Новые
МенюО книгоедстве
30 марта 2012 — Григорий Рабинович
О книгоедстве
Чудак человек, кто ж его посадит - он же памятник.
Фраза артиста Савелия Крамарова из фильма «Джентльмены удачи».
Ироничный эпиграф: Автору свойственно думать иначе.
Ну, а я б кой-кому засветил кирпичом. Игорь Тальков
1
Цивилизация и культура не в едином своем глазу никак ни то сколь надежно, так целиком и полностью совсем же единое целое.
Нет, скорее тут можно будет обозначить линию тех сколь многозначительно же раздельных частей этакого нынешнего блестяще яркого современного бытия.
Цивилизация, как правило, невообразимо хищна и яростно утилитарна во всех своих наиболее простейших и плотских «воинственно благих» устремлениях.
Культура подчас излишне возвышенна и парит в облаках абстрактной и совсем не в меру чрезвычайно обезличенной благости духа, довольно же редко находя нужным хоть сколько-то надолго спускаться с тех еще седьмых небес на обильно пропитанную потом и кровью грешную землю.
А как раз потому людское сознание в Новое время и оказалось чрезвычайно так прочно зажато промеж молотом и наковальней всего того обыденного и отчаянно плотского, как и весьма ведь идейно-духовного.
Причем именно потому сам собой и возник явный разрыв между тем, что сколь неотъемлемо и упорно желает чисто земная душа, да и тело в придачу, и тем, что может духовно возвысить и приподнять над всею той и поныне крайне унылой серостью тупого мещанства.
А при данных довольно неблагоприятных условиях средний человек явно становится заложником прекрасных дум, четко и резко по своим рваным краям очерченных низменными и темными страстями.
И это само собой и дало шанс тем незамысловато безликим, но крайне при этом лукавым чертям, вылезшим из самого же дна общественной преисподней, на раз-два как есть замутить во всей той огромной стране такой невиданный замес, что все доселе светлое и станет отныне на редкость неприглядно темным.
А темень лютого невежества при этом еще и объявит себя светочем истины, а потому и окажется она единственно правой и дьявольски всемогущей…
И ведь оказалось она таковой разве что из-за того, что в России люди возвышенные думами, вполне приобрели привычку сурового отторжения от всего того нечестивого и бескультурного, что только их окружало посреди всяческих и поныне столь пасторальных реалий.
Жить духом великой литературы оно может и приятнее и чище, но при этом общий дух народа благодаря всему тому разом становится значительно, так куда поболее зловонным и нечистым.
И это именно из-за всяческих радужных иллюзий интеллигенции простое и крайне наивное население и можно будет довольно-то сходу охомутать пламенной идеологией грядущего счастья всех достойных того представителей рода людского.
Причем самое, то невероятно чудовищное, да и безупречно «правоверное преуспеяние» товарищей большевиков на данном сколь безотрадном поприще и создавало все те условия для наиболее зловещих преступлений против всего того истинно человеческого.
Ну, так и мало того ЕЩЕ, КСТАТИ, и во всех тех никак доселе невиданных, попросту же невероятных масштабах.
То есть разом, вполне наступили тяжкие времена всеобщей разрухи, когда моральные качества человека оказались до чего сходу подвержены жестокой коррозии, поскольку страх изъедал людям души, как ржавчина изъедает железо.
И даже та чисто житейская совесть у самых обычных людей совсем этак сходу вовсе скукоживалась.
Ну а потому и становились, любые былые этические принципы далеким придатком к той наиболее основной и обезличено праведной, то есть весьма непреклонно партийной, ну а иначе и практически бессловесно беспартийной морали.
А все те мигом истлевшие в печке буржуйке нравственные постулаты попросту, словно стены Иерихона разом обрушились в пустоту сущего безвременья помпезного и отнюдь никак не царского абсолютизма.
И главное, все это теперь весьма ответственно делалось совсем не иначе, а разве что во имя более чем деятельного очищения всего этого мира от какой-нибудь донельзя привязчиво гадкой скверны…
Причем произошло это, считай этак вследствие самого так безотчетного самозабвения нынешней цивилизации в момент величайшего ее упоения всею своей всемогущей духовной мощью.
Да уж явно прошлепали губами всякие доброхоты самое еще начало никак вовсе непоправимого поворота в массовом сознании, благодаря которому нежные и ласковые слова о самой наилучшей будущности только-то своим трудом и живущего человечества и превратились в тот хорошо утоптанный грязный снег дороги в то «призрачно светлое никуда».
2
А те будто бы и впрямь неисчерпаемые людские ресурсы при всем том сами собою преобразились из неких тех вполне настоящих индивидуальностей просто в песчинки, поднятые ветром неистово спешащей в самые дальние дали эпохи чрезвычайно же смелого достижения всеобщего наилучшего добра.
И главное, само оно никак не мираж в знойной пустыне, а самая реальная перспектива, да вот беда так беда нельзя будет слишком спешно ухватить нечто подобное сразу за хвост, а можно лишь медленно и старательно взрыхлять почву, дабы далекое будущее действительно уж стало до чего всецело светлее и удивительно красочнее…
И да будет так!
Но тому еще яркому огню пылких сердец надлежит исходить из самых недр душ людей, буднично обитающих в том навеки тщательно очищенном от скверны мире никак вовсе не близкого и крайне уж пока невообразимо наилучшего грядущего.
Ну а коли свет блажных истин блекло исходит именно от тех, кто только и умеет подавать всякие те слащавые идеи на сколь бездонно широченном блюде…
Причем во всей их чисто абстрактной и исключительно так неудобоваримой сути, нечто подобное один сущий мираж и нет ничего его страшнее и опаснее…
А особенно, потому что он столь откровенно манит за собой, а люди и поныне точно также вполне легковерны.
И ничего же путного следуя за далеким маревом на горизонте добиться, будет явно никак попросту и невозможно.
И это разве что людям чисто того завтрашнего дня и будет еще некогда затем суждено полностью вот всеобъемлюще житейски разом создать все те самые надлежащие условия для как физического так и душевного вполне же безупречного благосостояния всего ведь того довольно-то пестрого и разноликого человечества.
А ныне и сейчас приземленно существующая необычайно же широкая общественная жизнь и близко-то никак не нуждается в каком-либо немыслимо взрывном и крайне так незамедлительном переустройстве.
Все зверское внутри человеческой натуры может затухнуть только лишь в связи с наплывом знаний, а никак не из-за того, что кто-то сходу вот начал до чего старательно раздувать пламя ненависти, поскольку все скотское только лишь тогда и польется наружу самой безудержной же рекой.
Правда в этакой жизни слишком многое более чем неразрывно связано со всеми теми безумно удушающими души путами и поныне никуда пока не сгинувшего людского угнетения.
Однако нечто подобное само собой некогда уж будет сходу так вполне еще явно утрясено.
Но далеко не все люди на деле способны, сколь полноценно и разумно вполне вот для себя уяснить настолько ведь прямо скажем простые вещи.
А не потому ли и сегодня те довольно-то многие необычайно одухотворенные светлыми идеями сподвижники славных и немыслимо искрометных перемен подчас до самой глубины души всецело проникнуты яростным революционным настроем, что весьма отчаянно их подталкивает к чрезвычайно спешному очищению всего этого мира от буквально всяческой в нем необычайно застарелой общественной скверны?
И главное весьма этак многое в их изумительно ревностных начинаниях на редкость призрачно и совсем размыто, а также и полностью как никогда иллюзорно.
И все это разве что потому, что вовсе уж до чего близоруко было дано данному мировоззрению, весьма этак искренне заблудиться в дебрях всей той безнадежной схоластики
Ну а как раз потому и довелось всему тому разом начать никак нескромно выпячивать наружу одну лишь ослепительно яркую внешнюю сторону всех тех крайне разнообразных задушевных благ.
А между тем давно ведь пришла пора для самой так насущной необходимости исключительно тщательной же очистки всех тех остроглазых социальных идей от всего того, что малоприметно и довольно-то трудно на деле досягаемо чистым и никак не по-божески только-то самим собой и сытым умом…
Да вот, однако, о чем-либо подобном относительно так многим культурным людям никак и близко не было свойственно вполне уж всерьез, хотя бы и между делом, сколь еще невесело весьма ведь взвешенно на деле вот разом так призадумываться.
Поскольку во имя чего-либо подобного им явно придется раз за разом горестно и безотрадно хотя бы и частично, но буквально-то всею душой отрываться от всего того сколь самозабвенно благостного самосозерцания.
Причем - этакое их можно сказать перманентное состояние чисто ведь внешне исключительно же величаво и всеобъемлюще великолепно.
Да вот, однако, при всей своей удивительно чарующей праздничности, чрезвычайно уж оно аморфно и совсем незыблемо разве что только вот и повернуто одною той весьма равнодушной спиной ко всему тому от века бестолково грязному и нисколько неумытому…
А впрочем, да на самой повседневной основе якшаться со всяким бескультурьем никому уж никак явно не следует…
Однако люди ума вполне могут отстаивать интересы своего народа, не соприкасаясь с ним всею своей чистой душой.
И это именно проявляя себя в социальной сфере жизни и можно будет создать условия для того, чтобы всякая тупая и безмозгло мелкая людская порода со временем более-менее преобразилась в нечто совсем уж явно другое…
А между тем - это как раз тому никак не наспех созданному культурой и образованием и карты в руки в смысле должного созидания настоящих, а не тех липово-восторженных изменений в сущей гуще самой отъявленной суеты этого нынешнего на редкость сумбурного века.
И всегда ведь надо суметь начать преображение окружающих реалий именно с отдельных личностей, а не пытаться взорвать общество, чтобы оно раскалилось и разорвалось на два противоположных лагеря.
И как-никак, а правильно подойдя к тому самому отдельно взятому человеку, и можно будет со временем вполне научиться перестраивать все общество в целом, поскольку с любой мелкой личности и начинается нечто явно так гораздо же большее…
И вот когда люди доказывают свое полное неумение вытащить кого-либо одного из гиблой пучины мрака, они именно тем сколь доходчиво и объясняют, как это именно они некогда так дозволили утопить во мраке, целую же великую державу.
Причем одним из наихудших качеств подобных людей является именно то, что они всячески превозносят чувства, напрочь при всем том, почти ведь пренебрегая разумом, который между тем нужен не только ради решения всяческих вселенских задач, но и для разрешения загадок самого обычного житейского бытия.
И кое-кто сколь неизменно старается черное видеть исключительно черным, а белое белым, а это между тем страшный грех…
Черное оно не всегда столь откровенно грязное, а если оно и грязное, то вовсе не обязательно, что оно таково не только снаружи, но и изнутри.
И ничего того совсем же именно так абсолютного в этой жизни вовсе ведь никак попросту не бывает, ну а потому и перемещение некой личности из ярчайшего света во мрак глубочайшей тьмы одна только самая явная подлая чушь!
Надо бы стремиться счистить с человека тот внешний слой мерзкой грязи, не боясь при этом запачкать свою нежную душу, если только конечно кому-то вот и впрямь не придет в голову начать же сколь откровенно брызгать в чужое участливое лицо своими соплями и слюнями.
И уж точно совсем так нельзя подходить к скверне чужой души, как фактору, который можно будет вполне устранить одним лишь легким движением руки.
Ну а коли из всего того ничего путного явно уж не выходит, то тогда и надо бы разом объявить кого-то прямо-таки истинным врагом всего рода людского.
Хотя, конечно, лучше ведь всего будет ничего подобного вовсе не замечать, а только лишь до чего горделиво смотреть в сторону всего того блестяще же светлого и сказочно радостного…
И ладно бы жизнь действительно стала хоть сколько-то чище, выше и светлей только из-за того, что люди культурные начисто очистили всякое свое сознание от всей той плесени давным-давно ныне минувших времен, а только потому они ее считай, в упор явно никак вовсе и не видят.
Но нет, коли чего вообще в связи с этим и переменилось, то уж заключалось оно как раз-таки в том, что то самое исконно клыкастое, словно пасть дикого зверя, исподнее естество было и впрямь-то до чего надежно упрятано за занавесочкой всеобщей немыслимо просвещенной благопристойности.
И действительно, та чисто внешняя сторона личности всякого современного интеллигентного человека была при этом весьма отчетливо выбелена и вычищена буквально-то на редкость изумительно дочиста.
Да вот, однако, таковым оно стало по одним разве что самым же показным и сколь благообразно выпуклым признакам чисто уж самого поверхностного общечеловеческого начала.
А на деле само собою нужно именно то самая глубокое встряхивание буквально всей человеческой натуры и только когда грязь станет хорошо видна и понятна, а не завуалирована и можно будет вполне так заговорить о мире, в котором господствует доподлинно светлый разум.
Ну, а разнузданные чувства скорее способны только лишь сокрушить и низвергнуть добро в дикие тартары вечного небытия.
И все тут дело было именно в том, что внешне яркое добро во всяком современном человеке зачастую полностью экранирует сокрытое в нем величайшее зло тупой и сытой уверенности в своих никак не иссекаемых возможностях безбоязненно управлять всем этим миром по одному своему желанию и искрометно неуемному хотению.
Причем тем наиболее основным каноном всякого того чисто по-новому переосмысленного бытия, и стала великая художественная литература, а также заодно и та совсем ведь отдалившаяся в самые заоблачные дали чересчур как есть самокопательно глубокомысленная философия.
И вот обе эти до чего длинные ветви, так и тянущиеся к тому крайне пока далекому горизонту истинно наилучшего светлого грядущего, при всем том и по сей день, весьма самозабвенно далеки от всего того чересчур приземленного, насущного, грязного…
3
А между тем - это как раз-таки те чисто же безбрежные кисельные берега розовых мечтаний о вроде бы относительно близком грядущем рае и сделали его лишь поболее туманным и пока вовсе-то безнадежно так исключительно призрачным.
Да и вообще завзятым снобам теоретикам, яростно жаждущим сладостно светлого добра, было никак не до того, чтобы хоть сколько-то полноценно же орошать росой мысли бескрайние поля людского сознания, весьма безысходно между тем пока иссушенные исключительно стародавним безмерным невежеством.
А еще и были они чисто же сходу окрашены кем-либо совсем напрасно пролитой людской кровью.
И была она сколь бессчетно и безудержно проливаема всеми теми, практически считай, что как на грех ревностно соревнующимися в жестокости и беспринципности слепо своенравными правителями, что неизменно обладали одним неприметно так серым умом совсем же бессердечных циников.
И фактически все солдафоны в генеральских лампасах, да и гражданские второстепенные политики, в своем ничем же ненасытном чреве неспешно так и вынашивают всяческие немыслимо грандиозные планы более чем беспристрастно при этом мечтая о том самом весьма ведь многозначительно всеобъемлющем и на редкость насущном народном благе…
Но хуже всего, когда это добро буквально всеобщее, а даже и не принадлежит оно чьей-то той одной единственно из всех навеки любимой нации…
Светлое благо всего сущего, так и возносясь на щит, становится при этом донельзя трезвым и здравым оправданием всяческих дичайших зверств никогда ранее почти вот и не имевших места в жизни человека…
И все это из-за одной сущей же деградации сколь еще многих человеческих качеств на фоне яростного дробления доселе единого общественного организма на самые те весьма ведь отдельные и крайне омерзительные кровно же между собой извечно враждующие фракции.
Да и вообще этот наш новый технический век всеобъемлюще превращает людей в машины с гудящим мотором в груди, вместо того прежнего пламенно горящего светлой любовью человеческого сердца.
И вместо вполне этак более-менее благонравного отношения даже и ко всем тем лютым врагам получилось какое-то самое уж крайнее отторжение, в том числе и от тех буквально на единый миг отколовшихся от общего потока наилучших друзей.
Задушевный фанатизм, сколь явственно сконцентрированный в сущем пароксизме пламенной веры в то, что всеобщему благу попросту разом именно вот положено быть, и сделал общую людскую жизнь совсем так в особенности никак уж явно совсем несносной.
Стремление из абсолютного ничего сходу создать некое самое наилучшее будущее разом повергло в сущий прах все, то чего когда-либо как-никак, а вообще имело же место в том вовсе не самом далеком прошлом.
Но есть и те, кто этого вообще нисколько не приемлют, поскольку подобные люди неизменно ждут чуда из чудес от того самого черно-белого текста жестко заключенного в тесный переплет.
И именно из яркого и сочного переплетения всяческих литературных грез и крайне вот сурово казенной действительности, кстати, и берут все свое начало все ярые попытки отчаянно насильственного прививания простецкому быту черт заоблачно неземных…
А это будет явно так чревато уходом в мир иной людей наиболее достойных и истинно праведных.
И все это, потому что разом построить можно одни декорации, а за ними будут скрываться миазмы быта значительно же похуже всего того доселе бывшего некогда прежде.
Причем сами авторы художественных произведений не столь и виноваты в том, что кто-то воспользовался их мыслями и фантазиями, дабы соткать из иллюзий некий эскиз некогда может возможного, но в данное время всецело ирреального.
Да только вот между тем кое-кто совсем беззастенчиво ныне начал его вполне по-свойски использовать в качестве некоего самого безотказного же клише.
Но нет, это явно не вина самих авторов художественных произведений.
Великие деятели литературы и вправду несколько, пожалуй, все-таки перекрашивали всю окружающую их действительность, причем именно в те подчас совсем иные тона, чем то ей было положено быть на самом-то деле.
Однако они это делали в жару творческого поиска, да и вдохновение подчас приподнимает человека над всей праздной суетой серой обыденности.
А вот те, кто, сколь обильно впитывая мысли и чувства творцов культуры, вполне уж считают своим долгом и в самой той обычной жизни всецело обретаться посреди всяких муз так и питаясь божественным нектаром, чужого вдохновения при этом и близко ведь нисколько неправы.
Причем довольно многое тут упирается в то весьма верхоглядное мировоззрение, именно тех довольно-то объективно о том, рассуждая никак недалеких потребителей всего того, изящно произведенного деятелями искусства на белый свет сущего же экстракта той вовсе совсем неприметно обыденной жизни.
А сама первооснова тому она уж именно в том, что довольно-то многие окололитературные обыватели сколь вот ошибочно принимают кривое зеркало жизни - литературу за саму, как она есть, живую и до чего трепетную плоть всей той от века плотно и приземленно существующей реальности.
А между тем литература часто пишется людьми, живущими на вольных хлебах, ну а отсюда, как и понятно, все те рьяно выводимые ими линии радужных иллюзий, имеющие (весьма малое, да и то вскользь) хоть сколько-то объективное отношение ко всей той полноценной картине всего того порою крайне беззастенчиво навязывающего себя быта.
4
Часто же людям, пишущим и создающим прекрасные (выпуклые) образы жизни, приходится надеяться на одно чудо, что может и принесет им в своем клюве кусочек до чего только долгожданного для них хлеба насущного.
И это весьма явственно отражается на их образе мысли, духовности, каждодневном творческом пути, а у людей довольно-то мелкотравчатых оно заодно и вполне цветет и пахнет душевной мукою, достучаться бы до издательских дверей, то есть тех, собственно, мест, где страждущим творцам эпистолярного жанра булки с маслом по сущим крошкам подчас раздают.
Истинных гениев литературы это, конечно, нисколько не касается, но их всего раз-два и обчелся, ну а желающих прокормиться на пышной ниве художественного вымысла - их-то вот буквально пруд пруди.
Ну а потому и не понятно, почему это именно любые изданные книги должны и впрямь вызывать в каждом из нас тот самый безудержный суеверный трепет.
Достойные ИМЕНА на обложках должны его вызывать - это верно!
Однако все уж при том явно едино ОДНИМ ИЗ ЯРЧАЙШИХ НЕДОСТАТКОВ абсолютного большинства литературных произведений может быть смело, названа именно их донельзя явная сфокусированность на отвлеченных идеях, в которых нет, как нет доподлинно настоящих и вполне естественных соков всякой обыденной жизни.
И все это именно как раз-таки только потому, что ту чересчур липкую черную грязь мало, кто действительно ныне считает действительно нужным и вправду вытаскивать на весь тот ослепительно яркий белый свет…
5
А между тем данный нам бренный мир явно небезупречен в том сколь остро ныне стоящем вопросе, а точнее так всего той весьма правильной и здраво взвешенной оценки безнадежно отвратительной скверны.
Причем его только-то некогда затем и предстоит еще весьма тщательно и последовательно от нее всеми силами разом уж очищать и очищать.
И главное делать - это надо бы крайне аккуратно и трепетно при этом весьма вдумчиво, следя за тем, чтобы те зерна были самою верною рукой сколь надежно отделены от плевел, а то кровавое очищение мира это истинный бал сатаны и всех его наиболее преданных слуг.
Причем этакий бал вполне может длиться не одну ночь, а целое столетие…
Но кто-то при этом совершенно так искренне думает, что некое старое зло действительно будет возможно уж разом вымести цепкой метлой лютого политического террора…
Однако этакого рода «инструментом вполне по-пролетарски прилежного труда» можно будет разве что ДО ЧЕГО безрадостно вымести буквально всякую более-менее разумную общественную справедливость.
Ну, а до чего последовательно и разумно вымывать и вымывать нечистоты из всех тех наиболее темных углов ныне существующего общества, можно было, разве что и близко при всем том, никак не боясь той еще весьма ведь стародавней темени и грязи.
Ибо разве что тем весьма непосредственным образом на редкость, безбоязненно соприкоснувшись со всем тем сором ныне, как есть давненько канувших в лету времен, и можно будет в некоей той наиболее отдаленной перспективе до чего полноценно изжить ту липкую грязь, всего того ныне никак и по сей день совсем не минувшего.
Причем коли нечто подобное явно не будет хоть сколько-то вовремя верно и праведно сходу же осуществлено, все человечество будет еще явно так затем ожидать то самое весьма неизбежное может быть только частичное, а то и того похуже самое уж полнейшее культурное вырождение.
Поскольку безумно древняя злоба и ненависть вскоре еще отыщут весьма действенный путь ударить, да и совсем исподтишка, используя для того наиболее свежие наработки из невероятно широкой области буквально-то всеобщих научных достижений.
И именно как раз тогда и смогут найти вовсе-то совсем невзрачное свое отображение все те крайне безрадостные картины грядущего, сколь отчетливо предначертанные миру писателем Уэллсом в его книге «Машина времени».
Его образы никак не чисты от общежитейского и крайне популистского упрощения.
И все-таки они весьма откровенно реальны в том никак пока уж и близко никому неведомом, лишь разве что выжидающем своего часа, совсем непредсказуемо грозном грядущем.
А есть еще и тот сколь однозначно же щекотливый вопрос, а каким - это именно оно когда-либо будет для всей этой нашей абсолютно ничем на данный момент и близко не встревоженной человеческой расы.
ЕЕ-то подчас, в условиях нашего современного быта, гнетет именно скука и отсутствие всяческих свежих впечатлений.
И все это из-за одной той ныне совсем посеревшей и оскудевшей из-за полнейшего отсутствия каких-либо головокружительных приключений, самой что ни на есть прозаически урбанистической жизни.
6
Мы отодвинулись от природы высокими стенами своих домов, и надо же – нас при этом стала совсем неодолимо одолевать редкостная тоска по чему-либо не совсем обыденному; каждый глушит ее в себе, как вот он только вообще еще сможет.
Ведь тут, как говорится, все средства одинаково хороши - это и алкоголь, да так и бесконечное подглядывание, как в щелку, за чужими соитиями.
А, кроме того, тут на помощь приходит искусство, сколь еще благодушно уводящее человека куда-либо в самую дальнюю даль от любых и всяческих необычайно суровых житейских реалий, а потому и заставляющее его, сходу отвернуться, как от низменной части своей души, да и от всякого насущного понимания любых истинных нужд остального общества.
И в данном случае подобного рода псевдоинтеллектуальная жвачка есть самое уж дрянное зеркало кривоокой фантазии, явственно пытающейся блестящей красивостью всячески до чего надежно так всячески замазать серость долгих и безлико обыденных будней.
7
А к тому же, как раз именно подобным искусством, как правило, разом вполне еще явно навязывается серо-белое восприятие буквально-то всех людских поступков, темных пороков в области нравственности (про уголовно наказуемые деяния тут никто ничего и не говорит).
А между тем далеко не всему может быть дано самое вот простое, убедительное, по-житейски верное объяснение.
Ну, а это, в свою очередь, без тени сомнения вовсе безэмоционально само собой означает именно то, что в любых относительно сложных случаях жизни должны были быть полностью выяснены все те побудительные причины, да и безо всякого, кстати, тупого зазнайства.
И вот еще что - и самого беззастенчивого напяливания на чужую душу своего собственного донельзя отвратительного багажа, как это довольно-то частенько, уж собственно, при этом и происходит.
А между тем, коли нет как нет абсолютно никакой возможности действительно же растопить лед в чьей-либо непонятно почему отстраненной от всего того фактически общего потока жизни душе и попросту сколь чрезвычайно много в ней темного, да и весьма безнадежно никак несветлого…
Да только ведь тот совсем же прилипчиво броский ярлык на подобного человека рано бы весьма этак тщательно и старательно всеми-то силами ума сходу навешивать.
Чего - это тут только поделаешь, раз с некоторыми удивительно светлыми, буквально всею душою искрящимися изнутри добром людьми в серьезную переделку никому попадать собственно и подавно, ни в жизнь явно не стоит…
Поскольку эти, во всей той на редкость приличествующей им тривиальной обыденности бесподобно прекрасные люди, будучи некоей суровой силой, сколь внезапно же выдернуты из тех еще изначально привычных для них рамок, несомненно, вскоре буквально всех предадут, будут с неистовым энтузиазмом спасать одну свою нежно любимую ими шкуру и этак-то собственно далее…
А то между тем и есть те самые отчаянно верные реалии всей этой нашей жизни, а не какие-либо восторженно книжные о ней самые благие же домыслы.
Ласковое добро, вполне способно быть дико аморфным, то есть попросту может оно всеми теми стальными канатами прочно и намертво оказаться сколь этак прочно, увязанным именно что с чисто внешними довольно-то хорошими условиями жизни, а не с чем-либо хоть сколько-то на деле поболее существенным и важным.
8
Причем в литературе обо всем этом, как правило, ничего и близко ведь явно не сказано, раз даже и далеко не худший ее мир довольно-таки четко разграничивает злодеев и святых мучеников, безвинно страдающих из-за чьих-либо, ясное дело, вовсе-то совсем чужих хитроумных козней.
Ну, а еще порою в мире большой литературы одним тем до чего ярким цветом живописно прославляются мужественные поступки всевозможнейших истинных героев…
Связующая нить повествования к тому, безусловно, как есть, вполне ведь обязывает…
…а между тем буквально всякий человек - существо во всем изначально цельное, а потому и растаскивать его душу на какие-либо отдельные фрагменты, и близко уж явно совсем так оно ни к чему.
Однако сколь частенько та на редкость разбитная в смысле всех своих подчас нисколько недалеких нравственных поучений художественная литература попросту бездумно рвет всю правду о человеке на самые мелкие ее лоскуты, явственно выпячивая в нем именно то, что наиболее подходяще для его более-менее полнокровного отображения.
Ну, а все в нем как есть вполне «естественно лишнее» она весьма же тщательно упрячет по всяческим довольно-то дальним углам.
Раз делать - это как-либо иначе - то уж будет в самой наивысшей степени до чего еще попросту совсем неприлично!
И вообще как-никак, а будет оно никак явно неподобающе для всякого его отображения во всей той крайне невзыскательно непритязательной своей житейской плоти и крови!
А уж тем более для подобного рода вещей совсем не найдется места во всяком том или ином художественном произведении, коли чего-либо в этой жизни, было ведь автору сколь так мучительно неудобным весьма уж ревностно переносить на белую бумагу.
Причем поболее всего как раз из-за самого как есть искреннего им восприятия тех самых до чего определенных и откровенно непритязательных человеческих черт.
Да так еще и на редкость мелочного, как и весьма вот слащаво благодушного неприятия автором какого-либо художественного произведения весьма этак отъявленно совсем же неправо существующих явлений и реалий всего того необычайно яркого и разнообразно широкого общественного бытия.
9
Да к тому же какой-либо автор вполне искренне способен безо всяческих затей разом еще посчитать, что рядовой обыватель его никак иначе попросту и не поймет, а именно потому во имя наилучшего блага (обывателя) ему непременно так разом окажется надобно хоть сколько-то, всласть подсластить всю эту порядком пресную жизнь…
Ну, а кроме того сладкие грезы это и есть самый ходовой товар всякой художественной литературы!
Их именно потому и эксплуатируют все, кому оно только явно не лень!
Вполне честно заслужившие себе многовековую славу корифеи литературного жанра подобными делами и близко и в мыслях своих вовсе-то не занимались?!
Может быть, оно и так, да вот, однако и большие писатели тоже люди, а потому и могли они вдоволь наплодить всевозможных пространных иллюзий из самых чистых и неизменно благих намерений, то есть совсем не затем, чтобы всенепременно уж вскоре на них порядочно разом разжиться.
10
Хотя, уж вполне ведь снова хотелось бы твердо и четко сколь еще сходу подчеркнуть, а именно, что и они тоже отнюдь не из другого теста.
Ну а значится и ничего, то искренне человеческое, и великим корифеям литературы было совсем уж нисколько вот явно не чуждо.
А, кроме того, также и самое так непомерное возвеличивание ярких гениев эпистолярного жанра порою переходящее в чисто религиозный экстаз тоже порою их явно подталкивало на сущий «подвиг святого великомученичества» во имя вящего облегчения страданий всего простого народа.
Причем считай уж, всею силою своего бравого духа российские писатели вполне устремились глубокомысленно сделать абсолютно все от них только зависящее во имя безмерно сурового преображения убогой действительности в некий изумительно иной, но лишь внешне непомерно светлейший его облик.
Да вот, однако, все - это была одна разве что та еще ярчайшая фикция!
Раз все, то на одной той белоснежно белой бумаге сколь так цветасто начертанное иное грядущее было довольно-то критически совсем иллюзорным.
Ну, а, именно потому и никак не дано было ему, затем вполне оказаться едва ли, что чем-либо безукоризненно большим, нежели чем тем весьма несуразным прообразом всего того, что где-либо вдали эфемерно и блекло на данный момент весьма расплывчато обозначилось, да и то лишь в виде одних наиболее первичных его чертежей.
И ведь те сколь еще необычайно доблестные веяния, пришедшие к нам в виде суровых чаяний и блестяще слащавых мыслей, были лишь тем наиболее уж отдаленным поветрием, так и разносящим пыльцу благих пожеланий.
Однако никак не было дано чему-либо подобному, разом так затем оказаться посреди всех тех истинно настоящих ростков грядущего братства людей на всем этом необъятно разноликом белом свете.
Ну, а дабы на деле добиться весьма насущного, да и сколь отчетливо слаженного облагораживания всего как он ныне есть рода людского, вполне следовало идти путем воспитания отдельных индивидуальностей, а никак этак совсем не растравливая людские сказочные надежды…
И уж на деле прийти к тем безупречно наилучшим дням новой жизни можно было разве что относительно прямым, а никак не окольным путем весьма полноценного наращивания считай ведь единой на всех граждан высокой культуры.
11
Ну, а чего это уж могли предложить миру классики мировой литературы 19-го столетия?
Неужели один лишь тот безумно величайший же свой оптимизм, сколь неизменно настоянный на том весьма бесподобнейшем полете их безмерно ярчайше зрелой фантазии?
Ну а под чем-либо подобным явно подразумевается именно то безудержно ликующее предвкушение, что было сладостно и живо на редкость безбоязненно ими сходу выводимо из всего их неуемного воображения, что и вправду было чрезмерно так не в меру растравлено некими яркими бликами нисколько пока не определенного и истинно наилучшего далекого грядущего.
Причем приобрели они этакие новые духовные ценности как раз из снов наяву всех тех никак не в меру чересчур уж расчувствовавшихся при виде диковинных технических чудес доброхотов-философов, сколь многодумно проживавших свой век в сущем преддверье «судного дня» всей той былой и крайне (для них) затхлой эпохи.
Однако то были одни шапкозакидательские настроения, что сами собой весьма беспечно возникли на почве безмерно спешных и неистовых перемен к лучшему самой-то неразрывной нитью при этом кем-то явно увязанных со всеми теми изумительно «великими» нынешними чисто техническими достижениями.
Да вот ведь, однако, все эти так и окрыляющие души славные открытия на самом-то деле и выеденного яйца никак уж не стоили перед всей той суровой необъятностью тайн пока совершенно еще сокрытых от нас.
Ну а все те крайне заносчивые выражения по поводу творений божьих, которых ТОТ на самом-то деле и близко вот как оказывается вовсе и не сотворял имели в качестве основы именно ту толком пока совсем необоснованную эволюционную теорию.
И это как раз на ее весьма прочной базе и возникло затем великое псевдоучение социального дарвинизма, а из него собственно и вырос, подняв голову к тем отныне уж полностью пустым небесам тот навеки веков проклятый фашизм.
А впрочем, и сама эта чисто абстрактная научная теория как есть, изначально была сколь еще донельзя самоуверенно схематичной и явно на деле излишне простой для самого полноценного объяснения, так или иначе имеющегося во всем этом мире до чего величайшего же разнообразия всех форм ныне существующей жизни.
И было как-никак, а более чем доверху предостаточно, всех тех довольно-то блеклых намеков на ту принципиально иную значительно поболее утонченную, а заодно и сколь разносторонне весьма ведь мозаично сложную картину животного мира, чем то некогда только разве что приблизительно показалось Чарльзу же Дарвину.
И в тот безупречно достойный пример было бы на деле возможно разом еще взять именно тот лишь изначально полностью идеальный круг орбит планет Солнечной системы Коперника, некогда затем со временем вполне этак явно так превратившийся в эллипс Кеплера.
Ну, а как есть вполне напоследок уж ставшего, по теории Эйнштейна, эллипсом довольно-то у своих полюсов сколь наглядно и впрямь-то как есть несколько сплюснутым.
Вот точно так и теория Дарвина непременно нуждается в тех самых довольно многочисленных поправках и весьма существенных столь многое уточняющих коррекциях.
А то самое слепое невежество, что к тому же было чрезмерно перенасыщено всяческими поверхностными знаниями, разом уж порождает одни лишь те невообразимо лютые решения, безусловно, как есть немыслимо многих острых социальных вопросов.
И те самые исключительно так демонические постулаты попросту сходу заполонили собою все и вся…
То есть - это именно они немыслимо и беспардонно и заняли собой место ранее в том еще далеком Средневековье, весьма самозабвенно занимаемое жесткими христианскими догмами.
А между тем тот самый доподлинный духовный прогресс должен был, как на грех явно выглядеть абсолютно иначе, нежели чем та довольно-то простая замена одних стародавних суеверий некими вполне наглядно вовсе ведь иными новоявленными фобиями.
Да и социальное чутье, и идеологически верное подковывание масс более ведь всего собою напоминали именно то сущее же превращение людей в стадо чьих-либо сугубо личных домашних животных.
А те люди между тем не то чтобы совсем неизменны, в принципиально разные эпохи их воспитывают уж и близко никак явно так непохоже…
Да только, то наиболее главное в жизни каждого человека при этом нисколько не меняется ни к лучшему, ни к худшему.
То есть, все те крайне обнадеживающие всякий тот мелкий человеческий разум довольно-то мелкотравчато расплывчатые
веяния действительно продвинули довольно многих людей куда-то очень даже далеко вперед, однако по большей части именно в одном том совершенно так иллюзорном плане.
Ну, а всяческие и всевозможные технические чудеса только и всего, что всецело облегчили весь этот наш сегодняшний быт, а еще и сколь бесконечно они поспособствовали довольно-то существенному оболваниванию абсолютного большинства представителей крайне вот пока невежественных масс простого народа.
Люди в наше нынешнее время стали, куда и впрямь апатичнее людей прошлого: им создали иллюзорный мир, глядящий на них во все глаза со всех тех так уж и ярко поблескивающих экранов.
А как раз потому и досконально тут ясно всего-то лишь то одно: если все те или иные ростки духовности современная цивилизация целиком и не глушит, то, по меньшей мере, она им вполне подчас придает некий тот вялый, довольно водянистый оттенок.
12
Да и вообще безнадежно нелепая попытка самого скорого и резкого крайне так невзрачного переиначивания всей серой сущности человеческого духа, зачастую сколь непременно затем оказывается смертным грехом - принципиально искусственной первопричиной сущего вот последующего забвения и запустения…
Совершенно неосуществимые на всякой той чисто обыденной житейской практике цветные миражи восторженных надежд на некое пресловутое светлое завтра чисто ведь дотла подчас выжигают все то, что простецки естественно и бесхитростно, а именно то по-настоящему вполне живое человеческое естество.
И все это и впрямь невероятно же гибельно для тех вовсе неподдельно светлых дней довольно-то пока далекого будущего.
А впрочем, никто тут не будет с тем, собственно, спорить: в голой теории все, несомненно, может быть фактически же именно верно, но с чистого листа никак нельзя затевать абсолютно никаких весьма существенных преобразований.
И пусть вокруг ад, достойный пера Данте, но то и близко никак не повод, чтобы, разом так бестолково устремясь к призрачным воротам рая, именно что вслепую и начать всеми силами разом-то беспардонно переводить весь свой народ с третьего круга ада на тот при таких-то делах вовсе неизбежный, разом последующий шестой.
Большевизм даже и в самых крайних своих проявлениях - это не более чем шестой круг, - до того наиболее последнего седьмого круга он бы еще непременно дошел, но разве что в случае самой окончательной и именно что на редкость полнейшей своей вседозволенности.
А она могла возникнуть разве что на почве некоего более-менее полноценного и чисто общемирового владычества.
Но то одни донельзя веские дела ныне весьма уж порядочно усовершенствованной и чертовски беспроглядной средневековой мглы…
Однако все те никак не здравые зачатки столь еще откровенно дурманящих души страстей по исключительно старательному выпрямлению кривого пути человечества следует поискать именно в Содоме и Гоморре интеллигентских дискуссий обо всем, что всенепременно надо было сколь неистово зверски уж сходу так сокрушить.
Всем миром до самого основания разом разрушив то, что и послужило главным оплотом былого угнетения, а именно потому и стало оно ныне попросту уж явно никак совсем нестерпимым.
И это как раз потому и возникло весьма твердое желание слишком многое извести в точности, как изводят в доме клопов или тараканов.
13
Причем кому то и близко совсем уж не ясно, что вместо того серого настоящего в последующем бесклассовом обществе действительно прорисовывались черты светлого и наилучшего грядущего, к которому и надо будет идти медленно и без рывков, постепенно пробираясь через дебри бесконечно долгих тысячелетий степенного технического преображения реалий всего этого мира?
И если этот мир ныне закабален всеми видами рабства, то это никак не повод делать из освобождения народов от всех их внутренних оков праздник вконец осатаневшего насилия, поскольку данный путь ведет в одну тьму самой всеобщей людской первобытности…
А чтобы этот мир стал явственно лучше, надо бы его менять ласково и постепенно и это разве что с одними гадами - серийными насильниками и убийцами и можно сколь этак запросто доходить и до той наиболее последней строгости, наилучшим из проявлений которой и впрямь-то может быть абсолютно законная смертная казнь.
Да только чего-либо ждать нам никак попросту уж невтерпеж, а оттого и без того бескрайне долгий путь лишь значительнее удлиняется, и есть самая пренеприятнейшая вероятность того, что неразумное 20-е столетие вполне, может, его удлинить лет на 500, если, конечно, и того явно не более.
Слепок начертанного во снах о светлом грядущем никак нельзя будет с сущим толком использовать в виде безотказной отмычки, дабы чересчур оторванным от всяких реалий мечтателям стало доступно именно в нем себя, и ощутить, буквально-то выпорхнув сверкающими глазенками из всего этого нашего крайне же нелицеприятно обыденного настоящего…
14
Лев Толстой, к наилучшему примеру, наверное, лишь того и хотел, а ради того и потел, впрямь-таки из кожи наружу вон лез…
…видно, уж любо ему было на одной той белой бумаге весьма старательно приучить воинственно и амбициозно мыслящих людей разом ведь научиться вполне отныне обходиться совсем безо всяческих войн, да только чего это хорошего и полезного, в конце концов, из всего этого вообще еще, собственно, вышло!?
Да и чего это он вообще дельного добился, по возможности словообильно дискредитировав армию, навязав обществу слепое непротивление злу, а также и все те беспочвенно радостные ожидания, что довольно-то вскоре все само по себе утрясется, да и обязательно, в конце концов, как-нибудь ведь на деле более чем здраво действительно образуется.
И ведь надо бы фактически сразу до чего веско заметить, что его речи для вполне современного ему общества были сущим вот гласом с небес…
Раз уж думать именно своею светлой головой занятие достаточно болезненное и крайне утомительное…
И чего это тут вообще можно поделать: интеллектуальная ленца есть сколь неизменный и весьма естественный недостаток истинно многих представителей русского народа…
Зато в его натуре почти начисто отсутствует всяческий амбициозный снобизм, а еще и уверенность в самом неотъемлемом и абсолютном праве белого человека, а это и есть именно те качества, что неизменно свойственны довольно многим западным европейцам.
А также в нем попросту нет как нет того самого буквально инстинктивного устремления к лютой жестокости, повсеместно распространенного по всему Ближнему и Дальнему Востоку, а то чего в русском человеке находит выход от сущего отчаяния это совсем не та свирепая и самовлюбленная лютость всякого же завоевателя-азиата…
15
И снова надо бы тут повториться, что есть и то наиболее главное свойство доподлинно русского характера, а именно та безмятежно тихая сдержанность, пока это хоть как-либо было только возможно, ну, а затем этакая бесшабашно отчаянная неудержимость, которую абсолютно никто и ничто не сможет ни остановить, ни хоть сколько-нибудь обуздать.
Ну, а Лев Толстой вовсе бесцеремонно всячески уж прививал тогдашней дореволюционной интеллигенции то самое весьма отвратительное всякому здравому уму псевдохристианское смирение, а еще и крайне бестолковую сдержанность по отношению ко всякому совсем незамысловатому злу.
Да и вообще именно Лев Толстой, фактически же выставил всякое простонародное хамство, словно бы самое полное право на вполне законную обиду на ту долгими веками некогда так и царившую повсюду несправедливость…
И уж не спонсировал ли он всею своей чрезмерной фарисейской кротостью истую войну внутреннюю и, кстати, сколь совсем незатейливо наихудшую из всех только когда-либо действительно еще явно возможных?
Поскольку где - это такое было ранее видано, чтобы на том вполне доселе обыденном для всей той общеизвестной истории военном поприще брат убивал брата, а сын родного отца…
И как - это нечто подобное предотвратят все те, по самую шею погрязшие в безграничном непротивлении злу, сеятели и пахари неких тех чисто абстрактных грядущих благ?
Ведь если уж чего-либо подобное и будет некогда существовать, то только лишь во времена действительно нового - свободного демократического мира!
Ну а нынче сумеют ли подобного рода бравые сподвижники хоть как-либо достучаться до тех крайне невежественных представителей народа, что были морально так полностью выпотрошены при помощи всей той сугубо верной и суровой правды?
Ответ - он, конечно же, во всем исключительно отрицательный.
16
И, кстати, то ведь является на редкость обыденным и сколь непреложным фактом, что это, как раз-таки Лев Толстой и насытил российскую интеллигенцию самым суровым непротивлением злу.
А в результате, она буквально вся совсем уж безвозвратно погрязла в самом полнейшем бессилии пред кровавым террором большевизма, что и впрямь свирепо осатанел во всем том изощренно лютом отрицании всяческой доподлинной, хоть сколько-то стоящей данного определения интеллигентности.
Да только, чего - это некогда помешало всех тем вполне достойные думы думающим людям действительно вовремя отряхнуться от всех буквально же снедающих им душу иллюзий и явно попытаться посильно приостановить весь тот довольно вот резко намечающийся крен «Варяга Российской империи» в самую пучину анархии и бесконтрольно дикого произвола?
А между тем все - это брало свое начало именно от той более чем чрезмерно страстной увлеченности необычайно бравыми идеями, что были кое-кем, взяты на вооружение после сколь многократного перечтения книг Льва Николаевича Толстого, а также и Чехова Антона Палыча.
Ну а как раз нечто подобное и послужило одной из тех вовсе немаловажных причин грядущего общественного взрыва, фактически разом разрушившего изнутри величественное здание вековой Российской империи.
17
Эти писатели вольно или даже невольно всячески уж расстарались дабы, обличить никак уж недостаточную цивилизованность российских реалий.
Ну а в особенности в их до чего только непримиримо жестковатом сравнении с обыденно бытовым лоском передовых (а в особенности в области лихих интриг) европейских держав, что неизменно в сфере внешних взаимоотношений строго держались политики вероломства, и крючкотворной хитрости.
А между тем надо бы тут явно никак не постесняться сколь еще сходу так и сказать, что тот чистопородный, возвышенный идеализм был для них довольно-то лакомым куском жирного земельного пирога…
Использовать его безо всякого остатка, ну а затем и раздавить в самую пыль!
А почему бы и нет, коль скоро довольно многие представители духовной элиты некой средневековой державы живут фактически на белых и перистых облаках.
Ну а зиждилось все - это на одном лишь незыблемом постаменте всего того, что само воздействие на российские умы гигантов общемировой мысли было буквально-то, как есть чисто же ужасающим.
Философ Бердяев вовсе не зря назвал Льва Толстого злым гением России, да и другие писатели тоже между тем были, скажем, так не сильно хоть сколько-то лучше.
Лев Толстой, Чехов, да и Достоевский, плетясь где-то совсем в хвосте широких общественных настроений, более чем явственно подточили все главные основы общества, и близко не ведавшего тех границ, где внутренняя свобода единовременно переходит в то самое неистовое охаивание буквально всего и вся.
18
Причем совсем незыблемо существует и этакий весьма немаловажный аспект, как самое безусловное закабаление людей, и без того имевших довольно смутное представление о буквально всяческой в этом мире житейской яви, тяжеловесными догмами вящей ирреальности, в которой им всегдашне хотелось бы жить, истинно невзначай всею душой обитать.
Более того, чего там греха таить, они и впрямь-то как есть устремились взять бы, да с иголочки наскоро подогнать под все те до чего давно ими из сущего ничего позаимствованные философские постулаты, весь тот, как он вообще ныне есть бестрепетно и повседневно же существующий порядок вещей.
И в этом им сколь всерьез подсобили именно люди, совсем безоглядно и безответственно раз и навсегда сходу отвернувшиеся от всех тех и поныне в точно том виде существующих исключительно так крайне никчемных реалий.
И ведь вполне полноценно на деле познав всю их гиблость (для духа), серость и полнейшую историческую неизменность некоторые возвышенные личности и впрямь порешили наспех проборонить старый огород новыми более острыми граблями…
Правда, слишком при всем том были они необычайно далеки от какого-либо более-менее верного понимания, что как есть, до конца нерадиво взяли они никак не тот для всего того явственно неподходящий инструмент.
Ну а может, им и было чисто уж все равно чего - это именно в сырую землю могучей силой разом так сходу воткнуть.
Тот же Лев Толстой, обретаясь у себя в том и вправду им всем сердцем любимом имении, совсем погряз в форменном прекраснодушии, а значит и отображение им людского быта в сколь многих его бессмертных произведениях, при всем их общемировом значении и великих литературных достоинствах, совершенно уж никак небезвредно.
19
Причем поболее всего - это было существенно как раз-таки для читательского восприятия именно тех людей, которые попросту уж вовсе ведь не умеют четко провести на редкость конкретную межу промеж благой творческой фантазией и порою сколь беспримерно суровою реальной жизнью.
И это именно, поскольку в душе неисчислимо многих российских интеллигентов возвышенное литературное творчество стало занимать до некоторой вот степени… излишне уж чересчур главенствующее место.
И ведь не только в виде задушевных изысканий человека, явно старающегося всею душою соприкоснуться с чудесным миром прекрасного, но и создавая всяческие красочные миражи, в той откровенно простейшей и серой обыденности совсем беззастенчиво вытесняя сиюминутные реалистичные картины жизни, довольно-то надуманным миром исключительно светлых и самых бесподобнейших о ней смелых фантазий.
И, конечно, во всем этом не было бы той по-настоящему большой беды, кабы ни зло, прекрасно умеющее мимикрировать и весьма старательно подделываться под то сколь белокрыло светлое и всеми нами извечно желаемое благо.
Дикая гниль бесчеловечно подлой задушевной корысти при подобных делах всячески так радостно объявляет именно что своими цели излишне чересчур доверчивого добра.
И до чего свирепо при всем том их враз извращая… и впрямь-то попросту доводя всю ситуацию именно как раз до того невообразимо безумного радикализма.
И уж как раз в самой невообразимой спешке, сходу вооружившись никак не в меру прямодушными либеральными принципами…
Причем те самые считай первоначальные их носители раз, и навсегда перестают чего-либо этакое сладкое щебетать о наиболее величайшем во всем этом подлунном мире и вправду распрекрасном грядущем, только лишь оказавшись всею своею главою, как говорится, разом на плахе…
Ну, а за тем дело вовсе не станет, ну а пассивное большинство, как варилось оно в своем собственном соку, так и далее будет оно именно в нем и впрямь бессловесно вариться…
20
И, конечно, все это совсем нетипично для всех тех необычайно же мощных духом и телом и впрямь наиболее достойных людей.
Однако, сколь то безнадежно же плохо, когда они, кроме самих себя, ну совсем ничегошеньки нигде и никак явно не примечают.
А к тому же ничего и знать не знают, да и попросту не признают за хоть сколько-то достойный всякого уважения настоящий авторитет.
Это и приводит порою к тем чудовищно трагичным ошибкам при буквально любой попытке прийти к той более-менее взвешенной и здравой оценке всего того вокруг них буднично и никак небеспричинно исстари происходящего.
Ну, а от чего-либо подобного было не более чем два самых коротких шага, чтобы сходу затем уж податься в то весьма подобострастное услужение ко всем тем сурово нахмуренным бровями холуям безумно запутанной и воинственно тупой идеологии.
Ее сторонники весьма яростно заявляли о всеобщей сплоченности и самой непримиримой борьбе во имя всеобщего торжества бесславной веры в то самое чисто так аляповатое и нелепое всеобщее счастье.
И уж в саму основу данного подхода ко всей общественной жизни легли именно те ничем несгибаемо верные интеллигентские принципы, совсем безотчетно основанные именно что на самой ярой бескомпромиссности и суровой прямолинейности.
Хотя, между прочим, всей той никак не спешащей изменяться обыденности еще изначально было свойственно, то до чего вот именно глобальное несоответствие наскоро надуманным о ней всяческим красивым мыслям, в основе которых был заранее положен сущий каприз безропотного благоволения бравым чаяниям всего своего безнадежно же аналитически самосозерцательного и однобокого ума.
А между тем, как правило, он разве что только еще послужит самой неотъемлемой первопричиной для всей той несколько чрезмерной чистоты никак не замаранных в мелких житейских коллизиях дланей.
Ну, а точно также он явственно же приведет и ко всем тем неимоверно всеядным ласковым ожиданиям неких самых скорых и до чего благих перемен.
21
А главное, сколь непомерно высокая цена всей той изумительно благостной восторженности в цепях немыслимо сладостных ожиданий и будет весьма вот немыслимо крайне же ужасной.
А все потому, что нечто подобное сходу приводит разве что к сущей расхалаженности душ людей, видящих одни лишь книжные образы вместо тех более-менее хоть как-либо доподлинных реалий жизни.
В том ярком и светлом сне калейдоскопа радужных иллюзий можно будет вовсе так безбедно прожить и всю свою жизнь, и это чье-то считай уж полностью личное дело.
Но когда подобного рода людей среди работников умственного труда в каком-либо обществе становится явно не в меру, слишком много ничуть не следует, затем удивляться, что суровые будни житейского быта вполне еще станут не очень-то бледной копией дантовского ада, а еще и отнюдь никак не на белой бумаге.
Хотя то, конечно, уж чистая правда, что совсем ни у кого при всем том не было каких-либо злых намерений и те люди, что бороздили просторы литературной вселенной, в поисках идеалов хотели только добра и света, причем сразу для всех, а не одних исключительно лишь себя лично.
Они и впрямь всею душой хотели приблизить свет и отбросить тени тьмы, да только для этого надобно вполне настоящее умение, а не одно большое и более чем целеустремленное к тому желание.
Страстно желаемое, растравливая воображение некую сладкую цель и близко так явно не приближает, а только делает ее значительно более заманчивой…
И именно нечто подобное и порождает всевозможные интуитивные ожидания неких грядущих благ, что сколь непременно ждут впереди всех тех, кто будет до чего безудержно и радостно упиваться светом ярчайших и лучезарных истин, довольно-то малодоступно отображенных в фолиантах всевозможной красочной и сухопарой философской литературы.
Причем слишком уж в ее чертовых дебрях довольно-то многовато весьма ведь различных и крайне извилистых подходов ко всей той на редкость обыденно существующей и исключительно подчас чрезвычайно суровой действительности.
И главное, никакие философские течения самое основное русло жизни нисколько не изменят, а только лишь и могут они устроить на его пути плотины и запруды, мешая ему течь своим совершенно нормальным путем.
Да и явно веет от всех тех пресных и сухих философских постулатов именно тем еще сладковатым душком смерти всякой той кое-кому в конец уж опостылевшей естественности, поскольку в книгах некоторых (далеко не всех) авторов, безусловно, преобладает сущий елей самой безыскусно вычурной искусственности.
А, кроме того, в некоторых книгах обязательно присутствуют, никак небезобидные элементы сколь откровенно так неистовой жажды, что весьма яростно алчет, всяческих и всевозможных буквально-то всепожирающих перемен к чему-либо сказочно наилучшему.
22
А между тем, та безукоризненно настоящая горькая правда всецело заключена именно в том, что для непомерно огромного грядущего счастья человечества было бы действительно вот нужно никак ничего того лишнего совсем не измышлять, а преспокойно жить, да поживать во всем по старинке.
То есть именно как оно и было до того безмерно так огненно революционного начала всего того 20-го века…
Причем разве вот кто-либо в ту еще дореволюционную, идиллически пресыщенную благими ожиданиями эпоху и в мыслях своих хоть сколько-то постарался по мере сил обуздать все те на редкость откровенно нелепейшие фантазии?
Ну, так, а заодно вместе с тем вполне ведь следовало до чего деятельно заняться более-менее реалистическим переосмыслением самых обыденных нужд, полностью как есть относительно нового индустриально развитого общества.
Причем если уж и впрямь усовершенствовать вконец заржавленный механизм государственного обустройства, то только лишь руководствуясь при этом логическими принципами, как есть напрямую связанными с логическими цепочками, выстраиваемыми самой жизнью, а не чисто издали пристроенными к ней всякими там философскими постулатами.
А то слишком уж много и весьма неуемно фантазируя, вполне вот возможно будет разом так воссоздать все те истинно давнишние и стародавние средневековые грезы о некоем том лишь некогда затем некогда грядущем рае.
А между тем те самые ослепительно яркие и чисто мифические реалии всего-то, что совсем ведь беспочвенно были притянуты чисто за уши ко всем тем на редкость колоритным и конкретным планам буквально же всеобщего последующего развития ныне существующего общества.
И внешне при всем том оно может выглядеть на удивление красиво, но чисто показная величественность запросто может лишь поболее подчеркивать всю убогость и аморфность чьих-то бравых планов, искрометно построенных на быстро уж высыхавшем на солнце песке…
Причем первоосновой всему тут был именно тот так и изрыгаемый из сколь многих уст воинственный нигилизм столь вот откровенно при этом подкапывающейся под саму основу основ донельзя неприглядно и по сей день точно также существующей современности.
ДА И ТО ОТЧАЯННО БЕССЛАВНОЕ ЕЕ ОКУЧИВАНИЕ ВОСТОРЖЕННЫМИ ДИФИРАМБАМИ ПО ПОВОДУ ГРЯДУЩЕГО КОНЦА ВСЕЙ ТОЙ И БЕЗ ТОГО ДАВНО УЖ ВКОНЕЦ СГНИВШЕЙ ПЛЕСЕНИ ВСЕГО ТОГО КРАЙНЕ ГИБЛОГО ЖЕ МИНУВШЕГО…
И главное, в том самом подвально сыром и темном сталинском грядущем, данным идейно верным намерениям и впрямь еще будет разом уделено довольно-то пристальное внимание со стороны тех, кто полноправно захочет разом захомутать массы при помощи сладковатой на вкус, но очень уж горькой по всем плодам своим, донельзя осатанелой атеистической идеологии.
23
Причем уж, конечно, самое подробное обсуждение весьма впечатляющих перспектив лучшей жизни сколь неотъемлемо важно и исключительно многим еще поистине нужно.
Однако при этом должно было чему-либо подобному происходить никак не на почве совсем беспримерно ярого отрицания всего того доселе ведь некогда бывшего в прошлом.
Ну а тот новый дом для всего общества и за целый век никак не построишь, а потому только и остается, что всеми силами разом укреплять стропила всего того доселе бывшего старого дома, а никак не расшатывать их еще больше на диком ветру никем нежданных перемен.
Однако для всяких тех безумно ярых либералов был вполне же чудовищно оскорбителен, сам как он есть факт того, что то древнее и крайне на редкость в чьих-либо глазах весьма обветшалое здание векового самодержавия и по сей день почему-то совсем нелепо и неправо все еще безбедно разом вот существует.
И нечто подобное явно их доводило, считай, что до белого же каления.
Они хотели света и разума, но дождались разве что тех уж самых серых времен лютой тьмы и всевластия тупой силы и крайне так осатанелого невежества.
А между тем той нынче раз и навсегда канувшей в лету Российской империи до тех сколь доподлинно лучистых дней было некогда и близко-то совсем недалеко.
И надобно было разве что только-то и всего, весьма благоразумно и трезво взявшись за дело никак не наспех со временем улучшить жизнь всего того именно так ныне существующего общества.
Однако чего-либо подобного тому было бы вовсе ведь не достичь путем самой же скорой и отвратительно насильственной смерти всех тех нисколько неординарных людей, что и вправду более чем выгодно отличались от серой и гомогенной массы почти безынициативных обывателей.
Всякая толпа она не только сера и стадна, но и полностью никчемна в каком-либо том или ином интеллектуальном смысле и все ее мышление полностью первобытно, а потому и заря новой краснознаменной эры могла носить один лишь тот сколь пламенно кровавый и крайне разрушительный характер.
Настоящий духовный прогресс может прийти с одним только тем чисто индивидуальным и всесторонним развитием личности каждого члена общества в отдельности, что и создаст со временем новый конгломерат сознания у всего населения какой-либо многомиллионной страны.
Ну а весело вывешивать новые знамена и заменять былые иконы лозунгами и портретами совершенно ничтожных вождей…
И разве от всего того действительно могла бы на деле хоть как-либо перемениться сама суть использования рычагов всего того еще издревле вполне же одинаково работающего управленческого механизма?
Ведь для того, чтобы он и вправду начал функционировать несколько иначе следовало приложить все силы ради лучшего просвещения народных масс, а никак не травить им душу сказками о лучшей доле после того как они и вправду мигом разом очнуться от своего векового сна.
То есть, вместо того чтобы более-менее прочувственно теребить массы восторженными прокламациями надо было их хоть как-либо еще научить вполне самостоятельно думать, а точно также и выводить тех самых считай отдельных его представителей из сущей тьмы на редкость беспросветного невежества.
Однако нечто подобное кое-кому было и близко вот попросту не с руки, раз эти люди и мысли не допускали о том, чтобы хоть как-либо принимать во внимание всю тяжесть вериг того самого и поныне совсем недалекого крепостного прошлого.
И как уж то вообще может быть иначе, коли такие деятели хотят буквально всего сразу и до чего незамедлительно…
И скорее всего, тот наиболее верный путь, вполне разумного и планомерного развития ярких индивидуальностей, а также еще и никак не глубокого взрыхления почвы пустоголового невежества плугом знаний самых азов науки был ведь ни в едином глазу попросту не для них.
Потому как подобного рода просветителям широких народных масс чего-либо ожидать было, и близко-то явно вовсе невмоготу, поскольку мыслили они, да и по сею пору, только-то и мыслят лишь о неких великих благах совсем иного грядущего.
И при всем том они и впрямь радостно втягивают носом ароматы очаровательно светлого и чисто абстрактно сколь лучезарного же бытия, до которого, как оказывается ныне, ну совсем считай так рукой подать.
А все это между тем и вправду некогда подтачивало свет и тепло внутри всякого никак не изощренного в каком-либо абстрактном мышлении на редкость уж незамысловато простецкого человеческого естества.
Ну а тот поистине достойный выход для каких-то вполне искренних людских эмоций тут будет именно явно уж только один.
Причем как есть, сходу разом окажется, до чего еще разрушительна, вся его более чем зачумлено чудовищная суть.
Ну а сколь безвылазно ждать чего-либо на редкость иного самый напрасный же труд.
Но у кого-то при этом так и ощущается в груди дикое стеснение из-за весьма суровой безысходности нынешней жизни.
Ну а как раз потому только и требуется найти же силы для самого спешного грядущего раскрепощения безмерно великих масс трудового народа.
Причем и поныне именно то крайне болезнетворное ощущение из-за всего того социального неравенства и нагнетает все то от века более чем беспросветно темное, что совсем неприметно ютилось на самом краю всего того самыми повседневными мыслями только и существующего всякого того или иного нынешнего общества…
И это как раз-таки оно сладостно соблазнившись ароматом скороспелого добра весьма скорехонько в самый удобный для того момент исключительно же спешно и выползет из тьмы времен на весь Божий свет.
Причем те простые люди столь самозабвенно ожидающие манны небесной после того как яркие лучи книжных истин действительно прольются на скатерть-самобранку крайне непритязательной обыденности могут и не понять, что насильственная смерть несветлого минувшего всегда подразумевает рождение настоящего ада.
И этакий кромешный ад затем уж затмит все те ужасы, когда-либо ранее имевшие место в том или ином уже случившемся прошлом.
Однако нечто подобное было бы вовсе вот невообразимо сложно доказать даже и тем людям позапрошлого века у которых душа находилась в сердце, а не вконец воспалившейся слепой кишке.
А впрочем, буквально все господа идеалисты были пламенно восторженны и бескомпромиссно фанатичны.
То есть, были они вполне разом готовы к любым лишениям народа во имя воплощения в жизнь суровых планов до чего еще спешного и донельзя неотложного преобразования всего ведь того тогда существующего общества.
Тем более что уж внутри всего своего совсем непритязательного «я» и по сей день их потомки и близко так пока не расстались со всеми теми сколь давнишними идеалами чисто средневекового рыцарства.
Однако в эти наши новые времена надо бы брать на щит никак не идею, а сколь весьма разносторонние знания и именно идея народного просвещения и есть главный козырь в борьбе за всеобщее народное счастье.
А под эгидой отчаянно свирепого уничтожения всего того навеки ныне проклятого прошлого как раз-таки его и будет легче ведь всего затем, сходу же восстановить, да еще и в самом наихудшем виде и форме.
Причем слепой энтузиазм серых масс лучше всего будет подогревать, именно при помощи воззваний сотворить же чудо враз отменив все лихие беды в поту и крови доселе минувшего…
Ну а то, как оно есть совсем уж иное грядущее и вправду с собой принесет весьма беззаботную радость и свет, вполне верно рассевающий всякую былую тьму, да только весь тот архиважный вопрос уж для кого это именно?
И понятное дело, что и впрямь занялись все те злосчастные недруги всякого векового зла самым бесславным делом сущего сожжения, считай уж дотла даже и самих мелких следов всякого того еще недавнего прошлого.
А между тем его и близко нельзя уничтожить не раздавив при этом в кровавую жижу все то, что до того наживалось потом и кровью продуманного воспитания многих и многих поколений тех людей, которые жили в достойной вере не призывающей ненавидеть целые сословия людей за одно их никак не пролетарское происхождение.
А тут значится, все то, что доселе и впрямь было безупречно святым, разом ведь стало совсем уж никак никому явно ненужным хламом всякой той ныне полностью былой истории.
Но историю вовсе нельзя попросту так отменить и начать заново, а можно разве что ее до чего спешно направить по несколько иному маршруту.
И вот за тем откровенно пышущим суровою силою паровозом с красными знаменами напыщенно помпезной идеи более чем неизменно шел же состав насуплено сытой тупости, что и впрямь тогда сколь еще весело обреталась в вечно полуголодной и в мирное время стране.
24
И одной из наиболее основных причин, почему со страшным скрежетом некогда произошел поворот в кровавую бездну почти бездонного социального зла, автор считает сущую же упоенность веры весьма многих наивных людей, что действительно всем сердцем поверили в реальную возможность в единый миг сделать некую сказку вполне объективно осязаемой житейской былью.
А между тем всякие праздные фантазии подобного рода только лишь предают самого резвого ускорения ужасному падению назад в сущую дикую первобытность, а потому и совершенно неизбежны были ныне всяческие те весьма вот обильные человеческие жертвоприношения.
И дело тут никак не в том, что всякие логические построения всею силою своего крайне однобокого ума сколь кособоко сцепленные в некую единую цепочку в той ведь бессмысленной же попытке самой спешной переделки всего того ныне имеющегося мироздания абсолютно так вовсе излишни.
Даже и людям на редкость ограниченным никак не грех время от времени подключаться к жаркому обсуждению принципов вполне разумного усовершенствования всего окружающего их общества.
И всегдашне вот нечто подобное будет жизненно важно, да и вообще между тем исключительно ведь более чем разом всецело же необходимо.
Да только ту до чего невзрачно и одноцветно серую толпу при всем том вполне разом следовало бы явно оставить полностью в стороне от всего того весьма глубокомысленного переосмысления разве что лишь некогда затем еще грядущего иного бытия.
И право уж, кто - это будет с тем вообще, собственно, спорить, без тени сомнения всякое то безупречно разумное приспособление к обыденной практике бытия всех тех незыблемо простецких истин безо всяческих (никак неидеалистических) словесных баталий в их честь нигде и никогда попросту вовсе так никак не бывает.
Однако при всем том те, куда поболее цивилизованные нормы в весьма твердых рамках донельзя стародавней Российской империи вполне ведь следовало прививать никак не наскоро, а взвешенно, и очень даже многоступенчато и ясное дело, что безо всяких резких рывков.
А то от всех тех чисто утопических намерений во всем родном отчестве истинно же наилучшей жизни для всего народа и близко попросту вот явно никак не прибавиться.
Скорее наоборот - именно благодаря им и растекутся по всей стране широкие и глубокие кровавые лужи.
Причем, самое ведь бесправное пролитие невинной людской крови будет сколь еще повсеместно же осуществляться как раз-таки во имя более чем неистово деятельного и последовательного умерщвления всего того навеки проклятущего несветлого прошлого.
То есть, все эти дела отныне будут весьма воинственно и безысходно совершаться разве что ради сущего приближения грядущего прихода царствия добра и света, правда, на одних лишь вовсе безликих и праздных словах.
25
И этакого рода беспутные действия разом же обернулись одним лишь вполне бессмысленным и ожесточенно массовым людским самосудом.
Да еще и был он всецело осуществлен никак не над неким тем чисто же пресловутым темным прошлым, а именно над всем тем истинно светлым грядущим, коему без каких-либо вот на деле сознательных усилий в этот мир и близко вовсе никак затем не прийти…
И наиболее главной целью всех тех сколь искрометных перемен будет именно то весьма планомерное насаждение одной лишь той исключительно бескрайней духовной и физической нищеты…
Причем царство слепого невежества, а также елейного, юлящего, а порою и раболепствующе заискивающего хамства – это и есть то, что могли наскоро возвести на трон доселе безмолвные массы простого народа громогласно вооружившись, незыблемой верой в то, что человеческую природу можно будет запросто переиначить, начисто разрушив весь неимоверно подлый гнет собственнического угнетения…
А между тем всякая людская суть полностью незыблема, и ее могут изменить одни лишь довольно-таки долгие тысячелетия плавного, и вполне продуманного, как и безропотно же во всем донельзя примиренческого уравновешивания между обычной жизнью и сколь блестяще красочными о ней мечтаниями.
Ну, а чудовищно взрывными темпами уж буквально все безотчетно круша, а, никак и близко не возводя чертоги, той самой мнимо будто бы и впрямь наилучшей жизни можно было разве что всецело добиться одного того самого незамедлительного угасания тех истинно доподлинных очагов всяческой настоящей культуры.
Причем уж, весьма размеренно шагая и шагая строго вперед, а еще и сея при всем том семена знаний, а не только самого бессмысленно пустопорожнего и на редкость безнадежно речистого словоблудия и можно было со временем сходу добиться весьма этак обширного благоденствия всех тех от века совсем непоправимо обездоленных рабочих масс.
И никак иначе и нельзя прийти к той несколько лучшей общественной жизни, поскольку тот другой значительно во всем поболее простой путь явно чреват одним лишь резким откатом назад в темень и грязь давно уж будто бы разом ныне минувшего.
Да еще и сколь приумножаться тогда все его былые беды став подчас вдесятеро тяжелее всего того, что было когда-либо только доселе уж прежде.
И вот от всего того до чего самодовольно благодушного революционного гуманизма остались затем одни великие горы совершенно безымянных трупов.
Ну, а коли кто-либо весьма слащаво и задушевно думает совершенно иначе, то он явный приверженец именно тех нисколько нелепых веяний, что в прошлом и стали одной из первопричин как раз того, что бессмысленный и беспощадный российский бунт и был всецело оседлан насквозь ядовитыми духом и мыслью безнравственными прохиндеями.
А чего иного тут можно было ожидать раз в том фактическом же преддверье новоявленной революционной эры, все то просвещенное российское общество буквально вдоволь обильно пропиталось бликами чудесного грядущего, которому непременно должно было, собственно, попросту быть и никаких гвоздей.
И главное все, вконец отстраненные от всяческой седой, как лунь действительности сладкие грезы низменно зиждились, прежде всего, на том, что буквально всем тогда стало как штык безукоризненно ясно, что где-либо далеко-далеко впереди вот-вот и забрезжит свет чего-либо нового, но заря это или закат - на глаз было не определить.
Однако сколь неизменно хочется верить во что-либо изумительно славное, вечное и доброе, да только та самая весьма безотчетная вера довольно-таки многих людей подчас еще затем и погубит.
И все это разве что лишь потому, что хотя без нее вовсе никак явно нельзя, но надобно напрягать ум, а не всего-то, что безотчетно во что-либо беспочвенное наспех так верить.
А, кроме того, никак не надо бы хоть как-то стесняться, сходу разом жестко схлестнуться в ярой борьбе со всеми теми, кто бездумно топчет и топчет ногами новое, исподволь вытравливая весь его дух из тех самых ныне имеющихся великих общественных начинаний.
Да и вот всякая подобного рода борьба должна была вестись никак не со всеми теми сколь слащаво восторженными мыслями, буквально все, то черное сходу укутывающими в розовые одежды праздно блеклых надежд.
Этот мир к чему-либо самому наилучшему если и будет возможно некогда более чем надежно изменить, то, вовсе-то ничего подобного совсем не удастся осуществить, пройдясь кувалдой по черепам злых угнетателей, даже если и будет она весьма ответственно находиться в чьих-либо мозолистых же руках…
Да и наскоро соорудить из всей той нынешней общественной пирамиды нечто исключительно новое будет явно, считай ведь никак невозможно…
Ну а медленно и упорно возводить нечто стоящее определения, куда только поболее лучшей обители для всего ныне существующего общества будет совсем никак не по силам безо всякой солидной же помощи со стороны тех людей, что попросту напрочь отказывались даже и немного занозить свои холенные и нежные руки.
А им между тем действительно стоило на деле вдумчиво укреплять совсем уж никак не струганые балки до чего только грубого общественного быта.
Да только тот им и по сей день кажется, доверху переполненным исключительно разной и самой отъявленной скверной, к которой их души никак не могли бы соприкоснуться, весьма безнадежно, не перепачкавшись в том, в чем им извозиться было вовсе нельзя, сохранив главные свои духовные черты.
26
Люди, чей разум сколь еще всеобъемлюще затмевают всяческие ласковые чувства, мыслят до чего только пока совсем однобоко.
Их самой явной прерогативой становится немыслимо возвышенная над всем плотски низменным, безукоризненно, чистая, словно бы слеза младенца, сущая же голая правда.
И она и впрямь полностью обволакивает буквально все на этом свете, где-либо и когда-либо собственно происходившее, до чего принципиально вязкими тенетами односторонне мыслящей полуслепой правоты.
Однако правда та была урезанная и строго дозированная, а потому и являлась она самым наихудшим из всех где-либо существующих видов сколь еще ласково порою очаровывающей светлые души лжи.
И внутри изумительно чистой от какой-либо грязи жизни пресловуто же, как есть единственной правды буквально все было создано, дабы в том до чего стерильно чистом уголке многих душ так и горел и горел огонек на редкость самодостаточного, да и весьма многообразно разносторонне сладострастного самообмана.
А впрочем, как-никак и сами довольно же низменные стороны всех тех общественно полезных истин для некоторых людей попросту не существуют уж полностью вообще.
И это как раз-таки сколь усердное сокрытие их от всякого более-менее полноценного внешнего же света зачастую и дозволяет некоторым слащавым интеллигентам всячески сохранять свои по-детски нежные ручки в той-то исключительно девственной чистоте.
А между тем без чьего-либо в этаком деле и впрямь-то прямого участия воз вековой разобщенности и коррупции было бы никак с места явно не сдвинуть…
И кое-кому явно следовало гораздо поменее ерничать по поводу всей той чисто уж многовековой российской отсталости от всех тех издревле еще необычайно благих общеевропейских стандартов, да вот зато значительно поболее при всем том всячески выпрямлять согбенный стан своего народа своей-то собственной к нему между тем и впрямь-то вполне естественной близостью.
Ибо как раз в чем-либо подобном и была весьма уж неизменно заключена историческая функция буквально-то во всем этом мире славной духом интеллигенции.
И это именно отчасти из-за той извечной же безудержно прекраснодушной болтологии и завелись на теле страны всяческие сибирские язвы лагерей того еще самого злосчастного сталинского ГУЛАГА.
27
О да, конечно, от того самого прямого соприкосновения со всем тем отчаянно грязным общественным бытом, чьи-то нежные руки в единый миг станут никак не столь безукоризненно чистыми.
Ну а заодно и доведется им тогда оказаться сколь неприглядно и неприязненно мозолистыми, зато душа будет дышать тем же воздухом, что и весь остальной честной народ.
Ну, а чтобы и впрямь до чего только постепенно так добиться всего того, о чем писал Иван Ефремов в его романе «Лезвие Бритвы», и нужно было никак не бояться по временам хотя бы и немного, но посильно якшаться со всяческого рода дурно пахнущим сбродом.
Поскольку это как раз вот, всячески проливая в грязные и низменные души яркий свет всяческих духовных благ и можно будет со временем получить весьма достойные всходы, потому что люди невежественные никак не закрыты, они только не развиты, а это дело вполне поправимое.
Хотя как-никак, а на деле взойти в них могут одни лишь, и только семена сколь же довольно практического и прагматичного познания…
А потому и забивать им мозги всяческими заумными социальными теориями попросту тот еще на редкость мартышкин труд!
Они и вправду люди разболтанные и неорганизованные и их кое-кому действительно, пожалуй, явно так хочется до чего только разом полностью переделать на какой-либо несколько лучший и более благой лад.
Ну а как раз для того, мол, и надобна та самая некая социальная программа будто бы и впрямь полноценно способная довольно-то слаженно и верно во всем поспособствовать всякому истинно наилучшему обустройству людского быта путем полного выравнивания самых различных категорий людей под одну же гребенку.
А между тем именно подобным путем и уничтожаются полностью раз и навсегда, стираясь в труху всякая доподлинная творческая инициатива, а также и тот всецело настоящий никак непоказной энтузиазм.
И как оно само собой затем ведь и получается, уж вместо того вдумчивого лечения страшных общественных язв кое-кто и по сей день только и занят одной лишь мудрой заботой мысленного выравнивания, всех тех чисто всегдашних неровностей социальной почвы.
А между тем подобного рода прокрустово ложе только и может, что уложить все человечество в одну ту большую братскую могилу.
А ради того вполне ныне заслуженного родом людским весьма полноценного же прихода самых наилучших дней всеобщего людского грядущего на самом-то деле надо было всячески воевать никак не с темным прошлым, а именно с тем нисколько так совсем несветлым нынешним настоящим.
Да вот, однако, никому уж явно не следовало со всем тем эпическим упоением до чего грозно сражаться с химерой некого грубого социального неравенства, а только лишь с главным бичом всякого государства взяточничеством, кумовством и коррупцией.
Хотя, конечно, безо всякой на то особой причины лезть во всякую изначально черную грязь никому и близко негоже, а в особенности во все те самые обыденные часы ничем и никак не потревоженного житейского существования.
28
Однако весьма вот усердно всячески подгонять к свету высших истин всех тех, кто живет в скверне донельзя житейской своей низкопробной непритязательности, явно при этом еще и простецки наслаждаясь крайне незатейливым своим существованием, попросту уж и близко дело вовсе ведь никак попросту непристойное.
Нет, сначала надо было хоть сколько-то посильно выйти за узкие рамки своего довольно ограниченного кругозора, и тогда, может, и удалось бы кое-кому чисто житейски понять всех тех, кто жил, до чего жестко так находясь в суровых тисках весьма стародавнего примитивного быта.
Ну, а столь беспрестанно сюсюкать и кудахтать о той явно не в меру безрадостной народной доле, а еще и сколь еще громогласно при всем том воздыхать, что народ, мол, до сих самых пор все это безропотно терпит и молчит…
Нет, именно в том и есть чего-либо как раз оттого бездумного же взбаламучивания той самой, хотя и не бездонной, однако немыслимо при всем том безнадежно так отвратительной обывательской лужи.
И как есть, считай заранее оно более-менее ясно, что уж всем тем крайне негативным результатом этаких благих и праздных бесед и станет чудовищное беззаконие на многие десятилетия затем обредшее статус самого полноправного хозяина всех земель и недр.
Ну а точно также Сталин был вполне полноправным владельцем буквально всякого «людского материала», где-либо только вообще уж еще проживающего в пределах шестой части суши.
Однако может быть те почти бесцветные серые массы именно что при помощи чудодейственного омовения в самые недра всего того, как и понятно проникновенно сладостного и сияюще доброго, в конце концов, и сумеют переменить всю доселе имевшуюся в них обыденную обеспокоенность на те ничем непобедимые, извечно возвышенные идеалы?
Может быть, со временем - да!
Только, не все ли едино, на данный момент времени всю безыскусную естественность грязного мещанского быта нисколько не вытравишь той самой безумно благоухающей фиалками прекраснодушной искусственностью.
А между тем все лучшее в людях надо бы именно до чего старательно воспитывать, а вовсе не вытравливать все из них злое добела раскаленным железом.
29
А, кроме того, и нисколько не следует им беспрестанно лить за ворот всевозможнейшие дифирамбы обо всем том крайне утонченном и безмерно возвышенном, поскольку внутри его подчас наиболее главной блаженной сути зачастую слишком много всего того чисто аморфного и искусственного, а не этакого искусно приподнятого над всем вполне обыденно нас окружающим.
И вот чего еще можно бы привести в качестве самого наглядного подтверждения ко всему тому ранее вышесказанному.
Иван Ефремов, «Лезвие Бритвы»:
«Самый великий подвиг искусства - вырвать прекрасное из жизни, подчас враждебной, хмурой и некрасивой, вложить гигантский труд в создание подлинной, безусловной, каждому понятной, каждого возвышающей красоты. Мало этого, тебе придется бороться со все распространяющимся влиянием бездельников, думающих ловким трюком, фокусом, удивляющей безвкусных глупцов выдумкой подменить настоящее искусство. Они будут отвергать твои искания, глумиться над твоим идеалом. Сами не способные на подвижнический труд настоящего художника, они будут каждый найденный ими прием, отдельное сочетание двух красок, набор мазков или удачно найденную светотень объявлять открытием, называть элементом мира, не понимая, что в нашем ощущении природы и жизни нет ничего простого. Что везде и во всем сложнейший узор ткани Майи, что наше чувство красоты уходит в глубину сотен прошедших тысячелетий, в которых формировалась душа человека! Отразить эту сложность может лишь подлинное искусство через великий труд».
30
И вот это как раз во имя того, дабы затем никак не оказался он во всем том своем конечном итоге совсем же нелепо сизифовым, и нужно было суметь сделаться несколько ближе ко всему тому, что, безусловно, снизу-доверху перепачкано вековой грязью своей неумытости, а именно к самому сердцу бескрайне простого народа.
Однако при всем том было бы крайне необходимо всячески же стремиться, нисколько при этом не вздыбливать слепые от рождения массы куда-то вверх так и нагнетая весь тот никак небеспричинный народный гнев.
Нет, безупречно полезным тут было бы, разве что иногда при самой первой возможности, к нему посильно спускаясь до чего уж ответственно становиться с ним на одну, собственно, ногу.
Да только при всем том, и близко не отдавливая ему его нижние конечности во имя любых самых добрейших же помыслов, а также и довольно-то на редкость тускло светлых идеалов.
И вполне еще надо бы весьма сходу верно признать, что ничего сразу во всей этой жизни к чему-либо лучшему вовсе-то никогда попросту совсем этак вот явно не менялось.
Путь доподлинно же полезного преобразования общества был и будет бескрайне долог и крайне тяжел, а главное всяческие праздные и сытые речи можно сказать его лишь значительнее удлиняют.
Ну а именно тем до чего сходу разом отодвигаются вдаль ото всех этих наших нынешних реалий те пестрые и яркие мечты о некоем принципиально ведь совсем ином общественном бытии.
И кое-кто явно перепутал вполне же естественную жизнь и те чисто вот вовсе надуманные образы вымышленного мира некой благой фантазии…
ЕЕ грядущая мнимая бытность (то есть как раз-таки время и впрямь совсем ведь ненаглядной эпохи буквально всеобщего же неминуемого счастья) была на редкость обжигающе страстно верна и пламенна.
Ну а главное - и весьма и весьма определенно вся та сладострастная кутерьма была как есть, только-то разом нацелена на все, то сколь неизбежно лишь самое-самое истинно наилучшее.
31
Ну а грязное и былое бытие вполне ныне следовало попросту запросто же зарыть в той самой свежей могиле всего того лишь вчерашнего прошлого.
А между тем во имя доподлинно праведного приближения светлого будущего нужно было воевать никак не с необычайно длинными тенями страшных пережитков всего того ныне минувшего, а как раз-таки активно насаждая те самые архиважные саженцы, куда и впрямь поболее стоящих и истинно наилучших грядущих времен.
Ну, а во имя самого последовательного осуществления чего-либо подобного и нужно было до чего беспрестанно уж умело возиться в скверне и грязи, да и как то могло быть хоть сколько-то, вообще еще явно иначе?
То есть, было, как есть неотъемлемо важно и крайне потребно на деле приучиться, пусть иногда, да и то разве что вскользь никак небеспочвенно, а весьма надлежаще вполне чувственно соприкасаться со всем, тем жизненным сором - высочайшими сторонами всей своей безупречно утонченной духовности.
Поскольку коли уж будет вся духовная жизнь интеллектуальной элиты страны протекать как-либо совсем по-другому, то это как раз тогда весь сильнодействующий яд пропагандистки подсахаренной лжи и лести попросту сколь отчетливо сделает довольно-то многих культурных людей, самыми что ни на есть невольными прислужниками чьих-либо воинственно-собственнических интересов.
А они между тем всегда были полностью чужды всякому хоть сколько-то стоящему настоящему благосостоянию всего того неизменно так именно нищего российского народа.
Причем речь тут вовсе не идет о некоем временном, проходящем процессе, никак и близко совсем не затрагивающем нашу сегодняшнюю, современную эпоху.
Наше несветлое прошлое, словно в зеркале отображается в нашем теперешнем все еще явно столь невзрачном настоящем.
А потому и абсолютно нет в том ничего удивительного, что некоторые из наших современных представителей довольно-то весьма разнообразных творческих профессий с самой искренней, и, пожалуй, что несколько уж излишне подчеркнуто детской наивностью, до чего еще смущенно объясняют всю свою неимоверную востребованность сущей пошлостью и всем тем чудодейственно слащавым мраком.
Хотя все это на деле является самой элементарной же хитроумной уловкой, а именно не более чем низменным самообманом и совершенно того и близко нисколько не более.
32
А между тем абсолютно любой социальный заказ искусству может быть кем-либо вполне уж верно осуществлен разве что лишь в меру его истинной и самой безусловной продажности, а как-либо иначе ему никогда этак вовсе явно совсем не бывать.
Однако зачем - это он вообще мог кому-либо столь непременно как-никак, а на деле ведь разом сходу понадобиться?
А все дело тут именно в том, что бесхитростное упрощение жизни, следуя при этом наиболее удобному к тому изгибу, есть самое естественное продолжение повторения в области духовности тех ласковых удобств, что нам создает довольно-то быстро и легко уносящий нас вдаль от всякой простейшей естественности буквально-то вездесущий и всесильный технический прогресс.
33
Массам хлеба и зрелищ - это вполне уж полностью само собой разом понятно, а чего это тогда, значится, всем тем баловням судьбы патрициям?
А вот он и всецело верный ответ.
Технически подкованная, словно блоха мастера Левши, цивилизация, само собой, всенепременно потребует стиля, вовсе так никак и близко недоступного простым смертным, всем-то духом своим грозно ограждающего возвышенных чувствами и разумом интеллектуалов-патрициев от того искренне сколь откровенно презираемого ими плебса.
Причем явно еще найдутся и всякие те, кто со всем тем большим аппетитом, торжественно осуществят – этот самый до чего ныне насущный социальный заказ.
Уж как в области философии, бездушно отдалившейся от всех докучливых явей мира сего в некие изумительно отвлеченные от любых реалий жизни метафизические бредни, так и сводящиеся ко всяческим пространным разговорам о самой сущности вселенского бытия.
Ну а также надо бы тут упомянуть и ту весьма вот славно прикормленную властями политологии, что более чем самоуверенно превратила обман безмерно доверчивого народа в некий культ всегда единолично правого вождя.
Само же название его нынешней должности всякой той или иной ее сокровенной сути и близко ведь совсем не меняет, поскольку в России должность царя можно было вполне всерьез обозвать и должностью главного кучера.
Причем - это как раз при самом непосредственном посредстве ярких бликов далекого будущего и произошло возрождение всей той неимоверно дичайшей дикости.
Ну, так и самое главное все – это до чего сурово претворилось в жизнь именно в условиях отчаянно новых реалий века, что попросту стал эрой неимоверно доблестных открытий всяческих исключительно разнообразных способов буквально всеобщего нашего взаимоуничтожения.
И именно в том все тут дело, что донельзя помпезная имперская напыщенность всецело укрупняет амбициозность позиций бравых не умом, а силой своего привилегированного положения ярых господ от лихо вздернутой фуражки с околышем и пышных пампасов.
Да и гражданские руководители тоже весьма многозначительно почувствовали себя истинными властелинами мира, в котором они, пожалуй, так могут свершать большие поступки, однако если уж и будут они, затем ощущаться даже и сквозь миллионолетия, то вот окажется это одним лишь диким ощущением стыда и страха.
Причем яснее ясного, как и почему!
Наша планета имеет очень даже тонкую настройку, и мы ее во многом вполне уже реально нарушили, однако сделали – это разве что совсем невольно от глупости и жадности, а не по тому самому чудовищно злому умыслу.
И лучше бы нам и близко не доводить как раз до того, чтобы буквально весь этот мир действительно стал всецело пустым и на редкость пустынным…
Идеология слепой силы, делающая особо острыми когти хищных империй попросту нивелирует все человеческое внутри душ тех, кто принимает решения, никак не беря в расчет ничьи людские судьбы, а только лишь твердо определяя границы, за которые чужая подлость не должна перейти без спуска с цепи ядерной реакции.
Причем, поболее всего, подобному роду рассуждений могло бы поспособствовать как раз то самое явное превращение живых людей в безвольные винтики в машине сколь определенно созданной именно во имя построения государственного, а никак уж отныне нисколько не личностного и чисто человеческого счастья.
Причем счастье государственное было воплощено уж именно в том существе, что попросту ослепило собой и своим крайне-то низменным естеством все и вся в пределах его суверенного влияния и владычества.
Сталин стал ярчайшим символом славного отечества, но отечество при этом стало напоминать собой тюремную зону и все условия существования в ней при этом были вот до конца более чем вполне соответствующие.
И понятное дело, что никакой тюремный пахан, в качестве ярчайшего символа своей эпохи лучше ту как она есть всеобщую жизнь, точно ведь никак явно не сделает.
А все потому, что уж служит он разве что только самому себе и все время его правления он только лишь и потребует всяческих языческих обрядов и жертвоприношений.
Причем ему для всего этого и было как раз-таки и нужна именно людская, а не какая-либо животная кровь.
Но все - это некогда вот вдохновляло не одну разве что только лишь серую толпу…
Нет, точно также - это всецело вдохновляло и высоких духом и умом интеллектуалов, которые при этом сколь искренне верили в то, что руль политической власти ныне находится во вполне надежных руках.
А ведь во имя того, чтобы избавить народ от засилья тьмы, нужно было стать для него ярким светочем, греющим сердца, а не только уличным фонарем весьма уж отдаленно освещающим серым массам их крайне нелегкий жизненный путь.
