О русских солдатах

.

* * *

Дед мой, Илья Николаевич, был репрессирован в 37-м, в разгул ежовщины. Он служил тогда в Закавказском ВО – ему пришлось сменить кисти и блузу художника на шашку и боевого коня – РККА были очень нужны грамотные политработники. Потом какой-то умник «настучал» про его господское происхождение. Оно, конечно, было не трудно в то время – отец моего деда, Николай Ильич, был едва ли не самым известным фотографом в Петербурге, именно он привез в Петербург первый киноаппарат, для тогда еще немого кино.

Короче, дед мой почти два года провел в тюрьмах города Баку. Потом он рассказывал, что его по ошибке посадили с уголовниками, которые почему-то ничего плохого ему не делали, уважали как «политического» (якобы), даже подкармливали и называли его «батей». Дед был все-таки образованным человеком, добрым по натуре, и все происходило не так, как в фильме про Григория Котовского. Я не против Котовского, но я и не против действительности такой, какая она была.

Деда реабилитировали, вернули партбилет, звание, должность, знаки отличия, выплатили денежную компенсацию. Но сначала чуть не полгода он провел на курортах, в санаториях – видимо жестокий тиран Сталин, напившись грузинского вина, разумеется, сделал такое распоряжение относительно реабилитированного закавказского комиссара, по происхождению русского и, что особенно опасно – образованного. Ну, а время действительно было жестокое. Мерзавца Тухачевского сотоварищи выдали сами немцы, посчитавшие заговор советской военной номенклатуры провокацией против вермахта, и руководству страны с этим надо было что-то делать.

Русские солдаты и офицеры проливали свою кровь в Испании и на Халхин-Голе, и на Карельском перешейке, наша авиация бомбила агрессивных японцев. Тем временем Гитлер поставил сначала на колени, а потом и под ружье почти всю Европу и, как и следовало ожидать, вслед за предгрозьем разразилась гроза – началась Великая Отечественная война.

На фронте Илья Николаевич по тылам почему-то не прятался, был контужен взрывом снаряда и засыпан землей так, что его с трудом нашли и откопали солдаты. Он был неоднократно ранен, а осколок немецкой мины навсегда остался у него в груди.
В детстве я с упоением разглядывал его медали и ордена, вот только о войне дед почти ничего не рассказывал. До Берлина он возможно и не «дошел», а служил в оккупационных советских войсках в немецком городке Цайц. Вскоре к нему приехали жена и дочь (мои бабушка и мать, соответственно). Там они и познакомились с моим будущим отцом, юным девятнадцатилетним офицером. Все вместе они "грабили несчастных и очень хороших немцев" –отдавали им русские папиросы (дед не курил) масло, сахар и американскую тушенку из своего пайка. И отняли целую дюжину очень ценных в то время ножей и вилок, несколько тарелок и ручную кофемолку – больше у нас в доме в послевоенное время ничего немецкого и не было. После войны даже немецкие безделушки вроде фаянсовой статуэтки называли "трофейными" потому, вероятно,что победили в войне все-таки мы, а не немцы. А вот несчастные немцы наверно и по сей день оплакивают свои вещички. Немок тогда, конечно, повсеместно насиловали, детей и стариков давили танками (Читайте на сайте проза. ру проникновенные сочинения Сергея Замятина).

А мой отец, находеясь не на службе,в штатском, а не в офицерском мундире, даже получил удар дубинкой по плечу от немецкого полицейского за то, что хотел сесть в передний вагон трамвая, который вообще-то предназначался для стариков, инвалидов и детей. Отец про этот порядок, понятно, не знал. А полицейского по непонятным (для Замятина) причинам даже не расстреляли.

Немецкая полиция, во время оккупации Германии нашими войсками, мало по рассказам отца отличалась от полиции военного времени. Как один из методов «воспитания» немцы использовали тренированных овчарок. В маленькую камеру на всю ночь сажали на стул правонарушителя, а рядом с ним овчарку, которая при малейшем движении воспитуемого рычала и готова была в него вцепиться – собачек специально натаскивали. Наши «обезьянники» по сравнению с этой пыткой – раем покажутся. Ясное дело – немцев научил и подговорил сам злодей Сталин, больше ему заняться было нечем.

Мой отец убежал из ремесленного училища на фронт, когда ему было семнадцать лет, а год он себе прибавил. Наши войска повсеместно били немцев и их союзников, и молодых «жалели», поэтому отца направили в танковое училище, и в Германию он вошел уже с нашими оккупационными войсками. Тогда в немецких кинотеатрах крутили на немецком языке «Серенаду солнечной долины» с музыкальными шоу «американца» Глена Миллера (это к вопросу об издевательствах и унижении национальной гордости поверженных немцев).

…Как-то отец вел «тридцатьчетверку» на приличной скорости, но, при въезде под арку городских ворот, на дорогу неожиданно выбежала немецкая девочка, и отец направил свой танк в каменную стену, сломал направляющее колесо правой гусеницы. Его отдали под суд за порчу военного имущества и три бессонных дня следователь НКВД то размахивал своим никогда не стрелявшим «ТТ», то творил намаз у портрета,то ли обожаемого им вождя, то ли самого Феликса. Но так и не удалось ему изобличить врага народа – нехорошие немцы рассказали все, как было, и с отца сняли все обвинения. Вот так наши солдаты и чекисты измывались над поверженным врагом.

Немцы занятный народ. Отец, будучи офицером, квартировался у зажиточного немца, которого часто угощал сигаретами. Однажды хозяин привел своего постояльца в кладовую, где у него был развешан на просушку душистый табак, и долго объяснял достоинства этого табака, однако попробовать не предложил. После этого мой отец перестал угощать немца сигаретами. Прошло некоторое время, и немец со слезами на глазах пришел к отцу.

– Мне кажется, герр офицер на меня обиделся? Я специально ходил к русскому профессору и спросил – почему, по его мнению, на меня обиделся герр офицер? Профессор меня спросил – не показывал ли я герру офицеру мой табак? Я сказал, что показывал и рассказывал, какой это хороший табак. И профессор сказал, что за это на меня и обиделся герр офицер, потому что у русских принято угощать друг друга своим табаком. Теперь, когда герр офицер меня угостит сигаретой, я обязательно это запишу, и тоже угощу герра офицера своим табаком…

...Однажды ночью отец ехал по делам службы на мотоцикле и остановился заночевать в доме с горящими ночью окнами. Он вошел в промокшей плащ-палатке, с автоматом и вещмешком, Приняли его недружелюбно, хотя и не посмели выставить за дверь солдата-победителя. Отец снял мокрый плащ и золотом сверкнули его лейтенантские погоны. Немцев как подменили, они сразу усадили господина офицера на почетное место, нашелся и шнапс, хотя время было, в общем, голодное. От еды отец отказался, только выпил с дороги чаю. Наши солдаты не отнимали у побежденных последнее, потому что у наших солдат было не только оружие, но и честь, а совсем не то, что у «дерьмократа» Ж. Суворова в штанах.

* * *

Олег Павловский - Ленинград
/"дуэль" №20, 2008/

P.S. Мы еше вернемся к военной теме и не только к войнам 30-40-х годов.
Тема по сей день актуальна, и, так или иначе, я рассматриваю в своих воспоминаниях жизнь советских людей и их отношение к войне.





.

Другие произведения автора:

Жизнь вождя. Огненная дуга

Раздумья о нарушителях с покойствия

И президенты падают с моста...