В армии вообще и в авиации в частности клички имеет почти все: люди, подразделения, части, боевые машины и неодушевленные предметы. Интересны истории их возникновения.
Вот, к примеру, одного командующего авиацией флота за глаза звали «Фотограф». К высокому искусству фотографирования он не имел ни малейшего отношения, зато, делая разнос служебной деятельности офицера, он обязательно заканчивал его словом «Снимаю». Это не имело ни малейшего отношения к появлению фотопортрета распекаемого, а означало снятие его с занимаемой должности.
Или вот еще одного техника, здоровяка и спортсмена, именно за глаза звали «Окулист», так как ни одна пьянка, в которой он принимал участие, не заканчивалась без того, чтобы он не подбил кому-нибудь глаз. За глаза, имеется в виду объект воздействия, а не разговоры за спиной.
Одного штурмана с простой фамилией Головня величали благородной фамилией Балконский. Как-то в выходной день, приняв изрядную дозу, он курил на балконе второго этажа, откуда благополучно сверзился и лежал без малейших признаков сознательности, пока его в сопровождении перепуганного командира полка, подполковника, кстати, не доставили в лазарет. Там, придя в сознание, он увидел своего родного командира и понимающе заявил:
− А этого лейтенанта я где-то видел.
Затем, воспользовавшись минутным отсутствием внимания к его особе, сбежал. И нашли его сидящим с рюмкой и сигаретой на том же балконе, с которого он полчаса назад так благополучно выпал.
А еще мне попался на глаза матрос, по кличке «Тролейбус». Как-то у них в казарме выключился свет, и старшина послал его в подвал найти причину. Он что-то долго не возвращался и его нашли в подвале лежащим без сознания. Оказывается, он взялся обеими руками за провода закрепленные на потолке низкого подвала и так шел пока не нашел место обрыва. Слава Богу не насмерть.
Каждого летчика, порвавшего на посадке два и более колеса, до конца службы в этом полку ждала почетная кличка Покрышкин, а любого, неудачно приземлившегося парашютиста – кличка, отражающая место приземления. Если он приземлился на дачный участок – Дачник, огород – Огородник, в лесу – Лесовод, в гуще стада – Пастух или Скотовод. У меня был второй штурман, которого звали Казачок или Всадник без головы. До службы в морской авиации он был жокеем в Ростове-на-Дону, отсюда Казачок, а Всадник без головы хорошо характеризует его поведение и карьерный рост.
Клички имели полки, дивизии и в редких случаях эскадрильи. Так, один полк звали Румынским только за то, что во время футбольного матча между полками дивизии кто-то, подбадривая своих, выкрикнул фразу из какого-то послевоенного фильма: «Вперед, дохлые румыны!» И прижилось. Второй полк назвали почему-то Зябровским, хотя эскадрилья, переведенная из Зябровки, входила в состав Румынского полка. Третий, отдельный полк этого гарнизона звали Хунхузским или Китайским по двум причинам. Во-первых, зародился он вблизи китайской границы. А во вторых, из-за многочисленности личного состава. Экипаж одного самолета мог включать от девяти до четырнадцати человек. А техников его обслуживала целая куча народу.
А дивизии обычно носили наименование по имени ближайшего населенного пункта. Наша вначале располагалась в СовГаванском районе, а потом, в результате территориального размежевания, оказалась в Ванинском районе. Это дало возможность командующему авиацией флота проявить свое остроумие и пошутить в адрес нашего комдива:
− Ты раньше был совговнянином, а теперь ты просто вонянин, − намекая на сходство нашего соединения с экскрементами.
Кстати, не только неодушевленные предметы становятся прототипами для образования кличек людей, но и люди могут стать источником названия предметов. Так, например, наш славный командир дивизии терпеть не мог зеленый и желтый цвет. Особенно он ненавидел одуванчики. Именно поэтому каждый божий день чья-то заботливая рука подкладывала в его почтовый ящик букетик одуванчиков, что еще больше вызывало его неприязнь к этому безвинному цветочку. Дошло до того, что кто-то положил на ступеньки штаба дивизии, как раз к его приходу, листок бумаги и один одуванчик. На листке было написано:
Ты не тронь меня Шушпанчик,
Ведь я последний одуванчик.
Фамилия генерала была Шушпанов и одуванчики в этой дивизии звались не иначе как «шушпанчики». Мало того, это наименование переросло в эпос под названием «Шушпаниады», и желающие могут легко этот эпос отыскать в безбрежных просторах Интернета
Нигде не встречал я такой тяги к раздаче кличек, как в авиации, и апофеозом этого явления можно считать название памятника перед Домом офицеров в Монино. Там изображен крепкий малый с искусственным спутником в руке в стремительном рывке вперед. Рывок оказался настолько стремительным, что символические одежды сползли назад, и это дало основание назвать памятник – «Все спущу, но запущу!»
(с) Александр Шипицын
Другие произведения автора:
Ночной полет (шутка)
Вывернулся
Сомнительное везение