Причем хоть как-либо вообще свершить нечто подобное будет попросту вовсе-то и невозможно без всего того крайне нечестивого своего соприкосновения с темными сторонами жизни, а именно всего того, что всячески вполне осознанно губит ростки всякого наилучшего же грядущего.
А еще данное соприкосновение должно было быть на редкость взвешенным, а также до самого уж чего-то нутра насквозь пронизывающим и здравым, поскольку главное - это никак не вобрать внутрь себя всякую ту крайне до чего непроглядную тьму.
Ну а чисто извне разглядывать чужую скверну можно с буквально считай вовсе-то самого уж малого расстояния.
И главное тут сдержанность и кротость пока нет ровно никакой необходимости по мере сил защищать свое честь и достоинство.
И вот еще что!
Страшнее зверя нет в природе, чем дикое и тупое людское невежество.
Именно оно враг прогресса, а не самодовольное чванство тех, кто весьма ведь значительно лучше в этой жизни вполне еще явно обустроен.
И вся наиболее страшная трагедия мира, в котором мы живем, заключена, прежде всего, в том, что нашлись ярые идеалисты, которые и впрямь попытались зажечь солнце гуманизма, совсем истребив тьму тьмущую всяких чисто абстрактных понятий вместе с теми, кто эти понятия само собой вполне отчетливо же олицетворял.
И простой народ по наивности своей всецело поверил этим кликушам яростно зовущих толпу сделаться самим себе вольными господами.
И те ничего и ни о чем несведущие граждане подошли к этому делу со всем, тем искренне так самым надлежащим же рвением.
Раз весьма многие из их числа все еще по старинке верили во всякие ныне совсем обветшалые идеалы и были они даже готовы вполне всерьез за них разом отдать свою жизнь.
И ясное дело, что тогда более чем сходу нашлось, кому самом-то должным же образом вдохновить их на этакие великие подвиги.
И сколь сердечно и пламенно бравые деятели беспардонно на редкость слащавой демагогии и занялись оголтелым кликушеством во имя построения общества древнего рабства в той самой беспардонно новой идеологической упаковке.
И разве то и близко никому никак непонятно, что враз тогда мигом еще отыщутся и впрямь чересчур прилизанные деятели «всеядного искусства», что довольно старательно вовсю затем обкормят серую толпу сладенькой и до чего непритязательно откровенной пошлостью.
А она крайне прилипчива и надо чтобы сменилась пара поколений, чтобы почти всем действительно стало ясно, что весь уж тот сколь еще долгий путь к всеобщему счастью он только одна самая нелепая видимость и никак того нисколько так явно не более.
Правда толпу можно всегда вдохновить и некими новыми лозунгами она ведь своим властителям всею душою неизменно же внемлет…
Причем пламенно революционна она или нет, будет зависеть только лишь от всего того нынешнего духа времени.
И вот если оно надо из одного пламени в иное полымя всегда уж людские невежественные массы можно разом сходу так смело толкнуть.
34
И сама доля искусства во всем том вполне успешном формировании нового образа сознания у всякого того чрезвычайно простого обывателя явно уж сколь еще весьма велика.
Причем никак не обязательно, чтобы оно всячески восхваляло всякие там немыслимые прелести нынче вот властвующей идеологии.
Раз этого никак подчас совсем и не требуется.
И все это потому, что если до чего славное искусство никак небезуспешно себя более чем откровенно продает или предназначается для одних исключительно избранных, то тогда из него никак не окажется затруднительным запросто вылепить некий тот довольно удобный для всякой той тоталитарной власти повседневно нужный ей инструмент.
И уж будет он предназначен именно для самого безмерного возвеличивания всей ее чудовищно мертвенной идеологии.
И, ясное дело, что никак тут было не обойтись без помощи талантливых художников, скульпторов и кинорежиссеров, поскольку это именно их труд максимально нагляден и прост для его и вправду действительно уж вполне максимально естественного всеобщего восприятия.
А между тем все эти духовные гиганты подчас до чего и впрямь безмятежно живут той самой несколько иной весьма вот отрешенной жизнью, нежели чем все другие боги Олимпа возвышенного искусства.
И это как раз-таки им смотрящим с его высокой вершины все те непомерные страдания масс иногда порою оказываются, бесконечно далеки и вовсе-то совсем никак не приметны.
Ну, а сие само собою подразумевает, что они могут более чем искренне создавать ту самую трафаретно-плакатную действительность.
Да еще и как раз именно в том самом виде и форме, в каковой то и вправду окажется сколь вполне вот удобным в их Богом забытой стране буквально-то всем в ней власть безнравственно предержащим.
35
А люди безмерно возвышенные пускай себе всласть наслаждаются всем тем чисто своим довольно-то малодоступным невежественным массам искусством.
Ну, а всякий простой народ при всем том еще и специально будут буквально-таки вдоволь обкармливать пошлостью ради самого извечного поддержания в обществе лишь разве что одного того вполне ведь устоявшегося состояния, при котором и существует то веками нисколько не изменяющееся повседневное расслоение…
Причем это вот, в сущности, и есть, собственно, то, что уж сегодня вот происходит в России.
Пошлость народу – это именно тот самый всеобъемлюще статный новый лозунг современного российского шоу-бизнеса.
И уж смотря исподлобья вертикально вверх на всю ту совсем безвольно воспарившую к сизым облакам интеллигенцию, чиновники от современной культуры так и потирают при всем том руки и сколь искренне они вполне самодовольны!
А между тем всему тому их успеху на данном поприще неизменно способствует как раз именно то обстоятельство, что российская интеллигенция буквально пресыщена своим собственным донельзя многогранным, но явно при всем том довольно же подслеповатым просвещением…
36
Однако все - это касаемо разве что лишь тех еще творцов отнюдь никак не массового искусства, кто в силу исключительно же эгоистичной своей элитарности на редкость малодоступен для всякого ведь понимания тем самым абсолютно «бескрылым большинством».
Ну а тех, кто видят этот мир как-либо во всем иначе, разве что явно вот всецело по-своему, но безо всякого при всем том излишне заумного оригинальничания, тоталитарное общество и близко никак не потерпит и планомерно затравит буквально изо всех своих сил.
И это разве что только именно в связи со сколь многократными пожеланиями трудящихся масс по отношению ко всем тем шагающим никак не в ногу (в искусстве) в прошлом и применялись по-своему и впрямь совсем вот никак непритязательно убедительные бульдозеры.
А то и был наиболее изрядно же наглядный аргумент в том самом безумно яростном споре, каким это именно, в принципе, и должно было ныне являться всему тому выдержанному в том еще должном духе сколь утопически оптимистическому социалистическому искусству.
37
Причем абстракция, как форма чересчур уж вширь и вкось непомерно раздавшегося истинно при этом отнюдь не всегда виртуозного творчества от всего этого и близко совсем не пострадала.
Нет скорее, наоборот именно благодаря этому она лишь поболее уж вознеслась на свой напрочь лишенный всяческой конкретной формы исключительно так вполне многогранный Парнас.
Хотя, в принципе, свое как есть довольно небольшое место под солнцем ему явно было еще от века бесспорно уж всецело как есть разом положено…
И произошло – это, собственно говоря, только лишь оттого, что американские политические деятели из неких своих невозмутимо трезвых и прагматичных, политических соображений столь решительно ей смело подставили свое до чего грубое капиталистическое плечо.
А между тем беззастенчивое вовлечение любого рода искусства в политические игры весьма вот неизменно будет чревато именно тем исключительно на редкость самым неприглядным его опошливанием, смешиванием с грязью…
То есть сатрап СССР и чужую культуру весьма основательно всячески извозил во всех тех сколь еще зловонных идеалистических нечистотах, а не одну лишь именно так только свою.
38
И кстати, безмерно ведь разом замарать великих людей, дабы они с ног и до головы увязли в сущей тине пошлых интриг или вообще утопить их в тюремной параше – то, как есть и было наиболее сладкой мечтой и впрямь до чего переразвитого тоталитаризма…
И если нисколько нельзя было (в свое время) считай на корню извести все доподлинно массовое искусство, раз от всего этого оно бы явно никак не в меру тогда разом бы захирело, то вот никак не давать ему увидеть мир, выйдя на тот еще широкий экран, собственно, и было проще простого.
Весьма талантливые фильмы клали на полку именно по этакому сколь тогдашне более чем распространенному главному, сугубо цензурному принципу.
И все, то безмерно тягостное вмешательство серой власти СССР в истинно великое духом творчество весьма вот явственно проистекало от одного полностью понятного его устремления, никак не допустить хоть какого-либо вовсе-то ему совсем не подотчетного отображения невероятно суровых реалий нынешнего железного духом века.
Нет, уж все их вполне должное проявление в большом и славном искусстве до чего неизменно должно было следовать одной той безупречно удобной начальствующему взору приглаженной наглядности во всех ее полностью сознательно извращенных формах чисто разве что пропагандистского безмерно вычурного бытия.
39
Пейзаж сегодня, слава Тебе Господи, ныне несколько на деле явно сменился, однако ту весьма наглядно зияющую острой болью реальность и в настоящее время только поболее, чем некогда прежде, сколь старательно залепливают ведьминым отваром безотрадно сладковатой пошлости, раз чего-либо полноценнее этого «чудодейственного средства» попросту и не существует в самой природе вещей.
Ведь явно окажется на самом деле вполне предостаточным всего-то навсего перевести хорошую книгу в том самом довольно-то дурном ключе, и тогда она и впрямь неизбежно послужит абсолютно иным целям, нежели чем было то, для чего она и была как есть, первоначально еще предначертана самим ее автором.
Прекрасный замысел будет возможно всячески опошлить и затмить грязным и слащаво вульгарным его как есть вот дальнейшим перевоплощением на некоем другом языке.
А, кроме того, массовое искусство вообще порою специально низводят до полностью трафаретно праздничного уровня.
И все это именно подобным образом и делается, причем, прежде всего, лишь ради того, дабы и впрямь можно было весьма вот полноценнее достичь цели совсем же искусственно облегченного восприятия всей этой нашей подчас никак непростой и нелегкой жизни.
И до чего ее ныне на редкость беспрестанно так и стараются всячески подсластить и сколь тщательно весьма ярко всячески ведь затем приукрасить.
И это при том, что подлинно народная песня, как правило, необычайно же грустная, а вовсе не восторженно слащавая…
40
Причем почти весь духовный прогресс в этом-то самом вопросе до чего явственно шаг за шагом неизменно же следует как раз за тем самым вовсе ведь на редкость безотказно и беспросветно низкопробным техническим развитием.
И вот чего именно пишет обо всем том Иван Ефремов в его романе «Лезвие Бритвы».
«Создать, проявить, собрать красоту человека такую, чтоб она была реальной, живой, - это большой подвиг, тяжело. Проще дать общую форму, в ней подчеркнуть, выпятить какие-то отдельные черты, отражающие тему, ну, гнев, порыв, усилие. Скульпторы идут на намеренное искажение тех или иных пропорций, чтобы тело приобрело выражение, а не красоту.
А изображение прекрасного тела требует огромного вкуса, понимания, опыта и прежде всего мастерства. Оно практически недоступно ремесленничеству, и в этом главная причина его мнимой устарелости».
И ведь вовсе так нет ни малейшего признака какой-либо устарелости в том наиболее главном сегодняшнем устремлении духовно развитых людей России и ближнего зарубежья взять бы, да сколь деятельно переложить…
То есть всенепременно же приноровиться, дабы весьма основательно пристроить все те тяжкие и большие общественные заботы на чьи-либо совершенно чужие покатые плечи.
И во многом то явно сродни ремесленничеству в той самой крайне же важной области сущего переосмысления самых различных аспектов общественного бытия, и это именно то, что и пришло на смену всякого того до чего разного рода сомнениям, раз теперича, они нам оказались никак так совсем не к лицу…
41
И вот, в некоем новом виде сходу и возрождается то стародавнее язычество, поскольку новая «кровохаркающе нигилистическая мысль» неизменно формирует в человеке все, то наиболее главное, чего в нем давно уже попросту не было, а именно истую веру во всесильных идолов, и они теперь точно окажутся живыми, а никак не деревянными.
И надо бы трезво и жестко разом отметить, что это именно те, кому пламенно достались все бразды правления, и принялись всячески создавать (при помощи чужих рук и таланта) до чего наглядные образы идеалистического толка, причем лишь ради того, дабы полностью стала вполне очевидна вся благодатная суть их величайшего краснознаменного царствования.
А как раз-таки потому и вся вящая монументальность сколь сходу востребованная от искусства этими во всей своей живой плоти обожествленными людьми-идолами… она-то и послужила сразу «трем богам».
Во-первых, будучи таковой, она до чего неизменно весьма вот критически подчеркивает обещанное многолетие данной власти, пришедшей на самые долгие века.
Ну, а во-вторых, именно вящая монументальность и подтверждает ее жизнеспособность и великую мощь.
А в-третьих, она точно также разом уж вызывает во всех подданных нового императорского, хотя и чисто на сей раз пролетарского трона истинный трепет и неуемное восхищение.
42
И ничего того поистине нового с тех весьма стародавних и древних времен и близко пока попросту вот совсем не возникло, да только привилегированная каста в некую ту давнюю эпоху как есть, уж была относительно мала и даже, пожалуй, сравнительно незначительна.
Ну а тем почти единственным и далеко не самым наихудшим нововведением всех тех новых революционных реалий и стало как раз-таки именно то, что общее количество всяческих нахлебников и паразитов на теле народа в сущие разы как-никак, а лишь невпример только ведь еще тогда возросло.
И главное, все это вполне поскольку, что весь тот безмерно расширяющийся бюрократический аппарат и есть самая наглядная и сколь неизменная часть всякого того обыденного быта царства светлых и радостных обещаний совершенно уж иной, нежели чем она некогда вообще только была ранее и впрямь-то бескрайней, словно море широкой общественной жизни.
Однако речь тут идет не только о государстве тех вот самых пролетариев, что исключительно полностью навсегда разорвали доселе их сковывавшие путы былого рабства…
Да, нет и самое явное наличие, той еще непомерно огромной бюрократической машины было и есть, тем самым весьма уж неотъемлемым свойством буквально-то любой так и расползавшейся по швам, от края и до края изъеденной коррупцией империи.
А это разве что только и предвещало ее на редкость прискорбный близкий конец, а вовсе не начало того нового, никем ранее на своем горбу пока вот совсем не изведанного высокоидейного существования в том попросту как есть отныне будто бы и впрямь вполне бесконфликтном мире.
43
Причем почти для любой империи мелкие ее обыватели не более чем разве что пешки на шахматной доске до чего и впрямь-то совсем так необъятно широкой общественной жизни.
Новоиспеченный диктаторский режим (в нынешнем его современном виде), он-то все эти качества разве что исключительно ведь значительнее разом укрупняет, а вовсе не создает он нечто новое, доселе и невиданное во всей той когда-либо и впрямь вообще этак имевшей же место общечеловеческой истории.
А точно также и плодит он совсем ничего не производящих (кроме той еще сущей тупой болтовни) осатанело амбициозных бездельников, причем в том самом безыскусно прямом и более чем безыдейном смысле!
А потому и явно зазря ко всему тому никак недвусмысленно призывал Антон Палыч Чехов, чтобы уж все вот разом, значится, сколь дружно сходу взялись бы за славный физический труд…
Нет, от всех данного рода горестно слащавых воззваний остались одни лишь на редкость пустозвонно благие намерения, ну и этого явно было, как есть вовсе ведь невообразимо же мало.
Для злосчастных уроженцев сталинской эпохи все эти яркие всполохи революционных молний безвременно разом окончились именно той еще колонией строгого режима на вширь попросту отныне совсем невероятно необъятной территории всей той шестой части суши.
44
И тот до исподнего нутра, считай насквозь пронизанный ложью диктаторский режим, что именно сам себя во всеуслышание сходу объявил поистине всенародным, затем и станет сколь ласково греться под знаменем кроваво красного вероучения.
Причем со всем тем откровенно видимым удовольствием он ведь вскоре разом и наплодит тех бездушно властвующих над серой людской массой никак не в меру тупых и весьма словоохотливых дармоедов.
Да вот еще и произведет он их на свет именно тем на редкость естественным для него образом, то есть совсем безо всяческих каких-либо мнимых извращений и отклонений от всего того, что как есть считай изначально было ему чисто тем теоретическим путем фактически столь всемогуще завещано великим демагогом Карлом Марксом.
То есть, вполне суждено было тогда великой стране попросту ведь разом находиться в сущих тенетах той до чего безумно резвой и донельзя розовощеко циничной сущности, что сходу всячески оплела собой абсолютно любое общественно полезное разумение.
И вот та злосчастная власть, что насквозь провонялась самым зловещим словоблудием только лишь повсюду и насаждала один только страх, сущую беспринципность и полное бесчестье.
Причем тот безупречно твердый ко всему тому фундамент был чисто так заранее заложен в виде самого разнообразного цветасто книжного кликушества, чему собственно и должно было, затем послужить опорой ко вполне удачному воцарению над всей и всяческой правдой жизни той самой сколь громогласно разрушительной, да и банально лживой теории.
Ее безмерно радостное принятие на ура неизменно вот проистекало от одного того весьма уж щедро чрезмерно растравленного светлыми идеями вовсе-то совсем неуемного изумительно восторженного воображения.
Причем это как раз-таки то немыслимо нелепое следование в само небо вполне наглядно явственно же указующему его персту и вызвало затем сущее буйство нелепых эмоций у тех господ интеллектуалов, что были никак не в меру возвышены всем тем ярко искрящимся духом своим.
И это именно этакие люди буквально весь этот мир и захотели до чего воинственно переиначить, и главное только лишь к чему-либо истинно наилучшему, да и совсем вот без крови, пота и слез.
45
И этаким бравым фантазерам чисто ведь наобум вполне показалось, что все тут на деле безукоризненно само уж собой фактически разом полностью ясно.
А как раз потому достаточно будет только лишь наспех сбросить с себя тяжеленные вериги беспросветно темного прошлого существования, и все тогда вскоре придет к ним полностью как есть всецело само.
Да только в том самом сколь доподлинном мире житейских реалий этого нет, да и быть его, кстати, совершенно и близко так нисколько не может!
И собственно говоря, сама суть их весьма ведь бестолковых рассуждений никак не более чем весьма наглядное порождение праздного и умиленного безделья в крайне уж и поныне насущных делах самого конкретного между тем обдумывания всех тех и близко немаловажных и сложных вопросов всего того донельзя же обыденно житейского бытия.
И, кстати, вот еще что: расположено оно гораздо подалее всяческой дали от всех тех на редкость доподлинно настоящих потоков истинно здравомыслящего общественного сознания.
А все потому что это именно в угаре интеллигентских дискуссий о самых тех наиболее различных аспектах всевозможных перемен к чему-либо и вправду несусветно наилучшему сама ведь собой разом исчезла всяческая хоть сколько-то того стоящая ретроспектива грядущей, куда и вправду значительно поболее праведной общественной жизни…
46
И буквально все те имевшие место богоспасительные беседы носили тогда без тени сомнения разве что тот весьма злосчастный характер, так сказать, бескрайне же умиленных сладких надежд, а не сколь строго и до конца вполне верно и взвешенно выверенных логических построений.
И вот он всему тому и впрямь-то как есть более чем невозмутимо наглядный пример, причем как раз-таки из того на редкость примечательного окончания романа Достоевского «Бесы»:
«Мне ужасно много приходит теперь мыслей: видите, это точь-в-точь как наша Россия.
Эти бесы, выходящие из больного и входящие в свиней - это все язвы, все миазмы, вся нечистота, все бесы и все бесенята, накопившиеся в великом и милом нашем больном, в нашей России, за века, за века! Oui, cette Russie, que j'aimais toujours*. Но великая мысль и великая воля осенят ее свыше, как и того безумного бесноватого, и выйдут все эти бесы, вся нечистота, вся эта мерзость, загноившаяся на поверхности… и сами будут проситься войти в свиней».
(*Пусть Россия все та же прежняя).
Интересно вот только, где это, собственно, оно еще попросту весьма разом так видано…
Уж из всего того более-менее до конца полностью явно определенного тут разве что, то вполне ведь одно: нет никаких в том сомнений, что великий писатель до чего
отчаянно некогда разом придался всяческим праздным идеалистическим размышлениям.
Ну а заодно и были они из того самого совсем вот вовсе вот невзрачного разряда тех самых истинно сентиментальных умозаключений, что уж вполне оказались бескрайне ведь далеки от всех реалий этого нашего чисто повседневного существования.
47
Но, скорее всего, Достоевский всего-то навсего беспричинно поддался некоему чисто внешнему влиянию, поскольку российский либерализм 19-го столетия весь, как он есть, так и пропах духами Французской революции.
Ну, а гильотина новоявленным прореволюционно настроенным маргиналам явно уж со всей очевидностью некогда показалась средством не вполне во всем на деле достаточно радикальным - им, как видно, понадобилось нечто, что будет значительно поновее и конструктивнее, дабы уж всех тех изуверов угнетателей и впрямь со свету более чем незамедлительно сходу изжить.
Чьей-то беспрестанно пылающий мозг нисколько не признавал никакой плавной постепенности и тех весьма хорошо обдуманных, да и со всем этим миром вполне веско согласованных действий.
А потому российским левым радикалам все вот было надобно прямо сразу, здесь и сейчас, поскольку несколько затем и впрямь могло оказаться чересчур не в меру так поздновато, раз уж совсем невзначай, а смогут некие исторически важные события всецело еще обойтись и безо всякого их сколь и впрямь-то весьма прямого участия.
А им до чего чувственно никак не терпелось сходу же осветить мрак людского невежества всем тем, что было ими почерпнуто из мира вовсе-то совсем иного бытия.
Да только откуда-то оттуда чего-либо вообще уж брать можно было, только лишь с самой явной оглядкой на те крайне суровые реалии своего родного столь уж и бесноватого идеями века.
Поскольку вот коли бессистемно и сумбурно так и хапать яркие в ночи угольки всякого вольнодумства, то и руки себе обожжешь, и весь этот мир сожжешь впрямь-то может быть вовсе дотла.
И если кто-либо явно желает праведно поучаствовать в великом и требующем крайней неспешности процессе довольно-то медленного преобразования общественной жизни, то для этого надо бы вполне еще научиться, никак не ставить массивную телегу впереди той весьма сноровистой лошади.
48
И уж пиши не пиши про то, что люди никак не смогут заново (лучше) наладить свой быт, обильно пустив кровь будто бы и впрямь крайне безжалостных своих угнетателей, но есть и такие, которые неизменно отыщут лазейку, дабы сколь благородно избегнуть неизбежного провала их извечно грязной (от сырой землицы) логической линии.
И они как раз под нее безотлагательно и рьяно разом закапывают исключительно так все, что над ней несколько возвышается в плане совершенно обыденного своего общечеловеческого благоустройства.
Ну, а при помощи тех еще искрометно пламенных своих идей господа товарищи, как то само собою, очевидно, разве что более чем многозначительно возжелали чисто уж в единый миг сходу переменить весь этот мир, дабы он всенепременно стал одним подпольем со всеми его весьма суровыми законами и вполне тому соответствующим бытом.
Но дело тут было отнюдь не в неких разве что уж самых отдельных личностях, а, собственно, говоря, во всех тех «либералах дегустаторах» грядущей всеобщей славной свободы…
Они и впрямь неудержимо возжелали незамедлительного освобождения буквально ото всех невероятно жестоких рамок обыденности, некогда имевших свое место и время в тех еще безгранично примитивных условиях того самого предыдущего 18-го века.
А то столетие неизменно было все той же неразрывной нитью крепко-накрепко фактически разом увязано именно что со всеми теми временами того весьма стародавнего и, как есть почти всецело доиндустриального, исключительно «гужевого» и парусного бытия.
И именно на нечто как есть, во всем тому подобное сколь зорко же указывает Марк Алданов в его великом литературном труде «Истоки».
«Исторический процесс есть процесс случайный.
В сущности, понятие прогресса мы все-таки выдумали в результате только небольшого запаса небеспристрастных, часто самодовольных, наблюдений над жизнью одной второстепенной планеты в течение двух-трех последних столетий: в шестнадцатом веке люди жили приблизительно так, как две тысячи лет тому назад, так что тогда говорить о прогрессе было бы уж совсем глупо…»
49
И вся та ныне до чего только весьма этак прославленная культура не более чем чисто внешняя оболочка всякого нынешнего современного человека, а внутри он в целом и состоит из точно тех же прежних древних инстинктов.
Причем они подчас могут оказаться гораздо вот сильнее всякой той хорошо обдуманной и тщательно взвешенной логики.
Но при всем том большинство порывов человеческой души вполне благородны и светлы, ну а потому и достойны они всяческого, между тем, к себе истинно большого уважения.
Однако иногда - это бывает полностью совсем же явно наоборот.
И сколь неизменно, то еще сходу чисто ведь разом на деле понятно, что как-никак, а будучи весьма на редкость до чего только надежно более чем тщательно завуалирована внешней культурой, примитивная эгоистическая сущность и близко никак от всего этого не становится несколько менее хищной.
Нет вот, скорее наоборот - именно технический прогресс, а также и чрезвычайно ударившаяся в сущую элитарность современная философия неизменно во всем лишь, куда только поболее поспособствовали именно тому, дабы цивилизованный человек практически напрочь утратил всякую жалость к ближнему своему.
А из всего того само собою разом и следует, что непременно будет он к какому-либо полностью постороннему ему человеку всецело относиться, только лишь как к некоему несносно зловредному насекомому.
И чем ведь всех тех на редкость аккуратненько обводимых им кружочком исключительно ничтожных представителей человечества и вправду затем разом окажется несколько поменее, тем лишь только-то оно и будет затем весьма значительно лучше, разумнее и праведнее.
И самой, между тем, наиболее наилучшей вуалью на хищной морде дикости всегда вот является некое, то этак совсем уж нескромное общественное благо со всею строгостью разом и вытекающих из него оргвыводов, что кому-то и вправду должно быть именно худо, поскольку он на редкость безнравственно угнетает всякий простой народ.
Но, конечно, все – это одни лишь те донельзя неотесанно грубые слова, и они само собой никак не более, нежели чем некое вовсе-то совсем пустое мудрствование.
Раз уж все то, что сколь еще бескомпромиссно и вправду наглядно, всячески ведь игриво и радостно мельтешит у кого-либо прямо перед глазами.
Ну, а к той более чем однозначно крайне так, как она есть скрытой подоплеке вещей мало кому хоть как-либо будет на деле охота вполне же разумно и свеже разом приглядываться.
50
Вот оно то подлое угнетение - уничтожить его, и никаких гвоздей!
Тем более что именно к этому всякого грамотного человека, словно магнитом всегда тянули цивилизация, да и чрезмерно надутая крайне уж на редкость неизменно спесивая философская мысль.
Да и вообще современное искусство, к примеру, подчас вовсе бестрепетно и беспрестанно разве что только и занимается одним лишь явным выпячиванием всех тех наиболее основных и чисто внешних черт человеческого сознания.
И главное, все - это вместо того, чтобы разом ведь весьма ответственно заняться поиском именно тех подчас глубоко затаенных в душе человека, довольно-таки сколь значительно трагичных причин для всего того кем-либо вовсе уж откровенно и наглядно проявленного крайне недостойного поведения.
Выпуклость черных душ негодяев и геройская удаль людей достойных она слишком прямолинейна и красноречиво книжна…
Жизнь она значительно богаче, весьма вот разнообразнее и многоплановее всего, что может создать даже и самый талантливый и наиболее наблюдательный и всецело во многом осведомленный человек.
Даже и одна чужая индивидуальность никак не может оказаться полностью и до конца совершенно доступной для какого-либо чужого и более чем полноценного обозрения.
Причем во всем уж как есть истинно таковы самые очевидные свойства всякого массового искусства, что оно, то самое всеобщее стадное до чего только безбожно укрупняет и весьма вот искусственно всячески разом усиливает.
И это именно оно между тем сколь разносторонне формирует истово необъятное по всем своим грандиозным масштабам исключительно так широкое, но крайне при всем том поверхностное сознание тех уж с виду совсем никак неприметных среднестатистических обывателей.
И это как раз с благой помощью всякого аляповато восторженного искусства и тешат беса больших и малых амбиций всяческие те еще черви-буквоеды, что до самой глубины души неизменно переполнены совсем безукоризненно глубокомысленными замыслами, по той как есть, максимально верной реализации общенациональных и классовых устремлений.
И они, ясное дело, и впрямь-то должны, как пить дать разом уж еще привести именно к некоему будто бы несоизмеримо ни с чем тем нынешним, куда, как есть значительно поболее светлому будущему.
51
И ведь, как правило, тот эгоизм, что сколь неизменно же является, считай, наиболее основным стимулом действий человека при этаких крайне нездравых поползновениях на самое тотальное разрушение всех основ прежнего общества попросту разом сходу так вовсе стушевывается.
Ну, а куда-то наружу весьма четко и ясно выпячивается некий великий долг перед родиной и всяким тому подобным же прочим, на деле исключительно смехотворным, пока к тому нет той самой вполне естественной, внутренней первопричины.
Ну, а им, может быть, один разве что тот никуда из нас нисколько не девшийся, попросту и поныне никем до сих самых пор и близко вот не изжитый ЖИВОТНЫЙ эгоизм.
Причем наиболее главная задача нашей современности, она-то именно в том, как раз и состоит, чтобы непременно так еще сделать его эгоизмом развитым и полностью во всем до конца доподлинно человеческим.
Да только чего - это тут хоть сколько-то поделаешь, коль скоро все те вычурной красоты принципы - это одна лишь крайне дикая фальшь и извечная игра чьего-либо совсем уж никак неправедно растревоженного воображения?
А тому и вправду, пожалуй, до чего привычно же питать себя всякими блеклыми иллюзиями, а как раз потому и стало оно попросту никак не в меру ж весьма вот чересчур явно подслеповато.
А тем самым чисто обыденным бытием буквально всякого праздного обывателя зачастую вполне заправляет разве что все тот же дремучий эгоизм, что жил в древних людях, и его свойства, если довольно-то повнимательнее к ним приглядеться, сколь и впрямь крайне нелицеприятны на всякий свой внешний облик.
И уж точно как раз об этом же пишет знаменитый писатель Сомерсет Моэм в его публицистической книге, «Подводя итоги»:
«Я пришел к выводу, что человек не стремится ни к чему, кроме собственного удовольствия, - даже когда жертвует собой для других, хоть он и тешит себя иллюзией, что тут им руководят более благородные побуждения».
52
Да только явно уж то исключительно сладостное (даже и в своем предвкушении) удовольствие далеко не всегда тут бывает хоть как-либо, на самом так деле где-то вполне с какого-то бока причем!
Раз куда скорее - это довольно жесткое требование от самого себя именно той непомерно великой жертвы, без которой человеку попросту разом окажется нисколько-то и близко вот совсем так не обойтись.
Но то И ВПРЯМЬ никак не романтично, да и вовсе-то совсем не героично!
А давайте-ка весьма бестрепетно сходу запрячем все, то низменное и скотское, куда только будет возможно разом подалее, дабы его и близко ведь стало совсем никому отныне явно не заприметить, - говорит нам современная культура, а философия вторит ей, главным образом выдвигая на самое первое место государство, а не всякого рядового человека.
То есть, все то вполне естественное во всякой людской психологии, безусловно, уж разом так затушевывается в одну лишь угоду и вправду сколь необычайно светлых о нем, на редкость праздных мечтаний.
53
Вот именно над этим искусство, да и та бесподобно прикладная философия более чем основательно некогда до чего тщательно же поработали, чему результатом и стали жуткие социальные потрясения, и вовсе не надо бы думать, что всему виной некие отдельные ярко демонические личности.
Нет уж, роль каких-либо тех или иных политических лидеров в истории становится сколь на редкость весьма многозначительной разве что лишь после того, как они и впрямь сходу оказываются где-то совсем этак около бурлящего котла политической власти.
А впрочем, и нынче, коли то или иное возвышенное искусство как-либо обнажает те наиболее низменные людские корни, то уж делает оно - это столь ведь не в меру пафосно и аморфно.
Ну, а также и делается - это со всем тем самым явным душком святого пыла праздности, а вовсе-то никак не в свете той вполне безупречно славной попытки действительно показать все те самые настоящие истоки всяческой до чего еще доподлинной же добродетели.
А между тем вся та вдоль и поперек исхоженная и изъезженная мерзкая грязь крайне въедливой житейской обывальщины есть не более чем исключительно насущный строительный материал для буквально-то всего в этом мире беспримерно хорошего.
Причем, уж вполне явно не только как тот чисто внешний фактор, но и должно было ему, весьма неизбежно же стать именно корнями чего-либо сколь укромно запрятанного глубоко, глубоко внутри.
И это разве что из той сырой ведь земли постепенно взойдя, искусство всецело-то сможет разом еще потянуться к солнцу так и сияя при этом всеми красками никак и никем нисколько и близко ненадуманного бытия.
В то самое время, как прекрасная задушевная чистота зачастую вовсе-то бесспорно таит в себе черты страшнейших пороков, и прежде всего это порок святой наивности, а он между прочим один из самых наихудших во всей этой столь, пока совсем непростой и нелегкой жизни.
54
ДА всякое светлое искусство вполне наглядно создает исключительно широкую панораму всего того так или иначе на этом свете блекло и буднично день за днем в сущей сутолоке неприметно же происходящего ярко раскрашивая всякую обыденную серость удивительно разными цветами страстей и чувств.
Причем настоящее искусство вовсе-то никак не бесподобно же абстрактно и его главная суть - это никак не свет, пролившийся на грешную землю с тех еще крайне далеких небес.
Нет, оно нечто разве что самую капельку совсем уж считай именно попросту неземное.
Да еще и под самыми уж разными углами, было дано ему, всячески так оказаться переломлено в душе той или иной гениальной творческой личности.
Ну а некогда затем со страниц какого-либо произведения на нас до чего сладко и будет изливаться нежная музыка света и теней (в случае если автор вполне достойный человек).
Но никакой той или иной книгой совсем уж нельзя будет более чем достойно прикрыться от всего того крайне безликого мира серой обыденности, потому что людской быт от всего этого только лишь и становится на редкость значительно серее и безрадостнее.
Миражи и иллюзии всякого весьма наилучшего грядущего стали до того во многом реалистичнее, да и крайне ведь более выпуклыми именно потому, что люди ума до чего бездумно начали воспринимать идеи, как нечто весьма конкретно вполне вот вещественное.
И это при том, что они (в отличие от книг) совершенно бесплотны и отвратительно же гадко пока этак слишком аморфны.
И всякое крайне малоподвижное людское сознание можно менять, используя разве что тот еще чисто материальный стимул, а все метафизические бредни надо бы оставлять одним тем теоретически твердо подкованным книжным червям.
Простые люди нуждаются в самых элементарных и житейских вещах им никак не до полета чьего-то необычайно утонченного и крайне разветвленного ума.
Все их житейское сознание формирует разве что тот словно море широкий и пока совсем вот вовсе непритязательный общественный быт.
И довольно многие его черты отвратительно скотские и стяжательские, и им сколь безнадежно же свойственно принадлежать людям, которые хотя и умеют отличить барана от баранки, однако все философские постулаты для них сплошная тупая латынь в разговорах докторов промеж собой.
Причем коли те доктора, самоотверженно лечат простых обывателей, то вот доктора общественных язв свой народ только лишь умственно так поболее всецело калечат.
Поскольку если кто-либо грубо и насильственно сходу притягивает некие заоблачные идеалы ко всем тем подчас совсем невзрачным житейским реалиям, то этим он явно погубит все, то, что должно было само собою подняться из сырой земли, а не упасть с тех совсем внезапно разверзшихся великих небес.
То есть, всему тому необычайно новому и светлому лишь некогда ведь только лишь еще предстояло взойти новой порослью, как говориться именно из самых недр подчас вовсе непритязательной в выборе своих будничных средств и по сей день непримиримо скотской самой же повседневной действительности…
И коли люди блестяще образованные, обладающие светлой духовностью и недюжим умом и вправду увидят на самой линии горизонта светлые дали, которым и будет дано, раз и навсегда поглотить лютую скверну крайне неуютного былого во всполохах радостно все и вся пожирающего огня…
Да только то яркое пламя, которому вполне дано возносить людские души к самым небесам безупречно во всем иное.
Потому, как и близко никак оно не похоже на то самое, что сколь яростно пожирает плоть всяких инакомыслящих.
Да еще и подчас исключительно лишь потому, что некто считай, ведь прилюдно осмелился крайне безответственно отрицать какие-либо «единственно верные» постулаты для буквально всех и каждого вовсе-то незыблемо единой правды.
Поскольку те крайне урезанные и ломтиками нарезанные постулаты хитромудрых доктрин разве что делали из святого духа мысли фарш для котлет.
Причем в качестве исходного продукта тут были, все те наиболее лучшие люди своего времени и их никогда затем не народившиеся и не оставившие на этой земле никакого следа более чем возможные же их потомки.
И если кому-то и впрямь захотелось всего того житейски наилучшего и сразу, то ему надо было попросту разом уйти, куда только подалее от общества да и начать строить марксизм промеж своих сподвижников где-нибудь в самой глухой тайге.
И ведь некоторые из этих людей вполне имели большой внутренний свет, как и более чем искреннее желание действительно спасти весь этот мир от тьмы, серости и люто нависающих небес полных туч бесправия и угнетения.
Да только золотая монета истины в их праздных речах, сколь безлико и восторженно попросту разом заменялась на тот дико мелкий, будто бы нарочно кем-либо брошенный в самую грязь медяк.
А все, потому что эти лекари гноящихся общественных язв никак не знали законов настоящей диалектики.
Ну, или, по крайней мере, в той чересчур просторной для праздной фантазии области всякого доблестного применения искрометных идей чисто на корню этакие доброжелатели всего рода людского считай, что начисто отрицали все те непреложные уставы всяческой той самой серой обыденности.
А еще уж те, для кого важна разве что форма, а никак не содержание довольно-то охотно сходу примажутся, к тем, кто всею душой искренне хотел народу всякого блага, но вот беда никак он бедолага попросту и не ведал, в чем - это именно оно может хоть как-либо быть разом и заключено.
И все это, в конечном своем итоге будет безнадежно же смертоносно для всего того в чем даже и совсем слегка тлеет искра светлого разума.
И ведь вслед за всплеском дикой анархии все вокруг само собой разом зальет дикое наводнение всякой тупой серости влезшей в шкуру идеализма как раз для того чтобы властвовать именем идей над серыми толпами ныне только лишь поболее обезличенных и неприкаянных народных масс.
И да кто-то уж непременно хотел вовсе-то совсем всего того явно другого.
Однако мало уж будет сколь еще искренне ждать всего того лучшего и хорошего, причем исключительно потому что было оно кем-то до чего еще надежно так найдено в тех самых нисколько не в меру зачитанных до дыр книгах.
Ну а некогда затем и довелось изумительно сладостному скарбу, до самого верха зрело состоящему из очаровательных чувств и искрометно блистательных мыслей разом вот оказаться бездонным сосудом скорби в стране, где надолго воцарилось лютое насилие во всех его наиболее ужасающих формах и проявлениях.
Но тем, для кого полет чужой фантазии и вправду был главной путеводной звездой, во всей этой жизни абсолютно все было вовсе-то совсем никак нипочем.
Этакие сладострастные мечтатели и в те самые безнадежно мрачные годы великого террора точно также грезили о тех временах, когда светлое добро ласково обнимет всех и вся своими до чего только страстными руками.
То есть, кто-то в своем ярком воображении явно построил тот иной мир, ну а затем и вознес его на самые небеса никак при этом, не обращая внимания, что острые грани существующего будут вскоре обагрены в обильной людской крови и разве что во имя чего-то иллюзорного и блеклого, словно вчерашний сон.
А между тем коли то неземное и чисто завтрашнее счастье некогда еще и впрямь-таки окажется полностью доступно, то разве что на земле весьма надежно же очищенной от всего того донельзя стародавнего треклятого прошлого.
Но данное очищение будет возможно только после того, как из людских душ будет очень ласково и добро смыта вся та чудовищная грязь крайне вот суетливого себялюбия.
Ну а коли кому-то до чего сходу приспичило сколь непосильно разом родить то самое светлое далеко, более чем бездушно при этом, безжалостно убив все, то, до самого неприличия совсем застарелое и убогое нынешнее настоящее…
Нет, именно потому и нашлись те самые чертовски пронырливые прохиндеи, что весьма ведь многообещающе ласково посулили всеми силами враз, вполне полноценно, затем воплотить во все эти наши промозгло серые будни всеобщей задушевной корысти совершенно иные, новые принципы всей той ранее никак и небывалой общественной жизни.
55
Хотя вот, однако, никто тут с тем спорить и близко уж явно вовсе не станет.
Да, сколь сияюще радостное соприкосновение со всяким возвышенным искусством и вправду всецело облагораживает душу человека, делает ее, как есть во многом значительно утонченнее и светлее.
Однако нечто подобное безо всяких излишних церемоний и впрямь-таки от кого-то можно сказать считай, до конца загораживает все, то, как оно есть уж совсем непотребно бездонное царство социального зла.
А до чего еще яростно сместить его с трона вовсе вот попросту никак невозможно раз оно зиждется на всей общественной психологии, а не на тех или иных доктринах не на страх, а на совесть, поднятых на щит в том или ином человеческом сообществе.
И буквально все можно будет переименовать и перераспределить, но главные постулаты общественной жизни при этом останутся точно теми же прежними.
Причем безо всякой к тому нужды подначивать бедствующих пролетариев идти неким совсем другим путем вполне только и означает одевать их в одежды иллюзий, а голод и холод можно будет ликвидировать, только уж со временем снеся все чертоги вконец окаянного невежества.
Ну а всего этого можно будет сколь разом добиться одним только постепенным повышением общей образованности серых масс простого народа.
И оно при всем том еще и должно быть чисто аполитичным, поскольку тех, кто не умеет сам по себе более чем здравомысляще соображать чему-либо, тем или иным довольно откровенным промыванием мозгов, никак ничему вовсе совсем не научишь.
Ну а люди вполне верно умеющие напрягать извилины своего головного мозга во всем разберутся сами, дай им только поистине настоящую возможность стать действительно полноценно же грамотными…
Но те, кто воспитаны в духе праздной восторженности, всегда так хотели буквально разом одолеть крутой подъем, выведя для всего того никак уж совсем незамысловатые формулы во имя всеобщего мгновенного спасения.
И взяли, они все - это именно из книг, где было черным по белому написано, что резкий отрыв от минувших дней явно создаст должные условия для будущего счастья всего человечества.
И понятное дело, что это никак не само по себе блеклая тень жизни - искусство на деле тут было хоть сколько-то вполне виновато.
Нет куда вернее именно те, кто истово исповедуют мнимую самовозвышенность всякого того, кто к нему, как правило, лишь издали и чисто потребительски насквозь утилитарно всею душою причастен.
Причем в наиболее явную опору данной сколь исключительно зыбкой своей позиции, собственно и берется разве что то, что эти люди и впрямь всецело способны всячески ведь внимать ему всей их на самые седьмые небеса божественно воспаренной, светлой и нежно ласковой душой.
56
Однако при всем том им зачастую и близко не суждено, то понять, что буквально всякий тот или иной вычурный слог произведения есть одна лишь та никак нескромная наука выставлять наружу красивое по форме, но вовсе не по всему его истинно величественному и крайне на редкость трепетно духовному содержанию.
Внутреннее, неизменно потребует до чего всепоглощающего чувства явной сопричастности, а не одного лишь того блаженно благостного умиления внешней красивостью самых же различных форм всевозможного человеческого творчества.
А живая и неживая природа, тоже между тем прекрасно умеет творить, что отнюдь при всем том не причина для ее вовсе вот безоглядного обожествления, как это некогда делали наши далекие предки.
Причем природное творчество всегда при этом имеет именно тот чисто свой совсем не поверхностный, а прежде всего как раз именно внутренний и самый элементарный смысл.
Да и творению рук человеческих тоже уж, собственно, вполне надлежит быть как раз именно таковым, а иначе оно будет одной лишь разве что бездонной пустопорожностью в красивой и чисто внешне ослепительно блестящей обертке.
Причем ясное дело, что подобного рода яркие задумки восторженного воображения до чего еще и впрямь неизбежно вредны всем своим псевдоподобием истинным реалиям всего того никак не книжного бытия.
Подсахаренная кем-либо жизнь неизбежно делает реальность куда только более соленой, чем она и без того всегда была несколько ранее.
Жизненная правда слишком уж нестерпимо горька для ее на редкость полноценного своего отображения?
Да, это именно так!
Однако - это одно то доподлинно же честное и откровенно смелое отображение всей той почти бескорыстно безыдейной действительности, и поможет ее когда-либо сколь стояще переменить ко всему тому чьему-либо безупречно вполне наилучшему.
Ну, а все, то сладострастно чувственное приукрашивание весьма пресно и на редкость буднично окружающей жизни разве что немилосердно отягощает все те и без того вдоволь имеющиеся самые обыденные недостатки этой уж нашей современности, что кое-кому с самого-то рождения более чем отчаянно явно ведь опостылела.
57
Причем значительно лучше ее сделать это вовсе совсем непосильная задача для одного только поколения интеллектуально развитых людей.
А все-таки именно сегодня и надо бы хоть чего-либо сделать ради того, дабы для наших праправнуков обычаи военного разрешения спорных вопросов между царствами и государствами отныне весьма уж однозначно когда-нибудь явно превратились в нечто довольно же схожее с теми еще древними папуасскими обычаями поедания своих лютых врагов.
И ведь для всего этого никакая та бесподобно вычурная борьба добра со злом и близко так совсем явно не подойдет.
Поскольку для чего-либо подобного нужно было нечто исключительно же иное, а именно то, что и вправду затем обнажит всю человеческую натуру во всей ее крайне уж неприкрытой (в пределах пристойности) более чем отвратно полнейшей ее явной сколь дикой неприглядности…
Причем наиболее существенная первопричина того, что чего-либо подобное обнажать уж ясное дело, что никому вовсе не охота кроется именно в том, что глянец восторженного героизма или пышной и пылкой чувственности, безусловно, попросту совсем затмевает собой весь мир страданий и страждущих.
Правда, вот зато он до чего безотчетно наделяет некоторых недальновидных стратегов безмерно могучим стимулом к неким самым искрометным и магическим переменам.
И они при этом начинают чувствовать себя чудотворцами и волшебниками, которым как есть, окажется попросту явно предостаточно разве что сколь громко и на редкость раскатисто прочитать те самые вполне соответствующие моменту заклинания, и все действительно нужное тут же буквально-то мигом тогда попросту сходу само собой разом случится.
58
И ведь все - это никак не более чем самое искрометное производное удивительно нежных чаяний, что были настояны на одном том безмерно восторженном оптимизме и сколь слякотно благодушных ожиданиях, куда поболее светлых дней некоей иной, нежели чем она была ранее необъятно широкой общественной жизни.
Однако все - это, оказалось на деле весьма преждевременно, а в точности так и донельзя аморфно и пафосно.
Ну, а для самого безупречного своего воплощения, в жизнь всем этим общечеловеческим устремлениям должно было разом до чего неотъемлемо оказаться сходу так явно основанными лишь на той крайне незатейливой и обыденной житейской правде.
Ну, а вполне достойно ее добыть можно было разве что из буквально-то всякого мелкого сора и совсем неприметно серой обывальщины, вовсе и близко при этом, не брезгуя абсолютно ничем, что и впрямь может кого-либо ненароком до чего бестолково запятнать, а потому и сколь надолго разом запачкать.
А это, в свою очередь, непременно потребует самого непосредственного соприкосновения со всем, тем никак нежеланным и столь, безусловно, весьма ведь прискорбным, что разом уж поднимает в душе весь тот черный мрак сущего отвращения и горя.
Однако, дабы на деле при этом, не мудрствуя лукаво вполне полноценно осуществить те самые наиболее насущные, да и полноценно существенные социальные перемены всецело так должно было и нужно всему тому никак не заоблачно элитарному искусству бескомпромиссно и прилюдно всячески обнажать гниющие язвы всего своего довольно-то современного ему общества.
59
Ну, а всемилостивое и торжественно клятвенное начертание всевозможнейших и всяческих ласковых красивостей общественную жизнь совершенно не украшает, а только лишь и может оно сделать чью-либо душу несоизмеримо стыдливее, а точно также еще и приторно восторженнее.
И право же, слащавая патока прочувствовано пафосного слога душу на куски никому и близко вовсе нисколько не рвет, а скорее наоборот - она-то во всем затем разом и поспособствует всецело как есть слепо безгрешному читательскому самолюбованию.
Причем внешнее удобство изящной формы и есть самое основное отличие литературы, созданной во имя наиболее максимального ублажения читателя, а точно также и буквально во всем до чего еще вздорного затрагивания тех самых безнадежно же отвлеченно мечтательных струн в его душе.
И именно в этом, кстати, и есть истинно суровая разница между настоящей, как правило «кровоточащей» фантазией и всевозможными уловками, зачастую безбожно пытающимися ее хоть сколько-нибудь довольно-то наскоро всецело вот заменить.
60
А в том до чего ярком свете того и всякая былая радость от всего светлого в этой жизни сходу превращается затем в тот явно что универсальный подход сразу ко всему в этой более чем необъятно широкой вселенной, которая довольно-то резко при этом чересчур упрощаться.
И все - это считай исключительно потому что кто-то и близко того вовсе не понимает, а именно, что простота и легкость - это прежде всего величайший успех тех, кто создал для того все действительно нужные условия.
Но для того, чтобы они в точности таковыми оказались, и у тех вот совсем других людей и нужно было вполне ведь суметь разом запачкать белые манжеты и прежде всего грязью, а не чьей-то напрасной кровью.
Но для кого-то все - это совсем иначе и для него оазис неземного счастья он и впрямь крайне так ныне близок, и надо бы только лишь выпрямить согбенный стан труженика и далее все…
И именно для того, между тем и существуют славные теории преображения всего этого мира к чему-то вполне уж наглядно другому путем чисто мгновенного его преображения во что-либо сказочно же небывало светлое.
А именно на этой основе затем и вырабатывается понятие крайне же бесслезной целесообразности, ну а оно, в свою очередь, и приводит к самой колоссальной жестокости, ранее никем и близко доселе не виданной.
Причем буквально никого далее все те реалии отныне сколь отчаянно хищного идеями века более и близко ведь никак вот совсем не ужасают.
И все - это как раз из-за их самой полнейшей до чего принципиально, так ныне совсем же вовсе одичалой обыденности.
Причем той весьма безупречно суровой первоосновой для возникновения серого конгломерата и ставшего, затем стражем и богатырским орденом революции и послужило именно то, что людская масса сходу так совсем перепрела в до чего скудных условиях урбанистического быта.
А кроме того и те кто над этой массой стоит стали чувствовать себя именно ведь непросто господами, но непомерно великими властителями судеб людских и все те ныне существующие законы написаны никак не про их честь, а для тупых низов.
Причем эти навороши поднялись на вершину своего могущества из темени и мрака сущей безвестности, а следовательно их души были только лишь внешне несколько облагорожены…
А как раз потому и должное просвещение тех сугубо отдельных людей иногда лишь поболее усиливает в них вполне полностью в точности ту же самую лютую дикость еще и придавая ей черты самого апатичного безразличия ко всему на свете кроме своего никак для них совсем ненаглядного я.
И в это вот наше будто и впрямь, куда поболее просвещенное, нежели чем некогда ранее время чисто внешне культурный и респектабельный человек, безусловно-то, запросто может, выйдя из концертного зала, сразу так незамедлительно перейти к другим, и на этот раз самым прозаичным вещам.
К примеру, к сколь вполне же белозубо циничному и более чем откровенно прагматичному осуществлению до чего только давнишнего своего замысла по физическому устранению совсем никак не в меру зарвавшегося конкурента или мало ли чему еще, куда несоизмеримо поболее худшему.
Раз уж в некоторых случаях самой отчаянной борьбы за место под солнцем нынешние финансовые акулы будут способны угробить великую массу народа, лишь бы урвать кусок пирога, что им-то как есть, явно покажется с виду, куда поболее сладким, нежели чем тот, что у них и так доселе был явно в наличии.
61
Культура и искусство - людей ни в чем никак не изменяют, а разве что делают их разностороннее, умственно развивают, что в случае с самыми отъявленными негодяями однозначно лишь более чем вполне безрадостно усугубит весь тот и без того явный ущерб, что они будут способны причинить всему тому плотно окружающему их обществу.
И вот преотличный пример, как дикарь, став почти полноценно культурным, но оставшись при этом в душе тем же язычником, оказался благодаря наскоро им приобретенным знаниям, куда худшим зверем, нежели чем был примитивнейший вандал, с нею никак пока незнакомый.
Джек Лондон «Морской Волк»
«- У Спенсера?! - воскликнул я. - Неужели вы читали его?
- Читал немного, - ответил он. - Я, кажется, неплохо разобрался в "Основных началах", но на "Основаниях биологии" мои паруса повисли, а на "Психологии" я и совсем попал в мертвый штиль. Сказать по правде, я не понял, куда он там гнет. Я приписал это своему скудоумию, но теперь знаю, что мне просто не хватало подготовки. У меня не было соответствующего фундамента. Только один Спенсер да я знаем, как я бился над этими книгами.
Но из "Показателей этики" я кое-что извлек. Там то я и встретился с этим самым "альтруизмом" и теперь припоминаю, в каком смысле это было сказано.
"Что мог извлечь этот человек из работ Спенсера?" - подумал я. Достаточно хорошо помня учение этого философа, я знал, что альтруизм лежит в основе его идеала человеческого поведения. Очевидно, Волк Ларсен брал из его учения то, что отвечало его собственным потребностям и желаниям, отбрасывая все, что казалось ему лишним.
Что же еще вы там почерпнули? - спросил я.
Он сдвинул брови, видимо, подбирая слова для выражения своих мыслей, остававшихся до сих пор не высказанными. Я чувствовал себя приподнято. Теперь я старался проникнуть в его душу, подобно тому, как он привык проникать в души других. Я исследовал девственную область. И странное - странное и пугающее - зрелище открывалось моему взору.
- Коротко говоря, - начал он, - Спенсер рассуждает так: прежде всего человек должен заботиться о собственном благе. Поступать так - нравственно и хорошо. Затем, он должен действовать на благо своих детей. И, в-третьих, он должен заботиться о благе человечества.
- Но наивысшим, самым разумным и правильным образом действий, - вставил я, - будет такой, когда человек заботится одновременно и о себе, и о своих детях, и обо всем человечестве.
- Этого я не сказал бы, - отвечал он. - Не вижу в этом ни необходимости, ни здравого смысла. Я исключаю человечество и детей. Ради них я ничем не поступился бы. Это все слюнявые бредни - во всяком случае, для того, кто не верит в загробную жизнь, - и вы сами должны это понимать».
62
А между тем эдакий человек, веря в Господа Бога, хоть чего-либо вообще боялся, и впрямь ожидая некоей той вполне возможно им совсем этак более чем заслуженной кары и если не на этом, ну хотя бы на том всех уж нас (каждого в свое время) как пить дать ожидающем свете.
Однако, вконец раз и навсегда разуверившись в существовании каких-либо высших сил, - то, что с ним без тени сомнения явно вот приключилось никак не иначе, а в свете всех тех сколь грандиозных стараний агностической, новоявленной философской мысли…
Ну, а кроме того он всецело вобрал в себя великую веру в торжество царя природы над всеми теми прочими ее подданными, а потому, в конечном итоге и стали подобные ему «сверхчеловеки» теми самыми акулами, что и вправду были на деле способны на время пожрать собой солнце.
И ведь всему этому мы как-никак, а непременно обязаны разве что именно тем неимоверно толстенным фолиантам по ядерной физике.
И это именно благодаря так и затаившимся в них великим знаниям всю эту нашу жизнь, современная нам наука и впрямь еще будет способна до того делово и умело столь безнадежно улучшить, что вовсе никто тогда, кроме самых примитивных бактерий, далее существовать совсем уж нисколько так явно не сможет.
Но то пока дело более чем совсем неопределенного и отдаленного будущего…
И не дай только Бог, чтобы оно и впрямь-таки наступило, разом уж развеяв всякий наш прах в ядерную пыль.
И ведь книги они база не для одного духовного и технического прогресса, но и яд дикой мудрости способный до чего разом сгубить все живое на этой Земле
Причем буквально все, что ныне происходит в этом мире в той или иной степени самая прямая заслуга необычайно различных и разнообразных книг.
Они порою имеют на современного мыслящего человека именно то совершенно же вездесущее магическое влияние…
Хотя в целом вовсе не только книги как есть, сколь непременно очерчивают собой весь тот светлый образ нашей сегодняшней духовной жизни.
Ну, а то вполне неизменное умение книг исключительно же глубокомысленно создавать чрезвычайно удобную среду обитания для всех тех, кто в целях личного своего уюта попросту разом отгородился от всего этого невероятно большого мира…
А это, между тем, никак не лучшая и праведная стезя для думы думающих и сколь глубоко и остро чувствующих все же явное несовершенство мира, несомненно, так весьма и весьма благородных людей.
63
Но этакие интеллектуалы вполне еще стали всячески идеализировать мнимую литературную жизнь, по мере сил заменив ею все, то крайне неприглядное и простое чисто же житейское прозябание…
А между тем все, то немыслимо разнообразное искусство было создано как раз именно, дабы всячески ведь услаждать наши возвышенные чувства, а тем, значит во всем сходу и поспособствовать нашему всеобщему духовному развитию, как и всегдашнему и всевозможному творческому обогащению.
А нечто подобное стало вполне уж возможным разве что лишь благодаря самому разноликому сочетанию сколь многогранных и безгранично прекрасных его видов не столь и редко, что вовсе и близко при этом никак не нуждающихся в построчном переводе с языка на язык.
Как, например, скульптура, архитектура, музыка, живопись, опера, балет, фигурное катание.
Великий писатель Иван Ефремов в своем романе «Час Быка» указывает на все то многообразие мира фантазии, а не только разве что именно той его части, что подчас и впрямь уводит человека в совершенно иной мир, буквально вырывая его из лап до чего только заклятой же повседневности.
«На Земле очень любили скульптуры и всегда ставили их на открытых и уединенных местах.
Там человек находил опору своей мечте еще в те времена, когда суета ненужных дел и теснота жизни мешали людям подниматься над повседневностью. Величайшее могущество фантазии!
В голоде, холоде, терроре она создавала образы прекрасных людей, будь то скульптура, рисунки, книги, музыка, песни, вбирала в себя широту и грусть степи или моря.
Все вместе они преодолевали инферно, строя первую ступень подъема.
За ней последовала вторая ступень - совершенствование самого человека, и третья - преображение жизни общества. Так создались три первые великие ступени восхождения, и всем им основой послужила фантазия».
Однако фантазия авторов, излишне порою никак и близко непримиримых со всею той бескрыло окружающей их серой обыденностью, иногда всенепременно заходит слишком-то явно чересчур далеко.
Они создают образы вычурные и от них так, и веет искусственностью крепко-накрепко связанную со сколь острым желанием данного автора передать идею, а не отобразить на грубом холсте прозы какую-либо яркую и весьма колоритную личность.
Причем некоторые писатели, считай уж, в особенности, резво преуспевают в этаком сотворении не самих людей, а их портретных образов, которые с ними, коль скоро хоть сколько-то уж вообще разом соприкасаемы, то только лишь в виде бестелесного духа, а никак не живой и вполне естественной плоти.
Ну а чего вообще еще нужно для того изящного так и сверкающего всеми цветами радуги глянца, коий такие авторы весьма вот своенравно разом и нахлобучивают на всю эту нашу донельзя обыденно невзрачную и наискучнейшую жизнь?
64
А этим они разве что всячески засоряют милые, однако чересчур наивные души своих читателей и почитателей, безусловно, принимающих все отображенное на бумаге за некую чистую монету.
Да и попросту всего уж того вовсе не понимающих, что ко всякой той высокой духовности обязательно так неизменно примешивается туповатая фальшь мелкой части души всех тех чисто никак совсем небезгрешных духовных гигантов…
Тот же великий Виктор Гюго, чьими душистыми фразами автор этих строк, глубочайше искренне некогда упивался, будучи еще ребенком…
Вот чего это именно он порою несет в своей наиболее наилучшей трилогии «Отверженные»?
«И напротив, донести на себя, спасти этого человека, ставшего жертвой роковой ошибки, вновь принять свое имя, выполнить свой долг и превратиться вновь в каторжника Жана Вальжана - вот это действительно значит завершить свое обновление и навсегда закрыть перед собой двери ада, из которого он вышел. Попав туда физически, он выйдет оттуда морально».
Сам Виктор Гюго ни голода, ни холода точно не знал, а потому и призывал он именно к той сладкоречиво хваткой морали и в точности таковым исключительно абстрактным принципам, делая при этом из живого человека безукоризненно четкий чертеж праведности и вездесущей благостности.
Ну, а это очень еще и вправду затем поспособствовало черно-белому восприятию жизни ревностными почитателями его, безусловно, в самом безграничном же смысле сколь этак грандиозного таланта.
65
А между тем надо бы тут именно никак не беспочвенно, а весьма откровенно более чем сходу разом заметить, что коль скоро автору внемлют, словно гласу с небес, буквально-то ни в чем его вовсе не критикуя, то чисто вот эдаким путем, весьма уж безмерно обожествляется сам образ всей его творческой мысли.
А раз он у нас попросту считай, именно так явно непогрешим, то потому и не может он, в сущности, хоть сколько-то вообще где-либо ошибаться.
Причем, ясное дело, что ничего хорошего никак нельзя будет затем ожидать от всех тех созданных его гениальным сознанием прямоугольных штампов крайне ведь широкого общественного поведения.
А между тем всякие те другие формы возвышенного искусства грешат им, куда только значительно менее.
Хотя, впрочем, и им тоже свойственно некоторое до чего явное и самое неотъемлемое отстранение от той невообразимо скверной, пасторальной обыденности, да и всех тех наиболее суетливо въедливых ее черт.
Но это как раз-таки литература во многом вполне поспособствует самому постепенному вот вытеснению мира реальности целым сонмом сладких и очаровательных грез.
Поскольку, кроме возвышенного парения над всем миром плоти и будничного серого существования, почти всегда до чего неизменно верного, порою при чтении возникает еще и сумятица из-за излишне чувственного восприятия сердцем мыслей тех или иных творцов современности, как и классиков тех весьма стародавних времен.
66
А между тем довольно многие большие и великие писатели люди никак и близко неоднозначные, а их творения подчас явно грешат половинчатой правдой, а потому их мнения и мысли никак не могут быть приняты на вооружение даже и безо всякого намека на какое-либо самое конкретное обдумывание всей их этической сути.
То есть надо бы умело отделять главные истинно полные света идеи от тех черных мыслей, которые где-то вот тоже бредут по закоулкам большого ума и души, то и дело более чем прозрачно и остро давая о себе уж действительно знать.
И если вполне исхитриться как есть до конца разом суметь сколь еще зорко так углядеть весь тот спектр радуги внутри какой-либо книги, то это как раз именно тогда и мир после всего того прочитанного ведь окажется более-менее относительно понятен и вовсе не столь однозначно же действительно прост.
Причем радостно наслаждаясь всеми теми возвышенными струнами высокой духовности, всякому уж должно быть сколь на редкость совсем безразлично, а каковой это вообще была некогда личная жизнь, да и сами взгляды на нее тех самых выдающихся гениев, коими, к примеру, были все те же Чайковский и Вагнер.
Поскольку музыка, созданная их величавым воображением, даже если в ней и присутствуют некие слова, почти всегда небесно чиста от всякого быта всей их, ясное дело, далеко не всегда праведной жизни.
А между тем и все прочие корифеи высокого искусства, точно такие люди, как и мы все, а никак не греческие боги, внезапно соизволившие снизойти до границ этого нашего мира с некой до чего белоснежной вершины Олимпа.
Вполне так возможно, что их гениальные произведения и впрямь проникают в нашу вселенную из некого вовсе иного бытия, откуда-то свыше, да только при этом они зачастую преломляются в душах людей, никак не вкушавших во всей полноте от тех предельно простых и светлых радостей всякой обыденной жизни.
Раз до чего милые для всех нас довольно мелкие события всеобщего нашего бытия для гениев были разве что досадным отвлечением от того главного в их большом и подчас не очень-то светлом житейском существовании.
Ведь для виртуозов вполне настоящего творчества всякая серая обыденность явно уж мало чего сама по себе действительно значила.
Дух ярчайшего сотворения всего того так и искрящегося своим собственным светом весьма многозначительно нового в искусстве был для них на редкость несоизмеримо сколь разом намного важнее.
Да и еще они подчас довольно-то резче воспринимали все, то в той или иной степени никак и близко неправое, что происходило у них на глазах или доходило до них в виде слухов и разного рода известий.
И им до чего вот больно било по ушным перепонкам и резало глаза все то, что так или иначе случалось с другими людьми, а уж то, что случалось с ними, самими подчас вообще сходу кромсало им сердце на самые мелкие куски.
И да совсем ведь нередко истинные мастера великого таланта терпели всевозможные лишения и муки голода, а кроме того еще и зверское посрамление всего своего высокого творческого потенциала.
И сколь часто оно и вправду вполне бывало, что до чего только въедливо и немилосердно те самые их басовито бесноватые современники вполне всерьез и со всей основательностью явно старались под самый-то корень разом подрезать их духовные крылья…
67
А между тем нравственные страдания душ великих духовных гигантов буквально ни в чем вовсе несоразмерны с мелкими и обыденными переживаниями всех прочих, смертных, после которых ничего хорошего, кроме грехов и потомства, на этой земле ранее не оставалось, да и впредь уж так никогда и не останется.
Обыкновенные обыватели они всего-то лишь разве что потребители им никак не дано родить новое слово или создать из ничего красоту, а потому они сколь значительно больше только и видели одну ту свою наполненную едой тарелку, а не лепнину на стенах домов, даже коли и доводилось им жить в таких домах.
Ну а гении разных искусств еще явственно вот обитали в своем собственном мире, однако и вящая же действительность в него порою врывалась частым и весьма неожиданным гостем, всегда принося с собой всяческие самые различные суровые неприятности.
Причем творческим людям вполне свойственно принимать близко к сердцу не только свои личные беды, но и беды всех живущих с ними рядом людей, как и вообще всего их общества в целом.
И это, между тем, далеко не полный перечень всех их непомерных страданий…
И главное их до чего непременно затем еще сыщется, кому (и, кстати, довольно-то со всею той самой же надлежащей охотой) на редкость крепко задеть, а к тому же до самой вот глубины их души и сердца!
А кроме того их довольно-то частенько попросту никак совсем не понимают, а также и явно не воспринимают всерьез.
А иногда творцов великого искусства всякие те низменные людишки еще и откровенно поднимают практически на смех или зачастую, безо всякого спроса, или хоть сколько-нибудь разумного и вполне обдуманного их согласия, используют все их явные слабости в своих грязных политических играх!
68
И ведь это подчас как раз из-за того более чем всеобъемлюще жизненно необходимого довольно многим творческим людям хмельного забытья им столь порою до чего уж успешно внушают всяческие те еще националистически-бредовые идеи, явно при этом ложащиеся на довольно удобную «давным-давно взрыхленную» почву.
И это на самом-то деле разве что лишь некоторая и вовсе-то никак не основная часть от тех до чего чрезвычайно же разветвленных путей зла, всячески, сколь старательно опутывающего духовно развитые натуры, что обладают огромным и весьма полноценным даром довольно-то невероятно существенного самовыражения.
И вновь бы хотелось то сколь еще немыслимо немаловажное вполне
разъяснить, а именно - что из тех на наш сегодняшний день имеющихся видов искусств как раз-таки художественная литература поболее всего, всецело предрасположена ко всяческим и всевозможным влияниям и течениям всей этой нашей нелегкой (а в особенности для ее вершителей) культурной жизни.
Однако некоторые более чем всерьез сколь вдумчиво и мечтательно полагают, что этакая профессиональная культурно-просветительская область самым наипрочнейшим образом во всем неизменно увязана исключительно с одними высокими материями, а авторы живут себе, словно неземные существа в царстве неких великих муз, да только на деле все это явно не так.
И вот чего обо всем этом пишет Сомерсет Моэм в своей книге «Подводя Итоги»:
«Мы огорчаемся, обнаружив, что великие люди были слабы и мелочны, нечестны или себялюбивы, развратны, тщеславны или невоздержаны; и многие считают непозволительным открывать публике глаза на недостатки ее кумиров. Я не вижу особой разницы между людьми. Все они - смесь из великого и мелкого, из добродетелей и пороков, из благородства и низости. У иных больше силы характера или больше возможностей, поэтому они могут дать больше воли тем или иным своим инстинктам, но потенциально все они одинаковы. Сам я не считаю себя ни лучше, ни хуже большинства людей, но я знаю, что, расскажи я обо всех поступках, какие совершил в жизни, и о всех мыслях, какие рождались у меня в мозгу, меня сочли бы чудовищем».
69
А это между тем и есть та наиболее доподлинная, ничем и близко никак не приукрашенная правда!
Ну, а все восторженные измышления о неких нимбах, еще изначально окружающих головы великих, - это всего-то лишь видоизмененные идеалистические воззрения о неких святых мощах, которые между тем сами по себе без той идеи, что они собой воплощают, разве что чьи-либо старые кости и нисколько того вовсе не более.
Однако если даже и вполголоса заговорить не о материальных проявлениях духовности, а об ее наиболее наиглавнейшей сути, то ведь все те возвышенные духом люди зачастую и впрямь обладают чем-либо, уж до чего никак нельзя дотронуться руками, а одним лишь добрым и чистым сердцем.
У довольно многих простых людей зачастую принято касаться чужого величия не одними руками, но и ногами, поскольку как раз именно этак оно и становится сколь однозначно, куда явственно ниже, а потому и дышать им при подобном раскладе разом окажется значительно легче, да и во всем как есть гораздо вольготнее.
А, впрочем, и без подобных проявлений всей той неистощимо дикой человеческой нетерпимости весьма многие достойные деятели искусства кровавые мозоли на пятках души себе подчас натирают, а это им больно, как никому иному, то и близко уж быть вовсе-то совсем оно нисколько не может.
Но вот опять речь тут, разумеется, может идти только о людях, вовсе никак не продавшихся грязной тоталитарной власти, да и не ставших на тот сколь этак низменный путь совсем этак беспринципного подслащивания жизни…
70
И это именно тем до чего еще, безусловно, талантливым людям, неизменно вот крайне тяжко на душе за довольно многое из того, что для самого как оно есть, подавляющего большинства попросту совершенно не существует, в той более чем извечно обыденной их самой так чисто повседневной реальности.
Ведь нет, уж как нет для самого бесчисленного числа рядовых смертных всех тех крайне отягощающих им душу безнадежных забот…
Ну а что до политиков, то они беспрестанно и бессовестно играют в интриги, в то время как простые обыватели апатично тянут, совершено вот обыденную для них лямку ради своего собственного до чего только самого же повседневного благополучия.
Однако тут, ясное дело, имеется в виду одно лишь абсолютное большинство, а вовсе не все те люди, каковы они где-либо еще только вообще ведь живут на всем этом белом свете.
Но даже и посреди тех, кто и вправду вполне всерьез интересуется всей общественной жизнью, абсолютное меньшинство по-настоящему «харкают кровью» по поводу и вправду буквально-то всеобщего грядущего благоденствия.
А вот у литературных гениев зачастую все - это было именно так - им душу неизменно терзало все то, что где-либо вовсе никак неправо происходило в их-то стране, да и не только уж в ней одной.
71
А, впрочем, речь тут далее пойдет как раз о российских писателях, чей исключительно на редкость безграничный вклад в литературу стал истинным достоянием всего мыслящего человечества.
Однако при всем том их до чего только многогранная роль в истории развития самосознания российской интеллигенции более чем безгранично трагична, и совершенно неоднозначна.
Великих российских писателей явно слишком угнетала вся та повседневно их окружающая невзрачная действительность, а как раз потому каждый из них именно что, по-своему, подчас сколь сходу и пытался пылко и до чего яростно всячески же растаскивать бревна того самого немыслимо так весьма вот стародавнего имперского острога.
И им-то разом виделось как есть во сне и наяву более чем явственное превращение старого быта в нечто новое и близко так далее совсем вот не праздное.
Да только смотрели они на все их окружающее взглядом ироническим и порою на редкость обезличенно циничным, а надо было им, куда поболее всею душою посочувствовать простому народу, а не тем призрачным идеалам, что были к нему и его извечному страданию довольно-то умозрительно и глумливо всего-то, что наспех попросту нелепо притерты.
Однако при этом никак нельзя забывать, что и они тоже, в сущности, плоть от плоти своего ревизионистского 19-го века, в котором буквально все сразу совсем же нечестиво подпало под вполне устойчивое и безгранично многозначительное сомнение.
72
И при всем том надо бы сколь безапелляционно ведь всерьез сходу заметить, что уж никак не иначе, а все общеевропейские веяния в той ныне полностью прежней царской России сколь баснословно утрировались, вполне естественно, что совсем безысходно при всем том, доходя и до сущего комизма.
Однако нечто подобное нисколько не значит, что гении российской литературы (и, кстати, общемировые классики) вовсе так явно не знали свой народ - знать-то они его действительно знали, да только все их знания носили подчас весьма же удручающе умозрительный характер.
То есть, при всей четкости характеристик внешнего поведения внутренняя суть от них фактически начисто полностью ускользнула.
И единственным исключением тут может быть разве что один лишь достопочтимый доктор Чехов, да еще отчасти и Достоевский, однако во всех его расхристанных описаниях русского общества неизменно присутствует слишком ведь безмерно глубокое самокапание.
Причем у всех тех величайших писателей 19-го столетия, пожалуй, была именно та сколь несомненная сила для всего того, чтобы хоть чего-либо со временем более-менее действенно вполне уж надежно всецело вот переменить.
Да вот, однако, не могли ли они при всем том весьма грубо и более чем незатейливо ошибаться, пребывать в сущем хаосе разнузданных чувств, то есть попросту, как есть находиться во власти всесильных внутренних противоречий?
Поскольку разве они не в точности такие же люди, еще изначально созданные из плоти и крови, а потому и со всеми теми чисто своими неизменно присущими всякому тому, как есть обыденному человеку недостатками и достоинствами?
Ну а потому коли все их необычайное усердие вовсе и не пропало даром, так тому рано бы хоть сколько-то искренне радоваться.
Раз то никак не иначе, а столь довольно большой, да и открытый вопрос: а принесет ли чего-либо подобное хоть какую-либо вполне настоящую реальную пользу?
Причем автор уж, в принципе, глубоко убежден, что прок он - естественно будет и, может быть, даже очень немалый, но и вреда от чьих-либо полностью надуманных, праздных, как и бесцельно восторженных мыслей, во всей той чудовищно многообразной социальной сфере, тоже со временем явно окажется никак не в меру более чем предостаточно.
Нет, конечно, те вовсе никак не косноязычные во всем том русском языке классики общемировой литературы (Чехов и Достоевский) до чего еще многозначительно многое дали этому миру из того самого сколь наглядно вполне же хорошего, вдумчивого и положительного.
73
У потомственных дворян Толстого и Тургенева, в сущности, вовсе-то никогда и близко не было ни малейших проблем с великим и могучим русским языком.
Но все-таки никак не могли они на нем до самого конца более-менее полноценно выразить все многообразие своих чувств, как и раскрыть всю глубочайшую полноту своих мыслей, а уж, в особенности, в течение всего своего донельзя ведь разнообразного творчества.
«Отцы и дети» Тургенева, «Анна Каренина» Льва Толстого - это явное просветление, посетившее души классиков, ну а в целом русский язык был для них все ж таки несколько чужеродным, а потому и был он в их речах не вполне до конца прочувствовано эластичным.
Раз в том самом сугубо семейном кругу они по большей части говорили только по-французски и лишь иногда, между делом, по-русски.
Но даже и такие писатели, как Достоевский и Чехов, хотя и являлись на редкость полноценными носителями русского языка…
И все же и впрямь более чем многозначительно бойкая перенасыщенность их великих умов общеевропейской культурой сколь явственно влила в их литературный труд весьма вот изрядную толику проникновенно елейного и надменно утонченного, безапелляционного нигилизма.
Ну а во всем том дальнейшем этот яд весьма же быстротечно пропитал сознание их истинно многомиллионной читающей публики.
Причем речь тут идет никак не о духовном восприятии всей окружающей великих авторов действительности, а прежде всего о том удивительно простом логическом анализе, на основе которого, собственно, и зиждились все оргвыводы, сделанные ими по поводу увиденного ими наяву, а никак не в том несравненно распрекрасном и блаженном сне.
74
А кроме всего прочего, в том числе и болезни классиков русской литературы, а также и их весьма тяжкий жизненный опыт неизменно сказывались и на всем-то и без того никак не лучшем здоровье их долгими веками угнетенной нации.
Например, тот же Чехов, лет 11 чрезвычайно намаявшись от той уж некогда безумно тяжкой хвори (туберкулеза), в том самом чисто изначальном своем душевном смысле попросту дал дуба, как тот старый добрый Чехов, а стал он тогда Чеховым злым, желчным, буквально неуемным буревестником революции.
Скучно ему жить на Руси тогда стало!
Впереди более чем беспроглядно брезжил самый неизбежный конец и вовсе не от дряхлой старости!
И даже в том его невообразимо великом, никем и поныне не превзойденном по красоте рассказе «Дама с собачкой» он точно также вот весьма попустительски допустил самую откровенную социальную грязь, так и занозившую тогда умы всего его поколения.
А именно это и явилось отягощающим фактором легшим в основу постепенного формирования чудовищно хищного образа всего того лишь где-то сколь смутно вдали намечающегося, а затем уж вовсе безвестно вскоре последующего кровавого с макушки и до пят столетия смуты, тьмы и безумно светлых идей.
И в том, чего это именно затем уж случилось, есть и доля вины гения Чехова, поскольку это как раз плоды его культурного наследия Россия и пожинала в течение всех тех 74 лет.
Чехов, «Дама с собачкой»:
«А давеча вы были правы: осетрина-то с душком! Эти слова, такие обычные, почему-то вдруг возмутили Гурова, показались ему унизительными, нечистыми. Какие дикие нравы, какие лица! Что за бестолковые ночи, какие неинтересные, незаметные дни! Неистовая игра в карты, обжорство, пьянство, постоянные разговоры все об одном. Ненужные дела и разговоры все об одном охватывают на свою долю лучшую часть времени, лучшие силы, и в конце концов остается какая-то куцая, бескрылая жизнь, какая-то чепуха, и уйти и бежать нельзя, точно сидишь в сумасшедшем доме или в арестантских ротах»!
75
Да и Федор Михайлович Достоевский, тоже ведь жизнью и близко уж никак невеселою жил со всеми теми его эпилептическими припадками, а потому и не мог он хоть как-либо достоверно так разглядеть весь окружающий его мир, в тех самых и впрямь безупречно разумных и до конца же для него естественных рамках.
И вот как это именно Достоевский описывает состояние человека после эпилептического припадка, а между тем данными припадками он и сам, как известно, до чего еще немало лет весьма тяжко страдал…
А именно буквально почти все те довольно долгие годы всего своего и без того как-никак совсем нелегкого творческого пути.
Достоевский, «Униженные и оскорбленные»:
«Очнувшись от припадка, она, вероятно, долго не могла прийти в себя. В это время действительность смешивается с бредом, и ей, верно, вообразилось что-нибудь ужасное…».
Не знаем мы да и никогда теперь вовсе того не узнаем, чего это именно могло вообразиться бедной девушке (сроки сдачи романа автора во всем поджимали), но самому Достоевскому явственно вообразились все те сколь бессмертно верные принципы захвата и удержания российского общества в рамках чудовищной, доселе нигде и никогда невиданной диктатуры.
76
И как раз эдак оно и вышло под властью безмозгло оседлавших светлые мечты о некоем всеобщем же благе и близко-то совсем не мифически кровожадных вампиров большевиков.
Эти всемогущие гробокопатели поболее всего только и жаждали беспрестанного пролития людской крови и ничегонеделания на той до чего еще безумно острой вершине всей той абсолютной своей идейной безгрешности…
Они и в самых сладких своих мечтах вовсе никак не планировали создавать народу условия для его несколько лучшего существования.
Зато так и распаляясь в пустых обещаниях, они довольно-то самоотверженно сыпали посулами, некогда уж именно всем из сущего ничего вполне ведь сходу создать некую ту несказанно светлую жизнь.
Причем Достоевский создал чисто внешние декорации, а кое-кому иному разве что только-то и оставалось, так это статно и неспешно выйти на сцену, да и начать весь тот немыслимо грандиозный спектакль под довольно броским названием «построение коммунизма» в одной той на безмерно великие муки отныне обреченной стране.
И вот он тому сколь изумительно яркий пример из тех уж самых более чем выпукло наглядных «Бесов»:
«На первый план выступали Петр Степанович, тайное общество, организация, сеть. На вопрос: для чего было сделано столько убийств, скандалов и мерзостей? он с горячею торопливостью ответил, что "для систематического потрясения основ, для систематического разложения общества и всех начал; для того, чтобы всех обескуражить и изо всего сделать кашу, и расшатавшееся таким образом общество, болезненное и раскисшее, циническое и неверующее, но с бесконечною жаждой какой-нибудь руководящей мысли и самосохранения - вдруг взять в свои руки, подняв знамя бунта и опираясь на целую сеть пятерок, тем временем действовавших, вербовавших и изыскивавших практически все приемы и все слабые места, за которые можно ухватиться».
77
Один, как и понятно, он в поле не воин, да только кто это про то вообще уж сказал, что Достоевский был в те не столь и давние времена явно так в поле совершенно один?
Несколько позднее другой классик Антон Палыч Чехов, медленно отхаркивая кровью свои легкие, собственно, в связи с тем и утратил всякую веру в Господа Бога, а как раз потому и принялся он разнузданно разглагольствовать о некоем всеобщем полезном труде, что всех нас вскоре выведет на единственно верный и, безусловно, правильный путь.
Ясное дело, что ему, до тех дней как-никак вполне здоровому человеку, вдруг сколь однозначно понадобилась весьма существенная помощь со стороны окружающих его людей, а он это со всею очевидностью сразу вот никак невзлюбил.
Да только причем это тут все то население его страны, а тем паче еще и все прогрессивное человечество эдак ведь тоже разом в придачу?
Его мозг, отравленный расхолаживающим действием туберкулеза, безусловно, продолжил все также всемогуще верно творить.
Однако все, то довольно позднее его творчество вполне однозначно оказалось и близко же явно не тем, чем были некогда ранее так и проникнутые светом, теплом и иронией произведения, которые его великий ум создавал некогда доселе ведь прежде.
Нет, теперь это было нечто, хотя и тоже всецело незаурядное, однако совсем же изрядно при всем том отчаянно заунывное, и пусть те поздние произведения Чехова по-прежнему были наделены искрой гениальности, но в точности таковы они были, в том числе и по всему своему непомерно расхолаживающему действию.
Психика читателей сколь безудержно в те ныне на редкость отдаленные времена нещадно тогда подвергалась массированной атаке совершенно же отчаянно несносного чеховского нигилизма.
78
И это именно доктор Чехов, при помощи всех тех необычайно гениальных своих пьес, собственно, и создал довольно действенное психологическое давление на всю ту безнадежно хрупкую, да и совсем отчаянно же ранимую душу русского человека.
И вот он тот, безусловно, так яркий пример тех и впрямь сколь весьма поздних его просоциалистических воззрений.
Чехов, «Три сестры»:
«Милый Иван Романыч, я знаю все. Человек должен трудиться, работать в поте лица, кто бы он ни был, и в этом одном заключается смысл и цель его жизни, его счастье, его восторги. Как хорошо быть рабочим, который встает чуть свет и бьет на улице камни, или пастухом, или учителем, который учит детей, или машинистом на железной дороге… Боже мой, не то что человеком, лучше быть волом, лучше быть простою лошадью, только бы работать, чем молодой женщиной, которая встает в двенадцать часов дня, потом пьет в постели кофе, потом два часа одевается… о, как это ужасно! В жаркую погоду так иногда хочется пить, как мне захотелось работать».
И вроде бы все тут чисто житейски до чего только совсем вовсе же незыблемо верно.
Да, может, то и впрямь было бы, собственно, именно так, кабы, конечно, не все, то довольно-то крайне неприглядно и бурно вскоре затем весьма вот сходу разом последовавшее.
«Тоска по труду, о боже мой, как она мне понятна! Я не работал ни разу в жизни. Родился я в Петербурге, холодном и праздном, в семье, которая никогда не знала труда и никаких забот. Помню, когда я приезжал домой из корпуса, то лакей стаскивал с меня сапоги, я капризничал в это время, а моя мать смотрела на меня с благоговением и удивлялась, когда другие на меня смотрели иначе. Меня оберегали от труда. Только едва ли удалось оберечь, едва ли!
Пришло время, надвигается на всех нас громада, готовится здоровая, сильная буря, которая идет, уже близка и скоро сдует с нашего общества лень, равнодушие, предубеждение к труду, гнилую скуку. Я буду работать, а через какие-нибудь 25—30 лет работать будет уже каждый человек. Каждый!»
79
И вот чем уж всех нас сколь бескомпромиссно вовсе-то никак не обделила Советская власть, как есть и заключалось в том самом до чего необъятном объеме всяческой трудной работы.
Причем всего того непосильного труда было столько, что и десяти волам было бы его никак не осилить, не то, что какому-либо одному отдельно взятому человеку.
И именно как наиболее жуткий образец преображения прежних реалий в нечто исключительно новое и может тут, весьма достоверно же приведена та самая никак недостойная нынешних техногенных времен 20 века донельзя скверная добыча золота в условиях вечной мерзлоты!
В принципе, советская система добычи всем общеизвестна, по 18 часов с мотыгами тысячи и тысячи зеков ковыряли промерзший грунт, который был тверже и крепче любого цемента.
А между тем было уж возможно разом поднять вверх целый пласт веками промерзшей земли при помощи нескольких десятков килограммов во вполне правильных местах заранее строго же по науке заложенного динамита.
Причем действуя по уму, сначала следовало сделать довольно маленькие лунки и в них заложить совсем уж никак небольшое число динамита, ну а потом…
Так нет, вместо этого - пара тысяч политических заключенных с весьма коротким перерывом на сон целый месяц надрывались над тем, что столь успешно могли бы за недолгие 8 дней довольно неспешно осилить пятеро сильных и сытых рабочих во главе с одним грамотным инженером.
Причем среди этих «политических» вполне явно хватало, в том числе и таких технарей, что и вправду могли бы максимально облегчить и обезопасить физический труд.
Однако их светлые головы в черных мыслях большевиков, ни в какой тот еще существенный расчет отныне априори никак совсем уж и не брались.
80
Нам показали в «Списке Шиндлера», как нацист убивает еврейку-инженера…
Да только вот он в чем сколь этак каверзный же вопрос?
Когда – это именно нам точно также покажут, как сытый, упивающийся всем своим полновластием большевик насилует русскую балерину или убивает инженера, который попытался с ним умничать, городя чего не попадя о вполне, как пить дать на самом-то деле возможном обвале в шахте?
И тот сущий невежда на те кем-либо вкрадчиво и именно что совсем через силу произносимые… и впрямь-то всячески молящие о хоть каком-либо понимании еще же слышные слова…
…до чего запросто мог отреагировать примерно следующим самым вот громогласным образом:
- «Люди, говоришь, погибнут, но так ведь оно будет разве что на деле явно получше.
На несколько врагов народа меньше в один момент разом станет, ну а ты подлая без спроса каркающая тварь, прямо уж сейчас, не сходя с этого места у меня считай, что сходу мигом загнешься».
И этак оно было как раз именно потому, что всею своей мелкой душонкой тот вертухай попросту уж являлся лютым врагом всему тому вот на деле конкретно разумному.
Да и был он, кстати, на свою службу собственно призван только лишь ради того, дабы чисто инстинктивно всякое умничанье сколь еще сходу вполне подавлять, и это отчасти как раз благодаря пьесам Чехова и обрела полную силу данная тараканья рать.
А коли кто, в конечном итоге, и стал тогда ломовой лошадью, так то и был именно тот на редкость простой работящий человек, а лентяи при всем том никак не перевелись, их даже поболее в то время разом уж, собственно, стало!
81
И, конечно, все тут дело было не в одних тех чересчур не в меру разбитных пьесах гениального Чехова, раз вполне в те времена хватало и совсем иных, никак не менее уж первостепенных и наиважнейших факторов, неистово формирующих те самые более чем безупречно новые радикально либеральные реалии.
Да может, и впрямь всего того творчества великих титанов российской литературы было бы явно еще недостаточно, чтобы впоследствии стала реальностью та никак вовсе нескромная возможность сколь бестрепетно же обрушить лавину интернациональной дикости на головы всей той бесталанно и безответственно власть предержащей когорты?
Да только при этом самой непреложной истиной так и останется, собственно, то, что все те три классика общемировой литературы почти без тени сомнения, возможно, уж смогли помешать появиться на свет Божий другим, не менее чем они (а может, и поболее), великим классикам разве что некогда затем грядущего и последующего века.
