Так рождаются легенды

ТАК РОЖДАЮТСЯ ЛЕГЕНДЫ

Все события и персонажи в тексте являются вымышленными. Любое совпадение с реальностью носит исключительно случайный характер.

Эротико - диссидентский трэш

Как было мной заведено, после обеденного перерыва, если не ожидалось завоза товаров или крупной отгрузки, я заходил в подвал напротив книжного магазина, где трудился в почетном звании грузчика, садился за компьютер и начинал бодро отстукивать в два пальца свои прозаические опыты. А в подвале, в свою очередь, находилось интернет-кафе.

Мой непосредственный начальник, Тарас Игоревич, смотрел на это баловство сквозь пальцы. Вернее, не смотрел вообще: он уже собирался на пенсию. И ему было совершенно наплевать, как его ненормальный грузчик проводит свободное время.

Тем более, что всем было известно, что я «молодой перспективный писатель». В доказательство чего у него хранился лично мной подписанный экземпляр книжечки «Герои нашего края», половину которой занимали мои рассказы.

Тираж десять тысяч, очуметь…

И вот как-то раз, во время отпуска, вечером, звонит мне моя бывшая одноклассница Анна Бурнашова, ныне работающая спортивной журналисткой одного из крупных столичных изданий, и как ни в чем ни бывало, спрашивает:
-Не хочешь подработать?
-Где?
-Внешкором на кубке мира среди женщин по шахматам в Усть-Ленске.
-Сколько дней?
-Десять.
-Да я не справлюсь.
-Справишься. У тебя хороший слог, пишешь складно, интересно. Тем более у тебя первый разряд по шахматам, неподтвержденный. -
Анна весело смеется. – а у меня дел невпроворот, буду там крутиться как белка в колесе: интервью, пресс-конференции, а еще надо материалы строчить каждый день. В долгу не останусь.

Сумма услышанного гонорара мне показалась привлекательной, да и на девок-шахматисток можно будет посмотреть. А может и с какой-нибудь контактик наладить, благо я могу поддержать разговор практически на любую тему. В общем, я выехал утренним поездом в Усть-Ленск.

* * *

Начались трудовые будни.

Как обычно, я прихожу в пресс-центр, наливаю себе из термоса крепкий кофе. Затем знакомлюсь со свежими новостями. Все, работать надо, поэтому я вставляю в ноутбук флешку, открываю «Microsoft Word» и строго оглядываю окрестности.

В десяти метрах справа, в комментаторской кабине, застекленной так, что кабина похожа на осиное гнездо, на меня взирает небритой физиономией, со следами трехдневного запоя, экс-чемпион мира по шахматам Александр Валерьевич Факов. Он работает в так называемой „английской” студии, ведет репортажи на англоязычную аудиторию.

И вот сейчас, с жестокого бодуна, но ворочая языком, он комментировал партии турнира, подкрепляясь из умело замаскированной под столом бутылки портвейна «Крымский» и сигаретами „Кэмел”.

Мои приготовления к журналистскому труду уважаемый экс-чемпион озвучивал из кабины громкими комментариями. Из-за развившейся на почве алкоголизма глухоты он при этом был уверен, что говорит тихохонько, под нос.

— Пришел, твою мать, корреспондент-любитель! — вещал экс-чемпион сварливо. — Писатель хренов.

Я обстоятельно закуривал.

— Пиджачок напялил, — продолжал мою инвентаризацию Факов. — И рубашку с галстуком. Печатать на лаптопе будет, вредитель.

Я послушно стучал по клавишам.

— Я б тебя пропечатал, мать твою. — Александр Валерьевич чиркал спичками и тоже закуривал. — Нет, надо в полицию стукнуть. Кофту напяливает „Стратегия-31”, понимаешь, со значком „Другая Россия” ходит. По вечерам Анька вертится повсюду, днем этот. Пачку „Мальборо” выложил, постукивает.

* * *

А мы вместо подготовки репортажа в „Советский спорт” о закончившихся четвертьфинальных матчах, решили пообедать. Разложили на столе несколько салфеток вместо скатерти и стали выкладывать яства.

Анна раскладывает на столе вилки, тарелки, стаканы. Дима Уткин, обозреватель ростовского „Черно-белого анархиста”, подмигивая, доставал из объемного пакета бутылки, а Александр Валерьевич, под впечатлением от увиденного, вещал несусветное.

