Стихи на картах

.

.

СТИХИ НА КАРТАХ



…есть в географии наука побеждать
достоинством оружья, не бряцая –
на параллели
страсть и благодать,
и острова, и лужицы, и стая
прибрежных птиц – вот география!
следы,
как мокасины из лосиной кожи…
но где б ни вымирал затерянный мирок –
повсюду тленье брошенных дорог –
не географии, но просто суеты…
в какой-то окровавленной стране
растоптан танками песок сухих предместий…
мы примеряем сводки происшествий
на карту времени,
безрадостные вести
на каждый день,
на каждый свет в окне…
____________________
/О.П./.


«Руководство ДРА обратилось к СССР с просьбой оказать республике военную помощь.
В декабре 1979 г. на территорию Афганистана были введены советские войска.»
(ИТАР ТАСС).

Такая вот география. Она входила в каждый дом со сводками теленовостей,
прилипала газетными листами к щитам на трамвайных остановках. Иногда мне
это напоминало дрянной портвейн, который не хочется – а приходится пить,
если нет другого…

Стихи на картах – это стихи не о войне потому, что «на свете есть вещи
и хуже войны – трусость хуже, предательство хуже, эгоизм хуже» (Э.Хемингуэй).

Опубликованные в № 6 «Северной почты» стихи эти как бы растворились в пространстве,
стали частью чего-то большего, во всяком случае, для меня.

По Ленинграду прошлась волна квартирных обысков, андеграунд не то, чтобы
интересовал властьпредержащих, но создавал для них некоторый дискомфорт.
А стихи…





Виктор КРИВУЛИН

* * *

в дудочку спинного мозга
свернутая Карта Мира
с дрожью линии приморской
в пятнах гор и синих дырах

вложенная до рожденья
в полость хрупкого футляра
эта ось прямохожденья
развернется как подарок

мира полного открытий
где по очертаньям суши
восстанавливаем нити
связывавшие тела и души

океанской мощной лаской
в полуназванной вселенной
мы настигнуты настенной
Картою Староголландской

как бы с головой накрыты
втянуты в ее воронку

* * *

есть и у целого народа
трудноскрываемый порыв
к самоубийству
затворив
ходы и выходы и входы –
дыхательная несвобода
свое пространство сотворит

по карте скатанной в рулон
когда материки шершавы
наощупь ни одной державы
не обнаружишь только слом
картона или же бумаги –
разрыв проходит посреди
какой-то – лучше не гляди
какой земли
пускай во мраке
теряются ее зигзаги
как неразгаданные знаки
твоей же собственной судьбы

* * *

карты и календари и карты
время и пространство – время
странствия и растворенья
в кратком словаре стихотворенья
в кольцах речевой блокады

оставляем несколько названий
ломаную линию границы –
безрельефный, безразличнолицый
льется свет со Схемы, со страницы
перевернутой над нами

* * *

бескрасочье. одни узорцы
кустарника среди снегов
и розовый при низком солнце
народ березовых стволов

но все, в пути разнообразном
в одну сливаясь полосу,
окрашивается изжелта-красным
скольженьем света по лицу

* * *

всю весну осыпаются стены
раскрываются карты морей обнаженных
сиренево-желтые пятна –
только в лицах ни плаванья, ни перемены,
и глаза в перспективе обратной
расширяются дышат глядят искаженно

фиолетовый читан флоренский, захлопнут
черно-пурпурный розанов – угол Садовой
и Гороховой – окна и люди
в тихих полупрозрачных телах
задыхаются, глохнут
и кричат – но запаяны звуки в сосуде

голубого стекла
нет, бесцветного – не голубого

* * *

бог погребенный – Бог воскрес
и в серый день послепасхальный
с неисторических небес
его схождение печально

и мы окрашены во цвет
Его неизмеримой грусти
о нас, которых больше нет
нет ни в природе, ни в искусстве

зачем же робкая растет
улыбка мира и согласья
из трещин, выбоин, пустот
из хаоса и безобразья?

и жаль – но сведены ко дням
страдания и воскресенья
года отпущенные нам
не для старенья – во спасенье

* * *

немногие из голосов
я слышу – выпростан из хора
туманный стебель, он – осколок
весною взорванных лесов

немногое над головою –
размывка облака, пустяк
на исторических путях
какое-нибудь Бологое

маячит. летописный свод –
скорей не купол, но пригорок,
внизу овраг, а в разговорах
синица даже не совьет гнезда.

возможно ли скуднее
прожить? – и молча перейти
в искусственную галерею
из неба и резной кости?

* * *
«Должно быть, в воздухе безумия микроб носился…» /А.Кушнер/.

Ленинградские поэты Александр Кушнер и Виктор Соснора, соблюдая дистанцию,
по очереди взбирались на поэтический Олимп, Андрей Вознесенский размышлял
о том, что все-таки предпочтительнее «Метрополь» или московский метрополитен,
а Булат Окуджава подумывал – какое бы еще заявление написать и куда…
Все-таки растущий авторитет А.Пугачевой его нет-нет – да беспокоил…

Атлас литературных дорог и обходных путей в литературу, казалось, ждал
своего рождения, но… нас, эту пору, волновала совсем другая география…




…у меня на столе – пять томов или тем?
пять излюбленных книг – вернисаж мирозданья,
я их тысячу раз пролистал, пролетел,
я внимал им, учился читать с опозданьем

эту голубизну – не созданье богов –
Полигимнию, память… всего понемногу –
очертания тех и иных берегов,
ожиданье…
и все же создание Бога

я любил твою выпуклость, глянцевый лист,
оглянись на меня, уходя от касаний,
от ладоней моих, где небесная высь
распростерта,
а руки мои повисают…
и, внимая тебе, ухожу от простуд,
от лекарств и чумы сульфамидного рая…
только пальцы мои сквозь лазурь прорастут,
только руки мои задрожат, замирая…
_____________________
/О.Павловский/.

* * *

Другие произведения автора:

Моя дорогая синьорина

Пролог

2. Не грусти если боль на поверку не очень-то боль...