82
И вот те люди (чьи имена по большей части остались исключительно безвестными) были начисто стерты с лица земли именно до чего только осатанелым большевизмом.
А между тем данное сколь еще отчаянно сплоченное племя пламенных демагогов, может быть, без Достоевского, Чехова и Льва Толстого, да и того ведь совсем незабвенного Горького власть в свои едва ли мозолистые руки, может быть, никак вовсе-то совсем не получила.
И именно этакие жалкие людишки ослепленные идеей ленинцы, сходу опоили свой народ гиблым зельем невообразимо неописуемой лютости.
Ну а как раз потому он и загорелся самым неустрашимым энтузиазмом по достижению абсолютно несбыточных мечтаний, которые были и близко неосуществимы без самой коренной перемены буквально всех психологических установок повседневно же движущих мысли и чувства среднего обывателя.
Причем вполне успешно осуществить нечто подобное если и было на деле, возможно, то только лишь в течение довольно-то долгой и весьма продолжительной смены совсем уж беспрестанно раз за разом почти ведь неприметно и безвольно сменяющихся поколений.
Ну а точно также для того самого весьма полноценного успеха на данном поприще еще и следует действовать сугубо так взвешенно, рассудительно и поэтапно, а не нестись неизвестно, куда галопом, сея при этом разве что один тот самый невероятнейший хаос вместо походя и наспех сколь пафосно всем нам наобещанного великого благоденствия.
Да только коль скоро все и вся кое-кому явно понадобилось делать полностью аврально и крайне вот незамедлительно, то тут, как и понятно, безо всей той до чего отъявленной патоки лжи и кровавых интриг было и близко никак попросту не обойтись.
И кое-кто, безусловно, теоретически верно полностью выверил все те наиболее наглядные постулаты той самой разве что некогда затем только грядущей несветлой жизни со всею восторженной лаской чертовски нежно и радостно обнимаемых партией масс.
83
Причем эдаким рьяным учителем мерзких политических смутьянов было вполне ведь доступно разом уж стать, в том числе и сколь отчаянно противопоставляя их мыслям и чувствам все свои жизненные принципы и приоритеты, как, кстати, и громогласно же предупреждая общество обо всей той лишь грядущей самой так серьезной их потенциальной опасности.
И вот чего именно по данному поводу пишет историк Радзинский в своей книге «Господи… спаси и усмири Россию. Николай II: жизнь и смерть».
Из письма Л. Шмидт (Владивосток):
«В журнале "30 дней" (№ 1, 1934 год) Бонч-Бруевич вспоминает слова молодого Ленина, который восторгался удачным ответом революционера Нечаева - главного героя "Бесов" Достоевского…
На вопрос: "Кого надо уничтожить из царствующего дома?" - Нечаев дал точный ответ: "Всю Большую Ектению" (молитва за царствующий дом - с перечислением всех его членов. - Авт.).
"Да, весь дом Романовых, ведь это же просто до гениальности!" - восторгался Нечаевым Ленин.
"Титан революции", "один из пламенных революционеров" - называл его Ильич».
84
И как то сколь всерьез доселе было сказано выше, довольно-то затруднительно переоценить выведенную Достоевским формулу грядущего правления российским государством, поскольку этот великий писатель столь во многом явно предвосхитил - все то, к чему и надобно будет стремиться всем тем некогда и впрямь-то только еще последующим его, грядущим поработителям.
Причем, скорее всего, Достоевский только-то разве что загодя захотел вполне проникновенно предупредить общество о той лишь издали на него до чего грозными же шагами и впрямь-то медленно, но верно надвигающейся страшной опасности.
Да вот, однако, сам он при всем том был всецело одержим бесом, несомненно, сколь еще отчетливо диктовавшим ему именно свои правила написания романа о бесах.
И вообще буквально у каждого из тех, кто весьма воинственно скликает людей, грозя им грядущим и совсем неминуемым концом, есть четкие и ясные полномочия как от Бога, да так и от Сатаны.
А заодно и его собственная личность тоже вполне естественно накладывает на редкость неизгладимый след на все те, невообразимо же пафосно изрекаемые неким грозным оракулом грядущего так и звенящие затем во многих ушах страстные пророчества о той немыслимо скорой и никак вовсе-то затем неминуемой погибели.
Достоевский он до чего беспрестанно играл в войну с тенями, и в этой игре он сколь неизбежно все время менялся ролями: то он был Фаустом, то Мефистофелем.
Ну, а более-менее полноценным пророком от имени добра и света он ведь, пожалуй, наверное смог бы действительно стать, да только никак он того попросту вот не захотел, смолоду еще увлекшись всяческими отъявленно богоборческими воззрениями.
А в них и был совсем не наспех заложен главный корень именно того исключительно невозмутимого социального зла поскольку, даже уж будучи вконец уничтожена прежняя система неизменно будет затем до винтика собрана заново и восстановлена в том самом более чем полноценном объеме.
И разве что, то одно в ней считай, этак явно изменится самым принципиальным же образом, а именно далее она будет вполне осмысленно собой представлять, самый явный образец слепленной из чего только совсем попало анархии…
Причем именно для того чтобы более чем сходу не развалится этакому образованию разом потребуется всячески пронизать все слои общества невидимыми нитями страха малейшего же ослушания.
И именно товарищ Сталин как никто другой и был отличным мастером плетения дьявольских интриг да вот, однако к чьему-то совсем великому сожалению был он явно так чисто по-человечески совсем уж не вечен.
Однако был ведь и тот, кто заранее придал еще и явного долголетия данной бесовской власти.
85
И это совсем никто иной, а Федор Достоевский, вовсе-то безудержно и безрассудно рвался в бой с нечистой силой, яростно при всем том, всячески провозглашая именно ее нечестивые лозунги, да и полуосмысленно размахивая как раз-таки ее аляповатыми стягами, сколь блаженно при всем том, пребывая в мире сладких дрем и беспечных надежд.
И до чего безумно враз он попытался, и впрямь-то сходу ниспровергнуть всю ту нечисть обратно в ад, из которого та весьма неожиданно вдруг соизволила же изойти.
Эдвард Радзинский в своей книге «Александр II - Жизнь, любовь, смерть» пишет нечто довольно-то сходное с собственными мыслями автора на данный счет:
«И потому Достоевский взял эпиграфом к роману евангельскую притчу о бесах, по велению Иисуса покинувших человека и вселившихся в свиней.
И Достоевский пишет в письме к поэту Майкову, бесы вышли из русского человека и вошли в стадо свиней, то есть в Нечаевых Серно-Соловьевичей и прочее, те потонули или потонут, наверное, а исцелившийся человек, из которого вышли бесы, сидит у ног Иисуса, так и должно было быть, но так не будет. Ошибся великий пророк. В дальнейшем все случится с точностью до наоборот, как он предсказал в романе, но не в эпиграфе.
Вся будущая история будущего революционного движения будет прорастать Нечаевщиной, ибо Нечаев оставил главное наследство.
И вскоре нечаевщина начнет завоевывать русскую молодежь. Пройдет всего несколько лет, и негодовавшие читатели бесов увидят воочию русский террор, рожденный чистейшим сердцем. Бесу Нечаеву будет принадлежать грядущий двадцатый век в России, и победа большевизма станет его победой. В большевистской России люди с ужасом будут читать "Бесов", и монолог Петра Верховенского, то бишь Нечаева, об обществе, которое он создаст после революции.
"Каждый член общества смотрит один за другим и обязан доносить… Все рабы и в рабстве равны… первым делом понижается уровень образования, наук и талантов. Высокий уровень науки, талантов доступен только высшим способностям, не надо высших способностей… Высшие способности всегда захватывали власть и были деспотами… их изгоняют или казнят. Цицерону отрезывается язык, Копернику выкалывают глаза, Шекспир побивается каменьями…»
И призыв главного теоретика большевиков Бухарина об организованном понижении культуры… и высылка знаменитых философов… и равенство в рабстве… и всеобщие доносы… все случилось. Большевики усердно претворяли в жизнь роман Достоевского. И в советской России в 1920-х годах родится анекдот. Большевики поставили памятник Достоевскому, и на пьедестале кто-то написал "Федору Достоевскому от благодарных бесов"».
86
И уж буквально всему, между прочим, вполне еще возможно будет сыскать до чего явственные истоки в этом-то на веки вечные бессмертном романе: вот он тому лишь один безыскусно яркий пример.
Достоевский «Бесы».
«- Я говорил шепотом и в углу, ему на ухо, как могли вы узнать? - сообразил вдруг Толкаченко. - Я там сидел под столом. Не беспокойтесь, господа, я все ваши шаги знаю.
Вы ехидно улыбаетесь, господин Липутин? А я знаю, например, что вы четвертого дня исщипали вашу супругу, в полночь, в вашей спальне, ложась спать. Липутин разинул рот и побледнел. (Потом стало известно, что он о подвиге Липутина узнал от Агафьи, Липутинской служанки, которой с самого начала платил деньги за шпионство, о чем только после разъяснилось)».
И главное чего-то автору все - это уж очень даже (своими методами) крайне так совсем неприхотливо вполне ведь явственно напоминает, ах да - всезнающие око, ухо, да и собачий нюх всесильного КГБ.
Тоже, небось, большевики у гениального писателя о великом негласном надзоре (до того, как более-менее полноценно его создать) все - это считай, уж загодя весьма вот внимательно вычитали?!
Да и вообще почему - это коммунистам было никак не оказаться более чем искренне благодарными великому Федору Достоевскому, когда тот на редкость доходчиво и внятно вполне ведь наглядно конкретизировал все главные тезисы их бесовского правления, сколь железобетонно и верно их заранее обосновав?
87
Им всего-то, что оставалось, так это весьма неспешно отбросить все, то до конца абсурдное и нежизнеспособное, и вот оно перед ними как есть уж само полностью выложено, словно на блюдечке!
А впрочем, кто-нибудь непременно выскажется именно в том, собственно, смысле, что, мол, кабы не те безумно страшные катаклизмы, временно изменившие лицо всего этого мира, и до чего многострадальная российская история вполне бы могла пойти по тому исключительно другому заранее накатанному руслу.
И это, мол, всего-то, что разве что те весьма весомые и злосчастные обстоятельства до того неудачно и нелепо чисто так в единую цепочку сами собой сходу уж разом сложились…
Ну а коли бы приобрело тогдашнее развитие событий несколько иной, куда разве что поболее позитивный характер, и все ведь, конечно, пошло бы совсем как по маслу…
И это все будто бы вполне верно, но только на самый тот еще первый взгляд.
А все, потому что не просто же тот гениальный стратег Наполеон, приводит в своих мемуарах до чего уж донельзя емкую и примечательную восточную поговорку.
«Как и положено во времена великих событий, сильного зарежут, слабого удавят, а ничтожество сделают своим предводителем", — эту пословицу я услышал в Египте».
А как то еще вообще могло быть иначе?
Ведь весь этот бренный мир именно что как есть, сколь этак злосчастно повсюду руководим одними лишь бесами титанических и на редкость отчаянно хищнических амбиций.
Ну а для всех тех хоть чего-либо стоящих и вполне естественных логических построений места при этом попросту уж, никак вовсе не остается.
А потому, как тут ни трудись, до чего пространно указывая перстом в некое светлое грядущее, а все равно его там и близко совершенно же нет, и никогда вот не будет.
Раз сколь успешно добраться до него будет возможно одним лишь тем весьма невозмутимо медленным и крайне осторожным шагом, неизменно при этом, смотря, куда это именно ты ступаешь ногами.
Ну, а толкаясь и теснясь всею той безлико серой толпой, можно будет разве что только попасть в то самое совсем этак явно нелепое некуда, а оттуда уж точно никому не будет затем никакого возврата.
Причем тот еще первоначальный импульс был дан людской массе отнюдь не большевиками, а сколь безмерно по поводу и без повода крайне же неизменно кипятившейся левой интеллигенцией.
А именно потому та разнузданная и многоголосая революционная толпа и была всяческими шальными эмоциями более чем уж отчаянно так явно раскалена, а главное считай до самого вот как есть невообразимого безумия.
А впрочем, явно как есть надо бы именно то до чего жирно ведь более чем сходу разом уж подчеркнуть - ничто подобное вовсе не могло бы произойти только лишь совсем невзначай само по себе.
88
И это как раз в те самые адски жаркие объятия к революционерам и толкает людей сладкоречивая литературная братия, зачастую вся и впрямь до чего уж сплошь состоящая из всяческого совсем ведь вовсе безродного люда бородатых мыслителей.
Ну, а также среди тех, кто пламенно дышит воздухом изящных искусств совсем же немало и всяческих крайне безответственных благожелателей, истово желающих самого искрометного счастья для всего, как он есть рода людского.
И именно на этакой донельзя зыбкой почве совсем беспардонно и вальяжно этакие люди весьма уж разнузданно вещают о некоем том великом рае изумительно сказочных грядущих благ.
То есть, речь тут будто бы и впрямь идет как раз о том лишь только некогда грядущем достоянии, что уж вскоре обязательно станет всецело общедоступным после абсолютно вот неминуемого грядущего свержения всему тому простому народу до чего еще отчаянно ведь люто ненавистной царской тирании.
Да только всякие те простые обыватели никак ничего почти и не думают, о том политическом строе, при котором они ныне живут и хлеб жуют, и сколь частенько во время своего существования он уж для них и светел и свят и полностью во всем всегда справедлив.
Причем точно так оно даже и тогда когда он совсем ведь попросту никак до чего еще явно совсем уж неправ.
И прежде всего, их можно сколь еще резко во всем подхлестнуть именно к подобным мыслям при помощи всяческих воззваний и произведений искусства.
Причем абсолютно любое высокохудожественное и массово доступное описание, каких-либо событий неизменно придает сил фактически всякому общественному процессу и абсолютно не важно, полезному или донельзя вредному.
Да вот, однако, КАК РАЗ именно то, что совсем этак вовсе непримиримо ведет именно к той весьма уж отчетливо наглядной деградации общечеловеческих ценностей, более чем неизменно, куда значительно лучше усваивается всем человеческим обществом, нежели чем какие бы то ни было извилисто заумные нотации о чем-либо действительно всеблагом и прекрасном.
И эдакие безумно смелые ожидания того-то самого, лишь некоего затем только грядущего лучшего бытия зачастую остаются совсем ведь неудобоваримыми для отнюдь никак не всеядных масс простого народа.
Ну, а потому и окажутся все эти воинственные чаяния на редкость бесполезны в смысле всего того хоть сколько-то действенного и весьма наглядно и зримо в самом же воздухе будто бы ныне более чем проникновенно ощущаемого духовного усовершенствования всего того широкого общественного организма.
89
Однако строить и строить те самые благие и при всем том до чего еще очаровательные планы абсолютно никому и близко-то вовсе никак оно совсем не помешает.
Зато от всего того, что и впрямь крайне на редкость нисколько же нелицеприятно, тот человек, что сколь явно пресыщен внешней культурой, буквально сразу так и открещивается, причем с самой той до чего превеликой щенячьей радостью.
И происходит - это, как говориться, считай ведь только благодаря разве что той же литературе, как и вполне наглядно создаваемых ею ярких и выпуклых образов.
И главное, взялось нечто подобное никак не из чистого воздуха, а появилось оно на свет Божий именно с тем-то более чем необъятно благостным дуновением чересчур уж подчас излишне порою слащавых, а также и слишком-то наставительно благожелательных книг всех тех или иных ныне их имеющихся жанров.
Причем именно сила таланта автора и определяет суровую увесистость того удара, что будет им нанесен в стену дома крыша, которого хороша ли она или очень плоха, но она при любом раскладе хоть как-то же укрывала граждан страны от того дикого ненастья, которое приносит с собой всякая лютая анархия.
И вот скажем, достопочтенный Лев Толстой уж вместо того, чтобы истово боготворить армию как единственно верный оплот державности своей страны, во сколь многих мыслях своих безнадежно оптимистически попытался переиначить существующее мироздание именно эдаким образом, дабы так и воссияла над нами звезда всеобщего счастья и ласковой любви ко всякому ближнему своему.
Он это, конечно, делал далеко не везде, но даже и там, где он этого совсем так не делал, в его душевном настрое буквально всегда присутствовали элементы, разоружающие добро и делающие, по всей своей сути, неизбежное зло крайне вот непримиримо противным всякому внимающему его великому творчеству чьему-либо светлому уму.
90
Лев Николаевич Толстой, подчас совсем уж безапелляционно и беззастенчиво дискредитировал армию, а от всего этого добра вовсе-то явно нисколько не жди.
И само собой попросту сходу ведь ясно, что еще разом так вышло из всего того одно лишь разве что великое (всеми планами своими) демоническое зло.
И вот он тот вполне конкретный пример мышления Льва Толстого, никак не наспех автором со всем тем солдатским мясом вырванный из его «Севастопольских рассказов»:
«Лица и звук голосов их имели серьезное, почти печальное выражение, как будто потери вчерашнего дня сильно трогали и огорчали каждого, но, сказать по правде, так как никто из них не потерял очень близкого человека (да и бывают ли в военном быту очень близкие люди?), это выражение печали было выражение официальное, которое они только считали обязанностью выказывать. Напротив, Калугин и полковник были бы готовы каждый день видеть такое дело, с тем, чтобы только каждый раз получать золотую саблю и генерал-майора, несмотря на то, что они были прекрасные люди. Я люблю, когда называют извергом какого-нибудь завоевателя, для своего честолюбия губящего миллионы. Да спросите по совести прапорщика Петрушова и подпоручика Антонова и т. д., всякий из них маленький Наполеон, маленький изверг и сейчас готов затеять сражение, убить человек сотню для того только, чтоб получить лишнюю звездочку или треть жалованья».
А между тем для своего собственного времени все это было, конечно же, пусть и правда, но, правда, дьявольски однобокая.
Однако - это как раз благодаря великим стараниям Льва Толстого и вышли в главные чины армии все те осатанело грязные, но зато по телефону до чего еще свойски суровые и грозные сквалыги, которым, наверное, о своей личной военной карьере в несколько ином духе подумать было вовсе ведь совсем никак недосуг.
Раз были они именно что изнутри всецело сотканы как раз из одних лишь совершенно безжалостных и осатанело скотских амбиций.
91
Василий Гроссман в своей книге «Жизнь и судьба» весьма этак изрядно проехался «гусеницами танка» по всяческим тем еще любителям до чего внезапных и вовсе незамедлительных дуто воинственных контрнаступлений…
И откуда только им вообще было, собственно, взяться?
Яснее ясного, что, сколь еще бесшабашно и неистово так и нагромождая фантомы всяческих и впрямь-то, словно бы наяву привидевшихся Льву Толстому принципов зла, он и воплотил, затем всю их довольно выпуклую и наглядную суть во все те промозгло серые будни некогда лишь разве что именно так грядущей сталинской действительности.
Но, конечно, из тех до чего удивительно тихих и пасторальных времен 19-го века будущую вакханалию лютых страстей было вовсе явно совсем не увидать.
И почему бы - это некогда затем и вправду вот совсем не быть всем тем безмерно же радостным переменам к чему-либо именно сразу как есть распрекрасно действительно наилучшему?
Но при всем том разве во имя чьей-либо значительно лучшей доли и вправду как-никак хоть сколько-то стоило со всем этаким беспримерным усердием воинственно же разрушать чего-либо вполне еще твердо устоявшееся веками?
И может быть Льву Толстому, явно совсем ведь нисколько не стоило донельзя так беспрестанно расшатывать все те и впрямь доселе могучие основы его родной необъятно широкой державы?
И разве то чисто заранее никому вовсе не ясно, а именно что как-никак, а чем-либо подобным лишь довольно-то поболее усугубишь всю нынче существующую на наш сегодняшний день и без того не слишком благополучную ситуацию во всем обществе в целом.
92
Однако Лев Толстой, да и все ему подобные, наверное, разве что только в ряд вот сидели пред старым «раскидистым пнем всею той вконец им приевшейся старой жизни» и лишь о том они яростно «искрили мыслью»… а именно как бы это им его взять, да к чертовой матери наспех полностью выкорчевать.
Да только коли чего, они и в мыслях своих совсем уж никак явно не допускали, так это того, что им по силам окажется, разве что на самом том корню почти всецело загубить одну лишь свежую поросль, ну а тот пень им попросту вовсе совсем вот не по зубам.
Поскольку дабы выкорчевать его на самом-то деле, а не на пустых и совершенно праздных словах, надобно было до чего сходу уничтожить все существующее человечество, ну а затем более чем незамедлительно воссоздать его в некоем новом, куда поболее светлом и весьма просвещенном же облике.
И кто-то именно это тогда и задумал, однако никак не иначе, а совершенно во всем он попросту как на грех явно же просчитался.
Раз действительно вполне верно осуществить сие «великое дело» смогут одни лишь те, кто и впрямь-то разом до чего только весело повернут оглобли к тому и поныне никак не изжитому стародавнему, да и безмерно же немыслимо примитивному житью-бытию.
А светлый путь при этом будет разве что неким чисто вот внешним покрывалом чересчур слащавой идеологии, а где-то глубоко внутри станет царствовать сущая тьма необычайно фанатичной тупой канцелярщины.
Ну, а ее до чего вальяжные адепты, доблестно на вытяжку стоящие, на всех малых и больших ступеньках пирамиды власти так и будут раболепствующе полны сколь подобострастно же холуйской преданностью нынешним всесильным владыкам.
Но при этом кое-кто из тех чересчур рьяных интеллектуалов во всем том совсем бесшабашно и осатанело происходящем вполне полностью искренне видел до чего явный грядущий конец эры насилия над душами и плотью всякого простого народа.
93
И главное, все эти исключительно беглые поиски чего-либо нового и как есть ненаглядно светлого в их-то устах вовсе не более чем одна труха из гнилой колоды дремотного духа самой отъявленной демагогии…
И она разве что слепо сеет бездушную ненависть, проливая народную кровь во имя неких чисто внешне величественных абстрактно же скороспелых и полностью дутых идеалов.
Причем само, то их на редкость подобострастно ласковое словесное употребление послужит одним лишь необычайно блеклым прикрытием для промозгло серой действительности полной диковинных чудес бессмыслия, отчаянной показухи вместо вполне реальных успехов.
Да и вообще как-никак, а после тех безумно ярких первых дней мнимой свободы сколь же вкрадчиво и неприметно все те светлые мечты о том наиболее ближайшем грядущем всецело вот вскоре переродятся в самое обыденное существование наиболее темных свойств всего человеческого духа.
И все, это потому, что тяжеленая телега общественного быта, будучи поставлена впереди лошади, только лишь резко сдаст назад, и задавит всех и вся, полностью повернув свои оглобли к тому, что будто бы было доселе совсем изжито, хотя на самом-то деле оно было разве что только покрыто дерном новой цивилизованной действительности.
Ну а теперь более чем полноправно оно и вылезло целиком уж наружу в тех самых вполне подходящих для всего того условиях «бесподобно и невозмутимо массово-идейного жития-бытия».
А вот и те исключительно так выпукло яркие строчки, что были совсем так напрочь вымараны цензурой из произведения донского атамана Краснова, причем как раз из-за их нисколько вовсе-то совсем нестерпимо болезненного сурового неудобства.
И это именно в них, кстати, между тем, и имеется то самое сколь безукоризненно наглядное и впрямь-то самое уж безысходное доказательство всему тому, что несколько выше было автором вполне вот верно разом изложено.
И только в аудиокнигу эти слова никак ведь ныне не «постеснялись» как-то уж до чего еще ненароком все-таки втиснуть промеж других строк.
Вот она в конце цитаты.
Генерал Краснов, «На внутреннем фронте»
«- Вы - генерал Краснов? - обратился штатский ко мне.
- Да, я генерал Краснов, - отвечал я, продолжая лежать. - А вам что от меня нужно?
- Господин комиссар просит вас немедленно прибыть к нему для допроса, - отвечал он.
- Странный способ приглашать для допроса генералов вваливаясь к ним с вооруженной командой и наводя панику на несчастных хозяев, - сказал я.
- ТАК ДЕЛАЛИ ПРИ ЦАРСКОМ РЕЖИМЕ, - ВЫЗЫВАЮЩЕ ОТВЕТИЛ МНЕ - МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК.
- ВЕРОЯТНО ВЫ ДЛЯ ТОГО И СВЕРГАЛИ ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА, ЧТОБЫ ПОВТОРЯТЬ ВСЕ ТЕМНЫЕ СТОРОНЫ ЕГО ЦАРСТВОВАНИЯ, - СКАЗАЛ Я».
(Выделено мной для сущей наглядности - Авт.)
94
Но то до чего мягко так будет как есть еще, собственно, сказано: на деле революция была явно ведь призвана разом уж повторить все то наиболее темное, что некогда вообще могло хоть как-то существовать в какую-либо прежнюю цивилизованную эпоху.
Однако при всем том их пожелания, естественно, были самыми как есть же истинно наиблагими.
Да только никак не за счет них вполне может резко улучшиться вся та сколь плотно нас окружающая жизнь, а только за счет повышения сознательности и истинной политической зрелости всего населения.
Ну а нечто подобное может произойти только лишь вследствие последовательного воспитания нескольких новых поколений.
Причем данному воспитанию должно бы носить разносторонний и никак вовсе не тенденциозный характер.
Да и всякие розовые мечтания разом так возможно было бы никак не выдавать за то единственное верное и славное чего только непременно уж ждет всех нас где-то далеко впереди.
И интеллигенция, несомненно, могла бы подать народу тот еще наиболее гуманный пример именно того и близко ведь никак совсем не обезличенно восторженного отношения ко всей той самой уж обыденной житейской правде.
И главное все те наиболее обиходные постулаты как раз-таки подобного медленного, взвешенного и постепенного изменения всех тех извечно приземленных реалий начала прошлого века явно уж могли вот хоть как-либо еще оказаться на самом-то деле, вполне полноценно усвоены всем тем донельзя простым же народом.
Причем как-никак, а впитываться всему тому было должно совсем не напрямую через самое непосредственное чтение книг, как есть еще, так и эдак всячески обнажающих всю суровую правду, а, пожалуй, что неким тем чисто косвенным путем, пусть и случайных, но искренне сердечных взаимоотношений с самой как она только есть читающей публикой.
95
И уж та главная и наиболее чудовищно глубокая рытвина на светлом челе нынешней цивилизации как раз и заключена в сущей благостности и величавости всего того новоявленного социального зла, что весьма нередко довольно-таки легко захватывает в плен умы, решительно и навсегда отвернувшиеся от всякой вообще веры в Создателя всего сущего.
Причем вполне возможно, что когда-нибудь атеизм и впрямь примет все те самые свои более чем законченные научные формы и все мы, истово верящие в Бога, попросту совершенно никак неправы.
Однако в конце 19-го - начале 20-го века, разом уж осатанело сбросив с себя цепи всей той безвременно им опостылевшей веры, молодые люди безнадежно и слепо уверовали, что безо всякой в том тени сомнения вскоре так они сумеют совсем в одночасье раз и навсегда переменить весь крайне неказисто их окружающий мир.
Им вот и впрямь во всех тех приторно сладких снах вовсе же неуклюже явно привиделось, что буквально все в нем устроено крайне небрежно, шатко и валко.
Ну, а они в единый миг его вполне всерьез всецело так перекроят, именно что по всему своему собственному на то разумению, сделав его не только лучше, но и куда и вправду действительно разумнее.
96
Да и Федора Достоевского, тоже уж, между тем, неизменно так и кидало из стороны в сторону в течение всей его более чем совсем достоверно на редкость сколь нелегкой и несветлой жизни.
Ну, а весьма резкие переходы от одного к другому, безусловно, подразумевают внутреннюю аморфность и лютый фанатизм.
В принципе, то была проблема всех русских писателей 19-го столетия, а не одного разве что Достоевского, но это именно в нем этот жуткий маятник и качался с самой максимальной амплитудой.
И, тут, разумеется, что самым отрицательным образом явно сказались все тяготы его довольно-то нелегкого существования, связанные не только с тюрьмой, но и с тем сколь еще однозначным чисто патологическим пристрастием великого писателя к зеленому сукну, а именно рулетке.
Да и вообще все творчество Достоевского было сплошь проникнуто тьмою душевных мытарств, а как раз именно потому и не являлось оно самого наилучшего рода микстурой для того безмерно и без того еще издревле отравленного всевозможными противоречиями дореволюционного общества.
И все - это притом, что никак пока не было оно до чего вдоль и поперек разом вот и растоптано сапогами всего того донельзя осатанело мелкотравчатого большевизма.
Причем, конечно же, все возвышенные намерения Достоевского неизменно были безмерно вот чисты и прекрасны, но это не только они одни, в своем конечном итоге хоть сколько-то многозначительно сходу заранее же определят судьбу каких-либо довольно больших и светлых свершений.
Да и вообще коли чего еще всем нам некогда уж сможет дать несколько иную, куда и впрямь поболее сносную жизнь, так это один разве что тот чисто вовремя и верно должными людьми проявленный здравый житейский рассудок.
И это как раз-таки его явно уж и не хватает в те до чего неистово бурные времена на редкость решительного осуществления бесшабашно безответственных планов, по истово беспутному усовершенствованию вполне незыблемых принципов широкой общественной жизни.
Причем все, те отчаянно бравые иллюзии были основаны именно на суровых абстракциях, что совсем бестолково были затеряны в сладких грезах целого мира философских благих измышлений.
Да еще заодно и именно таковых, что явно ведь попросту никак не имели даже и самой малейшей связи со всем тем подлунным миром, более чем неизменно состоящим именно из всей той обыденно беспристрастной и сколь непримиримо взыскательной к фактам уж совсем этак на редкость подчас вовсе неприглядно суровой действительности.
И попросту никак никому не удастся, лихо и безжалостно оседлав политически подкованных граждан, более чем запросто разом достигнуть славных вершин заоблачно райского иного бытия, а в особенности, коли все в нем должно было, сходу оказаться полностью навеки отлично от всего этого нашего раз и навсегда житейски обыденного, скотского существования.
97
И главное, вовсе-то неизбежно из тех самых каких-либо фантастически славных, но логически при всем том никак твердо необоснованных намерений, в конце концов, разве что и выходит нечто во всем тому еще изначальному полностью противоположное…
И вот точно так оно разом уж некогда сходу и вышло с тем никак вовсе небезызвестным фильмом «Семнадцать мгновений весны».
Фильм этот явно был некогда создан, именно дабы до чего еще безмерно прославить советскую разведку военной поры, да только вышло оно сколь полноценно именно наоборот!
И автор как раз в том самом более чем полноценно до конца убежден, что как-никак, а без эдакой безотрадно серо-коричневой многосерийной эпопеи неонацистские организации сегодняшней России точно недосчитались бы в своих рядах, пожалуй, так не менее трети своих теперешних ревностных членов.
Причем никто - это тут явно не собирается для одного виду и красного словца до чего уж беззастенчиво сравнивать творчество великого Достоевского с какой-то необычайно банальной, а местами и попросту откровенно глупой советской лентой!
Правда, речь тут может идти разве что о том в самом-то безупречно верном большевистском духе сколь ответственно выдержанном сценарии, а никак не об игре действительно хороших актеров.
Однако сами по себе как есть вовсе ведь безотрадные последствия - они довольно-то во многом удивительно схожи!
Хотели одного светлого добра, а вышло, собственно говоря, то самое до чего откровенное и весьма этак дикое зло, причем именно в том самом более чем всеобъемлющем великом смысле.
И вот как оно право само собой подчас уж выходит, когда на исключительно благодатную почву наивности сеются семена беспредельно чуждого, как и весьма меланхолично никак неприглядного неприятия всех нас считай, что пожизненно и совсем недобро окружающей промозгло нищей духом социальной действительности.
О да она и впрямь может быть на редкость суровой, и все-таки никакими праздными словесами все та из века в век вездесуще навязчивая реальность, нисколько-то и ни на йоту к лучшему (не во снах) совсем уж не сдвинется.
Жизнь общественная в своем почти абсолютно нетронутом виде просуществовала не одно лишь то бесконечно малое во всей ведь череде минувших веков 20-е столетие, а как раз потому и любые, политическим путем навязываемые обществу этические перемены безмерно опасны, а к тому же и полностью бесперспективны…
98
А весь тот народ для своей более чем доподлинной душевной целостности должен был явно так иметь и то самое считай одно на всех духовное наследие.
А следуя сему, великий Пушкин – это именно русский поэт и вовсе не зря его в СССР сколь старательно делали этаким прозаичным классиком, буквально напрочь отметая при этом всю его великую страстность.
И кто это вообще совсем уж нелепо решил, что свои наилучшие строчки он написал в блокнот заезжей графине и это в то самое время, когда он был столь неистово и безумно влюблен в свою Натали?
Натужная прекрасность - то вот нисколько не та утоленная страстность.
Да и сама та вездесущая страсть к самому яростному уничтожению зловредных проявлений окаянно, невзрачной действительности - она уж, конечно, куда этак многозначительно поважнее светлых проявлений любви между женщиной и каким-либо мужчиной.
Некрасов, этот поэт тоски, обреченности и неволи, и возродил всеми теми своими будто бы бессмертными, пространными виршами ту самую до чего только и впрямь никак вовсе вот совсем незапамятную опричнину Ивана Четвертого…
99
Да и великий Лев Толстой, когда уж он столь ревностно боролся с бесовской хитростью управляющих поместьями совсем этак вряд ли, что на самом-то деле действительно имел даже и мало-мальски зрелое обо всем том представление, откуда это именно она берет все свои самые, что ни на есть естественные корни.
А между тем ясно, как Божий день, что их наиболее верное происхождение неизбежно же брало свое начало как раз от той до чего безмерно внешне же утонченной европейской культуры.
Из чего вполне естественно следует, что, раз кто-либо всеми силами так и толкал Россию на довольно же схожий путь общественного развития…
Яснее ясного, что тем самым он и впрямь всецело создавал все условия и предпосылки для продолжения Французской революции, и на этот раз именно на той и без того из века в век отчаянно многострадальной русской земле.
Причем все то черное смертоубийство, что было безумно же зверски осуществлено в пределах культурной Франции, оказалось, считай одним только детским лепетом по сравнению с тем, что на деле еще ждало Россию, где революция попросту разом снесла голову с плеч той вовсе-то никогда затем не наступившей эре всеобщего процветания и благоденствия.
Раз еще первоначально все тут дело было явно не в том, что некоторые чересчур восторженные личности как-то совсем ведь неправо начали зачитываться безнадежно чужой и чуждой посреди всех тех необъятных просторов России умственно незрелой и крайне деспотичной философией.
Да еще и главное именно таковой, что была как есть весьма уж обезличенно праздной, а потому и сколь запросто выедающей, словно бы кислотой, всяческий тот безыскусно пресный здравый смысл.
Ну а кому-то явно хотелось еще вдоволь вполне отведать от соленой водицы целого океана светлой истины, а между тем мелкие и крайне хлипкие логические построения никак не рассеивали окружающий густой мрак…
Причем дело тут явно не в том, что кто-то сходу захотел барскою кровью спешно расчистить путь общества к его грядущему попросту невероятному счастью.
Нет, чисто фактически речь тут идет о чем-либо на редкость уж вовсе совсем вот ином.
А, прежде всего, тут дело было в том, что в той прежней России все французское и заграничное прививалось самим, как он есть образом жизни, да и совсем нелепо следующей разве что именно строго так влево идейной мыслью.
И вот как раз уж нечто подобное весьма тяжким грузом затем и оседало в умах российской аристократии и творческой интеллигенции.
Причем это как раз та чудная новизна старой лжи и придает жалкой фальшивке тот еще как есть впрямь-таки сладостный и дивный звон самой же настоящей монеты.
Зыбучая, сыпучая и шипучая через край видимость, сколь безупречно скрывающая вполне ведь доподлинную подноготную всяческих крайне некрасивых вещей, в древней Европе существовала еще со времен императора Августа, а на Русь она без году неделя заявилась именно с тем до чего еще многозначительно великим ее Петровским культурным просвещением.
100
И именно тут она разом уж затем и слилась, считай воедино со всею той отчаянно злющей и зловещей азиатской хитростью.
Причем все те как они есть, изначально так искренне добрые намерения явились одним лишь тем довольно-то громко урчащим в пустом желудке фактором, что единственное сколь еще безмерно раздражал, но никак не исцелял, и по сию пору, точно также страдающую все теми же застарелыми болячками плоть российского общества.
И вот он тому самый уж конкретный пример из «Войны и мира» всемирно известного графа Льва Толстого:
«Главноуправляющий, считавший все затеи молодого графа почти безумством, невыгодой для себя, для него, для крестьян - сделал уступки. Продолжать дело освобождения представляя невозможным, он распорядился постройкой во всех имениях больших зданий школ, больниц и приютов; для приезда барина везде приготовил встречи, не пышно-торжественные, которые, он знал, не понравятся Пьеру, но именно такие религиозно-благодарственные, с образами и хлебом-солью, именно такие, которые, как он понимал барина, должны были подействовать на графа и обмануть его.
Южная весна, покойное, быстрое путешествие в венской коляске и уединение дороги радостно действовали на Пьера. Именья, в которых он не бывал еще, были - одно живописнее другого; народ везде представлялся благоденствующим и трогательно-благодарным за сделанные ему благодеяния.
Везде были встречи, которые, хотя и приводили в смущение Пьера, но в глубине души его вызывали радостное чувство. В одном месте мужики подносили ему хлеб-соль и образ Петра и Павла, и просили позволения в честь его ангела Петра и Павла, в знак любви и благодарности за сделанные им благодеяния, воздвигнуть на свой счет новый придел в церкви. В другом месте его встретили женщины с грудными детьми, благодаря его за избавление от тяжелых работ.
В третьем именьи его встречал священник с крестом, окруженный детьми, которых он по милостям графа обучал грамоте и религии. Во всех имениях Пьер видел своими глазами по одному плану воздвигавшиеся и воздвигнутые уже каменные здания больниц, школ, богаделен, которые должны были быть, в скором времени, открыты. Везде Пьер видел отчеты управляющих о барщинских работах, уменьшенных против прежнего, и слышал за то трогательные благодарения депутаций крестьян в синих кафтанах.
Пьер только не знал того, что там, где ему подносили хлеб-соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село и ярмарка в Петров день, что придел уже строился давно богачами-мужиками села, теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении.
Он не знал, что вследствие того, что перестали по его приказу посылать ребятниц-женщин с грудными детьми на барщину, эти самые ребятницы тем труднейшую работу несли на своей половине. Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами, и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему, и за большие деньги были откупаемы родителями. Он не знал, что каменные, по плану, здания воздвигались своими рабочими и увеличили барщину крестьян, уменьшенную только на бумаге. Он не знал, что там, где управляющий указывал ему по книге на уменьшение по его воле оброка на одну треть, была наполовину прибавлена барщинная повинность. И потому Пьер был восхищен своим путешествием по именьям, и вполне возвратился к тому филантропическому настроению, в котором он выехал из Петербурга, и писал восторженные письма своему наставнику-брату, как он называл великого мастера.
"Как легко, как мало усилия нужно, чтобы сделать так много добра, думал Пьер, и как мало мы об этом заботимся!"
Он счастлив был выказываемой ему благодарностью, но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, насколько он еще больше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей.
Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый человек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без того были совершенно счастливы.
Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии проверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами все то, что они дают у других, т. е. все, что они могут давать».
101
Хотя уж и надо бы более чем явно подметить, Лев Николаевич Толстой в «Войне и мире» никак пока еще не берет быка за рога, решительно и отважно утверждая, что собственности вообще не должно быть столь ведь действительно много в тех лишь одних чьих-либо абсолютно чуждых всякому простому труду - частных руках.
Его светлую душу на тот самый момент разве что весьма так отчаянно гнетет одно уж сущее бесправие и донельзя скотское состояние крепостных крестьян.
Ну, а затем его литературный герой - богач Пьер Безухов сам как на грех попадает в плен к французам, а потому и познает на своей собственной шкуре, чего - это такое нужда и бескормица.
Ну, а заодно и довелось ему вполне до конца тогда понять весь великий разум русского народа, и впрямь сколь этак еще вплотную с ним никак не единожды до чего же близко вот соприкоснувшись, фактически всею душой.
Причем безо всяких крайне греховных в том сомнений сама суть его глубоких переживаний, гениально переданная Львом Толстым, действительно могла бы выглядеть, куда только весьма поболее стоящей и прекрасной, кабы, конечно, не бич всякого прекраснодушия - голая правда.
Ну а она-то сколь зачастую большущая же потаскуха, и от нее вовсю разит кислым, словно бы от пустой винной бочки.
И вполне может быть, что кто-либо сразу уж сходу разом спросит: а почему?
Ну, так на этот довольно-то казусный вопрос автор без запинки может сходу ведь разом ответить примерно следующим образом.
Да уж попросту потому, что действительно стоящая того правда должна быть строго одета во все те более чем неизменно ее сопровождающие жизненные обстоятельства и подана в довольно-то легко удобоваримом виде.
Ну, а иначе она разве что тем вовсе совсем бесполезным балластом сколь еще грубо и жестко сходу осядет в желудке и этак, кстати, всему тому явно и быть, коли тому, кто ее преподнес, верят буквально же аксиоматично.
И именно этаким вполне еще на редкость прискорбным же образом, собственно, и обстояли дела с тем до чего еще БЕССМЕРТНО ВЕЛИКИМ ПИСАТЕЛЕМ Львом Толстым.
102
Да вот, однако, никаких тех фактически всем сходу разом понятных и довольно конкретных, а не тех весьма уж замысловато вычурных решений более чем щекотливого вопроса угнетения трудового крестьянства знаменитый писатель Лев Толстой нисколько так никогда совершенно не предлагал.
Нет, он разве что кривил губы и морщил лоб, только лишь и теша свой разум всяческими кривобокими мыслями обо всем том, как бы это ему будет весьма уж сноровистее приноровить принципы чисто абстрактного душевно-нравственного существования, которым явно довелось существовать, только лишь в самой глубине его закостенело барского сознания.
Ну а ему и впрямь всею душою разом уж захотелось весьма сходу привить их ко всей той от края и до края русской земле.
При этом, хотя уж теми наиболее главными истоками подобного благомыслия Льва Толстого весьма ведь щедро и широко одарило как раз-таки Евангелие…
Однако он до чего многое еретически преобразил, пропустив сквозь свое я, общий и взаимопроникающей дух барства и холопства столь многозначительно свойственный его двуглавой державе вполне сочетающей внутри себя и Европу и Азию.
Ну а Льву же Толстому между тем надо было донельзя вот пристальнее смотреть на все совсем иными глазами никак не путая простое со сложным и вовсе никогда и близко так явно несбыточным.
Да к тому же и все те беззастенчиво абстрактные постулаты только-то и всего, что совсем надуманного Львом Толстым людского бытия и близко-то никак никому не следовало до чего еще бескрайне, чрезвычайно лишь поболее разом расширять, а именно до рамок исключительно всеобъемлющих и нисколько непогрешимых истин.
103
Да и вообще в тяжких условиях беспросветно же коррумпированной российской жизни был сколь явственно потребен именно тот чисто вездесущий и беспристрастный контроль буквально за всем тем, что где-либо на ее земле, как есть, от века никак вовсе неправо всегдашне творится, а в том числе и в наиболее отдаленном таежном поселке.
И уж нечто подобное и было некогда, затем сходу еще применено большевиками на самой что ни на есть суровой практике жизни, правда, для одних лишь исключительно так узко-политических целей.
Но вовсе-то при этом явно не для того, чтобы сколь зорко уследить за всем тем, чтобы народное имущество по частным закромам совершенно ведь бесчестно никак уж не растаскивалось в самый явный при этом ущерб буквально всеобщему людскому благосостоянию.
Правда ничего тут никак и близко не скажешь, в деле на редкость строжайшей охраны государственного добра от вечно полуголодного народа они и проявили самое невероятно вот неимоверное рвение.
Но зато когда нечто взятое в общее пользование было вполне уж по-хозяйски привезено на склад, его и можно было до чего смело оттуда брать, не очень при этом рискуя десятилетним сроком тяжкого лагерного заключения.
А между тем воровство спровоцированное голодом, а не жаждой наживы как есть, и вправду заслуживает относительно большого человеческого снисхождения. Однако в СССР все было именно полностью как есть явно вот совсем наоборот.
Простых граждан морили голодом, а пролетарские буржуи жили в сказочной роскоши и пировали грядущую победу мировой революции, которая и впрямь со дня на день обязательно должна была по все наши души сколь еще непременно уж разом случиться…
И ведь сама та идеология мнимого добра была всецело светла одними разве что теми наиболее так изначальными своими слащавыми пожеланиями.
Раз во всех ее чертах очень уж быстро вскоре вовсю затем стали более чем явно проглядывать разве что одно воинственно тупое хамство и бездушная дикость сплошь клейменого диким невежеством на редкость так вовсе умопомрачительного сумасбродства.
Причем среди наиболее плачевных последствий самого уж рьяного использования невозмутимо броских лозунгов, которые на редкость сладостно превозносили над собой, словно бы боевое знамя именно то всеобщее и чисто грядущее благоденствие со всею уверенностью можно бы и впрямь вопиюще назвать значительно большее одичание серых масс простого народа.
104
Да и весь тот поистине общечеловеческий разум никак не всеобщим энтузиазмом действительно укрепляется, а только-то самым сугубо последовательным развитием каждой отдельной личности, полностью ведь учитывая все ее особенности и свойственные именно ей черты и способности.
Всяческий же всеобщий путь насильственного развития обязательно так сколь еще сходу окажется, всецело чреват самой неминуемой смертью всего того частного и как есть более чем зрело индивидуального.
Ну, а это, в свою очередь, полностью сходу стирает в труху, то главное, что весьма уж важно было развивать в человеке для, куда вот значительно большего усовершенствования всей его морали…
Социальная справедливость более чем ярко выраженная в виде всеобщего равенства - фикция и блажь перезрело благодушных умов.
И это одно то сколь еще достаточно твердо стоящее (в экономическом смысле) на ногах государство и сможет вполне достойно обеспечить своих немощных граждан всем им, как есть жизненно необходимым.
Ну а та так и грызущая камень прошлого быта революция была способна разве что многое донельзя ведь бесчестно весьма сходу отнять, а дать чего-либо положительного ей вообще никак попросту и не по силам - это уж вовсе вне всякой ее компетенции…
Причем от всех тех до чего еще бессмысленно, словно ком с горы, именно что сверху, а не снизу предпринятых преобразований никак уж не раз на Руси бешено взрывался вконец перегревшийся общественный котел.
Ну а сделать чего-либо на деле полезное, можно было только-то, спешно же раскрыв нараспашку объятия закону и порядочности, причем внешняя неприглядность и варварство вполне законной власти никак не отменяют ее легитимность и право на всякое то дальнейшее ее существование.
Да и какие бы самые передовые взгляды не довелось бы вовсе уж беспардонно проповедовать всем тем, кто явно решил сходу, как есть полностью прервать всякую былую связь времен…
А все-таки та чисто насильственная сплоченность в рядах сколь и впрямь немыслимо разных по всей своей природе людей явно уж ведет в одну до чего немыслимо страшную средневековую тьму всех тех былых и невзрачно серых времен.
Причем сама, как она есть, довольно-то неброская людская причастность к каким-либо сумрачно грозным политическим дрязгам довольно-то вскоре весьма многозначительно становится визитной карточкой яростного блюдения интересов народа или, наоборот, откровенно так подлого чьего-то двурушничества.
А заодно еще и весьма злонамеренно направленного сугубо ведь супротив всего того ныне разом возведенного в невероятно великий аристократический ранг, а именно как раз-таки ранее всеми некогда сколь откровенно же презираемого пролетариата.
А между тем та самая людская серая масса со временем став ко всему тому вовсе не житейскому полностью до конца равнодушной вообще вот как есть, попросту перестала верить, во что бы то ни было.
И это как раз тогда вся страна и впрямь-то сходу начнет медленно гнить и прозябать в сущем же творческом до чего и впрямь совсем безобразном бессилии, да и вообще отсутствие какой-либо инициативы станет тогда самой обыденной нормой.
А между тем довольно-то многим людям фактически повседневно же нужен именно тот положительный стимул ради сколь безупречно полностью должного приложения всех их умений и стараний, а иначе они будут гораздо поболее думать только о чем-либо совсем ином, а не о том вполне добросовестном исполнении всех своих каждодневных, прямых обязанностей.
Да и вся та трудовая и плановая работа большого государственного аппарата должна быть всецело сплоченной, и только в этом главный залог ее разумности, эффективности и полезности.
А, кроме того, главный государственный орган сколь еще непременно уж должен более чем стояще ведать всю ту самую надлежащую правду о том, что и где оно ныне творится на тех или иных вполне вот конкретных местах.
И уж как доподлинно верно узрел сей аспект максимально так правильного общественного обустройства великий гений дореволюционной общественной жизни Петр Аркадьевич Столыпин:
«Речь П. А. Столыпина, произнесенная в Государственной думе 16 ноября 1907 года в ответ на выступление члена Государственной думы В. Маклакова»
«Тут говорили о политической деятельности служащих, говорили о том, что нужна беспартийность, что нельзя вносить партийность в эту деятельность. Я скажу, что правительство, сильное правительство, должно на местах иметь исполнителей испытанных, которые являются его руками, его ушами, его глазами. И никогда ни одно правительство не совершит ни одной работы, не только репрессивной, но и созидательной, если не будет иметь в своих руках совершенный аппарат исполнительной власти».
105
И как раз именно подобный подход к делу Николай Гоголь и впрямь-таки до чего ведь как есть более чем настоятельно уж некогда и предлагал.
И если бы его литературное творение «Ревизор», и вправду было самым всеобъемлющим образом, достаточно так здраво и взвешенно на деле вот взято, на вооружение, оно бы всю свою главную миссию с большою же честью вполне до конца весьма же верно бы, более чем до конца разом и оправдало!
Да только тот одинокий голос Гоголя и впрямь оказался именно тем еще гласом вопиющего в пустыне!
И это при том, что Гоголь был чисто же житейски сколь объективно во всем полноценно прав!
А между тем коли чего некогда вполне взвешено и предпринималось, то ведь как пить дать обязательно - это делалось явно и гласно, а нисколько не тайно, как уж того весьма уж однозначно само собой требовали те самые чисто как есть азиатские российские условия.
И вот они те на редкость громогласно многозначительные слова Гоголя из его бессмертных «Мертвых душ»:
«Бьет себя по лбу недогадливый проситель и бранит на чем свет стоит новый порядок вещей, преследование взяток и вежливые, облагороженные обращения чиновников. Прежде было знаешь, по крайней мере, что делать: принес правителю дел красную, да и дело в шляпе, а теперь по беленькой, да еще неделю провозишься, пока догадаешься; черт бы побрал бескорыстие и чиновное благородство! Проситель, конечно, прав, но зато теперь нет взяточников: все правители дел честнейшие и благороднейшие люди, секретари только да писаря мошенники».
И это уж надо было весь тот былой мусор до чего еще наскоро под тот самый пыльный ковер крайне ведь благодушно и неприметно разом сметать!
А в то же самое время более чем всевластно разом и создавать именно то, что и было на редкость так крайне насущно и необходимо для всего того доподлинно благополучного жития всей той былой империи.
Да только все те исключительно непомерные мощности и ресурсы, безусловно, уж тогда использовались как раз во имя совсем иных, чисто разве что политических нужд.
106
А между тем именно та некогда имевшая полную власть имперская тайная полиция, потратив ровно уж не более трети от всего своего рьяного рвения на самое последовательное выявление бесчинств той или иной местной администрации, сколь безупречно затем и смогла бы обеспечить в стране на редкость безукоризненный и повседневный покой и порядок.
Ведь право же без всего того на редкость до конца конкретного примера сверху российская чернь никак не смогла бы иметь подобных этак совсем необычайно до чего еще и усугубленных невежеством омерзительных привычек к воровству, пьянству, а заодно и выставляемому прямо напоказ - разврату и разгулу.
Причем той наиболее заглавной ко всему тому первопричиной и послужил именно тот беззастенчиво дурной пример со стороны никак неправо алчной местной власти, а не некие чисто природные задатки русского человека.
И кстати, всякий призыв к бунту серой толпой во все времена буквально-то сразу более чем незамедлительно воспринимался именно как сущая благодать совсем же задарма всем и каждому, считай этак лично на руки даденной барской свободы от какого вот угодно закона и морали.
Ну, а именно потому народ сходу тогда и принимался безо всякой устали крушить все ведь разом и вся.
Причем легче уж всего было его натравить, именно на тех в ком сколь однозначно сходу чувствовалась самая явная и весьма уж доподлинная чужеродность…
107
Евреи, они уж до чего незатейливо считались злодеями «христопродавцами», то есть слишком во многом даже и безо всякой вины вполне разом уж виноватыми.
Причем подобным образом оно было, как есть всецело-то исходя как из их веры, да так в том числе и в чисто социальном плане.
Ну, а затем все - это и было сколь донельзя умело использовано царским правительством, и именно разве что ради защиты своих собственнических, доподлинно, так как есть по-житейски шкурных интересов.
И оно как-никак, а при этом разом убивало двух зайцев: и народ усмиряло, и евреев прищучивало, и как оно при всем том было до чего злорадно и пламенно на редкость же самодовольно.
А впрочем, вполне естественно, что нечто подобное и близко не было тем еще чисто российским изобретением, а приплыло подобное «заморское диво» с тем самым попутным ветром из той необычайно будто бы просвещенной Европы, где подобная практика осуществлялась буквально-то повсеместно в течение всего позднего средневековья.
Правда, там зачастую никогда не было таковой сколь несусветно лютой жестокости, евреев разве что изгоняли, убивали редко, но это всенепременно объяснялось одной лишь довольно строгой позицией церкви, а вовсе не вящей добротой простых прихожан.
108
В России метод изгнания евреев из каких-либо мест их проживания применялся, куда только менее широко, чем оно было в Европе, да и вполне так официальных сожжений на больших кострах Талмуда, как и евреев-еретиков, насильно обращенных в христианство, тоже на ее земле никто уж никогда попросту явно вот не устраивал.
Ну, а сами те чисто изначальные причины для тех безумно кровопролитных погромов при этом весьма откровенно подавались миру именно под соусом ярых бесчинств простого народа, безмерно ведь будто бы люто в душе яро же ненавидящего все племя иудеев.
А между тем той наиболее главенствующей целью сколь восторженно благодушного «науськивания» черносотенцев на почти беззащитных евреев неизменно заключалась в том истинно царском соизволении по мере сил повыпустить бы пар из котла народного гнева.
Ну, а как раз потому эти вовсе уж беспричинные погромы, для кое-кого из крайне вот недалеко правящей тогда когорты и представлялись уж в виде совсем на редкость «безболезненной противовоспалительной прививки»…
То есть, злосчастные правители во все стороны, так и раздираемой коррупцией страны как-никак уж весьма полноценно вообразили, что нечто подобное и станет затем самой наилучшей панацеей против каких-либо некогда на деле исключительно вполне ведь возможных социальных потрясений.
Однако на деле подобного рода отъявленные бесчинства скорее наоборот яростно толкнули еврейскую молодежь либо в эмиграцию, либо прямиком в те сколь еще крайне самозабвенные дебри марксизма.
Ну а это между тем хотя бы отчасти и создало все условия, для возникновения считай, что сказочно же тоталитарного государства, в котором отныне и впрямь более не было никаких вальяжных господ.
Нет, теперича все его граждане вне всякой зависимости от каких-либо прежних своих заслуг были разве что бесправными рабами одного вот того еще кровавого деспота.
Но, конечно, всякий кто во всем уж видит одни только жуткие еврейские происки абсолютно вот вовсе нисколько не прав!
Всецело так до конца оно ведь естественно, что для разрушения старой Российской империи явно же с лихвой хватало и каких-либо совсем других более чем закономерных и важных причин.
Уж таких, например, как сколь всеобъемлюще полнейшая сохранность всех тех феодальных черт старого мира в том неистово устремленном в светлые дали светском обществе, насквозь при этом явно пропитанном мыслями о самом так никак недалеком и славном грядущем, в котором попросту и близко-то затем не останется ни господ, ни рабов.
109
Однако тот лишь некогда затем последующий век до чего уж весьма основательно и всемогуще внутри самого себя вполне сконденсировал те, надо бы прямо сказать весьма вот существенные недостатки всех тех прошлых и доселе минувших времен.
А потому вовсе-то зазря Виктор Гюго совсем необузданно распинает всю ту, как она ныне есть от века бескрайне невзрачную и впрямь до чего еще только удручающе рутинную действительность.
В том самом как-никак ведь совсем весьма недалеком грядущем она точно уж затем вполне разом окажется, куда во всем лишь поболее сколь явственно так значительно хуже…
Виктор Гюго, «Отверженные»:
«Да, просвещение! Свет! Свет! Все исходит из света и к нему возвращается. Граждане! Девятнадцатый век велик, но двадцатый будет счастливым веком. Не будет ничего общего с прошлым. Не придется опасаться, как теперь, завоеваний, захватов, вторжений, соперничества вооруженных наций, перерыва в развитии цивилизации, зависящего от брака в королевской семье, от рождения наследника в династии тиранов; не будет раздела народов конгрессом, расчленения, вызванного крушением династии, борьбы двух религий, столкнувшихся лбами, будто два адских козла на мостике бесконечности. Не будет больше голода, угнетения, проституции от нужды, нищеты от безработицы, ни эшафота, ни кинжала, ни войн, ни случайного разбоя в чаще происшествий. Я мог бы сказать, пожалуй: не будет и самих происшествий. Настанет всеобщее счастье».
110
Просвещение, когда оно вовсе бездушно и серо или еще, того хуже, совсем беспредельно во многом мечтательно же отдалено от той так или иначе и впрямь-то как есть повседневно нас окружающей действительности, безусловно, почти полноценно разом же заменяет все элементарные чувства некоей той весьма всеобъемлющей глобальной потребностью.
То есть чем-либо тем, что буквально напрочь сходу отметает и оттесняет все то мелкое и до чего с виду исключительно вовсе вот совсем малозаметное…
Ну а тот чисто пресловутый пролетариат по причине совсем этак беспричинного своего самовозвышения разом тогда ведь и становится совсем этак безнравственно равнодушным и общие интересы его, никак не будут отсель распространяться нисколько подалее ближайшего пивного ларька.
То есть всякие те простые люди, в течение многих лет сколь еще безудержно подвергшиеся самой массированной пропаганде и впрямь начинают всяческие свои утилитарные нужды сходу вот ставить превыше всего остального, а нечто подобное как-никак и будет чревато самым полнейшим обвалом того, что вообще хоть как-либо называется праведной общественной жизнью…
И та смерть, что всегда более чем незримо стоит буквально у каждого из нас за дверью может разом тогда вскоре предстать именно в виде полностью, как есть самого так весьма многозначительно всеобщего дальнейшего несуществования.
И уж произойдет - это именно в свете несколько так явно преждевременных и исключительно чудовищных открытий, да и самого уж дальнейшего их более чем многоцелевого употребления.
Причем главным образом все - это может случиться именно разве что из-за некоей общей инерции людского мышления, поскольку нынешний человек всего-то лишь чисто внешне цивилизован, а до той доподлинно настоящей и безупречно глубокой цивилизованности ему еще шагать и шагать довольно-то долгие столетия никак и близко вовсе вот совсем нелегкого пути.
И на данной лестнице ведущей куда-то вверх будет довольно-то уж еще много крутых ступенек и это именно потому, что нынешний человек на них столь отчаянно спотыкается он и может сходу разом упасть в пропасть всеобщего грядущего небытия.
Причем совсем вот явно никак так не обязательно, что уж причиной тому должна быть именно та еще ядерная война.
В конце концов, это может быть, и что угодно другое никак не менее чудовищно же смертоносное и убийственное для всей как она только есть человеческой породы.
Нынче мы сколь еще близко уж явно соприкоснулись всем уж своим крайне незадачливым умом не только со всем тем всесокрушающим атомом, но точно также и с кучей всяких молекул более чем славно тасуя их себе вот в угоду, словно бы колоду карт.
А заодно и политика ныне приобрела черты одного того весьма беспардонно рьяного и яростного дележа всех территорий планеты между всеми имеющимися кланами, которым явно так фактически наплевать на население, им нужны одни только их спокойные нервы.
Ну а нечто подобное может ведь дать разве что одно ощущение, что те, кто злобно зарятся на чужое и вправду вскоре явно уж получат свое…
Да только лишь в виде того самого совсем же мелкого куска земли, которого вполне естественно хватит исключительно под их тела, а не того непомерно большого, которого им сколь еще сладостно разом вот истинно надо!
А как раз именно из-за этого буквально все те нынешние государственные образования нынче и переживают, этакий глубочайший кризис чисто как есть прежней своей (все тем тяжким же грузом на них до чего только тяжко висящей) никак и близко совсем не допотопной истории.
А она между тем вполне может совсем внезапно же разом окончиться, если, конечно, все то разумное, вечное, доброе не возьмет-таки вверх, причем никак не тем чисто насильственным путем.
И могло ли то быть хоть сколько-то на деле разом иначе?
Да нет и близко совсем уж явно так вовсе нисколько!
111
Да оно и понятно!
Это ведь никак не жизнь в целом более чем многозначительно явно этак ныне переменилась, а одно лишь то чисто новейшее техническое переоснащение, совсем неизбежно вполне дозволило, куда большее и донельзя основательное проникновение вглубь буквально всяческого человеческого сознания.
И хуже всего досталось именно России, поскольку - это именно у ее народа неизменно имелась самая полнейшая и как-никак, считай многовековая несовместимость промеж витающей в розовых облаках интеллигенцией и тем извечно прозябающим в житейской суете забитым и униженным обывателем.
Та же Франция, к примеру, и близко не была страной с подобного рода крайне так разнослойным духовным развитием всего своего вширь необъятно же широкого общественного организма.
Раз попросту ни в жизнь не бывало на ее земле всего того самого полнейшего расхождения жизненных путей, попросту полностью взаимоисключающих всякую возможность встречи и взаимопонимания промеж самых между тем доподлинно различных слоев населения.
А в извечно заснеженной России именно - это и создало затем ту неимоверно «страшную щель, сквозь которую и, оказалось, вполне ведь возможно, разом уж втиснуть острие кинжала массового террора».
Причем нечто подобное вовсе не праздные и пустые слова ничего этак явно несведущего в делах родины, как и безмерно от нее совсем уж далекого эмигранта.
Поскольку вот оно то, что обо всем этом пишет белый эмигрант Николай Головин в его книге «Российская контрреволюция в 1917-1918 гг.»
«Прочитывая цитированную уже несколько раз сводку, нельзя не обратить внимания на искреннее отчаяние членов Государственной Думы, когда им пришлось воочию столкнуться с этим взаимным непониманием.
Полученные в деревне книги, - говорится в одном из отчетов, - были написаны языком… каким угодно, только не тем, на котором говорит народ. И чем хотели добросовестнее здесь отнестись к своей задаче и выполнить ее при помощи серьезных первоклассных сил, тем получалось хуже: вместо хлеба давали камень. Требовались переводчики с этого непонятного языка на язык народный. «Нет слов, - пишет делегат из Псковской губернии, - передать о том смущении, стыде и боли, которые охватывают человека, убежденного в том, что так скудно, так мало даваемое - по существу представляет камень вместо хлеба, ибо оно непонятно, чуждо, темно по самому изложению, по самому языку своему для деревни».
Да, разумеется, то уж никак не является буквально-то всеобщей людской бедой, что как юридический или тот еще экономический, да и технический язык во всем этом мире нисколько никак совсем не похож на тот во всем чисто ведь обиходный и разговорный.
Однако вот те наиболее простые навыки всяческого обыденного общения у самых различных групп населения нигде и никогда не были до того и впрямь беспредельно различны, чтобы действительно сама собою разом возникла та безмерно глубочайшая пропасть самого так абсолютного же взаимного недопонимания…
Нет, то было бедой одной только России, причем исключительно из-за того, что вместо того, чтобы довольно-таки медленно и осторожно сшивать куски напрочь разорванной ткани некогда более-менее вполне гомогенного общества именно на ее земле, и попробовали буквально все спешно не по размеру перешить на тот новый, ранее нигде и невиданный фасон.
112
И сколь многое из того явно полезного, чему как-никак, а вполне ведь должно было со временем разом уж еще произойти непременно случилось бы и совсем безо всякого отчаянно насильственного взнуздывания и агрессивного понукания со стороны никак не в меру до чего необычайно разгоряченных умов.
А, следовательно, вовсе-то никак не стоило более чем беспечно торопить те самые исторически заранее, всем нам свыше предначертанные грядущие события.
А тем более, когда нечто подобное к тому же и начисто между тем более чем красноречиво полностью противоречило всякому вполне ведь объективному здравому смыслу.
И истинно лютой смертью всякого здравого ума и можно было сколь сходу разом признать всякую попытку все и вся более чем весьма безнадежно смешать в некое полностью уж гомогенное единое целое.
Поскольку сам по себе процесс постепенного обновления общества никак так не может при этом затрагивать, буквально всю ту как она только есть безнадежно инертную часть общества.
Она как была, так и остается, вовсе вот непотребно же невежественна, а потому людям ума неизменно следует ее несколько сторониться…
И это именно поэтому вся та зачастую считай, как есть полувынужденная элитарность интеллигенции как раз-таки надо бы сказать чисто общемировое и общеизвестное явление.
И оно право вот фактически уж всеобъемлюще и ему никак неведомы какие-либо вообще политические границы.
Человеческое общество оно вполне вот едино, несмотря на всю самобытность народов, и разницы языков на которых где-либо и поныне считай, что каждый божий день действительно говорят.
А всячески подталкивать его к духовному прогрессу, конечно же, надо, но без садизма и отъявленного фанатизма, что подчас ведь сколь фривольно граничит с весьма широким общественным безумием.
И общество явно при этом сходу разом погрязает в крайне навязчивых миражах того еще нигде и никогда несбыточного светлого счастья в которое всем было именно разве что строго приказано верить…
Причем вера эта так и сковывала людские души, словно кандалы, а потому и шагавшие в них столь отчаянно надрывались от вечно же преследовавшего их чувства внутренней несвободы.
А все это в целом явно затем и вело к самому абсолютному безволию и полной безынициативности, а значит, и ущербности людских характеров попросту не было тогда вовсе вот никакого конца.
Причем да время от времени приподнимать мозг нации из гиблой трясины бестолковой обыденности это и есть тот самый исключительно суровый долг всяких довольно-то благожелательно мыслящих философов…
Ибо то вполне естественная часть буквально всеобщего пошагового развития всей этой нашей нынешней цивилизации.
Она и впрямь ныне весьма конкретно переросла пеленки всего своего несколько вот явно совсем затянувшегося раннего детства.
Да только всею ратную силою так и тянуть за хвост к свету серую толпу вовсе ведь нисколько совсем уж не следует.
Поскольку очень даже многое она должна была постичь именно сама, а кроме того следовало ей еще и объяснять на вполне ей доступном языке всю никчемность планов по самому вот чисто мгновенному преображению всех тех никак явно неправых реалий вселенной.
Правда, сделать - это находясь с народом в разных плоскостях сознания попросту, наверное, вовсе так явно же и невозможно.
И то, конечно, до чего ведь естественно, что более чем верное и здравое взаимопонимание между народом и интеллигенцией затруднено уж буквально везде.
113
Однако далеко не везде в этом мире все те, кому на деле доступна культура и именно в том никак не примитивно массовом ее плане, самих себя почитают ею, считай еще изначально так избранными, а потому и на редкость возвышенными духовно.
Ну а в свете всего того на низшие существа такие интеллектуалы явно уж при этом сколь еще откровенно глядят исключительно вот свысока.
И чисто подобного крайне презрительного к себе отношения серая толпа в чьих-то глазах ведь явно заслуживает вовсе не оттого, что то самое до чего простоватое и мелкотравчатое мещанство сходу приучает невежественного обывателя к сущему умилению пред всяческими мелкими страстишками, а людям светлого ума от них попросту мороз по коже дерет…
Нет тем наиболее основным мерилом тут выступает одно лишь самозабвенное чванство, что было вполне вдоволь настояно на том, так и возведенном в ранг почти религиозного экстаза искрометно же светлом чувстве исключительно яркой своей самовозвышенности.
И главное все это при том, что простым людям явно уж нужен тот еще духовный поводырь, а без него они глохнут и слепнут.
И именно из-за отсутствия ярких духовных ориентиров само собой затем и получается, что народ попросту разом вот делается чересчур черствым друг к другу, любит уткнуться носом в ящик, вместо того чтобы судачить о жизни, радостно общаясь промеж собой.
А между тем ранее, то было и близко уж нисколько не так, однако новые славные веяния цивилизации разом ведь обратили в прах все те сколь еще старинные, и довольно-то давно устоявшиеся традиции вековой культуры.
И, конечно, ранее в крепостном отнюдь так никак не видели человеческое существо, а одно лишь движимое имущество, использовали как грубую физическую силу, ну а теперь, в век машин, в нем явно отпала всякая та еще прежняя нужда.
А из всего того само собой следует, что уж оказался он новым заправилам общества вроде бы как далее вовсе совсем никак не нужен как некая та индивидуальность, хоть сколько-то отделенная от всякого производственного процесса личность.
114
А в те еще старые, добрые времена, когда он был буквально весь душой и телом хозяйской собственностью, о нем сколь сообразно сему и заботились…
Однако при этом гораздо в меньшей же степени, нежели чем о сохранности какого-либо иного, явно вот поболее того достойного добра.
Скорее о нем думали как о чем-либо не совсем уж действительно до конца одушевленном…
Причем именно в этом и была вся суть холопского житья - быть никем и ничем.
Душами холопов торговали в точности как скотом, ну а вели себя с ними подчас и того несоизмеримо так явственно хуже.
Однако в некие новые времена, хоть чего-либо лучше и близко вот нисколько вовсе не стало, а разве что только и всего, что изменились те самые и впрямь до чего вполне насущные критерии самого практического использования всяких простых людей.
А потому и оказались они в кабале, куда явственно поболее безотрадно наихудшей, той навеки отныне прежней, а еще и безо всяческой стародавней долгими веками сколь незыблемо и прочно устоявшейся определенности.
И именно поэтому бывшим крепостным и захотелось… всего-то навсего подыскать себе другого (лучшего) хозяина, а то без него им было как-то уж совсем ведь нисколько не уютно.
А в результате…
115
Быт и закон при новом режиме властвования сплошь же отныне стали сугубо так яростно революционными.
Но все это разве что лишь только и означало, что быть ведь им отныне беспредельно на редкость бездушно простыми, словно тому простенькому и безликому ярлычку, который надо бы всего-то небрежно прилепить на того далее никому отныне уж явно так никак не нужного человека…
Ну, а тогда и можно будет его весьма ничтоже сумняшеся безо всякого промедления разом вот, и отправить в расход, поскольку он тут теперь вовсе-то совсем уж исключительно лишний, словно бы тот таракан у кого-либо, значится, дома…
Ну, а тому благоверному большинству нынче-то будет крайне полезно вполне ведь сколь своевременно приобрести истинно новые, всевластно увязывающие массы воедино весьма как есть определенно наглядные и крайне выпуклые свойства.
Уж того-то как есть чисто так инстинктивного братства под знаменем светлой (бьющей в глаза, словно прожектор) идеи…
А между тем люди из поколения в поколение безмерно обожают все то, именно что свое давным-давно ими полноценно обжитое и устоявшееся, а это и создает вполне полноценное постоянство мыслей и чувств у всех людей, что весьма неспешно бредут вереницей и далекого прошлого в то никак пока никем вовсе неопределенное грядущее.
И их повседневный быт так и состоит и всего того самого же извечного, как он ныне есть мелочно-склочного быта и старых привычек, и им никогда и близко не навязать ничего вообще ведь, собственно, нового.
И всяческие мудреные нововведения простые люди от себя и впрямь чисто уж разом сходу отринут, как только им всею силою перестанут их подло и бессердечно, хотя вот и крайне сладкоречиво сколь еще яро навязывать.
Поскольку им уж точно светлыми и благими идеями будет себя нисколько не прокормить, раз им всегда будет нужно нечто более-менее наглядно материальное, да и впрямь, кстати, действительно на деле съедобное…
Ну, а раз предоставить нечто подобное новоявленный революционный строй, был им и близко никак вовсе ведь не в силах, он вот само собой и начинает до чего еще беспокойно изыскивать крайних, то есть тех неизбежно же полностью виноватых во всем нынешнем бескрайнем запустении и оскудении…
Ну, а раз их легче всего будет найти именно что посреди людей честных и нисколько не изворотливых, именно они самыми первыми и подпадут под топор неистовующе безумствующих репрессий.
А это, в свою очередь, еще этак весьма уж непременно сделает из тех оставшихся на свободе людей безынициативных исполнителей, во многом безгласных, или максимум совсем не в меру назойливо выспрашивавших те самые наиболее последние начальственные распоряжения…
И мысли их при всем том всегда будут отныне крутиться только-то разве что вокруг того, как бы это им и впрямь сколь значительно получше будет во всем угодить волхвам всего того новоявленного язычества – высшему партийному начальству.
Ну, а о деле они будут думать в самую лишь последнюю очередь.
И думы их впредь и отныне разом вот вполне станут вполне сродни мыслям той же скотины, которая идет вовсе совсем не туда, куда сама только захочет, а как раз туда, куда погонит ее пастух.
Правда там, где у того пастуха был именно что тот еще свой большой интерес, инициатива вменялась в обязанность, а не просто приветствовалась и это как раз-таки там и проявлялась все великая мощь русской смекалки.
Однако коли сходу более чем внезапно предположить, что вовсе и близко не было бы столько расстрелянных или морально уничтоженных людей, то ведь именно тогда сил как-никак, а до чего, невзначай явно хватило бы не только на ту чисто уж сугубо так военную, но и на вполне мирную гражданскую отрасль.
116
И, разумеется, что и посреди людей, некогда зачинавших весь этот лютый пожар, а затем и раздувавших пламя революционных идей, было довольно-то немало личностей сколь вполне искренних и порядочных, всеми силами души страстно желающих всему этому миру одного лишь невероятно так только хорошего.
Однако все эти планы носили чисто опереточный и сказочно-легендарный характер…
В них попросту вовсе не было самого главного, а именно более чем элементарной житейской логики, а без нее никак уж далеко совсем не уедешь.
Так что и хорошие люди, пошедшие гибельным путем революции, могли всеми силами, пусть и беспамятно, но зато сколь бестрепетно до чего рьяно помочь всем тем отъявленным негодяям, сделаться, куда лишь значительно хуже и беспардонно безнравственнее…
И уж совершенно сослепу следуя инстинкту возрождения всего того наиболее несветлого и темного, они буквально разом укоротили на целую голову всяческую инициативу, неистово добиваясь доблестного труда и беззаветной веры в то самое призрачное счастье, которое непременно должно было достаться одним лишь нашим самым отдаленным потомкам.
117
Люди, вполне так толково властвующие над революционными толпами, более чем неизбежно построят некую новую жизнь из самых-то между тем зловещих обломков жизни прежней, вовсе и близко никуда ныне не исчезнувшей…
и она весьма же неизменно сколь еще упрямо всегда возвращается именно к тому разве что только самому изначальному своему бытовому истоку…
И вот оно на сей счет самое же наглядное свидетельство со стороны полностью отколовшегося от идей марксизма Михаила Пришвина, «Дневники 1918-1919 год»:
«Виноваты все интеллигенты: Милюков, Керенский и прочие, за свою вину они и провалились в Октябре, после них утвердилась власть темного русского народа по правилам царского режима. Нового ничего не вышло».
И это именно так, поскольку людям чего-либо нового и близко уж никак совсем не навяжешь, кроме как, ясное дело, в виде именно тех сколь еще броских лозунгов, бездумно и упоенно прославляющих грядущее новообретенное счастье неких, несомненно, иных людей, коих кое-кто явно ведь попросту сходу порешил взращивать, словно дыни на грядках.
А между тем, заботясь о всеобщем процветании, надо бы подумать, прежде всего, именно о сегодняшних людях, а о тех нисколько несуществующих людях завтрашнего дня следует проявлять заботу в разве что одном том до чего всеобъемлющем смысле как-никак, а именно самого же посильного сохранения всех природных богатств.
Ну, а во всем остальном они и сами (придет их время) на редкость более-менее взвешеннее и конструктивнее, нежели мы о себе когда-нибудь непременно уж явно вот еще позаботятся.
118
Однако в те самые 20-е годы навеки нынче прошлого века тогдашних сколь мало просвещенных людей и впрямь-то более чем беспрестанно же начали денно и нощно опутывать безнадежно мрачной и всецело так слепой еще от рождения марксисткой идеологией.
Ну, а сама жизнь при всем том была тогда чудовищно голодная, да и совершенно вот более чем воинственно идейно темная…
Советским гражданам сколь исподволь в те времена явно внушались мысли о самых беспрестанных победах и всеобщих достижениях, а им между тем подчас было никак не до радостей некоего нового и более светлого существования, бывшего в те времена реальным разве что в тех еще приторно сладких грезах…
Ну, а почти всем представителям народа, что были отныне совсем же наскоро освобождены от тяжких барских пут, и довелось отныне зажить так, что и бездомная собака в сытых странах им вряд ли бы хоть сколько-то вполне уж еще позавидовала.
Потому как в странах проклятых капиталистов и бездомным собакам в мусоре достается еда явно получше чем в стране все и вся разом ведь навеки победивших пролетариев.
Поскольку те пролетарии и голые кости на помойку выбрасывать отныне нисколько не станут, да и мясо на их столе может быть крайне так до чего редким же гостем.
119
Ничего путного безвозвратно разорвав в мелкие клочки беспутное проклятое прошлое никому и близко никак совсем уж не достичь!
Настоящее людское счастье сугубо индивидуально и его вовсе нельзя запланировать, а слепую людскую толпу можно только вот опьянить общим энтузиазмом, но через пару поколений он раз и навсегда полностью выветриться и тогда в наличии останется одно лишь совсем безнадежное безверие…
Правда само как оно есть общественное благополучие, никак не есть нечто сколь явно так недостижимое даже в стране, где глухое средневековье и по сей день не является той отныне уж навсегда перевернутой страницей.
Да только путь к нему может быть, проложен только через пологую равнину всеобщего благоденствия и для того, чтобы его вполне реально проложить и не некоей пунктирной чисто воображаемой линией нужно бы всеобщее согласие, а никак не суровая борьба со всем, что посмеет всерьез воспротивиться главной и все подавляющей линии партии.
Да и партия это ведь не соль земли, а ее отчаянно горькие слезы.
Причем особенно это касалось здравого ума тех лентяев, что только языком и умели молоть всякую несуразную чепуху…
Они годились только в надсмотрщики за построением серой и сырой казармы, а в строители чего-то вполне соответствующего санитарным нормам они вообще вот попросту совсем вот никак не годились, как говорится ни душой и ни тем более тем безупречно настоящим деятельным интеллектом.
Да и те самые простые же люди как есть, к тому вовсе ведь совсем незамедлительному построению чего-либо до самого неприличия нового пока этак никак не были хоть, сколько-то готовы.
И им весьма явно совсем претит сама мысль взять да наскоро поменять те самые до чего давно им весьма привычные устои и обычаи всей той вконец простецкой издревле еще устоявшейся жизни.
Поскольку ничего иного они и во сне себе представить вовсе уж явно так нисколько не смогут.
Раз все, то еще издревле сложившееся веками всегдашне довольно-то явственно соблазнительнее чего-либо нового, несоизмеримо, куда поболее трудного для его вполне как есть самого же полноценного восприятия глазами простого обывателя.
Ну, а тем паче, коли его никто и никогда, собственно, и не пытался перевоспитывать при помощи единственно так более-менее доступного его уму искусства.
Причем, пожалуй, единственно верным истоком для столь существенного перерождения всего того былого общества во что-либо хоть сколько-то стоящее новое могло быть одно лишь и только весьма должное рвение в деле поднятия всеобщего уровня культуры.
Ну, а вполне на деле добиться этого можно было разве что лишь довольно-то неспешным путем, и впрямь, куда поболее значительного охвата сколь уж совсем вовсе невежественного народонаселения всеобщей средней образованностью.
Причем великая спешка нужна разве что при одной ловле блох, а особенно это так для какой-нибудь краснозадой макаки, поскольку у нее кроме пальцев никаких других средств попросту нет.
А человек явно должен изыскивать вполне достойные средства, да и всегдашне при всем том еще и всячески постараться же умерить в себе ту столь откровенно пугающую его соседей первобытную дикость.
И медленно так идти только вперед и вперед к той, куда значительно большей цивилизованности и образованности.
Однако совсем так безо всяческой ведь никак неприемлемо строгой идеологической направленности.
Раз явно она только лишь поболее вот прибавляет народу всей той моральной же слабости, а совсем никак не тех безупречно производительных сил.
Причем всей той исключительно достойной духовной мощи, а не той еще идеологически обезжиренной немощи ему как есть вполне могло бы прибавить одно лишь то посильное укрепление в широкой народной среде величественных догм христианства.
А тем более, если бы оно было разом так подкреплено весьма тщательным и последовательным преследованием духовной властью всех тех из своих нерадивых слуг Господних, кто, прикрывшись внешним благочестием, подчас сколь еще суетно вершат всяческие непристойные дела.
Поскольку один блудливый поп с кадилом привлекает, куда разве что значительно побольше бесов, нежели чем десять его коллег праведников их весьма вот беспрестанно уж всячески разгоняют.
120
Ну, а либеральной интеллигенции действительно как есть, еще надлежало сколь неистово же сражаться за всю ту свою весьма вот благочестивую правоту, которую прекрасно можно было при всем том сочетать и со всеми теми и впрямь до чего стародавними устоями.
То есть воюя за светлые идеалы грядущего можно было и близко при всем том никак не отмежеваться от всего того былого и прежнего, что у простого народа вполне полноценно отожествлялось с самой и вправду на редкость обыденной житейской совестью…
И уж всем тем бесконечно тугодумным рассусоливанием материалистических и атеистических воззрений и впрямь-то весьма беззастенчиво некогда разом вколачивались гвозди в гроб всякой той весьма еще стародавней и близко никак не изжившей себя морали.
Ее крайне необходимо всячески трансформировать, а не душить явным неверием совсем не во что кроме аляповатых лозунгов, в которых заглавная суть заключалось разве что в одном только желании хоть как-то прикрыть стыд и срам той дикой суровости чисто так большевистских реалий.
Ну, а коли кому-то и желалось сеять разумное, вечное, доброе то уж делать нечто подобное следовало весьма основательно при всем том, выпалывая сорняки, а не только-то и всего, что давая, повсюду прорасти чертополоху чисто так всеобщего воинственного себялюбия.
Поскольку идя единственно верным путем яростного развенчивания всего того, что доселе было сколь радостно облагораживающим души святым для серых масс простого народа, было вместе же с верой во Всевышнего совсем беззастенчиво развенчать и всю ту как она ныне есть веру в человека вообще.
И надо бы сходу рубя с плеча разом заметить, что всякому народному просвещению чисто всегдашне само собой следовало как-нибудь еще обходиться безо всякой нигилистически воинственной упоенности, буквально-то вдоволь переполненной сладостным ароматом никак не осуществимых на практике отчаянно скороспелых надежд.
Причем весь тот праздничный энтузиазм был всего-то навсего на редкость уж совсем недалеким откликом на все то прочитанное в книгах, а жизнь она течет бурной и мутной рекой и ей вообще наплевать на какое-либо до чего только необычайно наглядное наличие здравых и научно вполне взвешенных концепций…
А потому и идти к тому принципиально иному, более светлому грядущему уж следовало совсем безо всяческого при этом нелепо же осатанелого воодушевления, как и яростно вздернутых кверху мозолистых рук…
Но нет, для кое-кого смерть проклятого прошлого стоила абсолютно любых отчаянных мук всего этого нынешнего настоящего.
А кроме того и те, кто охраняли святое былое были слишком вот большими самодурами, мыслили категориями древнего средневековья, а жизнь она течет и течет вперед, а потому и тех кто отчаянно задерживают ее течение в конце концов унесет и сметет с лица земли.
Но этого можно никак совсем вовсе не примечать раз уж сегодня оно для кого-то точно такое, как и вчера и позавчера и новый век для кого-то никак так еще явно не наступил.
И все те отчаянно грозные предупреждения кое-кто точно ведь явно так пропустил совсем уж мимо ушей.
Изменять систему взаимоотношений с народом вполне само собой разом подразумевало самое весьма явное отсутствие какого-либо дальнейшего основания для самовозвышения над ним.
Ну, а чего-либо подобного никому в те дни и близко никак совсем не желалось причем, в том числе и душке Льву Толстому.
Существовавшее еще с самого начала времен полностью так сколь глубоко вросшее в землю положение вещей явно ведь очень даже многих тогда, несомненно, до чего полностью безгранично вполне еще устраивало.
Поскольку совсем не иначе, а являло оно собой кристально чистый облик никак нечистоплотной державы, буквально-то утопающей в вековом море совершенно бескрайней коррупции.
121
Однако - то ровным счетом ничего не говорит о народе, раз сколь еще многое будет зависеть не от чисто исконных его человеческих качеств, а от вполне издревле сложившихся устоев, которые, в свою очередь, проистекают от великого множества исторических процессов, а не одного того, чего у Джона или Ивана в голове.
А потому и никак нельзя рассматривать народ как некую серую массу, вполне ведь достойную всего того исключительно бедственного своего положения.
Слишком упрощенные формулировки того самого крайне же обобщенного типа так и талдычащие, что «всякий народ достоин своего правительства», никак не учитывают всю глубину веков исторического развития, а разве что выпячивают все те чересчур прямолинейные истины, которым самое место в одной той двухмерной, плоской и чисто книжной действительности.
Наша же настоящая жизнь имеет не только самую, что ни на есть выпукло трехмерную данность, но и еще один крайне важный фактор, а именно - время, бесконечно же медленно текущее из прошлого в будущее.
И поскольку в той еще дореволюционной России у весьма многих людей явно уж не было почти никаких человеческих прав, то и были довольно многие обыватели совсем не в курсе, что это именно движет те самые мелкие колесики безмерно сложных процессов общественного развития…
Ну а еще и были они только-то и способны к одному тому донельзя ведь грубому физическому труду, который при этом сколь неимоверно же до чего болезненно их всегда угнетал.
И это именно та долгими веками глубоко затаенная злоба на извечно нерадивую жизнь и толкала к бунту, поскольку любые перемены, были несусветно благостны для холопа, которого никак не ставили совсем ни во что, ну а людей против того посмевших хоть как-то протестовать нещадно карали казацкой нагайкой.
В подобных условиях вполне естественно, что всякий тот еще горлопан, более-менее сносно и по-деловому умеющий нагнетать самые адские людские страсти, и становился истинным пророком и витязем высшей правды!
Сила ума посреди российского невежества и так ценилась довольно-то мало и целиком как есть, вовсе вот неизбежно зависела именно от меры страстности и самоубежденности в речах, а никак уж тогда она не заключалась в каких-либо тех или иных логических построениях, как таковых.
122
Зло порою умеет до чего беззаботно и весело качать права всеми-то своими безмерно патетически разнузданными эмоциями, буквально прущими из него уж сколь блистательно более чем ярко наружу всем-то, тем истово свирепым буйством диких инстинктов.
И на все это сходу покупается не одна та невежественная и серая людская толпа, но и та живущая сладко-приторным духом книг чересчур уж прекраснодушная интеллигенция, поскольку весь тот проникновенный пафос вполне однозначно увязывается в ее близоруких глазах, с самым что ни на есть всеобъемлюще правым здравым смыслом.
И, наверное, кое-кому попросту само собой кажется, что это как раз данного «восторженного здравомыслия» столь, по-видимому, и не хватало той самой вконец опостылевшей, да и безапелляционно ведь чисто по-канцелярски бездушной имперской действительности.
Да вот, однако, все то блестяще и звонко речисто новое было крайне уж аморфно и ему было вовсе-то никак нельзя доверить судьбы миллионов и миллионов людей без весьма этак должной проверки неумолимым временем и тот чисто советский его отрезок разве что наспех отрезанный и кровоточащий его ломоть…
Во имя вполне насущных дел, а не для всяких отвлеченно праздных размышлений всегда нужна практическая сметка, а никак не некие на редкость абстрактные прекрасные ожидания всего того как есть до конца и впрямь самого еще только безупречно наилучшего.
И вот без той всем нам крайне необходимой практической сметки все те благие намерения явно еще окажутся одной лишь блажью святой простоты и наивности необычайно чистых, страстных и пылких сердец начисто между тем полностью лишенных настоящего крепкого разума.
Ну а без него всякое то более чем бестолковое переустройство общества всего только лишь карточный блеф и ширма для всяческих бесчеловечно злостных политических махинаций.
И яснее ясного, что это именно за счет всяческих пустопорожних магических слов и создаются величавые иллюзии о быстром и самом незамедлительном переустройстве всей той совсем единообразно в самую дальнюю даль грядущих веков так и плетущейся общественной жизни.
К тому же еще во все - это разом вплелись также и всевозможные азиатские хитрости, выпестованные европейскими государственными мужами, коим сколь радостно захотелось в единый миг разом уж повернуть оглобли к тем старым добрым временам.
Ну, а во имя этого им и надо было вполне вовремя разом еще заставить народ «перебеситься» и самому вот поспешно на себя нацепить то до чего извечно прежнее свое ярмо.