—Ху дыднт плэй антимоскоу вариатион, дыднт плэй чесс — объявлял он. — южэли вайт хэс гуд компенсэйшн фор сакрифисед паун … эспешилы ин кнайт и файв лайнс...

- Чего это он, бредит? — спросил Дима, усаживаясь со мной рядом, чуть отставляя бутылки, и разворачивая газетный, в масляных пятнах, сверток.

Запах от свертка накрывает всех нас. Нельма, муксун, стерлядь! А вот и грузди в сметане! Ох, сладко живем!

— Это Александр Валерьевич ведет репортаж на остальной мир, так сказать, — поясняю я. — со своим „варшавским” произношением. Тем более онлайн.

Из газеты достается стерлядь, заранее разрезанная на куски. Порция накладывается Анне, по порции мне с Димой, хвост забрасывается экс-чемпиону в комментаторскую кабину.

— Во! Граната прилетела! — восклицает Александр Валерьевич.

Сытно пообедав и перейдя к кофе, мы обсуждаем последние новости.

— Пойдешь в 205-й номер, к Наталье Соломиной из Самары, — говорит Анна и протягивает мне диктофон. – возьмешь у нее интервью. Мне одно немецкое издание заказало, а я не успеваю, дел и так по горло. Так что держи аппарат.

Я кладу диктофон в карман пиджака. Спешить нам некуда. По словам Бурнашовой, Соломина появится часа через полтора.

* * *

— Ну что, на посошок? — спрашивает Дима.

- Нау вайт кен дабл хис рукс он зе опен ди файл, — чревовещает комментаторская кабина, одновременно наливая в стакан очередную порцию портвейна, — зэй хэз соме адвантаж ...

В ответ в окно кабины летит обглоданная голова муксуна.

Наконец я добрался до 205-го номера. На мой стук мне открыл мой старый знакомый, методист местного шахматного клуба Михаил Самуэлевич Волопасов.

Натальи в номере не было. Кроме Волопасова, в комнате сидели тренер Натальи Павел Владимирович Сивуч, ее муж Петр Баранов, некий толстяк с кошачьей мордой, пивший из горла „Клинское” и еще какие-то люди.

- Мы решили помочь Наташе выиграть кубок. Для этого мы установили в номере ее соперницы, Влады Гунько, подслушивающие устройства. Нам будет все слышно, какой вариант она готовит к завтрашней партии. Соответственно подготовим Наташу как надо и она выиграет. Наши действия одобрены руководством спорткомитета Самарской области. – и Волопасов показал на стол. Там лежал крошечный, размером с двухкопеечную монету, жучок.

— Ух ты! —сказал я без иронии, восхищение искренние. —Где достал?! Сколько обошлось, если не секрет?

— Смеяться будешь! Совершенно бесплатно.

— Притырил? Откуда?!

- Я же из клуба уволился, сейчас штукатуром работаю. В старом здании УФСБ ремонт делаем. Чекисты-то в новое здание переехали, на Песочной. А тут офис будет, фирма какая-то. Разломали уже стены, как положено. Утилизация всего, значит, произведена. Приехали из органов, все забрали, по акту. А сегодняшний строительный мусор, растяпы, не проверили. А я понес выносить очередную порцию вниз, в мусорные ящики. И вот вижу знакомые предметы – сын в ЧОПе работает, как-то раз мне показывал подобные штучки – думаю, ну и дела! Надо бы прихватить, такие вещицы всегда в хозяйстве могут пригодиться!

Видимо в стене были установлены, а когда мы начали стены крушить, вот они выпали, - продолжал он. – а никто не обратил внимания, все сгребли в кучу и в контейнеры. Бардак! В общем я их вытащил из контейнера, сложил в коробочку, положил в нишу под водосточной трубой, смена у меня продолжается, пахать еще и пахать. Решил, потом, ночью заберу.

-Тише! – раздался голос Павла Владимировича. – К Владе пришел ее тренер, Андрей Восьмеркин. Сейчас начнется разбор партий, анализ, прошу полной тишины!

