Пьяные гуси

11 октября 2013 — Валерий Тытенко

Николай Андреевич с утра принюхивался. Еще в постели, как гусь, он вытянул шею, и вбирал в себя через две ноздри воздух.

- Чо возишься спозаранку? Говорила вчерась, не ложись рано. То-то с пересыпа крыша едет, - буркнула раздраженно лежащая рядом супруга Тамара Ивановна.

- А ты не обращай на меня внимания. Спи, однако… Наверное, брагой займусь, чуешь, какой запашок идет? Созрела видать, гнать пора…

- Иди, иди, окаянный. А я думала ты сегодня на рыбалку пойдешь. Когда последний раз карасей ели? Когда зять приезжал? Скажи ему спасибо, что он пошел на пруд, да наловил. А от тебя не дождешься. Разве только сюрприза, какого. Зачем забор Фомичу сволок? На ремонт скажешь?

- Ладно, ладно, разворчалась. На дровишки только и годился тот пролет. Фомичу он нужнее. А я с осени новый ставить буду…

- Лучше бы крышу сарая перекрыл, от дождя течет, – продолжала наседать Тамара Ивановна, сбросив полные ноги на прохладный пол. - Захочешь позавтракать, творог, и сметана в холодильнике. Хорошо что корову не продали, тебя не послушала. Что теперь бы ели?

- А гуси на что? – заулыбался Николай Андреевич, поняв, что супружница закругляет свой бабский базар.

- Гусей тех, дай Бог, чтобы до зимы хватило. А дальше?.. Ладно, что зря воду в ступе толочь, пойду и я по двору управляться…

Николай Андреевич понежился еще немного в постели, потом тоже поднялся. Раз брага созрела, нужно самогонный аппарат в баньке ставить, иначе ароматы по всей улице летать будут. И запереть ее не запрешь, сорвет любые крышки. Николай Андреевич надел рабочие штаны, почесал пятерней голый, и круглый, как шар живот, подошел к холодильнику, открыл его, и вытащил трехлитровую банку с квасом. Квас был холодный, кислый - самость. Душа расправилась. Не заметил, как выпил полбанки. Тут тебе и весь завтрак.

Пока шел в баню, сгреб охапку дров. Кинул к печи. Выволок из старого шкафа самогонный аппарат, собрал его части. Флягу установил на плиту, разжег огонь. Яркие язычки пламени развернулись на лучинах, и скоро огонь басовито запел свою буйную песню. Николай Андреевич сцедил бражку через марлю. Остатние ошметья корок хлеба собрал в ведро и вынес на улицу. Сначала хотел вывалить их в туалет, да там засела Тамара Ивановна, шурша бумажкой. Пришлось идти за околицу, в овражек. Пройдет дождь и смоет ошметки в ручей, пущай рыба в пруду балдеет. Эта шутка очень понравилась Николаю Андреевичу, он возвращался во двор, и посмеивался в усы: «Хе-хе…»

Погнал со двора гусей на лужайку, травку пощипать. Раскрыл калитку, пошире, и белоснежные длинношеи гуси, колтыхаясь, как корабли на волне, вышли важно на улицу. Было их пятнадцать штук. Столько, сколько брали птенцов с инкубатора по весне. Ни один, слава Богу, не издох благодаря заботе Тамары Ивановны. Хозяйка исправно вела дом. А что касается ее ворчливости, то это было всего лишь желанием выговориться по поводу и без повода. Известное дело – баба деревенская. Будучи дородной женщиной, с пышными формами, Тамара Ивановна удивительно сохранилась для своих пятидесяти лет. Николай Андреевич гордился своей женой, во всем полагаясь на ее мудрость и опыт. Старался не спорить, даже когда она раздражалась по разным пустякам.

- Гусей выпустил?

- Уже, поди, на ручей ушли…

Николай Андреевич вошел в баньку. Там утробно булькала и сипела алюминевая фляга, разогревшись от дровяного жара, а серый змеевик покрылся большими пупырышками. Вот - вот пойдет продукция. Николай Андреевич приготовил банки. Они стояли друг за дружкой, как гвардия на параде в строю,

Наконец на кончике трубки появилась первая капля самогона, увеличиваясь на глазах, отяжелев, она упала на дно банки. Потом капли полетели все чаще и чаще, пока не полилась тонкая струйка.

К обеду Николай Андреевич управился. А тут еще заглянул его старинный приятель Фомич, возвращаясь с утренней рыбалки. Он еще на пруду учуял запах первача, и успел к финалу. Вел Фомич себя как важный гость, положил на завалинку двух больших карасей.

- Это вам…

Тамара Ивановна обрадовалась, забрала рыбу, и принялась ее чистить. Не прошло и часа, как стол был накрыт. Утренний разговор оказался в пору. Хотела карасей, получила. И мужики пусть попируют. Не в растрату, все свое. Посидит с ними и казачка, попробует самогон для лечения, послушает треп простоватого Фомича, у которого знаний, что у энциклопедии.