123
И все уж тогда всецело зависело лишь оттого, а кто это вообще окажется в некий тот весьма определенный момент значительно хитрее и всецело проворнее на службе у сатанинских сил, всенепременно желающих взять, да перевернуть весь этот мир буквально же вверх ногами.
И сколь острой и неотложной необходимостью поворота к тем стародавним допетровским временам в дореволюционной России и стало, собственно, обосновываться дело великой чести возведения на трон могущественного тирана, что, дело-то ясное, разом так обрядит всю страну в безупречно добротные лапти, разом заткнув рот пучеглазо же ненавистным кое-кому либералам.
А нечто подобное и оказалось делом чести для тех еще весьма многочисленных сторонников именно что подобного рода перемен во всей той и впрямь-то весьма разноликой российской общественной жизни.
Причем этакого рода «великокняжеское установление» патриархально-патриотического строя вовсе-то не удалось разве что потому, что его сторонники не имели на троне достаточно сильную и харизматическую личность.
Ну, а без достойнейшего царя, они были буквально ведь как без рук.
Вот потому и рухнула все та былая и великая Российская империя.
Советский Союз - это одно лишь самое явное олицетворение тех еще воссоединенных воедино цепями ее-то самых вот отдельных же мелких обломков…
Нужно было буквально любой ценой восстановить хоть какое-либо более-менее полноценное единоначалие в том фактически, что на ходу, ныне совсем так разваливавшемся невообразимо старом патриархальном государстве, которое без хозяина всей русской земли жить вообще никак и близко не сможет.
И ведь, пожалуй, именно за тем, дабы народ и сам начал в великой же спешке искать только лишь давеча отринутое им ярмо в том еще самом до чего стылом марте 1917 года и были сходу так выпущены из всех же тюрем на вольную волю целые орды отпетых уголовников.
И само собой то чисто уж заранее ясно, что сам момент их сколь безвольного отпущения на вольные хлеба был на редкость искрометно ознаменован именно тем, что криминогенная обстановка в городе Петрограде до чего еще, несомненно, совсем накалилась, причем буквально аж до предела.
124
Однако ту еще прежнюю империю, все это нисколько так явно уж не спасло, а только лишь поболее она тогда стала всячески ведь трещать по всем своим швам.
А тут и форменный паяц товарищ Керенский и без того отчасти деморализованную внутренними настроениями армию не мытьем так катанием до самого полного развала немыслимо же смело почти вот сходу разом довел.
А нет дисциплинированной армии - через каких-то полгода не будет и прежней страны.
Вот как обо всем этом пишет Деникин в своей книге «Очерки русской смуты».
«Военные реформы начались с увольнения огромного числа командующих генералов - операция, получившая в военной среде трагишутливое название "избиения младенцев". Началось с разговора военного министра Гучкова и дежурного генерала Ставки Кондзеровского. По желанию Гучкова, Кондзеровский, на основании имевшегося материала, составил список старших начальников с краткими аттестационными отметками. Этот список, дополненный потом многими графами различными лицами, пользовавшимися доверием Гучкова, и послужил основанием для "избиения". В течение нескольких недель было уволено в резерв до полутораста старших начальников, в том числе 70 начальников пехотных и кавалерийских дивизий».
Ко всему тому вполне этак следует присовокупить также и мнение барона Врангеля, изложенное в его «Записках»
«Первые шаги Александра Ивановича Гучкова в роли военного министра ознаменовались массовой сменой старших начальников - одним взмахом пера были вычеркнуты из списков армии 143 старших начальника, взамен которых назначены новые, не считаясь со старшинством.
Мера эта была глубоко ошибочна. Правда, среди уволенных было много людей недостойных и малоспособных, сплошь и рядом державшихся лишь оттого, что имели где-то руку, но, тем не менее, смена такого огромного количества начальников отдельных частей и высших войсковых соединений одновременно и замена их людьми, чуждыми этим частям, да еще в столь ответственное время не могли не отразиться на внутреннем порядке и боеспособности армии».
125
А между тем всякий умудренный большим опытом врач, когда он лечит гнойник (а в особенности, коли тот весьма застарелый) очень уж тщательно при этом будет выверять буквально каждый свой надрез, дабы не вышло разве что еще только хуже для его и без того почти совсем обессиленного болезнью больного.
Да вот, однако, над всем здравым умом российских либералов неизменно верховодили книжные идеалы, а как раз потому они и применяли во всей своей житейской практике совершенно так иные логические принципы.
А между тем то и впрямь сходу же ясно, словно Божий день, что совсем немилосердно вырезая гниль из тела пациента, будто бы - это гнилое яблоко, всенепременно сколь бестрепетно же выпустишь наружу довольно-то немало здоровой крови.
Да еще и весьма серьезно повредишь нервные окончания, ослабив этим весь и без того крайне так изможденный болезнью организм - то, что в конечном итоге явно приоткроет врата для любой маломальской инфекции, пришедшей извне.
И, конечно же, полностью прав был известный писатель Пришвин, написавший в своих «Дневниках» такие слова
«Вся революция показывает невероятное непонимание демократической интеллигенцией народа и обратно. По-видимому, первопричина этого непонимания лежит в различии самой веры первых революционеров и веры народа. Большевизм есть общее дитя и народа, и революционной интеллигенции. Большевистский интернационализм ничто иное, как доведенная до крайности религия человечества. Это и погубило Россию, а не как теперь говорят: погубили Советы, погубил Савинков, погубил Керенский (меньше всех виноват Корнилов)».
Причем той наиболее передовой основой для ярого уничтожения всего того никак несветлого и отчаянно несытого прошлого послужило именно то самое безумно тяжкое уныние, что и по сей день огород городит вокруг страшных бед отчества так и выедая мозг всякими жуткими щербинами и ранами на его необычайно могучем теле.
Да мало того еще и совершенно излишняя восторженность по поводу чудесных благ дарованных нам книгами тоже вот подчас делала свою сколь на деле черную работу.
Российская интеллигенция слишком уж умилялась по поводу всяческих книжных красивостей, чтобы весьма наглядно приметить тот самый чудовищный кошмар новой революционной действительности.
Ну а даже и приметив, его она совсем не была готова к суровой борьбе, а только к самому поспешному бегству в те невероятно дальние дали…
Однако буквально все в этом мире явно назревает очень даже разве что постепенно, и проклятие большевизма можно было вполне еще снять со лба двадцатого столетия.
Ведь вовсе никак нельзя уйти с головой в светлые грезы не оставив при этом простой народ безо всякого вообще должного же присмотра!
Причем весьма вот ярое желание всячески зацикливаться на всем том отвлеченно духовном ведет к одному лишь черно-белому восприятию, а так и с теми равными себе по интеллекту ни о чем особо явно не договоришься.
И более чем неизбежно, что будут затем сколь явственно назревать всяческие дикие конфликты, а они только и окажутся на руку именно тем, кто поболее так всего именно что разом захочет как светлое, так и темное попросту явно прибрать как есть к своим вовсе нечестивым лапищам.
Причем всякая тьма духа она ведь не только зловещая, но и крайне злопамятная, а потому и все старые обиды она усердно копит и никогда о них нисколько не забывает.
И вот когда у кого-либо доверху переполненного гноящимися язвами прошлых невзгод совсем безотрадно же возникает возможность сходу вот разом предстать перед лицом всего общества в качестве сколь многое ныне решающей силы, он как-никак и будет затем всячески зверствовать, да еще и со всем тем более чем безукоризненно искренним палаческим усердием.
Причем всякого того, кто даже и чисто гипотетически будет способен отнять всю ту ныне весьма веско приобретенную нелюдями силу они как-никак, а всегда уж вполне верно будут рассматривать исключительно лишь, как врагов и никакие яркие выражения полной лояльности тут никому уж совсем ведь явно никак не помогут.
Если человек чужой, то он непременно враг и это только лишь степень вражды она совершенно вот явно вовсе-то разная…
Причем нечто подобное никак не самоличное допущение всяких тех безбожных недоумков, не получивших никакого должного образования.
Поскольку были уж именно те от кого они буквально всему в этой жизни сколь еще верно так вполне научились.
А для некоторой части светлой души интеллектуалов все, что они никак не могут понять и объяснить с точки зрения морали и логики разве что только ведь и является одною той черною бездною мрака, а его, как и понятно надо бы полностью низвести разом на нет…
Причем сама исключительно уж здравая мысль о каком-либо самом надежном компромиссе у них вообще при этом попросту и не возникает.
А все, потому что до чего неизменно есть в них все то же стайное противопоставление - мы и они и покуда его не удастся толком изжить о каком-либо широченном просторе для живого духа свободы и равноправия всех и вся уж и речи быть вовсе вот нисколько не может.
Да и вообще это наше нынешнее бытие пока еще явно так полно лукавства и самообмана, а кроме того в нем извечно недостает всяческого взаимопонимания.
Да и вообще попросту напрочь так в нынешнем человеке явно отсутствует всяческое желание делать какие-то весьма существенные открытия, идя плечом к плечу с людьми исключительно уж крайне во всем сторонних взглядов.
А между тем никак не должно быть всех этих чисто баррикадных противостояний разве что только поскольку, что чье-либо мировоззрение явно ведь сложилось на редкость уж вовсе ни с чем несоизмеримо иначе.
И для самого полноценного сотрудничества промеж самых уж предельно далеких по своим убеждениям людей науки надо бы всячески навести хоть сколько-то надежные мосты, что вполне успешно вот смогут затем связать воедино на редкость различные круги самых разнокалиберных нынешних интеллектуалов.
Ну а только затем и можно будет более чем сходу задуматься, как это именно и вправду уж явно начать действительно строить тот самый новый дом для всего человечества.
Ну а, без всего того какого-либо идеального общества, где все окажутся равны, дружны и беззаботно счастливы, возникнуть вовсе-то никак совсем уж никак не может.
Но нечто подобное надо бы чисто заранее понимать, а между тем подобное понимание приходит разве что только со вполне праведным потом кем-либо долго и никак не тщетно пролитым во имя существования, куда значительно лучшего грядущего.
Ну а тут безо всякой грязи до чего плотно въевшейся в мозолистые ладони будет никак вовсе уж явно не обойтись!
Однако для того чтобы на деле испачкать свои длани чем-то липким и черным нужно мужество и самое подлинное желание вящего очищения всего этого мира от так и переполняющей его до краев жуткой скверны.
И вот сколь безоблачно и счастливо, так и видя все те свои чистые, либеральные сны, кое-кто с исключительно ярой последовательностью всячески захламлял до чего только многие людские сердца черной тоской по всем тем ослепительно ярким грядущим дням.
Ну а те по некой весьма загадочной и неведомой причине нисколько пока еще вовсе-то явно не соизволили прямо ведь сегодня действительно на деле разом уж сбыться.
Хотя вроде бы для них и впрямь пришло самое время более чем участливо проявить всю ту свою наиболее главную, нежную и сочно сладостную суть.
Да вот, однако, никак им при всем том не было суждено, как есть ныне сколь еще доподлинно стать самой-то настоящей частью той крайне так весьма обыденно реальной действительности.
И кстати, вся та как есть более чем наглядно общая их явная утопичность и полнейшая грядущая (не сказочная) несбыточность проникновенно и самозабвенно полностью уж сходу начисто отрицалась.
А между тем донельзя жгучий бич явного несовершенства всего окружающего мира так и хлестал души чересчур совестливых левых интеллектуалов и они лили слезы, что беспрестанно капали на землю разом, давая же всходы в виде ростков гнева и ярости посреди серых масс простого народа.
Потому как горестные стенания интеллигенции хоть и издали, но явно доносились до тех наивных обывателей, что, как правило, тупо и безразлично равнодушны ко всем тем благим переменам в том исключительно так бескрайнем для них, словно море, обществе в целом.
И это именно те яростные и восторженные песнопения интеллигенции мысленно и повели народные толпы к светлым грядущим временам, которые между тем никогда не наступят без того весьма продолжительного промежутка явно предшествующей им эры согласия, примирения и процветания.
126
Неистовая же борьба со всем тем бездушно отъявленным прошлым именно что как раз-таки его во всей полноте затем и возрождает, еще и крайне ведь достаточно во всем укрупняя все его наиболее зверские, самодурские и узурпаторские черты…
И все это сколь наглядно и надменно весьма уж бросово так и проскальзывало во всем том лютом лике тех, кто до чего безудержно и бескомпромиссно всею душою боролся за всеобщее разве что чисто грядущее идеологическое оболванивание и порабощение совершенно безликих трудовых масс.
Ну а некогда разве что затем и пришло, собственно, время для всех тех более чем отчаянных демагогов, которые чисто так вовсю разом орудовали в точности тем как у хамелеона сколь удивительно длинным языком, более чем, беспрестанно жонглируя догматами всего своего чисто, как есть новоявленного атеистического вероисповедания.
Причем те самые отчаянно суровые борцы за свободу народа только-то поболее уверенной рукой, затем уж и станут всячески искоренять все буржуазные проявления до чего еще безыдейной благорасположенности простых людей друг к другу.
И это как раз где-то отсюда и берут самое язвительное свое начало те еще ритуалы и впрямь уж раскатисто нарочитого хамства, да и осатанело тупых издевательств над какой-либо никак неординарной личностью.
Но все - это действительно взвесить и понять, а в связи с тем и прочувствовать всю полнейшую неприемлемость всяческих острых и драматических общественных сдвигов…
Нет, чего-либо подобное на деле вполне вот могло бы произойти только лишь кабы общественные потрясения и вправду разрушали не одну живую плоть общества, но и все, то так или иначе искусственное, что было создано нынешним человечеством.
Ну а коль скоро все уж на деле будет сколь еще совсем, несомненно, иначе даже и весьма вдосталь понасмотревшись на те никак мимолетно не проходящие последствия «демарша подлинной свободы», люди высоких лубочных идеалов с ними ни в жизнь считай, до конца своих дней явно, что вовсе-то никак не расстанутся…
Виктор Гюго, «Девяносто третий год»:
«У революции есть враг - старый мир, и она не знает милосердия в отношении его, точно так же как для хирурга гангрена - враг, и он не знает милосердия в отношении ее. Революция искореняет монархию в лице короля, аристократию в лице дворянина, деспотизм в лице солдата, суеверие в лице попа, варварство в лице судьи - словом, искореняет всю и всяческую тиранию в лице всех и всяческих тиранов. Операция страшная, но революция совершает ее твердой рукой. Ну, а если при том прихвачено немного и здорового мяса, спроси-ка на сей счет мнение нашего Бергава. Разве удаление злокачественной опухоли обходится без потери крови?
Разве не тушат пожара огнем? Кровь и огонь - необходимые и грозные предпосылки успеха. Хирург походит на мясника, целитель может иной раз показаться палачом. Революция свято выполняет свой роковой долг. Пусть она калечит, зато она спасает. А вы, вы просите у нее милосердия для вредоносных бацилл. Вы хотите, чтобы она щадила заразу? Она не склонит к вам слух.
Прошлое в ее руках. Она добьет его. Она делает глубокий надрез на теле цивилизации, чтобы открыть путь будущему здоровому человечеству. Вам больно?
Ничего не поделаешь. Сколько времени это продлится? Столько, сколько продлится операция. Зато вы останетесь в живых. Революция отсекает старый мир. И отсюда кровь, отсюда девяносто третий год»».
127
Вот-вот, это и есть именно та до чего отвратительная демагогия, что и впрямь чисто уж разом выносит самый безапелляционный и фатальный приговор всему тому, как есть будто бы ныне вовсе вот явно минувшему.
А только лишь потому и был донельзя же свирепо объявлен смертный бой всему тому будто бы и впрямь совсем ведь допотопно дореволюционному житию-бытию…
Причем весьма вот неизменно были те люди яростно и огненосно несущие свой сущий же революционный вздор вполне этак полны самого вездесущего презрения ко всяческой той на редкость осатанело обыденной житейской правде.
А между тем то вконец истерзанное тело всеми теми вековыми социальными пороками больного общества от тела какого-либо сугубо отдельного больного ничем хоть сколько-то существенным сроду так никогда вовсе не отличалось.
И тому, и другому для вполне полноценного выздоровления неизменно были нужны как раз-таки те самые неотъемлемые атрибуты - покой и тишина, а никак не борьба за грядущее всеобщее счастье.
Причем нечто подобное тому и было именно тем, что сколь важно было вовремя принимать в то самое до чего ведь пристальное свое внимание.
Однако осенить данная мысль, могла только ту светлую голову, что оказалась бы полностью разом свободна от каких-либо полуосмысленно радостных литературных грез о мире, в котором (по чьим-либо крайне субъективным воззрениям) вовсе-то нет этакого плотного смешения добра и зла, что его порою никак этак невозможно отделить одно от другого.
И что же из всего того тогда еще, собственно, следует?
Да только разве что то, что сам по себе процесс постепенного усовершенствования всей общественной жизни, неизменно же должен был быть только лишь во всем явно созидателен, а никак не сокрушительно же разрушителен.
Ну, а совсем ведь явно иначе оно может быть только-то в связи со всем тем более чем весьма планомерным участием некоей той сугубо внешней политической силы.
И коли все ее донельзя серьезные намерения и впрямь на деле окажутся, безукоризненно чисты ото всех тех весьма зловредных и эгоистических амбиций, то это разве что тогда из всего того может некогда и вправду выйти вполне уж еще полноценно бравый толк.
Да вот, однако, зачастую это и близко уж нисколько вовсе вот оно не так.
Ну, а считай чисто изнутри в единый миг преобразить и реформировать всю ту совсем ведь назойливо нас окружающую действительность, можно было разве что в розовых снах всех тех, кто так и живет в своих светлых мечтах, радостно порхая посреди ни для кого на деле совсем неведомых небес.
Причем поболее всего доподлинно светлого рушится как раз под градом до чего еще иногда всеобъемлюще же исступленной ярости почти вот порою и нечленораздельных, неистово негодующих слов.
128
И чем уж все та дикая мешанина бойких мнений и вправду могла сколь еще катастрофически навеки-то разом вполне ведь окончиться?
А между тем это именно на почве крайней нетерпимости к чужим мнениям, а также и тех с пеной у рта безапелляционно отстаиваемых личностных убеждений и возникла затем власть, для которой любое чуждое ей мнение было одним образцом вражеских происков лютых врагов, с которыми ей церемониться, было считай, что смерти подобно.
А впрочем, уж какого-либо вовсе иного, и куда поболее светлого будущего России в связи с безумно вот радостными революционными событиями нисколько никак явно так не светило.
Ибо еще изначально в некий тот невообразимо краткий промежуточный период во главе всего же российского государства попросту разом до чего сходу оказались доблестные и чрезвычайно горластые чистоплюи, совершенно чурающиеся от одного вида по их приказу вполне вовремя пролитой крови.
И все это притом, что во имя доподлинного сохранения за собою действительно же прочной и устойчивой политической власти им нужно было ее сколь безжалостно и широко никак не злодейски подчас проливать, поскольку власть без насилия над плотью общества – вообще никакая не власть.
Другое дело, что то насилие должно было быть кем-либо до чего несносно во всем спровоцировано, а вовсе вот не должно оно было являться совершенно же законной частью суровой и общей картины всей той чисто нынешней революционной данности.
И это можно сказать как раз-таки ради самого посильного предотвращения подобной далее вовсе уж самой обыденной данности, и надо было правительству Керенского вполне еще проявлять ту еще чисто железную твердость в самом суровом усмирении и подавлении людских буйных инстинктов.
Да только для их серых и белоснежно чистых душ нечто подобное было бы никак неприемлемо, и даже мельком пронзавшая их сознание мысль о чем-либо таковом вызывала в их теле одну лишь беспрестанную нервную дрожь.
Зато весьма беспардонно плодить самые разные пустопорожние словопрения, буквально вот всячески при этом, до чего еще невозмутимо поддакивая абсолютно любому тупому скотству…
Нет уж на что-либо подобное членов Временного правительства, вполне еще хоть сколько-то всерьез подбивать было и близко так совсем уж нисколько не надо.
Интриги, сущие помои на головы ближних и дальних, а также и одно лишь совсем пустое и попугайское зазубривание чьих-либо как-никак вовсе-то чужих бесполезных слов – все это и было наиболее естественной частью сознания членов Временного и крайне беспутного правительства.
И было оно, как есть прожжено же начисто интеллигентским, ну а буржуазным (донельзя выразительно и, кстати, формально) его некогда лишь некогда потом явно сделали господа большевики, причем именно дабы впредь оказаться той еще наиболее приемлемой для всего своего народа вполне уж здравой альтернативой.
И вот он безумно яркий пример сколь безнравственной логики совсем как есть на редкость кратковременного, да и вконец окривевшего и осиротевшего разумом правительства России, а уж было оно взято автором из «Записок» генерала Врангеля:
«"Правительство не может допустить пролития русской крови, – ответил мне Самарин, – если бы по приказанию Правительства была бы пролита русская кровь, то вся моральная сила правительства была бы утеряна в глазах народа"».
129
Но народ это никак не одна та сколь еще безлико серая толпа, но и много чего еще, и простой народ надо бы по мере сил довольно уж старательно ограждать от безумств так и бурлящей самыми примитивными инстинктами воинственно слепой толпы.
Да только дабы сходу до чего успешно переподчинить себе отчаянно дикий и нищий духом народ и надо было никак не мягкосердечно, а сурово и поспешно со всею последовательностью трезво же проливать чью-либо несчастную кровь, а не чернила, ибо иного выбора тут попросту нет.
Раз для вполне полноценного восстановления должного былого порядка надобно было идти на буквально любые драконовские меры.
Ибо слепая и зверская сила разбуженных от векового сна масс, взяв в свои руки власть и вытерев об нее свои грязные ноги, тут же во мгновение ока разом вот изнасилует женщин, ограбит и убьет столько людей, сколько их ни в жизнь не убьет никакая вражеская армия, находящаяся под строгим командованием вполне так здравомыслящих командиров.
И армия, в принципе, может, да и должна весьма бесцеремонно наводить порядок во всех тех полностью вышедших из-под всякого контроля гражданских делах.
И делать ей - это и впрямь-то полагается именно, что тогда, когда они уж крайне вовсе запутываются и все те обычные рычаги воздействия на общество приходят в ту еще самую более чем абсолютную негодность.
Да только для праздных личностей живших дутыми и прописными истинами, что в марте 1917 года сколь беззастенчиво вырвали власть у царя, как и понятно, было, куда благороднее и чище всячески так подчищать сами следы царственного трона.
Ну а как раз для того они вполне злонамеренно и сокрушали силовую структуру, что была способна к самым решительным, и им явно никак неподконтрольным сколь еще здраво осмысленным действиям.
И как то в принципе видится автору этих строк, наиболее главным устремлением в смещении высших военачальников было то самое, истое желание Керенского как можно серьезнее и основательнее раздробить и ослабить действующую армию, дабы та при случае бы его, не дай только Бог, ненароком не свергла.
130
Даже и на грани разверзшейся пропасти совершенно бессмысленные люди… вполне как есть, искренне под чью-либо чужую дудку пляшущие марионетки все так же по-прежнему занимались в точности теми до чего только давнишними бессовестными интригами.
Генерал Антон Деникин в своих «Очерках русской смуты» пишет об этом так:
«Генерал Алексеев с неподдельной горечью рассказывал печальную историю прегрешений, страданий и доблести былой армии, "слабой в технике и сильной нравственным обликом и внутренней дисциплиной". Как она дошла до "светлых дней революции" и как потом в нее "казавшуюся опасной для завоеваний революции, влили смертельный яд».
131
Александр Керенский, разве что лишь совсем ненадолго воспользовался революцией, да и она на редкость так вдоволь (сколько ей самой, то было потребно) весьма вот по-свойски до чего своекорыстно использовала немыслимо яркую и чисто трагикомическую его способность нести всевозможную и всяческую несуразно восторженную ахинею.
На редкость искренне толкающий свои речи болтун на тех самых наиболее первых порах был ей, как никто другой вовсе вот неотъемлемо и впрямь сколь безукоризненно нужен, да и очень даже явно чрезвычайно полезен.
Причем разве то кому-либо вот никак оно совсем не понятно – большие «европейские друзья России» в истинно житейских условиях всей той российской ирреальности сделали ставку как раз на этакого слащавого, да и нисколько не в меру чрезвычайно амбициозного говоруна.
Ну, а потом, они чисто же ненароком совсем нечаянно его спасли да и то явно не в качестве наиболее наилучшего своего спецагента, а из тех более чем откровенно сентиментальных соображений, как тот Шурик из фильма «Кавказская пленница» выразился… им птичку стало жалко, и близко того никак не более…
Можно как угодно относиться к этакой и впрямь донельзя же одиозной личности, однако, по описанию современников, никак не годился Керенский в суперагенты, да и суперагент на его номинальную должность был явно так нисколько попросту и не нужен.
Вот как описывает Керенского генерал Краснов в своей книге «На внутреннем фронте» (кстати, в этой книге евреи упоминаются, ну а антисемитизмом там и не пахнет):
«Лицо со следами тяжелых бессонных ночей. Бледное, нездоровое, с больною кожей и опухшими красными глазами. Бритые усы и бритая борода, как у актера. Голова слишком большая по туловищу. Френч, галифе, сапоги с гетрами – все это делало его похожим на штатского, вырядившегося на воскресную прогулку верхом. Смотрит проницательно, прямо в глаза, будто ищет ответа в глубине души, а не в словах; фразы – короткие, повелительные. Не сомневается в том, что сказано, то и исполнено.
Но чувствуется какой-то нервный надрыв, ненормальность. Несмотря на повелительность тона и умышленную резкость манер, несмотря на это "генерал", которое сыплется в конце каждого вопроса, – ничего величественного. Скорее – больное и жалкое. Как-то на одном любительском спектакле я слышал, как довольно талантливо молодой человек читал стихотворение Апухтина "Сумасшедший". Вот такая же повелительность была и в словах этого плотного, среднего роста человека, чуть рыжеватого, одетого в защитное, бегающего по гостиной между столиком с допитыми чашками кофе, угловатыми диванчиками и пуфами и вдруг останавливающегося против меня и дающего приказание или говорящего фразу, и казалось, что все это закончится безумным смехом, плачем, истерикой и дикими криками: "все васильки, красные, синие, в поле!"».
132
Мнение Петра Краснова, вполне продуманное и обоснованное, а как раз потому его и можно будет принять на веру.
Причем все это как раз потому что во времена лютой смуты люди сплачиваются никак не вокруг кого-либо наиболее умного, а совсем непременно вокруг того, кто лучше всех сумел до чего деятельно сориентироваться в смутной обстановке пасмурного времени…
Ну, а со всем этим сколь еще весомей сумеют справиться одни разве что те наиболее дешевые политические клоуны, совсем не имеющие абсолютно никакого внутреннего стержня, а именно потому и умеющие расшаркиваться буквально перед каждым встречным и поперечным.
Причем, ясное дело, что подобного шута горохового, как за ниточки, станут, и впрямь до чего уж усердно дергать все те, кому то окажется и близко так явно ведь нисколько не лень.
Ну, а для того, чтобы как следует вполне надежнее закрепиться у самого горнила власти этакому ходячему пугалу огородному, всенепременно нужно было научиться все те чужие ниточки, полностью разом обрезать, да и самому по возможности верную рукой сплести паутинку и все ее тенета у себя в руках всесильно же сосредоточить.
Чего еще будет попросту никак нельзя действительно так совершить, будучи всего-то лишь политиком-однодневкой, мотыльком, прилетевшим на огонек власти, бессильной марионеткой в чьих-либо чужих сиволапых руках.
133
И кстати, вот еще что: французская революционная деятельность, в отличие от той во многом от нее весьма уж до чего наглядно отличной российской, в самом своем начале сколь явственно затлела разве что именно так сама по себе.
И это лишь затем всякую материковую революционную деятельность на целый век взвешенно и дипломатично разом ведь оседлали, как никто в этом мире весьма этак предприимчивые и прагматичные господа англичане.
Тот, кто думает обо всем этом как-либо уж явно вот вовсе иначе, может и впрямь вслед за Николаем Стариковым до чего безапелляционно обвинить владычицу морей Англию в том, что она, будучи на короткой ноге с Посейдоном, утопила в своих пучинах весь тот доселе непобедимый испанский флот.
Другое дело, насколько быстро господа англичане действительно поняли всю ту до чего явственную взрывную суть дьявольской революции, что была словно горящий факел, вовсе-то совсем небрежно брошенный в пороховой погреб извечной их материковой соперницы Франции.
А потому и все те революционные события 19-20-го столетий имеют под собой сколь уж весьма ведь поразительно своеобразную политическую подоплеку.
Виктор Гюго в своем великом труде «Отверженные» только лишь разве что вскользь упоминает о главных «героях» всех тех последующих смут и мятежей в истории Европы:
«Время от времени появлялись люди "хорошо одетые, по виду буржуа", "сеяли смуту" и, держась "распорядителями", пожимали руки самым главным, потом уходили. Они никогда не оставались больше десяти минут».
134
Конечно, зачем это им было достаточно так долго светиться – они тихо в тени делали свое искрометно бравое революционное дело, отрабатывая свой хлеб на службе прославленной английской короны.
Вот еще одно до чего яркое свидетельство Виктора Гюго на данный счет: в его романе «Отверженные» есть сколь очевидные и довольно прозрачные намеки на некую вполне организованную и хорошо обученную военному делу силу, властвующую буквально над всем и столь откровенно всему задающую именно свой собственный мерный ход и темп:
«Говорили, что общество Друзей народа взяло на себя руководство восстанием в квартале Сент-Авуа.
У человека, убитого на улице Понсо, как установили, обыскав его, был план Парижа.
В действительности мятежом правила какая-то неведомая стремительная сила, носившаяся в воздухе. Восстание, мгновенно построив баррикады одною рукою, другою захватило почти все сторожевые посты гарнизона. Меньше чем в три часа, подобно вспыхнувшей пороховой дорожке, повстанцы отбили и заняли на правом берегу Арсенал, мэрию на Королевской площади, все Маре, оружейный завод Попенкур, Галиот, Шато-д'О, все улицы возле рынков; на левом берегу – казармы Ветеранов, Сент-Пелажи, площадь Мобер, пороховой погреб Двух мельниц, все заставы. К пяти часам вечера они уже были хозяевами Бастилии, Ленжери, квартала Белые мантии; их разведчики вошли в соприкосновение с площадью Победы и угрожали Французскому банку, казарме Пти-Пер, Почтамту. Треть Парижа была в руках повстанцев».
Конечно, без сугубо внутренних житейских причин вызвать из преисподней беса революции никак и ни у кого вовсе вот никогда совсем уж нисколько не выйдет.
Однако все те доселе естественные первопричины сущего большого народного недовольства можно очень даже довольно же умело и резво раздуть самыми хитроумными как раз именно для того и распускаемыми слухами.
Причем сделано - это будет разве что дабы, с тем сколь откровенно же прямым умыслом весьма ведь смело воспользоваться всею той, считай, что стихийно сложившейся ситуацией…
Этак-то крайне деликатно, но верно совсем еще издалека вот возглавив спонтанное движение революционных масс, и можно будет на редкость надежно, затем обеспечить их знаниями, как это им и что будет впоследствии надобно еще сотворить во имя всего того, сколь значительно большего же успеха их революционного дела.
135
Однако в том самом сугубо конкретном российском случае не одни только некие иностранные козни, но и отчаянно беснующееся время попросту совсем ведь подорвало все основы законности и легитимности Временного правительства.
И надо бы чисто во всеуслышание разом так и сказать тому сколь позорно Временному правительству, в принципе-то и было суждено оказаться до чего еще наспех же созванным разве что на тот совсем недолгий же час…
А именно как раз для безмерно короткого и временного продолжения войны, пока в России все еще была хоть какая-либо явная нужда.
И, ясное дело, что данная власть вовсе не вся сплошь прогнила и на редкость как есть, до чего еще безбожно пропахла черной души изменой…
Сами иностранные устроители довольно-то малого российского переворота никогда бы не допустили до самых вершин власти, однородно состоящую из предателей и негодяев, разношерстную толпу дешевых политиков-однодневок.
Слишком уж все это было бы тогда шито белыми нитками, а потому и раскрылось бы впрямь-таки в один момент.
136
От подобного крайне незадачливого правительства попросту сразу бы отвернулись все здоровые силы в российском обществе, а их тогда было совсем уж немало, а в том числе они вполне вот имели место и посреди тех сколь отныне ветрено просторных коридоров той нынешней будто бы и впрямь многозначительно всенародной власти.
Но при всем том само собой оно весьма безвременно и неказисто как есть, уж разом попросту вышло, что под их и близко «не монаршим престолом» как-никак, а совсем не оказалось той до чего безупречно ведь настоящей морально-этической основы, как это было с той прежней царственной и величавой государственной властью.
Правда, несколько позднее новоявленные столпы правления все-таки безо всякой в том тени сомнения явно возникли, но на этот раз на совершенно вот вовсе иной, отныне исключительно же идеологической основе.
А именно поэтому у здоровых сил в той необъятно широкой Российской империи шанса на успех и не было попросту никакого, и прежде всего оттого, что сама та великая держава и близко не прогнила, но была сплошь покрыта всевозможными болезненными язвами долгими десятилетиями абсолютно так никак полноценно не разрешаемых общественных проблем.
Причем коли по временам они и решались, то вот явно же делалось это отнюдь не на ту хоть сколько-то вполне полноценно добрую и честную половину.
А подобные буквально сходу увязающие в грязи полумеры разве что без году неделя растравливают у кого-то всякий его крайне же болезненный аппетит, да и вообще все эти возвышенные иллюзии только и вызывают у праздных обывателей целый сонм самых несбыточных и слепых вовсе вот напрасных надежд.
137
Ну а та юркая, словно угорь большевистская власть всем и каждому совсем же невообразимо многое сколь еще искренне до чего только всячески разом более чем приветливо наобещала.
Да уж именно так в три короба раздарив весьма славные посулы, а главное дала она самую полную свободу сразу всем и одновременно с этим никому не дала никаких твердых обещаний явной сохранности его жизни, чести, движимого и недвижимого имущества.
А между тем подобного рода бесславная свобода несет в себе одни разве что те более чем убийственно нездоровые стороны.
Ну а посему при самом полном недоверии к прежним институтам власти народу обязательно потребуется та твердая рука, которая и будет отныне всем на свете праведно и разумно, уж вполне полноправно так затем еще управлять, да и как то ей самой, собственно, вздумается.
И главным, тут будет разве что то, дабы вновь завелся (и неважно, откуда) тот самый полноценно твердый порядок и выстрелов на улице более не было слышно.
Хотя нет, чисто еще поначалу, та сколь чудесно вдруг приобретенная, новоявленная свобода кому-либо и вправду может показаться истинным раем, но весьма ведь быстро она почти всех до конца полностью разочарует.
Раз слишком так вся та новая воинственно революционная действительность и вправду вскоре начнет издавать трупный запах всякого былого благоденствия, причем совсем не только в связи со всеми теми до чего еще новоявленными большевистскими бытовыми трудностями…
138
Да и чересчур не в меру долго играть в сущую вольницу вовсе-то нисколько так явно нельзя, поскольку - это тоже до самой последней крайности буквально же всех разом ведь до конца утомляет.
Ну, а посему после того, как сколь на славу здорово погуляли, пора бы и честь знать, да только как вообще от людей понимания чего-либо подобного и вправду на деле можно будет добиться, коли тот еще мямля стоит у руля?
И вот чего именно пишет обо всем этом генерал Краснов в своей книге «На внутреннем фронте»:
«Психология тогдашнего крестьянина и казака была проста до грубости: "долой войну. Подавай нам мир и землю. Мир по телеграфу". А
приказ настойчиво звал к войне и победе. Керенский, который лучше понимал настроение массы, сейчас же учуял эту фальшь, и его контрприказ, объявлявший Корнилова изменником и контрреволюционером, говоривший о тех завоеваниях революции, которые солдатом понимались, как своевольничание, ничегонеделание, пьянство и отсутствие какой бы то ни было власти, сразу завоевал симпатии солдатской массы».
139
Корнилову, как-никак, а теперича явно ведь уж никак не хватило именно всего того, что совершенно так сразу же безоговорочно отнял у него расхристанный и дешевый паяц Керенский, а именно той вполне благонадежной основы под его неизменно стоящими на суровой почве обыденности мужицкими сапогами.
Да и вообще самого разного рода безродные лапотники крайне нахраписто и суетливо уж и намесили тогда грязи и снега вокруг тех сколь внезапно сходу возникших новых очагов власти.
А именно тех извечно, как есть нынче вихляющих в левую сторону Советов, а также и абсолютно за все отчаянно уж совсем вот безголово ответственных комитетов.
И им действительно довелось за тот чрезвычайно вот короткий час до чего явно преуспеть всю ту бравую царскую гвардию снизу доверху перепачкать всем-то своим досужим и впрямь донельзя осатанело бравым невежеством.
Ну, а как раз именно потому ее и надо было сколь еще спешно спасать, но вовсе не столь безумно сногсшибательным решительным штурмом как это попытался проделать Корнилов, а разве что медленно восстанавливая и накапливая все свои силы.
И если бы на месте Корнилова оказался некто иной куда поменее авантюристичный человек, то вот он безо всякой в том тени сомнения вполне же последовательно только лишь этак в сложившейся ситуации явно вот и поступал.
Ну, а Корнилов был человеком волевым, статным, однако, пожалуй, чрезмерно во многом залихватски самоуверенным.
Правда, более чем возможно, что при какой-либо несколько другой расстановке сил он действительно смог бы худо-бедно привести Россию в тихую гавань, да только нынче-то никак не было под его сапогами хоть какой-либо вполне твердой политической почвы.
И не было ее сразу по нескольким крайне уж исключительно важным причинам, причем главная из них заключалась именно в том, что все, на что хоть как-либо способны всякие рохли и мямли, так это чего-либо попавшее к ним в руки весьма вот старательно развинчивать, разваливать, деморализовать и разрушать.
Но это, однако, совсем же нисколько не значит, что у тех наиболее первичных деятелей на целую голову сходу разрушивших старый и будто бы ныне совсем ведь архаичный строй и впрямь-то был хоть какой-либо шанс, в конце концов, стать более чем самым еще полноценными его приемниками.
Причем, то на редкость откровенно яркое и сколь еще совсем бескомпромиссное бескорыстие в этаких делах весьма вот явственно, что палка на двух концах.
Раз уж дабы вполне еще на деле успешно воспользоваться плодами развала, нужны были на редкость другие качества, а у Керенского с его вислоухими сотоварищами их отродясь и близко-то никогда не бывало.
140
И надо бы точно ведь также до чего еще прямолинейно так весьма сходу же заметить, что и сам по себе товарищ Керенский был именно той на редкость искренне лупающей глазищами бессовестной марионеткой.
Причем тут уж будет вполне важно отметить, что и само по себе сколь бестолковое местонахождение данного чудища на самой вершине политической власти было, считай, как есть заранее кем-либо извне заранее предопределено.
А между тем подобным путем оно пошло разве что только поскольку, что тем уж людям, что прекрасно вот извне изучили Россию, именно подобного типа и надо было до чего монументально фактически разом весьма вот бестрепетно «водрузить» на самый верх всей общественной пирамиды.
Причем сделано это было как раз-таки, дабы Керенский сколь безоговорочно и проворно разом затем уж и внес сущую сумятицу в сами основы сурового могущества, довольно-то слаженно доселе работающей государственной машины судопроизводства.
Ну а заодно и исполнительную власть превратил из железной махины в совершенно ржавый никчемный остов.
Так что совсем ведь вовсе зазря Николай Стариков в своей книге «Кто убил Россию. Революция или спецоперация» делает из Александра Федоровича Керенского этакого таинственного спецагента: будь тот и вправду таковым, то еще было бы разве что лишь полбеды.
А между тем в условиях полуразложившегося идеалистического строя лучше всего будут действовать именно те самые и вправду искренне витийствующие марионетки, и им-то, куда полегче все этак буквально ведь сходу поверят, нежели чем всяческим, тем хитроумным завзятым негодяям.
И вот оно то, что автор вполне может предоставить в качестве самого прямого доказательства всех своих слов.
Взято из книги Владимира Федюка «Керенский»:
«Очевидец первых опытов Керенского-парламентария позже вспоминал: "Он всегда слишком нервничал. Не без основания его называли неврастеником. Он обладал громким и излишне резким голосом, в речах его всегда слышались высокие крикливые ноты. Он никогда не говорил спокойно, и это слушателей иногда раздражало. Вообще, слушать его было довольно тяжело. Таков он был и в своих первых думских выступлениях».
Еще более резкую характеристику Керенского мы находим у другого осведомленного современника: "Неврастеник, адвокат по профессии, он горячо произносил свои речи, производил впечатление на женский пол и доставлял большое неудовольствие сидящим под кафедрой оратора стенографистам, обрызгивая их пенящейся у рта слюною. Многие считали его кретином"».
А вот и еще оттуда же:
«Керенский не шел, как обычно ходят люди по улице, а почти бежал, и на согнутых в коленях ногах, что было необычно и некрасиво».
141
Революция довольно-таки быстро в то уже ныне далекое время фактически разом скатилась к самому дешевому и весьма показному, все и вся полностью обезличивающему популизму.
Причем до чего еще явно она тогда выдвигала совершенно так безапелляционные требования, слепо и варварски именно вот как раз и направленные, дабы той еще беспардонно тупой силою сходу ведь насадить всякие молниеносно радостные перемены.
А как раз потому и все те отчаянно суровые воззвания столь откровенно же призывали совсем незамедлительно и до конца отменить и упразднить навеки былое и полностью вот вконец ныне изжившее себя проклятое прошлое.
Причем это вот самое подобострастное удовлетворение сослепу и со страху всех безумно, злых и жестоких указов только-то вчерашнего беспорточного быдла и покатило колесо российской истории по самой наклонной плоскости к каменным орудиям, которые, вполне могли полноправно занять свое законное место на том некогда не дай-то Бог грядущем гербе общемировой революции.
Ну, это, конечно, лишь в том собственно случае, кабы до нее явно дошло сколь уж бесшабашно бравое большевицкое дело.
Да и Белое движение безо всякой в том тени сомнения, крайне ведь наглядно подчас являло собой довольно-то как есть плотоядно настроенное племенное воинство, явно уж совсем так не ведающее, что всякий простой народ всенепременно пойдет разве что вслед за тем, кто поведет себя с ним, несколько вот поболее достойно.
Однако никого такого и близко уж нигде явно вот тогда не сыскалось, да и, в конце концов, и близко-то попросту совсем не нашлось…
Ну, а так из самого разного цвета шаек грабителей простой народ явно выберет себе в правители именно тех, которые ему, куда только выразительнее можно сказать считай, ведь в три короба до чего еще непременно соврут про то самое чисто завтрашнее его никакими словами неописуемое и небывалое личное счастьице.
Да и вообще все Белое движение, уж заранее было сколь фатально, как на грех вполне еще обречено на всяческий тот чисто полнейший свой неуспех, причем по довольно многим весьма объективным причинам.
А среди их числа можно бы прямо назвать самые безнадежные и именно, что вовсе ведь явно же совсем напрасные ожидания помощи со стороны тех отчаянно лживых союзников у каких-либо одних из весьма многих участников белого движения.
Ну а заодно тут можно бы совсем этак чисто ненароком припомнить и извечно полное неприятие подавления скверного зла у тех еще до чего мягкотелых иных.
Да и вообще крайне ведь негативно на столь печальных итогах противостояния белых и красных в России сказалось, в том числе и то самое, немыслимо бессовестное желание более чем нагло разжиться за счет гражданской войны у тех весьма беспардонных же третьих.
142
Причем коли бы высшие начальники Белой армии действительно являли собой самый тот еще доподлинный и вполне полноценный образец нравственной чистоты, то уж тех отдельных мародеров сколь непременно отстреливали бы сами солдаты.
Вот чего пишет обо всем этом страшном явлении генерал Врангель в своих «Записках»:
«К сожалению, как мне пришлось впоследствии убедиться, генерал Покровский не только не препятствовал, но отчасти сам поощрял дурные инстинкты своих подчиненных. Среди его частей выработался взгляд на настоящую борьбу не как на освободительную, а как на средство наживы».
И это явно уж не один белый генерал (бывший капитан) Покровский «был из таких вояк-гуляк», раз было ведь их тогда вовсе-то совсем до чего немыслимо превеликое множество.
То есть, собственно тех еще властолюбивых низших чинов, что сходу так разом повылезли на самый верх, будучи и вправду готовы на все, а как раз потому и никак не желающих хоть сколько-то вообще разбираться в средствах достижения своих целей…
Они до чего нагло пировали еще не выигранную ими победу и начисто при этом прозевали более чем неминуемый свой грядущий разгром.
143
Однако более чем безукоризненно во всем верно и то, что почти ту же долю ответственности за весь тот как-никак, считай, что повседневно имевшийся дикий произвол несли на себе и все те, кто по всему своему духу были ведь в корне явно иными.
Да только сколь же весьма вот нелепо они, тогда свирепо сжав зубы разве что более чем скромно отмалчивались, еще во времена мирной и беспечной жизни красивых и красочных книжек с той вовсе излишней страстностью явно перечитавши.
А впрочем, надо бы тут более чем сходу разом заметить, что было ведь среди их числа довольно-то немало и тех, кто вполне искренне верил в старую субординацию, а потому и соблюдали они всю свою прежнюю учтивость вплоть и до самой низменной до чего только подобострастной почтительности…
А как раз потому в тот самый момент, когда надо было действовать жестко и грубо, у них вот руки по швам вовсе незамедлительно сходу так вниз разом же опускались.
Причем не только по отношению к тем, кто явно был выше по званию, но в точности так и по отношению к тем, кто был сколь еще значительно ниже – урок Февральской революции пришелся в точности впрок.
А от нее с сущим-то придыханием неистово ожидалось чего-либо невообразимо вот несбыточно нового.
И главное, этак уж ему довелось быть разве что потому, что немыслимо многие благодушные либералы полностью навек явно запамятовали, что буквально все на этом свете хорошее прививается не насилием, а воспитанием – это разве что от чего-либо воинственно плохого ничем иным, кроме яростного его подавления, вовсе-то ни в жизнь не уберечься.
144
Однако у довольно многих российских интеллигентов все ведь некогда оказалось абсолютно уж совсем вот явно наоборот.
Все, то немыслимо светлое и сказочно хорошее они и впрямь-таки подчас были готовы разом насаждать той еще весьма ожесточенной и крайне суровой силой, а не поощрениями, основанными на той вовсе вот совсем элементарной, эгоистической заинтересованности.
Ну, а куда значительно поболее грозное, чем вся же мощь их чистоплотных амбиций, плохое они вот до сих самых пор безо всякой в том тени сомнения явно так сколь еще непринужденно желают приостанавливать одними лишь добрейшими увещеваниями и до чего бестолково и пустозвонно бряцающими порицаниями.
Житейскую, и всецело так наиболее элементарную логику в их действиях бывает возможность узреть разве что тогда, когда то и впрямь будет более чем благообразно касаемо разве что лишь одного того чего-либо исключительно личного благополучия, а вовсе не тех широко освещенных прожекторами сладостных ожиданий никак уж несбыточного всеобщего счастья.
И главное над сколь еще многими светлыми умами матушки России и по сей день безнадежно довлеют те необычайно мудреные, как и несбыточно мертворожденные идеалы, основанные, прежде всего, на самом полнейшем ироническом отрицании всяческой житейской правоты, как есть везде, где она окажется, никак неудобна всему чьему-либо возвышенно-чувственному восприятию.
И взяли они все это себе на вооружение как раз из тех добрейших книг великих русских писателей 19-го столетия.
А впрочем, и та на редкость изощренно добродетельная европейская праздная мысль тоже была тут вполне уж сурово замешана, причем еще и абсолютно ни в чем ведь совсем так нисколько не менее.
145
Правда, можно между тем и нечто подобное, никак вот вовсе не подумавши, уж до чего только горько и совсем обреченно сколь еще воинственно брякнуть.
Ну да было когда-то такое дело, но русские классики всего только лишь, разве что захотели вслед за Петром Великим сделать Россию во всем полноценной европейской державой.
А книги, мол, люди прочли, ну а затем и положили их совсем вот тихо обратно на полку, тут же и, позабыв про все те духовные и нравственные ценности, что были в них чисто как есть, абстрактно на редкость сладкоречиво изложены.
Однако ничего - это тут никак не попишешь, мысли и чувства, отображенные на холсте художниками, в нотном ряде, выведенные композиторами, на самой той простой бумаге изложенные писателями не повисают в воздухе, а тем или иным образом во всем том дальнейшем весьма планомерно влияют на необычайно широкое общественное сознание.
146
И если как-никак привести во вполне наглядный пример одного из величайших мэтров классической музыки композитора Вагнера, то уж разве не окажется, то считай попросту уж очевидно, что как-никак, а достигнув на редкость доподлинной творческой зрелости, переродился он в этакого жутковатого мизантропа.
Ну а, следовательно, и всеми теми страстными и безапелляционными инсинуациями Вагнер весьма же значимо поспособствовал медленному, но верному становлению немецкого национализма.
И вот чего еще пишет о нем Марк Алданов в своем историческом романе «Истоки»:
«Вагнер был живым доказательством того, какую грозную опасность могут представлять собой для мира великие художники, ничему, кроме себя, не служащие. "Неисповедимы пути Божии", – привычной мыслью, привычным сочетанием слов отвечал себе Лист».
147
А между тем все те довольно-таки привычные формулировки нисколько не спасли этот мир от всего того мертвенно-бледного безумия, которое нашло себе дорогу к сердцам людей именно из-за, куда большей доступности чьих-либо мыслей самому максимальному количеству истинно различных во всяком том или ином духовном плане читателей и почитателей чужого духовного наследия.
Это ведь разве что некогда ранее толпы народа были попросту никак еще не знакомы с эпистолярным искусством, кроме как в самом простейшем (богатом чувствами, но оскуделом разумом) виде.
Например, каких-нибудь сладкоречивых баллад или же легкой светской литературы, нисколько не затрагивающей никаких чрезвычайно сложных философских вопросов, а еще и всего того как оно вообще ныне есть весьма разнообразного общественного бытия.
Да только так оно было разве что в те еще более-менее добрые старые времена…
Ну, а в свете всяких новых и злых веяний именно то люцеферово мировоззрение Вагнера и послужило «глиной истории», из которой время, такое непримиримо злое, совсем уж незатейливо дышащее в лицо солдата ядовитыми газами, в конце концов, и вылепило свеженького «Адама» и его Еву Браун.
Причем бесчеловечно антисемитское мировоззрение Гитлера явно так, по всей на то видимости, некогда сформировалось именно в тех сплошь и рядом тифозных окопах Первой мировой войны.
148
Ну, все-таки те наиболее главные аспекты дьявольского мировоззрения Гитлера еще изначально зачинались именно из-за влияния на все германское общество на редкость же бесновато кичливых взглядов композитора Вагнера.
Поскольку это как раз-таки его окостенело презрительное отношение к евреям и породило то достаточно серьезное брожение в умах довольно-то многих его современников.
Но чего еще на деле могло уж действительно значить одно лишь и только частное мнение стареющего мэтра музыки, не будь всей той вящей ностальгии по тому нынче и впрямь довольно далекому и величественному прошлому, которое буквально пронизывало всю немецкую литературу 19-го столетия?
И именно – этот возвышенный романтизм и создал в германском народе чувство до чего еще самого же глубочайшего неприятия всей той сколь плотно ныне его окружающей урбанистической действительности.
149
Рыцарские подвиги времен крестовых походов, воспетые и преподнесенные в виде самой же наилучшей доли для всякого мужчины, и дали почву для всей той новоиспеченной идеологии, бряцающей тевтонским железом и порядком так давно окаменевшими костями великих предков.
Причем самой явной практической целью сурового подталкивания в том крайне вот одиозном деле довольно-то широкого распространения этаких бравых воззрений неизменно было то самое наиболее максимальное расширение жизненного пространства за счет всех тех ближайших, и довольно недружественных соседей.
И было оно так считай ведь именно поскольку, что у той еще кайзеровской Германии на момент начала Первой мировой войны и близко никак не осталось каких-либо полноценно своих африканских колоний, а из попытки создания колонии на Дальнем Востоке ничего путного попросту уж явно так чисто совсем вот нисколько не вышло.
Буквально все и везде тогда было чисто «на совесть» более чем надежно же разом прихвачено совсем не на шутку довольно-то расторопными французами и англичанами.
А тут еще и русский царь, в который раз безо всякого спроса полез в ту от века для него вовсе вот чуждую югославскую вотчину, то есть как раз туда, где немецкое влияние пока было, как есть довольно во многом неизменно сильно.
150
Спасибо за то немощному старцу Горчакову, а в особенности тем, кто выдвинул именно его на этот крайне важный (в историческом смысле) пост.
Недальновидный дипломатический корпус буквально всегда считай уж до одури бессердечно, безо всякого вот труда разбазаривал все те великою кровью обмытые победы русского оружия, чем с большою любовью неизменно пользовались все заклятые враги российского государства, а точно также еще и те отвратительно лживые его европейские «друзья-союзники».
Они-то и вправду вовсе вот неизменно боялись всей его совсем этак беспрестанно растущей силы.
Ну, а тем более все эти страхи лишь значительно резче со временем только усилились именно как раз после того, как им разом уж окончательно стало, считай ведь навеки как есть полностью ясно, что чего-чего, а лишить Россию выхода к южным морям нисколько никак далее не удастся.
151
Крымская война 19-го века поставила в этом вопросе совершенно неизгладимую в их исключительно долгой же исторической памяти жирную точку.
Однако при всем том тогда еще как-никак оставалась, никем не разыграна та на редкость верная карта политического расчленения России на великое множество мелких сатрапий.
Чему неизменно вполне могли поспособствовать как раз те еще отчаянно непримиримые распри, да и прочие вовсе ведь безнадежные праздные прения промеж тех чрезмерно не в меру благодушных и мягкотелых представителей российской интеллигенции.
Причем никто тут, собственно, не возводит напраслину на кристально чистых от всякой их настоящей вины, поистине вот так и искрящихся светом и добротой, сколь же духовно богатых, всесторонне развитых людей.
Путаница во взглядах на окружающую действительность, ее самое омерзительное порицание или, наоборот, безудержное восхваление, перемешивание что одного, что другого в некое единое целое – все это, в конечном итоге, и становилось предметом обсуждения для серой толпы, до которой не мытьем так катанием лениво докатывались мелкие ошметки безудержно пламенных интеллигентских дискуссий.
152
И кстати, весьма этак довольно существенному разложению буквально-то всяческой никак немудренной духовности явно тогда во всем поспособствовали и все те до чего томные взгляды, сладостно обращенные куда-либо в самую далекую даль, а именно в то вовсе невообразимо светлое ближайшее будущее.
И оное вполне естественно виделось сколь еще вот удивительно сказочно добрым, однако совсем безо всяческих атрибутов старого крепостничества, как и всего того, что было хоть как-либо самой же неразрывною нитью увязано с тем необычайно сильным российским государством, а не только с тем, что неизменно у кое-кого явно ассоциировалось с самой крайне одиозной личностью последнего государя императора.
Его безвременная кончина в результате акта террора кое-кому из дореволюционных либералов собственно вот представлялась разве что той сколь еще суровой кончиной несусветно страшной несвободы.
Ну, а также нечто подобное им виделось в виде самого бесславного конца всякого того еще по-людоедски лютого деспотизма, хотя на деле подобный шаг всецело ознаменовывал разве что грядущее окончание всякой ведь эпохи разума и законности.
А между тем подобного рода путь далеко вперед непременно должен был вполне еще стать, одним лишь наиболее явным отступлением назад в эпоху Смутного времени, что буйно и яро еще уж чисто исторически предшествовало торжественному восхождению на трон дома Романовых.
Причем - это именно та до чего необъятная же огромность всех тех светлых ожиданий и породила более чем совсем этак вовсе как есть непроглядную тьму чудовищно осатанелого большевизма.
И если бы тех чудаковато сладких грез в то самое время и впрямь, оказалось хоть как-то поменьше, то и судьба Российской империи в 20-м столетии была бы, куда может быть несколько менее горше.
И, конечно, та после свержения законного монарха высоко кверху приподнявшая голову анархия вовсе-то не смогла бы вскоре разом скончаться своей собственной, естественной смертью, уж в чем-чем, а в этом-то ей кое-кто всеми силами сколь явно, в конце-то концов, ведь на деле как есть, непременно помог.
Однако отнюдь не всякий новый правитель до чего первостатейно и более чем осмысленно ввел бы великую державу в ранг сырьевой базы для всего того Западного мира…
А как только вообще иначе можно охарактеризовать этот наш, слава тебе Господи Иисусе, бывший ныне СССР?
153
Да он вполне наглядно имел с Западом уж совсем ведь попросту совсем никак непримиримые разногласия…
И что, правда, то, правда, идеологические помочи сколь недвусмысленно разве что только тянули клячу мировой революции ко всему тому вовсе уж бесстыдному, а для всего того пресловутого «советского» народа сколь безрадостно так «голозадому» противостоянию…
Да только разутым и в идеологические лапти обутым было одно весьма уж вконец обездоленное население, а вовсе не государство – его предводители жили, словно боги, ну а мелкий мусор эпохи тем временем ютился по мелким клетушкам коммунальных квартир.
И это между тем были разве что те, кто не сидели по всем тем бездушно надуманным и самым безутешным (для родственников) вымышленным обвинениям.
Ах да, после сколь радостного окончания той еще уж бесчеловечной сталинской эпохи людей всех разом (через долгие три года) из тюрем повыпустили, из коммуналок порасселили, и началась та райская благодать, о которой сегодня можно разве что горестно ностальгировать, да и втайне мечтать об ее самом своевременном грядущем возвращении…
Да вот, однако, все дело тут было именно в том, что добыча нефти попросту никак не нуждается в этаком количестве работяг, как это было некогда до того с лесозаготовками.
И это как раз поэтому и имело место то до чего ведь значительное и общегосударственное (для всего того честного народа) самое считай уж относительное послабление.
154
Ну, а коли более-менее критично и ответственно взглянуть на уровень жизни в странах вовсе вот пока никак не обрадованных весьма этак спешным приходом всего того развитого социализма, то явно окажется налицо вся та сколь вопиющая советская нищета и сущая безалаберность в решении самых что ни на есть элементарных, бытовых проблем.
И уж как раз-таки тогда само собой и получается, что все те блаженные мечтатели конца 19-го – начала 20-го веков одно лишь невероятно страшное горе своими мечтами всем нам более чем благодушно и компетентно разом-то и накликали…
Нет, конечно, в те ныне до чего только далекие времена никто и близко этакой весьма удручающей возможности подобных резких «перемен к лучшему» вовсе-то как есть, никак не предвидел.
Но зато его вполне предвидели и достаточно трезво себе представляли все те, для кого нечто подобное весьма ярко и широко виделось именно как самое наилучшее решение той сколь еще стародавней проблемы, никак не со вчерашнего дня начавшей зудеть где-то как есть глубоко внутри.
А поводом к тому была именно та извечная обеспокоенность по поводу крайне так настораживающего и очень даже неспокойного соседа, каковым и была тогдашняя царская Россия.
И до чего многое прогадали люди, видевшее в западном мире истинный оплот высшей духовности и культуры.
Поскольку все та немыслимо насыщенная благородными запахами и манерностью чистокровно европейская цивилизованность, уж, будучи во всем как есть, преподнесена в качестве светлого ангела, повела себя в точности словно вурдалак, высасывающий всю кровь из той заранее им намеченной жертвы.
Правда, все - это, прежде всего касаемо одного лишь крайне зловредного политического руководства западных стран, ну а все его простые граждане тут были никак, собственно, и ни при чем!
155
И то наиболее главное, о чем это тут сколь уж давно ведь ведется речь заключено как раз-таки именно в том, что всем тем западным политикам во имя самого уж последовательного ослабления позиций российской державы, вовсе не были нужны более чем многочисленные агенты влияния.
Поскольку всякий, кто прославлял просвещенную Европу, неизменно при всем том никак не забывал до чего в голос нещадно поругать все свое давно ему опостылевшее и отнюдь никак совсем не родное…
А, впрочем, дело тут было явно, как есть не только лишь именно в этом…
Но и в полнейшем истощении веры народа в то, что он действительно живет в сильном, всегдашне истово блюдущем все свои кровные интересы, доподлинно же хозяйственно мыслящем государстве.
В этом и так у народа долгое время были довольно-то большие и вполне справедливые сомнения…
Ну, а во время томительных и тяжких лет Первой мировой войны эта самая вера окончательно развеялась полностью в прах.
А вот если бы самодержавие и впрямь было тогда в более-менее настоящем почете, браво понукаемый кем-либо народ непременно бы выбрал себе крайне во всем правый и исключительно националистический путь всяческого того своего дальнейшего существования.
Но корыстолюбие, самодурство и своеволие крепостников более чем напрасно тогда выжидало именно ведь своего на редкость коронного часа, дабы создать те наиболее главные предпосылки для весьма благополучного осуществления всех своих приторно сладких надежд.
Однако и их «песнопения» были народом всецело услышаны, да и более чем конкретно взяты им затем вот на вооружение…
У правых сил в российском обществе были тогда чисто свои вполне ясные цели, они попросту захотели возродить славное допетровское прошлое, а как раз потому и произошло совсем уж бездонное сокрушение державы в сущую бездну самой так безудержной, кровавой вакханалии.
156
И оно, что же было, как есть, чисто ведь заранее предначертано свыше за тяжкие грехи всего человечества?
Ну, а самый между тем наиболее тяжкий его грех это как раз то возмутительно скверное празднословие, явственно берущее свое начало именно от всеобщей сытости и сладко урчащей в животе благодушной умиротворенности.
А вторым, пожалуй, вовсе не меньшим, а скорее исключительно большим его грехом неизменно является всепоглощающее желание деспотически властвовать над умами или территориями, а еще и гораздо вернее, что тем, что другим кому-то вполне бы хотелось уж обладать в той самой всецело равной мере едино.
Будто бы как есть разом неся свет всей западной культуры или того самого в нем до чего безнравственно некогда зародившегося веромучения достопочтенного Карла Маркса.
Причем как раз-таки именно в том и есть самая безупречно доподлинная житейская правда, что всем вот тем как есть наиболее простым и незатейливым устремлением к установлению деспотии над другими народами неизменно всегда обладали все те же германцы, англичане – те были пытливее, изворотливее, да и хитрей.
И Австро-Венгрия тоже некогда, несомненно, являла собою часть великих германских сил, кои, совсем не стремясь за далекие моря, имели силу и серьезный военный потенциал править другими, куда значительно менее воинственными народами.
А тут для них сколь прискорбно так началась политика их самого ведь повсеместного вытеснения, и вполне естественно, что это было ими встречено крайне же негодующе, буквально в штыки.
157
Хотя, как оно сходу более чем откровенно уж разом понятно, что тот еще самый первоначальный план по захвату Европы не был ни в чем хоть сколько-то даже и близко основан на каких-либо всемогуще человеконенавистнических теориях.
И уж, наверное, как раз ради того и надо было сколь верно так постараться, взвинтить и замучить немецкий народ совершенно невероятными, ни в какие ворота и близко не лезущими репарациями, а также до самых ранних седых волос перепугать ее буржуазию всеми теми дикими ужасами российской революции…
И ведь кому-то и по сей день никак непонятно, что сама по себе необходимость в подобных необычайно ярких, словно вспышка магния (при фотографировании), аргументах для поднятия всеобщего боевого духа немецкого народа возникла разве что после того, как Германия попросту осталась с разбитым носом и около вполне наглядно ему соответствующего корыта.
По окончанию Первой мировой войны то и было ей со всем тем никак неброским шиком сходу навязано, причем исключительно в связи с той безмерно прожорливой алчностью мнимых, одно лишь горе с собою несущих российских союзников по Антанте.
И это именно тогда сколь всерьез и понадобились все те хлесткие националистические бредни о самой наивысшей германской расе.
Но то и близко не было тем чисто заранее ведь до конца продуманным планом, до чего яростно так и нацеленным разве что на то, чтобы всецело раззадорить и разозлить германский народ, дабы некогда затем весьма злонамеренно его натравить на ту будто бы и впрямь принципиально новую большевистскую Россию…
Нет, надо бы тут хоть чего-либо вполне достоверно оставить и всем тем именно что на редкость естественным хищническим инстинктам… до чего изысканно культурных за их повседневной трапезой западных европейцев.
158
И кстати, одной из наиболее явных основ для нацистских бредовых теорий послужило отнюдь не то отчаянно массовое звериное себялюбие, исключительно так злосчастно нашедшее себе приют в сколь многих сердцах простого немецкого народа, а все же куда скорее именно то бесподобное воспевание всех его героико-патетических качеств в романтической литературе 19-го столетия.
А еще и самый бесславный конец Первой мировой войны, безусловно, ознаменовал для Германии не один тот физический голод, но также и глубочайшее унижение немцев как культурной и просвещенной нации.
А между тем и близко нельзя было сходу так посадить людей, вполне привычных к сколь определенному, степенному образу жизни, на те самые совсем же сырые, неочищенные бобы, они ведь затем на любого, на кого им, пальцем ткнув, разом укажут, непременно накинутся, буквально аки пес рыкающий.
Тем более, что навязанная извне демократия сразу в один день никаких вполне ощутимых плодов вовсе-то не приносит, а тут и самое безупречное на редкость бессовестное ограбление (в начале 20-х) и без того на добрую половину вконец разоренной войной страны.
Как тут новому тоталитаризму было бы враз уж тогда не объявиться, словно тому еще чертику из табакерки?
159
К тому же и сама жизнь во тьме после тех как есть, совсем напрасно предпринятых героических усилий всецело травмирует и развращает не одни только массы простого народа, но и всяких возвышенных интеллектуалов, что столь во многом и вправду способны достаточно уж мощно затем ведь сформировать широкое общественное сознание.
Ну а что, так или иначе, касаемо самых мелких обывателей, то вот они в своем абсолютном большинстве попросту вообще никак и не призадумываются над всеми теми общественными установками, которые им время от времени вполне еще доводиться приобресть в виде новых жизненных приоритетов от тех самых сегодняшних своих новоиспеченных вождей.
Человек, он вообще до чего еще частенько на редкость совсем уж легко ведь внушаем, и все его моральные принципы нисколько не составит никакого труда полностью вывернуть фактически наизнанку при одной лишь помощи самой наглядной агитации, а также еще книг и газет.
160
А между тем сущее преклонение пред всяческим успешно растиражированным словом не более чем идолопоклонство в его-то наиболее новом сегодняшнем и чисто современном виде.
Некоторые люди явно так попросту заменили идолов деревянных на идолов политических или еще уж именно на тех, которые столь весьма вот только усердно пишут общепризнанные гениальными - литературные труды.
Причем последние значительно хуже потому, как до чего вдумчиво с ними знакомятся отнюдь никак не невежественные люди…
И вот как довольно же ярко отзывается об тех самых именно что как раз-таки подобного плана великих деятелях искусства Иван Ефремов в своей книге «Лезвие Бритвы»:
«Но есть и другой тип гениев, у которых односторонне развита какая-либо одна способность в ущерб другим. Вследствие особой концентрации усилий, фанатической одержимости эти люди в чем-либо одном намного опережают среднего человека, но психика их неуравновешенна, очень часто параноидальна. Такие гении, с одной стороны, полезные члены общества, с другой – трудные в общежитии и нередко опасные».
И ведь, действительно, буквально всякое влияние, доступное ныне книге на почти уж каждое так или иначе соприкоснувшееся с ним человеческое сознание, значительно шире, глубже и необъятнее всех тех сладкоречивых устных проповедей далекого прошлого.
Однако при всем том самым наиглавнейшим вопросом, безусловно, является именно то, а в каком это именно направлении, вообще вот ныне ведется до чего только мощнейшая обработка всякой той или иной человеческой психики?
И тот сколь безупречно реальный опыт доказывает, что всякий подлинный духовный рост, достигнутый за счет чтения книг, непременно потребует от их читателя огромнейшего интеллектуального напряжения, а также и «кровавого пота» всей его души.
Ну а нечто подобное в корне отличается от пустого разглядывания красивых картинок мнимого бытия, пусть даже гениально нарисованных каким-либо великим мастером.
161
И да, конечно же, человеку исключительно так глубоко всею душой, славно сжившемуся со всем тем великим миром литературы, некогда явно затем еще станет, несоизмеримо полегче довольно-то глубоко вникать во все те суровые тяготы окружающего мира.
Однако коли чего-либо подобное и может на самом деле еще вот случиться, то разве что при тех обстоятельствах, когда никто уж не станет нелепо путаться под ногами и мешать, всякому только-то начавшему развиваться сознанию, сколь еще тщательно разглядывать нечто созданное чьим-либо на редкость чужим воображением.
И литература и вправду весьма вот резко так улучшает духовное зрение.
Однако в ней, между тем, слишком много пока подозрительно старого и более чем всеобъемлюще довольно-то весьма простоватого.
А потому и совсем уж нисколько не стоит совсем бессмысленно благоволить открытию новых, исключительно так чистых горизонтов всего того считай что всеобщего бытия…
И это притом, что при помощи сладкой патоки восторженных речей о том самом весьма ведь необычайно светлом грядущем буквально дочиста вычистить из людей всяческую мораль всецело окажется, куда только существенно же полегче, а к тому же и до чего многозначительно так явно попроще.
И надо бы разве что дать им (и вовсе не безвозмездно) взамен той одной общепринятой на данный момент времени, совсем вот другую, наспех подкрепив все это самой и впрямь сколь еще повсеместно всеобщей тенденцией во всем том единовременно с ними существующем обществе.
162
Хотя, по правде говоря, воззвания подняться на борьбу с неким чисто вот демоническим злом, при всем том как есть наглядно и крайне неприглядно приобретающим вполне конкретный, ужасающий облик, легче, чем где бы то ни было, приживаются именно в государстве, страдающем лишаями многовековой, леденящей и обескровливающей души разобщенности.
И Германия, уж точно как раз и была именно таковой никак и близко совсем неготовой к демократии, крайне расщепленной и сколь донельзя раздробленной державой.
Католический юго-запад и лютеранский северо-восток, плюс к тому же огромное количество мелких княжеств, долгое время довольно-то жестоко враждовавших промеж собой из-за беспрестанного передела земельных территорий.
163
И все-таки тот до чего же чудовищный, нацистский режим вовсе ведь не был самой жестокой и бесчеловечной диктатурой в истории 20-го века.
Советская власть была намного беспардоннее и беспрецедентнее во всей ее на редкость же заклятой лютости, как и донельзя-то всеобъемлюще продуктивнее в сколь удивительно хорошо ею никак не наспех отлаженной системе массового уничтожения своих собственных граждан, не принадлежавших при этом ни к какому национальному меньшинству.
У коммунистов был принципиально иной подход к тому самому наиболее главному в их глазах «созидательному и позитивному» процессу истребления живых людей – классовый, а затем и внутриклассовый (в смысле отсеивания чуждого элемента), и охватывал он гораздо больший контингент, чем у тех же прагматичных и бессердечных палачей нацистов.
Они их, кстати, всему как есть явно и научили!
Без большевиков нацисты никогда не устроили бы этакого рода еврейский геноцид или, по меньшей мере, он бы вовсе вот никак не носил тех и вправду несоразмерно чудовищных вселенских масштабов.
164
Большевизм еще изначально был, куда хитроумнее нацизма, как в вопросе сокрытия нисколько не подлежащих разглашению фактов всех своих наиболее немыслимых злодеяний, да собственно и в том, а под каким это соусом они вообще затем подавались на стол всему тому лишь временно ныне пока вот свободному от всякого его владычества миру.
А к тому же и творил он почти все свои черные дела на своей собственной территории, где он разве что сам себе и был богом, да и вполне беспристрастным, третейским судьей.
И было оно именно так, разве что считай уж поскольку, что тот сталинизм не только всесильно создал систему взглядов на своих сограждан, попавших под то чрезвычайно гадкое и липкое определение нелюди («враги народа»)…
Нет, он заодно и превратил бессменного вождя если и не в Господа Бога, то уж никак не иначе, а именно в того, вокруг кого от века и было положено сколь радостно вертеться всему остальному миру живых существ, бесконечно урча при этом от дикого удовольствия всячески верно ему во всем услужить.
И все - это не просто одни пустые и звонкие слова, вот оно им самое наглядное подтверждение со стороны великого сына минувшего века Чингиза Айтматова. «И дольше века длиться день»:
«Я твердый большевик. Понимаете? И очень горжусь этим. Бог для меня пустое место. То, что Бога нет, всем известно, каждому советскому школьнику. Но я хочу сказать совсем о другом, понимаете, о том, что есть на свете Бог! Минуточку, постойте, не улыбайтесь, дорогие мои. Ишь вы! Думаете, поймали меня на слове. Нет, нисколько! Понимаете. Я не имею в виду Бога, выдуманного угнетателями трудовых масс до революции. Наш Бог – это держатель власти, волей которого, как пишут в газетах, вершится эпоха на планете и мы идем от победы к победе, к мировому торжеству коммунизма; это наш гениальный вождь, держащий повод эпохи в руке, как, понимаете, держит вожак каравана повод головного верблюда, это наш Иосиф Виссарионович! И мы следуем за ним, он ведет караван, и мы за ним – одной тропой. И никто, думающий иначе, чем мы, или имеющий в мыслях не наши идеи, не уйдет от карающего чекистского меча, завещанного нам железным Дзержинским».
Ну, а гестапо, при всей своей неуемной жестокости, никогда не вызывало у простых немецких граждан этакого суеверного ужаса, который буквально сходу возникал в голове у всякого и каждого при той крайне скверной мысли о том, что и он тоже вполне может попасть на заметку к отважным и рачительным деятелям НКВД.
Да и сам бесноватый фюрер в нацистской идеологии неизменно являл собой сущий образ пророка высшей истины, да только вовсе так не был он при всем том всемогущим же Богом во плоти.
165
И разница та вполне объяснялась еще и тем, что испокон века именно так оно повелось на Руси, что явно ведь не было на ее земле Бога в социальной сфере жизни, кроме барина и буквально всех его обиходных и повседневных прихотей.
И если барин дот чего властно повелел великий мор крестьянам устраивать, то да будет так, а как раз потому и будут стоять на путях хорошо охраняемые вагоны с зерном, что во всеуслышание были тогда объявлены «неприкосновенным стратегическим запасом».
Поскольку так оно было кем-то вот велено, а раз именно это нам и велели, стало быть, иначе ему и уж быть вовсе никак попросту и не должно.
Барские всевластные указания, в принципе, разом так на деле являлись самой обыденной, от сих и до сих чисто по-свойски сколь безупречно отмеренной нормой всей этой нашей жизни.
Сергей Снегов в своих «Норильских Рассказах» вполне вот находчиво и доходчиво повествует об этом общероссийском явлении:
«"Ты срок тянешь, я – служу, – без злости разъяснил мне один вохровец. – Распорядятся тебя застрелить – застрелю. Без приказа не злобствую". Думаю, если бы ему перед утренним разводом вдруг приказали стать ангелом, он не удивился бы, но неторопливо, покончив с сапогами, принялся бы с кряхтением натягивать на спину крылышки».
166
Добреть или звереть по чужой указке свойственно, в сущности, именно людям, более чем извечно загодя приученным именно к тому невозмутимо всегдашнему положению вещей, что все они, словно бы пешки на шахматной доске, всего-то лишь, резво, а главное весьма расторопно мигом исполняют чьи-либо совсем сторонние, полновластно безапелляционные приказы.
На Западе все это выглядит разве что, как довольно-то значительное влияние на исключительно же безликие массы простого народа.
Однако разве нечто подобное хоть сколько-то вполне разнится от того безмерно вот туповатого и пессимистического «этак оно, значится, и надо, раз то было нам нашим барином до чего строго же велено».
И само дело тут именно в том, что в обездоленной, а отчасти и вовсе покинутой ее исконным разумом России народ оказался чересчур болезненно одурманен напрасными надеждами, а потому и был он готов ради них убить кого угодно, пусть и самого близкого человека, а кого не из своих – так и подавно.
И вовсе не надо бы сколь еще многое на редкость вот до кучи валить на каких-либо абсолютно чужих иродов – все наихудшие злодеяния советского режима осуществлялись именно как раз посредством самого русского народа!
167
Однако при этом весь тот безлико суровый прагматизм большевиков есть одно же исключительно наглядное следствие европейского влияния в духе холодной целесообразности вместо обычной логики, включающей в себя хоть какие-либо человеческие чувства, а даже, к примеру, и самого так легкого омерзения.
И вот она, вся их душа нараспашку, сколь четко и впрямь откровенно до чего уж наглядно так обрисованная в «Бесах» Достоевского:
«Исполнительная часть была потребностью этой мелкой, малорассудочной, вечно жаждущей подчинения чужой воле натуры, – о, конечно, не иначе как ради "общего" или "великого" дела. Но и это было все равно, ибо маленькие фанатики, подобные Эркелю, никак не могут понять служения идее, иначе как слив ее с самим лицом, по их понятию, выражающим эту идею. Чувствительный, ласковый и добрый Эркель, быть может, был самым бесчувственным из убийц, собравшихся на Шатова, и без всякой личной ненависти, не смигнув глазом, присутствовал бы при его убиении».
Убийство без мотива и ненависти есть именно тот наиболее явный признак безвременной кончины ближнего своего как всякого человеческого существа, и уж явное так последовательное превращение оного во вредное насекомое, которое давят совсем безо всякой злобы, лишь разве что потому, что оно у нас в доме совершенно вот попросту лишнее.
168
Голодомор он ведь более чем явственно олицетворяет разве что одно только следствие сколь еще откровенно прагматичной политики советского государства, враз же сходу пожелавшего извести как можно поболее всех его сильных духом и телом граждан, дабы как есть совсем беспардонно прижать всю страну к своему донельзя инородному коммунистическому ногтю.
Целые эшелоны с зерном были самым осознанным образом, до чего еще преступно отгорожены от крестьян, у которых этот их урожай был весьма зверски отобран в качестве платы за их ратный труд во благо их исключительно «доброго, да и всегда неизменно же удивительно справедливого» государства.
И это как раз по его самым уж принципиально суровым воззрениям считай, чисто так заново оно даровало своим гражданам небо и землю, а, следовательно, те ему были чисто навек до чего бесконечно по самый гроб жизни вполне еще разом обязаны.
Ну, а оно само между тем ничего и никому лично и не было никогда вполне ведь хоть сколько-то на деле должно.
169
Сатрап СССР попросту вконец обобрал земледельцев до нитки, как и до последней кадки с гнилой тушеной капустой, и вот теперича они и впрямь-то должны были все как один за него с голодухи опухнуть, дабы далее он смог никак не проявлять о них ровным счетом никакой той еще чисто грядущей отцовской заботы…
И главное, все - это разве что потому, что были те крестьяне совсем уж плохими и крайне нерадивыми его гражданами, всегда так способными супротив него всею неукротимой силой разом восстать.
Ну а именно потому как это тут не крути, а поскольку то чрезвычайно дремучее во всех своих собственнических инстинктах зажиточное крестьянство и вправду было извечным очагом контрреволюции, его вполне следовало, чисто физически извести под самый корень, и никаких гвоздей.
И вот на тех ближних и дальних путях сколь долго затем еще стояли вагоны с зерном, причем было оно так исключительно потому, что оказалось его слишком-то неимоверно же много, а значится и вывезти его сразу, никак не имелось абсолютно никакой на то ни малейшей возможности.
И именно дабы то зерно считай подчистую вывезти заграницу его, и погрузили на платформы в мешках, приставив к нему самую надежную охрану.
И все это лишь затем дабы не дай-то бог опухшие от голода крестьяне его по своим домам в единый миг сходу разом не растащили.
А впрочем, то было разве что относительно временным явлением, раз в конце концов, все то наспех отобранное у трудового крестьянства зерно все-таки вывезли и ничтоже сумняшеся продали тем еще самым проклятым капиталистам.
170
А в это самое время люди в селах, помирая без пищи, буквально ели друг друга – и это ли не заслуга тех бесподобно прекрасных, да только на редкость нелепо опередивших свое весьма нелегкое время всецело же утопических идей?
Практическое воплощение бездумно благих чаяний и пожеланий до чего неизменно создает один лишь сущий ад на этой незыблемо грешной стяжательством и властолюбием сырой же земле.
Вот только лучше ей быть сырой от благодатных дождей, а вовсе не от человеческой крови совсем не на поле брани бессчетно и бесчестно так вот и проливаемой истыми врагами всего своего народа…
Причем речь тут явно идет не о 37 злосчастной године, а целых десятилетиях черного мора кровавого большевистского террора.
А если до чего же необъятные массы народа были на деле вполне так обречены их чудовищно безликими правителями на верную голодную смерть…
То уж само собой тогда ведь оно разом попросту ясно, что вся та свобода, равенство и братство, в конце концов, без тени сомнения, затем так и оказались: свободой питания трупами и людоедством, единым тождеством пред гриппом, от которого с голодухи 1918 года в одной Совдепии померли целых 5 миллионов человек.
Ну, а также разом окончилась вся эта история сущим братством нищеты в результате всеобщей разрухи, как впрочем, и стала она вполне ведь знаковым следствием той еще более чем безнадежно кровопролитной гражданской войны.
Причем эта саму душу народа измельчающая гражданская война* есть самая неотъемлемая часть буквально-то всякой революции, и разнится она разве что лишь в количестве жертв.
В Англии их было десятки тысяч, во Франции многие сотни тысяч, ну а в России попросту целые миллионы.
*Временное измельчание души народа происходит, прежде всего, оттого, что лучшие люди начинают яростно истреблять друг друга во имя старорежимной веры или тех еще самых новоявленных атеистических идеалов.
171
И само собой при всем том на лицо тот исключительно так наглядный прогресс, как и более чем несомненная историческая последовательность, до чего постепенно переходящая в ранг простого и вполне естественного факта: где бы в Европе ни произошла революция, а всенепременно следом за тем незамедлительно начинается кровопролитная гражданская война.
Причем ведь в конечном итоге уж явно выходит из нее никак не то, чем в свое время окончилась гражданская война в США – Севера с Югом, а нечто невообразимо так чисто катастрофическое.
То есть именно тогда при всех тех беспутно удручающих реалиях той донельзя же обыденной нормой, явно становится никак ни при каких других обстоятельствах вовсе и невозможная полнейшая раскованность душ всяческих тех еще невежественных пролетариев.
И главное все, это разве что потому, что они в той еще неистово лютой ярости весьма вот слепо разорвали все до единой звенья хоть сколько-то сдерживающих их цепей всякой как-никак будто бы и близко никому далее вовсе так и ненужной - гуманной человечности.
А затем уж как-никак, а чисто из-за всего того совсем этак никакими словами совсем неописуемого бедлама наиболее близкие друг другу люди, зачастую прямые и кровные родственники, упоенно и радостно так ведь и станут тогда сколь бездушно подвергать друг друга неописуемо мучительной и полностью-то как-никак безнадежно безнаказанной смерти.
И главное, никак не из-за мелких и эгоистических, чисто уж шкурных интересов отдельные лихие люди в те удивительно «бравые времена» сколь еще бесшабашно взялись всеми своими потными руками тогда за оружие.
Нет, целые миллионы идейно наспех подкованных граждан лихо и гордо вздернув к небесам подбородки, все как один яростно поднялись на войну именно из-за неких лишь чисто воображаемых грядущих благ.
Ну, а противостояли им в той безумно кровавой междоусобной сваре люди, так и переполненные всецело же справедливого неверия в те исключительно пресловутые радости грядущего, безмятежного и бесклассового существования.
172
Да только безо всех тех чисто внешних беспардонно, так весьма вот удручающих простой народ факторов, да и той чересчур уж мечтательно настроенной интеллигенции ни одна из революций, собственно, и не могла бы где-либо хоть как-либо собственно еще произойти.
Так что Виктор Гюго никак был не прав, утверждая в своем романе «Отверженные» те нисколько не расхожие, а куда скорее – безапелляционно антиэволюционные истины:
«Каждая революция, будучи естественным свершением, заключает в самой себе свою законность, которую иногда бесчестят мнимые революционеры; но даже запятнанная ими, она держится стойко, и даже обагренная кровью, она выживает. Революция – не случайность, а необходимость. Революция – это возвращение от искусственного к естественному. Она происходит потому, что должна произойти».
И чем уж на все - это можно именно с тем, беспрецедентно великим прискорбием разом так сходу ответить, кроме как довольно-то небольшим отрывком из романа братьев Стругацких «Трудно быть богом»:
«Ты еще не знаешь, подумал Румата. Ты еще тешишь себя мыслью, что обречен на поражение только ты сам. Ты еще не знаешь, как безнадежно само твое дело. Ты еще не знаешь, что враг не столько вне твоих солдат, сколько внутри них. Ты еще, может быть, свалишь Орден, и волна крестьянского бунта забросит тебя на Арканарский трон, ты сравняешь с землей дворянские замки, утопишь баронов в проливе, и восставший народ воздаст тебе все почести, как великому освободителю, и ты будешь добр и мудр – единственный добрый и мудрый человек в твоем королевстве. И по доброте ты станешь раздавать земли своим сподвижникам, а на что сподвижникам земли без крепостных? И завертится колесо в обратную сторону. И хорошо еще будет, если ты успеешь умереть своей смертью и не увидишь появления новых графов и баронов из твоих вчерашних верных бойцов».
173
Но и этого будет сколь еще многозначительно вовсе так мало – революция заодно разом же порождает идущего след в след за ней Наполеона, всею плотью души до чего кроваво так жаждущего разом охватить в своих жарких объятиях всю старушку Европу, а заодно по случаю как-никак и Азию всенепременно в придачу…
И для подобной всеблагой цели никаких человеческих жертв со стороны, как и понятно и близко никак явно неродного ему народа сему доблестному полководцу будет уж сколь обезличенно, вовсе-то никак явно не жаль.
Да и вообще, абсолютно ЛЮБЫЕ НЕПОМЕРНЫЕ страдания народа этакому деспотическому режиму попросту как есть разом так станут, считай же официально, ведь попросту именно так безразличны.
То есть, конечно, все сущее беззаконие отныне начнет вполне вот происходить только лишь под ярким знаменем ослепительно светлого добра, однако на деле все это окажется самой что ни на есть до чего осатанелой же ложью.
А, кроме того, и тот еще самый «первичный партийный материал» будет вскоре почти полностью до конца выведен как класс.
И расцветет же тогда бурным цветом в том-то царстве-государстве, считай что направо и налево торгующем светлыми мечтами, ни в чем неуемный и осатанелый вещевизм, до чего на совесть прилепляемый буквально-то ко всему, а в том числе и к миру истинно высокой духовности.
174
Ну, а как иначе?
Раз фактически всякому и каждому давным-давно было весьма обезличенно сходу ведь ясно, что все, то «буржуазно гнилое», пасторальное существование нужно бы сколь еще спешно и целеустремленно разом же заменить на что-либо явно иное – праведное и безо всякой меры незамысловато идейное…
Ну, а для хоть какого-то планомерного осуществления великих принципов вселенского добра было необходимо явно уж пережить, те считай что вовсе любые весьма безнадежно трудные времена, да и слепо переступить через всякое смрадное зло, лишь бы те наилучшие дни до чего поскорее во всем своем блеске вполне еще разом на деле настали.
И главным, тут было именно то, чтобы все те немыслимо суровые нищенские условия нового социального быта никак бы и близко при этом не заслоняли далеких маяков светлых будней, грядущего всеобщего равенства буквально-то всех на этом свете пролетариев, что свой черствый хлеб кровавым потом зарабатывают так и таща свой постылый хомут…
Ну а ради светлого торжества вовсе так нездешне иного, сколь и впрямь-то прославленного в грядущих веках рабоче-крестьянского нового миропорядка вполне уж действительно можно было пойти на абсолютно любую сделку с той где-то в самом нутре все еще едва-едва шевелящейся совестью.
Но это, конечно, касалось никак не всех, а разве что тех, кто явно ведь так и дышал пьянящим духом бесшабашной анархии.
Правда то самое неизменно имеющееся во всей стране население этакую чудовищную вакханалию полного беззакония совсем так не будет сколь уж безропотно на самом-то деле без конца и края хоть как-то беспрестанно терпеть.
И вот именно дабы то необъятно широкое население всей России и впрямь-таки хоть как-либо согласилось мирно и безропотно тянуть лямку безмерно ужасающих всякую праведную душу лихих социалистических страданий его и следовало до чего тщательно просеять сквозь сито беспрестанных сталинских чисток.
Причем все те муки смертные ничем и близко неприметных людей были уж явно ничто по сравнению с тем пока этак только грядущим и всеобщим коммунистическим счастьем.
175
Но даже и те исключительно промежуточные суровые лишения, которым, однако, и близко не было никакого конца, ни края, довольно-то основательно подрывали авторитет новой государственной власти…
Причем все те злые невзгоды и близко не были самым безнадежным производным неистово трудных времен медленного и постепенного становления той новой и будто бы действительно наилучшей жизни.
Нет, прежде-то всего, явно довелось им быть, на редкость неприглядным следствием удивительно, так во многом более чем этак еще самого вот весьма прозрачного неумения большевиков хоть чем-либо вообще разумно же управлять.
И это разве что сколь безупречно многое всем и каждому помпезно и вкрадчиво сходу так наобещать они как-никак, а на деле умели до чего еще вдумчиво и довольно-то обстоятельно.
