Золотая рыбка

Стекло аквариума треснуло так звонко, так громко, будто всю жизнь тот аквариум только и ждал, чтобы именно в эту точку его ткнет щетка. Будто именно в этой критической точке повышенного напряжения, и были собраны в клубочек все ниточки, все лучики. Или, наоборот, именно в этой точке они были самыми слабыми, наиболее уязвимыми. Но как бы там не было, аквариум разлетелся, блестящими осколками рассыпался в только что убранной комнате. Все замерли. Да какое там замерли. Оцепенели. Это был эффект соляных столбов. Глазами и Кати, и маленькой Машеньки все видели, и разбитый аквариум, который напоминал частицы рассыпанных пазлов, и рыбок, что сражались от перепуга на ковре, и бабушку, которая, побелев, медленно оседала на диван. Видеть видели, но пошевелить ни рукой, ни ногой не могли.
На звук разбитого стекла из кухни в комнату вошел хозяин. Это был его аквариум. И в нем плавала его золотая рыбка. Единственная. Золотой китайский карасик. Нет, не единственная рыбка аквариума. С ней этот небольшой бассейн делили и другие. Здесь проживали в прекрасной аренде с красной шапочкой, которую Маша называла свою золотую рыбку, и бабочка с блестящими черными пятнышками, и черный сомик, который так смешно ворчал, спрятавшись в водорослях и гуппи с роскошными хвостами.
Хозяин сразу все понял: дочь со щеткой, Машенька с книжечкой, белая, как бумага, жена, которая испуганно вглядывалась в странно прыгающих рыбок среди мокрых осколков на ковре. И поникшие водоросли на тумбочке, где еще несколько минут назад стоял аквариум...
Хотел закричать. Не умел разговаривать нормально. Всегда кричал, нагоняя страх на домашних. От того крика заблаговременно поседевшая жена, погрустнела дочь, которую бросил зять, убегая от такого тестя, заикалась маленькая Машенька. От его тяжелого взгляда шарахались соседи и избегали его все дети во дворе. Вечерами он не спешил домой. Имел круг таких же, как он, друзей. После трудового дня собирались все в его гараже, выпивали традиционную бутылочку и закусывали дешевыми пирожками с ливером.
Но это было когда-то. Давно уже нет тех друзей, нет и трудового дня, потому что Иван на пенсии. Теперь единственной его отрадой был аквариум с рыбками и внучка. В любви к внучке он стеснялся признаться. Да и кто бы ему поверил. Ведь он всегда был гордым, каким-то злым. Или раздраженным. Сам не знал, что мешало ему быть другим. Может страх, что его перестанут бояться. А в уважение он просто не верил. Там, где он работал (это был механический цех машиностроительного завода, и здесь надо было всегда разговаривать на повышенных тонах, иначе тебя среди этого скрежета, шума никто не услышит), уважения не было. Особенно после того, как завод купил какой-то состоятельный новый русский. Были крики, оскорбления, унижения. Должен был выживать. И это стало его натурой, вечной привычкой. Жена сначала просила его не ругаться, не делать из всего, как говорила, авантюр. А потом смирилась как-то. Только плакала, чем вызывала у него еще большее раздражение. Из красивой русоволосой девушки скоро превратилась в заблаговременно седую женщину с печальным взглядом, который его давно не смущал.
Дочка его боялась и никогда не делилась с ним своими проблемами. Сначала это его раздражало, потом привык. Внучка прижималась к бабушке, к маме, когда он кричал, смотрела на него испуганными глазками и начинала плакать лишь от его голоса.
Так было до недавнего времени.
Однажды жена пошла в магазин, Катя побежала на работу, работала в банке, а внучка еще спала. Выходя на балкон, неосторожно скрипнул дверью. Девочка проснулась. Глаза ее застыли, когда увидели дедушку. Подошел к кроватке. Машенька спряталась под одеяло. И тут он закашлялся, что-то такое болезненное подкатилось к горлу, на глаза навернулись слезы: никто его не любит. Одеяло тихонько начала сдвигаться. Из-под него сначала показались непослушные кудряшки, потом огромные и чистые-чистые голубые невинные глазенки. Вдруг девчушка схватилась, побежала на кухню и вернулась с чашкой воды.