— Мы закончили работать перед десятью. Дождался я, пока все разойдутся, – продолжал шепотом Волопасов. – все, город засыпает, потом и фонари включили на полфазы. В рабочем вагончике я переоделся, одел кеды, трико физкультурное, черное. И потопал на дело. — Волопасов прошелся на полусогнутых по комнате, озираясь. — Притопал я во двор, зажигаю я фонарик. — Он показал как он зажег фонарь, подкрутил его, фокус луча настроил. — Где же моя коробочка? Ага, вот мои жучки. Запускаю я в нишу ручонку, свечу фонариком, вот она, моя коробочка. И тут фонарь мой все слабее, слабее… Это меня и спасло. Батарейки садятся, так вот! Но я взял запасные. Я ж запасливый, ты знаешь! Раскручиваю фонарь, об колено его стук. — Михаил Самуэлевич присел на корточки и махнул рукой, будто прихлопнул насекомое в траве. — И тут…

Сивуч цыкнул на него.

— И тут как шандарахнет! Столб такой огня, в небо — фух! Ворота во двор выгнулись. Дымина, пыль! И, через секунду — водопад, водопад, мелкие такие стеклышки

— Какой водопад? —не понял я. — Авария, что ли? Водопровод?

— Это стекла в домах посыпались. Не дошло?

— Не-а!

Михаил Самуэлевич вернулся за стол и на ухо мне тихонько произнес, без драматизма уже всякого.

— Чему же тут не доходить? Снова рванули памятник нашему первому всенародно избранному.

— Вот те раз! А я ничего и не знаю.

— А я тебе расскажу, почему ты ничего не знаешь. Пыль еще от взрыва не осела, народ набежал. Только народ весь в форме. Оцепили все в момент, из огнетушителей попрыскали, где дымилось, и лестницы ставят. Одну, другую, третью. И все шустро так, как заведенные. Будто они этот взрыв в подворотне соседской караулили. И за работу.

— Пожар тушить?

— Стекла вставлять. Но самое веселое чуть попозже началось. Я-то обалдел от всего этого, в мусорный бак залез, скукожился. Вот найдут они меня сейчас, и все, привет. Лежу, трясусь. Смотрю, ворота отъезжают, и в них несколько человек, не военных, а в гражданской одежке. Следом машина, развернулась, фарами им светит. Они хватают ящик и волокут наружу. Ворота закрываются и чего-то они там начинают суетиться. Чего суетятся, понять не могу. Главное, молча все. Только стеклами позвякивают, да стеклорезы вжикают. Проходит минут двадцать, может, тридцать, приехали поливалки и еще какие-то грузовики. Приборка началась. Соображаю, утекать надо, пока они там по хозяйству шуршат. Но не так просто уйти – кругом открытое пространство, засекут. Да и любопытство разбирает, с чем же эти ящики таким волшебным. И навес над ними подходящий, чтоб с него через стену махнуть. Вот он, думаю, шансище. Я аккуратно так, вдоль стеночки, лопушками, крапивкой и к штабельку. Гляжу, а на ящичках маркировочка. И написано на ней…В общем, я тебе одну штучку в подарок прихватил.

Михаил Самуэлевич развернул газетный сверток и подвинул ко мне картонный квадратик с синим штампом.

На маркировке я прочитал следующее.

«Ельцин Б.Н. Изделие номер такое-то. Гипс. Инвентарный номер такой-то. Дата. Подпись. Две печати».

— У них там склад запасных Борисок. Типа того, что на каждый партизанский взрыв по президенту. Всех не перевзрываешь.

-А кто ж рванул-то?

-Как кто? Наши „Таймырские партизаны”, местные сепаратисты. Кстати, я посчитал, там в запасе еще девять штук Борисов осталось.

Это не мало, рассудил я, но и не много.

Смешно!

* * *

Тем временем события в номере Влады Гунько развивались совсем не так, как предполагал Павел Владимирович. Вместо стука фигур и терминов на понятном только шахматистам языке, можно было слышать хлопки откупориваемых бутылок и звон бокалов.

Тренер Соломиной хмурился. А тут донеслось:

– Андрюша, поцелуй меня…

– Ну, иди сюда. Иди…

Теперь в эфире звучали расклеивающиеся звуки поцелуев, скрип пружинного дивана и все учащающееся горячее дыхание. По лицам Михаила Самуэлевича, толстяка с кошачьей мордой, Петра Баранова и остальных представителей мужского пола, сидевших в комнате, расползлись ухмылки и улыбочки. Все смотрели на меня и Сивуча. Михаил Самуэлевич обернулся, пряча в голосе насмешливые нотки:

– Порнография начинается, Павел Владимирович. Какие будут указания?