Однако буквально все, что с какого-либо боку даже и ненароком осмеливалось поистине требовать безукоризненно полноценных и настоящих знаний, а не той нисколько никчемной веры, попросту неизменно было вне всяческой их по поводу и без повода восторженно бравой компетенции.
И простой народ все это довольно-то быстро осознал, а потому и навек он затем разуверился во всех тех никак не в меру словоохотливо даденных ему большевиками как есть так заведомо фальшивых же обещаниях.
И народ в них до чего еще наглядно вскоре распознал ту самую ушную лапшу, из которой, как известно, никакого супа и близко ведь вовсе не сваришь.
Да только как-никак, а деваться ему отныне было уж попросту именно некуда.
Поскольку отныне каждый пролетарий в СССР и впрямь-то оказался в тех невообразимо чудовищных кандалах всей той немыслимо бравой большевистской идеологии, чьи ярые представители имели вполне праведный вид разве что перед одним тем весьма осунувшимся лицом извечно нищего и беззащитного народа.
И те безрадостные оковы так и холодили тогда людские запястья, а уж с того самого собственно и начались некогда времена и впрямь вот до чего беспрестанного насилия над душами и плотью всего того стародавнего дореволюционного общества.
И народ, как и понятно, вскоре всею силою выступил супротив новоявленных сколь этак сурово идейных, адски же лютых поработителей…
И все те зачастую жесточайше убитые при подавлении широких, словно море крестьянских восстаний, ни в какое сравнение не идут с темпами никак не в меру наглядного и ускоренного перемалывания крестьянского люда жерновами коллективизации всего того села.
Причем это как раз-таки во имя жесточайше светлых идеалов люди и начали кушать друг друга, как в добрые старые времена каменного века.
176
А та безупречно же доблестная «калекотивизация села» вовсе-то и близко при всем том никак не была тем, считай единственным побудительным фактором для совершенно вот нескончаемого людоедства в Советской России.
Во времена постыло голодных военных лет или уж в тех столь широко разбросанных по всей стране лагерях ГУЛАГа каннибализм явно не был эдаким на деле самым экстраординарным явлением.
По сколь многим селам в ту беспримерно лютую эпоху ныне напрочь почти позабытых 20-30-ых годов некогда так, и валялись, те начисто обглоданные кости съеденных, причем иногда и разделываемых еще уж и заживо чужих детей.
А те звери, что вполне осознанно превратили своих сограждан в первобытных людоедов, над ними тогда ведь разве что только еще и посмеивались, жуя при всем том все свои истинно королевские яства.
Ну, а зажиточные крестьяне совсем уж отчаянно попытались полностью съесть всю свою живую скотину, лишь бы за просто так не отдавать ее в некие те вовсе чужие руки.
Автор вполне компетентно считает, что большевики им в отместку голодомор и устроили, чтобы так сказать, во всем том дальнейшем навеки отвадить у кое-кого этакую безо всякого стыда и совести бесстыдно отвратительную привычку социалистическую собственность почем зря безо всякой уж должной пользы совсем вот впустую переводить.
177
Причем существовало данное явление буквально как-никак, а фактически повсеместно, а не только на Украине: тундрякам тоже в те ныне почти былинные времена за съеденного оленя десятилетний срок сам собой той еще весьма ведь полновесной сургучной печатью сколь этак безысходно, как есть более чем непременно же сходу светил.
И вот чего со всем тем глубоким прискорбием об этом пишет Андрей Платонов в своей повести «Котлован»:
«Остаточные, необобществленные лошади грустно спали в станках, привязанные к ним так надежно, чтобы они никогда не упали, потому что иные лошади уже стояли мертвыми; в ожидании колхоза безубыточные мужики содержали лошадей без пищи, чтоб обобществиться лишь одним своим телом, а животных не вести за собою в скорбь».
Все добро в тогдашнем СССР стало тогда исключительно большевистским, то есть ранее оно было чьим-либо на деле всецело еще, ну а теперь именем революции сколь безраздельно ему уж отныне попросту этак вот должно было принадлежать только-то самым активным ее деятелям, как, впрочем, и всему тому остальному, включая и женскую честь.
И вот он, тот весьма этак мелкий пример генеральной линии по-волчьи зубастой партии. Андрей Платонов в своей повести «Котлован» пишет:
«– Ты, как говорится, лучше молчи! – сказал Козлов. – А то живо на заметку попадешь!..
Помнишь, как ты подговорил одного бедняка во время самого курса на коллективизацию петуха зарезать и съесть?
Помнишь? Мы знаем, кто коллективизацию хотел ослабить! Мы знаем, какой ты четкий!»
178
Большевики всецело так являли собой сколь рьяно нахрапистую породу, как правило, городских и совершенно так бессовестных и самозваных люмпенов.
Да только при всем том были они людьми безо всякой в том тени сомнения во всем явно так современными, а как раз посему и совсем зазря Кир Булычев в своем небезызвестном романе «Заповедник для Академиков» разом уж выставляет их в качестве сущих невежд и полностью вот вовсе нелепо тупых болванов.
Их мысли далеко не всегда, крутились разве что вокруг да около пламенных идей или того самого вполне однозначно до чего еще мелкого их личностного блага…
Ничего такового и быть уж попросту так никак совсем и близко не могло, учитывая сами-то сроки сколь кощунственного глумления господ товарищей над той и без того от века многострадальной Россией.
И ясное дело, что всю ту несусветную канитель об освобождении от пут проклятого прошлого эти деятели завели разве что вот, затем… дабы только лишь впоследствии полностью оправдать все свои личные притязания на всеобщее добро, а вовсе не для чего-либо большого и вполне однозначно, куда поболее действительно светлого…
179
Однако разве стоило оно того весьма громогласно и чисто во всеуслышание более чем безответственно как раз именно о том более чем сходу разом так заявлять, что они, мол, чисто лишь в этом весьма делово и впрямь-то на редкость верно только же и разбирались?
Ну, а во всем остальном и вправду были они, как есть совсем так тупыми валенками лишь вчера с сельской печки весьма неспешно вниз донельзя поспешно уж чисто вот мигом-то слезшими.
Поскольку, коли таковыми подчас вовсе нередко оказывались (при самом ближайшем своем рассмотрении) всяческие низовые структуры, то это еще и близко не значит, что и заправилы всех дел в тогдашнем СССР имели тот же относительно низкий интеллектуальный уровень.
Правда, над всяким хоть сколько-то подвижным и живым мышлением высших партийных бонз неизменно преобладали вездесущая серость и весь тот крайне так догматический партийный консерватизм, но при всем том людьми, они были явно умными и разве что подчас совсем никак недоразвитыми…
Однако это как раз именно те еще периферийные работники чаще уж всего на глаза интеллигенции сколь еще явно вот только и попадались, производя при этом довольно-то плачевное и совсем невзрачное впечатление после весьма прискорбного анализа всего своего крайне так подчас недалекого и слаборазвитого интеллекта.
Но то было одно разве что только самое уж ничем ненасытное нутро той еще коммунистической олигархии и оно вполне и впрямь могло иметь серые и нисколько неповоротливые мозги.
Да только вот высшие чины партии были людьми исключительно умными, однако если и развитыми, то уж на редкость полностью односторонне.
Ну, а кроме того были они до чего неимоверно далеки от своего народа, которого со всех сторон беспардонно обкрадывали их куда поболее мелкие наместники на всех более чем вдоволь тогда имевшихся постах всевластной коммунистической тирании.
180
Ну, а те действительно главные как есть, общемировых дел бравые заправители ворочали тогда попросту неимоверно огромными народными средствами в общегосударственных масштабах.
И сколь беззастенчиво они выгребали почти подчистую из государственной казны миллиарды и миллиарды тех валютных фондов, что были созданы, как есть именно за счет продажи нефти.
Причем действовали они подобным образом только лишь, дабы сполна, затем уж еще до конца удовлетворить все свои чисто вот сугубо идеологические нужды.
И при этом они и близко ничего не видели далее своего собственного носа, но и то, что было непосредственно под ним, им было разглядеть явно совсем уж вовсе-то никак нисколько совсем непросто.
И в том, кстати, совершенно нет ничего же действительно удивительного.
Раз вся суть сколь еще деятельного властвования над всеми судьбами народов буквально разом становится пустым и гулким звуком в тот самый момент, когда старая идея правления попросту до чего напрочь безвременно отбрасывается в связи со всею ее более чем явной дальнейшей ненадобностью.
Ну, а вслед за относительно недолгим временем безвластия и слепой на оба глаза анархии и приходит же время более чем явственного сковывания серых масс внешним железным каркасом той абсолютно, так чисто бесчестной и бесчеловечной идеологии.
Причем те наиболее суеверные ее адепты явно вышли из пламени борьбы до чего чудовищных же стихий, а потому главной душевной осью их сознания как раз и была та вовсе так неистовующе всепожирающая страсть к уничтожению всяческой той даже и совсем неприметно сколь же глубоко затаившейся контрреволюции.
И в самой прямой связи со всем, тем безумно яростным насаждением тех самых новоявленных и крайне убогих большевистских реалий, сам здравый смысл и личная инициатива довольно-то быстро затем оказались весьма строго наказуемыми тяжкими уголовными преступлениями.
И может вот, конечно, кто-то сказать, что само по себе наличие светлой идеи, всенепременно, есть самое великое благо.
Ну а то совсем неумелое ее применение – это чисто же вовсе случайная неловкость тех, кто, слишком поспешно погрузившись в дремы о некоем ослепительно светлом грядущем, явно ведь перестарался, излишне так деятельно, растолковывая суть всяких абстрактных философских постулатов всему своему от века разнесчастному народу.
А все-таки сколь старательно при всем том выводили партийные вожди свой народ из сущего беспамятства и всей той ныне полностью отныне навеки прежней его глубокой темноты.
181
Да только нечто подобное не более чем та вовсе так беспардонная чушь!
Человечность и цивилизация – вещи, совсем уж явно никак не привязанные друг к другу некой той до чего сверхпрочной и неразрывной нитью.
И человечность вполне так могла беспрепятственно существовать уж безо всякой цивилизованности, причем именно с тех еще незапамятных времен, и никак вот нет никакой существенной причины, почему бы это нынешняя цивилизация вовсе-то ни сумела бы сколь этак преспокойно обойтись безо всякого, в принципе, совсем этак ненужного ей сострадания к ближнему своему.
А все, потому что абсолютно же всякое развитие общественной культуры явно ведь идет разве что совсем вразрез не только с действиями, но и мыслями по ее как есть безотрадно насильственному приказному прививанию.
На Соломоновых островах более никто ныне не ест людей, однако на редкость изысканные и культурные европейцы, уж действительно вроде бы добившиеся чисто с виду самых так наиблагих перемен к чему-либо лучшему, жесточайшим образом истребили большую часть населения доселе живших на тех островах канаков.
Причем белыми людьми черных было убито, куда на редкость значительно поболее, нежели чем те убили и съели своих врагов вполне вероятно, что и не за одну ту бескрайне же долгую целую тысячу лет.
Вот точно так это было и с духовными ценностями индейской и индийской культур.
Конкистадоры, ну а затем англичане сколь еще наглядно предстали в виде самых же наихудших варваров, попросту как есть начисто лишенных всяческих сомнений и совести фанатиков святой веры, призванной огнем и мечом всесильно очистить весь этот мир от буквально всяческого присутствия в нем дьявольской скверны.
182
И сколь многое в этой жизни будет весьма ведь полноценно зависеть разве что от действительно правильного истолкования обществом всех тех благих идей, коими всегда был переполнен мир добрых книг, в которых, надо бы прямо сказать, авторы совсем уж незамысловато безо всякого стеснения лгут во имя одной лишь вящей радости читателя.
Причем всякий тот или иной безоглядно большой почитатель художественной литературы никак не найдя во всей окружающей его жизни ни малейшего сходства с книжным экстрактом, только-то и окажется затем ведь способен лишь с ним и сродниться, дабы полностью отстраниться от неистово ужасающих его душу некнижных реалий всего того современного ему века.
Всего-то навсего, куда лишь тщательнее и изощреннее отныне изыскивая себе наиболее верные ответы, на все те давным-давно наболевшие внутри его души вопросы о том самом весьма же простецки прозаическом несоответствии нынешней повседневности всему тому ярко уведенному им в прекрасных литературных грезах лучшему быту светлых и добрых идей и поступков…
Нет, если и искали подобные люди себе какие-либо ответы, то опять-таки разве что именно посреди все тех же мертвых листов, фабрично выделанных из некогда безжалостно поваленных бензопилами деревьев.
А ведь любое дерево это целая экосистема, где существует во всем том вполне естественном симбиозе огромное количество живых существ.
183
И надо бы сколь же устало так именно как раз на то разом и указать, что без всего того изумительно восторженного умиления пред всяческим изящно написанным словом красивых цветов на лесных полянах явно бы ныне оказалось невпример всему тому нынешнему состоянию несколько так точно лишь донельзя поболее.
А между тем леса под самый корень вырубаются, в том числе и затем, дабы вполне же использовать древесину ради того, дабы была бы на деле возможность действительно так еще выпустить в свет многотысячными тиражами самое невероятное множество прекрасных произведений великого литературного творчества.
Да только всякой той до чего доподлинно же природной красоты становится разве что все меньше и меньше…
Причем явно же представляется сколь отчетливо реальным, что если бы на деле культивировалась именно та вящая забота о сохранении прекрасного живого мира фауны и флоры, всех тех полевых цветов могло бы, в том числе и поныне быть ровно столько, сколько их было некогда ранее до всякого вообще существования рода людского.
Да и тех самых немыслимо замечательных видов живой природы, столь наспех ныне вытесненных урбанистическим веком, вполне могло быть весьма вот значительно на редкость же существенно больше.
Поскольку до чего еще многие и многие леса и поля при подобном раскладе на деле могли бы оказаться вовсе так совсем никак не загаженными всеми теми практически ежечасно создаваемыми нашей цивилизацией ядовитыми отходами.
Причем очень даже многое было нынче более чем явно принесено в чисто так вполне сознательную жертву той на редкость «всепоглощающе засасывающей, словно бы гигантский пылесос культуры» массового потребления.
И дело тут никак не только в тех большою властью подчас уж наследственно обладающих людях, но и во всей массе отнюдь никак не серых умом интеллектуалов, что беспрестанно как есть еще весьма ведь ответственно движут вперед колеса всего того большого общественного механизма.
Ну, а как раз потому весьма безукоризненно и полноправно и смогут они сходу так вставить свое яркое слово, которое, между прочим, и будет буквально-то всеми повсеместно, уж сколь еще разом затем вот услышано.
Но для того чтобы весьма ведь звонко озвучить свои мысли и чувства нужно бы всячески как есть до чего сурово оторвать свой и впрямь более чем умиленный взор от всяческих чисто же натужно искусственных книжных реалий, да и весьма повнимательнее оглядеться вокруг.
Причем - это более чем желательно будет сделать задолго так до того как весь этот мир разом уж и заполнится искусственными растениями вместо тех которые надо бы поливать, чтобы они не дай только Бог совсем не засохли.
Да вот она незадача для подлинной и весьма бескомпромиссной борьбы за тот вполне естественный мир нужны силы и время, а это значит, что кому-то явно придется растрачивать светлое время своей жизни на всякую сущую ерунду.
А между тем кое-кто ведь возможно всею своей нежной душой ни к чему такому и близко уж явно никак не приспособлен.
Да разве что лишь на то он был всецело так разом настроен, дабы сколь еще проникновенно внимать всем тем крайне ласковым его слуху строкам об тихо журчащих ручейках и блестящих своей лазурной гладью озерках.
И главное ни во что так другое ему вовсе и близко никак не захочется делово и совсем не сонливо уж действительно вчитываться.
И при всем том ему будет поистине трудно начать хоть как-либо еще примечать, что ту именно, что никак доселе ничью природу на редкость безмятежно оккупируют всяческие людишки, деньги задарма загребущие, и никого чужого они к ней и на пушечный выстрел далее своего забора вовсе так отныне никак не подпустят.
184
Причем буквально все те крайне нелепые и благодушно оптимистичные настроения явно так возобладали именно в том и впрямь никак совсем незапамятном 19-м столетии…
И проистекали они именно как раз оттого весьма вот глубокого же отторжения российской интеллигенцией от всех тех никак нелицеприятных сторон до чего и впрямь необъятного, словно бы бескрайнее синее море широкой общественной жизни.
А как раз-таки потому люди, и без того из рук вон плохо понимающие всю ту совсем бескрыло их окружающую действительность, уж всем тем сколь вот большим, но крайне неуклюжим умом вконец тогда окривели.
Но может, все это одно разве что чересчур уж злое и зловещее карканье, а буквально во всем и впрямь совсем незамысловато виноваты именно те до чего только злосчастные Шариковы!?
Да нет, давайте-ка не будем совсем напрочь забывать о том, что Булгаков нисколько не подселял начальника очистки города от вредных животных в квартиру известнейшего профессора Преображенского, хотя вполне и мог бы это сделать, ничуть при этом, ни в чем, не погрешив супротив тогдашних самых обыденных житейских реалий.
И вообще главное в этой жизни сколь еще неизбежно как раз-таки первопричина, а никак не следствие.
Например, ограбление доктора наук Иванова на темной улице может быть именно тем до чего прискорбным же следствием весьма откровенного попустительства того самого вовсе так нерадивого городского управления, которое нисколько не чинит поломанные, а не обязательно, что кем-либо считай вот злонамеренно разбитые фонари на улице, на которой живет доктор наук Иванов.
185
Да только может быть кое-кому более чем явно так следовало весьма уж сходу разом выступить супротив засилья тупых бюрократов, совершенно как есть ничего не желающих делать во имя полностью общего людского благосостояния…
Да только был этот кто-то всею душой и телом только за то… сколь удивительно большое, и изумительно лучистое добро, а также и за самое весьма откровенное поругание чести и достоинства необычайно большого общественного зла, но все это так – в виде исключительно абстрактном.
И всегда ведь лютое зло у тех людей можно сказать одно лишь совсем вот до чего беззастенчиво новое и полностью сегодняшнее.
Так мало того до чего оно весьма же разительно и эпохально сколь неизменно во многом похуже того и впрямь безвозвратно уж ныне ушедшего в могилу позавчерашнего…
А между тем всякое, то весьма стародавнее чудовищное зло вместе со сменой знамен, имен и эполет меняет одно лишь свое громкое название, но никак не ту всецело исконную свою внутреннюю сущность.
И главное, та наиболее так общая суть осатанело же воинственного общественного недобра, как есть и вправду фактически вечна и абсолютно непоколебима.
А потому и будет оно с нами буквально всегда и хоть сколько-то лучше наша жизнь станет разве что в связи со всеми теми исключительно созидательными процессами, ну а всеобщее разрушение создает один лишь самый необъятнейший вселенский хаос и никак этак ничего иного.
Причем сам процесс разрушения, кем-либо начатый еще в 1917-м, плавно продолжается и по сию самую пору, и в этом, кстати, и есть вся та наиболее главная беда.
Однако для кое-кого любая историческая правда прежде всего заключена в двух броских словах «народ победил».
Ну а только-то потому и на сердце у этих людей при любом вот упоминании о событиях 1917 года разом уж и становится до чего явно намного теплее, веселее и радостнее.
Причем кого именно победил тот восставший народ оно ведь для них совсем так нисколько не важно, главное это сам факт его весьма счастливой победы.
И это при том, что угнетатели трудового народа были агнцами божьими по сравнению с теми, кто до чего еще вскоре пришел им на смену.
А то были люди, скрученные из колючей проволоки они не знали не то что жалости, но и вообще всякое милосердие считали наиболее страшным грехом человека сколь этак уж слепо преданного всей их единственно верной идее.
Народ победил и растоптал вместе с господами всякую совесть и посреди новых этических принципов главным являлось разве что аляповатая аморфность пряничного и чисто вычурного блага народа.
А тот народ был заново побежден идеологическим рабством, что оказалось рабством неимоверно так наихудшим из всех только вообще уж ныне возможных на этой земле.
Причем все положительное и светлое можно будет хоть как-то найти лишь там, где нет взрывов, а царствует согласие и посильное давление на власть по временам оказывается одними мирными демонстрациями и стачками, вполне уж серьезно останавливающими производство, а потому и приводящими к весьма чувствительным убыткам.
Да и в плане всякой той пламенной философии для тех вполне настоящих, а потому и действительно стоящих того перемен к чему-либо хоть как-либо безусловно так лучшему нужно было бы развивать и развивать общественное сознание вовсе ведь при этом явно не выпячивая еще лишь поболее все те ныне существующие общественные недостатки.
Нет, уж для того явно следует именно с тем вот трезвым умом довольно-то уверенно искоренять сами их первопричины, что до чего глубоко сидят в самой почве серой обыденности.
Причем история часто ходит длинными и крайне при этом чрезвычайно запутанными кругами, а как раз потому все еще снова и снова может на деле повториться в точности той же и довольно-то прежней манере.
И дабы разорвать данный заколдованный круг было необходимо понять, что надобно по мере сил уничтожать тупость и безграмотность, а чванство и сытое барство сами исчезнут только после того как люди из народа выйдут из тьмы невежества и обретут вполне сознательный голос, вместо дикого рева разгневанной и все мигом крушащей толпы.
186
В случае же коли и вправду на деле возобладают тенденции на редкость ведь откровенно тупого разрушения величественных чертогов того чисто нынешнего новоявленного зла…
То уж это как раз тогда все явно, так и пойдет по той сколь давно проторенной тропе и тот чисто новый 2037 год никак и близко не заставит себя долго ждать.
И только и всего, что на этот раз в той так и начавшейся считай что заново дикой смуте вполне еще окажутся виновны одни лишь донельзя недобрые и относительно свежие веяния, а никак не та вековая история всегда как есть точно того давнишнего рабства.
А между тем вместо исключительно сурового объявления на редкость беспощадной войны всему тому ныне существующему обществу будет как-никак, а куда разумнее явно вот еще попытаться действительно изменить всю окружающую жизнь, беспрестанно устраивая те самые, заранее никак не санкционируемые властью демонстрации протеста.
Они ведь как-никак, а явно так смогут до чего верно же обойтись совсем безо всякого насилия, а надо бы и то весьма строго заметить, что буквально все власть предержащие отдельных людей вообще не замечают, а только те большие их скопления на улицах и площадях.
Но то само так собой дело на редкость грязное и суетное, а также и сколь неотъемлемо оно во всем уж явно противоречит тому наиболее так главному сколь еще необычайно возвышенному, буквально-то всеобщему духовному настрою…
Да и вообще, по мнению некоторых некое удивительно наилучшее бытие должно было само собой прийти откуда-то ведь совсем до чего издалека, причем, как и понятно исключительно так безо всякого умственного в том чьего-либо вполне же деятельного участия…
И главное, все это только-то потому, что еще издавна сколь многое как есть, неотложно же предполагалось делать разве что только руками простого народа, который между тем до сих самых пор весьма вот возмутительно только лишь совершенно безмолвствует.
Но которого, вполне еще надо бы всячески так постараться всеми-то силами мощным же гласом незамедлительно пробудить к весьма активной и безукоризненно продуктивной интеллектуальной деятельности.
И именно в чем-либо подобном российская интеллигенция всегда и видела свой тот еще чисто же абстрактный долг пред всем Его Величеством Н-А-Р-О-Д-О-М.
Массам, однако, ничего, кроме хлеба и зрелищ, попросту ведь явно уж и подавно вот нисколько не нужно, от всего остального у них одна же сплошная зевота.
Да и вообще их на деле можно будет ввести всяческими мудреными речами в одну ту, как она только есть истую дрему…
А между тем их и впрямь-то надо бы сколь тщательно оберегать от тех чисто ведь совсем абстрактных идей, которые они явно окажутся, никак не способны разумно и качественно хоть как-либо всею душой более-менее дельно же воспринять.
И вот еще что: их мозг надо бы при всем том никак так не засорять всяческими безумно отстраненными от всякой той самой обыденной действительности абстрактами идеологии, а только-то по мере возможности посильно развивать людей общими знаниями, яростно уничтожая одно то безумно слепое невежество, а не те пресловутые господствующие классы.
Однако для сколь многих интеллектуально развитых людей яркие блестки невообразимо напыщенных догм, куда всецело так явно поважнее всяческих доводов практически мыслящего здравого рассудка.
187
И кое-кто явно так безумно жаждет тех самых совсем же незамедлительных преобразований и попросту чисто на дух никак не приемлет всякой той хоть сколько-то стоящей того постепенности и сущей взвешенности любых действий, что уж будут реально способны, как улучшить, да так и ухудшить всю ту невзрачно окружающую его жизнь.
А между тем донельзя иссушающая душу жажда всяческой той или иной обличительной деятельности вполне будет способна уж сходу обрушить крепостную стену, за которой в тишайшей тиши издревле хоронится древнейшее зло, которое и впрямь-то душат и стесняют культурные и цивилизованные рамки незыблемо вязкого от века еще чисто самодержавного бытия.
Причем те или иные давно ныне минувшие события могли бы пойти и несколько иным путем, а в особенности, кабы и близко никто уж не вздумал весьма уж спешно отравить довольно болезненное чутье народа, тем самым никак недвусмысленным им осознанием всего его более чем неизбежно извечного своего бесправия.
Оно ведь и близко так совсем уж никуда не исчезнет от одних лишь диких и совершенно бесплодных терзаний чьей-то весьма большой и сколь многозначительно благородной души.
Да и вообще тут явно нужно было бы найти какой-либо другой вполне на деле созидательный путь, а не слать и слать гром и молнии на головы всей той власть предержащей когорты.
Раз для того чтобы сколь посильно вывести простой народ на верную дорогу нужно было до чего неизменно же сеять семена знания, а не зерна ненависти ко всему тому ныне существующему в стране распорядку.
И его вполне надо бы только лишь несколько видоизменять, а никак не разрушать и всячески беспощадно же искоренять.
И весь тот простой люд никак негоже более чем беспрестанно подначивать, да и всеми силами разом подталкивать ко всему тому уж полностью совсем так бессмысленному вооруженному восстанию.
Поскольку куда и впрямь праведнее будет взять над ним шефство и его вполне разумно воспитывать, дабы обрел он ученую мудрость, ПУСТЬ ДАЖЕ И В ТОЙ САМОЙ НАИБОЛЕЕ МАЛОЙ ЖЕ ЕЕ ТОЛИКЕ.
Однако как раз в том явно ведь и находится то самое до чего еще непременное отличие от весьма так безмерного прославления броских и весьма суровых лозунгов.
Нет, уж данные всецело так простые и чисто житейские деяния сколь отъявленно под собою только и подразумевали именно тот отчаянно грязный и тяжкий труд.
Ну а нечто подобное было бы никак так нисколько негоже всякому тому, кто хотел разве что большого и светлого счастья сразу для всех.
Причем на редкость отчаянно рыться в навозной куче всякой обывательской неразберихи никак неразрешимых проблем ему едва ли что представлялось хоть как-то на деле вполне еще возможным.
Причем сколь же стремительно облагородить жизнь народа вещь абсолютно так никак совсем нереальная.
Это разве что на словах можно объявить все чего угодно и даже совсем ведь временно почувствовать на душе самое глубокое умиротворение…
Но никому при этом и близко совсем не светило и впрямь-таки разом узреть на лицах простых людей то самое чувственное умиление в свете до чего еще самодовольного ими бравого понимания всего того, что ради них ныне вовсе беспутно же повсеместно творится.
188
А впрочем, той еще дореволюционной и крайне агрессивно настроенной левой интеллигенции был, прежде-то всего весьма ослепительно нужен именно тот всеочищающий пожар, а не вполне благоразумное и постепенное обновление всего того, что было тогда крайне затхло, да и чисто навек покрыто плесенью навсегда ушедших в прошлое веков косности и замшелого мракобесья.
И это все притом, что народу уж явно была нужна отнюдь не некая сугубо абстрактная справедливость, а только лишь та весьма вот калорийная и вполне съедобная еда, а заодно еще и тот весьма так милый сердцу уютный кров.
Однако кое-кому было явно так нужно совсем уж другое небо над всею своей славной отчизной, а именно то полностью отныне свободное от прежних черных туч былого и до чего безнадежно зловонного рабства, ну а также и окаянного господства тех, кто самодовольно присвоил себе право быть, на целую голову выше других.
И этакие неимоверно высокие душой и мыслями аристократы духа и вправду считай что на деле хотели всего лишь того безупречно же истинно так самого наилучшего…
Да только всякие люди крайне ведь простого и практического ума сколь еще принципиально были явно во всем далеки от крайне разгоряченного сознания тех титанов мысли в ком вовсе неудержимо кипела пена изумительно бравого энтузиазма, сущего разрушения всего того вконец будто бы всем и каждому обрыдшего, былого угнетения масс.
А между тем самая повседневная о них забота (совсем не в личностном, а именно в том необъятно широком общественном плане), была всеми своими крайне примитивными думами явно чужда тем, кто безнадежно витал в облаках, безмерно пресыщенного благами светлой духовности утонченно абстрактного бытия.
И это как раз, поэтому люди интеллектуально развитые, да только никак не в меру излишне восторженные сколь зачастую всячески ратуют за верную смерть какого-нибудь ядовитого монстра иногда при всем том, пожалуй, нисколько и несуществующего, до чего чрезвычайно ведь отвратительного общественного зла.
189
И надо бы тут сходу разом же обратить внимание, что то всем ликом своим так и сияющее благо исключительно наилучшего затем грядущего общественного переустройства, всегда между тем имеет некую к чему-либо более-менее вполне конкретному самую несомненную на редкость многозначительно вязкую привязку…
Это самое до чего безумно так и низвергающее извечную вековую нечисть Добро может быть, к примеру, большевистским или арийским, ну а подлинная человеческая доброта, несомненно, всеобща, а потому и нетленна, как впрочем, и всякая весьма уж наглядно существующая в этом мире более чем здравая истина.
Да только вот еще, в чем на деле заключена та главная первопричина всех бед и крайне суровых несчастий нынешнего человечества…
Вполне так конкретное людское благо и близко ведь вовсе окажется нельзя лютому злу до чего здраво как на грех всеми силами до чего же зверски разом-то противопоставить!
Зато ему будет вполне возможно и нужно наглядно противопоставить именно то духовно раскрепощающее примитивные натуры широкое просвещение, но вовсе не то, что с каким-либо чисто половинчатым уклоном узкоспециализированное…
И это именно оно и рассеет мрак в душах людских, а чего-либо иное его разве что значительнее усугубит сколь существеннее, затем всецело усилит.
Однако при всем том еще вот должно будет тому просвещению никак при всем том не иметь именно тот прянично восторженный вид, а уж в особенности никак не давить никому на психику какой-либо на редкость неестественно воинственной идеологией.
190
И всякое, то вполне ведь стоящее того безупречно же разумное просвещение, прежде всего, учит именно думать, да и житейски довольно-то строго вот логично рассуждать.
И никогда уж никто из несущих простым массам добрый свет нисколько не станет яростно всучивать людям лютую ненависть к тем, кто их выше по званию и в денежном смысле в этой жизни, значительно уж куда только весьма получше устроен.
Ну, а той весьма принципиально же суровой силой весьма яростно вооружась и впрямь-таки станет более чем легко ликвидировать всякую вековую безграмотность, но то будет чисто внешней стороной медали.
Поскольку именно этак, совсем не моргнув даже глазом и окажется сколь еще запросто впихнуть массам до чего твердолобое и совершенно вот никак несуразное мировоззрение…
А между тем на нечто подобное можно было пойти только-то считай в упор, вовсе и не видя всей окружающей реальности в том самом виде, в котором она на деле имеет место, а не только кому-то еще издали в некоей розовой дымке и поныне весьма этак сладостно грезиться.
А в особенности никак уж несправедливой окажется лютость, сколь яростно мстящая за какие-либо некогда кем-то претерпленные чудовищные унижения самого ближайшего и крайне далекого прошлого.
А в особенности коли от всего того уж явно так вполне вот достанется и всякому тому и близко совсем незапятнанному ничьей же напрасно пролитой людской кровью.
Густая тьма людского невежества каких-либо добрых людей от тех непомерно злых среди осанистых прежних господ хоть как-то отличать ведь, и близко же вовсе нисколько не станет.
Да и кто - это между тем вообще уж до чего нелепо решил, что люди подобного плана и вправду сумеют явно создать какие-либо весьма вот безупречно новые межличностные взаимоотношения?
Смерть минувшего разве, что только и означала одно лишь самое же сколь полноценное возрождение языческой первобытности, а заодно так и царствие новой урбанистически помпезной серости.
Причем наиболее главными устоями нового государственного строя стали именно те еще яркие фетиши идеологии, а все остальное было попросту сходу сброшено с главного маршрута в кювет.
И ту самую людскую толпу между тем вот вели под самым строгим конвоем по сплошному болоту к тем до чего дальним берегам светлых дней, что всегда при этом оставались разве что лишь только где-то вдали.
И при этом та весьма уж беспросветная темень лютой ярости ко всему, тому, что олицетворяет собой прошлое, и приторно ласковая ложь о призрачно розовом грядущем как раз и было самым наилучшим оружием красного сатаны.
Причем хуже всего тут именно то, что сладкая патока бравых иллюзий всячески подогревала и без того разгоряченную людскую массу, а потому она с чужого ведома и творила буквально Бог знает что.
И ведь все - это никак не возникло на некоем чисто совсем уж пустом месте.
Раз как-никак, а еще изначально людская масса только лишь и питалась мелкими огрызками оптимизма интеллектуально развитых людей.
А между тем до чего этак отчаянно взывать ко всем тем великим общественным переменам можно было и совсем уж без всего того необычайно напыщенного суровыми эмоциями лютого пафоса!
Раз и вправду можно было некогда думать и жить несколько уж вовсе ведь явно совсем так иначе.
А, впрочем, и подлинное искусство начисто лишенное всяческих прекраснодушно этических намерений, никак не станет некоей той сколь многозначительной же предтечей суровых будней лишь некогда разве что только грядущего революционного кошмара.
Но те высокохудожественные произведения великих классиков мировой литературы 19 века действительно разом затем уж и стали тем еще более чем приемлемым пьедесталом для будущих статуй дьявольски зацикленного на одной и только идее вождя мировой революции.
И те безрадостные времена самого так еще «доблестного» проявления всей его лютой ненависти были уж действительно светлыми одними только яркими огнями сколь безжалостно сжигаемого дотла проклятущего прошлого…
Да что правда, то правда, мысль и чувства тяжким бременем выношенные внутри всякого авторского нутра это, и есть то, что, столь, несомненно, затем ведь более чем разом послужит самой явной предтечей к тем, куда поболее светлым дням, пока еще крайне далеких от нас благих времен истинно же наилучшего грядущего.
Однако при всем том сколь откровенно приблизить все, то отрадно и радостно светлое ко всем тем и поныне точно также безотрадно и серо существующим реалиям жизни, смогут одни только, те, кто никак не станут до чего праздно вымысливать мир праведных и благих идей и всех тех первостепенно насущных строгих вопросов.
И есть вполне же предостаточно как раз-таки тех славных авторов, что и близко никак не ставили под каким-либо острым углом тех еще самых до чего отчаянно суровых знаков вопроса.
И главное этаким горьким вопросам более чем полновластно было ведь свойственно как пить дать вполне полновластно еще сходу потребовать самых срочных же мер во имя того дабы все вот и вся как есть сразу и привести в ту самую полноценную норму.
А между тем есть на свете и те авторы, что вовсе не красят жизнь в темные и розовые тона, до чего ярко при этом, выпячивая отдельные людские качества сколь, грозно тыкая в них своим пальцем, а только лишь создают они выпуклые образы живых людей со всеми их плюсами и минусами.
И уж никак не вымысливают такие писатели всяческие более чем спешные средства, созданные лишь затем дабы с их помощью когда-то вполне вот еще поспособствовать светлым песнопениям истинного раскабаления всего того ныне существующего общества.
Однако есть и те другие, для которых нечто подобное и было самым ведь безупречно как есть действительно уж того стоящим самым так их хлебом насущным.
В русской литературе раздуванием подобного рода очагов пожаров всепожирающей ненависти буквально ко всему исконно низменному и вовсе неправому являлись, прежде всего, такие писатели как Герцен написавший «Кто виноват?» и Чернышевский, который находясь в тех еще «жутких царских застенках» и сотворил до чего только бедовую книгу «Что делать?».
Однако при всем том много было и тех самых различных авторов, что мирно сеяли именно ту всеобщую для всех нас – включая буквально каждого – сущую же доброту…
Ну а ДОБРО, почерпнутое из книг, в которых острым пером прочерчивается самая суровая надобность самой еще ярой борьбы с некоей той чисто абстрактной несправедливостью, как на грех обязательно затем вполне поспособствует исключительно одноплановому и более чем стереотипному созданию вопиюще воинственных и краснознаменных жизненных приоритетов…
А между тем мечты и мысли о том, что только еще пока впереди у всех нас и вправду должны быть никак неодинаковыми и разве что общее будущее, оно фактически неизменно одно так на всех.
191
Да и то самое безгранично светлое (на одной лишь бумаге) грядущее воплощение всяких красивейших мечтаний, всенепременно подымет народные толпы на борьбу с той самой лютой нечестью, которую следует полностью же целиком истребить, да еще и безо всякого вообще остатка…
Вот-вот даже и у великого Виктора Гюго в его романе «Отверженные» можно найти и подобного рода ужасные строчки.
«Так вот, монархия - это и есть внешний враг; угнетение – внешний враг; «священное право» – внешний враг. Деспотизм нарушает моральные границы, подобно тому, как вторжение врага нарушает границы географические. Изгнать тирана или изгнать (выставить) англичан в обоих случаях значит: освободить свою территорию. Наступает час, когда недостаточно возражать; за философией должно следовать действие; живая сила заканчивает то, что наметила идея. Скованный Прометей начинает, Аристогитон заканчивает. Энциклопедия просвещает души, 10 августа их воспламеняет. После Эсхила – Фразибул; после Дидро – Дантон. Народ стремится найти руководителя. В массе он сбрасывает с себя апатию. Толпу легко сплотить в повиновении. Людей нужно расшевеливать, расталкивать, не давать покоя ради самого блага их освобождения, нужно колоть им глаза правдой, бросать в них грозный свет полными пригоршнями. Нужно, чтобы они сами были ослеплены идеей собственного спасения; этот ослепительный свет пробуждает их. Отсюда необходимость набатов и битв. Нужно подняться великим воинам, озарить народы дерзновением и встряхнуть несчастное человечество, над которым нависает мрак священного права, цезаристской славы, грубой силы, фанатизма, безответственной власти и самодержавных величеств; встряхнуть это скопище, тупо созерцающее темное торжество ночи во всем его великолепии. Долой тирана»!
192
А между тем на все это можно бы ответить именно что словами самого же Гюго из его весьма так талантливого романа «Девяносто третий год» и ведь там он фактически дает совершенно исчерпывающее представление о том, чего – это именно представляют собой две неразрывные части всего того никак неравного общественного организма.
«Признаемся, что эти два человека – маркиз и священник – были в каком-либо отношении как бы одним существом. Бронзовая маска гражданской войны двулика – одной своей стороной она обращена к прошлому, другой – к будущему, но оба лика ее в равной степени трагичны. Лантенак был первым, а Симурдэн – вторым ликом; но горькая усмешка Лантенака была скрыта ночной мглой, а на роковом челе Симурдэна лежал отблеск встающей зари».
193
Однако заря та с налитой кровью глазами весьма этак многозначительно напоминает наиболее жесточайшего во всем этом мире рабовладельца, на этот раз заставляющего раба непросто усердно трудиться, но и из дум (дела до сих пор чисто внутреннего), он-то людям своим дозволит иметь исключительно те, каковые ему окажутся только-то явно по нраву.
Причем той наиглавнейшей же побудительной причиной для возникновения именно подробного новоявленного идеологического деспотизма, является как раз именно то, что слишком так немыслимо много в каждом из нас всех тех более чем безнадежно слепых амбиций, непререкаемых постулатов, священных догм, внушенных в узком семейном кругу яростных предрассудков…
И всякий великий талант, он и впрямь сколь вот смело дозволяет более чем весомо поделиться именно ими буквально со всеми теми, кого хоть как-либо коснется, яркий лучик солнца, чьего-либо непомерно огромного духовного величия.
194
А между тем автор всякого художественного произведения вовсе-то не мыслит одним тем ярчайшим праздничным светом и добром, нет, он пропускает сквозь себя весь окружающий мир, вполне доступный его духовному зрению и мировоззрению, ну а затем до чего широким потоком, он и выносит его куда-либо далеко-далеко наружу.
Его образы вовсе не всегда действительно смогут быть сколь очаровательно чистыми и нарядными, раз в них порою незримо присутствует слишком много пыли несбывшихся надежд, глубоких ран разочарований, странствий по миру чужих фантазий, весьма ярко в силу божественного вдохновения так и переплетающихся со своею-то собственной…
195
И уж тем более тот приторно слащавый обман сколь еще подчас во всем свойственный вычурно приукрашенной блестками елейного вымысла художественной и высокоидейной литературе вовсе-то и близко не есть светоч во тьме египетской!
Ну, а в тех считай доверху переполненных никак не сладкой, а скорее наоборот довольно-то горьковатой правды книгах, совсем уж ничего иного автору попросту и не останется, кроме того довольно-таки искусного же создания исключительно условных, и совсем вот неверно размытых границ, где кончается светлое добро, а начинается темное зло…
А как раз потому и поневоле оно в них, бесподобно перемешивается в тугой и зачастую самый неразрывный узел.
Но в любом случае использование литературы, как более чем явственного мерила всего бытия в самой практической области обыденной жизни абсолютно же никак вовсе неправомочно, ибо это ведет к одним лишь напрасным страданиям, а не к всеобщему свету и счастью.
И ведь это как раз оттуда и берет начало весьма нелепо взвешенная на весах холодного ума отвратительно черствая целесообразность, так и переполненная немыслимо доблестного отстаивания никак и близко ничем не оправдываемого насилия, которому попросту нет места вне рамок жестокой конкуренции всех тех полностью неразумных видов живых существ.
А человек между тем до чего явственно обладает полностью самостоятельным сознанием, а потому и не может он пользоваться всем тем, что когда-либо вырабатывалось и весьма тщательно выкристаллизовывалось за все те крайне долгие миллионолетия, в мире кровожадно хищной плоти и всей той до чего только стойкой травоядной непокорности…
Большой писатель Сергей Довлатов уж сколь еще вкрадчиво говорит нам об этом.
Довлатов «Филиал»
«По-моему, — говорю, — литературе нельзя доверять свою жизнь. Поскольку добро и зло в литературе неразделимы. Так же, как и в природе.
196
Вот в том оно все и дело, что у литературы достаточно же много действительно общего с живой природой, раз там всесильно царствует закон слепой и безжалостной целесообразности, и попросту не остается никакого места гуманности, точно так же, как и для разумного снисхождения по отношению к навсегда, отныне навеки поверженному злу.
В живой природе подчас, несомненно, действуют законы, и близко никак не имеющие ровным счетом ничего такого и впрямь уж действительно общего со всеми теми общечеловеческими наработками светлой духовности.
Причем культура, ее создавшая возникла как раз за счет полнейшего единения душ, ну а все это в более чем единый узел и было увязано, именно со всеми теми сколь различными наработками искусства и человечности, а не с одним тем истинно отдельным его проявлением, коим неизменно является всякая художественная литература.
Живая жизнь всячески так беспрестанно и бурно весьма этак всеобъемлюще развивается, причем по тем чисто довольно-то общеизвестным канонам, что самой неразрывной нитью взаимосвязано с тем никак невообразимым множеством строго же эволюционных параметров.
Да только вовсе незачем их сколь узко ведь суживать, а именно до тех весьма жалких годов, не имея при этом в запасе всего того более чем невообразимо бесчисленного количества зим и лет во имя самого уж беспрестанного делания проб и ошибок.
И говоря обо всем том крайне так до чего еще весьма незатейливо, природа она ярка, светла и мудра, но безнадежно при этом беспощадна и это ее исконное право, но вовсе никак не человека со всей его ограниченностью, косностью мышления, как и явной вздорностью и доселе никак нелегкого его характера.
А потому и весь тот великий мир литературы, кем-либо почти буднично и именно что наскоро превращенный в некий остро отточенный скальпель, столь многозначительно агностического восприятия всей вселенной, как мерило окружающего мира есть не более чем злобная насмешка над вполне разумным восприятием еще от века нас до чего невзрачно окружающих реалий.
И безо всякой в том тени сомнения вся та ныне существующая действительность подчас и впрямь может быть сколь еще немыслимо же злосчастно суровой.
Однако то и близко не повод, для того чтобы буквально всегда сходу так весьма резво начать разом отыскивать неких тех вполне конкретных виновных, как и беспричинно задаваться вопросом, а чего это именно прямо сейчас не сходя с этого места и надо ведь более чем незамедлительно, сходу же предпринимать.
197
А впрочем, да литература действительно способна разом так оказаться самым наглядным же прикладным орудием для весьма вдумчивого анализа всей той чисто вот вездесуще насущной реальности.
Но только лишь в самых общих ее чертах, а не в некоем единственно верном и вполне конкретном ее ключе, раз никак не сможет, она вполне вот являться чем-либо действительно большим, нежели чем одним, тем чисто прикладным инструментом, однако, уж точно не эталоном на все времена сколь безукоризненно доказанных житейских истин.
Возведение духовных богатств в эти и близко для них нисколько неприличествующие рамки, явно приводит разве что к одному довольно-то на редкость значительному же сгущению туч фанатизма, а совсем вот не к нисшествию в этот плотский мир света высших форм любви и счастья.
И, дело то ясное, как раз подобным образом и обстоят, все эти наши довольно ведь общие текущие дела и вовсе не может то всецело оказаться, хоть сколько-то, значит на деле иначе!
Поскольку всякий праздно мыслящий интеллигентный человек будет способен весьма вот деятельно поучаствовать в сотворении великого зла, руководствуясь при этом одними восторженно яростными принципами добра, сознательно или бессознательно, встав на сторону сатаны под флагом счастья сразу для всех, а оно таковым оказаться, попросту и близко вовсе не может.
198
Как правило, всякий, кто громче всех других о нем радостно кричит, более всего на свете только лишь и желает заняться бы одной ведь и впрямь низкопробного рода политикой, а вовсе не решением чьих-либо всегда уж до чего вполне насущных житейских проблем.
Однако для того чтобы со всей большой серьезностью достаточно так глубокомысленно вникнуть в саму суть дела, ему всенепременно разом понадобится сходу уж явно проникнуться духом единой на всех славной идеи.
Ну а вслед затем он явно уж сможет более чем смело заговорить, как раз от имени ее всею той немыслимо абстрактной бледностью до чего победоносно сияющего лика.
А, кроме того, всякое светлое добро, безусловно, может быть понято и как есть весьма вот на редкость поверхностно, да и довольно-то разве что схоластично.
Причем вследствие чего оно и будет сколь бестрепетно притянуто за уши к чьим-либо полностью единоличным и вовсе так явно никак же нескромным потребностям.
А именно потому из всего вышеизложенного сам собою и напрашивается весьма бесхитростный вывод, исключительно же красноречиво свидетельствующий как раз о том, что книги и настоящие ни к чему не притиснутые духовные ценности на наш сегодняшний день прекрасно могут и обойтись друг без друга в некоей той отдельно взятой человеческой душе.
Более того, иногда литература, несомненно, еще и способна всячески так расширить сознание подлого негодяя, придав всем его мерзостям, куда разве что поболее изощренный, да и донельзя продуманный вид.
199
Из тех буквально-то каждых во всем этом мире 100 тысяч образованных людей обязательно можно бы черным по белому кровавыми строчками выделить не менее пяти сотен тех хитрых выродков, что некогда вполне осознано, послужили причиной смерти одного, а, пожалуй, и куда поболее – нескольких случайных жертв.
И они стали мертвецами именно в результате самого же криминального рода чьих-то до чего весьма изощренно сатанинских планов.
Это, в принципе, может быть, в том числе и чистой случайностью, захотел разобраться с кем-то одним, однако на деле совсем не обошлось без тех и впрямь весьма вот злосчастных жертв, лишь случайно попавших под горячую руку.
Да только все же, однако, из-за подобного рода сущих пустяков мало ведь, кто затем горючие слезы весьма вот отчаянно до чего еще жарко так затем проливает.
Причем речь тут идет именно о тех безумно страшных вещах, по поводу которых практически никто и нигде никогда не сможет возбудить хоть какого-либо действительно того хоть сколько-то стоящего судебного разбирательства.
А потому и какое-либо возмездие за них вовсе не сможет прийти ни в едином глазу кроме уж может быть разве что на том самом никак небезызвестном «Негритянском острове» (по книге Агаты Кристи).
200
Да и коли безо всякой большой лупы несколько уж пристальнее взглянуть на людей, которые вполне осознанно (но далеко не всегда злонамеренно) или тем паче совсем не со зла (случайно), причинили кому-либо самые ужасные душевные страдания, то список тогда выйдет, куда явно ведь значительно шире и весомо необъятнее!
Однако вот зачастую тот всеми почитаемый человек, сколь самоуверенно совершивший безмерную подлость, так и останется для тех, с кем он был вполне лично знаком, чисто по-прежнему кристально порядочным и ничем таким и близко незапамятным, а потому и безупречно так уважаемым членом общества.
А все, потому что лавры большого почета наиболее наилучшая защита от любых сколь С-О-В-Е-Р-Ш-Е-Н-Н-О необоснованных обвинений.
И уж дело ведь тут само собой разом ясное, как-никак, а все эти вещи почти всецело (за довольно-то редким исключением) неизменно свойственны одним только людям действительно развитым, культурным и образованным, имеющим более чем здравое представление, как о самой элементарной этике, да, так и высоконравственной книжной морали.
201
Книги – то и близко никак не открытое окно в некий мир высокой и светлой духовности, а куда, скорее, на наш сегодняшний день одни лишь самые вовсе бесчисленные осколки разбитого зеркала высших, однако, при всем том в нашем-то обыденном быту почти так никак недосягаемых истин.
Причем даже и то, что мы и вправду сколь БЕЗУПРЕЧНО можем, хоть сколько-то достойно постичь, и осознать, далеко не всегда впитывается, при этом уж явно ведь становясь в нас именно что до конца, той еще истинно второй натурой.
Поскольку абсолютно ничто не будет способно полностью заменить, сам как он есть ход воспитания во вполне правильном ключе буквально так всяческой человеческой личности, а еще и явно учитывая, что начать этот процесс следовало почти с самого ее чисто вот изначального же зарождения.
202
Книга – это, прежде всего тот донельзя мудреный учебник с весьма яркими иллюстрациями, но при этом он, куда намного во всем посложнее всякой тригонометрии.
Ну а как раз потому и постигнуть при том самом весьма ведь благороднейшем посредстве литературы какую-либо вполне того стоящую мораль, без доподлинно живых учителей, на деле окажется – практически уж вряд ли, что хоть как-либо возможным.
Школа и вольно или даже невольно окружающие нас люди, и впрямь-таки всенепременно оказывают, куда многозначительно большее влияние, чем любые, литературные творения, которые можно подчас обнаружить на покрытых пылью праздных слов полках общественных или даже чьих-либо сугубо частных библиотек.
203
Причем и довольно-то многое в том самом сказочно большом мире литературы – это одна тщетная суета, да маята, и разве что отдельные представители писательской братии почти всякое свое новое слово, явственно высекали из цельного мрамора, однако между тем, тоже добытого на каменоломне сколь величавого, но никак нисколько не святочного художественного вымысла.
Да и то, даже и у тех довольно немногих несоизмеримо ни с чем великих авторов безо всякой в том тени сомнения вполне на деле хватало полностью как есть часто своих-то собственных немыслимо же грандиозных и воинственно амбициозных заблуждений.
Причем именно за все те никак не в меру восторженные благоглупости 19 столетия столь еще многие люди затем и заплатили ту непомерно же чудовищную цену жития-бытия в царстве вечного и совершенно так несбыточного грядущего всеобщего счастья.
И долго еще нынешним россиянам явно ведь и придется платить по всем тем старым, давно уж явно просроченным счетам.
И вовсе не одним разве что тем ныне живущим еще разом доведется всю свою жизнь более чем явно расплачиваться за грехи отцов и дедов, но точно также и вполне - это предстоит уж делать и всем тем нисколько пока и не народившимся их грядущим потомкам.
И сколь хорошо еще, что вовсе никак не расплатились мы буквально все разом за то самое никак несветлое прошлое всей на свете где-либо и когда-либо уж только ныне существующей жизнью…
Ну то, скорее всего одно лишь дело счастливого случая, а в некоторой мере и того не вполне до конца чересчур вот сурово мыслящего политического руководства всех тех стран ныне обладающих смертоносным ядом ядерного вооружения.
Однако при всем том довелось еще многим из нас, непонятно зачем именно уж фактически выстоять всю свою жизнь в длинной очереди за тем, так никогда и не наступившим счастьем, которое кое-кому, собственно, лишь явно вот только пригрезилось в некоем кошмарном идеалистическом сне.
И эти доморощенные иллюзии, словно удушающим одеялом разом ведь сходу накрыли собой думы сразу нескольких поколений, а потому и были те чрезвычайно наивные люди всецело поглощены густой и непроницаемой тьмой ласково лживых надежд.
204
Ну а объявился бы на свет Божий этакий великий человечище, которого нам тут явно ведь только уж и не доставало в эти самые нынешние и сегодняшние исключительно томительные часы более чем чрезмерно резвого и излишне поспешного перехода от того крайне неспешного гужевого бытия к сверхбыстрым космическим скоростям…
И если этого не случилось некогда ранее, а ныне мир стал более прагматичным, ну а потому его более никак вовсе так не удастся увлечь всякими чисто идеалистическими бреднями…
Однако вот, между тем, остается и близко так неизвестным, действительно ли, в конечном итоге, жизнь всего человечества, и вправду некогда изменится к чему-либо весьма многозначительно лучшему или наоборот, а не станут ли со временем нынешние беды как есть еще той суровой предтечей всеобщего и впрямь уж совсем неизбежного грядущего конца.
Мертвое или попросту вконец выродившееся нынешнее человечество сможет до чего еще многое вполне верно предотвратить, а прежде всего то самое некогда лишь затем только последующее возникновение той ведь самой истинно новой, скажем, к примеру, дельфиньей цивилизации.
Причем все это могло иметь место именно в свете той еще безупречно всеобъемлющей веры в где-либо напечатанное слово, вот будто бы при наличии соответствующего таланта, оно и впрямь само собой сходу превращается в то самое Божие откровение, даденное людям на горе Синайской.
Да только ведь безо всякой в том тени сомнения полностью тут ясно именно что то одно.
А именно, что руководствуясь принципами нисколько неразумных политических игр, нынешнее человечество будет явно так способно разом загнать само себя в угол.
Ну а из того злосчастного угла оно уже выползет только лишь на карачках прямо-таки назад в дикую природу или не выползет, оно попросту ведь тогда никуда.
И надо бы тут прямо и в лоб сколь откровенно заметить, что уж та нынешняя техногенная цивилизация и близко не стала бы баловаться столь откровенно клыкастыми амбициями, коли во всем том, явно бы не было весьма уж существенной доли на редкость разгоряченной и нетерпеливой философской мысли…
Ну а вместо вполне благородного обдумывания каких-либо более-менее верных возможностей самого еще степенного и постепенного изменения всех окружающих реалий, нынешнее любомудрие всецело занялось весьма углубленным и исключительно так безразличным ко всем судьбам мира самым-то яростным самокопанием.
205
Но это все возвышенная философия, да и душка Лев Толстой, к примеру, «гигантом светлой всеразрушающей мысли», и близко никак совсем не являлся.
Однако при этом довольно многие его личные и крайне наивные взгляды на жизнь были более чем откровенно вредны для всякого безупречно же нормального и пошагового развития всего российского общества, а значит и всего этого мира, поскольку Россия страна общемирового, а не местного и регионального значения.
А также еще и тем нисколько неоспоримым фактом, само собою вполне уж является именно то, что какой-либо иной российский литературный гений, вполне верно сумел бы обречь все нынешнее человечество на самый величайший грех и впрямь до чего только непоколебимого самоуничтожения.
И коли подобного рода палач всех народов Земли попросту ведь явно никак не родился или он некогда умер еще во младенчестве, то вовсе навряд ли такая уж и большая заслуга тех людей, кто непременно внимал бы его страстным речам с самым проникновенным чувственным вниманием.
И сколь еще, то весьма очевидно, что как-никак, а читатели 19 века действительно обладали до чего обостренным же чувством глубочайшего сопричастия ко всем тем мыслям великих авторов, как и всею душой, стремились к повторению поступков на весь тот необъятно широкий мир прославленных ими «героев».
И если герои хотят не только расшатать веками существующие устои, но и сокрушить весь этот мир, обратив его в прах, то почему бы это благодарным читателям не последовать их до чего как есть весьма бесславному же примеру.
Однако при этом не один из классиков 19 столетия этаким исполином чудовищно разрушительной мысли нисколько и близко-то вовсе вот не являлся…
Правда у Льва Толстого в «Анне Карениной» надо сказать явно уж промелькнула мысль, более чем возможно осиротившая в течение всех тех лишь затем только последовавших поколений энное количество как есть еще однозначно с виду совершенно благополучных семейств.
Вот они эти его слова.
«Но это не только была неправда, это была жестокая насмешка какой-то злой силы, злой, противной и такой, которой нельзя было подчиняться.
Надо было избавиться от этой силы. И избавление было в руках каждого. Надо было прекратить эту зависимость от зла.
И было одно средство – смерть.
И, счастливый семьянин, здоровый человек, Левин был несколько раз так близок к самоубийству, что спрятал шнурок, чтобы не повеситься на нем, и боялся ходить с ружьем, чтобы не застрелиться.
Но Левин не застрелился и не повесился, и продолжал жить».
И все-таки нечто подобное и близко никак нисколько вот не похоже на истинно вселенскую катастрофу.
206
Но при всем том Лев Толстой, довольно-то многое сколь деятельно сделал именно ради грядущего процветания империи зла по вполне справедливому (в смысле оценки политической системы) определению Рональда Рейгана.
Причем она таковой была вовсе не по отношению к неким рядовым американцам, которым судя по рассказам их же собственных великих писателей О’Генри и Джека Лондона в начале 20 века тоже не очень-то сладко жилось на белом свете.
Однако со всей вот очевидностью безмерно перепугавшись возможности повторения российского сценария – американские привилегированные классы со вполне здравой расторопностью, всячески расстарались, дабы создать для своего народа совершенно иные, куда только поболее уютные условия, дабы обитали они в просторных домах, а не в пресловутых хижинах дяди Тома.
А буквально в то же самое время общее состояние дел в СССР было считай этак невообразимо мрачным, поскольку во всем его лике сколь безотрадно уж явно воплотилось все то пламенем революции, словно бы пыльный ковер с самого низа кверху приподнятое более чем самозабвенно же помпезное имперское бездушие.
Все те до чего официозно и триумфально заявленные права советских граждан были при всем том одной лишь той, считай вот сплошной дутой фикцией.
Та во все и вся словно кислота въедливая власть никем и близко не прошеных советов, именно теми чисто популистскими методами сколь грубо напрочь устранила буквально всякую же в стране безработицу.
Да только при всем том весь как он есть новоявленный «пролетарский строй» так и объявил самое же неотъемлемое право на отдых на довольно многих рабочих местах.
Причем тут явно и близко так не обошлось без предтечи, раз сколь откровенно басовитые российские классики 19 века столь ведь дружно объявили лютую войну бестолковой лени и барству...
И это, прежде всего, Лев Николаевич Толстой, со всей своей личной до чего еще совсем невообразимо прискорбной стороны весьма немало поспособствовал всяческому и близко никак не поэтапному становлению в России именно подобного сколь еще многозначительно же как есть злосчастного советского режима.
207
Несколько ниже можно будет вполне наглядно лицезреть самый конкретный пример мышления всемирового гения и классика Льва Толстого, который в его «Анне Карениной» до чего яростно так распинает по всем статьям, саму как она есть жизненную необходимость всеобщего сподвижничества в деле крайне же настойчивого, а вовсе-то не спонтанного просвещения всего народа.
Причем явно ведь доводиться ему, при всем том использовать самые различные слова, однако лишь только-то ради того, дабы весьма этак увереннее и шире затем еще раскинуть в душе представителей родовой аристократии все те на редкость широкие сети всяческих умственных и нравственных предрассудков.
А еще и главное таковых в которых наиболее существенной сутью будет являться именно то, что как оказывается, и близко нет ничего поважнее, того сколь забористо самоотстраненного великого счастья знатных и образованных, зажиточных людей.
Ну, а идти к нему, следует разве что лично своей донельзя же своекорыстной дорогой.
А между тем все - это явное сумасбродство совсем и близко никак неподобающее для каких-либо всесторонне развитых личностей действительно желающих обустроить у себя на родине полноценно светлую и спокойную жизнь.
Раз таковою она может стать лишь от вполне разумного и последовательного вмешательства во все те до чего только и вправду весьма же беспокойные дела общественные!
208
Однако автор и близко так совсем не рассчитывает - это хоть сколько-то доказать одному из тех безупречно всезнающих людей, для которых чисто подобное представление о судьбе цивилизации, как и о наиболее справедливейших принципах всеобщего общественного существования как раз-то ближе всего, вот вполне неизменно к лицу.
Поскольку - это и есть, собственно то, что, они весьма многозначительно всячески чтут, раз уж чего-либо подобное как ничто иное сколь явно ведь, считай, до конца соответствует их сугубо личностным вкусам, а также и всем их исключительно заглавным жизненным приоритетам.
И вот они слова Льва Толстого. «Анна Каренина».
«Я думаю, что двигатель всех наших действий есть все-таки личное счастье. Теперь в земских учреждениях я, как дворянин, не вижу ничего, что бы содействовало моему благосостоянию. Дороги – не лучше и не могут быть лучше; лошади мои везут меня и по дурным. Доктора и пункта мне не нужно, мировой судья мне не нужен, – я никогда не обращаюсь к нему и не обращусь.
Школы мне не только не нужны, но даже вредны, как я тебе говорил. Для меня земские учреждения просто повинность платить восемнадцать копеек с десятины, ездить в город, ночевать с клопами и слушать всякий вздор и гадости, а личный интерес меня не побуждает.
– Позволь, – перебил с улыбкой Сергей Иванович, – личный интерес не побуждал нас работать для освобождения крестьян, а мы работали.
– Нет! – все более горячась, перебил Константин. – Освобождение крестьян было другое дело. Тут был личный интерес. Хотелось сбросить с себя это ярмо, которое давило нас, всех хороших людей. Но быть гласным, рассуждать о том, сколько золотарей нужно и как трубы провести в городе, где я не живу; быть присяжным и судить мужика, укравшего ветчину, и шесть часов слушать всякий вздор, который мелют защитники и прокуроры, и как председатель спрашивает у моего старика Алешки - дурачка: "Признаете ли вы, господин подсудимый, факт похищения ветчины?" – "Ась?"
Константин Левин уже отвлекся, стал представлять председателя и Алешку-дурачка; ему казалось, что это все идет к делу.
Но Сергей Иванович пожал плечами.
– Ну, так что ты хочешь сказать?
– Я только хочу сказать, что те права, которые меня… мой интерес затрагивают, я буду всегда защищать всеми силами; что когда у нас, у студентов, делали обыск и читали наши письма жандармы, я готов всеми силами защищать эти права, защищать мои права образования, свободы. Я понимаю военную повинность, которая затрагивает судьбу моих детей, братьев и меня самого; я готов обсуждать то, что меня касается; но судить, куда распределить сорок тысяч земских денег, или Алешку-дурачка судить, – я не понимаю и не могу».
209
Да, уж, действительно, хоть сколько-то посильно поучаствовать во всей общественной жизни дело и впрямь порою до чего еще отвратительно во многом тошнотворное, а кроме того и никак совсем оно вовсе так нечистоплотное.
И только лишь разве что поэтому им и по сею-то пору и заняты именно те, кто никогда и близко совсем не забывают про свой собственный широко оттопыренный карман.
А, следовательно, всему тому прежнему самодовольному мздоимству так уж и будет по самой своей природе как раз и положено в точно том виде более чем неизменно весьма вот скверно продолжаться и впредь.
По крайней мере до того самого поворотного момента, когда быть может явно так еще научится российская интеллигенция видеть весь этот мир в несколько ином, куда поменее прекраснодушном свете.
Причем, то до чего безмерно великое благодушие к самой уж себе со всею великою страстью любимой у нее и впрямь весьма ведь неотъемлемо сочетается с тем лишь чисто наспех прикрытым фиговым листочком мнимого радушия, сущим-то откровенным презрением ко всем тем прочим простым обывателям.
И у того же Льва Толстого было далеко вот отнюдь не самое худшее отношение ко всему тому простонародью его века и страны.
А, все-таки, то сколь этак высокородное его презрение к простому мужику при той не очень уж тщательно им скрываемой зависти к нему самому, как и ко всему его сословию, буквально неистово пышет из всего творчества, безо всякого сомнения, великого графа Льва Николаевича.
210
И если вполне всерьез и вправду заговорить об довольно сильном влиянии со стороны художественной литературы, то ведь легче всего оно приживается, и впрямь-то давя на мозг, как раз тогда, когда оно до чего сколь совсем неизбежно ведет именно во тьму предрассудков, а вовсе не к свету высших и величественных истин.
Вот он еще довольно яркий пример из творчества Льва Толстого, где тот весьма усердно расшатывает старые догматические постулаты, да только новое при этом он никак не насаждает, а лишь наспех низводит, на нет все столпы чисто прежних господских забот и утех, что были от века, по его мнению, вовсе неправедны.
Лев Толстой «Война и Мир»
«Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью". Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что-то новое, всякий раз изумляла его. – "Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им все, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее. Стало быть, так надо! Но мне-то, мне куда деваться?" думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности».
211
Однако чего это тут только попишешь, раз буквально весь этот мир снизу доверху переполнен всякого разного рода злобной скверной и абсолютно любое его серьезное улучшение никому из нас чистых рук, совсем не сулит, и можно лишь порою суметь отличить, где грязь, а где та напрасно пролитая кровь.
Да только кое-кому нечто подобное и близко ведь попросту никак непонятно!
Причем тот наиболее короткий путь до чего еще бездушно кровав и жесток, зато уж, ясное дело, и близко не будет он грязен, а потому и идти по нему вполне уж окажется сколь широко, светло и раздольно.
А все, потому что всю ту черную работу на себя возьмет кто-либо без всякой тени сомнения, БЕЗУСЛОВНО, другой.
И это как раз потому и было самое время более чем тщательнее же подготовить ко всей той грядущей эпохе всеобщего радостного света довольно-то хорошо вспаханную идеалистическую почву.
Ну а чисто так ради того, чтобы вполне посильно ее приблизить и стоило бы со всею светлою душой исключительно же ответственнее заняться именно, что тем донельзя обескровливающим благородные лица суровым обличением, всей той чисто врожденной никчемности стародавнего российского царизма.
212
Причем, конечно, никак не ради всеобщего порабощения диким и отъявленным злом, сколь еще явственно тогда раздавались неистово громкие воззвания, что весьма этак чувственно призывали всех и вся чисто сходу ринуться к тем до чего необъятным (уж никак пока вовсе-то и не освоенным) просторам добра.
А между тем те невозмутимо мнимые блага вполне находящиеся крайне далеко за горизонтом это, прежде всего, один только тот рай на небесах до которого своими ногами точно ведь никому уж совсем попросту как есть никак не дойти.
Правда люди, некогда так и сулившие всем и каждому некие новые времена вполне искренне, подчас верили в свои россказни, а потому и суровую казнь прошлого они считали безупречно приемлемой, хотя и крайне суровой мерой.
Для них она была и впрямь до чего всецело оправдана безумным светом искрометно же наилучшего бытия тех только лишь грядущих поколений.
Однако при всем том надо бы сколь еще всерьез ведь разом заметить, что уж те самые исключительно тяжкие заблуждения истинных праведников, в конце концов, непременно обходились человечеству, куда разве что на редкость значительно дороже, нежели чем все те злодейства всяческих упырей и вурдалаков рода людского.
Причем даже коли и выходит чего-либо сносное, а не гнусное из всяческих считай этак еще изначально в одном том чьем-то воображении более чем уж до чего сладостных начинаний…
Однако при всем том всякие те или иные светлые намерения исключительно редко сбываются в той еще их самой первичной форме, раз вот абсолютно любые теоретические выкладки, всенепременно, потребуют весьма длительной обкатки на самом что ни на есть практическом уровне.
Причем буквально всякое правое дело, сколь изумительно же собой олицетворяющее путь тех до чего вот многозначительно добрых исторических свершений, никак не состоит из кровавых дел, что были вовсе-то совсем нелепо призваны, всецело отлучить от власти ту отчаянно гнетущую и порабощающую силу в каком-либо вполне конкретном и более чем неблагополучном царстве-государстве…
Нет, надо бы сперва как есть еще тщательно устранить саму первопричину безгласности и безропотности довольно-таки многих простых граждан.
Ну а как раз ради того и надобно дать народу хоть какие-то знания обо всех его гражданских правах, однако при этом и близко не забывая никак уж не вскользь сколь полновесно упомянуть и обо всех чьих-то прямых и наиболее главных обязанностях.
213
Но добиться тех еще вполне серьезных успехов на данном поприще совсем вовсе никак не удастся, пойдя тем еще в корне неверным путем до чего поспешного обрушения всей той, как она ныне есть общественной пирамиды.
Поскольку она всецело вот состоит из одних и тех полностью до чего неизменно же идентичных и взаимозаменяемых частей…
Просто кое-кого она всею великой мощью своей более чем бессердечно так вполне придавила, ну а кто-то другой по всему своему праву рождения до чего безвылазно только ведь и находится на самом том сколь уж остром кончике ее всевластной и неземной вершины.
Причем какой-либо довольно существенной разницы между теми или иными людьми попросту нет, как нет, да и быть ее ни в едином глазу и близко так вовсе совсем уж не может.
Находящиеся наверху только лишь и всего, что получают в свои руки рычаги управления, и они ими всячески пользуются, причем уж делают они это совсем не ради счастья безликих масс, а только лишь во имя удовлетворения своих личных огромных амбиций.
И если прежних злосчастных сибаритов начисто смести с дороги, то что тут не говори, а властолюбивые молодчики у которых те же амбиции отчетливо сочетаются со слепым невежеством не оставят во всей стране камня на камне от того, что хоть как-то было связано с какой-либо человечностью и вполне непритворным истинным гуманизмом.
Да и вследствие самого же бессмысленного разрушения столь долгими веками вовсе так безбедно просуществовавшей общественной пирамиды весьма многое придет в то чисто ведь бесконтрольное и дикое движение…
И почти немедля на месте прошлого довольно-то величественного общественного здания до чего основательно так без тени сомнения, разом уж затем и возникнет некая та во многом явно принципиально иная форма насильственно взаимосвязанной коллективной жизни.
Причем будет она явно иметь в точности тот прежний облик, а исчезнут тогда одни лишь те наиболее хрупкие элементы ее конструкции все остальное останется полностью в силе.
Более того, все те наиболее отвратительные элементы ее конструкции лишь разве что, явственнее тогда сколь еще наглядно же всячески укрупнятся.
214
Так, что какой-либо, безусловно, реальной пользы, как и истинно великого блага народа, ото всех тех искрометно многообещающих революций нисколько-то нигде и никогда этак явно, что попросту и не бывает…
Да они порою весьма ведь вдохновенно всячески преуспевают, и прежде всего, в смысле более чем невообразимо верного, да и столь начисто безвозвратного сокрушения всеми теми долгими веками уж доселе сколь безбедно из века в век существовавшего лютого зла.
Однако проку от всего того нет, как нет, да и быть его никак и близко ведь вовсе не может.
Революционные веяния с собою на редкость безудержно и бурно приносят целый ворох восторженных слов, да только сеют, они один лишь и только безмерно великий вред, как и собственно, носят все их черты самые явные свойства до чего немыслимо чудовищных стихийных бедствий.
Правда, нет худа без добра, а без темных тупиков попросту никак во всем том дальнейшем уж явно не может быть всего того и впрямь до чего только ослепительно яркого конечного света.
И все же восторженно славословя и боготворя все те безнадежно темные, а не просто так исключительно неудачные социальные эксперименты дикого идеалистического прошлого, некоторые люди, вовсе напрочь при этом забывают всю их самую непомерно тяжкую цену.
А между тем, словно бы творя таинственные заклинания, заискивающе ласково говоря об их чисто уж случайно никак нескладно сложившейся будущности, можно не дай Бог, и претворить в жизнь те самые лишь только ведь последующие вооруженные восстания, дабы дело-то ясное сходу отыграться за беды тех вовсе-то недавних совсем нелегко минувших времен…
И вот, по мнению некоторых в тех еще изначально же достаточно так криво и косо заявленных целях и идеалах, и была некогда и вправду заложена та самая искра разума, которой и предстояло, затем раздуть великий и общемировой всеочищающий пожар…
Да только сама первопричина всего того ныне имеющегося запустения и обездоленности она точно не в каких-либо где-либо уж и доселе правящих бал привилегированных классах.
Нет, все тут дело было в одной лишь той считай так исключительно общей ведь сущей необустроенности всего общества, что попросту было никак неспособно достичь всяческого достатка и благоденствия для буквально-то всех его членов.
Причем коли на той истинно разумной основе и начать сколь вполне вдумчиво исправлять те самые почти врожденные недостатки всего того ныне существующего общества, то уж как есть, заниматься этим следовало бы единственно что всем миром и только вот явно, что как есть разве что совсем сообща.
Ну а, до чего слащаво натравливая людскую толпу на ее и близко никак не безгрешных правителей, можно лишь медленно, но верно и впрямь некогда же создать привольно благодатную среду для самого массового размножения всех тех своею мозолистой стопою так и прущих во власть значительно поболее отвратительных паразитов.
Вот только-то и всего, что вполне естественно, ныне без году неделя, более чем смело же вышедших из самого что ни на есть простонародья.
215
И на редкость во всем безусловно как есть разом же ясно, что ведь какой-либо той поистине настоящей пользы от всей той до чего разнузданной и кровавой свары внутри того полностью единоутробного общественного организма и близко не будет ровным счетом именно что совсем ни на грош.
От любой революции вполне можно ожидать одной той еще нравственной и культурной деградации всего общества как единого целого.
Лучшее будущее никогда не создать на истлевших костях несветлого прошлого оно так и останется тем же несветлым и лишь твердокаменнее станут лица чиновников, а все, потому что власть обнищавшая умом главной страстью сделает одно только свое самовозвышение над народом, но никак не заботу о нем.
Людей лелеющих надежды мигом создать лучшую жизнь одолевают одни те еще страсти Господни праздных рассуждений о чем-либо ими никак при этом вовсе так совсем не облекаемом в будничное платье серой действительности.
Они попросту уж разве что до чего громко искрят суровой мыслью и все…
Зато вот все те немыслимо злые чаяния по поводу того лишь некогда разве что затем грядущего разрушения чего-либо, вконец опостылевшего и обветшалого, и приводят в неописуемо дикий восторг, всех тех, кто неистово жаждет, под самым суровым видом полнейшего изничтожения всего того темного прошлого именно его сколь значительнее во всем укрепить.
Да только с самым так до чего еще непременным во всем этом деле беспардонно же наглым и нисколько так вовсе явно непрошенным пронырливо веским своим участием.
И наиболее главным козырем в их руках подчас же становится как раз-таки именно то, что всякого рода идеалистически настроенная литература сколь неласково и флегматично на редкость яростно строила гневные глазки всему тому ныне существующему настоящему, что так и пропахло самыми негативными и более чем ретроградными тенденциями.
216
И ведь именно этак оно и было со всем тем довольно поздним творчеством великого Чехова: его достойные, светлые мысли весьма так незыблемо же и прочно в русскую почву никак и близко совсем не осели…
Зато все те исключительно неразумные, плоские суждения и послужили барабаном, неистово бьющим в набат: вставайте, мол, люди супротив неимоверно злосчастного угнетения.
И это притом, что надо было сколь еще громко требовать от той некогда вполне правоверно существовавшей власти именно что самого незамедлительного и длительного заточения в острог всех тех, кто неизменно греб своими лапищами народное добро, и близко при этом, не поучаствовав в его еще изначальном и полностью продуктивном возникновении.
А между тем всякий тот беспутный и плохой помещик свое добро порядком так быстро вполне ведь подрастеряет, ну а взяточник и вор на государственной службе как раз наоборот – им до чего еще наскоро так весело вдоволь же разживется.
Причем речь тут будет идти совсем не о том, что действительно имело хоть какое-либо самое полновесно здравое отношение ко всем, тем самым вящим его интеллектуальным усилиям, направленным именно, что как есть в одну ту крайне так полезную всему обществу сторону.
Он ведь, те денежки неправедным путем им нажитые – своим потом и кровью никак не полил, а то и другое всенепременно бывает и в чисто как есть одном лишь и только самом прямом интеллектуальном смысле.
217
Умный человек без тени сомнения может, и нечто подобное во всеобщее благо достаточно же быстро и вправду так действительно создать; всею силой своего непомерно могучего интеллекта, что целый край будет затем долгими веками, год за годом богатеть и всячески процветать.
Ну а тогда его большой дом и самые уж всевозможные в нем нежные удобства это вполне надо сказать самая справедливая плата за весь его ратный интеллектуальный труд.
И это именно подобного рода богатство и будет в корне во всем явно разниться от того кем-либо всецело же второпях враз нахапанного добра из нисколько и близко совсем не безразмерного общего кармана.
Причем подчас все те происки личной и крайне ведь корыстной выгоды еще и несли самый явный и прямой ущерб всякому тому чисто как есть дальнейшему общественному процветанию.
Но очень уж не в меру радостно размечтавшиеся Антон Чехов со Львом Толстым о том, наверное, ни сном, ни духом и близко не ведали, или попросту говоря, никак не желали они обо всем этом хоть чего-либо, собственно, думать и весьма веско так размышлять.
А как раз потому вместо светлого, вечного, доброго, они сколь рьяно посеяли семена логически плохо обоснованного, как и абсолютного же явного до чего еще откровенного неприятия той будто бы крайне до чего ведь тоскливой обездоленности, некогда имевшей же место посреди повседневно окружающей их поколение более чем бескрыло «невзрачной» действительности…
218
И, конечно, они тем только и всего, что явно ведь выражали все те свойства и близко так нисколько неровного дыхания всего своего времени, держа при этом руку на самом его пульсе…
И кстати, все эти их никак неуемные, патетические рассуждения о великой скуке и всеобъемлющей жажде именно что буквально любого труда, без тени сомнения разве что и являлись теми еще на редкость элементарными, и впрямь-то попросту вязнущими в тине прекраснодушного ума сентиментальными отголосками всеобщих интеллигентских дискуссий того нынче крайне далекого времени.
И то сколь еще великое горе от ума исходило как раз-таки от душ людей многодумно и мечтательно отстранившихся от всякого действительно позитивного творческого труда, коли тот более чем явно находился, где-либо полностью вне жестких же рамок их сугубо профессиональной деятельности.
Да только с ветряными мельницами на одних лишь громких словах воевать было их самым обыденным, можно даже сказать, наиболее прозаическим занятием во все, то свободное от всех тех трудов тяжких – полностью вот чисто личное время.
219
А им-то и впрямь довольно-таки скучновато ведь стало некогда жить на самом краю Европы, в той еще до чего невообразимо безмерной дали от просвещенности и великих идей сущего перевоплощения мира в некое многозначительно совсем вот иное полноценно как есть чисто завтрашнее его всемогущее качество.
Раз уж им донельзя так безумно, на редкость радостно явно так захотелось – именно в России и воплотить в жизнь все, то, что сколь лучезарно всячески так и сверкало всем своим мишурным блеском пред их ученым взором из тех самых весьма основательно заплесневелых кожухов тяжеленых фолиантов европейских философов-схоластов.
И надо же вместо того, чтобы весьма взвешенно и степенно до чего этак благоразумно вот приучить всякий простой народ думать и читать им, понимаешь ли, совсем бестрепетно тогда вполне еще разом потребовалось совсем недвусмысленно, более чем спешно вдохновить простых людей всяческими теми до чего же изначально полубредовыми идеями.
Причем все это некогда более чем явственно делалось разве что, дабы на редкость стоически весь тот народ, еще уж затем весьма беспардонно возглавить, как есть для того взвешенно вооружившись знаниями, которые можно было во всей полноте объять лишь до самого дна души просветившись заоблачными высотами передовой европейской мысли.
А между тем подобного рода вещи происходили, никак не иначе, а разве что только из-за того, что всякому безмерно ведь сколь прекраснодушному сознанию восторженной интеллигенции, оказалось вовсе-то и близко совсем никак недоступно всяческое довольно-таки никак и близко же недвусмысленное понимание тех самых наиболее элементарных житейских истин.
220
Правда, та жившая еще в том незапамятном 19 столетии российская духовная знать на более чем добрую половину точно также впрочем, как и сегодня весьма явственно состояла из точно тех восторженно благодушных идеалистов.
Однако то и близко вовсе так не означало, что они были чисто уж до конца ослеплены книжными блажными истинами.
Поскольку очень даже многие из тех людей буквально все в этой жизни вполне еще преотлично так понимали, а еще и до тех самых наимельчайших вовсе же совсем неброских его деталей.
И попросту те светлой души интеллектуалы, никак уж ведь вовсе не был и готовы хоть в чем-либо явно поступиться, из тех чисто железных и острейше прямолинейных своих принципов, как всегда заключающихся в самом абсолютном чьем-либо нежелании, даже и ненароком перепачкаться в мрачных миазмах необычайно широкой общественной жизни.
И, кстати, именно в том и была заключена сама суть их подхода ко всей той, так или иначе, столь подчас до чего назойливо и суетливо их весьма ведь беспрестанно окружающей действительности.
То есть само восприятие всей той как она есть мелко копошащейся вокруг них общественной жизни неизменно было идеалистически восторженным, да и столь воинственно от всего того дурнопахнущего совсем же непримиримо раз и навсегда полноценно вот отстраненным.
Причем было - это и есть именно в подобном духе можно сказать как раз из-за того чисто так извечного их умиленного устремления ко всему тому наиболее наилучшему и отчаянно одухотворенному, да и явно ведь вовсе наперекор всему тому сколь обезличено же всецело этак явно бытовому…
Ну а эдакий подход и приводит к сущему поиску всего того более чем необычайно неординарного, а оно между тем вне всех тех возвышенных строк изящной словесности больше нигде вот совсем и не водится.
Да и вообще любые светлые идеалы никак уж нельзя сходу приравнивать к чему-либо вполне существенному, а только и можно будет их вполне ведь рассматривать как некую невообразимо заоблачную грань, где ничего реального чисто в принципе быть попросту и не может.
Да и никак нельзя при помощи совсем же далеких от всякой той доподлинной реальности эфемерных идеалов сколь правомерно снимать мерку со смрада, быта и грязи всей той окружающей каждого из нас на редкость серенькой жизни.
А впрочем, и всякий тот самый отдельный же человек никак не сможет разом на деле так оказаться рассматриваем только лишь с точки зрения его душевных и интеллектуальных качеств, потому как среда обитания на деле определяет слишком-то многое во всем его истинно каждодневном поведении.
И прежде чем разом уж явно начать весьма тщательно так искать в ком-то хоть чего-либо на деле хорошее - надо бы в нем - это хорошее сколь же умело верною рукой постепенно вот посадить, а лишь затем до чего неспешно дождаться вполне должных всходов.
И ясное дело никак не десятилетия…
Но кто-то ведь делает все полностью так совсем явно наоборот.
А между тем, нечто подобное идет в тот довольно-то существенный ущерб всякому здравому смыслу сколь беспрестанно до чего докучливо верещащему именно про то, что сразу так чего-либо хорошее, если и может быть найдено, то только там, где к нему весьма многое было взвешенно и тщательно задолго так заранее вполне подготовлено.
Ну, а в том самом случае, коли все это было и близко как есть явно вовсе не так непременно же всеми силами еще доведется кому-то его извлекать, засуча рукава из самых нечистот сугубо личной или того непременно хуже… из нечестиво зловонных недр всей той донельзя широкой общественной жизни.
221
И уж, судя по всему тому на редкость бескрайне безапелляционному максимализму, с которым автор и впрямь-то ведь оказался совсем так поневоле до чего вот всецело знаком, кто-либо всенепременно так незамедлительно вымолвит.
«– Ну и как - это вообще какой-либо интеллигентный человек разом вот уткнет свое чистое лицо в сущую скверну самой всепоглощающей общественной грязи, он же почти тотчас незамедлительно станет вполне до конца сколь еще естественной ее частью»?
И ответ на данные инсинуации будет примерно таков, да этого ему и близко окажется вовсе-то совсем уж нисколько не миновать, но разве что лишь в том единственном случае, коли он весь в ней увязнет.
Ну, а будут у него не столь безупречно чистые, пусть даже и вечно так дурно пахнущие руки…
Но главное оно тут в том, чтобы в сердце не было пламени лютой ненависти без вполне твердого знания, чего это именно ты ненавидишь, а то ведь праведник ненавидящий темное зло невежества подобен зрячему попирающего ногами слепого за то, что он слеп.
И это разве что лишь именно тогда, когда яркий свет возвышенных душ сколь безупречно уж станет чисто всеобщим светом людским и вправду так будет возможным к подобному делу всецело так подходить на редкость до чего еще сколь полноценно иначе.
Да вот, однако, коли чему-либо подобному и окажется разом дано, некогда так все же действительно произойти, то непременно еще случится это разве что лишь тогда, когда этот мир никак далее не будет буквально до самых его краев и вправду безмерно так переполнен всяческой чисто человеческой и крайне отчаянно гадкой скверны.
222
Причем автор вполне резонно считает, что раз руки чисто наотрез отказываются хоть как-либо замарать крайне липкой грязью, то, как оно и понятно нечто подобное само собой вскоре, еще приведет именно к тому, что весьма вот непременно вскоре они окажутся, по самый-то локоть обагрены в чьей-либо напрасно и безвинно пролитой крови.
И ведь в сколь весьма широком общественном смысле подобного рода представления они уж до чего еще только вовсе так особенно тягостны.
И прежде всего потому, что, никак не разобравшись где грязь эгоизма, а где слепое невежество собственника можно было только лишь навеки вот разом угробить самые так наилучшие намерения, да и вконец утопить свой несчастный народ в крови до чего же осанистых его бывших господ.
Причем Антон Чехов, Лев Толстой, Максим Горький, как раз-таки и посеяли на русской почве семена именно подобного рода совершенно близоруких представлений обо всем том мирском бытии, делающих дело и тех, кто громко и отвратительно чавкая, весьма беззастенчиво пожирает плоды чьих-либо тяжких трудов буквально от века и впрямь достопочтимо же праведных.
223
И ведь данная совсем этак чересчур горькая пилюля всесокрушающей правды, как и понятно, была весьма верно разом усвоена всем, тем чисто еще тогдашним общественным организмом, а как раз потому затем уж и всколыхнулась волна дичайшего насилия.
Ну, так при всем том было оно сколь наглядно же спровоцировано, в том числе и словесными излияниями великих творцов всемирной, а не только той исконно российской литературы.
А между тем им бы хоть как-либо надо было вполне этак безотлагательно поступиться всеми теми чисто абстрактными общемировыми ценностями, и уж заняться чем-либо своим и самым конкретным – ведь им, само собой, разумеется, на то никак небезосновательно именно на то вот явно и намекали.
Не иначе, как именно за этим и отправился Чехов на далекий остров Сахалин.
224
Однако в целом слишком это все было ему донельзя вот мелко и чуждо.
Ну а точно также уж сколь еще явно близка была его извечно юному сердцу величественная европейская культура, как и заря новой мысли, чтоб он посеял на русской почве хоть какие-либо иные семена, то есть именно те, что и дали бы более ДОБРЫЕ всходы.
При этом вполне оно возможно, что Чехов, Лев Толстой, да и Достоевский вовсе и близко так никак не воздвигли великое ханство грядущего хозяина всей той от края и до края русской земли.
Однако до чего еще весьма вот старательно они как есть, более чем охотно же поучаствовали во всем том чисто теоретическом обосновании его лишь некогда только грядущих всевластных приоритетов!
В их книгах до чего еще исподволь бездумно ведется повествование о некой той вовсе ведь совсем неминуемо только лишь разве что последующей эре всеобщего труда, а также и той довольно-то безмерно созидательной благости распределенной сразу на всех и совершенно же полностью поровну.
Причем речь у них весьма неизменно идет о чем-то, что само себя из сущего ничего обязательно всем нам на радость вскоре породит, и надо, мол, лишь отказаться от буквально всех мер насилия, наспех сблизится со своим народом, проникнуться его мудростью – ну а далее и всему тому благому делу полный конец…
225
Правда явно тут имеется именно та весьма существенная вероятность как раз уж того, что некто попросту никак совсем не увязывает неким морским узлом всякую обыденную жизнь с тем самым наиболее так величайшим на свете чисто книжным вымыслом.
Да вот, однако, люди высокой духовности подчас делают - это почти неосознанно, весьма уж искренне того попросту так нисколько вовсе и не понимая.
