Через тысячи лет одиночества,
Задолго до твоего рождения, я знал - есть ты...

Смертельная любовь - Так  ты однажды назвала нас...
«Слышишь ли ты меня?» - нежное неранимо шепчу я твоей крови...
Я буду целовать твое дыхание...
Я буду лечить твою тоску, когда она, отвернувшись к стене, тихо плачет.
Сквозь воспаленные глаза всех бессонниц, что я провел без тебя.
Пить тебя от небес до плеч. Сплетённые из пальцев и тел,
Из разных снов друг о друге, впитывая прикосновение
На пике абсолютной глубины... Прикованные так намертво...

Через тысячи лет одиночества...
Волнительным ожиданием ты росла во мне
Сквозь отчаянье полумрака, во тьме и стихах,
Сквозь позвоночник вод...
Как нежен первоцвет твой на моих коленях...
Соприкоснувшись с волхованьем звезд…

По шейным позвонкам...  
Обряд повиновения.
Когда прогнут водой твой лепесток
И откровенье отвечает так прекрасно, так смертельно.
Где сердце намертво к хребту...
Гортанные смычки.... Мы завоюем январь,
Вскроем его любовью, чтобы растопить лёд.
Затылком, лопатками, жестче...
Плотнее к стене... 
Тобой, как жаждой, владеть...не владея.
В шепоте моем остаются все изгибы твои.
Бой с наготой... крещение раскаленной откровенностью.

Наш хрупкий выбор... Это вшито нам в души 
В том небе, где нас сочли одним.
Если боги не сходят с ума, они возвращаются.
Память (любовь) - это жажда,
Она всегда приказывает вернуться к чаше касаний.
Неразбитый, оглушенный, в  ней ты видишь себя как есть,
В исполнение приговора оставляя сердце...
В острых, легких, нежных прикосновениях...

Время будет сильней называть тебя.
Запах поздней розы, влажность губ,
Патологически красивая тишина
От первой звезды до последней гордыни.
Складывая то стихи, то прозу,
Я приму все времена года вместе с тобой. 
Вместе с тобой стану и влагой и сушей.
Там, где разговор о тебе перевешивает все мироздание.
Я приму время и место твоего плача...
Время и место твоей прозы...
Есть слова, к которым не подобрать слов.
Мы - обнаженные фразы, не подлежащие возврату...
Перед святой изношенностью... Ожить от любви...
Там, где станет кровом сердцевина слова  длинною в жизнь.
Где я ничего не знаю кроме тебя,
Где всё меньше остаётся знать,
И так немного узнано вне лиц и событий,
Где жизнь вонзается чтобы сказать :
Вот горсть твоя, но в этой горсти всё.