисой самой настоящей ты нырнула в кроличью нору, я не смог в нее пролезть. Страна чудес твоя, пожалуй, это Тула, Моя страна, наверно, тоже где-то есть.
Я, утешаясь, покупаю сотен триста конвертов. Почта – ежемесячный мой храм. Пишу тебе, вздыхая с горечью и свистом о том, что не мешало б пожениться нам.
Пишу, как будто не случилось нам друг друга причислить к лику никудышных и пустых. Пишу «люблю», едва найдя свободный угол, Стихи пишу – это странно, ветер ведь тоже стих.
Но я не отправлю и строчки, писем уж целый сундук. История наша – не чудо и не святая вода.
«До потребности» – подпись меленьким шрифтом в углу, Хоть знаю, тобой я не буду востребован никогда.