Причем, прежде всего именно то самое сколь еще суровое возведение книжных истин в статус полной непогрешимости разве что только и приводит к той весьма еще бесподобной отрешенности от всяких вообще реалий простецкой жизни.
Да к тому же люди живущие иллюзиями вполне ведь при этом создают нужную почву для возникновения державы, в которой главными болтами скрепляющими остов всего государства разом так вот окажутся одни только всякие праздные и пустые мечтания…
И та многовековая химера коммунизма до сих самых пор явно уж более чем устойчиво держится на плаву и имеет своих до чего строгих и весьма насупленных сторонников.
Ну а что до потомков тех, кто некогда подготовил нужную почву для процветания лживых идей…
То вот они и по сей день, мыслят и чувствуют чисто поверхностно, так и, купаясь в атмосфере прекрасных чаяний и веяний лютого нового времени.
И эти люди совсем так и близко не видят тьмы только лишь разве что еще поболее сгущающейся от всего того проникновенного света чудесных, но никак при всем том нисколько не чудодейственных истин.
Эти люди ждали безумно красочного рассвета, а дождались кровавого заката тем более немыслимо же ужасного в свете и впрямь-то на редкость чудовищно благих и безупречно наилучших изначальных намерений.
Причем лучшие труды литературы так тогда и пестрели всяческой слащавой демагогией и необычайно благими ожиданиями неких тех исключительно же наилучших грядущих времен.
И они, кстати, сколь уж верно оказали очень даже довольно значительное влияние, поскольку весьма ведь многое в этом нашем современном мире явное производное неких крылатых фраз, а точно так и необъятно широкого духовного наследия всех тех величественных духом всемирно известных гигантов пера.
И вот чего весьма уж проникновенно обо всем этом нам поведал Сергей Снегов в его и впрямь невероятно блистательных «Норильских рассказах».
«И еще я думал о всевластии слов, с такой горечью объявленной пожилым человеком, лежавшим на соседней койке. Я вспомнил, что Мопассан когда-то писал, будто вся человеческая история для него – это набор сменяющих одна другую хлестких фраз. "Я не мир к вам на землю принес, но меч", "Кто ударит тебя в левую щеку, подставь правую", "Пришел, увидел, победил", "Еще одна такая победа, и я потеряю все мое войско", "Мертвые сраму не имут", "Здесь я стою, я не могу иначе", "Если в этих книгах то, что в Коране, то они не нужны; а если то, чего в Коране нет, то они вредны", "Все погибло, государыня, кроме чести", "Париж стоит обедни", "Пусть гибнут люди, принципы остаются", "Государство – это я!"...
Много, очень много фраз, ставших вехами истории, прав Мопассан. Но всевластие слова? Слово, из зеркала бытия ставшее организатором и командиром бытия? Не верю! Не могу, не должен поверить! Ибо страшно жить в мире, где жизнью командует слово, а не дело. Прав, тысячекратно прав Фауст, отвергнувший евангельское "Вначале было слово". Он сказал: "И вижу я – деяние в начале бытия". Да, именно так, деяние, а не слово! Слово как было, так и остается зеркалом совершившегося действия».
226
И с каким – это ветром к нам откуда-то издали явно уж так, и донеслось то еще сколь на редкость беспорядочное всеобилие тех над всем и вся отныне более чем превалирующе властвующих слов?
И эти липкие словно смола ярлыки между тем вполне ведь оказались самым так наиболее верным орудием в руках весьма беспардонно карающей «фемиды правосудия» той еще самой совсем же беззаконной сталинской власти.
Причем она считай так одинаково карала правого и неправого, раз уж ей явно было никак не до сопливых сантиментов, поскольку главной ее задачей неизменно лишь только уж и оставалось самое полновесное устранение всякой возможности того или иного некогда затем вполне еще только возможного грядущего своего свержения.
И те наиболее главные строители человеческого муравейника, а именно всей той принципиально «новой жизни» при всем том были сколь всемогуще до чего еще сурово же вознесены над теми самыми промозгло серыми тогдашними буднями…
Ну а те совсем уж вовсе неприметные простые люди в тогдашних революционных тисках оказались никак ведь отныне не обществом во всем себе подобных, а куда скорее неким сообществом общественно полезных насекомых, где есть работники, а есть трутни явственно обреченные на самую скорую и страшную суровую погибель.
И в трутни новая власть сходу так записала буквально всех, кто не имел счастья родиться в семье рабочих или крестьян.
И уж буквально все тогда целиком и полностью в единый миг оказалось до чего разом подвластно одной только всевластной идеологии…
И эдакая мертвенно бледная личина тогдашнего истинно вопиюще серого существования безнадежно уничтожала всякое хоть сколько-то возможное разнообразие каких-либо более-менее обдуманных подходов, а в том числе и к тем весьма безыдейно простым и самым обыкновенным вещам…
Поскольку все - это почти без разбору уж стало либо самым доподлинным образцом кристальной честности перед всем своим народом и революцией или наоборот – явным примером предательского двурушничества во имя слюнявой буржуазной морали, которой самое время было ныне в сортире мигом так только лишь подтереться.
И все те изумительно яркие фетиши революционной совести и правды, сколь удивительно же быстро враз тогда стали именно тем наиболее наилучшим орудием всех на свете ярых фанатиков, а тем паче тех намертво к ним еще разом наспех примазавшихся безотчетно и слепо преданных солнцеподобному вождю донельзя льстивых холуев и отъявленных прохиндеев.
Однако при этом те самые разве что последующие события вполне ведь брали свои корни именно из того чересчур лучезарного мировоззрения именно тех, кто всему тому крайне нелицеприятному в этой жизни совсем безнадежно и утопически разом противопоставил именно тот на редкость богатый светлыми иллюзиями чисто ведь книжный здравый смысл.
Оный в их глазах сколь неизменно всячески оттенял все то, что безо всякого труда было совсем на редкость общедоступно как есть буквально всяческому вовсе же никак непритязательному взору.
Ну а если кто и замечал грязь у себя под ногами, то вот столь сурово и пафосно он в нее тыкал, как будто само ее присутствие в жизни общества самым прямым образом всячески так явно оскорбляло его до самого безумия нежную натуру.
227
А когда люди ума так и пышут яростными восклицаниями по поводу всего того, что им совсем ведь вовсе явно не нравится в их стране, то уж весь этот негатив вполне имеет свойства накапливаться, а потому и самое простое население приобретает дикое желание начисто бы смести все ныне существующие институты власти…
Что уж собственно и дозволило росткам иберийского абсолютизма истово так твердо прижиться на российской почве, а далее и прорости, дав при этом самые до чего совсем явно неподходящие всходы.
И вот он самый же конкретнейший всему тому пример.
Чехов «Невеста»:
«– И как бы там ни было, милая моя, надо вдуматься, надо понять, как нечиста, как безнравственна эта ваша праздная жизнь, – продолжал Саша. – Поймите же, ведь если, например, вы, и ваша мать, и ваша бабулька ничего не делаете, то, значит, за вас работает кто-то другой, вы заедаете чью-то жизнь, а разве это чисто, не грязно»?
Суровая борьба с праздною жизнью живущими бездельниками – занятие само по себе, куда поболее чистоплотное, нежели чем беспрестанная возня в навозной куче до чего только будничного общественного неустройства, а посему доктор Чехов именно его себе и выбрал, так сказать, как наиболее удобную среду для самого существенного выявления совершенно неизгладимых общественных пороков!
228
Ну а если бы Антон Чехов поистине стал безо всякой устали призывать к ответу всех тех жуликов, что нагло разворовывали, причем считай до фундамента все, то ныне совсем так былое российское государство…
И вот как-никак, а даже не став еще на весьма строгий социалистический путь Антон Чехов явно уж успел занять позу едкого и на редкость язвительного критика совсем не в меру двуличного общества своего времени.
А между тем ему надо было светить лучом надежды, а не рвать в клочки все неустройство и неблагополучие его страны.
Но Чехов, к примеру, в его рассказе «Именины» весьма откровенно обнажает всю глубину лицемерия светской жизни мещанского общества.
И при этом он явно совсем в сердцах возносит над собой руки, умерщвляя при этом само будущее, в котором будут точно также присутствовать беспардонная ложь и казенные личины весьма тщательно натянутые на отчаянно постные физиономии...
Но все это разве что лишь тогда разжигало пламя, а оно, видите ли, и должно было все вокруг яростно сокрушить, и совсем же безжалостно обезглавить «змея Горыныча» безнадежно старого социального зла.
А между тем, сколь непременно нужно было нечто так совсем иное, а именно и впрямь высекать искры, обвиняя тех, кто виновен в запустении душ, тех, кто погряз во всех грехах, нежась в перинах совсем неправо нажитого богатства…
А еще и делать - это надо было никак не абстрактно, а прямо в лоб отчаянно и невзирая на лица, яростно же глаголя обо всех тех исключительно темных делишках больших и малых взяточников и казнокрадов…
Причем да тут вовсе совсем не о чем спорить, дореволюционное общество тоже было довольно нечистым, а, следовательно, в случае меткой и крайне агрессивной критики в свой адрес, еще вот явно наградили бы довольно многие его представители именитого писателя целым ворохом гнуснейших и отвратительнейших ярлыков.
И при этаком раскладе вполне возможно уж не стал бы Чехов тем истинно великим общемировым классиком, зато, быть может, его светлое отечество ныне совсем бы не зависело от цен на нефть.
И тому была весьма веская и очень даже серьезная причина.
Очень даже многие представители интеллигенции едва вот унесли ноги из страны вечных советов, а из тех, кто остались было немало тех, кто погиб в те первые же послереволюционные годы.
Ну а также хватало и тех, кто не выжил в сталинских лагерях.
А вот кабы на деле все вот пошло несколько иначе и сам воздух был бы чище, да и вообще российское государство могло бы жестко диктовать цены на экологически чистые, да и значительно поболее ЭФФЕКТИВНЫЕ энергоносители.
Да только всем тем своим чересчур резким словами, Чехов попросту взял и уж всеми силами обязал народы России беспрерывно трудиться, словно белка в колесе. И все во имя того на редкость нелепого миража некоего вполне так умопомрачительно светлого будущего.
Причем все то «мнимо лучшее житье-бытье» как вот было оно тем еще эфемерным призраком, так уж именно им оно и осталось.
Но сомнение в выбранном партией пути было считай так смерти подобно…
А именно потому при том новом и самом наилучшем в мире строе и было принято сколь еще совершенно буднично чисто вот вполне по-житейски расстреливать и расстреливать беспощадно, причем не только за ярко выраженные контрреволюционные взгляды.
Нет, в том числе и, просто на всякий случай, за одну лишь отвратительно буржуазную социальную принадлежность, которая была столь отныне безумно ненавистна всему тому новому пролетарскому духу.
Раз уж тем на редкость безродным товарищам большевикам, все те «бывшие» были попросту отныне совсем вовсе и ни к чему.
Раз и близко так нечего было всякой той еще контре беспрестанно путаться у господ-товарищей под ногами.
Они теперича явно бы помешали блистательно и молниеносно строить в том до чего еще аморфном светлом будущем истинно райскую жизнь.
Причем, господа большевики вполне этак полноценно имели весьма достойных предшественников в виде тех, еще бравых и сытых мечтателей и кто-то им сколь обильно сыпал и сыпал солью горьких слез в суп…
К примеру, тот же достопочтимый Лев Толстой, был попросту без тени сомнения явно готов и впрямь-таки на сеновале, на свеженьком сене валяться и быть искренне так самым простым мужиком, хотя, барин этого делать нисколько не должен, поскольку, это создает у народа крайне нездоровые иллюзии.
229
Простонародность интеллигенции в этакой весьма специфической области была и есть, неизбежно так явно вредна, раз в некоторых аспектах ей-то (по всей ее должности) всецело же надобно на редкость резко и значительно возвышаться над своим сколь разноликим народом, а то и обеспечит во всей стране тот еще самый полноценно нормальный порядок.
А как оно вообще может быть хоть сколько-то иначе, коли каждый индивидуум, непременно так должен весьма твердо осознавать именно свое правильное и вполне для него более чем естественное место?
И кстати, той наиболее главной общественной задачей для абсолютно любого же представителя интеллигенции, неизменно является именно то, по сути, сколь этак естественное отстаивание до чего безупречно во всем настоящих и довольно-то ныне весьма насущных интересов всего своего народа.
То же самое весьма вот, несомненно, разом касается и полноценно дельного управления рабочими кадрами, поскольку человек, имеющий за свой труд вполне достойную плату, для разумного работодателя, безусловно, окажется гораздо предпочтительнее, нежели чем тот, кого действительно можно будет весьма уж запросто обобрать до последней нитки, выжимая из него все его соки.
Ну а, сколь вовсе-то нехотя давая ему лишь разве что, то без чего, он попросту никак не сможет, продолжить все свое повседневно скотское существование, значительно же вполне улучшить продуктивность и емкость производства никому и никогда попросту так совсем явно же не удастся.
230
И вот чего еще именно написал по данному поводу слишком так во многом уж гениальный писатель Лев Толстой в его романе «Война и мир».
«Вот уж нисколько: никогда и в голову мне не приходит; и для их блага вот чего не сделаю. Все это поэзия и бабьи сказки, – все это благо ближнего. Мне нужно, чтобы наши дети не пошли по миру; мне надо устроить наше состояние, пока я жив; вот и все. Для этого нужен порядок, нужна строгость… Вот что!" – говорил он, сжимая свой сангвинический кулак. "И справедливость, разумеется, – прибавлял он, – потому что если крестьянин гол и голоден, и лошаденка у него одна, так он ни на себя, ни на меня не сработает».
Но то был кряжистый и статный хозяин, и все чем он владел, у него было прямо под боком, он и вправду кое-чего умного мог своему работнику довольно-таки дельно, да и вполне здраво кое-где подсказать.
Это ведь вовсе совсем не вся та большевистская власть, дающая одни лишь самой разнузданной и несуразной глупости советы.
В принципе, в экономической сфере буквально всякая власть до чего зачастую сколь явно так более чем непроходимо глупа, поскольку ею подчас движут одни лишь те чисто сиюминутные, меркантильные интересы, а никак не некие те ею во всеуслышание громко заявленные довольно-то большие и сколь многозначительно уж якобы вот всецело общественные.
Она может чем-либо подобным чисто так внешне и вправду сколь смиренно прикрыться, словно тем еще фиговым листочком, да и деньги у нее, как правило, совершенно чужие, своим потом и кровью никак и близко не заработанные.
Ну, а потому и тратит она их, не по уму и по сердцу, а как то ей самой сколь блажно и вовсе беспутно только так еще в голову же взбредет.
231
Причем считай, уж хуже всего это окажется именно в том государстве, что и впрямь было как есть всеобъемлюще объято пламенем самого безудержного энтузиазма по поводу совсем так нелепого и до чего еще как есть спешного же построения некоего того изумительно нового, иного мира.
А между тем нечто подобное, безусловно, является разве что сущей химерой, самым наглядным образцом и близко никак неосуществимых в реальности, прелестно сладостных грез.
Поскольку - это как раз-таки ради сколь наглядного приближения истинно наилучшего грядущего всей той великой страны и нужно было, никак не брезгуя абсолютно ничем весьма последовательно и вдумчиво всячески так излечивать все лишаи старого рабства, а не подводить под него некую ту исключительно новую догматически единственно верную основу.
И это чисто же во имя того и надо бы безо всяческого стеснения, как и без малейшей тени льстивого благодушия всячески вытеснять всю барскую и холопскую темень и ложь яростно огненосными словами.
Но при этом никак ведь нельзя со всею страстью давить до чего тяжелым кирзовым сапогом всему же обществу на его наиболее старую и любимую мозоль, ибо это дело сколь безнадежно так отвратно неправое…
Раз уж те наиболее главные его отрицательные качества проистекают исключительно лишь от одного того сколь еще блаженного неведения, то есть самого вот до чего весьма откровенного невежества.
Ну а его надо бы искоренять только в душах пока еще явно так нисколько незрелых…
Но естественно, что куда и впрямь смелее и праведнее будет давить и давить всякое явственное зло тем лишь более чем яростно преумножая количество голов у той самой проклятой гидры точно так того же социального неравенства.
И столь еще тягостному угнетению трудового народа при власти отпетого быдла никак не приходит сколь еще весьма уж печальный и вполне здравый конец, а скорее наоборот точно тот прежний хлыст становится разве что только значительно длиннее.
Причем наиболее основной причиной весьма значительного укрупнения всех тех чисто былых невзгод в результате общественного переворота можно ведь назвать не только лютую инерцию всякого людского мышления, но и сам подход к делу тех, кто решил делать трепанацию черепа при помощи первобытной дубины.
Ну а для того, чтобы всего того общественного зла действительно уж стало несколько вот поменьше надо бы вполне еще научиться сколь еще многозначительно выборочному и чисто индивидуальному подходу.
Правда, нечто подробное явно потребует, чтобы люди, вычищающие общественный нужник полностью так отныне перестали более уж всего только вот, и беречь свои нежные пальцы.
Ну а коли высокие духом и мыслью интеллектуалы без конца и края вслух мечтают разве что о мире, в котором взойдет на трон и будет царствовать одна та ярая свобода, всецело основанная на неких до чего аляповатых абстрактах всяких вовсе-то отвлеченно книжных философских истин.
И уж, ясное дело, именно для того чтобы хоть как-то приблизить тот весьма пригожий и светлый день грядущий и было необходимо явно совсем не оставить считай что камня на камне от прежнего густого мрака столь отчаянно обволакивающего все общество никак не давая ему продохнуть от вечных поборов и унижений.
Ну а на деле все ведь вышло полностью так чисто уж именно наоборот!
Все то зловонное и крайне непотребное сходу же выплеснувшись куда-то наружу разом заполонило собой все и вся более чем напрочь смыв при этом слой плодородной почвы доселе созданной культурой и мыслью, что как-никак, а была до чего вдоволь сдобрена всею той вполне искренней жизнерадостностью и вполне здравым сарказмом.
Причем уж несколько затем зачастую тем еще самым последним приютом для сколь еще многих славных как раз вот и стали стылые бараки в том самом невообразимо жутком заполярье.
И уж как оно водится день за днем, делить нары людям образованным и ни в чем так конкретно не виноватым тогда вот и довелось с теми самыми наиболее низшими слоями общества.
Но то и была вполне так суровая плата за лютое вспучивание всего ведь того до чего и близко никак совсем неподъемно огромного пласта простого народа.
Ну, а для должного создания более-менее разумных условий грядущего общественного бытия, то есть, дабы действительно научить детей поднять голову над всею серостью их темного прошлого, и впрямь-таки было строго необходимо постепенно реформировать всю же систему начального образования.
У того некогда юного поколения сколь оптимистично же начавшего всю свою жизнь в самом начале 20 века вполне так могла быть и совсем вот вовсе иная судьба.
Поскольку всякое их дальнейшее настоящее нисколько не обязательно еще уж должно было, затем разом так обратиться в сущий ад их грандиозно пламенного революционного грядущего.
То есть, коли вот, не было бы столько ведь напрасно умиленной восторженности в глазах праздных интеллектуалов живших еще в том 19 столетии…
Авось и не довелось бы тогда великой империи ныне так всячески же пожинать плоды безумно горькой комиссарски-крепостнической жизни.
232
Интеллигенция и вправду должна была еще (задолго до февральской революции) весьма вот активно участвовать в делах общественно полезных преобразований, а не устраивать бесконечные дебаты о той самой крайне ведь наиважнейшей нужности самого так незамедлительного сокрушения всех уж основ и впрямь-то нисколько неправого нынешнего бытия.
Причем, сколь слезно, она всею душой так и призывала народ в самые беспристрастные свидетели своей до чего всеобъемлющей правоты, сколь этак горестно при этом вздыхая о его извечной немоте и бесконечно бескрайнем долготерпении под гнетом векового барского кнута…
А между тем от подобных бравых дел можно было вполне еще ожидать одной лишь невпример большой и самой непоправимой беды…
Раз это именно от подобного рода бесконечно же слащавых и пафосных дискуссий все вот вскоре и придет в движение, став при этом фактически уж именно что с ног на голову.
И ведь простой народ, который был именно интеллигенцией рьяно и бессовестно разбужен, от буквально векового своего сна столь незамедлительно обезглавит свою страну, посадив подлинного сатану на тот новоявленный разве что по-новому переназванный трон.
Причем это никакое не злое ерничанье, а всего лишь простой и самый естественный факт.
Буквально всякие революционные изменения на том заскорузло грубом теле Российской империи, раз за разом лишь заново возрождали все то неистово несветлое и пасмурно бурное, что только знавала история в единый миг осиротевшей (без той безупречно твердой власти) державы.
Ну а во имя сколь еще подлинного грядущего процветания родной отчизны интеллигенции всячески следовало, принимать какое-никакое, а весьма деятельное участие в довольно широком общественном движении.
И коли таковое во весь свой голос громогласно бы потребовало от нынешнего правительства, всячески предоставить вполне должные бюджетные средства, дабы наиболее достойные из представителей простого народа получили возможность нынче так явно приобрести себе, самое же обычное – высшее образование…
Нет, именно тогда сколь тяжелая телега российского быта и не была бы поставлена, как есть впереди лошади и совсем уж поперек всякой праведной вообще дороги.
Но только, как это вообще чему-либо подобному могло быть дозволено же случится, коли столько вельмож духа всему этому именно что всею душою всячески так явно ведь воспротивились?
И как это тогда на деле могли вот восторжествовать идеи разумного осушения болот именно что всего того чисто социального плана?
Причем нечто подобное никак не могло бы при этом сопровождаться какими-либо тяжкими экологическими последствиями, как оно уж действительно было с тем чисто так физическим осушением торфяных болот вокруг Москвы.
233
Да только тот же Лев Толстой, «ясное солнышко нашей души» совсем ведь другое более чем вкрадчиво и до полной непристойности навязчиво всем нам сладостно сея всю свою ересь только разве что с пылу с жару и предлагает…
Лев Толстой об тех весьма широких и чисто абстрактных понятиях мыслил чисто ведь праздно и отвлеченно, но при этом его так и распирает гордость всей той своей явной вот сопричастности к быту простого народа…
И что же во всем этак явно следуя именно его примеру интеллигенции до чего совсем опрометчиво и впрямь-таки надобно бы смешиваться со всею той безнадежно серой и бессмысленно струящейся по течению жизни толпой?
А та, как и понятно, от подобного рода бравых поисков доподлинно рванной на части народной правды разве что вовсе так совсем до чего уж неистово рассвирепеет.
И это как раз считай, поэтому серую толпу до чего непременно затем уж потянет всем этак миром явно еще только, затем преуспеть…
А именно как есть потянуть бы вожжи лично на себя, приняв при всем том то самое и близко неглубокомысленное участие во всем том сколь откровенно нахрапистом управлении всею своей гражданскую жизнью, совсем же ничегошеньки, в этаком деле и близко-то вовсе явно не соображая.
И как это вообще при подобных делах суровой первобытности было уж разом так вскоре до чего вот при всем том разом не возродиться?
А именно потому большая часть (праздных интеллектуально) слов Льва Толстого и привели простой народ разве что к тому лишь значительно большему закабалению в точности тех до чего древних рамках буквально так вездесущего Средневековья.
И уж, ясно как Божий день, что хоть сколько-то привести к подлинному, а не липовому вызволению его на редкость подчас мятежного духа из тех некогда вдоволь имеющихся оков нищеты и извечного рабства смогло бы разве что нечто основанное на примирении людей, а не на значительно большем-то обострении их классового разобщения.
234
И Лев Толстой, хотя и был невообразимо велик, как писатель, однако в своих чисто житейских высказываниях был он при всем том на редкость простым и довольно-таки недалеким обывателем, сколь слезно и благодушно желающим той самой до чего обезличено абстрактной справедливости.
Причем совсем не иначе, а как раз именно в той чисто внешней ее, почти полностью лишенной всяческого хоть какого-либо более чем уж конкретного содержания форме.
И вот он весьма яркий пример его довольно-то пренебрежительно обиходного отношения к русскому мужику, никак этак незатейливо взятый автором этих строк из все той же до чего незабвенной «Анны Карениной».
«– Рабочие не хотят работать хорошо и работать хорошими орудиями. Рабочий наш только одно знает – напиться, как свинья, пьяный и испортит все, что вы ему дадите. Лошадей опоит, сбрую хорошую оборвет, колесо шинованное сменит, пропьет, в молотилку шкворень пустит, чтобы ее сломать. Ему тошно видеть все, что не по его. От этого и спустился весь уровень хозяйства. Земли заброшены, заросли полынями или розданы мужикам, и где производили миллион, производят сотни тысяч четвертей; общее богатство уменьшилось. Если бы сделали то же, да с расчетом…»
235
Да только коли суровый и праведный расчет это именно то, что совсем уж незатейливо нам предлагает Лев Толстой…
То тогда тут явственнее некуда наблюдалось одно лишь весьма безнадежно бестолковое занятие отставного поручика, и было оно сколь неразрывно так связано с одной той еще чудовищной серостью его былых военных будней.
Да и вообще в гражданских делах Лев Толстой понимал никак не более чем его конюх в артиллерии.
Ну а потому и никак его суждения о перераспределении всей имеющейся собственности и близко так не могли быть хоть как-то увязаны с каким-либо бесподобным величием его необъятного (безо всяческой иронии) невообразимо грандиозного интеллекта.
А между тем буквально у всякого барина, живущего реальным, а не чисто надуманным совсем этак вовсе до конца чужим - заморским здравым смыслом…
Ну и откуда у него вообще могут оказаться все те очаровательно сладострастные иллюзии, непонятно с чего вдруг возникшие, однако при всем том сходу въевшиеся ему под самую кожу…
И это разве что тот вконец взбаламошенный, да и совсем вот неугомонный хозяин поместья и мог нечто такое явно удумать.
То есть, этакому чудаку и впрямь могло показаться, что коли он с утра пораньше выйдет в поле с косой, то именно этим он явно так сможет вполне заслужить более чем искреннее к себе уважение со стороны своих приземистых мужиков.
А между тем все, что ему на деле полагалось бы сделать, так это лишь явно заинтересовать их в том самом вполне конкретном, финансовом смысле, и это действительно все в целом так сходу затем вот полностью бы разом переменило.
Да и бить их по карману за невежество и тупость, но это неизбежно потребует прямого участия во всяких мелочных дрязгах.
Ну а у Льва Толстого, видите ли, была тонкая и нежная душа поэта, а потому и ничего иного кроме как взять косу и идти с нею день-деньской орудовать в поле нам-то считай совсем так попросту и не оставалось.
236
А между тем доподлинно того стоящий того метод хозяйствования, при котором все как-никак явно стоит на одном всеобъемлющем и чисто как есть корыстном интересе, он и круглому дураку, во всем досконально же будет явно понятен…
Поскольку нечто подобное максимально так приближено ко всей той сколь беспредельно суровой вещественной действительности, а только потому всем и каждому в сущей отдельности то уж вполне благодетельно и окажется до чего только всячески разом так выгодно.
Ну а тем слащаво абстрактным выводам столь так премудро вязнущей в своих собственных терминах крайне элитарной философии более чем неизменно надобно бы оставаться лишь в том наиболее надлежащем для нее месте, а именно в довольно-то жестковатом книжном переплете.
Ну а во все те неотесанно грубые дела простой и безыдейно обыденной жизни всему тому всеблагостному литературному мудрствованию никак не должно было быть вполне ведь дозволено даже и носа своего сколь еще беспардонно, так явно совать.
Правда, надо бы тут до чего сходу заметить, что уж, будучи на редкость совсем вот поверхностно вооружен знаниями о той чисто абстрактной теории, всегда будет можно хоть как-либо попытаться действительно найти какой-никакой более-менее верный доступ к сердцам простых практиков.
Ну а как раз тогда и будет же возможность всем миром сообща, затем и поднять ту принципиально устарелую обработку земли до некоего нового, куда только поболее продуктивного производительного уровня…
ПРИЧЕМ для хоть сколько-то стоящего успеха на данном поприще надо было, только и всего, что вполне всерьез переговорить обо всем том со всеми своими крестьянами уж хотя бы немного для того и впрямь овладев их простонародным языком.
Ну а для более-менее полноценного взаимопонимания барину нужно было, кстати, еще и отдать, столь этак полностью уж явно причитающуюся его крестьянам долю весьма вот доподлинно же большого уважения…
237
Ну а из всех тех крайне навязчивых и сколь же ворчливых уговоров, только и могло ведь выйти одно то более чем невероятно чудовищное зло, поскольку подобным путем разве что и можно было сущую разобщенность, совсем этак напропалую сходу так разом всячески наплодить.
Однако всего этого ни Левины, ни Толстые и близко так явно вовсе не понимают, раз вот живут они в мире и благоденствии внутри всего своего во многом чрезмерно ограниченного я, и одним своим задушевным благополучием сколь беспрестанно же слепо и воинственно, разве что только и дорожат.
Ну а о том, что народ и впрямь живет хуже некуда, они порою совсем безотрадно вспоминают разве что, когда их души прямо-таки именно, что сходу воспламеняет мысль о том еще самом принципиальном переустройстве всего бытия в некую ту на редкость иную до чего только весьма вот праведную сторону.
И что же море крови, пролитое во имя светлых идеалов, хоть сколько-то вообще приблизило лучшие и светлые дни некоего пока истинно далекого грядущего?
И неужто все то неистовое разрушение самих основ человечности и гражданского сознания и было нужно как раз-таки для того самого возвышенно счастливого и чисто вот сугубо идеалистического грядущего бытия?
Причем - это само учение Льва Толстого все уж и перемешало, причем именно в том сколь еще разудалом виде как все ведь полностью разом смешалось в доме Облонских.
И если некогда ранее тьма и грязь таились в самых низинах общественной жизни, то теперь они были чертовски же верно более чем победоносно вознесены толстовцами ввысь, считай так на самые небеса.
Ну а как раз потому и были, затем зачаты пламенем несбыточных надежд все эти сколь беспрестанные чаяния лучшего и более светлого бытия.
Да только вот между тем в них не было вовсе-то совсем ничего, что можно назвать вполне полностью полноценным ощущением всей той доподлинно настоящей реальности.
То есть, само по себе то фактически уж именно разом понятно, что люди, мыслящие категориями вселенского добра путем смешения всего и вся в единое целое могут быть правы только в принципе, но тот путь, который был выбран Львом Толстым, был при этом до чего еще явно донельзя порочным.
Он хотел спустить господ вниз, а не поднять головы рабов вверх, чтобы они и вправду перестали быть рабочим инвентарем в помещичьих усадьбах.
А Льву Толстому на самом так деле надо было попросту ведь превратить господ в тех же самых людей, что и все остальные…
А между тем всяким осанистым господам точно также и далее надлежало, именно что по-прежнему неизменно выделять всю ту их необычайно гордую стать из всей той остальной серой массы бездушных, словно та еще скотина безмозглых холопов.
238
Другое дело, что надо было считай еще с малолетства сельчан хоть сколько-то вообще по-иному воспитывать, а нисколько так не щеголять пред ними всеми теми будто бы и впрямь значительно лучшими знаниями всего того сельского хозяйства!
А то ишь чего Лев Толстой, и близко уж никак неуместно на редкость «толково» удумал, да и другим этот метод в посильное пользование исключительно так находчиво более чем глубокомысленно передал.
Нате вам берите и пользуйтесь – еще уж, спасибо, мне когда-нибудь скажете, что это именно я вас от всей той необычайно широкой души, сколь радостно всею мыслью своей навеки-то вечные теперь просветил.
А между тем, для тех довольно-таки существенных и благих перемен в том еще именно дореволюционном обществе надо было, в первую очередь, вполне осознанно позаботиться как раз о воспитании того разве что грядущего, куда значительно поболее во всем сведущего поколения.
Ну а те бессмысленно праздные разговоры с мужиками, которые вел Левин…
Нет, уж все это явно между тем было даже и не коту под хвост, а именно ведь, словно тому еще вконец разъяренному быку на его острые рога.
И вот он еще один до чего яркий пример из все той же «Анны Карениной».
А ЧЕГО ЭТО ВООБЩЕ НЕКОГДА ВЫХОДИЛО ИЗ «СКОЛЬ НАВЯЗЧИВОГО ВРАЧЕВАНИЯ ПРОСТОНАРОДНЫХ МУЖИЦКИХ УМОВ»
«Другая трудность состояла в непобедимом недоверии крестьян к тому, чтобы цель помещика могла состоять в чем-нибудь другом, кроме желания обобрать их сколько можно. Они были твердо уверены, что настоящая цель его (что бы он ни сказал им) будет всегда в том, чего он не скажет им. И сами они, высказываясь, говорили многое, но никогда не говорили того, в чем состояла их настоящая цель».
239
Конечно же, у них было то самое истинно так свое – всеми теми долгими веками давно так поднакопленное и пока в них всем тем доблестным просвещением НИКАК же старательно вовсе вот неизжитое суровое недоверие!
Ты уж сначала как говориться человека, хоть в чем-либо просвети, как это ему на деле стать, пусть даже и только чуть-чуть немного тобой, а лишь, затем с ним на равных, вальяжно, да и столь нарочито так менторски и разговаривай!
А то ведь он и близко ничегошеньки совсем явно не понимает из тех вещей, которые ему кем-либо на редкость старательно и веско были внушаемы совсем этак между тем без общего поднятия его интеллекта и души на несколько другой хоть сколько-то поболее образованный уровень.
Причем коли чему тот простой мужик и внемлет, ну так, то никак совсем не значит, что и он тому хоть как-то вполне на деле поверит, что в том числе и ему, посредством барских нововведений хоть чего-либо чистоганом в его извечно пустой карман на хлеб насущный как-либо тоже уж явно перепадет.
Причем этаким образом оно было буквально во всем, а не только в каких-либо, самых отдельных и исключительно же мелких частностях.
Народ попросту никак, пока не верил в некую лучшую жизнь, а барин в нее истово верил, но только лишь потому он в нее верил, что уж и вправду жил он всеми теми томными надеждами светлейших европейских умов.
Однако с самого того еще детства вовсе-то никак неприученные смотреть на помещика как-либо иначе кроме как исподлобья, крестьяне попросту и не могли узреть в некоем благожелательно надуманном равенстве ничего иного кроме той-то нисколько так совсем небезызвестной возможности безмерного разрушения и низведения дворцов до тех самых давно от времени покосившихся хижин.
240
Для них был вовсе уж никак явно неведом сладостный миг познания всего того нового, а только-то во многом горек и едок корень всякой той книжной премудрости!
А потому и прозябают, они в этой своей, (для них-то самих невпример ничему иному уютной) социальной лужице и весьма, кстати, безмерно рады сему удивительно милому для них обстоятельству.
Ну, а всякий тот, кто уж всячески попытается их из нее вовсе ведь чисто так ненароком извлечь, столь безрадостно при всем том, предвещая весь тот отчаянно тяжкий интеллектуальный труд…
Уж ясное дело, что в их глазах он тогда и предстанет разве что в качестве подлого врага всякого их векового покоя, как и безнадежно так праздного (умственно) благоденствия.
Ну, а тому, кто сколь елейно начнет их до чего еще истово призывать, всею душою соприкоснуться со всем тем незримо призрачным и полностью безликим счастьем, в которое им надо будет разве что сходу поверить, они будут внимать, открыв широко рот, да и беспрекословно развесивши уши…
Ну а коль скоро все, чего им для того и вправду было потребно так это сколь еще сходу отринуть вериги немыслимо многим некогда вконец опостылевшей веры, да и изжить впрямь-таки со свету тех, кто мучительно долгими веками их простых смертных весьма ведь деятельно всячески притеснял…
Да именно как раз вот этакое видение грядущего счастья всех на свете людей темным, невежественным, как и от века, забитым массам простого народа и было буквально, что медом по сердцу…
И уж человека сатанински ядовито и одновременно с этим так и блаженствующе обо всем том разглагольствующего, те темные и крайне невежественные люди, как есть, на раз вполне по-житейски поймут, причем считай с полуслова.
241
И ведь явно не было лучше и задушевнее средства для привлечения великого множества людей, нежели чем тот самый вконец заплесневелый французский сыр в революционной широчайше же идейной мышеловке…
Ну а все те праведно житейские мысли для серых масс простого народа были одним всего-то что сколь так назойливым жужжанием мухи, крепко-накрепко зажатой кем-либо в своем кулаке.
Автор, имеет в виду, прежде всего силу речей до чего и впрямь задиристо клыкастой агитационной критики, вполне всерьез разом взявшейся перемалывать косточки всего того «бесчестно треклятого» прошлого, что само собой отмирать именно уж как есть и близко так явно совсем не желает.
И все ведь тому подобное и впрямь сколь неистово некогда вознеслось в чьих-либо чисто, как есть по-пролетарски вычурно пламенных речах, причем взмыло оно именно на ту доселе вовсе-то и недосягаемую высь…
Да только всячески вот возвысилось оно разве что на всех тех чисто блажных и чересчур обобщенно суровых высказываниях…
И уж они, между тем, в те времена так и гуляли по стране, будучи весьма ведь изрядно и бестрепетно вынашиваемыми людьми той самой сколь ослепительно светлой души, а все-таки всякий ум их был явно ведь на редкость крайне абстрактного толка.
И они вполне могли до чего беспрестанно зудеть и зудеть о великом зле общественного угнетения, да только о том, как это на деле более-менее действенно перестроить общественный организм они при всем том не имели даже же ни малейшего так понятия.
Зато во весь свой голос причитать о том самом до чего заклятом прошлом, да и всячески проклинать нынешнее подлое безвременье серого настоящего они действительно умели, да так, что прямо пыль столбом тогда стояла и слишком-то многие это тогда даже и ненароком так явно слышали.
Ну а как раз потому затем и раздалось медленно, но верно нарастающее гудение разбуженных толпищ, что были нынче прямо-таки накалены совсем до предела всем тем чисто внешним своим неравенством, да только чувство той уж весьма ведь откровенно броской и наглядной социальной ответственности в них при этом явно отсутствовало практически напрочь.
242
Да вот, однако, как-никак, а завели их в этот безнадежный же тупик именно те длиннющие тени всякого ученого люда, безусловно-то, и близко не видящего, как их социально праздная демагогия, постепенно так никак немудряще превращается в щит и меч всего того беспардонно новоявленного рабовладельческого строя.
И ведь был он (при Сталине) явно же изустно, а не конституционно фактически так чисто рабовладельческим по всем-то своим вполне обыденным факторам, что и стали причиной немыслимо обездоленного, да и крайне понурого людского полусуществования.
То есть в те самые времена страх до того беспрестанно же сковывал члены, а вместо кнута зачастую использовалась сила внушаемого как есть чисто извне донельзя дутого энтузиазма.
Ну а о том, что надо было более чем вдумчиво, и творчески подходя к этому вопросу весьма вот медленно и постепенно еще уж загодя подготовить почву для сколь значительно большего представительства общественно проявленного разума в тех самых необычайно широких кругах всего того от века закостенелого (полуфеодального) государственного организма…
Нет, ни о чем подобном в те времена никто ведь и близко попросту вот не думал, да и не по плечу было тем доблестным дореволюционным либералам думать о чем-либо никак не возвышенном и не парящем же в синем небе тех еще непомерно восторженных и радужных абстракций.
243
А им между тем вполне надлежало смотреть только прямо вперед, тем уж, создавая все условия для немыслимо наилучшего усвоения народом наиболее обыденных, житейских истин той крайне неяркой и неприметной свободы духа, что дается человеку разве что с самым изначальным образованием, а никак не посредством броских лозунгов и восторженно кичливых воззваний.
Причем довольно-таки четко же поспособствовать более-менее верному пути в светлое будущее должна была именно литература, всецело нацеленная именно на воспитание в людях, тех самых как есть истинно наилучших проявлений всей их души.
Да вот, однако, нисколько не та, что сколь зловредно бередила раны униженного и оскорбленного извечно же бедствующего люда.
Раз только ведь и пробуждала она в нем одну до чего пламенно идейную, классовую совесть.
А продукт этот явно был чересчур так скоропортящимся, а потому и была вся его житейская суть разве что одним тем весьма малопригодным в употребление крайне бестолковым суррогатом нормальной и чисто, как есть неизменно от века еще существовавшей доселе духовной пищи.
Красные знамена и лозунги ныне напрочь разве что вот завешивали все то прежнее и ранее святое, что весьма непосредственно и было ведь связано не только со всякими самыми обыденными ритуалами, но и вообще какой-либо истинно настоящей общественной совестью.
И при этом сколь явно покрывалось серой плесенью все то, что хоть как-либо создавало в людях до чего скромное, но никак внутри их душ вовсе же небезучастное соприкосновение со всем тем вполне совестливым, что было ими действительно еще с малолетства впитано из христианской или мусульманской веры.
Причем, это как раз писатели, так или иначе проповедующие всякие суетные, а подчас и бредовые идеи и отравили общество всем своим духовным дальтонизмом, раз они попросту ведь не имели и понятия о том, что свет и тьма это никак не все, что только может вообще быть на этом белом свете…
И массы надо научить различать оттенки света и тьмы, а если их специально натравить на мглу духа, то при всем том вполне естественно свойственном им невежестве толпы людские только лишь сходу вытопчут почти все ростки настоящей цивилизации…
Ну а как раз потому и сколь многое из того, что наплодили великие классики 19 столетия, в чисто социальном плане было, прежде всего, убийственно же вредно и это, к сожалению никак ныне непоправимо.
И, конечно, каждый из них только разве что нарыв своей больной эпохи, а особенно - это касаемо того самого открытого нерва - Достоевского.
Но ведь могли, в то самое время родится, и совсем другие люди, обладающие не меньшим талантом, или было бы весьма желательно, чтобы люди те родились и жили через поколение в том самом принципиально другом обществе не столь варварски бесчеловечном, а как есть заодно и весьма так отвлеченно же безоглядно мечтательном.
И как раз тогда и были бы созданы самые настоящие сокровища вовсе вот другой литературы.
И это как раз именно в той медленно, но верно сколь этак духовно развивающей моральные ценности литературе и был бы наиболее великий прок, да и вполне ведь самое уж наглядное общественное благо!
Правда подобные книги никакому безупречно спешному, да и вконец откровенно существенному развитию нравственных идей и близко-то совсем этак явно вовсе не поспособствуют.
Да вот зато то сколь этак весьма планомерное ознакомление со всеми плодами литературного творчества явно же разом приводит именно к тому, куда поболее полноценному развитию личности, а когда человек становится в целом грамотнее, с ним и о морали поговорить будет нисколько не грех.
244
А между тем книги, вполне доброкачественно созданные для самого полнокровного и весьма существенного обогащения буквально-таки всеобщих людских знаний по всему своему стилю должны быть доступны практически каждому, дабы всякий человек затем смог до конца уразуметь, а чего это именно в них никак не туманно, а сколь прозрачно и ясно изложено.
Популяризация науки это исключительно так уж совсем святое дело, а в особенности коли нечто подобное никак не касаемо всеобщей доступности самых вот подробных инструкций, как это именно в кустарных условиях изготовить достаточно сильное взрывчатое вещество.
И всякий тот или иной более-менее добросовестный работник должен был вполне до конца на самом деле уразуметь, все то, а какой это именно пользы еще уж следует вполне ожидать от всего того кем-либо считай уж через его голову разом вот сколь ответственно затеянного.
То есть ему и впрямь вполне надо было хоть сколько-то соображать будет ли хоть какой-либо толк от всех тех ныне исключительно так до чего рутинно совершаемых им действий.
Ну, а для всего того ему и было явно уж необходимо то самое весьма так должное образование, пусть даже и самое чисто вот начальное.
245
И коли бы тот простой мужик в некой мудреной книжке хоть чего-либо вполне сумел более-менее достойно разобрать себе на заметку, то уж как раз тогда бы он и уяснил, что все затеянное барином – вовсе не сугубо личная его прихоть, а весьма возможно, что действительно полезное (и для него тоже) нововведение.
И в этом-то, между прочим, и была бы сама суть того, куда поболее праведного подхода к прогрессу, который никак так нельзя навязывать до чего еще явственно абстрагируясь от всех насущных нужд и забот нашей довольно-то пока непростой и сколь подчас донельзя нелегкой жизни.
Но Лев Толстой о таких вещах со всей очевидностью попросту совершенно так никак и не думал.
И вот, когда Лев Толстой этот всеми признанный гений российской словесности на редкость воодушевленно писал свою великую «Анну Каренину», ему уж и близко не девала покоя разве что одна только та сколь еще «светлая мысль»…
Нет, разве что лишь о том он денно и нощно весьма сосредоточено, думал, а именно, что как-никак, а далее и близко никак не бывать матушке России в том самом чисто изначальном и полностью прежнем и стародавнем ее облике.
Нет, уж Льву Толстому на редкость откровенно тогда вот понадобилось всею силой своего непревзойденного таланта, этак уж сколь посильно приблизить высоколобых людей к тому самому вовсе так безыскусно сколь и впрямь откровенно так презираемому ими простонародью.
246
Да уж сколь оно порою более чем многозначительно так тяжко и трудно и впрямь еще порою выходит книга в целом действительно замечательная, великодуховная, да только и вреда от нее…
Несомненно, ведь всячески возражает великий граф Лев Николаевич супротив всего того до чего широкого народного образования, а это между тем с его стороны был один лишь вовсе так непоправимо великий же грех.
И вот они те буквально ни в чем и близко неправые его слова, взятые автором из того же сколь изумительно гениального романа «Анна Каренина».
«Но я все-таки не знаю, что вас удивляет. Народ стоит на такой низкой степени и материального и нравственного развития, что, очевидно, он должен противодействовать всему, что ему чуждо. В Европе рациональное хозяйство идет потому, что народ образован; стало быть, у нас надо образовать народ, – вот и все.
– Но как же образовать народ?
– Чтоб образовать народ, нужны три вещи: школы, школы и школы.
– Но вы сами сказали, что народ стоит на низкой степени материального развития. Чем же тут помогут школы?
– Знаете, вы напоминаете мне анекдот о советах больному: "Вы бы попробовали слабительное". – "Давали: хуже".
– "Попробуйте пиявки". – "Пробовали: хуже". – "Ну, так уж только молитесь богу". – "Пробовали: хуже". Так и мы с вами. Я говорю политическая экономия, вы говорите – хуже. Я говорю социализм – хуже. Образование – хуже.
– Да чем же помогут школы?
– Дадут ему другие потребности.
– Вот этого я никогда не понимал, – с горячностью возразил Левин. – Каким образом школы помогут народу улучшить свое материальное состояние? Вы говорите, школы, образование дадут ему новые потребности. Тем хуже, потому что он не в силах будет удовлетворить их. А каким образом знание сложения и вычитания и катехизиса поможет ему улучшить свое материальное состояние, я никогда не мог понять. Я третьего дня вечером встретил бабу с грудным ребенком и спросил ее, куда она идет. Она говорит: "К бабке ходила, на мальчика крикса напала, так носила лечить". Я спросил, как бабка лечит криксу. "Ребеночка к курам на насесть сажает и приговаривает что-то".
– Ну вот, вы сами говорите! Чтоб она не носила лечить криксу на насесть, для этого нужно… – весело улыбаясь, сказал Свияжский.
– Ах нет! – с досадой сказал Левин, – это лечение для меня только подобие лечения народа школами. Народ беден и необразован – это мы видим так же верно, как баба видит криксу, потому что ребенок кричит. Но почему от этой беды – бедности и необразованною – помогут школы, так же непонятно, как непонятно, почему от криксы помогут куры на насести. Надо помочь тому, от чего он беден.
– Ну, в этом вы по крайней мере сходитесь со Спенсером, которого вы так не любите; он говорит тоже, что образование может быть следствием большего благосостояния и удобства жизни, частых омовений, как он говорит, но не умения читать и считать…
– Ну вот, я очень рад или, напротив, очень не рад, что сошелся со Спенсером; только это я давно знаю. Школы не помогут, а поможет такое экономическое устройство, при котором народ будет богаче, будет больше досуга, – и тогда будут и школы».
247
И чего это тут только ведь не скажи о взрослом населении тогдашних русских деревень, а все равно нисколько не были, они действительно так совсем уж глупыми людьми, а всего-то лишь несколько неразвитыми, что и вправду делало их темной, безгласной, серой толпой.
Однако всякое, пусть даже и самое маломальское образование еще же непременно сделает почти так любого человека довольно во многом куда только поболее разумным членом всего того ныне существующего общества!
Ну, а как раз тогда из всякого рода простых людей действительно еще смогут весьма отчетливо со временем выделиться и все те, кто непременно, со временем явно поднимутся на довольно-таки значительную высоту во всех тех безнадежно запутанных, а зачастую крайне скользких и темноватых коридорах власти.
И это они-то как раз и изменят (в наиболее заглавном смысле) весь тот сколь бездушный подход немыслимо заносчивого чиновничества к самому что ни на есть простому труженику, да и сам он тоже, в конце концов, тоже вот вполне бы еще научился, куда получше отстаивать все свои доподлинные человеческие права…
Незнание – наихудший бич всякого вконец безграмотного народа…
248
И откуда бы это уж затем не пришла бы большая и страшная беда, а все равно отсутствие всяческой образованности неизменно, так несет в себе один лишь разве что тот величайший вред…
И вот он тот всему тому сколь преотличный, хотя и при всем том вопиюще же прискорбный пример из «Записок юного врача» Михаила Афанасьевича Булгакова.
«– Вот что, – сказал я, – видите ли… Гм… По-видимому… Впрочем, даже наверно… У вас, видите ли, нехорошая болезнь – сифилис…
Сказал это и смутился. Мне показалось, что человек этот очень сильно испугается, разнервничается…
Он нисколько не разнервничался и не испугался. Как то сбоку он покосился на меня, вроде того, как смотрит круглым глазом курица, услышав призывающий ее голос. В этом круглом глазе я очень изумленно отметил недоверие.
– Сифилис у вас, – повторил я мягко.
– Это что же? – спросил человек с мраморной сыпью.
Тут остро мелькнул у меня перед глазами край снежнобелой палаты, университетской палаты, амфитеатр с громоздящимися студенческими головами и седая борода профессора венеролога… Но быстро я очнулся и вспомнил, что я в полутора тысячах верст от амфитеатра и в 40 верстах от железной дороги, в свете лампы молнии… За белой дверью глухо шумели многочисленные пациенты, ожидающие очереди. За окном неуклонно смеркалось, и летел первый зимний снег.
Я заставил пациента раздеться еще больше и нашел заживающую уже первичную язву. Последние сомнения оставили меня, и чувство гордости, неизменно являющееся каждый раз, когда я верно ставил диагноз, пришло ко мне.
– Застегивайтесь, – заговорил я, – у вас сифилис! Болезнь весьма серьезная, захватывающая весь организм. Вам долго придется лечиться!..
Тут я запнулся, потому что, – клянусь! – прочел в этом, похожем на куриный, взоре, удивление, смешанное явно с иронией.
– Глотка вот захрипла, – молвил пациент.
– Ну да, вот от этого и захрипла. От этого и сыпь на груди. Посмотрите на свою грудь…
Человек скосил глаза и глянул. Иронический огонек не погасал в глазах.
– Мне бы вот глотку полечить, – вымолвил он.
«Что это он все свое? – уже с некоторым нетерпением подумал я, – я про сифилис, а он про глотку!»
– Слушайте, дядя, – продолжал я вслух, – глотка дело второстепенное. Глотке мы тоже поможем, но самое главное, нужно вашу общую болезнь лечить. И долго вам придется лечиться – два года.
Тут пациент вытаращил на меня глаза. И в них я прочел свой приговор: «Да ты, доктор, рехнулся!»
– Что ж так долго? – спросил пациент – Как это так два года?! Мне бы какого-нибудь полоскания для глотки…
Внутри у меня все загорелось. И я стал говорить. Я уже не боялся испугать его. О, нет, напротив, я намекнул, что и нос может провалиться. Я рассказал о том, что ждет моего пациента впереди, в случае, если он не будет лечиться как следует. Я коснулся вопроса о заразительности сифилиса и долго говорил о тарелках, ложках и чашках, об отдельном полотенце…
– Вы женаты? – спросил я.
– Женат, – изумленно отозвался пациент.
– Жену немедленно пришлите ко мне! – взволновано и страстно говорил я. – Ведь, она тоже, наверное, больна?
– Жену?! – спросил пациент и с великим удивлением всмотрелся в меня.
Так мы и продолжали разговор. Он, помаргивая, смотрел в мои зрачки, а я – в его. Вернее, это был не разговор, а мой монолог. Блестящий монолог, за который любой из профессоров поставил бы пятерку пятикурснику. Я обнаружил у себя громаднейшие познания в области сифилидологии и недюжинную сметку. Она заполнила темные дырки в тех местах, где не хватало строк немецких и русских учебников. Я рассказал о том, что бывает с костями нелеченого сифилитика, а попутно очертил и прогрессивный паралич. Потомство! А как жену спасти?! Или, если она заражена, а заражена она наверное, то как ее лечить? Наконец, поток мой иссяк, и застенчивым движением я вынул из кармана справочник в красном переплете с золотыми буквами. Верный друг мой, с которым я не расставался на первых шагах моего трудного пути, сколько раз он выручал меня, когда проклятые рецептурные вопросы разверзали черную пасть передо мной! Я украдкой, в то время, как пациент одевался, перелистывал странички и нашел то, что мне было нужно.
Ртутная мазь – великое средство.
– Вы будете делать втирания. Вам дадут шесть пакетиков мази. Будете втирать по одному пакетику в день… вот так…
И я наглядно и с жаром показал, как нужно втирать, и сам пустую ладонь втирал в халат…
– …Сегодня – в руку, завтра – в ногу, потом опять в руку – другую. Когда сделаете шесть втираний, вымоетесь и придете ко мне. Обязательно. Слышите? Обязательно! Да! Кроме того, нужно внимательно следить за зубами и вообще за ртом, пока будете лечиться. Я вам дам полоскание. После еды обязательно полощите…
– И глотку? – спросил пациент хрипло, и тут я заметил, что при слове «полоскание» он оживился.
– Да, да, и глотку.
Через несколько минут желтая спина тулупа уходила с моих глаз в двери, а ей навстречу протискивалась бабья голова в платке.
А еще через несколько минут, пробегая по полутемному коридору из амбулаторного своего кабинета в аптеку за папиросами, я услыхал бегло хриплый шепот:
– Плохо лечит. Молодой. Понимаешь, глотку заложило, а он смотрит, смотрит… то грудь, то живот. Тут делов полно, а на больницу полдня. Пока выедешь, – вот те и ночь. О, Господи! Глотка болит, а он мази на ноги дает».
И наиболее главной бедой того мужика было именно то, что его еще в детстве ничему ведь путному явно не научили, а иначе бы он те ученые речи хоть сколько-то лучше на деле этак явно вполне же сумел действительно еще хоть как-либо воспринять.
Ну а так, несмотря на то, что по-своему он мог быть более-менее сколь безупречно толковым и в своем-то деле действительно грамотным человеком…
Однако это касалось разве что только чего-либо того, в чем он вполне по-свойски и безо всяких чужих подсказок достаточно же полноценно и делово вполне разбирался.
Ну а всякие те до чего только совсем излишне мудреные разговоры для его невежественного ума были и впрямь-таки, словно об бетонную стенку сушеный горох.
249
Да и люди всего того крайне же чудовищно однобокого, чисто ведь весьма подслеповато амбициозного ума тоже как-никак явно были ни в чем совершенно вот вовсе не лучше!
Прочитанные кем-либо книги могут затем оказаться разве что той еще сколь бесподобно вздымающей души к самым небесам изящной же ширмой, за которой довольно-таки вольготно кому-то всегдашне сидится, а вокруг пускай себе будет сплошной железобетон, а также и все и вся до чего тщательно отныне станет, затем обмотано толстенной колючей проволокой.
То есть, подобного пряного духа веяния и становятся самой-то неотъемлемой частью казарменно серых будней, суровой общественной жизни, и те наиболее заглавные ее житейские постулаты будут отныне, зиждется именно на основе того, что люди при помощи прочитанных ими книг, словно фиговым листочком, восторженно прикроют все свои изысканные «духовные начала».
Причем их необычайно светлая и ярко переливчатая суть будет зачастую совсем этак ненароком оплачена бесподобно наивным незнанием самой сущности, всех тех сколь тщательно сокрытых от их взора помойных ям.
Ну а заодно этаким людям и близко не будет свойственно вполне же ощущать невыносимый запах чудовищного зловонья самого, что ни на есть вездесущего житейского зла.
И это как раз-таки во имя того, чтобы чья-либо нежная душа была светла, чиста и совсем же непорочно белоснежна, ее до чего только всячески вот прикрывают от всей той для кое-кого совсем ведь явно никак нелицеприятной социальной действительности.
Причем все, то чье-либо безудержное и безгрешное самолюбование имело именно тот наиболее конкретный и самый что ни на есть зрелый исток…
Литература во множестве случаев и вправду довольно-таки далеко раздвигает горизонты познания и делает душу утонченнее и светлее, но одновременно с этим, она порою задвигает действительность, на самый задний план, воздвигая перед человеком чудовищные миражи всячески так подхлестывая и без того крайне разгоряченное читательское желание до них сколь незамедлительно разом добраться.
А еще уж чисто совсем вовсе-то искусственно и нарочито, весьма вот непосредственно делая из всей той крайне невзрачной и серой обыденности, этакую необъятно бескрайнюю и безводную пустыню…
Причем, конечно, никак не все авторы веско и тщательно сколь же рьяно так расстарались совсем ведь беспрестанно водить круги по воде, дабы и впрямь более чем незамедлительно вывести весь свой народ из того самого вычурно пресловутого новоявленного египетского рабства…
Но Львом Николаевичем Толстым люди некогда до чего еще упоенно зачитывались, причем буквально-то, как фанатически верующие «Евангелием», что и было до самой распоследней крайности нисколько уж попросту вовсе невразумительно!
И не зря его все-таки от церкви некогда отлучили!
Видать было за что.
Не иначе как, а Лев Толстой и создал ту ранее и небывалую разруху в головах, о которой со сколь великим прискорбием некогда всем нам и впрямь уж до чего только проникновенно поведал булгаковский профессор Преображенский.
250
Великий талант, он кроме всех своих прочих ярких достоинств еще и оказывает весьма вот сильнейшее этическое влияние на то общество, в котором он и впрямь повседневно живет, как и все другие люди точно той самой обыденной жизнью.
Причем свое собственное поколение гениально талантливого человека всегда понимает значительно лучше, нежели чем все те за ним лишь с годами уж некогда только постепенно последовавшие.
Современникам все те безнадежно тяжкие реалии их века, до чего еще наглядно виделись в исключительно ином ракурсе, а именно никак не того давно ведь нынче вовсе минувшего прошлого.
И чего это вообще тут поделаешь коль скоро светлой душе Льва Николаевича всего-то, что захотелось так это самого безупречного покоя, ну а потому и навязал он все свое изумительно безудержное умиротворение всему тому на жарких углях широкого народного неудовольствия извечно же бурлящему котлу всего того российского общественного бытия.
251
А между тем был в истории Российской империи, и тот покрывший же себя вечной славой на поле брани боевой офицер – Антон Деникин.
И вот это именно он и близко не удалился от всех мирских забот и тревог в лично свое сколь бесценно родное всему его беспечно праздному сердцу - имение.
Да и имения никакого у генерала Деникина никогда попросту ведь и не было вовсе.
И это как раз-таки он в его многотомной книге «Очерки русской смуты» размашисто махая пером, словно саблей весьма наглядно разом так сходу оповещает нас обо всех тех прямых и косвенных причинах застоя в русском обществе своего времени.
«С другой стороны, армия представляла из себя плоть от плоти, и кровь от крови русского народа.
А этот народ в течение многих веков того режима, который не давал ему ни просвещения, ни свободного политического и социального развития, не сумел воспитать в себе чувства государственности, и не мог создать лучшего демократического правительства, чем то, которое говорило от его имени в дни революции».
252
Да только было ли дело революционерам действующих именем той самой пламенно так и сжигающей все и вся революции до тех так и кишащих в тине сурового быта исключительно конкретных задач, которые некогда сколь остро стояли на повестке дня?
Они ведь зачастую было же совсем безучастны, их и близко не волновало посильное распутывание тех или иных проблем, незамедлительное решение, которых, им и надобно было сколь еще спешно всеми силами осуществить для того чтобы люди и вправду смогли обрести тишину, покой и уют.
А между тем учитывая самые конкретные условия той как всегда чисто прежней России для буквально всякого ее дальнейшего процветания нужно было как-никак посильно сотворять вовсе-то не скорую смерть ни в чем уж совсем этак неправого прошлого, а ту вполне так житейскую жизнь всячески перестраивать именно на те принципиально другие рельсы.
Но господ большевиков тогда явно интересовала совсем так не постепенная перековка донельзя застарелых общественных отношений, а разве что до чего только лукавая их весьма ведь спорая подгонка под те чисто их собственные свои идеологические нужды.
Причем всему тому до чего немало во всем поспособствовали именно те, кто пламенно любили целомудренно абстрактную справедливость и вполне ей надежно же соответствующую чересчур так никак неестественно чуткую совесть.
В тех книгах, что они читали, и писали, не было ровным счетом никакого места всякому практическому и здравому уму, а разве что одному его до чего блекло розовому переложению на той самой белоснежно белой ничего и близко уж никогда этак вовсе не стыдящейся бумаге.
А между тем далеко отбрасывающие густую и черную тень величественно книжные абстракции могут разве что вот оказаться безупречно наилучшим прикладным орудием в руках искрометно мыслящего, а как раз потому и тугодумно бесслезного фанатика.
То есть, как раз уж именно того практика глянцево беспринципных суровых идей, что и впрямь-то уж весь осоловел от тяжкого труда беспрестанного скармливания серым массам обезличено скупых на эмоции и при всем том явно уж никак непогрешимых истин.
И главное, этакого бравого деятеля до чего безупречно может разом вот распирать от всей той самой непомерной гордости.
А как раз потому от тех приказов, которыми он отныне будет буквально повсюду разбрасываться, так и потянет порохом дешевого популизма всецело настоянного на самой откровенной же бесчувственной черствости серой души вполне ведь способной на то, что будет совсем не по силам для душ черных и насквозь прожженных во всяком беспутстве.
Отчаянная лихость вполне так имеет свои четкие и вполне явственные границы, а тупая серость их фактически вот совсем никак не имеет.
Причем, конечно же, тут сказались некие чисто внешние факторы.
253
Этот мир нынче попросту как есть, совсем уж заполнился самого разного рода лязгающим и бренчащим железом, но самое ведь страшное, что истинно стальными при этом стали и сердца, идеалистически верно подкованных правителей СССР.
Яростный и пылкий фанатизм, как и богомерзкое преклонение пред ничтожным вождем, который вполне уж являлся сущим олицетворением, всего того умственно и морально убогого и стало сколь беспробудной обыденностью той отныне полностью бесклассовой и вполне чистокровно беспородной эпохи.
И как оно до самого так конца разом понятно все это было на деле чревато самым естественно верным и последовательным уничтожением всего того, что оказалось разом ведь выше среднего и серого тупого мещанства к тому же ныне и приобретшего слащаво приторный идеологический привкус.
Создав себе чертежи, некоего чисто так абстрактно наилучшего грядущего, да и попросту из самого как есть вовсе ведь ничего - бравые мыслители, нашли себе удивительно славную работенку, так и пропитывать мозги в поте лица трудящихся масс сколь агрессивно отупляющей идеологией.
Ну а та столь усердно топтала всякие былые моральные устои, заменяя их в умах нового поколения тем как есть самым аморфным скопищем всяческих же вычурных клише.
А ведь люди, по всей сути своей, и близко-то никак совсем не те еще живые механизмы, а именно потому их сознание никак нельзя сколь бездушно выплавливать по какому-либо тому заранее заданному образцу.
И действительно наилучшими можно будет некогда сделать одни только те или иные более чем скромные житейские обстоятельства общественной жизни, а не самих людей, как таковых.
Ну а, совсем безжалостно принеся на самом кончике ядерной иглы чудовищно верную смерть всему человечеству, и близко вот ничего в жарком споре о том или ином грядущем планеты Земля вовсе-то никак явно не докажешь.
Нет, совсем ничегошеньки из всего того сколь благочестиво некогда намеченного во всех тех необычайно светлых мечтах о потрясающе близком грядущем рае при этаком раскладе явно уж никогда попросту не осуществится.
И вот чего именно вполне наглядно и веско предрекал миру Джек Лондон в его антиутопии «Алая чума»
«Алая Чума пришла в 2013 году. Господи, подумать только! Минуло уже шестьдесят лет, и я единственный, кто остался в живых с тех времен».
И ту до чего распрекрасную и одухотворяющую литературу в случае какой-либо смертоносной эпидемии, что, быть может, и загонит в гроб нынешнее человечество, очень-то даже с охотой примутся читать крысы, а также сколь внимательно начнут изучать черви, и, кстати, пожалуй, что с несколько большей пользой, нежели чем это сегодня делаем мы.
254
Зато вот как уж в ней прянично и красочно создается та самая чисто сказочная иллюзия вместо вполне объективных реалий жизни со всеми ее неисчислимыми коллизиями, как о том, пусть и нехотя, а все же некогда написал граф Лев Николаевич Толстой в его для всех нас более чем незабвенной «Анне Карениной».
«На каждом шагу он испытывал то, что испытывал бы человек, любовавшийся плавным, счастливым ходом лодочки по озеру, после того как он бы сам сел в эту лодочку. Он видел, что мало того, чтобы сидеть ровно, не качаясь, – надо еще соображаться, ни на минуту не забывая, куда плыть, что под ногами вода и надо грести, и что непривычным рукам больно, что только смотреть на это легко, а что делать это хотя и очень так радостно, но очень трудно».
255
А ведь в этом и заключается вся уж истинно основная разница черт характера между тем, кто творит и всяким тем, кто радостно и праздно поглощает все те плоды его сколь тяжких трудов.
Их усилия настолько же разны, как и те вовсе между собой и близко непохожие типажи людей так или иначе причастных ко всякому творческому процессу.
Один беспрестанно думает о том, как бы это ему одними созидательными путями, постепенно видоизменить весь окружающий его мир, а другой всецело воспламенен суровой идеей сокрушить бы оковы старого рабства, сколь ведь благочинно подпилив сами основы того исключительно совсем напрасно все еще существующего в его век до чего отвратительного ему государства.
Раз оно донельзя же напрочь закостенело во всей своей осатанело великодержавной косности, ну а блистательные перемены никого ожидать и близко не в едином глазу совершенно так вовсе явно не станут.
И им что называется, обязательно надо было буквально как штык, прямо-таки именно сейчас разом и настать, а не некогда потом, в том самом на редкость до чего отдаленном грядущем, когда быть может, будет и несколько поздновато для всех тех искрометно благих изменений.
Ну а во времена гражданской войны среди представителей левой интеллигенции вполне еще хватало как раз-таки тех, кто всею душою поддерживал до чего еще высоко полыхающий тогда красный террор и они вправду в нем действительно видели самое безупречное преддверье вовсе ведь совсем иного всеобщего будущего.
Да только тут, однако, кое-чего между тем вполне еще явно зависело и оттого под кем это именно те люди вполне конкретно чисто же сегодня, и сейчас сколь этак явно ныне находятся…
То есть коли они в данное время явно уж обретаются именно под властью, с которой действительно можно до чего вволю попререкаться, то тогда, дело ясное, почему бы это собственно и нет…
Да только стояще разойтись левые либералы могли только-то в плане необычайно острой критики чрезмерно агрессивных действий
Белой армии.
А тот самый извечно же ущемленный и наконец-таки восставший народ был для них божьим праведником, и вся его черная лютость являла собой священное право угнетенного, в кои-то веки вспомнившего о своем доселе попранном человеческом достоинстве.
А как раз потому в тот самый момент, когда подобного рода людям и впрямь вполне уж следовало проявить сущую строгость, они разом так вдруг сколь глубокомысленно переполнялись до самых краев исключительно величайшим человеколюбием ко всякому ближнему своему, согрешившему, вроде бы и нечаянно, можно даже сказать вовсе так ненароком.
Да только вот нечто подобное пламенные душой и телом левые интеллектуалы делали разве что только под властью никак уж не затыкающей разинутые рты комиссарской пулей…
И вот он тому наиболее явный и наглядный пример из «Записок барона Врангеля».
«В то время как на фронте не прекращались ожесточенные бои, в тылу армии постепенно налаживался мирный уклад жизни. В городе открылись ряд магазинов, кинематографы, кафе. Царицын ожил. Первое время имели место столь свойственные прифронтовым городам картины разгула тыла, скандалы и пьяные дебоши. Однако, учитывая все зло, могущее явиться следствием этого, я, не останавливаясь перед жестокими мерами, подавил безобразие в самом корне. Воспользовавшись тем, что несколько офицеров во главе с астраханским есаулом учинили в городском собрании громадный дебош со стрельбой, битьем окон и посуды, во время которого неизвестно каким образом пропала часть столового серебра, я предал их всех военно-полевому суду по обвинению в вооруженном грабеже. Суд приговорил есаула, известного пьяницу и дебошира, к смертной казни через расстреляние, а остальных – к низшим наказаниям. Несмотря на многочисленные обращенные ко мне ходатайства губернатора, астраханского войскового штаба и ряда лиц, приговор был приведен в исполнение и соответствующий мой приказ расклеен во всех общественных и увеселительных местах города. После этого случая пьянство и разгул сразу прекратились».
256
И это действительно сколь явственно разом так тогда восторжествовала именно та более чем безупречная справедливость, поскольку со всяким разнузданным злом нужно бы бороться со всею той вполне ОФИЦИАЛЬНОЙ жестокостью!
А в особенности в то наиболее жуткое военное время совершенно же отчаянной гражданской резни.
Ну а коли ничтоже сумняшеся разом сходу начать сколь нетерпеливо всячески так приобщать нисколько необразованных людей к каким-либо высшим моральным ценностям, то уж именно из-за этого в их душах вскоре как есть, совсем непременно увянет, то самое крайне так незатейливое самопожертвование ради ближнего своего или дальнего (смотря как у кого).
Внешнее возвышение над всем тем вполне полноценно и вправду на редкость исключительно же естественным и чисто внутренним уровнем морали, неизбежно так приведет к самому бескрайнему утоплению всякой общественной совести в сущей трясине именно что самою собой яро воспламененной демагогии.
И это разве что у той на редкость обычной и вовсе-то никак не заоблачной совести и есть свои исключительно так естественные и здравые корни…
И той самой чисто ведь житейской первопричиной какого-либо как есть вообще так еще героического самопожертвования и близко никак не мог быть кем-либо на редкость чисто же надуманный полумифический альтруизм!
Нет и тысячу раз нет, поскольку доподлинно верным побудительным стимулом к настоящему героизму всегдашне является разве что тот целенаправленно с самого детства разумно переиначенный эгоизм, всего-то навсего, только и всего, что всецело выходящий за рамки чисто скотского дрожания за свою собственную весьма уж горячо некоторыми из нас любимую шкуру.
И даже у животных в самом их инстинкте самосохранения вполне полноценно заложена забота о потомстве, а в том числе и ценой своего собственного «бесценного» существования.
257
Но нам природа – не указ, мы ей сами ведь все без тени стеснения сходу так до чего наглядно разом укажем, а еще и покажем ей кузькину мать, потому как она нам там и сям чего-либо весьма недвусмысленно и близко-то совсем же недодала.
Ну а дабы всемогуще вырвать силою из ее рук, то самое ею в своих наиболее дальних тайниках, как есть еще и впрямь до чего бестолково упрятанное, нам и надо бы невозмутимо вооружиться и именно что до зубов всем тем чрезвычайно воинственным долготерпением.
Ну а потому и следует рыть да рыть землю в поисках таинственных кладов всех тех вовсе-то пока никак неразгаданных нами механизмов, сколь этак слепо и поныне же заправляющих исключительно так ведь до чего еще нелегким нашим бытием.
Ну а как раз во имя того, чтобы нынешние люди хоть как-либо сумели всею душой и телом соприкоснуться с миром несоизмеримо великих и неземных благ далекого будущего нужно бы всячески нарастить темп технического прогресса, что и впрямь-то сколь стояще затем поспособствует всему тому дальнейшему развитию совсем недостижимо ныне высоких технологий.
Причем как раз - это у нас и впрямь где-то уж более чем явно так ныне вполне впереди вот по курсу…
Но курс тот может быть, сколь еще безупречно верен, разве что коли кто-либо будет, весьма вдумчиво и до конца всячески учитывать все те рифы и мели, которые и вправду могут, в том числе и полностью разрушить то самое, доселе не нами некогда созданное…
Причем и в том сколь немыслимо малом, безусловно, так проявляется уж то наиболее так осмысленно главное, в чем вернее всего и можно заметить сколь отвратительные тенденции нынешнего человека к полному саморазрушению.
Нынешние люди слишком так любят всю полную правду про тех уж явно вовсе других, а не про самих так себя.
Причем льстивую ложь любят не только отъявленные негодяи, но и люди никак уж совсем не страдающие какой-либо явно так совсем излишней для их сердца самокритичностью.
Ну а лить и лить бесконечно же бурным потоком мерзкую грязь в чью-либо сторону это ведь кому-то вот может быть разве что только в самую горестную радость.
И главное, про то, что все основное чего вообще было только возможно вполне действенно и разумно же совершить полагалось делать разве что во время происходящих событий…
Нет про это, наверное, кое-кто вообще ведь даже никогда и не слышал.
Ну а ту вовсе совсем чужую душу на куски резать на основании чего-то среднего - это до чего еще здорово похоже на замер средней температуры по больнице вполне, разумеется, что уж включая и морг.
Да вот, однако, кое-кому явно же более всего было охота жить так и, выпячивая все свое крайне пренебрежительное отношение ко всем бедам, что попросту подчас совершенно неведомы тем, у кого жизнь в целом неизменно протекала гладко, мягко и сладко…
258
И, разумеется, что все вышесказанное можно явно соотнести разве что к чему-либо вполне конкретному, а именно сколь наглядно так визуально зримому, а заодно и совсем немыслимо ведь чертовски прискорбному…
И именно таковым и можно же считать самое явное отсутствие чего-либо сколь наглядно так положительного в каком-либо с виду полностью приятном и привлекательном человеке.
А между тем вся та чья-либо никак этак вовсе совсем неисправимая неправильность, может быть, всего-то что только и заключается в одних лишь тех довольно-то совсем до чего неудачливо сложившихся жизненных обстоятельствах.
А именно потому и надо сколь еще осторожно и одними легкими касаниями разом уж сорвать покровы с глубоких и никак незаживающих ран чужой души.
Ну а затем коли, они и вправду никак не носят тот самый крайне себялюбивый, а потому и откровенно гнилостный характер вполне еще следует весьма вот взвешенно разобраться во всех проблемах данной личности, а не ломиться слепо напролом…
Другое дело, что для анализа злых и низменных поступков подобные методы нисколько не годятся, раз о любых каких-либо совсем недостойных высокого звания человека вполне конкретных деяниях надо бы судить строго, и обезличено.
И это так раз уж всякая грязь она – ужасно липкая и если начать сколь углубленно копаться в причинах задушевных подлостей, духовного мрака и невежества…
И то, конечно, полностью же искренне так вполне справедливо, но только, пока дело действительно будет касаемо всяческих подлых поступков, а не самого до чего только явного отсутствия каких-либо поступков хороших.
Причем бездействие - это тот же весьма вот наглядный поступок, но за бездействием в отличие от действия могут сами собой разом скрываться совершенно же разнообразные и никак непростые и вполне само собой до конца ясные и полностью понятные причины.
То есть, всяческое отсутствие даже и корней вроде бы для всех нас исключительно так естественного добра при всех тех к тому самых явных буквально-то выпирающих наружу изначальных задатках это нечто во всем иное, нежели чем, то откровенно гадкое недобро весьма ярко проявленное как-либо более чем сколь конкретно разом же наружно.
Поскольку всякий истинный омут зла неизменно делает себя полноценно счастливым как раз-таки за счет всех тех несчастий других, и это ему, безусловно, в усладу, а потому он не слеп, а воинственно же последователен во всех своих до чего только злокозненных намерениях.
Причем даже и самое беспросветно темное невежество вполне возможно будет хоть как-либо наделить весьма должным пониманием поистине верных и правильных принципов жизни, а для всего того следует нисколько так явно совсем не пренебрегать возможностью действительно взбаламутить весь ил чьего-либо никак не ко времени увядшего естества.
259
И действительно бояться даже и невольно соприкоснуться душою со сколь мятежно воинственной тьмою нужно бы разве что лишь тогда, когда это неминуемо разом-то как есть, непременно еще приведет именно к той довольно чувствительной встряске всей своей собственной души…
То есть разве что в том самом случае, когда чье-либо душевное уродство попросту так неодолимо манит за собой, а не тогда, когда оно только лишь весьма отвратительно и неприятно.
Однако людям, пьющим чистую родниковую воду из того так и искрящегося светом и добром первоисточника знаний, может быть подчас ведь вовсе совсем никак непотребно, наклониться почти до самой земли дабы испить из грязной лужи, безусловно, же, совершенно чужих им страданий.
И этому сколь недвусмысленно поспособствовала именно литература, научившая кое-кого льстивому и приземленно восторженному самолюбованию, горестному покаянию перед всеми своими довольно-таки сомнительными идеалами.
Ну а точно также в придачу подобные люди вполне этак склонны ко всякому сколь униженному умерщвлению духовной плоти, а никак не настоящей несгибаемости в суровой борьбе со всем тем подлинным, а не донельзя вычурным злом.
Весьма вот вполне определенного рода богоборческая писательская мысль, так и распинает душу человека на том самом новоявленном кресте.
И впрямь-таки вполне заставляя кое-кого сколь глубокомысленно поверить в некие те наивысшие абстрактные ценности, находящиеся где-то там за самой гранью всякого ведь воображения простого человека, и, уж во всяком случае, вне всяких пределов его житейского сознания.
Возвышенные книжные идеалы между тем и впрямь сколь невероятно заоблачны, а потому и никак они вовсе неприменимы в деле хоть сколько-то стоящего того переустройства весьма многогрешной человеческой натуры.
Да и вот еще, что нисколько не в меру стремительно разом так устремясь куда-либо к тем никак недосягаемым и далеким звездам, люди, не только остаются фактически безо всякой существенной опоры, но и становятся явными небожителями, едва ли понимающими, чего это вообще творится на той весьма плодотворной всеми своими грехами земле.
Да и обязательно при всем том они еще разом оказываются, буквально же заворожены, быстрыми и плодотворными решениями каких-либо давно (словно больной зуб) наболевших вопросов.
Или вот еще что: это как есть, несомненно, уж может ведь выразиться и в том на редкость последовательном соблюдении всех тех обветшало старых былых традиций.
Причем у большевистского племени второго, третьего, а тем более четвертого поколения все это как раз на то сколь еще разом и тянет, а именно вполне оно ныне приобрело более чем явственный облик весьма стародавнего и близко-то на этот раз нисколько так не религиозного ханжества.
260
И вот в каких именно невообразимо ярких и живописных красках, описывает данные явления человеческой природы классик общемировой литературы Майн Рид в его наиболее же замечательном романе «Квартиронка», причем из-за минувшего с тех пор времени, они вовсе так никак явно не выцвели…
«…Новой Англии – колыбель пуританизма, где исповедуется самая суровая религия и строгая мораль.
Но странным это кажется только на первый взгляд. Один южанин так объяснил мне это явление: Как раз в тех странах, где распространены пуританские взгляды, больше всего процветают всевозможные пороки. Поселения Новой Англии – оплот пуританизма – поставляют наибольшее число мошенников, шарлатанов и пройдох, позорящих имя американца, и это неудивительно: таково неизбежное следствие религиозного ханжества. Истинную веру подменяют чисто внешним благочестием и формальным соблюдением обрядности, и люди забывают о долге перед своим ближним; сознание долга отходит на второй план, и им пренебрегают».
261
Советский пуританизм сколь этак безапелляционно утверждающий, что «первым делом, первым делом самолеты» тоже как-никак, а своего рода ханжеский фанатизм, только ведь разве что полностью же наотмашь разом отрицающий саму идею Бога, как и всякое рукотворное сотворение вселенной.
Так что самое этак явное им порождение тех самых немыслимо ужасающих всякую праведную душу качеств в самой-то сущей краткости, описанных Майн Ридом, и было делом на редкость естественным и, кстати, по всей своей сути, более чем легко вполне объяснимым.
Создавая чисто вымышленные иллюзии, было бы уж никак попросту невозможно разом при этом не «упрятать под сукно» всю ту исключительно естественную человечность и самый простой, а не тот еще вычурно пламенный гуманизм.
Потому что вполне достойное того человеколюбие всею душой должно быть устремлено как раз именно, что к неким самым конкретным живым людям, а не только к одним тем белыми нитками сколь еще наспех к ним буквально-то намертво прикрепленным чисто же совсем абстрактным понятиям.
262
И то сколь откровенно парадное самопожертвование более чем неизбежно само собой приведет именно к тому, что почти всякий человек во всем том извечном пороховом дыму восторженных и напыщенных словопрений, безусловно, так навсегда, в конце концов, потеряет, все то, чего им и вправду должно было, собственно, двигать…
А именно любовь и веру в лучшее будущее всей своей великой и величавой страны.
Все это сколь нарочито звеня при этом шпорами, убивает шагающий широким строем бешеный энтузиазм, некого стадного чувства, вместо веры в себя и всего того здравого мироощущения своей уж как есть полностью личной и чисто ИНДИВИДУАЛЬНОЙ сопричастности к делу защиты своей родины от подлых и вероломных ее врагов.
Единение масс под общим для них флагом, дает им некий единый порыв, делает их всех братьями и сестрами?
И, однако же, коли чего-либо подобного и удастся действительно надолго когда-либо добиться, то вот как-никак, а истинно наилучшие ко всему тому условия могут возникнуть разве что, глубоко изнутри, а вовсе-то и близко так не снаружи.
А все это разве что лишь потому, что каким-либо сугубо внешним агитационно мощным и чисто насильственным воздействием на темную и невежественную психику серых масс, будет только лишь и возможно уж сходу так довести весь народ до той наиболее полнейшей, и совсем ведь вовсе нетрезвой апатии…
Ну а о чем-либо ином тут и речи быть явно не может.
Причем при подобном никак не в меру необычайно старательном приложении всех тех великих духовных сил всякий конечный результат может оказаться лишь совершенно так явно обратен всему тому сколь блаженно как есть заранее весьма же страстно искомому…
263
И это как раз именно благодаря той чисто внешней яростно навязанной человеку морали он и становится сущим зверем, подчас даже и непомнящим, а зачем это его вообще некогда породили на белый свет.
Причем всеми действиями этакого интеллектуально убогого фанатика отныне будет заправлять отнюдь уж никак не тот хоть чего-либо на деле стоящий здравый смысл, а некая особая логика того социума, который возник именно в связи с ярым сплочением рядов при помощи насквозь пронзающего до чего многие души дикого страха.
И всякий тот или иной индивидуум до чего еще явно боялся разом выбиться из весьма строгой и четкой шеренги.
И ведь не только из-за той беспрестанной боязни разом же далее перестать, сколь еще ярко блистать кристальной чистотой перед священным ликом всесильной идеи, но и потому, что одному ему было как-то совсем этак до чего вовсе непривычно и неуютно.
Ну а, в особенности, смерть всех тех довольно простых человеческих навыков, как и истинно элементарных для каждого из нас самых естественных чувств явственно так при этом разом коснется именно натур никак не в меру безнадежно же паразитических.
То есть, именно тех довольно слабых в моральном плане личностей из общего числа людей, которые по всей своей природе всегда уж еще до чего мигом постараются везде и во всем сходу урвать именно свой самый наилучший кусок из всего того подчас так довольно увесистого общественного пирога.
И это считай вот подобного рода люди и впрямь-таки попросту сходу липнут ко всей той чрезвычайно ныне идеологизированной власти.
Ну а также совсем уж безропотно они как раз ведь только и делают, что буквально так все, что та им и вправду сколь сходу разом прикажет в явной надежде на то, что подобное рвение будет кем-либо вполне на деле всецело оценено.
А все это сколь непосредственно само собой означает, что этаким рьяным блюстителям широких, словно Белое море государственных интересов, при случае попросту же наскоро спишутся все те беспрестанно творимые ими лютые бесчинства, а особенно коли они, как есть, и впрямь-то осуществляются по прямому заказу самого государства.
И ведь все то лютое зло кроваво красного безвременья ныне уж начисто именно что попросту так явно позабылось.
А как раз потому и сколь гладко отполированное «светлое прошлое» и будет, в конце-то концов, вовсе неразделимо до кучи так собрано в сколь славную копилку той самой отменно наилучшей эры героических свершений, побед и репрессий.
Ну а затем все это, по случаю, и будет весьма же толково так подано на блюдечке большой исторической перспективы, как трудный, но правильный процесс постепенного перевоспитания трудового народа в духе новых и сколь ярчайше светлых идей.
Потомки, живущие в индустриальном развитом обществе, от всего этого могут, конечно, и впрямь вполне этак разомлеть, да и, кстати, разом ничтоже сумняшеся вполне вот признать все те предпринятые некогда властью усилия, как жестковатые, но между тем во всем своем корне при этом бывшие сколь еще явственно во всем истинно верными…
Да только этаким образом могут уж думать разве что те, кто дальше своего носа совсем ничего и не видит…
Ну а обманутый грядущим несбыточным счастьем народ верит буквально всему разве что, пока беда гулким набатом враз не нагрянет, а как она по его душу нагрянула, так и вера в нем ломаться тут же ведь начинает, словно та еще яичная скорлупа…
264
И вот как раз-таки вслед за теми до чего внезапно наступившими днями невозможно же чудовищной Второй мировой войны весьма многие люди более чем сходу вырвались из плена всех тех доселе в них некогда прежде живших ярчайших иллюзий.
И как есть, разом так начали они довольно-то быстро даже и невольно ведь тогда прозревать, а как раз потому они вовсе-то сколь безрадостно в принципе уж и дойдут всем тем своим ЧИСТО практическим умом…
Причем как раз-таки то им вполне довелось сколь еще трезво вот разом тогда как есть еще до конца осознать…
Нет, никак то и близко совсем уж оно не иначе, а тот на все времена величайший инкубатор славных идей всего-то лишь очень даже большая зловонная яма…
Ну а от подобных выводов и до реальной измены явно окажется совсем так не столь ведь и далеко…
И Великая Отечественная война как раз и являет собой наиболее наилучшую демонстрацию того самого исключительно наглядного проявления никак подчас и близко незаретушированного словесной фальшью того еще сколь этак помпезно пренебрежительного отношения Советской власти ко всему своему вовсе-то совсем безразличному ей народу.
А как раз-таки потому та трусливо же спрятавшаяся за чужими спинами безумно смелая (в одной лишь воинственно патетической фразеологии) советская партократия сколь еще яростно тогда доказала наиболее главную свою лютую способность, нести смерть, прежде всего, своим и одним разве что только своим и точка.
Ее наиболее основным стимулом к действию было сущее нагнетание всеобщего и всепоглощающего страха перед наказанием за невыполнение любого даже и наиболее откровенно же самодурского, спесивого приказа всякого штабного начальства.
Причем смерть солдатская, да и офицерская тоже, была тем лишь более немыслимо ужаснее, чем ближе и ближе линия фронта вовсе-то никак нелениво явно этак подкатывала к тому монстру в человеческом облике, которого и впрямь буквально каждому в те времена вполне надлежало сколь стойко и доблестно всеми силами яростно защищать.
265
А впрочем, власть Сталина никак не была до чего, изуверски уж до чего еще совсем неприглядно донельзя плохой.
Поскольку если бы у руля власти тогда оказался, кто-то другой, трудовые лагеря могли бы стать основным пристанищем от 60 до 90 процентов населения СССР.
Человеческого сердца у многих господ большевиков, практически не было попросту никакого – у них вместо него были твердые, словно гранит фанатически скроенные убеждения…
А чего это вообще было нужно, чтобы совсем так бесслезно и безэмоционально разом вот сходу отдавать приказ о самом уж вовсе бессмысленном расстреле ни в чем и близко зачастую нисколько неповинных людей?
Да и во время ВОВ, они себя проявили самым должным большевистским образом…
Отборные кадры процеживали окруженцев сквозь мелкое сито фильтрационных лагерей.
И уж весь этот их совсем несгибаемый и прямолинейный характер еще и явно будоражила гордая стать верного выбора партии, назначившей именно их, безгрешных и пламенных, на эту до чего исторически важную должность.
Ведь это им – людям с кристально чистой от всяческих слюнявых сомнений душой – и было сколь безотлагательно вполне уж доверено отстреливать и отстреливать паникеров и дезертиров.
Ну а если у кого из них рука ненароком и дрогнет, то тотчас его самого вмиг отправят на тот весьма и весьма до чего только недалекий и впрямь-то убийственный фронт.
А между тем сама мысль о чем-либо подобном у многих из тех «правильных ребят» тут же разом приподнимала жесткую шерстку на их загривке.
266
И всем тем подлым и низколобым людишкам было совсем этак недвусмысленно наспех тогда внушено, что это, они и есть первый эшелон защиты родины.