- Пей, дедушка. Ты кашляешь? У тебя болит горло?
Пил ту воду, а зубы то и дело стучали о край кружки.
Отвернулся, чтобы ребенок не видел его слез. Рука сама потянулась к головке. И волна ласки, любви, чего-то неизвестного и неизведанного окутали душу. Взял на руки дитя, а оно засмеялось, прислонившись к небритой щеке:
- Ой, дедушка, ты прям, как еж.
Все это пробежало через мгновение в его голове. Но его аквариум, рыбки, и золотой карасик.
Молнией вспыхнуло...
Ему было шесть лет. Мама выносит из кладовки пятилитровую банку самогона. У папы рука в гипсе. Но ему позарез необходим тот напиток, разлить по бутылкам, потому что сейчас подъедет Сенька с лошадью. Надо вспахать огороды. А без бутылки, как говорили в селе, и плуг не берет, и лошадь не уступит. Банка тяжелая, у мамы лицо покраснело, и руки дрожат от напряжения. И вдруг: «Держи, говорю. Ровно держи...». Банка выскальзывает из рук, отец неистово кричит и бьет маму той загипсованной рукой...
Сколько себя помнит, после того мать болела. У нее началась эпилепсия, как говорят в народе - черная болезнь. Перед своей смертью отец просил у матери прощения. Умер, а она еще несколько лет мучилась. Ой, как же намучилась с этой болезнью бедная... До самой смерти все вспоминала ту банку.
Испуганные глазки внучки наполняются слезами и он, проглотив крик, застрявший в горле, отгоняет воспоминание.
Неестественно звучит его голос:
- Ничего. Понимаете, ничего не случилось. Стекло бьется на счастье. А у нас, - подмигнул девочке, -  есть новый аквариум. Я уже давно хотел его поменять, ведь золотой рыбке тесно. Машенька, лови  скорее рыбку сачком, а ты, мать, убери быстренько. Катюш, не будь каменной... Доченька, и я вчера сам чуть его не разбил,- пытался неудачной ложью вырвать из оцепенения и дочь, и жену.
Быстро вынес из кладовки новый, значительно, большой аквариум и берется его пристраивать на письменном столе.
- Завтра найдем ему лучшее место. Как же вовремя я его купил. Теперь рыбкам будет лучше. Правда, Машенька? Мы с тобой пойдем в магазин, купим еще травки зеленой, красивую ракушку для сомика...
- И для золотой рыбки? - дарят ему настоящий праздник глазки. А в сачке трепещет китайский карасик. Понимает, что Маша хочет как-то исправить ту ситуацию, выловив в первую очередь его любимую рыбку.
- И золотой, и для других. Для всех рыбок.
Немного помолчал, собирая рассыпанные камешки...
- Простите меня, родные мои, за все. Какой же глупый может быть человек. Извините...
И снова его рука касается непослушных кудряшек:
- Машенька, у меня самая дорогая золотая рыбка - ты. И вы, - поворачивается к дочери и жены. - Что те рыбки без вас? Зачем они мне?
Вышел на балкон. Над домом зари, хоть руками трогай. И такие они колючие, как ежики... Серебряные холодные лучи преломляются в слезах.
- Ой, дедушка, ты такой, как еж...
Вспоминает. И понимает: это не аквариум разбился. То, его гнетущее и тяжелое воспоминание детских лет разлетелись на щепки. А столько времени прокладывала боль дорогу в его душе, в его памяти, как огромные камни с Долины Смерти, которая передвигает неведомая сила, они же оставляют за собой глубокие борозды на десятки километров.
Твердо решает: завтра встретится с зятем. Чего это Катьке бегать к нему на свидания.
Острило в душе: «Почему же так жил? Всю вечность... Не уж то кукушка лета накуковала...»
Осыпались звезды. Между домами, что сияли сотнями окон, где-то терялась боль, печаль, слезы. И таяли серые будни...
15-16.01.2015г