– Заткнуться и ждать! – рявкнул Сивуч.

– Слушаюсь, Павел Владимирович, – обиженно сказал Волопасов.

Между тем на четвертом этаже в номере четыреста три, судя по звукам, начиналась порнография.

– Сними с меня! Сними с меня все! – шептал женский голос. – Вот так! Вот так! Подожди, не сразу! Я хочу поцеловать. Не двигайся! Не двигайся! Боже мой, как я его люблю!

– Нет, вы меня извините, я так работать не могу! – вдруг вскочила, раскрасневшись, представитель шахфедерации ПриФО Светлана Окунева. И под уже неудержимое ржание собравшейся комнаты прошла прочь из комнаты.

Тем временем Влада Гунько не умолкала. Женщины, как известно, делятся на несколько категорий – молчальниц, болтушек и крикушек. Влада Гунько оказалась из категории болтушек:

– Возьми меня за грудь! За грудь, пожалуйста! – шептала она с придыханием. – Только не так больно, Андрюша! Дай я пойду наверх! Дай я пойду наверх! Нет, я сама, сама! О-о-о-ой!!! О-о-о-ой, как хорошо! Быстрее! Ой, как хорошо!..

Теперь уже в нашем номере на втором этаже, подслушивание за «конкурентом» превратилось в какой-то порнографический радиоспектакль. Затаив дыхание, с разгоревшимися глазами, группа шахматистов и болельщиков слушала ход этой „операции”.

– Еще, Андрюшенька! Еще! Ой, как хорошо! Ой, как хорошо! О-о-ой! Еще!..

– Да сколько же можно?! – вдруг возмутился Павел Сивуч. И посмотрел на часы: – Ведь уже двадцать пять минут он ее пашет.

– Не он ее, а она его, – пробормотал Петр Баранов.

Гуня действительно не унималась.

– Что тут происходит? – неожиданно раздался начальственный голос, и мы все повернулись к двери. В двери стоял недоумевающий президент РШФ Илья Левитан. Все непричастные к „мероприятию” валом повалили мимо него из номера, а он, хлопая черными тонкими ресницами, слушал Владу Гунько.

Просто кто-то забыл закрыть дверь.

– Ой, что ты делаешь?! Ой, я умираю! Ой… – звучало в эфире.

– Он ее душит, что ли? – удивился президент РШФ.

Нужно сказать, что даже я и Волопасов не выдержали, прыснули в кулак.

– Он ее ебет, Илья Владиславович, извините за выражение, – сказал наконец Баранов.

– Тогда прекратите это безобразие немедленно, – не выдержал Левитан. – Сивуч, ты меня слышишь?

– Слышу, Илья Владиславович.

– Если будешь заниматься подобными вещами, получишь многолетнюю дисквалификацию. А Наталье я вообще запрещу играть на территории России.

– Хорошо, Илья Владиславович, сейчас кончим.

– Немедленно, и чтоб больше такого не было.

Действительно, судя по всему, дело в номере 403 приближалось к естественной развязке.

-Андрю-ю-ше-е-нька... донесся довольный, размякший голос Гунько.

Мы с Михаилом Самуэлевичем перемигнулись, а толстяк поднял обе руки вверх, словно футболист, празднующий забитый гол. Павел Сивуч выключил запись.

Назавтра Наталья безропотно проиграла. С треском.

* * *

После следующего взрыва скверик перед памятником Ельцину закрыли с улицы высокой кирпичной стеной, поверх которой элегантными завитками пустили в два ряда колючую проволку.

Эффект от модернизации получился потрясающий — Борис Николаевич смотрел как из-за бруствера сквозь колючую проволку в окна Центрального дома культуры Усть-Ленска.

Красота несказанная…

* * *

Кубок мира закончился. Я в последний раз спустился по ступенькам ставшего уже таким знакомым центра детско-юношеского творчества „Ракета”, где проходил турнир. Погружая свои вещи в машину – Дима Уткин любезно предложил отвезти меня на вокзал – я услышал диалог между гардеробщиком и охранником центра:

…Он ее битый час пашет, а весь спорткомитет по радио слушает. И в это время входит Илюмжинов …

Так рождаются легенды. 

Другие произведения автора:

Будни шахматистов - 12. Баллада об измене

Будни шахматистов - 11. Баллада о подмене

ПРЕТЕНДЕНТКА