Ну а на передовой в жуткой грязи, темени и крови возится тот второй, который только вот распусти – тут же, они все как один по своим домам, да огородам разом и разбредутся.
Приказ «Ни шагу назад» это и есть именно тот самый верх «чиновничьего оккультизма» все у них на бумаге было совсем не так, как оно тогда и вправду на деле имелось в той самой доподлинно настоящей действительности…
Просто всего-то за землю родную разом костьми же лечь это, и есть тот наиболее явный призыв муравьиной королевы ко всем ее на редкость до чего только безропотным защитникам, безмозглым насекомым.
И кстати, вполне разумное геройство во времена всеобщей паники это уж тоже тот еще нонсенс, поскольку человек он как-никак более чем неизбежно животное стадное.
267
Во время всеобщего разгула осатанелой анархии явно уж и впрямь практически сходу выходит наружу все, то наиболее исподнее во всей той и без того крайне само собой нисколько никак вовсе непритязательной человеческой натуре.
Ну а то самое весьма же изначально наиболее главное, что и впрямь-то должна была вполне еще надежно прививать всякая возвышенная литература, так это умение вовремя подавлять бунт звериных и скотских инстинктов, дабы в нужный момент разом отсечь все корни людского малодушия, не проливая при этом целые реки совершенно напрасной крови.
И явно же, что великие писатели 19 столетия как-никак, а вполне могли сколь действенно подготовить для всего того наиболее верную и плодородную почву.
Да вот однако сколь еще болезненно они самоустранились от подобной архиважной задачи, разве что только лишь подлив масла в тот и без того безмерно великий пламень человеческих страстей.
268
И вот надо ли было Льву Николаевичу Толстому, и впрямь-то раз за разом сколь беззастенчиво выдавливать из себя раба, дабы как есть, затем уж и сделать грядущее советское рабство фактором вовсе-то совсем никак и близко неотделимым от всей той, так или иначе, уж существующей в то время чисто сталинской действительности?
То есть, собственно, и стало оно тогда той самой, что ни на есть весьма вот неотъемлемой частью общественного сознания буквально же целой исторической эпохи.
Причем прививать какие-либо полноценно иные принципы жизни было бы уж явно и впрямь вовсе ведь никак совсем нелегко, а в том числе и потому, что правильная дорога всегда довольно тяжела и трудна для всякого того, кто медленно бредет по ней.
И куда только явно полегче будет на лихой тройке унестись же ввысь, да и громыхать оттуда, как Зевс молниями, метя при этом во все, то греховное и духом нисколько никак совсем этак явно несветлое.
А между тем надо было Льву Толстому всегдашне жить именно умом, а не неистово бьющимся сердцем, или некими теми чисто извне позаимствованными чужими мудрстваниями, из тех-то самых чересчур как есть блекло светлых истин, что были чисто напрочь оторваны от всякой той исконно русской почвы.
Да вот ведь, однако, явно пришлось бы ему тогда не только того самого тщедушного раба из себя и впрямь сколь прямодушно всеми-то силами выдавливать, но и посильно идти совсем уж против течения, что гораздо тяжелее, чем всегда и во всем ему радостно следовать.
269
Однако именно в чем-либо подобном и проявляется яростное бурлачество большой и светлой души, а Лев Толстой зачастую во всем интуитивно следовал за пороками своего века, как, впрочем, и многие другие деятели добра его доподлинно великой державы.
Причем чего это тут только поделаешь, немалое число из них, было совсем безо всякого царя в голове.
Им всею душою хотелось нести в серые массы яркий свет книжных истин, а между тем для них он уж точно чего-то и впрямь вовсе ведь совсем никак несъедобное.
Их мозг может воспринимать исключительно лишь только то, что само самой требует их желудок и сердце.
Поглощать какую-либо высокодуховную пищу безо всякого хотя бы и самого начального образования попросту фактически же невозможно.
Но кто-то между тем всем тем своим чисто внутренним взором все и впрямь-таки видел совсем вот явно на редкость иначе…
То есть свет идей яростно ослеплял людей, мыслящих чисто же абстрактными категориями, а как раз потому они сколь радостно давили на газ, так и, сталкивая обветшалый дилижанс прежней российской государственности в бездонную пропасть большевистского безвременья.
270
Антон Деникин в его книге «Очерки русской смуты» весьма вот размашисто пишет о том, во что - это именно некогда обошлась интеллигенции в России, вся та сколь непримиримо великая ее любовь ко всей той до чего еще изнеженной и обласканной идеалистической литературой крайне вот пылко любимой себе.
Ну а в особенности еще и явно учитывая всю ее, так и бьющую совсем через край до чего глубокомысленную весьма же подчеркнуто выхолощенную европейскую утонченность.
Причем поболее всего она весьма отчетливо выражалась именно во всей той крайне изысканной предрасположенности российских интеллектуалов ко всяческим ярким и весьма ведь сладкоречиво высказанным мыслям.
Ну а также можно сказать о весьма вот явной склонности до чего еще многих просвещенных людей родившихся на российской земле ко всему тому сколь безмятежно же внутреннему, никем и ничем не нарушаемому покою.
И вот они те исключительно верные слова Антона Деникина.
«Одно бесспорно, что аграрная реформа запоздала. Долгие годы крестьянского бесправия, а нищеты, а главное, – той страшной духовной темноты, в которой власть и правящие классы держали крестьянскую массу, ничего не делая для ее просвещения, - не могли не вызвать исторического отмщения».
И главное, все это разве что от того сколь непомерно так большого желания, нисколько и близко вот никогда не запачкаться ни в какой грязной возне во имя чисто грядущего, и куда значительно поболее благополучного переустройства всего того нынче-то, пусть и кое-как, но вполне, однако, весьма надежно существующего жития-бытия.
И оно и впрямь-то может ныне быть до чего откровенно же отвратительно мерзким!
Но вот зато всеми силами разом же впрягшись, дабы со временем явно улучшить буквально всеобщее людское существование, можно было до чего славно, затем зажить и не тужить в том самом истинно великом духовном единении со всем своим навеки любимым, родимым краем!
Да только зачем это нам вообще, коли уж речь вполне ведь идет именно о той грязи, что непременно так намертво тогда еще разом прилипнет к нашим чистым и нежным благородным рукам?
Чехов в его рассказе «В родном углу» полностью уж до конца вполне наглядно раскрывает данное устремление российской интеллигенции, явственно выражающееся в ее сколь весьма откровенном желании быть бы ей всегда уж только лишь с краю от какого-либо хоть сколько-то вполне того стоящего всеобщего народного просвещения.
«О, как это, должно быть, благородно, свято, картинно – служить народу, облегчать его муки, просвещать его. Но она, Вера, не знает народа. И как подойти к нему? Он чужд ей, неинтересен; она не выносит тяжелого запаха изб, кабацкой брани, немытых детей, бабьих разговоров о болезнях. Идти по сугробам, зябнуть, потом сидеть в душной избе, учить детей, которых не любишь, – нет, лучше умереть! И учить мужицких детей в то время, как тетя Даша получает доход с трактиров и штрафует мужиков, – какая это была бы комедия! Сколько разговоров про школы, сельские библиотеки, про всеобщее обучение, но ведь если бы все эти знакомые инженеры, заводчики, дамы не лицемерили, а в самом деле верили, что просвещение нужно, то они не платили бы учителям по 15 рублей в месяц, как теперь, и не морили бы их голодом. И школы, и разговоры о невежестве – это для того только, чтобы заглушать совесть, так как стыдно иметь пять или десять тысяч десятин земли и быть равнодушным к народу. Вот про доктора Нещапова говорят дамы, что он добрый, устроил при заводе школу. Да, школу построил из старого заводского камня, рублей за восемьсот, и "многая лета" пели ему на освящении школы, а вот, небось, пая своего не отдаст, и, небось, в голову ему не приходит, что мужики такие же люди, как он, и что их тоже нужно учить в университетах, а не только в этих жалких заводских школах».
271
И вот чисто наотрез отказывался доктор Чехов хоть как-либо понимать тот непреложный факт, так и глаголющий всем нам о том, что, то единственное и, кстати, на редкость естественное состояние души человека – оно-то и есть та сельская среда, в которой он повседневно живет, да и беспрестанно кует свое мелкое человеческое счастьице.
Может быть, и не надо бы его от земли совсем вот без устали отрывать, а в особенности при помощи той сколь еще суровой и грубой силы?
Кто достоин, тот свое и так всенепременно возьмет, да и брал безо всяческих тупо исходивших слюной пропагандистов столь взахлеб прославляющих дальне дали некоей вовсе абстрактно уж, как только и впрямь значительно лучшей жизни.
Однако как есть вполне надобно было Чехову сколь глубокомысленно многое с ног на голову разом переиначить, дабы совсем ведь незатейливо же создать того самого искусственно счастливого человека с ценностями на редкость во всем полностью отличными от тех, что некогда были у простого и поистине незадачливого крестьянина.
То есть лично ему и был весьма же непременно сколь еще искренне важен и нужен некто до самого лютого отчаяния явно иной – озаренный зарницей возвышенных идей новый человек.
А те будто бы и впрямь очаровательно благостные идеи разве что где-то совсем вот мельком и ненароком нисколько уж ненадолго разом проблеснули на самом горизонте, но при этом так и остались крайне далекими от нас, словно мираж в безводной пустыне.
А доктора Чехова, понимаешь ли, и близко никак не устраивало, чтобы все мужики в начальных школах самым азам грамоты обучались, ему, значит, каждому подавай по университетскому образованию, причем, разумеется, что ради одного же чисто эфемерного равноправия, а вовсе не просто так от всей той его беспристрастно слащавой, самосозерцательной спеси.
272
А между тем большой писатель Александр Куприн, приводит тот вполне стоящий должного упоминания пример, как это все-таки тяжело было тем из века в век необразованным людям выходить на дорогу знаний, где буквально все им было внове, да и совершенно и близко попросту никак непонятно, как оно там вообще и чего.
Александр Куприн «Олеся»
«Ярмола никак не мог представить себе, почему, например, буквы "м" и "а" вместе составляют "ма". Обыкновенно над такой задачей он мучительно раздумывал минут десять, а то и больше, причем его смуглое худое лицо с впалыми черными глазами, все ушедшее в жесткую черную бороду и большие усы, выражало крайнюю степень умственного напряжения.
– Ну, скажи, Ярмола, – "ма". Просто только скажи – "ма", – приставал я к нему. – Не гляди на бумагу, гляди на меня, вот так. Ну, говори – "ма"…
Тогда Ярмола глубоко вздыхал, клал на стол указку и произносил грустно и решительно:
– Нет… не могу…
– Как же не можешь? Это же ведь так легко. Скажи просто-напросто "ма", вот как я говорю.
– Нет… не могу, паныч… забыл…»
А между тем, этот самый человек с лесом и землей был подчас во всем однозначно на ты, а потому и мог он о ней действительно знать кое-чего из того, о чем, быть может, даже и знаменитому профессору ботанику далеко не всегда было о ней вполне еще доподлинно на деле известно.
273
Из века в век все, то, что ранее было совсем немыслимо сложным почти, что для всех и каждого, вовсе-то и неприметно со временем сколь многозначительно же упрощается.
К примеру, те считай самые азы основ геометрии – 2000 лет назад, уж то самое, чего сегодня изучают все в 7-8 классах общеобразовательной школы, было чем-то навроде высшей математики, а потому и овладеть подобного рода невероятно сложными знаниями в те ныне сколь далекие времена могли лишь, пожалуй, довольно немногие.
Да даже и 150 лет назад изучение начал алгебры, тоже уж было делом на редкость так весьма трудоемким, а потому и переход от цифр к буквам тогда занимал в четыре раза поболее времени, нежели чем он ныне у нас занимает сегодня.
И вот он тому лишь самый малый пример.
Александр Куприн «Яма».
«Это неизбежно.
Вспомните, Лихонин, как нам был труден переход от арифметики к алгебре, когда нас заставляли заменять простые числа буквами, и мы не знали, для чего это делается».
А делается все это в том числе и затем, дабы целенаправленно приучить детское никак и близко пока еще несформированное сознание к тому самому чисто иному абстрактному мышлению, ну а быстро чего-либо подобное и близко же никак вовсе вот не происходит.
274
Да и наиболее главная беда с теми никак не в меру мечтательными людьми именно в том и состоит, что они слишком-то искренне верят, что и впрямь будет еще возможно весьма многое видоизменить, совсем не мелочась, дабы потратить на это безо всякого остатка все силы своего крайне недалекого и недальновидного поколения.
А между тем, до чего еще яростно же и безотчетно сходу устремив массы простого народа в некий тот всецело так пока вовсе ведь призрачный завтрашний день, только-то и возрождаешь те самые страшные яви, как-никак чисто всеобщего нашего дня позавчерашнего.
И откуда вообще взялась на Руси вся эта тяга к подобному необычайно быстрому, и сколь откровенно разом уж спешно всем и каждому считай так насильно навязываемому преобразованию?
А главное сколь еще деятельно оно во всем сосредоточилось именно на том весьма бескомпромиссном выкорчевывании всех тех пороков былого и минувшего, что с нашим нынешним настоящим расстаться и близко ведь сами собой никак уж пока совсем не хотят.
И это притом, что все недостатки общества просто намертво вмонтированы во всякое человеческое сознание, и каждый человек, идя по тому не такому уж и длинному пути своей жизни, только лишь приумножает все то, что он впитал еще с материнским молоком.
Ну а нечто новое можно заложить разве что только в детей, сколь явственно - это сочетая со всеми теми относительно положительными изменениями именно в том ныне уж существующем обществе.
И ведь его и близко нельзя сколь разом уж разрушать, дабы на его обломках затем еще сходу так и построить нечто монументально новое, а особенно коли речь тут будет идти о том, что доселе никогда не существовало во всей человеческой природе.
Причем праздные мечтания о чем-либо никак нынче несбыточном могут только лишь сходу же возродить некое сколь стародавнее и крайне гиблое прошлое.
Причем все - это хотя бы отчасти вполне же естественное производное, тех самых книг европейских авторов кривооких провидцев, что в своих розовых снах так и видели тот донельзя славный момент попросту именно что чудодейственного возникновения некоего нового света в той-то самой непомерно древнейшей, обыденной полутьме.
275
Причем именно в России все те никак не в меру слащавые благоглупости к тому же вот были и довольно-то безбожно сколь сходу весьма изрядно утрированы, приобретя при этом насквозь извращенную форму, а все из-за того максимализма, который был совсем неизменно распространен посреди представителей российской интеллигенции.
Причем речь не идет о чем-либо сугубо вот узко национальном, а можно сказать считай вот о представителях всех же народов, так или иначе населявших шестую часть суши.
Правда, гении своего времени, вполне же оказавшие максимально большое влияние на горячие умы предреволюционной эпохи были исконно русскими людьми.
Вот скажем один из их числа…
Причем и впрямь-то именно на то и похоже, что достопочтенный писатель Чехов, сколь благодушно от всей своей большой души пожелал, дабы рабочие и крестьяне учились в университетах, а интеллигенция наоборот пол подолом, низко, во все стороны, кланяясь подобострастно же протирала, дабы далее ей из народа нисколько так вовсе не выделяться.
Эта тенденция более чем наглядно прослеживается ни в каком-либо только одном из подчас уж никак незадачливых поздних его произведений, а как раз-таки потому и не может нечто подобное быть одной той весьма же сколь досадной оплошностью или скажем сущей случайностью.
И как раз именно в чем-либо подобном Чехов и видит тот самый крест, который, как оказывается, и должны были нести на себе вполне полноценно развитые люди, дабы всенепременно когда-то ведь еще наступило то самое чисто же всеобъемлющее людское благоденствие.
Все как один и вправду отныне должны были по всем тем сколь беспардонно суровым воззрениям Чехова буквально с расцвета и до заката сколь еще безотказно трудиться, и уж всем и каждому при этом только и полагалось быть, всецело так до конца полезными членами общества.
Ну а нечто подобное - это два конца одной и той довольно острой палки.
276
И это как раз в то самое время, когда уж и близко не было совсем этак ничего хоть сколько-то поважнее нежели чем именно то, чтобы высокие государственные должности никак ведь не обсиживались всевозможными взяточниками и на редкость изощренными наследными казнокрадами.
Ну а кроме того совсем нельзя допускать, чтобы тупицы и бестолковые невежды силовыми структурами блаженно и сладостно до чего только напропалую командовали…
Да только при всем том про нечто подобное во всем же творчестве Антона Чехова, лично так автору этих строк, почти ведь ничего и никак фактически не попадалось.
У него, может, и есть, хоть чего-либо кроме тех четырех коротеньких юморесок «Мелюзга», «Надлежавшие меры», «Разговор человека с собакой», «Ушла».
Однако об эдаких вещах надо было сочинять целые повести и как раз-таки в этом аспекте и надо было всячески же обличать все российское общество, а никак не отыгрываться на злосчастных бездельниках, и, кстати, вовсе-то не склонять людей интеллектуального труда – к труду более чем для них бессмысленному – физическому.
277
Ведь тот и близко ни в чем никак не облагораживает саму душу человека, а скорее, наоборот, безмерно лишь поболее ее всячески разом же закабаляет.
Ну а точно также и сам результат всеобщего труда подчас уж более чем безнаказанно кое-кем вконец разворовывается, раз повсюду взяточничество, кумовство, невежество чиновников в делах, которыми они сколь бестолково и по-заправски делово уж до чего везде только и заправляют.
Вот бы кого еще Чехову разом пронзить своим острым гусиным пером, так нет, ему, понимаешь ли, всякие бездельники совсем житья никакого не дают всею своей сущей бездумной и безыдейной праздностью.
Ну а такие его рассказы как «Неприятность» и «Шило в мешке» погоды никак уж совершенно вот вовсе не сделали!
Вот еще один яркий пример из его позднего творчества.
Чехов «Невеста».
«Вчера Саша, ты помнишь, упрекнул меня в том, что я ничего не делаю, – сказал он, помолчав немного. – Что же, он прав! бесконечно прав! Я ничего не делаю и не могу делать. Дорогая моя, отчего это? Отчего мне так противна мысль о том, что я когда-нибудь нацеплю на лоб кокарду и пойду служить? Отчего мне так не по себе, когда я вижу адвоката, или учителя латинского языка, или члена управы? О, матушка Русь! О, матушка Русь, как еще много ты носишь на себе праздных и бесполезных! Как много на тебе таких, как я, многострадальная»!
278
Вот уж действительно слезы в три ручья как у Ярославны ей-богу!
А между тем довольно немалое наличие тех самых никак не редких в западном мире людей, что попросту неспешно проживают все свое довольно немалое состояние, никак при этом и близко вовсе-то не мешает ему столь традиционно день за днем между тем день за днем процветать.
Да, что, правда то, правда там сколь, несомненно, живут и здравствуют целые толпы тех людей, что только и всего, что попросту так получили от своих предков довольно-то значительное и солидное наследство, и вот они его, год за годом и проживают, медленно и бесцельно прожигая всю свою жизнь.
А, кроме того, там вполне вот хватает и тех профессиональных безработных, что живут за счет государства всю уж время своего как есть вполне ведь на редкость полусознательного существования.
Да и в той навеки ныне прежней, царской России тоже были всякие растяпы, фаты и моты, причем как раз из числа тех, кто, в самый короткий срок в пух и прах проматывали все свое состояние. Однако крестьяне весьма обширных областей совсем не потому по временам до сущего так последнего истощения вполне уж вот доходили.
279
Причину их великих и безвинных страданий более чем полновесно и сколь верно описал Салтыков-Щедрин в своей книге «История одного города»:
«Не то что в других городах, – с горечью говорит летописец, – где железные дороги не успевают перевозить дары земные, на продажу назначенные, жители же от бескормицы в отощание приходят».
И то вовсе не злая сатира, зачастую до самых краев переполненная довольно-то плохо скрываемого внутри авторского я уж самого так вовсе нечестивого презрения ко всей своей отчизне, а потому и весьма беззастенчиво привирающая Бог весть чего ради одного лишь красного словца…
Нет, уж описанное выше положение вещей, действительно было тогда практически повсеместным и сколь, кстати, однозначно вполне по-житейски тривиально обыденным.
И никому бы, ясное дело, никак не стоило бесцельно же идеализировать ту старую Россию, исторические корни большевизма, они в ней самой и есть.
Потому, как и при том самом «светлом ликом» царизме, народ голодом морили, во времена бескормицы, в самом массовом порядке, вывозя заграницу зерно, без сомнения могшее верно спасти до чего многие людские жизни.
280
А при тех вполне вот полноценных приемниках былого царизма большевиках и близко так не возникло, то совсем уж особое и новоявленное зло, а разве что куда поболее обострилось зло старое, приобретя при этом некую ту как-никак, а на редкость до чего отличную от всего того прежнего истинно наихудшую внешнюю оболочку.
Причем старое зло при всей той весьма весомо отъявленной своей негативности и вправду подчас имело хоть какою-либо долю доподлинно настоящей совести, а потому и судьба нищего крестьянства тех господ все-таки действительно в той еще самой глубине души вполне всерьез где-то уж как-никак волновала…
Ну а новые хозяева всей нынешней жизни и смерти подчас еще и всем сердцем жалели, что необъятнейший лес будет на деле вполне вот способен кое-кого из сельских людей даже и невольно сколь еще хлебосольно тем жарким-то летом, на самом уж деле вполне прокормить.
Та старая жизнь была крайне тяжкой и на редкость безответственно безыдейной?
И что вот те ослепительно светлые идеи и впрямь могут дать разум и ту безупречно верную хозяйскую хватку?
Да только вовсе ведь нет, раз они перво-наперво создают именно тех до чего еще пафосно день за днем так и сыплющих сколь откровенной пустопорожностью сытых дармоедов, что имели весьма ведь хорошо поставленную речь и стальные нервы.
Однако при всем том, какого-никакого житейского ума, что и впрямь-таки будет на редкость ведь нужен для более-менее праведного планирования, всяческого сколь неизменно должного распорядка своих начальственных действий те неучи не имели буквально уж не в едином своем глазу.
И, конечно, при той еще ныне совсем ведь весьма стародавней царской власти действительно были этакие гуляки, что попросту подчистую пропивали все, то их ближними и дальними предками доселе вот некогда сколь еще праведно нажитое.
Да только сам как он есть более чем незамедлительный переход денежных средств из неких беспутных рук в путные, дело нисколько и близко ведь вовсе не «пожароопасное».
Ну а потому, коли тот никак незадачливый герой рассказа Куприна Гуга Веселов (именно таково и название самого рассказа) буквально всего в конечном итоге лишился, то уж из-за всего того, то самое начисто вот полностью промотанное им имущество нисколько не пострадало, а может чего и весьма существенное разом так выиграло.
И вот он до чего еще яркий отрывок из этого произведения Александра Куприна:
«Встречался я с ним, правда, очень редко, еще в то время, когда он проедал и пропивал несколько наследств: дядино, мамино, папино, тетино, двоюродных бабушек, – наследств, в виде каменных домов с суточными номерами, трактиров, торговых бань, даже чуть ли не публичных заведений. Много рассказывали в городе, а иногда и в печати об его диковинных, чисто по-русски несуразных кутежах, в которых смешивались остроумие с жестокостью, грязь с изысканностью, издевательство с трогательными порывами».
Но то к делу никак не относится, питейные заведения всего мира неизменно полны всякого рода племени беспечными гуляками часто посредством того постепенно теряющими не одно свое полноценное человеческое достоинство, но и все действительно имеющееся у них достояние, однако, то никак не беда для всего остального общества в целом.
281
И то, что сколь неистово же грозит той самой весьма вот скорой и лютой смертью всякой государственности в буквально-то любой стране мира – так это абсолютное безверие, а также коррупция и своеволие из-за полнейшего отсутствия вполне надлежащего четкого контроля центральной власти над всеми ее мелкими наместниками на местах.
Ведь при таких довольно прискорбных делах любые лица облеченные властью и полномочиями (как бы они далее себя не называли), несомненно, становятся сущими царьками и только от их благоволения и будет зависеть всякое хоть сколько-то успешное обустройство в целом всегда же фактически при любой власти почти одинаково существующего общественного быта.
Причем, всем гражданам от мала до велика - вполне еще достоверно до чего явно вот надлежит совсем уж никак вовсе не забывать…
На дворе как-никак, а нынче эпоха сколь расторопных и услужливых холуев, что столь униженно прямо вот как есть с протянутой рукой всегда уж будут просить у начальства, словно милостыню, права хоть чего-либо вообще самостоятельно сделать.
Ну а на дверях того начальства все также незримо будет высвечиваться надпись (без вызова никому не являться).
Причем оно не только сколь весьма своевольно, но и подчас совершенно же воинственно во многом безграмотно…
И то начальство ни в едином его глазу явно ведь вовсе совсем не заботит какое-либо никак вполне очевидно несветлое нынешнее настоящее, а только лишь разве что пред его мутным взором, так и мелькает некое, то сколь же пресловутое светлое завтра.
Причем коммунистическим оно будет или капиталистическим то еще явно окажется полностью уж зависимо разве что от одного направления ветра и ныне так или иначе сложившейся политической конъектуры.
Да и вообще люди, властвующие над обществом, крутят именно то кино, которое и было до чего строжайше рекомендовано к его вернее некуда на редкость принудительному просмотру…
А предназначалось оно разве что для совсем отныне сколь безликих же масс простого народа.
Причем демагогия красного демона большевизма, была непросто всесильна и всеобъемлюща, но еще и довелось ей быть сколь заковыристо весьма изощренной.
Причем тот единственно верный путь он всегда был разве что только один и если нынче поменялись планы строительства, то все остальное осталось на точно том же самом месте…
А между тем строить именно то, что велит коллектив это всегда только и значит строить все то же бесправное рабство, потому как чувства внутренней свободы от перемены экономических доктрин почти ведь нисколько так ни у кого абсолютно ведь вовсе совсем никак не прибавится.
Другое дело, что выбора у людей может уж никак и не быть попросту ведь никакого…
То есть, коли и впрямь на деле имелось на то до чего еще ясное и четкое распоряжение вышестоящих инстанций, то вот как раз именно таковым, затем уж и суждено было быть всему тому вполне верно выверенному пути в светлые дни того самого наилучшего грядущего.
И простым людям сколь беспрестанно выносят весь мозг фактически точно теми же штампами, которые нынче сегодня так истинно в моде.
Да и вообще исключительно ведь безвременно и вечно в России царствие в точности тех невообразимо напрасных надежд, причем как-никак, а происходит все это именно что в условиях вовсе уж сколь еще бескрайне суровых будней родного края.
А только лишь оттого и не могло хоть сколько-то вообще ведь обойтись на ее земле безо всякого того на редкость полновесно мученического венца, буквально всякому в его необъятно раздольных пределах никак не иначе (а пред своим начальством) нисколько и близко уж нисколько неправому творению божьему.
А оно непросто всегда и везде было и есть, что называется до самого конца полностью право, но еще и впрямь воздев же руки к самым небесам, то начальство за все и вся будет при этом явно вот разом единственное, что в ответе…
А только лишь потому благочинно и сурово оно подчас ведь окажется во всем сколь еще явно сродни Всевышнему во всех своих совсем так непревзойденных возможностях, беспощадно карать тех, кто ему даже и мимолетно, хоть в чем-либо никак непокорен.
282
Причем явление то, ясное дело, уж вовсе никак нисколько не новое – революция разве что всячески обострила все те довольно-то старинные социальные противоречия.
А заодно и вполне однозначно как раз-таки именно она во всем ведь и поспособствовала той еще весьма значительно большей непроницаемости постных лиц новоявленных слуг простого народа.
Но можно ведь было и близко явно уж никак не создавать для всего того, истинно гиблую и весьма благодатную почву?
Великие классики общемировой литературы, несомненно, могли бы сколь разом заняться всеми теми чисто текущими проблемами всего своего родного угла.
А к тому же при всем том, им ведь явно и близко, что совсем вот нисколько не следовало, считай так словно бы кислотой до чего только сходу вытравливать сам дух той или иной всяческой общественной и личной праздности.
Да и то чисто навеки треклятое угнетение никому и близко не стоило всею душою более чем неистово и безудержно весьма вот чертовски же поносить, а заодно и совсем буквально-то, на чем только свет вот стоит.
Поскольку, главные общественные язвы до чего еще непременно заключены совсем уж в иных вещах и крайне болезненных факторах, которые между тем никак не изжиты буквально так и сегодня.
И это как раз считай те до чего беспардонное воровство и коррупция в тех и близко же нигде абсолютно невиданных масштабах, и послужили первопричиной довольно-то многих российских бед.
Но отнюдь никак не само по себе наличие на ее земле чрезмерно праздных людей, которые при любом раскладе вовсе вот никогда не сумели бы (даже и при всем своем большом аппетите) разом вместить в себя поболее одного обеда или тем паче никак не в меру плотного ужина.
283
И вовсе-то не в тех до чего же совсем так донельзя пресловутых бездельниках тут все было дело, а куда вернее главная беда заключалась именно в тех вконец зажравшихся чиновниках.
И уж самому подавляющему большинству из них и впрямь было нисколько ведь явно попросту никак нипочем иметь у себя в загашнике столько золотых украшений, что хватило бы и на добрую сотню рук и все им будет разве что только мало, да мало…
А между тем этакая безразмерная алчность, а также и сладострастно сытая неразборчивость в средствах по достижению средств к достатку со стороны тех людей, что будут безумно рады прихватить себе буквально все до чего сумеют дотянуться их волосатые лапищи, никак не волновала ни Чехова, ни Льва Толстого, ни даже Достоевского.
Им бы только единственное, что со всеми теми нежнейшими идеалами в сущую чехарду до чего беспрестанно бы слепо играть, и это они милые все те заблудшие души сами-то собой на свет Божий до чего разом, ясное дело, как-никак, а вовсе же чисто наощупь некогда, разом и выведут.
И ведь в этаком сплошном розовом тумане весьма ослепительно радужных надежд на некое, куда только многозначительно поболее светлое грядущее разом же сходу утопнет всякое иное и вправду вполне благопристойное здравое начало.
Причем, в особенности, это само по себе более чем неизбежно так произойдет, именно когда те донельзя разрозненные мысли из полуразумной, плохо обдуманной логически теории весьма ведь незамедлительно разом уж превращаются в некое довольно-то незатейливое руководство к самым конкретнейшим действиям.
А между тем в той весьма же невзрачно обыденной практике, никак вот с виду вовсе-то неприметного общественного бытия было и вправду на деле нужно сколь незамедлительно действовать несколько так явно вовсе иначе.
284
Люди живут именно по тем до чего давно ныне сложившимся законам социума, и любые довольно-то резкие его изменения ведут не к свету, а к тьме и впрямь до чего еще многозначительно большого социального неравенства.
И Антон Чехов может и гениальный писатель, однако при этом социальные его позиции весьма ведь откровенно граничат с самым безнадежным слабоумием.
Безделье - это страшный порок, однако вытравливать его надо бы не коленным железом революционных переворотов, а куда ведь поболее разумным воспитанием нового поколения, то есть детей.
Нарочито безнравственная праздность вызывает лютое желание полностью ее изгнать, причем сколь еще незамедлительно и бесповоротно?
Ну да все то убожество и ханжество отчаянно ленивых господ разом так зверски же отторгает собой лучи восходящего солнца крайне ведь между тем до чего еще мятежно воинственного человеколюбия…
Да и вообще сущая затхлость старого жития-бытия на редкость безумно мешает нормально вдыхать кислород всякой той до чего доподлинно величавой свободы.
И, как оно и понятно все эти чугунные вериги проклятого прошлого, Антон Чехов вполне ведь всерьез разом уж вознамерился вовсе вот наспех сколь сурово вытеснить именно тем весьма искрометным светом проникновенно благих идей…
Да только живя несколько все же спустя, другой великий лекарь душ людских достопочтимый доктор Булгаков, почти вот всегда всеми мыслями и душою неизменно стремился посеять в народе сущие семена разума, чувственности, мечтательности, одухотворенности, а также и той истинно благой человечности…
285
Причем надо бы и на то, сходу и напрямик сколь еще ответственно веско вот намекнуть…
Нет уж никак не иначе, а между Чеховым и Булгаковым и впрямь-таки есть до чего широчайше существенная разница.
С одной стороны, оба они весьма и весьма принципиальные и между собой как две капли воды вполне схожие российские писатели-идеалисты.
Однако при всем том в их попросту ни с чем никак несоизмеримо прекраснейшем творчестве этот самый необычайно возвышенный идеализм до чего явственно проявлялся именно в том на редкость вовсе совсем различном плане.
Идеалист Чехов, выражает общее мнение определенного круга людей, при этом вполне до чего справедливо рассчитывая, что они довольно-то высоко все это некогда затем еще разом оценят, и как только рьяно же превознесут весь его великий талант до самых седьмых небес.
Этим и впрямь радостно вознеся его творческое мастерство выше всех тех мыслимых и немыслимых пределов вечности, а заодно и явно воздав ему должную мзду за то, что он столь откровенно и четко весьма ведь славно же отобразил все их наиболее заветные чаяния и добропорядочные мысли.
И может они, и от туберкулеза его хоть сколько-то и вправду на деле излечат, приложив к тому буквально все возможные и невозможные силы их благороднейшей души, да и всего своего ученейшего интеллекта.
А Булгаков-идеалист гнет свою твердую линию, будучи весь обуян самым немалым страхом и сущей тревогой, невольно же почти ежечасно, лишь о том и раздумывая, как бы это его за все те труды тяжкие не услали бы на Соловки, или вообще сходу не применили к нему высшую меру большевистской социальной защиты.
Но он всею своей железной волей явно преодолевает до чего подлую одержимость, мелко дрожащей боязни за свою родимую в крапинках шкуру, а потому и пишет он в своих книгах, именно то, что он действительно думает о своей невообразимо тоскливой и, безусловно, до чего немыслимо так отчаянно зловещей эпохе.
И надо бы прямо заметить, что Михаил Булгаков никак не рассчитывал на какие-либо прижизненные лавры, а разве что не слишком самонадеянно надеялся хоть сколько-то уберечься от всех тех неуемных преследований той наиболее жестокой власти за всю ту до сих пор нам вообще же общеизвестную историю человечества.
Его ведь на деле спасла одна лишь и только вовсе так иррациональная любовь совершенно бескультурного вождя к его на долгие века величайшему творчеству!
286
И этак-то разом и надо бы более чем последовательно и именно что вновь как раз все о том же сходу сказать!
Чехов идеалист (в последние восемь лет своей жизни) буквально жаждет насилия и сущего принуждения, что и впрямь на деле должно было всею уж силой сколь еще разом довлеть над всякими теми совсем недостойно и неправедно живущими людьми.
А Булгаков идеалист этого и близко не требует, а по полному праву возмущается крайне уж до чего еще вовсе неправедным существованием всех тех вполне на редкость определенных социальных явлений, однако при этом, и близко не глумясь над чьей-либо самой конкретной внезапной гибелью.
В то самое время как «наш добрый Чехов» попросту уж как есть однажды в лоб и напрямик более чем откровенно подчеркивает в самом конце своего довольно-таки коротенького повествования сколь рьяное желание своего героя взять бы, да и самому повеситься на первом уличном фонаре.
Как это было в его рассказе «В Москве».
А то вот и впрямь до чего на деле абсолютно разные вещи!
Кроме того, разница меж ними заключена еще и в том, что Булгаков вовсе и близко не видит весь этот мир полностью вот разве что черно-белым, ну а подобный идеализм весьма и весьма, несомненно, полезен для всеобщего дела добра.
В то самое время как совсем же безапелляционные воззрения Чехова более всего собою напоминали именно те еще вопли шамана стучащего в бубен, чтобы отогнать нечистую силу…
А между тем именно ведь всевластие нечистой силы он всеми своими стенаниями как раз-таки, в конце концов, явно вот и накликал.
Причем поболее всего - это произошло как раз из-за весьма вот откровенного его позыва более чем сходу чисто вот раз и навсегда полностью уничтожить всякое сколь до чего еще проклятое разгильдяйство.
И вот уж тем самим главным боевым девизом нового строя и стало то самое более чем бойкое слово «Дисциплина»…
Да только тем наиболее главным волшебным словом для вполне настоящего грядущего процветания уж как есть еще стала бы именно та всем сердцем до самого конца прочувственная «сознательность».
Ну а нечто подобное может возникнуть только на почве того, что отцы государства станут буквально всем давать пример бережного и уважительного отношении, как к человеку, так и природе.
А подобными людьми могут быть разве что те, у кого ум и образованность вполне ведь верно сочетаются с совестливостью и острым, как клинок чувством долга.
Но это именно такие люди буквально первыми и сгорели в огненном пламени большевистского переворота, а как раз потому и оказались они затем в самом еще весьма явственном же дефиците.
287
Да и вообще всякие те поздние чеховские литературные труды попросту вообще ведь стали тем еще ядом весьма же обильно налитым в вино всего того доселе просвещенного общества.
И вот скорее всего генерал Деникин некогда издал свою «Московскую директиву» как раз-таки явственно же находясь под сколь сильнейшим влиянием всего того позднейшего творчества Антона Палыча Чехова, а в особенности трех его более чем судьбоносных пьес…
Поскольку в них тот до чего безапелляционно насаждает буйную фантазию крайне уж возвышенного духом отторжения от всего того навеки прежнего и ныне будто бы почти изжитого…
Да и сколь на редкость упоенно он до чего ведь весьма сладкоречиво уговаривает всех и вся разом ринуться в Москву, за изумительно сладостным исполнением самых немыслимых своих ожиданий.
Генерал Деникин, как оно более чем сходу вполне, очевидно, и сам того вовсе не ведал, а чего - это на него и всех его генералов более чем разом так сходу ведь только нашло.
А именно зачем - это ему и впрямь столь срочно понадобилось буквально все свои силы бездумно бросить не на что-либо иное, а именно на тот вовсе так излишне же поспешный захват Москвы.
Однако дело тут как есть полностью ясное – «закодировал» его Антон Палыч своими инсинуациями о самом спешном отъезде в столицу, ровно как, и все его самое ближайшее окружение.
Белые генералы так и парили в облаках эйфории, мысленно уж напрочь растворившись, словно сахар в чае во всей своей сколь неминуемо славной грядущей победе.
Ну а между тем вся эта их многозначительно твердая убежденность имела на редкость безмятежно бесформенный характер именно той сколь еще явной же безнадежной отрешенности от всех тех доподлинно настоящих реалий общественной жизни.
А впрочем, вера во все, то прекрасно и удивительно наилучшее вообще ведь была всецело свойственна российской интеллигенции, и это как раз она, словно ватный туман и застилает ей глаза утопически мнимой и аляповато картинной, да и чисто как есть литературной действительностью.
288
И это именно тот медленной, но никак неотступной смертью, уходящий в свое бессмертное небытие гений Чехов и оказал до чего безгранично же негативное и расхолаживающее воздействие на душу невообразимо многочисленных его современников, почитателей, а тем паче посетителей тогдашних театров.
В них в те ныне уж весьма давние времена попросту считай, отродясь никак пока не имелось абсолютно никаких до чего существенных усилителей звука, а потому и вся та правда о грядущем всеобщем труде выкрикивалась актерами со сцены впрямь-таки благим матом.
Да только к чему это все и впрямь еще уж могло вот, затем привести в том-то на редкость более чем многозначительно как есть чисто вот конечном своем итоге?
Революционную эпоху более чем ответственно подготовили именно те еще духовные вожди интеллигенции, как и всего того сколь бесхитростно простого народа.
Кроткое и на добрую половину чисто ведь приторно притворное смирение, чувственное отторжение от всего того стародавнего и замшелого, собственно, и привело к тем самым вовсе-то никак неописуемым словами самым же чудовищным последствиям.
То есть, там, где надо было только и всего, что голос свой слегка приподнять или если выбора нет, безо всякой жалости повесить нескольких уж совсем не в меру зарвавшихся дебоширов, ничего существенного сделано ведь и близко так попросту не было.
Причем речь тут никак не идет о самих, что ни на есть беспутно революционных временах, а именно об эпохе им до чего уж беспечно разве что только до чего еще явно сколь ведь весьма окаянно предшествовавшей.
Ну а в революцию все те тенденции сколь неприглядно и гадко весьма ведь чудовищно более чем уж во многом на редкость неизбежно только лишь сходу разом усилились.
И вот чего только пишет обо всем этом Барон Врангель в его «Записках»:
«На заседание Краевой Рады прибыл, кроме генерала Покровского и полковника Шкуро, целый ряд офицеров из армии. Несмотря на присутствие в Екатеринодаре ставки как прибывшие, так и проживающие в тылу офицеры вели себя непозволительно распущенно, пьянствовали, безобразничали и сорили деньгами. Особенно непозволительно вел себя полковник Шкуро. Он привел с собой в Екатеринодар дивизион своих партизан, носивший наименование "волчий". В волчьих папахах, с волчьими хвостами на бунчуках, партизаны полковника Шкуро представляли собою не воинскую часть, а типичную вольницу Стеньки Разина. Сплошь и рядом ночью после попойки партизан Шкуро со своими "волками" несся по улицам города, с песнями, гиком и выстрелами. Возвращаясь как-то вечером в гостиницу, на Красной улице увидел толпу народа. Из открытых окон особняка лился свет, на тротуаре под окнами играли трубачи и плясали казаки. Поодаль стояли, держа коней в поводу, несколько "волков". На мой вопрос, что это значит, я получил ответ, что "гуляет" полковник Шкуро. В войсковой гостинице, где мы стояли, сплошь и рядом происходил самый бесшабашный разгул. Часов в 11 – 12 вечера являлась ватага подвыпивших офицеров, в общий зал вводились песенники местного гвардейского дивизиона и на глазах публики шел кутеж. Во главе стола сидели обыкновенно генерал Покровский, полковник Шкуро, другие старшие офицеры. Одна из таких попоек под председательством генерала Покровского закончилась трагично. Офицер-конвоец застрелил офицера Татарского дивизиона. Все эти безобразия производились на глазах штаба главнокомандующего, о них знал весь город и в то же время ничего не делалось, чтобы прекратить этот разврат.
И далее:
«Казавшийся твердым и непреклонным, генерал Деникин в отношении подчиненных ему старших начальников оказывался необъяснимо мягким. Сам настоящий солдат, строгий к себе, жизнью своей дававший пример невзыскательности, он как будто не решался требовать этого от своих подчиненных. Смотрел сквозь пальцы на происходивший в самом Екатеринодаре безобразный разгул генералов Шкуро, Покровского и других. Главнокомандующему не могли быть неизвестны самоуправные действия, бесшабашный разгул и бешеное бросание денег этими генералами. Однако, на все это генерал Деникин смотрел как будто безучастно».
289
И ясное дело, что подобные вещи сколь немало портили буквально-то любые добропорядочные взаимоотношения служивых людей со всем, тем относительно смирным, да и довольно-то сразу поджавшим хвост отнюдь ведь никак вовсе не бравым же племенем тех или иных представителей местного гражданского населения.
А между тем вполне надо бы сколь четко и ясно сходу заметить, что подобного рода истерически заунывные перепалки и склоки до чего уж верно так тогда поспособствовали именно что самому безнадежному и на редкость довольно-то остро назревшему развалу Белой армии где-то как есть весьма ведь глубоко изнутри.
И кстати, во все стороны разбрасываются, как правило, одними шальными деньгами, а такие гроши сами по себе ни на кого с небес вовсе не падают – из-за них порою приходится всяческих до самого неприличия скаредных людей на небо скопом отправлять, поскольку со своим кровным, они расстаются с вовсе-то безнадежно крайней неохотой…
Причем у того, кого господа англичане на редкость безоговорочно и однозначно каким-то чересчур вот простым и неброским росчерком пера сколь сходу без тени стеснения разом назначили верховным правителем России, дела обстояли, куда еще значительно хуже, чем у генерала Деникина, а именно потому сибирский фронт и развалился тогда уж действительно первым.
Мистер Колчак, вообще был довольно-то на редкость самоуверенным держателем акций высших имперских принципов, а также вовсе же, несомненно, сколь еще только придирчиво он придерживался исключительно азиатских нравов.
Причем как то само собой разом уж очевидно, сходу ведь возомнил он себя при всем том именно тем истинным римлянином, а для того некогда очень так даже давно жившего древнего римлянина залить восставшую провинцию кровью, было совсем уж как есть нисколько незамысловатым делом чести, мужества и славы.
290
И все те отчаянно доблестные его подчиненные были с ним как один, считай заодно, раз сама по себе их
до чего ведь совсем незамысловато благовидная конечная цель фактически нивелировала до состояния чисто уж откровенно простой житейской нормы любые ранее и немыслимые зверства.
То есть, абсолютно все средства были всецело одинаково хороши во время спешного преображения всего намеченного в чьих-либо изрядно же суровых планах во вполне реальную пасторальную действительность.
Причем в тот еще всему тому самый еще безупречно наглядный, хотя и чрезвычайно так при всем том крайне неприглядный пример можно было бы взять именно мысли полковника Турбина из его бессмертной «Белой Гвардии» Булгакова.
«Вернулся старший Турбин в родной город после первого удара, потрясшего горы над Днепром. Ну, думается, вот перестанет, начнется та жизнь, о которой пишется в шоколадных книгах, но она не только не начинается, а кругом становится все страшнее и страшнее».
А все дело тут было как раз именно в том, что всякое катастрофически коварное зло и близко не сможет до чего яростно вынырнуть, попросту считай вовсе так из самого неоткуда.
Нет уж перед тем как вполне наглядно предстать пред очами всего народа оно очень даже долго точит и точит свои и без того острые зубы, медленно и исподволь подготавливая почву для всех своих некогда лишь затем грядущих ярых свершений.
А между тем еще Грибоедов в его великой поэме «Горе от ума» вопрошал:
«Когда избавит нас творец
От шляпок их! чепцов! и шпилек! и булавок!
И книжных и бисквитных лавок!..»
291
И почему это они столь на редкость безумно же во всем до того вот и впрямь донельзя претили его ослепительно яркому литературному герою?
А, собственно, не потому ли, что в них еще изначально было чрезвычайно же много заложено, от того все и вся необычайно расхолаживающего злого начала, крайне так беспредельно отдаляющего жизнь высшего света ото всех тех попросту до чего бескрайних российских просторов?
Целые поколения выросли на суконных и пряничных сказках о сладкой жизни сколь напрочь собой заслоняющих весь тот дикий мрак всеобщего людского невежества.
А между тем именно в нем и заложена сама суть всех тех наиболее страшных явлений человеческой породы.
И именно из-за всей той сущей же зашоренности российской интеллигенции все те, кто и вправду должны были здраво и деятельно направлять невежественных людей в ту вполне вот до конца разумную и праведную сторону и оказались на деле сколь бесхребетно слабыми, а зачастую и попросту так совсем вовсе беспомощными.
И это как раз по этой сколь сногсшибательно главной причине, и захлестнула затем всю страну дикая волна остервенелого хамства и крайне же тупого невежества.
И те люди, что, считай в единый миг, разом вот поднялись с самого дна общества попросту сходу всеми силами вышли на суровую войну со всем своим собственным народом.
Причем с чьей - это именно нынче они были стороны, то, увы, было и близко уж далее совсем ведь неважно.
Сторону ее и поменять было явно так нисколько не грех, раз ныне намечается тенденция к тому, что партия вовсе вот никак не идет в ничью.
А это само собой означает, что территории враждующих сторон всенепременно вскоре соединятся в то самое никем более на части отныне нисколько не раздираемое целое.
Ну а нам, как есть важно будет ведь оказаться именно на стороне сколь торжествующе побеждающих, а не тех до чего еще весьма удрученно же побежденных.
292
Но может интеллигенции все-таки следовало хоть сколько-то поближе вполне уж оказаться ко всему своему народу, ну а для всего того было сколь явственно разом потребно вовсе вот несколько поменее чураться его невежества, как и абсолютнейшей его несусветной же простоватости?
А между тем даже и на фронтах Первой Мировой войны, где уж точно солдаты и офицеры вполне сближались на то самое максимально близкое расстояние, между ними все также зияла точно та глубочайшая пропасть, безупречно отделяющая утонченную европейскую культуру от всего того чисто ведь внешнего совсем беспросветного российского бескультурья.
Генерал Краснов, весьма ведь красочно повествует об этом в его книге «От Двуглавого Орла к красному знамени».
А именно есть там то самое сколь еще прямое упоминание, как уж те весьма ведь благородные господа офицеры необычайно же пафосно проводили некие вечера чтения для своих солдат.
Однако дело то было единственное, что… полнейшим же следствием блаженно надуманных, европейских представлений буквально-то обо всем на этом бескрайне широком белом свете.
293
И оно и вправду вполне послужило одним лишь неким тем чисто черновым вариантом некогда только лишь затем еще последовавшего идеологического зомбирования невежественных масс и поныне столь же наивно и безыскусно доверчивого народа.
А между тем именно как раз ведь то, что и было некогда сколь жизненно необходимо так – это разве что время от времени проводить вечера грамотности (и присутствие на них должно было быть исключительно добровольным), ну а затем и раздавать книги всем тем того только знамо дело самим уж желающим.
Однако господам офицерам с такими вещами было бы возиться никак уж вовсе-то совсем не с руки, поскольку сие им и близко на деле совсем не пристало!
Ну а давать в грязные, мозолистые руки черни свои книги!
То и вправду был бы сущий нонсенс.
Причем сама разница между сколь четким же пониманием хода всей войны, ее конечных целей и их абсолютно немудренным фактически полным неведением в те времена лишь только поболее весьма уж во всем разве что лишь донельзя так обострилась.
И, прежде всего, это произошло именно оттого, что не единой мысли о большом государстве, его кровных интересах в те весьма ведь необычайно невежественные умы было уж попросту вообще нисколько не вклинить, без хоть какого-либо сколь должного же, пускай и самого поверхностного образования.
294
Да и сама та новая Великая война всецело как есть, попросту так целиком оказалась более чем явно чужда всякому российскому обывателю, к тому же прекрасно во всех подробностях помнящему позор русско-японского морского ристалища произошедшего в мае 1905 года.
То был великий позор, поскольку темная народная масса, вполне всерьез воспринимала один лишь сам по себе голый факт всецело-то скромных размеров маленькой Японии по сравнению с необъятными даже и на карте просторами российской империи.
И вовсе уж совсем никак не могло быть в их головах хоть какого-либо вообще еще места для чего-либо хоть сколько-то явно иного.
А тут, понимаешь ли, новая война и все та же злая напасть – царская власть.
Это царю нужна война, а нам-то нужен прочный мир, ну, доколе нам чисто ведь заживо гнить по окопам, пока за спиной сидит горе-император и столь смело под весьма вот беспрекословным командованием своей жены немки, весьма самоуверенно отдает своим войскам приказания в огонь… и на самую верную погибель?
295
А надо бы тут вполне разом учесть, что у человека, идущего в бой, и так нервы наэлектризованы, а тут кто-то сколь приторно и душещипательно, более чем яростно начинает именно что под самую руку ему зудить и зудить те самые бесовски искрометные, провокационные речи.
Причем к тому же и более чем сходу находящие тот еще весьма верный отклик в самой глубине его сердца.
Поскольку слишком уж до чего необычайно всерьез взявшись за дело (за целое поколение до того), ему в него заронила зерно сомнения та самая всем-то духом своим невообразимо выдающаяся - творческая интеллигенция.
Ну а теперь на фоне страшной беды всему тому и было вот время, дабы буквально бескрайне в каждой душе пребывающей в самом пекле войны ныне и прорасти.
А, кроме того, все тут дело было не только в одном том весьма суровом же желании немцев, во что бы то ни стало сколь старательно вывести Россию из игры.
Ленин на удивление свободно проехал по территории, воюющей с Россией Германии в том самом лично немецким Кайзером запломбированном вагоне, и провез с собой 11 миллионов немецких марок, причем случилось это разве что лишь только потому, что это оказалось выгодным всем тем воющим сторонам культурной Европы.
Причем эти самые весьма же скромные миллионы были разве что самой так откровенно малой толикой от той почти никак неиссякаемой золотой жилы, что между тем явно имела заведомо заокеанский источник.
296
США, и близко ведь нипочем никак не захотели иметь на другом континенте фактически, считай уж равную всему своему величию империю, а тем паче такую огромную, неудержимо рвущуюся в те только грядущие светлые дни…
Да и старушка Европа прямо-таки до смерти тогда ведь боялась яростного вторжения всех этих пресловутых русских, поскольку не раз и не два она в ратном деле всей же шкурою ясно почувствовала, какая именно в этом народе заложена совершенно неукротимая сила.
Правда, Россию всегда было сколь легко враз объегорить, в конечном итоге разве что только и оставив ее именно с тем чисто ведь в кровь разбитым же носом.
Однако нынче и простые солдаты стали кое-чего во всем весьма вразумительно до конца понимать, а именно как раз, собственно, то, что их попросту ведь явно зазря массово посылают на верную и лютую погибель…
Ну а именно потому в точности, так, оно и далее продолжатся, считай, что никак ведь абсолютно уж никогда не могло…
И как-никак, а всем тем до чего утонченным в общей культуре европейским правителям было отныне, чисто ведь заранее ясно, что никто и никогда более те или иные русские армии сколь спешно ни в жизнь не пошлет на закланье ради одного того весьма верного спасения города Парижа.
Да и вообще вряд ли, что когда-либо и далее будут, считай по-прежнему весьма деловито устраиваться те самые до чего наскоро оттягивающие на себя немецкие силы вовсе ведь напрочь совершенно бессмысленные брусиловские прорывы.
А из всего того само собой следует, что и хоть сколько-то стоящего того профита от самого же существования России, как государства более явно не будет вовсе ведь и близко что никакого.
Ну а отсюда разом и следовал тот исключительно естественный вывод, что всю ту Россию надо было сколь посильно же расчленить и превратить в кучу колоний, как это доселе случилось с черным африканским континентом.
Причем тот еще злостный вирус революции для всего этого дела казалось, уж подходил, считай так во всем на редкость идеально.
Правда развал великой российской державы в начале 20 столетия никак не прошел на ура, но западные правители они люди очень вот даже терпеливые и они совсем вот никуда попросту так никогда не спешат.
А как раз потому и имела место та вовсе никак небезызвестная вторая попытка и если бы Гитлер был абсолютным правителем он явно ведь не атаковал бы запад, а сразу до чего сходу попер как то ему и было велено строго на восток.
Ну а затем ему сзади бы нанесли подлый и совместный удар Франция и Англия, а тыл любой армии он всегда сколь уязвимее некуда.
Они еще в Первую Мировую были союзниками только друг друга, но никак не России.
А ведь при некоем том совсем другом раскладе Россия, как страна вполне могла бы стать светочем свободы, если бы ей, конечно, не подрезали крылья, вернув ее назад к стародавним временам былого и крайне тягостного крепостного рабства.
297
А если бы не это, то уж во всем том довольно-таки чистом разумом и чувствами грядущем, идя вот путем медленного, но верного развития, Россия всенепременно выросла бы всем своим здравым умом.
И Россия тогда вполне непременно бы стала именно ведь страной всецело двигающей колесо прогресса далеко вперед, а как раз потому и природный баланс был бы тогда сколь же гораздо целее и прочнее.
Но настоящим европейцам Россия была нужна лишь для того чтобы до чего искренне вот смело затыкать российскими солдатами амбразуры во времена общеевропейских войн.
А без твердо, сидящего на троне самодержца нечто подобное далее без тени сомнения еще уж предстало бы делом до чего вот крайне так донельзя маловероятным.
Ну а это само собой совсем не вскользь означало, что Российская империя в единый миг попросту напрочь отныне явно вот устарела в том наиболее значимом и удобном для всех ее «мнимых союзников» испокон веков удивительно наивном своем заглавном же качестве.
Доселе Россия ради всеобщего благосостояния Европы до чего часто выступала в качестве безвозмездно жертвующего свою солдатскую кровушку крайне уж совсем наивного донора.
Но в тот момент, когда стало ясно, что эта «добрая» и старая традиция до чего еще скоро неминуемо канет в лету, такая мощная держава попросту показалась кое-кому совершенно излишней на политической карте этого мира.
А кроме того Россия кое-кому явно казалась тем еще более чем явным потенциальным агрессором
Правда она была погружена в глубокий сон и ее почти совсем не волновали никакие амбициозные планы по захвату новых и крайне далеких земель.
Но все-таки такие планы у кое-кого явно имелись и при другом руководстве они могли оказаться, вполне же успешно затем вот разом и реализованы.
Ну а именно потому и надо было кое-кому всячески раззадорить дремлющие внутри российского общества распри, чтобы потом всех и вятских и вологодских уж явно рассадить по своим родным углам фактически каждому при этом, назначив чванливого ментора из числа развитых европейских государств.
Причем явно так надо было еще хоть сколько-то поторопиться всячески расчленить Россию на вполне вот тогда полностью безобидные малые куски…
А то она чего доброго возьмет, да и сколь нелепо проснется?
Ну а как раз потому и порешили ее на западе безо всяческого лишнего стеснения чисто «по-рыцарски» сходу удушить, ясное дело, исключительно при помощи ее же великой легковерности, да и жертвенности основанной на наивном идеализме.
Да и вообще кое-кто сколь еще злонамеренно некогда решил сколь же смело разыграть наиболее верную карту ее вот до чего только сплошной и более чем вековой и вовсе безвременной разобщенности.
Ничего иного от европейских политических деятелей было бы ожидать совершенно ведь и близко так явно нельзя.
Причем разве то совсем никак непонятно, чего это именно, они вполне всерьез сколь осмотрительно и чисто вот загодя тогда опасались!
А между тем какой-либо совсем же бескровный переворот как-никак, а вполне был в состоянии разом вовсе-то безвозвратно полностью положить конец всякому царствию дома Романовых.
И это именно при данном раскладе вместо кого-либо из весьма вальяжных его представителей, то есть как-никак, а человека, что весьма непременно бы оказался чисто ведь житейски почти заранее до конца предсказуемым…
Нет уж, всю номинальную власть во всей империи к своим рукам вполне могли бы тогда прибрать люди совсем же, как есть неукротимо реакционного плана.
А этакие новые политические деятели затем и могли избрать новой идеологической основой своего правления как раз то самое вовсе уж и впрямь безмерное расширение геополитического влияния России на мировой арене.
А нечто подобное, в свою очередь, более чем неизбежно на деле могло оказаться затем разом чревато исключительно так совсем затем неизбежными «политическими землетрясениями».
Ну а заодно и самым сколь непредсказуемым и никак несвоевременным поворотом «политической земной оси» весьма ведь явственно, что к востоку…
Причем, в сущности, то же самое могло произойти и вследствие самого простого низведения роли государя до тех самых сколь откровенно формальных, церемониальных функций…
В любом авторитарном государстве демократия приживается с тем еще попросту невероятно тяжким трудом.
Но зато некогда затем рушатся все те ее казавшиеся именно ведь всемогуще незыблемыми крайне так при всем том хрупкие демократические устои разве что за час с небольшим…
А в результате Западная Европа и могла получить (да и, в конце концов, без тени сомнения действительно получила) под самым своим боком никем доселе вовсе и невиданного монстра, от которого было бы никак неизвестно чего и вправду когда-нибудь только ведь вообще еще ожидать.
Причем буквально любое новое российское правительство наверняка уж вовсе так явно не будет безо всякой меры беспечно наивным, каковым почти непременно бы оказался практически любой представитель долгими веками процарствовавшей династии Романовых.
298
Успокоение и внутреннее умиротворение вот он самый страшный бич, фактически всякого на всем этом белом свете того или иного правителя.
Поскольку при подобном раскладе он всецело раз и навсегда перестает верно чувствовать неимоверно бешеный ритм нового времени, который, кстати, именно в течение того ныне прошлого 20 века весьма ведь беспокойно и резко всецело же явно до чего участился.
А между тем тому еще царскому правительству, как есть, вовсе же незамедлительно разом так следовало совсем до конца весьма благоразумно, да и поспешно сходу подстраиваться под те навек ныне полностью же переменившиеся реалии.
Однако чего тут только попишешь - всему тому дому Романовых сколь еще прочно тогда довелось и вправду весьма вот непременно застрять, а заодно и попросту всем своим немалым умом в том-то самом, как есть никак уж совсем недавнем для него средневековье…
А одной из наиболее предопределяющих к тому предтеч была как раз-таки та чисто ведь совсем уж более чем непримиримая одержимость думающего мозга нации идеями сколь всепоглощающе наивного псевдохристианского мессианства.
И это именно как раз они и были вполне ведь отъявленно приняты на щит тем самым вовсе так никак уж истинно незабвенным Львом Николаевичем Толстым.
Ну а точно вот также речь тогда как-никак, а явно же шла и о тех совершенно на деле исключительно лишних в 20 столетии атрибутах стародавнего рыцарства…
299
И главное тут оно то, что буквально все рьяные представители довольно-таки разных подводных течений общественной российской жизни, сходились разве что лишь в том единственно вот принципиально же явно одном.
Они все как один сколь откровенно выражали сущее презрение ко всем существующим реалиям степенного существования всех тех истинно наивысших слоев общества, буквально ведь любой весьма солидной европейской страны.
И вся тут разница, разве что в чем это те или иные чисто как есть, вовсе ведь чужие нравы кое-кого сколь еще страстно весьма вот отчаянно некогда раздражали.
То есть неких одних Запад всячески раздражал своей сущей незыблемостью и праздностью, ну а других тем еще до чего постыло же внешним холодом и крайне горделивой помпезностью.
Но в те ныне крайне далекие времена ярое отрицание всех западных сколь до чего несомненных достоинств было никак абсолютно неполным, а только поверхностным.
И уж буквально все течения российского духа заимствовали западные принципы и идеи, да еще и всячески их на разные лады явно утрируя.
Да и вообще все те интеллектуалы до чего еще повседневно шли же вперед, яростно при этом проталкивая перед собой целый воз суровых амбиций.
Но при этом они ничего толком не делали в то самое более чем безупречное благо своего отечества, а только лишь и вели праздные разговоры о неких крайне далеких от какого-либо житейского прагматизма вовсе вот безликих доктринах…
И главное все эти мысли, что явно были крупнее всякого того чисто так житейского масштаба они еще и выражали крайне запальчиво, как говориться, со всею той исключительно российской все уж трижды треклятое старое попросту до чего напрочь отметающей прямолинейностью.
Ну, или, наоборот, с точно той явной готовностью и горячностью люди правого толка вполне ведь стоически могли отстаивать нечто прежнее и давнее именно как тот истый символ вовсе ведь самой наивысшей святости.
Ну как раз именно потому для каждого уж и будет самым наивысшим долгом всецело так бережно хранить традиции седой старины, причем прямо, словно ту еще зеницу ока.
И главное, как есть зачастую в обоих случаях ничего благородно духовного во всем этом деле и близко уж явно не было и в помине.
Ну, а было в нем разве что одно самое же ярое нигилистическое отрицание всех тех крайне неприглядно существующих ныне реалий, хотя им давным-давно пора было отправиться в самое сущее небытие.
Или в некоем ином случае полностью наоборот речь тут шла о диком и жутком неприятии всего того нового и сегодняшнего, чего и впрямь-то кому-либо надо было фактически скрыть разом вот с глаз же долой.
Ну а потом и вымести его из сеней родного жилища той еще нисколько не фигуральной поганой метлой.
Причем, то уж никак явно не были люди какого-либо низкого пошиба.
Да только попросту совсем не умели они сколь посильно же приходить к каким-либо более-менее вполне реальным компромиссам.
И никто это тут ничем черным вовсе уж безбоязненно совсем так никого ведь явно и близко не мажет.
Поскольку, конечно, сколь значительная часть из тех людей, что внесли свою посильную лепту в разрушение старого мира, были как раз-таки личностями довольно благородными, умственно развитыми и подчас во всем неотъемлемо чистыми от всяческих тех или иных невозмутимо стяжательских амбиций.
Они никак не гребли под себя, а только хотели великого счастья для всего общества в своем так сказать, чисто как есть чересчур ведь блажном о том понимании.
Да только всякая их до чего откровенно бравая мысль всегда была устремлена четко и строго далеко вдаль, раз они все, то нынешнее и сегодняшнее бытие буквально в упор и близко не видели в том самом всецело так целиком разумном его ключе.
И ничего тут никак вовсе ведь не поделаешь, уж сколь многим из них неизменно было свойственно до чего еще беспочвенно разом ведь понадеяться, что им впрямь-таки разом удастся сходу вытеснить всю былую и прежнюю темень и ложь чем-либо новым и безумно светлым, да и ослепительно феерически праздничным.
А между тем буквально вся та сколь еще бескомпромиссная и всамделишная реальность вовсе как есть, сходу еще разом в голос запротестует буквально против всяческой чисто же двухмерной литературной надуманности.
А тем более, коли была она никак не вскользь весьма вот всеобъемлюще основана именно на тех ярко лакированных и только-то с одного виду изысканно величавых, прекраснодушно схоластических книжных доктринах.
300
Причем в той еще прежней России все те бессмысленные ужимки праздной и куцей западной философской логики вполне однозначно только и воспринимались, словно бы яркий и лучистый свет весьма изящного же, чисто, вот как есть общеевропейского глубокомыслия…
А раз эдакого рода сколь беззастенчиво фальшивое словоблудие и вправду на деле шло именно за ту как-никак чистую монету, то, именно вот потому оно и будет кем-либо восприниматься сколь еще всецело так донельзя естественно…
Для кое-кого и близко не существовало, ну совсем уж ничего кроме чего-либо черного или как есть безупречно и безукоризненно более чем однотонно вот белого.
И данный инфантилизм широкого общественного сознания, более чем несомненно, как раз и являл собой ту истинно гремучую смесь из точно того же ветхого от древности, да и сколь ярко разряженного в некие новые одежды язычества.
Причем заодно ведь и делалось - это со всем тем необычайно же праздным и довольно-то на удивление откровенно умиленным самолюбованием.
Да и вообще, собственно, произошло нечто подобное именно в свете самых тех еще величайших высот, коих до чего безмятежно и иллюзорно и впрямь ныне всецело так удалось на редкость уж спешно достичь, чрезмерно надо бы прямо сказать всецело-то самовозвысившемуся праздному воображению.
А между тем нечто подобное было одним лишь разве что довольно-то хилым покрывалом, несомненно, скрывавшим, нечто на редкость на деле весьма ведь ехидно совсем вот иное.
А имеется тут именно то до чего бескомпромиссно самовлюбленное желание всегда лишь только, и оставаться на том самом более чем необычайно высоком гребне волны всяческого заоблачного блаженства.
Ну а заодно и совсем уж оно было вдали и вовне от всяческих мелких дрязг и склок всего того общественного нисколько никак вовсе-то пока необустроенного быта.
Причем все эти свойства российской интеллектуальной элиты, были, в принципе, довольно-то давно всему этому миру вполне ведь более чем доподлинно так верно известны…
301
А потому и все, то доселе вышеизложенное уж действительно может, как следует еще разъяснить весь тот крутой вираж, что и впрямь еще был сколь до конца продуманно и действенно осуществлен западной дипломатией перед тем самым 1917 судьбоносно роковым годом.
То есть, чего - это тут не говори, а все те сколь загодя предпринятые меры для того, чтобы Россия никак этак вовсе затем не вошла в круг доблестных победителей были вполне ведь некогда продуманы до самых мелких же мелочей.
И чего - это тут вообще ведь только поделаешь, раз той самой полной и сколь однозначной победы над Германией членам Антанты было уж явно ведь несколько так еще маловато.
Причем они и вправду сколь еще взвешенно и более чем горько раздумывали о той самой до чего только ужасной цене совсем на редкость безупречного триумфа русского оружия…
Поскольку уж чего – это и вправду затем могло бы на деле случиться, собственно, ведь именно далее?
Сильная Россия, вполне явно бы имела все шансы когда-нибудь впоследствии оказаться довольно небезопасным, а кроме того и крайне плохо предсказуемым соседом…
Да и вот уж чего надо бы снова и снова сходу заметить: западным державам, союзницам, всецело-то своих, воинственно своекорыстных интересов, не было ничего лучшего, нежели чем прищучить Императора Вильгельма чужими русскими штыками, сохранив при этом жизни сколь бесценных их благородному сердцу бравых солдат армий, что никак не подлежали бессчетному истреблению…
Ну а плодами чьих-либо вовсе-то совсем же чужих воинских достижений в их понимании им следовало бы воспользоваться исключительно так ведь разве что единолично…
302
Однако для начала вполне еще надо было сколь уж успешно нейтрализовать и нивелировать до уровня чисто колониальной страны главную добытчицу «славной и общей» победы многострадальную Россию.
Поскольку - это как раз ради ее для кое-кого явно вполне между тем назревшего низвержения в пропасть и были запущены все те крайне до чего необходимые дьявольские механизмы.
Ну, а прежде всего, был сколь наспех низведен до уровня простого гражданина тот самый всем российским народом столь отчаянно же яростно ненавидимый «злосчастный царь узурпатор».
Ну а как раз потому вот тогда, стало быть, и все те прежние договоры соблюдать было бы далее вовсе-то никак попросту явно уж отныне так именно незачем.
Ну а как раз потому и близко более они никак не висели тем до чего еще тяжким бременем у кого-то на душе.
И это как раз чисто, поэтому и можно будет сколь отчаянно добивать германского рыцаря, отныне уж прекрасно так то, понимая, что все плоды славной победы никому чужому совсем уж и близко вот явно ведь отсель никак не достанутся.
Причем у всех тех до чего только «верных союзников России по Антанте» в городе Петрограде и впрямь как-никак действительно были до чего еще надежно отлаженные связи.
Да и вообще у них чисто на деле имелись в руках достаточно действенные методы безудержного и неутомимого давления на ту лишь временно ГРЕЮЩУЮ седалищами кресла пустопорожнюю и никчемную на одном том пустом месте огород городящую власть.
А как раз потому и тот бесконечно гордый собой Ильич совершенно же беспрепятственно и сошел-таки с поезда, да и мог он затем, сколь непримиримо залезши на броневик безо всякого зазрения совести и впрямь-то без устали закартавить обо всем том своем грядущем вооруженном мятеже…
303
И надо бы, кстати, и про то сколь весьма безапелляционно заметить, что и сама та, как она есть, путеводная звезда товарища Ленина на политическом горизонте зажглась только-то потому, что тогдашнему США как раз именно то, собственно, и было значится нужно…
Неизменно так с самого считай рождения предприимчивые американцы, вовсе уж до чего беззастенчиво подсчитав всю ту истинно величайшую выгодность данного предприятия, попросту разом сочли крайне необходимым наиболее спешным образом весьма ведь незамедлительно очистить место под солнцем от всех тех, кто свою историческую миссию раз и навсегда уж ныне фактически выполнил.
Поскольку им было совсем на редкость жизненно же важно разом освободить поле деятельности ото всех тех, кто именно так для них по самое колено в грязи разом и выполнял всю ту грубую и грязную работу.
Ну а американцы сколь сходу затем занялись работой чистой, несомненно, сулящей им и вправду сколь еще баснословно громадные грядущие прибыли…
И то, кстати, и был именно тот вовсе неизменный же принцип тех еще заокеанских вояк, а именно коли и совать нос в европейскую кровавую кашицу, то вот разве что лишь для того, чтобы «сколь делово верную рукой снимать пенку со сливок».
Ну а России при этаком раскладе был, считай, уж чисто еще загодя положен разве что тот довольно-то большого и крупного размера кукиш с оливковым маслом.
Странам «союзницам» и в голову бы вот совсем никогда не пришло, что и России тоже, быть может, хоть чего-либо и впрямь на деле вполне уж было положено, а попросту говоря – немало оно ей тогда причиталось.
304
Ибо, убрав Россию с поля боя ей уж можно было затем вовсе так никак не оставить за все ее великие ратные труды даже и самой жалкой и залежалой ржавой копейки.
Да и территория ее после окончания той тоже, как есть невероятно кровопролитной Первой Мировой войны, ни на единый километр совсем уж никак тогда не расширилась, а скорее наоборот значительно вот на западе в те времена разве что весьма явственно сократилась.
Ее сократили внутренние дикие бесчинства?
Да именно этак оно и было.
Однако кем это, они были и впрямь чисто извне более чем толково и делово совсем уж целенаправленно спровоцированы?
Да и Германии после непомерно тяжкого (для нее) окончания Первой Мировой войны тоже как-никак, а довольно-то весьма сурово досталось на орехи от всей той беспросветной нищеты.
Причем случилось это совсем вот не из-за разрухи, как это было в России, поскольку у нее ум, честь и совесть никто же силой до озверения нагло не отнимал.
Нет тут, ясное дело, имели место некие иные чисто внешние первопричины…
305
И будь Россия во всеоружии, она сколь обязательно бы подняла свой до чего неистово мощный глас в защиту Германии, и его попросту уж невозможно было бы тогда никак совсем не услышать…
И явно БЫЛО БЫ, ОТЧЕГО России и впрямь еще была вот причина ПРИЙТИ В СУЩЕЕ И невообразимо СВЯТОЕ НЕГОДОВАНИЕ…
И сколь непременно она бы как есть вполне позаботилась о некотором довольно-то скажем весьма благоразумном же ограничении слишком, так безмерно больших и откровенно прожорливых аппетитов тех других, куда поболее чем она (но исключительно с виду) «цивилизованных победителей».
Причем и вправду надо бы сколь здраво и нравоучительно чисто же сходу разом заметить, что все ведь те более чем добросовестные в деле сущего грабежа союзнички России по Антанте всеми теми ни в какие ворота и близко не лезущими репарациями как-то чересчур сытно и нагло тогда сколь еще разом объелись!
Гансу было, затем отчего зло на весь свет вовсе вот до чего недвусмысленно поднакопить!
306
Германию уж явно тогда оставили в такой безнадежной нищете, что даже и святые превратились бы из-за всех тех вполне напрямую связанных с нею вопиющих бедствий в сущих бесов, а в особенности надо бы еще подчеркнуть и сам по себе факт вящей непривычности немцев суп из лебеды себе на обед варить.
Ну а с погрязшей в хаосе революции Россией странам союзницам можно было отныне и близко уж вовсе далее попросту и не считаться.
И вот чего именно пишет на данную тему Марк Алданов в его книге «Самоубийство»:
«Изредка у наиболее известных русских дипломатов союзники, без большого интереса, еще о чем-то вежливо осведомлялись. Но, видимо, были очень довольны, что Россия к переговорам не привлечена, что она больше никому не нужна, что ей ничего не нужно отдавать из плодов победы, – вполне с нее достаточно того, что отменен Брестский договор».
307
Да и приписывать лично так себе чью-либо вовсе ведь явно чужую всем тем диким и кровавым потом заработанную воинскую славу, господа союзники испокон веков были на редкость большие мастера, и хоть в чем-либо их переубедить было делом исключительно же напрасным – все равно, что об стенку горох.
И вот чего только пишет обо всем этом тот же Марк Алданов в его книге «Святая Елена, маленький остров»:
«Сузи готовилась к жизни в России и уже была русской патриоткой: чуть не поссорилась с сэром Гудсоном, утверждая, что русские сделали для низвержения Наполеона почти столько же, сколько англичане; и любила императора Александра почти так же, как, своего нового King George'a».
Про куда большую долю в конечной победе говорить было никак ведь попросту уж именно что совсем уж и невозможно!
То есть, как говориться, пока вот надо было заниматься, тем еще сколь многозначительно бравым ратным делом, то было чисто разве что русское поприще.
Но зато когда оказалось на деле возможным, сходу прикарманить лично себе весь чужой успех – вещь, несомненно, сулящую одно великое удовольствие – то уж, стало быть, и было, по чью-либо совсем иную выхолощено цивилизованную честь.
Нет, конечно, никто тут и мыслях не держал сколь нагло оспаривать тот уж самый до чего безусловный факт вполне этак полностью прямого военного участия Англии в войне с Наполеоном.
А все же было оно довольно-то скромным и как всегда только-то вовсе-то никак немилосердно добивающим кем-либо другим почти ведь до конца поверженного оземь противника.
308
А между тем той самой ныне полностью прежней России, в начале 20 столетия было и близко попросту же невыгодно (в силу чисто внутриполитических причин), воевать в течение всех тех нескольких бесконечно долгих, тяжких и голодных лет.
Да только те в доску верные общему делу - ее друзья союзники, что твой вампир прилипли к государевой шее, высасывая из него всю так и бурлящую спесью кровь.
И вот уж чего только пишет по данному поводу генерал Краснов в его книге «От Двуглавого Орла к красному знамени»
«– Николай Захарович, оставь, пожалуйста. Ведь это только критика ради критики. Что же мы можем сделать? Мы не можем заставить воевать Англию ранее, нежели она создаст свою армию, мы не можем потребовать от Франции больше того, что она дает.
– А какое нам дело до Англии и Франции? Ведь мы Россия. Россия мы и нам дороги только свои, русские, интересы. Пора стать эгоистами и понять, что эту войну нас заставили вести во вред нашим интересам.
– Ну, что же?
– Мир.
– Мир?
– Да, мир с приобретенной Галицией с нефтяными источниками и угольными копями, со старым Львовом и Перемышлем…
– Его еще надо взять.
– Отдадут и так. Быть может, с проливами.
– Это невозможно.
– Воевать, Яков Петрович, невозможно, это точно. Мы учили, что такая громадная война, в которой развернуты миллионные армии, может длиться четыре, максимум шесть месяцев. Не хватит средств. Надо поступать по науке. Август, сентябрь, октябрь, ноябрь – и баста. Дальше "от лукавого". Мобилизация промышленности – это разорение своего дома. Во имя чего?
– Во имя честности.
– В политике честности нет. Поверь, Яков Петрович, что если, не дай Бог, мы придем в беду, ни англичане, ни французы не пожертвуют для нас ни одним солдатом, и немцы тогда займут Россию и обратят нас, при общем молчании, в навоз для германской расы».
И сколь на деле то более чем искренне жаль, что генерал Краснов, прекрасно же понимавший все даже и самые мелкие частности уж того наиболее главного так и не уразумел.
Нет никак не суждено было ему на деле понять, что за всеми теми отчаянно тяжкими бедами России стоял никак не некий тот чисто пресловутый еврейский заговор, а разве что те вполне реальные силы, действительно сколь всеобъемлюще правящие этим многоликим миром.
И за кулисами официальной политики могут быть одни только их весьма и весьма сколь зловредные манипуляции, а не чьи-либо значит вообще вот еще.
309
Большие силы, состоящие из непомерно великого множества самого разного рода племени алчных дельцов, буквально-то всегда действительно смогут с тем еще большим толком верно и надежно использовать во всех своих крайне своекорыстных целях всех тех вполне конкретных, насквозь прожженных в интригах евреев.
Да только люди те извечно же следовали исключительно своим личным интересам и это, кстати, и сберегло народ, позволив ему сохраниться в течение двух тысячелетий изгнания и рассеяния.
Полнейшая автономность есть наилучший фактор для того чтобы сохранить более чем должную жизнеспособность под наиболее тяжкими и неимоверно жестокими ударами злодейки судьбы.
А впрочем действительно евреи весьма частенько объединялись в общины, но разве что для того чтобы затем стоически отстаивать свои кровные интересы пред всякой местной зачастую уж сколь весьма злонамеренно несправедливой к ним властью.
Но политику они тоже между тем при всем том вели достаточно ведь автономную в общественном смысле, будучи скорее анклавом, а вовсе не центром интриг, совсем же исподволь разносторонне влияющим на все то, так или иначе, их вообще повседневно как есть окружающее.
Да, было дело – нечистоплотные правители подчас действительно использовали кое-кого из евреев для чисто своей сугубо личной выгоды.
И все же, были те люди одним только весьма ведь безупречным средством обогащения, золотым ключиком к заветной дверце, но практически всегда, при этом они оставались разве что крайне ведь нужным кое-кому инструментом в чьих-либо сугубо чужих руках.
310
И если уж совсем ведь вовсе ненароком взглянуть прямо в глаза той чисто исконной и никак непритязательной правде», которая между тем нисколько ведь явно и близко не схожа с той до чего еще извращенно скользкой и донельзя сладкоречивой кривдой…
А как раз-таки потому ей никак и несвойственно сколь беззастенчиво изощряться во всяческих с одного только разве что виду четких и безупречно верных словах…
То вот какие именно весьма же действенные и всемогущие силы самым неприглядным и непритязательным образом и вправду всеобъемлюще же стояли за сущим развалом почти ведь всего того российского войска?
А между тем были они в точности именно те, что в свое время до чего иступлено и браво весьма вот благоверно отстаивая сугубо свои имперские амбиции и близко так явно не дали России даже и не то чтобы захватить, а попросту считай уж войти в Константинополь (Истамбул).
А между тем весь этот город в 1878 году уж явно лежал тогда пред русским войском, буквально, как на ладони и надо было лишь немного продвинуться далее вперед дабы, гордо поднять над ним русский флаг.
И именно этим великим (в интригах) силам в той полной и окончательной победе русских войск над германскими, несомненно, некогда уж заранее виделись «события грядущей и никак этак неминуемой несправедливости», безнадежно уж во всем том дальнейшем чреватой самыми непредсказуемыми и неисчислимыми бедствиями.
311
Сами по натуре необычайно алчные хищники, западные европейцы и впрямь, безусловно, никак не на шутку сколь еще вполне всерьез опасались русского вторжения в Западную Европу!
Правда всем тем более-менее здравомыслящим большинством сама подобная возможность буквально начисто уж некогда разом ведь чисто так на ходу вовсе вот совсем отрицалась.
Однако и вполне так успешное завоевание той еще прежней Россией некоторой части Индии для тех до чего напыщенных и суровых англичан было самым что ни на есть безнадежно наихудшим из всех хоть сколько-то возможных сценариев всякого дальнейшего диалектического развития всей же истории эпохи.
А также очень даже многих людей из тех наивысших слоев тогдашних сливок западного общества абсолютно уж вообще никак не устраивала сама по себе исключительно С-Т-Р-А-Ш-Н-А-Я мысль о том, что победившей России, всенепременно, как-никак явно придется предоставлять, куда разве что поболее достойное место на всей той общемировой политической арене.
Раз уж ничего подобного попросту и не было в планах правителей до чего многих на редкость чопорных и всецело ведь чисто внешне более чем чрезвычайно культурных наций.
Нет России, они до чего благопожелательно и радостно предоставили именно ту никак уж незавидную роль быка, которому сколь безотлагательно вменялось в обязанность весьма безмерно же во всем ослабить «матадора» Германию.
Ну, а сочные и сладкие плоды победы в том крайне занимательном шоу, те почти уж праздные зрители всех тех безумно кровавых баталий явственно так собирались разом, затем сколь еще сходу приплюсовать вполне естественно, что только лишь лично себе.
И вот в самой глубокой тайне прощупав почву, а вследствие того и прознав про все те непомерно титанические, хотя и полностью пока бессильные усилия немцев, хоть как-нибудь, да развалить русский фронт «российские союзники» им в этом деле весьма безоговорочно всеми имеющимися у них силами сколь посильно же явно вот подсобили. Причем тем безо всякой же меры сходу потрафив всем, тем левым силам внутри самой России – всенепременно уж сколь всемогуще так пожелавшим, как можно поскорее отлучить злополучного монарха от всякой власти над той до чего неизбежно от века полностью самодержавной империей.
312
И ведь было - это ими весьма уж сколь ответственно осуществлено разве что под те самые весьма ведь необычайно шумные фанфары, поскольку нечто подобное сколь прекрасно так во всем соответствовало чьим-либо наиболее сокровенным, безыскусно шкурным интересам.
И речь тут явно идет именно о тех сколь ведь ярых самим себе доброжелателях, кто и впрямь разом вознамерился сходу лишить Россию всякого ее куска пирога при том лишь затем некогда еще последующем дележе всеобщей добычи.
Ну а та нисколько небезызвестная довольно-то весьма ограниченная интервенция только лишь и носила самый вот ярко выраженный характер сущего же разграбления российских ценностей, и помощью белому движению, там никак совсем и не пахло.
И, пожалуй, что тем до чего глубочайше пресыщенным истинным знанием культуры членам Антанты и впрямь как-никак весьма безыскусно тогда захотелось некоей той на редкость ограниченной русской смуты.
То есть именно той революции, что и близко как есть вовсе так не иначе, а только лишь более чем сходу оставит Россию у разбитого корыта.
Да вот, однако, сколь еще внезапно вдруг оказалось, что смута эта, несомненно, вот более чем чрезвычайно заразна…
И это разве что только, поэтому, а еще и исключительно во имя сколь благородно и бесконечно любимых себя, (а также и совсем не безвозмездно), они и выразили ту никак вовсе же непритворную готовность слать и слать крайне неспешную помощь всему тому, весьма разношерстному Белому движению.
313
Однако же между тем все вот их и впрямь до чего исключительно алчные принципы, несомненно, могли им, то самое всецело на деле дозволить…
А именно взять, да и весьма благосклонно принять (на государственном уровне) от тех порою сказочно щедрых господ большевиков более чем до чего солидный же куш…
Причем никак не иначе, а как раз-таки за то самое, чтобы полностью до конца заранее оплаченное Белым движением вооружение, совсем вот никогда бы к нему вовремя при этом никак явно попросту не доходило.
И ведь нечто подобное с их безусловно же холодной и прагматичной точки зрения сколь твердо полностью вот здраво всегда обосновывалось именно тем самым наивысшим благом их собственного кармана, да и вообще это явно же сулило безупречно праведное пополнение и без того необъятных закромов ими и впрямь верноподданнически горячо любимой родины.
И все это как раз именно потому, что господа большевики, с той еще превеликой охотой да и совсем безо всяческих для них вовсе-то совсем излишних тревог и впрямь-таки сколь еще беззастенчиво и без тени печали довольно-то запросто расставались со всем тем, что Российская империя до того долгими веками старательно накапливала во имя вполне же лично так своего светлого грядущего.
И конечно, все те чрезвычайно щедрые большевистские заправилы вовсе ведь не ими, а народом честно нажитых богатств уж действительно вот истово верили, что буквально все вскоре непременно снова станет полностью ихним…
То есть именно что считай сразу после того, как мировой пожар, они сколь самонадеянно всеми силами более чем беспардонно разом раздуют и всего-то делов.
314
Ну а европейские союзники России в войне с Германией ради того совсем никчемного в их глазах дела, а именно весьма вот деятельного и последовательного восстановления российской государственности не пожертвовали бы даже и одним солдатом.
Причем это было никак так не принципом, а истинным образцом самого естественного ими восприятия от века еще их окружающей действительности.
И, собственно, ничего иного кроме разве что самих себя они попросту и не признавали за ценность вполне же достойную пролития даже и одной капли крови своих солдат.
И снова хотелось бы никак недвусмысленно именно то разом ведь вполне подчеркнуть.
Совсем так оно никак не иначе, а то самое как есть еще изначальное существование большевистского режима весьма ведь неизменно было крайне на редкость выгодно всей Западной Европе, раз те самые весьма этак нахрапистые грабители целыми веками достойно и честно общенационально накопленного добра разбазаривали царское золото с исконно праведной пролетарской щедростью.
И только в самой вот России и должны были на деле сыскаться силы, что этак-то и вправду бы действительно сумели хоть как-то остановить тот самый безумно полнейший хаос… как и всеобщее беспамятство великой фактически же первозданной, нелепейшей дикости.
315
Однако самой сутью всей российской империи еще издревле было то самое весьма вот величайшее же преклонение пред неким светлейшим духом, исстари преисполненным всецело ведь суровой мистической таинственности, то был и царь государь, Бог на небесах, ну и, конечно, вполне общее их самое неимоверное могущество.
Ну а нечто подобное и сотворило им образ самого вот неизменного же всесилия.
Их мощь целиком состояла из той еще самой непроницаемой брони истинно же всеобщего и сколь глубочайшего почтения и впрямь-то разом так и заволакивающего их ореолом сколь весьма ведь всеобъемлющей святости.
Ну а в тот самый момент, когда эти «ослепительно яркие фетиши», разом оказались совершенно развенчаны, низвержены, развеяны в прах, не стало и той всемогущей общественной силы, что была способна (по мере сил) хоть сколько-то сдерживать анархию, и смерть всякой государственности смог предотвратить разве что бессердечно всевластный правитель бескрайних серых масс.
Но ведь и белые силы тоже могли, хоть кого-либо вполне благоразумно выделить в виде той весьма же отменно значимой фигуры, именно вот некую яркую и весьма харизматичную личность и сделав этаким наиболее главным представителем всей той печально знаменитой своей бравой когорты.
То есть, им, непременно, следовало и вправду сколь старательно же отыскать именно как раз того, кто затем и сменил бы всю ту прежнюю ныне несколько устарелую форму самодержавного правления на что-либо явно иное, совсем не столь до чего безжалостно по-большевицки уродливое…
И это как раз-таки вот тогда подобного рода страны, как СССР и не было бы попросту уж никогда на столь необъятно широкой политической карте всего этого мира.
Ну а как раз потому он и оказался бы, куда намного прочнее, да и жить в нем было бы до чего явственно, куда только весьма и весьма гораздо безопаснее.
Российская наиболее из всех во всем этом мире сколь искусно изобретательная инженерная мысль обо всем том весьма же старательно всеми-то силами со всею серьезностью непременно бы еще позаботилась.
Причем все те фанатически бравые большевистские деятели в дальнейшем все более и более на редкость уж безбожно искривляли даже и самую элементарную житейскую логику всяческого вообще хоть сколько-то нормального общественного бытия.