- Так вот значит, - завел речь Фомич, - что пишут в свежих газетах, да и по телевидению, недавно врач, который президента самого лечил, сказывал, что россиянин должен выпивать каждый день водки никак не менее 150 грамм, а сухого вина красного – 300 грамм.

- А самогона? - Заинтересованно отреагировал Николай Андреевич.

- Тоже сто пятьдесят грамм…

- Так что же теперь получается? Ежели, я вчерась и капли в рот не взял, то значит, организму своему вред нанес?

- То и, получается, - согласился Фомич.

Николай Андреевич с удовольствием разлил по третьей, приближаясь к медицинской норме. Выпили для хорошей работы сердца и удаления холестерина из кровеносных сосудов.

В подкрепление своих доводов Фомич продолжал, довольный, что его внимательно слушают.

- А вы знаете, что у алкашей при вскрытии врачи находят чистые как у грудных младенцев кровеносные сосудики?

- Да ну?!

- А то…

- Тебе бы Фомич в профессоры податься. - Восхитился Николай Андреевич.

Фомич согласно кивнул головой, и друзья налили себе по четвертой.

Тамара Ивановна стала из-за стола.

- Ну, хватит вам болтать пустопорожнее, - сказала она. - Профессора… Целую бутылку вылакали. Собирайся и ты Фомич домой, заждалась тебя, поди, Матрена с рыбой - то. Погостевал, пора и честь знать…

- Твоя, правда, Ивановна. И в самом деле, пойду я Андреич, однако…

Фомич выполз неуверенно из-за стола. Самогон ядреным оказался. Гость взял свой пакет с рыбой и, напевая хриплым голосом песню "Ой казаче, ой казаче" выдвинулся домой вверх по улице.

Тамара Ивановна взяла ведро и пошла, варить пшеницу на летнюю кухню для гусей.

Николай Андреевич разложился с чувством выполненного долга на диване в прохладной прихожей, подложив под голову расшитую разноцветными нитками подушечку думку, и задремал… Из глубокого сна его вырвал крик разъяренной жены.

- Ты иди подлец, посмотри, чего натворил. Это кто ж тебя надоумил, старого дурака, корки в овраг вывалить?

И хлесть, хлесть мужика своего по сонной физиономии полотенцем.

Николай Андреевич вскочил ошалелый с дивана и удивленно уставился на жену.

- Ты эт - та чего делаешь?

- А вот тебе еще, вот тебе…

И вдруг Тамара Ивановна взвыла высоким и причитающим голосом:

- Ирод противный! Всех пятнадцать укокошил. Бедные гусоньки, и что же я теперь без вас буду делать? Что ты сволочь, пялишь на меня свои зенки, посмотри лучше в овраг!

И вправду. Пошел Николай Андреевич к оврагу, и своим глазам не поверил. Лежат его гуси в овраге, словно бугорки снежные, шеи вытянутые, глаза закрытые. Наелись видать бражьих корочек, да и сдохли. Все как один...

- Ты эт-та! Обдери с них пух, хоть какой - то прок получится.

Тамара Ивановна уже успокоилась. Что делать, утерла слезы на щеках и пошла за тазом с горячей водой.

Трудилась она, и бурчала. А Николай Андреевич все ходил по двору взад - вперед и переживал. А когда совсем стало смеркаться, попросил виноватым голосом постелить ему постель в сарае.

- Что-то душно мне стало, - пожаловался он.

- Пить надо меньше, ирод…

Долго не мог заснуть Николай Андреевич. Все перекладывался с боку на бок. Вздыхал и кряхтел.

«Ведь надо же так. Все пятнадцать гусок сдохли. С чем теперь ноябрьские праздники встречать? Да и на Новый год без гусятины остались».

К утру задремал. А потом снится ему, что стоит кто-то за калиткой и тихо гогочет. Даже во сне покоя нет. Видно душеньки гусиные в рай просятся. Проснулся Николай Андреевич и глаза трет. Слезы бегут, напасть какая. Хоть и птица, а тварь божья. Жалко…

Но потом снова донесся отчетливо гогот.

Николай Андреевич насторожился, сполз с матраса, одел на босу ногу калоши и в одних трусах вышел из сарая и подошел к калитке.

Осторожно выглянул и остолбенел. Перед ним, как есть голые без перьев и пуха стояли гуси. Все пятнадцать!

- Тамарка! – истошно завопил Николай Андреевич, и стал неистово креститься, хотя в Бога не особенно верил.

«Свят, свят…»

Тамара Ивановна перепуганная выскочила в ночной рубашке из избы. Она не понимала, что на этот раз стряслось с ее мужиком. Перепил что ли?

… Хотите, верьте, хотите, нет. Две недели Тамара Ивановна и Андрей Николаевич жарили и варили гусей. Сами ели и сельчан угощали. Заходил к ним и я. Присутствовал на этом мероприятии и Фомич, он то и рассказал мне эту историю. С эмоциями, и в красках…

Самогон Андреевич больше не варит. Крышу починил, новый забор поставил. И новое хобби у него появилось – рыбалка…