316
А между тем, их более чем возможно было бы до чего еще неотъемлемо уж чисто вовремя извести, всецело сделав великую державу на редкость свободной от буквально всяческого нравственно же нелепого, да и как есть сколь невообразимо убогого идеологического маразма.
И, конечно, те бравые господа офицеры, что некогда давали присягу, своей любимой отчизне могли бы всего этого и близко совсем этак попросту не допустить.
Да только ведь нет, раз ни на что подобное, они и в мыслях своих были вполне самостоятельно попросту никак явно же непригодны.
И совсем не только в том тут было дело, что тогдашнюю российскую армию сколь рьяно и почти в единый миг сверху донизу развалил, да и обескровил нахрапистый паяц Керенский.
Тут дело было, прежде всего, в том, что те господа офицеры всегда доселе имели дело с покладистым и безропотным солдатом, и они были вовсе никак не готовы ко всем тем крайне суровым переменам…
Причем развал случился ведь никак не сразу и это именно промежуточная фаза, и сыграла наиболее страшную роль в развале всей действующей армии.
Подобно страшной стихии временное правительство начало во все стороны раскачивать ту лодку, в которой оно само тогда и сидело.
Просто вот этим праздным умом людям откуда-то издали показалось, что таким путем они станут самой неотъемлемой частью той так и разбушевавшейся вокруг народной стихии.
Да только, то было самое глубочайшее же заблуждение.
Да и самый главный выдвиженец Керенский оказался способен только вот во все стороны кланяться, изображая правителя, как его мог бы изображать клоун, в цирке, искусно пародируя какого-нибудь заправского эквилибриста.
За самое уж вовсе недолгое время правления Керенского всею страной грубый холщовый сюртук прежнего государства был попросту разом истреплен в самые клочья.
Ну а потому и всякий грозный лик власти стал тогда выглядеть, словно воронье пугало на европейском огороде.
Керенский, и его люди могли только упиваться всесилием власти, но вот властвовать над народом они не могли и не умели.
Однако и тех еще царских генералов тоже как есть, сколь безупречно тогда воспитали, именно в том и вправду всемогуще превеликом надо бы прямо сказать послушании буквально-то всяческому начальственному окрику, а тут его разом вовсе совсем никак так не стало.
317
Его отныне сколь правомочно заменил именно тот самый бесцеремонно крикливый глас прозревшего народа, вполне однозначно сразу и в единый миг сходу потребовавший более чем безотчетно же грубого ему чисто как есть житейского подчинения.
Никак к нему совсем не прислушиваться отныне тогда стало для самой ведь жизни делом на редкость более чем рискованным…
А они (генералы) всегдашне кому-либо другому подчиняться привыкли, таких как Кутепов было вот совсем уж явно вовсе немного.
Ну а кроме того коли таковые и были, то очень как есть до конца незамысловато, они все как один разом оказались попросту поистине же слабоваты в цветасто пестрой тогдашней политике…
А потому и не нашлось посреди российских генералов хоть сколько-то вполне достойной альтернативы сверженному государю.
А тот сколь наспех назначенный ему на замену англичанами адмирал Колчак в 1896 году чуть было не принял самое деятельное участие в войне с Англией в южной Африке, да еще и на стороне восставших против власти короны буров.
Да вот, однако, его сколь срочно тогда отозвали в первую арктическую экспедицию, а это вполне всерьез в то время более чем невзначай явно так разом тогда перевесило.
318
Ну а что и вправду могло с той или иной стороны вполне как на духу на деле касаться, того, несомненно, мужественного, статного и во всех ратных своих подвигах безупречно же доблестного генерала Деникина…
То вот чего - это тут только попишешь, раз явно довелось этакому бравому генералу довольно во многом еще разом являться именно что человеком сколь исключительно флегматичным.
Ну а, точно также весьма вот ответственно касаясь и всех тех других его человеческих качеств, то уж чего - это тут вообще ведь только поделаешь, коли человеком он был явно не в меру чересчур самолюбивым.
А к тому же генерал Деникин был на редкость безнадежно внутренне слабым в тех некогда сколь насущных вопросах хоть сколько-то разумного руководства развратной аристократией.
И это как раз считай по одной лишь этой причине всякие тыловые щелкоперы и крючкотворы, и сделали именно этакого мужиковатого генерала, каким был Деникин - главнокомандующим Южным Фронтом.
А впрочем, как-никак, а речь тогда явно же шла не только об одном генерале Деникине, но и о весьма традиционной бесхребетности всякого армейского начальства, а точно также и чисто «рыцарского» его нежелания до чего посильно ковыряться буквально во всяком совсем вот ничтожном дерьме…
И это как раз нечто подобное и сотворило затем целый пласт нахрапистых временщиков вдоль и поперек избороздивших светлый лик белого движения грубыми морщинами себялюбивого коварства.
Причем тот самый генерал Деникин, явно уж был всем этим дьявольски самоуверенным царькам до чего только благосердечно вполне ведь исключительно на редкость удобен.
Раз при том самом никак незабвенном генерале Деникине им было бы чисто во грех вволю не разойтись, а именно потому тот сущий же бесстыдный грабеж и стал главной целью войны с бестиями большевиками.
Ну а как раз отсюда и та весьма вот существенная ненадежность всех белых тылов.
В них как уж не раз о том было сказано выше сколь извечно копошилась всякая нечисть мигом сколь сходу унюхавшая запах сущего безвластия.
А только потому довольно многие представители мирного населения и жаловали белых никак не более, нежели чем красных и лишь того, они всею душою весьма напряженно ждали, а чья эта сколь славная сила вверх-то вскоре вполне разом еще на деле возьмет.
319
Да только белые могли ведь хоть сколько-то поспешить, а потому и считай уж вовремя так отдать все бразды правления Врангелю, а нечто подобное в единый миг довольно-то многое могло разом вот тогда переменить.
Да только в тех сколь бесславных условиях совсем же безвозвратно суровой реальности борону Врангелю командование всеми белыми войсками досталось разве что потому, что Деникин и близко не пожелал быть главнокомандующим разгромленной армии…
А между тем то самое сколь мудро проявленное умение в то истинно должное время без малейшей тени колебания разом еще сдать командование и отойти в сторону, дабы дать себя проявить всякому тому, кто в военном деле может быть значительно лучше и впрямь-таки вот действительно сведущ…
Да уж как-никак, а именно подобного рода действия на самые долгие века вполне полноценно предрешают судьбу целых великих империй.
Александр Первый, сделавший Кутузова фактически еще одним почти полноправным царем или славный сенат древнего Рима, в крайне трудную для себя минуту торжественно возложивший всю власть в империи на Фабия Веррукоза, тем и спасли свои исторически значимые отечества от разрушения и поругания.
И именно подобным путем и можно было сколь сходу избавить свои народы от рабства вследствие совершенно уж неминуемого только ведь затем еще некогда явно вот последующего вражеского владычества.
И этим мудрые правители более чем возможно во многом и предопределили судьбы всего этого мира, считай на те сколь долгие столетия далеко же вперед.
320
Однако в великой России начала 20 столетия этакого чуда, явно вот вовсе не произошло, и уж, наверное, как раз потому, что слишком ведь в ней до чего наглядно прочерчивалась вся та праздномыслящая фальшь общеевропейского духовного наследия.
И вот чего именно на сей счет, более чем прискорбно же пишет генерал Краснов в его книге «От Двуглавого Орла к красному знамени».
«Праведники ли Левин и Нехлюдов? – нет, они обманщики, потому что не по любви делали поступки свои, а лишь по желанию исполнить Евангелие, не понимая его, как не понимал его сам Толстой, как не понимают его и социалисты. Они хотят навязать его жизни, а Христос признал, что к жизни учение его неприменимо. Жизнь сама по себе, а Царство Христово само по себе. Христианская вера может только смягчить, скрасить жизнь, но сделать ее такою, как надо, не может, потому что для этого надо, чтобы все стали христианами».
321
Однако вот тех более-менее разумных людей, нечто подобное вполне до конца верно осознающих, а как раз потому и не требующих безудержно яркого, бесподобно наглядного осуществления всеблагого чуда в его порою достаточно же прозаическом облике на Руси неизменно было слишком-то явно совсем так немного.
Абсолютное большинство людей, разве что сколь неизменно хотело жить и жить исключительно как есть чисто по-писаному, сколь во многом его считай ведь чисто намеренно, извращая всем тем до чего нелепо слащавым своим рьяным усердием.
Ну а как есть заодно и более чем многозначительно же, создавая штампы широкого общественного поведения, в которых до чего явственно засквозила сплошная фальшь и самая откровенная бессмыслица.
Причем сама вот как она есть безудержно спешная смена политического режима в стране, почти уж никак не повлияла на те чисто от века незыблемые бюрократические нравы.
И ведь главное сам тот еще костяк старого крепостнического государства нисколько вот при этом никак не треснул после того, как царские вензеля сменились на красные знамена.
Да и тот чрезвычайно густой и пряный дух времени, в котором жили те самые проникновенно светлой души люди, уж как вот он был, так и остался, считай, совсем неизменным и после той сколь заклятой октябрьской революции.
То есть коли и претерпел он некоторые более чем явные перемены, то уж выразилось это разве что в том только ведь истинно же одном.
А именно вместо сущего разброда мнений все суровые раздумья отныне были выстроены строго вот под некую более чем строгую линеечку.
Ну а до того уж совсем бесславного большевистского переворота сразу как есть вослед за созданием столь откровенно бурлящей на все лады бездумно говорливой Думы острые мысли, как камни так и летели тогда в оппонентов…
И вот чего именно пишет обо всем этом генерал Краснов в своей книге «От Двуглавого Орла к красному знамени»:
«Дума подтачивает государство, Дума развращает народ. Своею критикою, основательною или неосновательною, это все равно, Дума внушает народу недоверие и презрение к министрам. Дума выносит язвы наружу и показывает все темные стороны правительства и Царя народу. Дума стала между Царем и народом. Она закрывает глаза на все то хорошее, что делает Царь, и подчеркивает одно худое. Саша, ты бываешь у Государя, ты говоришь с ним просто, – скажи ему, что так быть не может. Надо Думу сделать ответственной, надо привлечь ее к управлению, а не к критике, не суживать, но расширять надо ее полномочия. Нужно все свалить на Думу, а самому остаться только Царем».
322
Однако, то, чего уж совсем явно не ко времени сколь запоздало предлагал ко всему его осуществлению генерал Краснов, никак не могло спасти донельзя шаткое (на тот самый момент времени) положение вещей.
Поскольку тогда весьма этак ответственно потребовалось всецело твердою рукой вводить должность до конца равную должности царя, и при этом еще и наделять данного царской власти приемника, всеми соответствующими полномочиями, сохранив за самодержцем одни только символические, церемониальные функции.
И уж в России в этаком случае никогда бы не произошло, ничего из того, что немногим позднее случилось в той чрезвычайно надо бы прямо сказать и по сей день на редкость сентиментальной Германии.
А чего именно там приключилось, весьма ведь отлично передал на бумаге гениальный Булгаков в его «Белой Гвардии», причем его описание безупречно же исторично и более чем до конца вполне достоверно.
«Следующее событие было тесно связано с этим и вытекло из него, как следствие из причины. Весь мир, ошеломленный и потрясенный, узнал, что тот человек, имя которого и штопорные усы, как шестидюймовые гвозди, были известны всему миру и который был-то уж наверняка сплошь металлический, без малейших признаков дерева, он был повержен. Повержен в прах – он перестал быть императором. Затем темный ужас прошел ветром по всем головам в Городе: видели, сами видели, как линяли немецкие лейтенанты и как ворс их серо-небесных мундиров превращался в подозрительную вытертую рогожку. И это происходило тут же, на глазах, в течение часов, в течение немногих часов линяли глаза, и в лейтенантских моноклевых окнах потухал живой свет, и из широких стеклянных дисков начинала глядеть дырявая реденькая нищета».
323
А между тем в самой России и близко никак никогда пока не бывало этакого культа сверхчеловека, а имелось одно лишь чисто коленопреклоненное преклонение пред всяким тем, кому по самой его должности уж было положено, как есть чисто ведь сходу отожествлять собой все то наше славное отечество.
Причем на это самое место всегда было возможно довольно-то легко сколь поспешно «выдвинуть», кого ведь только угодно.
Ну а затем при помощи средств массовой информации и впрямь-то сходу навязать народу более чем искреннюю любовь к этому «до чего только наилучшему из всех людей».
И тем наиболее главным тут было как раз именно то, чтобы он вообще, собственно, был этот из всех самый же достойный, однако, кто он таков было по всей своей сути и близко никак попросту ведь вовсе совершенно неважно.
Да только сверхчеловека в самой России из него никто и никогда и близко не делал, поскольку такой человек должен был вполне оказаться вселюбящим, всепонимающим и великомудрым, но никак не человеком горой, как это было у немцев.
324
У белых подобной более-менее выдающейся личности, к великому сожалению, попросту ведь никак явно уж не нашлось, а как раз потому подобного рода новоявленным великодержавным вождем и стал тогда тот еще треклятый немецкий шпион Ленин, а не тот безжалостный к врагам и недругам английский наймит Колчак.
Да и Деникин, тот тоже был у иностранцев чисто же, считай вовсе вот на побегушках.
Ну а, кроме того, судя по всему тому, им написанному в его «Очерках русской смуты», был он человеком безынициативным, излишне доверчивым, да и безмерно любящим тот еще старый, размеренный порядок и честь.
В эпоху революций такие деятели, совсем уж нисколько никак не преуспевают, да и при старых порядках, они без высочайшего разрешения сверху зачастую и высморкаться, как следуют, совершенно так никогда и близко не посмеют.
То, что генерал Краснов пишет о совсем другом генерале прекрасно бы (пускай и с некоторой инновацией) вполне ведь бы подошло, в том числе и Деникину, поскольку оба эти генерала фактически одного поля ягоды.
Далее цитата из все той же книги «От Двуглавого Орла к красному знамени»
«Всю свою жизнь Куропаткин провел на вторых ролях. Он всегда был талантливым исполнителем чужих планов. Слава Скобелева его покрывала. Он служил, основываясь на мудром и никогда не знающем ошибки правиле: "чего изволите и что прикажете".
Он был Туркестанским генерал-губернатором, царьком в Средней Азии, но он прислушивался к тому, что ему приказывали Государь, министр внутренних дел и военный министр. Он никогда не осмелился бы нарушить или изменить приказание. Он видел часто неправильность того, что ему указывали, доказывал большими красноречивыми докладами, что надо делать и как, но исполнял беспрекословно то, что ему приказывали. В этом была его сила и в этом была его слабость. Он привык делать дела с разрешения и одобрения. Став военным министром, он продолжал свою политику. Он мог творить лишь тогда, когда на его докладе было собственною Его Величества рукою начертано: – согласен, утверждаю или быть по сему. Без этой санкции он ни на что не решался.
Он был сыном скромного армейского капитана и мелким псковским помещиком. Рожденный ползать, он не мог летать. Его ум, широкое образование, богатые знания, личная солдатская храбрость и честность разбивались о робость перед кем-то высшим, перед начальством. Он не мог воспарить и презреть все и идти напролом. Он был притом честолюбив и хватался за власть. Он себя любил больше, нежели армию, и армию любил больше России. Он стал главнокомандующим, но он не был им. Полная мощь была не у него. Он боялся адмирала Алексеева, ревновал к каждому генералу, которого выдвигала война, и продолжал держаться прежней политики, добиваться на все утверждения Государя».
Ну, а государь тот был, в общем и целом, как правитель великой державы до чего уж совсем вот никчемным исполнителем твердой воли своей супруги, а как раз потому и зря его теперь прямо-таки в святые рядят!
Человеком он был весьма своевольным и одновременно с этим подчас совершенно безвольным, а также и глубоко набожным, что зачастую безволию лишь совсем не излишне разве что немало вот вполне поспособствует.
И уж во всей своей совокупности для любого правителя нечто подобное явно несет в себе именно тот сколь весьма же непоправимый ущерб.
А все, потому что он должен быть именно рукой Господа, а никак не наспех осеняющей свой лоб его ладонью.
325
И, ясное дело, что уж будь тот последний российский государь Николай Второй никак вот не той слепо ведомой на заклание овцой, а всемогущей десницей грядущего, он сколь прекрасно бы осознавал всю ту самую явную неприемлемость праздной околополитической говорильни.
Ну а точно также ему вполне следовало же понимать и всю ту грозную опасность кровавого скольжения, как только начнется самое явственное расхолаживание старого издревле полноценно доселе отлаженного крепостного механизма…
И надо бы сходу так в лоб весьма уж сколь непременно заметить, что в истории России фактически неизменно любые благие начинания демократического характера, и впрямь сколь обязательно вскоре оканчивались совершенно трагически.
И, если бы Николай Второй и вправду был бы хоть сколько-то прозорлив и умен, то вот и близко бы он никак не смог даже и на одну недолгую минуту явно же запамятовать об этаком прежнем истинно долгими веками сколь еще отчетливо выверенном горьком же опыте.
А кабы он и в самом уж деле пошел по тому хоть сколько-то разумному пути, ему надо было никак не ту излишне говорливую Думу разом ведь тогда созывать, а повсеместно создавать местные советы самоуправления.
Причем именно снизу, а не сверху и можно было бы со временем облагородить лицо власти в глазах всего своего народа.
326
Ну а точно также надобно было всячески перенаправить всю их чрезвычайно кипучую энергию как раз-таки на хозяйственную, а нисколько не на ту более чем благодушно и крайне язвительно сколь еще безмерно широкую политическую деятельность.
А то ведь та Дума почти сплошь была похожа на сборище болтунов в селе, в котором безмерно свирепствует великой силы пожар.
Дома себе горят, да горят, а они все промеж собою никак разобраться не могут и хоть сколько-то договориться, а чего это им первое срочно бы надо бежать разом тушить и кому это в этаком деле быть и вправду сколь наиболее главным.
Весьма похожая ситуация имела место затем и в Белом движении.
Ну а та наиболее главная же беда неизменно была заключена именно в великой силе народа, у которого ее было в самом ведь явном и до чего несомненном же переизбытке.
Да только того чисто ведь простейшего житейского ума, однозначно так на деле способного при случае сколь посильно сдержать всю ту на редкость ужасную горячность, а тем и спасти людей от самого всенепременного затем великого горя до чего отчаянно так тогда явно ведь и не хватало.
Однако при этом той наиболее веской всему тому первопричиной было разве что самое полное отсутствие посреди масс простого народа хоть каких-либо зачатков знания, а потому и нечего столь беспрестанно же искать истоки вящей темноты российского народа в каких-либо его чисто природных человеческих задатках!
327
Основой основ российского бескультурья являлась именно та власть, что вполне же нарочно заботилась именно о том, чтобы народ пребывал в сущей бездне слепого невежества! Владычествующая над ним каста, более чем верно тогда осознавала, что дабы сколь надежно удерживать такой народ в самом безропотном повиновении, явно ведь окажется более чем бестрепетно разом вот еще потребным до чего неуклонно всячески же прижимать его к своему ногтю.
Ну а как раз только потому, она во всем сходу и расстаралась, дабы раз за разом до чего беспрестанно вдавливать и вдавливать его челом в сырую землю.
В то время как буквально всякий его сколь бездумно наспех распрямляющий, при этом явно лишь создавал в нем, ощущение положительно во всем чрезмерно же безграничной легкости.
Ну а вследствие того прямо-то силой всячески тянуло затем народные толпы ко всему тому неимоверно ужасающему всеми своими грядущими разрушениями, бессмысленному и беспощадному российскому бунту, как уж о том твердо и пламенно некогда высказался великий Пушкин.
Причем вся та сколь еще всемогущая лютость бескрайнего мятежа разве что только поболее обездоливала и обескровливала простой российский народ.
И вот чего это именно обо всем до чего размашисто пишет Генерал Краснов в его книге «Екатерина Великая»
«Ты знаешь, слыхал, конечно, о созыве в 1767 году Комиссии о сочинении нового уложения… Были собраны представители от дворян, горожан, государственных крестьян, депутаты от правительственных учреждений, казаки, пахотные солдаты, инородцы… Пятьсот семьдесят четыре человека собралось в Москве. Какого тебе Земского собора еще надо! Собрался подлинный российский парламент. И что же? О России они думали? Нет! О России она одна думала. Там думали только о себе, свои интересы отстаивали, свои выгоды защищали. Дворянство требовало, чтобы только оно одно могло владеть крепостными людьми, требовало своего суда, своих опекунов, свою полицию, права на выкурку вина, на оптовую заграничную торговлю. Оно соглашалось на отмену пытки, но только для себя… Купцы тянули к себе. Крестьянство…
– Ну что же крестьянство?.. Что же оно? В этом-то весь смысл…
– Что говорить о нем! Чай, и сам знаешь… За границей очень много об этом писали. Крестьянство ответило – Пугачевым… Пугачев освободил крестьян, и они показали, на что способен народ без образования, но с волей. Пугачев подарил народу – иначе он не мог поступить, как должна была бы поступить и Государыня, если бы сейчас вздумала бы освобождать крестьян, – подарил земли, воды, леса и луга безданно и беспошлинно. Он призывал уничтожить все ненавистные заводы и истреблять дворян. "Руби столбы – заборы повалятся", – писал он. Столбы рушились на совесть. Тысячи дворян, помещиков были повешены. Пугачев приказывал: "Кои дворяне в своих поместьях и вотчинах находятся, оных ловить, казнить и вешать, а по истреблении оных злодеев-дворян всякий может восчувствовать тишину и спокойную жизнь, кои до века продолжаться будут…" Вот что такое народная воля без просвещения! И Государыня как еще это поняла! На пугачевский бунт она ответила – Комиссией о народных училищах, главными народными училищами, специальными школами и прочая, и прочая. Ты посмотри-ка теперь, сколько стало образованных и просвещенных людей в России, и теперь уже нет надобности, как тебя, посылать учиться за границу – свое имеем, и очень даже неплохое… Вот с чего начала она – волю крестьянам!»
328
И уж в связи, с чем все это было именно так, а не до чего глубокомысленно на редкость явно так вовсе иначе?
И почему это, как уж только в Россию тем еще невероятно стремительным потоком разом ведь проникает хоть чего-либо по всему своему определению необычайно так новое, как тут же все то старое нелепо и слепо рушится и загнивает буквально-то на корню?
А между тем вот он тот самый еще верный ответ на этот вопрос от имени Салтыкова-Щедрина в его книге «История одного города»
«Развращение нравов дошло до того, что глуповцы посягнули проникнуть в тайну построения миров, и открыто рукоплескали учителю каллиграфии, который, выйдя из пределов своей специальности, проповедовал с кафедры, что мир не мог быть сотворен в шесть дней. Убогие очень основательно рассчитали, что если это мнение утвердится, то вместе с тем разом рухнет все глуповское миросозерцание вообще. Все части этого миросозерцания так крепко цеплялись друг за друга, что невозможно было потревожить одну, чтобы не разрушить всего остального».
И тем до чего безмерно разлагающим саму душу народа фактором впоследствии и оказалось всяческая та полная потеря веры в Господа Бога, царя и отечество.
Большевики до чего скабрезно и слезно жестикулируя неизменно агитировали вконец уставших кормить вшей солдат, сделать себе из длинных ружей обрезы да и идти всем кагалом домой там весь свой порядок и близко вот не мешкая разом так наводить, а те и сами разве что лишь того тогда и желали.
329
Поскольку никакого царя более не было, а вера отныне стала совсем пустым звуком в результате всех тех новых технических чудес, а еще и потому, что…
Царь тот был большой балбес, От всякой веры сам и отучал
Ведь Гришка Распутин с его женой вовсе-то совсем не заскучал.
А господа офицеры, собравшись в кучку, кто горазд
На все лады фальцетом орали, толпе в уши Бог воздаст.
Но что было до Бога зарвавшейся солдатне,
Коли она родную хату видала лишь во сне.
330
А между тем и Лев Николаевич Толстой тоже по мере сил довольно-таки непотребно разложил российское общество всеми-то своими пацифистскими думами и настроениями, а также и сколь страстно именно им и напридуманными, как и вовсе-то отчаянно напрасными хождениями в весь тот простой народ.
От всех тех беспутно словоохотливых похождений одни беспрестанные брожения в умах только ведь затем и остались, вследствие чего и наступило то самое смутное время сущего разброда в головах в свете всех тех исключительно блаженных сказок о чем-либо крайне несбыточном, но истинно на редкость небесно прекрасном.
Ну, а дабы всякое, то и близко не в меру потное доброжелательство и вправду пошло не на поводу у всяческих призрачно ярких иллюзий нужно было создать все нужные условия для людей праздного ума, чтобы их глаза на деле увидели реалии века, а не одни их яркие отблески на белой бумаге.
Да только между тем это для кое-кого и было сколь уж вовсе никак неприемлемо, раз цветы ласковых иллюзий так и греют чье-либо пламенное сердце, а между тем они создают разве что ту весьма широкую действительность, что явно окажется намного темнее всякой той совершенно безлунной ночи.
Начать смотреть всецело поверх книжных страниц, а потому и начать уж впитывать реальные запахи окружающей жизни, кое-кому было никак и близко не по плечу, да и душа их прямо-таки горела в огне предвкушения всяческих грядущих радостных открытий чисто так литературного бытия.
Ну а грязь и темень дикого быта общества наоборот всячески отвращала светлые умы, а как раз потому им было совсем вот никак не до заботы о житейском благоустройстве всего своего народа.
Ну а именно потому эти люди нечто подобное неизменно откладывали на потом, когда вот все и вся в этом мире полностью до конца само собой разом так еще утрясется.
И понятное дело ласково и весело мечтать о некоем чисто так пресловутом светлом грядущем это совсем не одно и то же, как весьма вот посильно его создавать своим собственными руками.
И конечно, кое-кто явно хотел всеми силами посильно приблизить лучшее будущее, но только сколь безнадежно те люди разом так сходу погрязли в сущем прекраснодушии, а как раз оно и толкало их в сторону сущего восхваления чисто абстрактных идеалов.
А они всецело беспредметны, аморфны и их искусственное приближение к обыденности ведет к смерти всего того доселе естественного.
Ну, а затем вместо него возникает согретый пламенем сердец некий грубый трафарет того, из чего вполне достойные образы простой жизни можно будет сделать разве что посредством, так и льющегося обильной рекой крови и пота…
Да и в грязи придется сколь порядочно извозиться, чтобы по мере сил затем построить для человечества некий новый дом взамен старого и вконец так до чего обветшавшего.
И вовсе вот необязательно было кому-либо с этаким диким надрывом сколь скабрезно же говорить обо всех тяжких бедах чисто житейского нынешнего существования…
А все, потому что общество это всегда пирамида и что это с ним только не сделаешь, а оно именно пирамидой так и останется…
И можно лишь разве что всецело ужесточить условия жизни тех, кто находится на самом низу и их страдания и впрямь просто неимоверны, раз вся сила тяжести всей конструкции приходится именно на их плечи.
И вот вместо того чтобы сколь откровенно разглагольствовать об сколь жутком угнетении всех тех злосчастных масс простого народа вполне возможно было подумать, как раз о том весьма конкретно неуютном настоящем в котором надо заниматься одной лишь только самой неспешной уборкой пыли…
Ну а затеянный кем-то капитальный ремонт всего и вся ту вековую пыль только лишь кверху вздымает…
И тот до чего дивный свет праздных истин разве что нагнетает чудовищную тьму внутри ни о чем несведущих душ, а также и создает иллюзию всесилия у невежд, обладающих тем чрезвычайно жестким и до самой невозможности властным характером.
Их истинно лучезарной правдой сколь безысходно затем разом становится именно та донельзя тупая сила, и они ее именем и крушат буквально-то все, что превыше нормы их вполне ведь скотского же сознания.
Ну а как раз, поэтому все то, что не плавает мелко в жирной грязи исключительно так ничтожного людского быта, с их точки зрения подлежит самому уж сколь незамедлительному уничтожению.
А между тем великая сила вековых традиций гораздо ведь сильнее всякой той отчаянно пламенной агитации.
Да и вообще так и захламив ею, людские мозги можно было добиться одного лишь отката назад, раз человеческое сознание очень даже инертно и его могут вполне полноценно перестроить на другой лад только одни лишь столетия весьма продуманного воспитания.
Да только вовсе вот никак не замена одного общественного строя неким другим значительно будто бы истинно наилучшим.
А заодно еще и тем фактически единственным вариантом грядущего развития событий после почти любой революции может быть разве что сколь еще резкий откат далеко назад в самую бездну минувших времен.
Причем даже и мумия вождя – это то же более чем безусловное возрождение сколь древнего египетского культа в его до чего безотрадно атеистическом, наиболее варварском варианте безо всякого должного почтения к покойному.
Причем эта как раз та самая мумия и правила СССР в течение всех тех бесконечно долгих 74 лет.
331
Брежнев, к примеру, тоже был никак не иначе, а живой мумией, причем еще задолго до своей довольно-то никак неестественной «безвременной» кончины.
Причем те, кто точно уж сразу после его никак неестественной смерти нисколько так явно не плакали по этакому обезьяноподобному партийному бонзе, по тому еще кровавому супостату Сталину лили самые те еще откровенно так горькие слезы.
Причем до чего еще многие представители российской интеллигенции вполне всерьез так и упивались должными успехами своего государства в построении железного костяка индустрии, и уж они действительно более чем искренне верили, что их ведут в грядущие дни всеобщего счастья и благоденствия.
Ну а происходило все это так, разве что потому, что те, кто сколь определенно видели все и вся в розово-черных тонах, зачастую были вовсе никак неспособны воспринимать многие факторы крайне неприглядной и непростой общественной жизни, именно в том виде и качестве, в каковом, они вполне наглядно существуют на самом-то деле.
332
К тому же есть еще и люди, что сколь этак умело и глубокомысленно разбираются в самых мелких коллизиях жизни, да и всяческих тех или иных людских характеров…
И вот, несомненно, будучи великими писателями (плоть от плоти своего века и среды) они все это сколь животворящим и трепетным образом собственно и передают всем нам на заметку в своих книгах, а мы затем с превеликим умилением всецело внемлем наглядно представленным нам ярким картинам всей той тщательно отшлифованной вымышленной жизни.
Однако в целом душа литературного гения в точности такая, как и у всех простых смертных и там, где он явно отходит от жизненных живописаний и планомерно переходит ко вполне наглядному изложению всех своих чисто обывательских позиций, он порою сразу расписывается в исключительно полнейшем неумении вполне полноценно передать всю мудрость жизни…
А в особенности все это весьма же конкретно касается писателей 19 века, то есть того самого времени, когда общемировая философия, несомненно, так разом ударилась в тот самый сплошной антагонизм по отношению ко всему тому прошлому религиозному засилью и «мракобесью».
Заменить его чем-либо вполне устоявшимся и, кстати, сколь последовательно и разумно полностью так заранее сформированным было бы никак уж вовсе считай, что и невозможно…
А как раз посему основным «клеем», связывающим общество, и стало то чрезвычайно так твердо стоящее на своих ногах государственное обустройство, явно имеющее довольно-то жестковатое, а главное именно что как есть на всех полностью же безвременно единое идеологическое обоснование, да и некие те сколь «всеобъемлющие» далекие цели…
Но есть те довольно общие определения, а есть самая конкретная суть отчаянно так серых жизненных процессов и если в общих определениях все гладко и четко, то колдобины любого общественно переустройства попросту никак не оставят от светлых планов совсем уж ничего кроме той еще на редкость блестящей обертки.
Ну а для того, чтобы внутреннее содержание вполне соответствовало тому, что нарисовано на той чисто внешней оболочке надо было не рушить старое и вконец кому-то обрыдшее, а всячески перестраивать его, старательно выметая пыль минувших веков.
Однако делать это надо бы сколь этак весьма аккуратно и на редкость так более чем вполне осмотрительно.
Созидание оно требует исключительно же четкой осмысленности, а бездумное разрушение старых оков только лишь и кует оковы новые, и значительно на сей раз более крепкие.
Менять настоящие замки на замки воздушные лучше бы только в своем никак этак до чего неуемном же воображении.
Ну а в реальных условиях общественной жизни гораздо же лучше будет вовсе ведь никогда не строить новую жизнь на одних тех разве что совсем разрозненных обломках жизни старой.
Обломки острыми краями разве что вконец обескровят общество и без того крайне ослабленное разрухой и нуждой, которые являют собой неотъемлемую часть всякой той действительно же случившейся где-либо во всем этом мире революции.
Ну а та без тени стеснения сходу так превращает чисто абстрактные книжные изыски в нечто вполне до конца полностью материальное.
Причем нечто подобное став во главе всего и вся разом уж становится важнее любых вполне здравых рассуждений о подлинном общечеловеческом достатке и уюте.
А ведь именно в этом и заключено то самое общечеловеческое счастье.
Да вот, однако, зачем это вообще, коли можно попросту сходу опьянить толпу грядущими (ясное дело) с неба упавшими светлыми благами…
Причем как раз во имя того дабы кто-либо и вправду же преуспел во всех подобного рода немыслимо блажных начинаниях, и было вполне разом уж предостаточно именно тех весьма слащаво-праздных мечтаний людей, что будут совершенно искренне и взахлеб всячески благословлять это самое нисколько несбыточное аляповато-трафаретное грядущее.
333
А между тем в той ныне как есть навеки былой дореволюционной России нечто подобное наиболее естественным образом весьма наглядно так разом вот, и проникло во все слои тогдашнего общества.
Хотя на деле ничего подобного тому могло бы уж вовсе совсем попросту и не случится кабы люди великого литературного дара не внесли бы чисто свою сколь посильную лепту весьма вот отяготив и без того существовавшие в те времена сущие противоречия.
И это как раз-таки им более чем откровенно уж было сколь на деле так свойственно до чего еще беззастенчиво навязывать все, то чересчур упрощенное мировоззрение до чего немыслимо бесчисленным своим читателям и почитателям.
К примеру, расхалаженность и «едкая кислость» характера медленно угасающего Чехова это и есть те вполне неотъемлемые свойства его души, что сколь непосредственно разом оставили тот весьма вот явный и неизгладимый отпечаток на сердце и разуме довольно многих, разве что лишь некогда затем только последующих поколений…
Фактически, им довелось сколь безвольно, впитать в себя, словно губка все то явное слабодушие и глубокомысленную восторженность, что были весьма стоически некогда проявлены Чеховым во всех тех до чего позднейших его «чахоточных» произведениях.
И это как раз на этой почве затем и возникла та сколь извечно кровохаркающая держава, снизу доверху переполненная сущей ирреальностью извечного сна всякого общественного разума.
334
И само собою весьма этак разом ведь получилось, что это как раз вся та непримиримо воинственная серость, отчаянно бичевавшая буквально всю тогдашнюю окружающую действительность языком язвительно непримиримого нигилизма, и проникла, что называется в самое сердце великого российского прозаика на склоне еще молодых его в сущности лет.
А произошло это все разве что потому, что он весьма ведь безумно и яростно захотел, пожить, как можно подольше совсем этак несмотря ни на что.
Ну а для всего того, как то ему некогда показалось, он и должен был сколь еще немыслимо же утроить усилия своих коллег врачей всей той до чего невообразимо доблестной ворожбой в том безумно радостном предчувствии ярчайше светлых грядущих времен.
И можно прямо как есть со всею безумно ярой горячностью до чего безапелляционно же сходу как на духу разом и выпалить.
Никак не иначе, а именно болезнь Чехова и стала затем болезнью всей той огромной страны!
Ибо тот самый туберкулез Чехова и стал общественной чахоткой буквально как-никак всей его необъятно широкой державы.
Да вот, однако, при всем том надо бы более чем сходу ведь разом непременно так более чем конкретно же уточнить, а именно что тот еще самый более чем непомерный и великий вред в себе несет никак не сама по себе художественная литература!
Нет, она-то при всех тех своих и впрямь непревзойденнейших человеческих недостатках (а в том числе и у самых даровитых ее авторов), все ж таки льет и льет весь тот свой невыразимо яркий солнечный свет в сущую темень всего этого нашего самого обыденного бытия.
Нет, уж главным образом все тут вездесуще плохое исключительно в том на редкость крайне восторженном ее восприятии, а это этаким уж путем и происходит то сколь еще безыскусное превращение светильника, в камин у которого никак не грех и погреться.
Ну а от подобного рода до чего легкомысленных настроений праздно мыслящих интеллектуалов и без того тяжкое бремя народа становиться сколь исключительно так именно ведь попросту вовсе же непосильным.
И нет в том ничего удивительного, что весь тот простой народ, как есть, на смерть вконец замерзает, пока интеллигенция, до чего доблестно кующая свои пламенные восторги на наковальне никак несбыточных грядущих времен, буквально-то ослепнув от сияния возвышенной литературы, сидит себе да привольно чужими страстями сколь глубокомысленно нежиться.
335
А искрометная благодать, так и разливающаяся по всему безмерно возвышенному духовному естеству в сочетании с тем до чего безоговорочным неприятием всех тех от века столь неизменно серых российских явей, как есть, и впрямь доподлинно помешала настоящему единению масс народа и просвещенной интеллигенции в некое вполне полноценно единое целое.
Но вот зато уж все, то безбрежно разноликое общество, как есть вполне запросто можно было до чего сходу скрепить насильно всеми теми кровавыми рукавицами, беззаветно преданных своему делу сталинских палачей.
Причем в дело всего того лишь разве что дальнейшего существования сколь этак до чего беспрецедентного террора весьма вот немалую лепту разом внесли и всякие те еще белые господа.
И все это выглядит именно так чисто вот поскольку, что без всего того самого же прямого участия белых в тех сколь бесчисленных расправах над мирным, но никак подчас небезропотным населением большевистский строй имел бы, пожалуй, все вот шансы остаться хоть сколько-то более сдержанным и несколько отчасти менее преступным.
Но то самое почти мгновенное обрушение и без того чересчур ведь явственно хрупких стропил самодержавия явно так привело к дикому крену всех моральных ценностей, а как раз потому отныне весь государственный быт и оказался в сиволапых руках лихо закрученной словно чьи-то усы анархии.
Да только с какой ведь стороны на это не посмотри, а рухнуло же самодержавие можно так сказать по дирижерской палочке запада.
Причем та довольно-то продолжительная подрывная работа против всего самодержавия шла сколь еще весьма долгие десятилетия, а именно до тех самых навеки трагичных событий чудовищно кровавого 1917 года.
И весь процесс разложения шел медленно, но верно и главным для заказчика было разве что только вот и превратить Россию в некое европейское приложение к африканскому континенту.
Да и в самой России тогда явно нашлось предостаточно тех, кто всею душой приняли близко к сердцу чужие намерения всячески облагородить свою во многом чисто средневековую державу.
Причем люди те были светлы и чисты во всех своих побуждениях, им только-то разве что никак так отчаянно не хватало той еще самой доподлинно настоящей искры разума, что буквально загодя превращает всякие наилучшие намерения в безупречно достойные благодарной памяти потомков – мудрые деяния.
И как то вообще могло быть иначе, коли все их мысли о людском счастье попросту уж напрочь были весьма этак неизбежно оторваны от всех тех на редкость суровых реалий той самой сколь безотрадно безликой «промозгло серой» дореволюционной обыденности…
336
Ну а затем, когда из пепла минувшего рабства и вправду возникнет то самое будто бы на редкость бесценное «царство грядущей свободы» все беды вполне само собой уйдут в более чем полное же явное небытие.
Да только вышло оно как раз-таки совсем наоборот, и свобода та оказалась до чего наихудшей неволей, чем та, что когда-либо только доселе существовала на этой земле.
И до чего же многие людские судьбы и будут сколь еще отчаянно в самую удушливую пыль всячески как есть чисто в труху раз и навсегда тогда полностью перемолоты.
Причем даже вот и те, кто никак не попал под занесенный топор безжалостных репрессий жить, как их предки никак далее вовсе так никак далее не могли.
Поскольку отныне их вездесуще окружал именно тот так и сдавливающий тисками сердца мрак и это как раз в него, и будут совсем же небрежно, затем одеты серые будни обыденной жизни граждан страны раз и навсегда победившей всяческий элементарный здравый смысл.
Причем для кое-кого все те перипетии быта и духа сходу же превратившие огромную страну в заповедную зону вполне ведь полноценно возродившегося средневековья только лишь и являлись одним лишь тем чисто, как есть вовсе так невообразимо чудовищным вырождением всецело-то самой уж по себе сколь ослепительно светлой идеи.
И все те мрачные грозовые тучи сталинской эпохи для подобного рода людей никак не более чем самое вот нелепое следствие того, что некие небесные блага наилучшего переустройства общества истинно уж совсем безрассудно с пылу с жару попали в совершенно не те дьявольски нечестивые руки…
Да только дело тут между тем никак не в руках, а в чистой противоестественности самой идеи раз она на редкость во всем более чем явственно противоречит всей той ныне существующей человеческой натуре.
И для того чтобы изменить общечеловеческие принципы нужно строить и строить путь вверх, а не разрушать кем-то никак не наспех доселе построенное…
И вполне, то возможно, что кому-то данный тезис может вполне показаться более чем однозначно на редкость вовсе так явно спорным.
И да то само собою может считаться сколь наиболее безупречной же правдой, что именно в споре и рождается истина, но есть ведь, считай сами азы нашего всеобщего существования и всякие аксиомы и они явно ведь совсем так никак нерушимы.
А как раз потому их никак нельзя обойти или низвергнуть с пьедестала, на котором друг на друге стоят буквально все безо всякого исключения до чего вполне вездесущие факты.
Да и вообще люди черство и буквенно сколь ведь слепо же мыслящие, а потому и обильно сыплющие просом однобокой и корявой социальной демагогии, попросту никак не могут быть хоть сколько-то в чем-либо на деле искренне правы.
Их, правда всегда зыбка и до чего простодушно и благосердечно поистине сказочна…
И, кое-кто из тех, кто всем ее постулатам и по сей день до чего благовейно же внемлет, напрочь при этом явно пренебрегает всяким тем или иным исключительно вкрадчивым пониманием всего того, что в практической сфере жизни и близко никак никому не достигнуть всей той заранее заданной пальцем в небо цели…
337
Идти вперед и только вперед радостным строем дело уж и близко ведь вовсе никак не благое…
Нет, скорее наоборот именно этак и возвращается человек прямым ходом назад к его наиболее далеким предкам, некогда и то исключительно уж вразнобой так и лазавшим по высоким деревьям.
И это никак не иначе, а разве что крайне степенное и постепенное развитие всяческой отдельной индивидуальности и есть тот путь, который со временем не мытьем так катанием и введет буквально всякую человеческую психику в лоно искренней и верной любви, да и вполне полноценно взаимного (промеж многих людей) всеобщего искреннего уважения.
Ведя же толпу одной лишь той безмерно могущественной силой, разве что без тени сомнения достаточно так вскоре только-то и создашь у абсолютного большинства ее средних и безынициативных представителей довольно-таки общие полустадные инстинкты.
Ну а от них толку никакого нет, и не будет, поскольку они погоды, безусловно, и близко уж совершенно не сделают.
Скорее наоборот, если вообще вот кто и сможет вполне поспособствовать явственному возведению истинно благородных социальных инстинктов в истый принцип всеобщего общественного бытия, то вот это будут только лишь разве что чьи-либо самые конкретные же родители.
Раз все то, что в тех инстинктах сколь и впрямь безупречно благое никак не более чем предмет явного подражания, а потому и не сможет нечто подобное как-никак, а на деле вот стать тем еще на редкость насущным элементом, куда разве что поболее праведного перевоспитания трудовых масс простого народа.
Все человеческое та чрезмерно так простая биомасса рода людского способна на деле принимать в расчет лишь по мере возведения цивилизованных принципов в некую абсолютно узаконенную и самую что ни на есть вполне житейски элементарную аксиому…
Ну а чего-либо подобного будет возможно разом добиться только лишь исключительно в процессе довольно-то медленного, но верного усовершенствования всех тех и поныне в точно том самом невзрачном виде, так или иначе, сколь простейше житейски существующих реалий века.
И при всем том само собою сколь безумно и глупо выглядит попытка буквально всего разом добиться именно что при помощи вовсе же беспардонно доблестного разрушения всех тех наиболее главных первооснов общественной нравственности.
И главное, все это тогда делалось разве что во имя истинно достойного и славного построения из мокрого песка дворцов и впрямь сколь нескончаемо благих иллюзий, так и являвших собой безнадежно туманный образ, а не образец сколь безупречно так настоящего и наилучшего грядущего.
А ведь его между тем нужно было создавать совсем не в тех исключительно так умопомрачительно светлых грезах.
А между тем кроваво алое солнце вездесущего и до конца иссушающего людские души красного террора довольно-таки быстро, сколь еще многое затем превратит в прах и тогда разрушение замков былого угнетения только и оставит после себя одну лишь ту полностью бескрайнюю выжженную пустыню.
И все это как есть разве что, потому, что совсем вот неистово распрямлять тот от века и впрямь-то до чего этак уродливо согнутый хребет простого народа надо бы именно что с той как-никак самой величайшей при всем том сущей же осторожностью.
Насильственно привитое гордое прямохождение никак не сделает человека действительно разумным, а только лишь весьма существенно расширит все его и без того донельзя существенные возможности творить то самое беспардонное зло, ласково уж при всем том более чем тщательно прикрывшись чудесными миражами славных иллюзий.
И это как раз они в этот наш во многом истинно агностический век, и были сколь радостно призваны совсем же восхитительно собой заменить тот самый некогда еще прежде так имевшийся фиговый лист, слащавой и прянично напыщенной чисто как-никак, а во многом исключительно внешней религиозности.
Ну а теперь все те некогда ранее бывшие прежде фетиши попросту совсем этак разом увяли, резко поблекнув в атмосфере всеобщей серости бесцветного мира помпезно атеистического мышления, а еще и построчно на редкость утилитарного, как и листы всяческих тех партийных брошюр и газет.
И то чудовищно бесцветное мышление и вправду постепенно ведь сформировало человека с принципами, до чего еще добросовестно упрятанными в толстенных папках, что вряд ли сильно запылятся в шкафу, где хранятся все те текущие распоряжения его всесильного начальства.
Причем серый душой чиновник совершенно так равнодушно будет перелистывать испещренные мелким типографским шрифтом листы чужих судеб, поскольку людей перед собой он вообще никогда уж попросту совсем не увидит.
И этакий «витязь наивысшего большевистского или арийского добра» прекрасно мог оставаться именно что в точности тем полностью бесчувственным упырем, даже и всецело окунувшись в волшебный мир беспредельно светлой человеческой фантазии.
338
И это именно подобного рода просветленные идеями серые личности, чьим далеко уж не худшим, и кстати довольно-то мелким образцом вполне бы можно как-никак до чего еще как есть на деле считать и того нисколько всем небезызвестного булгаковского Швондера…
А ведь Булгаков, написал бы, куда поподробнее про всех тех невообразимо лютых оборотней большевизма, но только пришлось бы ему тогда разом и уносить же ноги вместе со всеми теми блистательно смелыми господами Набоковыми.
То есть, ему и впрямь вполне незамедлительно тогда на деле следовало, до чего поспешно разом отправляться в те самые наиболее дальние заморские края…
Сладострастно и горестно соединив свою персональную судьбу со всеми теми благочестиво мыслящими людьми, для коих еще до всякой их физической эмиграции Россия была одной лишь кровной обителью, но никак не настоящей родиной, поскольку для них ею была буквально вся та общеевропейская культура, а совсем так нисколько не своя «СЕРАЯ» российская.
ЕЕ чистейший родник писатель Набоков всегда вот стремился же стелиться пред восторженной интеллигенцией чрезмерно возвышенным и донельзя замысловатым стилем.
Правда, все это началось только лишь в эмиграции, а те его рассказы, что были написаны еще на русской земле, ничем подобным никак пока не грешат.
339
И вот хотя Владимир Набоков и был тем самым вполне же достойным доброго упоминания общемировым классиком литературного жанра, однако, при всем при том, можно с самой полнейшей убежденностью именно как раз про то до чего проникновенно и твердокаменно разом заявить, что вовсе-то не остался он в эмиграции доподлинно российским писателем.
Да и все те весьма же аморфные его красивости были им просто-напросто высосаны из того самого указательного пальца, который он и впрямь до чего смело некогда ткнул в то самое для него вовсе так совершенно чужое французское небо.
Внутренняя опустошенность сладчайше же и впрямь разом подчас украшает жизнь совсем ведь никак небывалыми как и на редкость цветастыми красками, но ничего того доподлинно полноценного в них попросту нет, как нет.
Да и вообще, то общемировой известности "гениальное произведение" Владимира Набокова 'Лолита" никакого должного и большого впечатления на автора этих строк нисколько не произвело.
Причем Александр Куприн, к примеру, свою «Жанетту» как-никак, а написал лет за 25 ранее, чем тот же Набоков только лишь затем на весь свет прославленную ныне «Лолиту».
Причем то и было именно русское произведение, хотя и написанное в той исключительно как есть чисто вынужденной эмиграции.
Ну а тот сколь явно так безысходный период внутренней опустошенности Александр Куприн пережил, пребывая в совершенно же глубоком, обескровлено суровом молчании…
И, кстати, для этакого полнейшего перерождения, каковое сколь, несомненно, произошло с Набоковым в том самом надо бы прямо сказать до чего блистательно изящном всем-то своим чисто внешним глянцем западном обществе, должны были всенепременно иметься некие те еще изначальные корни, причем именно в самой глубине всей его чистейшей души.
Отказаться от того пусть даже и не совсем исконно родного ему языка только лишь ради, значительно большего своего творческого успеха мог ведь разве что человек никогда по сути своей и близко никак не являвшийся вполне естественной частью – плоть от плоти своего народа.
340
А между тем бывали в те ныне сколь далекие времена и совсем другие люди плоть от плоти всей передовой европейской мысли, кто всему тому безмерно простоватому и легковерному народу чисто уж напрочь мозги ведь запудрили, блекло светлыми идейками об только-то, как всегда лишь некогда грядущем равенстве и братстве.
Их имена разумно и справедливо заклеймил Игорь Тальков в его песне «Господа Демократы», и в отличие от той другой, в которой он сколь, несомненно, вполне по-свойски на редкость искренне выражает самое непоколебимое устремление всей своей безмерно высокой и светлой души как-никак уж стать «Кремлевской стеной»…
Нет, именно тут он был вполне невозмутимо прав, однако всю эту «сермяжную правду» следовало выражать несколько так иначе без всего того пафосного натиска, бессмысленных призывов к насилию, а также и сколь откровенно злорадного умиления по поводу того, что в Америке с Европой все ведь безмерно же ныне полностью так хорошо.
Поскольку нечто подобное никакое не вполне самостоятельное достижение тамошних народов, а только лишь прямое следствие продолжения вполне естественного пути общественного развития в рамках превращения общества в котором правит закон звериного собственничества в общество, в котором будет царить абсолютно общая взаимовыручка и любовь, и сочувствие ко всякому ближнему.
Причем откровенно же взрывными методами такое общество приближать к нынешнему настоящему никак ведь вовсе совершенно нельзя…
Однако при всем том и можно будет говорить о процессе фактически так полного и недвусмысленного перерождения всего того доселе как-никак безыскусно естественного в то совершенно вот несусветно злосчастно идейное полусуществование…
341
Да только никак при всем том нельзя же переоценивать свет и благо вполне и впрямь на редкость ныне благополучного запада.
При всей здравой умеренности и крайне отчетливой взвешенности всех его поступков он очень алчен и совершенно не разборчив в средствах по достижению своих целей.
Правда, это касаемо только больших людей, а простой народ за их грешки вообще вот никак не в ответе.
Причем коли там, и не было своих до чего бесконечно преданных делу революции бескомпромиссных вождей, что были всецело вдохновлены пламенем суровой анархии…
Однако были там и те, для кого бросить тяжелый камень в чужой огород было делом благим, а потому они вовсе-то не преминули возможностью всячески раздуть же угли революционного российского недовольства.
А те до чего весьма искрометные идеи разве что только и могли вполне спровоцировать самое, как есть сколь внезапное же исчезновение всего того наносного слоя почвы, на котором из века в век неизменно зиждились закон, порядок, да и, собственно, сам как он есть здравый смысл.
И ясное дело, что от всего того революционного за целый километр несло чем-то совсем вот отчаянно заграничным.
Да только российская интеллигенция как-никак, а с большой любовью и горячностью более чем сходу заимствовала чужие мысли, да и хотела их тут же ведь сделать самой естественной частью всякого того чисто родного своего быта.
Причем она была обуяна и опьянена бунтарским духом воинственного обновления всех тех сколь еще незыблемо от века же существующих общественных основ.
Да только во всем том и близко не было никакой настоящей силы, а одна более чем немыслимо ярая нигилистическая страстность вся как есть разом, уходившая в пар бессмысленно запальчивых речей.
А между тем доподлинно настоящую новую правду (внутри единоутробного общества) формируют события строго созидательные, а не те весьма вот беспринципно все, то прежнее (на одних безответственно разудалых словах) сколь еще оглушительно варварски разрушающие.
Да только вот весьма уж срочно спасать суровым насилием можно один лишь именно тот чисто нынешний и сегодняшний день, но совсем вот никому ни в жизнь не создать посредством насилия тот и впрямь весьма долгожданный и благословенный день грядущий.
Ну а то весьма этак яростное нападение на какие-либо сопредельные государства может и создает новые границы, да и расширяет чьи-либо порой довольно-то суровое могущество, но всякую беспричинно агрессивную империю со временем ожидает непременный крах.
Потому что она прогнивает изнутри и только некое добровольное объединение воедино и может создать общее светлое будущее для многих и многих последующих поколений.
Да и сама война это всегда одно только поражение здравого смысла пред диким варварством, но коли уж на страну легла черная тень вражеского нашествия разве что негодяи и трусы будут стоять в стороне, доблестно охраняя свой покой и сон совершенно так чужим им потом и кровью.
Ибо именно тут и наблюдается наивысшая мера вящей необходимости спасения родного отечества от внешней силы, что на редкость беспощадно покусилась на весь тот ее исконный суверенитет.
И это как раз тогда вся собранная в кулак великая мощь, несмотря на все те разрушения и разорения, которые сколь, несомненно, приносит с собою всякое то или иное военное противостояние - волю народа к самоопределению лишь поболее затем явно укрепляет.
Ну а внутренние необычайно широкие перевороты всякое то нынешнее государство разве что на редкость во всех смыслах сколь злодейски сходу более чем отчаянно же ослабляют.
Причем в тот самый момент, когда сколь еще безотрадно сносится вся та верхушка вековой общественной пирамиды до чего этак чувствительное ослабление разве что только и приобретает весьма вот перманентный, а никак не сугубо как есть чисто временный характер.
Да и вообще весь тот по бескрайнему бурелому весьма вот наскоро проложенный путь был уж в корне во всем абсолютно беспочвенен и неверен.
И именно в подобном духе ему и суждено было быть чисто так потому, что та фактически бесконечная кровавая колея революционного жития-бытия была со всею чудовищной энергией всецело устремлена совсем не в светлое будущее, а в то доподлинно же доисторическое темное прошлое.
Да и вообще та еще изначально мертворожденная с экономической точки зрения система могла питать себя одними лишь соками людских иллюзий…
А кроме того и близко же нельзя того не признать, что этот более чем суровый всем своим обыденным бытом мир никому и никак не удастся переменить хоть сколько-то к лучшему какими-либо броскими и бравыми лозунгами…
342
Да только кое-кто явно предпочитает питаться именно всеми теми чисто книжными мыслями, ласково и вяло шевелящимися в глубинах чего-либо (сонного в широком общественном смысле) сознания.
И это притом, что безотрадные думы об безнадежно тягостной участи своего народа - это нечто в корне иное, нежели чем были бы некие те довольно-то веские и вдумчивые рассуждения о каких-либо, вполне отчетливо же конкретных и веских материях.
Причем довольно-таки тщательно выбрав самую конкретную точку для здравого приложения, всех своих недюжих и бравых сил еще уж и следовало начать планомерно изменять окружающие реалии, а не рушить тьму и свет прошлого, дабы воссоздать их полностью разве что именно совсем этак заново…
Без вполне полноценной опоры на прошлое можно будет создать одну ту крайне же гомогенную серость несветлого настоящего, в которой более чем явственно преобладающей будет одна лишь сугубо казенная обезличенность, а как раз потому и чисто картинная солидарность рабочих масс…
Нет, это само собой только лишь что-то навроде пустого короба изобилия, то есть изобилие оно вроде бы, как и намечено, но при этом оно вовсе отсутствует чисто так напрочь.
А все потому что для того чтобы жить стало лучше и веселей нужно было никак не мечтать о лучшей судьбе всего народа, а сколь вдумчиво переиначивать окружающую действительность, но для всего того надо бы безо всякой боязни лезь в самую отвратительную грязь мещанского быта…
И это, конечно, никому никакого удовольствия доставить никак уж не может.
Ну а если четко и делово разом заговорить о том, что на самом-то деле уж будет способно на деле приблизить к нам свет совсем иных дней, то нечто подобное может ведь находится только лишь в области вполне положительных общественных начинаний.
И уж коли будет оно до чего сходу чревато самой так суровой необходимостью как раз ведь тех сколь неприязненных сношений со всею теменью и грязью, то и общество со временем действительно станет значительно чище.
И главное никак уж не следует ожидать, что нечто лучшее само ведь и снизойдет на нас разом с небес.
Причем сколь на деле будет поистине важным разом найти вполне безупречно разумное приложение сил.
Ну а чего-либо подобного будет возможно добиться, только лишь, коли разом отставить в сторону эмоции и амбиции, а действовать во всеобщее благо со вполне холодной головой.
И под всеми теми сколь наглядно конкретными действиями тут уж весьма ведь явственно подразумевается и впрямь довольно-то грубоватое подталкивание сугубо как-никак разве что только вперед до чего этак плохо смазанного колеса духовного (не чисто технического) прогресса.
А еще и надо бы до чего максимально вот жестко разом уж сходу отметить: никак не иначе, а все автором вышеизложенное это и близко не призыв отложить из рук книгу, дабы сколь повнимательнее оглядеться вокруг.
Ну, или тем, более вовсе не мешкая вообще отказаться, от сколь многими и поныне излюбленного занятия – чтения художественной литературы.
Нет уж во всем том, как он когда-либо был и есть этак самом еще изначальном замысле всей этой книги, было заложено одно лишь исключительно верное и весьма благостное пожелание, одного лишь, куда только относительно большего к ним самого же всестороннего, а отчасти и крайне критического отношения.
А оно и впрямь должно быть несколько так вовсе явно иным.
Попросту как есть совсем безо всяческих заранее выверенных и впрямь до чего ярко сияющих золоченых рамок их чисто как есть вовсе сплошной и самой-то извечной благосердечной святости.
Вся та восторженность и умильность пред тем до чего необычайным величием книг - это всего лишь эмоции, а ту истинно наилучшую жизнь могут создать никак не они, а один только тот сущий кровавый пот светлого ума.
Причем в деле уничтожения лютой и вековой тьмы именно холодный рассудок и должен быть наиболее главным, а все эмоции надо бы приберечь для какого-либо другого случая.
Вот, например, при всяком том или ином ярком всплеске светлых чувств разум бывает подчас только разве что совсем излишней помехой.
Но то вполне неотъемлемо общее людское счастье можно будет некогда, затем построить только-то разве что как-никак, а весьма ведь бесповоротно же отказав эмоциям в доступе к каким-либо рычагам двигающим общество куда-либо сколь еще смело вперед.
343
Поскольку за те ржаво красные идеалы было отдано вовсе уж совсем несметное количество жизней, а это, прежде всего люди и они не спички, чтоб их безо всякого счета сжигать так и, пытаясь зажечь неистовый пламень мировой революции.
И это вот будто бы именно она, словно штык еще уж обязательно станет тем сколь еще волшебным снадобьем ото всех тех сразу так немыслимо бесчисленных социальных недугов?
Хотя на деле нечто подобное, куда только поболее похоже на варево из галлюциногенных грибов.
Но ведь у истоков всего того красного марева застлавшего глаза стольким и по сей день стойким в своих твердых убеждениях пролетариев стояли люди с горячей кровью и их глаза горели яростным огнем переродить весь этот мир фактически, считай так разве что заново.
Ну а подобным образом сколь еще незатейливо впрягшись в упряжку великих исторических дел только вот и можно было соорудить великую пирамиду наверху, которой и сядет задом всем на голову абсолютное ничтожество, возведенное его кликой в ранг самобожества.
А в жизни совсем уж отныне вовсе бесхозных масс будет отныне одно только убожество серого быта, да яростный бой во имя осуществления решений партии и правительства.
И все это исключительно потому, что коли общественную жизнь и будет возможно некогда так действительно переделать, куда только поболее подобающим образом, то, вот во имя того будет необходимо создать весьма должную сознательность масс, откуда-то разве что именно изнутри.
Снаружи ее вообще никак не выпестовать, а можно только принудить массы эхом вторить сколь выпукло показным весьма же наглядно, так как есть чисто ведь повсеместно и аксиомно общепризнанным ценностям.
Но жизнь это никак не праздник слов, а целая вереница самых неотложных дел.
И дела в государстве, в котором не дело, а пустое слово является меркой, всему неизменно будет в самом глубочайшем упадке.
И, конечно, не во всем виноваты одни только большевики!
К примеру, некогда ранее, когда вся та чудовищная идеология свежего кровавого помета вовсе ведь не была фактически всесильной властительницей над всею шестой частью суши, тоже подчас бывали трудные времена временных неурожаев…
Однако все те прежние царствования в пору большевистского идеологического болота просто-таки разом и предстали полностью навеки отныне утерянным раем земным…
Правда есть люди, которым все внешнее и показное вполне полноценно заменяет нечто, что уж должно было быть где-то до чего еще глубоко внутри.
А между тем всякие те внешние атрибуты относительного благополучия они как театральные декорации, за которыми одни разве что голые и серые стены, а также до чего абсолютная разруха и нищета.
Ну а для того, чтобы выдернуть из земли сами же корни общественного зла нужно были идти путем вполне созидательным и совсем ведь никуда и близко никак не спешить.
Поскольку на что-либо подобное безо всякой той довольно тщательной подготовки, может, и целого века явно же никак попросту и не хватить.
344
А как раз потому и незачем безумно и бессмысленно торопиться, так и пытаясь в бешеной скачке неистово же перегнать свое собственное удивительно ведь незатейливое и вовсе-то неторопливое время…
Жизнь и без того удивительно скоротечна, а потому и стремглав, ее от нас разом уносит в самую тьму навек ушедших в былое времен, но мы сколь непременно должны в течение всего данного нам довольно короткого промежутка времени всячески же стремиться, посильно заполнить мглу общечеловеческого невежества истинным светом ярчайших новых знаний.
Причем все, то сколь достойное их приобретение никак не должно быть именно самоцелью, а только лишь средством для улучшения всеобщего уровня жизни и как есть постепенного и медленного видоизменения к чему-либо явно ведь действительно наилучшему всего морального облика фактически каждого из нынче существующих людей…
И это как раз для того чтобы, каждый из них всецело стал без тени сомнения значительно лучше их и вправду надо было по мере возможности всячески приобщать к культуре, однако совершенно так при этом не захламляя их простецкое сознание всяческими философскими абстрактными догматами.
И те новые социальные инстинкты, надо бы создавать разве что при самой явственной помощи сколь многопланового приучения малых детей ко всему тому значительно поболее широкому кругозору, дабы в будущем, они приобрели несколько иные навыки, нежели чем те, что некогда сколь неспешно были привиты их родителям всеми их бабушками и дедушками.
Ну, а их-то можно было приобрести по большей части разве что лишь путем чтения книг, да и прочими средствами, неизменно обогащающими и очищающими всякую вполне самостоятельно тянущуюся к ним душу.
Причем именно чтение художественной литературы и может дополнить знания человека о морали, но исключительно в самых общих ее чертах, поскольку вся наиболее конкретная ее сторона, прививается одними живыми людьми, а вовсе не теми испещренными типографскими знаками - белыми листами книг.
В них нет настоящей жизни они лишь ее довольно бледный отпечаток и никак того и близко совсем не более.
А еще и надо бы учесть и то, что были, они сделаны из кем-либо исключительно так безжалостно спиленных в живом лесу деревьев.
345
Причем сама та буквально-то всеобщая доступность книг, для исключительно же большего количества людей, нежели чем, – это было некогда ранее, когда их по сколь долгим годам весьма прилежно переписывали от руки, принесло в наш мир не только великое благо, но и всяческие самые бесконечные и истинно бескрайние страдания.
Попросту у каждого предмета или идеи, нашедшей свое самое конкретное воплощение во всей той беспредельно суровой общечеловеческой действительности, обязательно разом затем так отыщутся две полностью противоположные стороны.
Причем одна из них, несомненно, при этом явно окажется, доподлинно уж никак небезызвестно более чем сугубо так во всем отрицательной.
Хотя, право же истинная равноценность этих пресловутых сторон, скорее всего во многом окажется, не более чем совершенно так иллюзорной…
Но мир сложных понятий сколь невероятно необъятен и многолик, а еще и чертовски многогранен…
А потому и черно-белое восприятие теоретически взвешенно и зрело обоснованных фантазий, попросту как есть в самом своем корне вовсе уж никак нисколько так недопустимо.
Хотя и надо бы как раз о том совсем уж не вскользь разом так еще упомянуть…
Нет уж те самые более чем неистовые устремления всею душою ввысь к возвышенным идеалам, и близко-то никак не смогут сколь воинственно, и совсем нелепо осуждаться за их полную никчемность и оторванность от всей той и поныне никак неизменно по-прежнему существующей действительности.
Да и сами те или иные перемены к чему-либо невообразимо наилучшему совсем уж никому вовсе вот совсем никак не повредят.
Однако по всей своей наиболее заглавной сути, должны были они явно уж еще оказаться основаны на истинных реалиях века, а не на бездумно отвлеченных от всяческой существующей действительности суровых идеалистических предпосылках, весьма радостно и словобильно вытекающих из сладких грез о неких иных, пока и несуществующих временах неизменно заоблачного всеобщего счастья.
346
А между тем, куда поболее здравое и взвешенное восприятие книг, а не одно то самое же всестороннее и никак недальновидное их воспевание, в принципе, и помогло бы на деле предотвратить, слава тебе Господи, что исключительно абстрактную трагедию 20 века.
А она между тем могла еще стать, в том числе и финальной сразу вот для всего же многомиллиардного человечества.
И то, на редкость железобетонный же факт, что во второй половине прошлого столетия военное противостояние отныне ведь было сколь отчетливо выражено в виде войны суровых мировоззрений, а не выражалось оно, как то было когда-либо ранее, в неких, надо бы сказать, исключительно патриархальных, территориальных притязаниях на чужой лакомый кусок земельного пирога.
347
Между Америкой и Советским Союзом пролегали не одни только те сколь безбрежно широкие водные дали двух океанов, но и никак не имелось промеж двух этих стран каких-либо прежних порою очень-то подчас затяжных военных конфликтов, сколь неизменно накладывающих довольно темный след на все только последующие взаимоотношения между двумя полностью независимыми нациями.
А между тем Третья мировая война была, считай уж принципиально так неизбежна, ее предотвратил один тот (и вовремя) развал Советского Союза на те подчас весьма болезнетворные компоненты, у которых разом затем явно сыскалось с кем это сколь еще бесхитростно разом так повоевать, самым же, надо сказать, вполне обыкновенным конвенциональным оружием.
Вот беда так беда общемировой пожар стало раздувать более именно что попросту вовсе-то явно так, считай уж и некому.
И ведь надо бы как раз именно на то и указать, что та вполне определенно, никак пока и несостоявшаяся Третья Общемировая Война всенепременно должна была оказаться сколь еще доподлинным братским могильником для всей-то нашей безнадежно и давно чересчур же скученной сегодняшней цивилизации.
Причем этакая глубочайшая пропасть всеобщей беды совсем ведь запросто могла как-никак, а всецело привести как раз к тому, что на всю эту нашу общую Землю и впрямь разом бы тогда сходу надвинулись свинцовые тучи беспросветного мрака…
Ну, а затем ее буквально повсеместно бы заселили одни лишь крысы, да тараканы никак несопоставимо с их нынешними размерами гигантской величины.
И уж они, в свою очередь, постепенно бы вытеснили… да и, пожалуй, что всех до единого…
Причем этак далее явно ведь никак не людей, а неких тех безусловно-то, вконец выродившихся мутантов-людоедов, что и вправду совсем непонятно зачем все-таки пережили бы те страшные времена всецело же искусственно созданной вселенской катастрофы.
348
И при этом вполне возможно, что человеку, которому доведется прочесть данные строчки, может и впрямь разом так сходу покажется, что все это не более чем миф в стиле древнегреческого эпоса.
Однако Антон Чехов был абсолютно же прав, произнеся свой общеизвестный афоризм «если в театре во время первого акта на стене висит ружье, то в четвертом акте оно обязательно выстрелит».
И кто-либо, конечно, может и нечто подобное самому себе под самый нос вовсе-то до чего еще неразборчиво попросту мимоходом разом же пробурчать, а именно как раз о том во всем исключительно на редкость ограниченном ядерном военном противостоянии.
Однако, скорее всего, тут же и сработал бы, всем надеемся никак небезызвестный принцип домино, а как раз потому и рассчитывать, на то что, кто-либо из противоборствующих сторон в конечном итоге мог вполне оказаться хоть сколько-то чуточку умнее, и близко (при подобном сценарии) нисколько так не приходиться.
349
Идеологии добра основанные, не на вполне конкретной и сколь простодушной сердечности и разуме, а на каких-либо весьма благожелательно мудреных предпосылках, оказались на деле, куда поболее вопиющим злом, нежели чем самая злющая и абсолютная власть самого же спесивого на всем этом свете былого монарха.
А, впрочем, они как есть, еще изначально имели довольно-таки весьма ими надежно скрываемую тыловую изнанку, ну а внешняя их сторона до чего неизменно являлась разве что истинным чудом фортификации более чем изысканного самообмана.
Но мало того, они к тому же создали помазанников на трон того чисто специфического нового типа, причем как раз таких, что явно имели гораздо поболее сильную (во всех вопросах контроля) собственноручную власть над всеми своими верно и неверно подданными, чем, это было во времена прежних безвременно канувших в лету эпох.
В век всеобщего культурного просвещения возникла возможность, куда значительно более полного охвата сознания масс, пускай и крайне так весьма красочными, однако исключительно блеклыми и безликими словесами насквозь уж, как есть до чего многоголосо лживой пропаганды.
Ну а подобного рода крайне и впрямь нечестиво агрессивное промывание мозгов всецело вычищает сознание человека от всяческих совершенно же естественных для него каких-либо мучительных сомнений вполне повседневного и насущного выбора между добром и злом.
350
Общий страх повсеместно стал заменять собой великую дружбу, основанную на чувстве подлинного товарищества, что довольно-таки часто сближает людей, причем явно уж во всем теснее всяческих родственных уз.
И тот всесильный ужас в страшные времена массового и совсем этак беспричинного террора совершенно обезвоживал даже и самую праведную и благородную душу…
Поскольку удушающие путы той немыслимо кровожадной и насквозь гнилой системы и впрямь-таки сковывали все члены чьего-либо тела той буквально всепоглощающе облепливающей все и вся идеологической схоластикой, что была выпестована и начищена, словно хромовые сапоги до самого же отменно зеркально сияющего блеска.
И никак не было в том воинственно дуболомном словоблудии вовсе-то ни единого грамма настоящей, суетливой озабоченности именно о том истинно наиближайшем завтрашнем дне, а разве что было в нем место для одной той безумно восторженной гордости, построения грядущего светлого быта, к которому нам, как и понятно еще идти и идти.
Причем нечто подобное было в чистом виде одно лишь стародавнее шаманство, только и всего, что без бубнов и плясок вокруг костра, раз для того ныне было предостаточно и свистопляски липких как банный лист слов.
И каждый и всякий должен был выражать полнейшее единство со всеми, кто вышагивает дружно и в ногу в том направлении, что было всем этак разом указано чей-то безмерно же властной рукой.
А кто не с нами – тот нам злейший враг, даже если и усомнился он всего-то на пару-другую секунд, поскольку этим он только лишь сколь нечаянно выдал, то, о чем он все вот время значиться думал, а антисоветский образ мысли и сам по себе тогда являлся сущим преступным деянием.
351
А между тем все это, по сути, началось уж несколько так еще ранее, когда любые нелиберальные взгляды попросту разом вот стали сродни преступлению против всего просвещенного общества…
И большевики, только и всего, что сколь спешно поймали истинно нужную им волну, враз оседлав всяческие либеральные настроения, ну а грубое и никчемное устремление к чему-либо и впрямь небрежно созидательному всецело отродясь было попросту считай же противоестественно всей их натуре.
Но при этом они до чего успешно зажигали толпу пламенным и неистощимым на выдумку энтузиазмом.
Безбрежные потоки пламенных речей сколь неизбежно ведь только лишь и склонили массы к слепому неистовству, в конце концов, и выразившихся в самом так наглядном построении острога чисто же своей вековой тюрьмы.
И была она ныне более чем надежно и верно уж всячески огорожена от всего остального мира теми самыми бесконечными же идущими вдаль столбами с колючей проволокой.
Причем эта именно глубочайшая проникнутость российской интеллигенции безнадежно слепой любовью к напечатанному слову и стала весьма надежным обоснованием для грядущей вакханалии власти паяцев только и умеющих, что раздувать и раздувать культ неких тех поистине лишь некогда затем еще грядущих наилучших благ.
352
Причем о чем это тут спорить?
Книга действительно истинный светоч знаний, и нет, да, пожалуй, что и не будет более великого изобретения, нежели чем то весьма безмерно благостное умение запечатлеть на ее пустых и белых страницах, святую мудрость, загодя накопленную человечеством за все время его исключительно так уж долгого пути к вящему самоусовершенствованию и духовному возвышению.
Но высказываться, в подобном ключе, все-таки стоило бы разве что о книгах, как о некой совокупности человеческих знаний, а не сугубо об одной совершенно никак не в меру надуманной и надменно никчемной художественной литературе.
Правда никчемна, она только лишь в самом абсолютном своем большинстве, а есть уж и те великие люди, чьи имена вписаны золотым тиснением во всю мировую культуру.
353
Но даже и эти славные мужи нисколько ведь недостойны всякого того именно что фактически коленопреклоненного преклонения, а особенно перед буквально каждым сказанным ими словом.
Обожествляя же литературные сокровища, вольно или невольно становишься рабом мнений людей, живших своей (и весьма так подчас нисколько несхожей с созданной их воображением), не такой вот и благочестивой жизнью.
А значит, и меря весь этот мир одним прокрустовым ложем тех представлений, что были вытесаны топором наивно книжного мировоззрения, сколь зачастую сходу попадешь в капкан иллюзий, неизбежно свойственных сознанию абсолютно любого автора.
Причем это будет, собственно, так чисто из-за всех тех, в принципе, и впрямь искренне же ошибочных воззрений обо всей той нас довольно-то плотно окружающей (созданной нами) рукотворной вселенной.
Высокое искусство действительно может же послужить исключительно «полезным удобрением и с его помощью действительно можно будет взращивать удивительной красоты цветы чьей-либо самой конкретной человеческой души…
Игра бескрайнего авторского воображения создает искристо сияющую водную гладь, приподнимающую людские души над сущей серостью всех их безотрадно повседневных будней.
Однако сам как он есть процесс познания, неизменно должен происходить сугубо же добровольно, безо всякого до чего сурового тыканья, расталкивания и всего того безнадежно бестолкового понукания…
Никаким «всесильным плугом нарочито всевластного знания» совсем уж никак не вспахать поле всеобщего и на редкость самодостаточного людского невежества.
354
Да, и вот еще что: действительно так вполне же затронуть чью-либо душу будет возможно одним тем исключительно свободным чтением, а вовсе не всем тем догматично извне навязанным приоритетом чтений довольно-то различного рода литературы в те самые заранее кем-либо сколь догматично и старательно предопределенные периоды жизни.
И самое главное тут именно то, что вовсе ведь нет, как нет святых среди пишущей братии и все они, в сущности, истинно нечистоплотны, раз эта сама жизнь уж весьма незатейливо сталкиваясь со всяким до чего самобытным талантом, извечно так постарается его укротить, а то и попросту сжить со свету.
Люди непохожих на себя вовсе же совсем не жалуют, да и частенько над ними сколь искренне белозубо куражатся, травят их, почем зря, а отсюда и черная мерзкая грязь в душах у тех, кто еще изначально весьма значительно возвышался над всею безликою толпой.
355
Зато уж некогда потом когда совсем этак внезапно выясняется, что кто-то безупречно великий гений, да и самая настоящая гордость всей своей и по сей день в плане культуры довольно-то плохо развитой эпохи, то это разве что вот тогда ему и создается всякий тот чисто же сусальный облик великого самобожества.
Ну а вовсе случайно открывшиеся все его немалые недостатки до чего неизменно вселяют безмерный ужас в сердца всех тех доселе неисчислимо многих его сколь благоверных же почитателей.
И вот как все - это вполне справедливо подметил Сомерсет Моэм в его книге «Подводя итоги».
«Другие люди" бывают оскорблены до глубины души, обнаружив несоответствие между жизнью художника и его творчеством. Они просто не в состоянии примирить одухотворенную музыку Бетховена с его скверным характером, божественные экстазы Вагнера с его эгоизмом и нечестностью, нравственную нечистоплотность Сервантеса с его нежностью и великодушием. Иногда, в порыве негодования, они пытаются себя убедить, что и произведения таких людей не столь замечательны, как им казалось. Они ужасаются, узнав, что чистые, благородные поэты оставили после себя много непристойных стихов. Им начинает казаться, что все с самого начала было ложью. "Какие же это подлые обманщики!" – говорят они. Но в том-то и дело, что писатель – не один человек, а много. Потому-то он и может создать многих, и талант его измеряется количеством ипостасей, которые он в себе объединяет».
356
А между тем абсолютно любой творец, пусть даже и самый великий, уж точно – разве что тот самый сколь еще незаурядный человек, но таков он исключительно ведь в некоем том весьма определенном плане, но уж и близко никак явно так не более того…
…а потому и к любым словам он относится ни как все остальные люди, поскольку, они для него разве что наличествующие в его системе координат весьма разноликие символы, а потому и для отображения самых различных своих эмоций, он будет использовать во всем непохожие, а то и совершенно неоднозначные слова.
Разумеется, что все то наиболее низменное до чего многие самым тщательнейшим образом, попросту явно упрячут, а то и сожгут, и тогда именно тот, кто оказался хитрее и проворнее прочих, он-то и будет, собственно, со всех сторон на редкость чист и непрочен, словно новорожденное дитя.
357
Да и вот над чем всем нам изрядно поднапрягши воображение давно бы пора, сколь исключительно уж беспроигрышно более чем трезво так вполне призадуматься…
А от чего это вообще этакие до мозга и костей проникнутые потомственной интеллигентностью столичные ребята, каковыми без тени сомнения были Владимир Высоцкий и Александр Розенбаум явно уж начинали свой немало тернистый творческий путь нисколько не с той наивной юношеской лирики, а с блатных аккордов и песен вполне соответствующего содержания?
Откуда это, собственно, пошли все эти ранее и немыслимые босяцкие веяния?
А между тем, их вовсе никак не сорока на длинном хвосте принесла, а та через много, много лет вернувшаяся по своим домам репрессированная интеллигенция эти-то песни лихих людей в тайных уголках своей души отогрела и сохранила в память об тех былых днях, проведенных в ныне былинной и совершенно безвинной неволе.
358
А каковы именно были ее наиболее веские и заглавные первопричины?
И разве не стоит ли их сколь беспристрастно же и рьяно как раз-таки и поискать истинно посреди всяческого пыльного хлама прекраснодушно и однобоко идейной премудрости напополам со всеми теми сколь животрепещущими описаниями жизни, что совсем через край некогда, переполняли до чего многие произведения великих писателей 19 столетия?
В те времена вообще было слишком много радостных ожиданий, а между тем они были нисколько так явно несбыточны без самой тщательной перековки сознания общества.
Ну а нечто подобное никак невозможно без самого тщательного пересмотра общественных ценностей, что мог быть более-менее верно осуществлен разве что путем самого глубокого внедрения принципов разума…
Ну а пока вместо него в саму плоть общества так и вгрызаются клыками, националистических и идеологизированных амбиций ни о каком более светлом будущем речи, и быть никак явно вовсе не может.
Причем да иногда наши и чужие и пришлые - это и есть символ событий, которые требуют той еще более чем явной же консолидации всех имеющихся сил ради отражения надвигающейся угрозы.
Причем, когда речь идет не о войсках Батыя, которым 250 лет пришлось платить дань, а об угрозе с запада, то тут как-никак, а весь разговор будет идти не о несвободе, а о самом общем нашем существовании.
В Пруссии когда-то жили славяне и они не то чтобы вполне растворились в немецком народе, а по большей части были попросту начисто сметены с лица земли.
И если не были те славяне буквально полностью истреблены, так это надо бы вполне уж еще списать разве что лишь на отсутствие в те времена сегодняшних технологий массового уничтожения.
359
Но при этом если посмотреть на внутреннее обустройство нынешних европейских государств, то тут же возникает вопрос, а почему бы это было России не построить чего-либо подобное и у себя?
Зачем вообще уж надо было столь старательно строить социализм, коли он, затем сколь еще откровенно будет повернут лицом к одной разве что напрочь прорвавшейся канализации?
И зачем вообще надо было столь усердно выстраивать такой крутой забор вокруг своих социалистических завоеваний, коли они заключались в одном и только сверкании имперских звезд над бездной общей нищеты?
И главное, до чего уж только насильственно так и таща за собой массы, убиваешь в них всякий естественный ум и смекалку!
Ну, а к чему-либо лучшему и более светлому если уж все общество и можно будет некогда вполне еще подтолкнуть, то только лишь разве что ласковым увещеванием, но никак не тем донельзя ярым нигилистическим ропотом супротив нынешних безнадежно мрачных реалий.
Да и то как-никак сколь отчаянное презрение ко всей той осатанелой скверне затхлой общественной жизни было бы лучше вообще ведь на публику вовсе и не вытряхивать!
А иначе мелкая пыль иллюзий так и начнет застилать глаза, беспрестанно уж при всем том, проникая в умы и сердца до чего многих и совершенно разных людей.
Вот именно так!
Авторские мысли и эмоции при этом будут до чего еще сокровенно впитываться разом уж, становясь при всем том для читательской публики истинами в самой последней инстанции (раз они действительно раздались из уст) великого писателя.
А тот и впрямь немыслимо многое мог бы поставить в вину всему тому сколь многогрешно окружающему его миру, и прежде всего то, что ему самому в нем никак этак явно вовсе не нравилось, а потому и захотелось кое-кому совсем незамедлительно все темное и несветлое раз и навсегда всецело изжить.
И этак оно будет, в том числе и потому, что сама душа человека до самого же дна вполне отображается во всякой написанной им книге.
А дно это может быть очень даже илистым и крайне невзрачным, да и как его может ведь еще замутить весьма тревожная и нервозная обстановка в которой автору довелось ежедневно обитать?
Время, когда происходит дикая переоценка всех прежних моральных ценностей это время сумбурное и полное страха за прошлое, которому будущее вполне так может скрутить крупный кукиш, а точно также эта еще и эпоха сладких ожиданий великих чудес вовсе вот совсем иного грядущего.
И все эти до чего многократно сломанные копья только лишь разве что прибавляют к хаосу голосов и мнений.
А потому и общество становится похожим на гнездо кем-то совсем так невзначай потревоженных ос.
Причем именно гениальные писатели и служат всему тому наиболее мощным, да и более чем непрерывным же катализатором.
И вот уж чем безнадежно страшна высочайшая духом литература – она медленно, но верно формирует сознание новой правящей элиты общества, постепенно уж подминая под себя все ее и без того однобоко прекраснодушное мировоззрение.
Да и вообще, именно литературе 19 столетия и было свойственно насаждать все те новые принципы общественного бытия, полностью при этом отстраняясь от давно устоявшихся канонов незыблемо прежнего «мещанского» существования.
Да и вообще болезни именитых авторов сыграли никак этак вовсе незавидную роль в деле формирования всего того широкого культурного слоя в душах удивительно многих людей.
К вящему примеру, тот медленно, но верно увядавший от сифилиса знаменитый Мопассан, сеял лютую ненависть и отвращение ко всей же прекрасной половине рода человеческого.
А впрочем, дело тут совсем не только в каких-либо самых конкретных личностях, но и в том, что в новое время довольно многое из прежнего яростно подверглось суровой ревизии, и сколь немалое из того, что всегда доселе принадлежало чему-либо светлому и чистому отныне полагалось разом вымести, словно ненужный старый хлам.
360
И сколь вот крайне так наивная и слепая вера во все те ослепительно светлые агностические идеалы, на которых и зиждилась вся новоявленная сухая (до омертвения) философская мысль 19 века, и сыграла же злую шутку с людьми, жившими не в столь и давно оставшемся позади 20 столетии.
Ну, а век девятнадцатый вполне полноценно собою олицетворял наиболее полнейший, хотя и довольно-таки совсем уж вовсе никак недалекий отход от всех тех полностью отныне прежних представлений обо всем этом мире, как о том сколь отрадно самим Господом Богом нам данном бытии.
И все в нем как есть неизменно само собой плавно происходящее было почти ведь заранее предрешено Проведением, ибо было оно дано человеку, как суровое испытание перед грядущим блаженством или адскими муками в виде сурового назидания грешникам.
И это как раз-таки тех довольно многих тогдашних философов, а не одних сколь беспримерно же доблестных корифеев литературного жанра и следовало бы во весь уж голос разом так обвинить, что это именно их чрезмерно зарвавшаяся богоборческая мысль сколь прискорбно уплыла за самый далекий горизонт.
И ведь все - это произошло именно при тех весьма прискорбных обстоятельствах, когда сама собою сходу возникла на редкость явная необходимость в том, как есть весьма многозначительно широком философском переосмыслении всего этого насущного бытия в свете его преломления в отражении тех так или иначе существующих реалий нового техногенного века.
Да только всякая восторженность и слепые ожидания лучшего были никак небезопасны, раз зло не менее же охотнее, чем добро точно также цепляется за подпорку, данную всем нам техническим прогрессом, и весьма охотно его использует для своих личных и крайне своекорыстных целей.
Причем всякие технические приспособления всякому лютому злу уж послужат еще ведь разве что шибче, чем добру и оно, куда только лучше ориентируется в весьма правильном и верном его деловом использовании.
И все это само собой сколь еще неизбежно затем и привело как раз-таки к тому, что на место философии истинно же вкрадчиво разом вползла на редкость низменная демагогия, доступная практически всякому никак совсем вовсе неразвитому сознанию.
И чего уж тут вообще, собственно, поделаешь, коли то так и зияющее всею своей пустотой место, пустым и незаполненным, как есть ведь остаться попросту никак совсем вот и не могло.
361
Причем, тем наиболее заглавным постулатом всех этих осатанело новоявленных воззрений, при помощи которых и был некогда ведь явно заложен краеугольный камень в тот довольно-таки зыбкий фундамент грядущего тоталитаризма, и было как раз то весьма безоговорочное доверие к пророкам железобетонно непоколебимых абстрактных истин.
Их скользкие и в самую дальнюю даль явно ускользающие мысли были отображены в их неопровержимо верных «священных писаниях», которые могла здраво опровергнуть одна будничная жизнь, коли бы ей, было предоставлено право судить то мертвенно бледное и изощренно построчное мышление.
Причем свежая поросль философской мысли только лишь заново повторяла все то, что было сказано, прежде лишь несколько так разве что совсем немного, меняя акценты, а точно также было ей свойственно совсем уж и затирать отдельного человека, превращая его личную волю и разум в полное нечто…
Да и вообще в новое время идея самодержавного правителя вполне так перевоплотилась в идею сильной личности, которой и следует дать все права, а это вовсе же никак и близко же неотличимо одно от другого.
То есть одни времена сменяются другими, а сама как она есть, главная суть вещей остается полностью так исключительно ведь неизменной.
Но нечто подобное никак не означает, что вовсе не будет перемен в самом подходе ко всем окружающим реалиям, раз человек, обладающий точно теми же принципами восприятия окружающей действительности будет смотреть на них совсем другими глазами, коли этот мир отныне полностью перестанет быть для него одним лишь и только творением божьим.
Поскольку слишком вот наглядна явная межа промеж религией и всеми теми новоявленными чисто атеистическими воззрениями.
Вера в Бога и следование его заповедям весьма уж существенно гарантировало человеку рай только лишь после окончания всякого его бренного существования, то есть где-нибудь там за порогом смерти – на небесах.
Новые идеологии предрекали райское блаженство на этой грешной земле, и чтоб его более чем бездумно достигнуть, надо было всего-то, что отказаться от своей собственной совести, всецело заменив ее неким единым и нерушимым нравственным постулатом, причем как раз-таки в виде солнцеподобного великого вождя.
Поскольку это он отныне и являл собой образ сущего апостола НАШЕЙ истинной и наивысшей правды.
362
Вот пусть наш вождь, а не тот далекий или никогда вот вообще и не существовавший Бог всем нам слепым от рождения сколь безапелляционно так разом укажет, чего это именно праведному роду людскому уж и впрямь еще предстоит сотворить со всем этим миром.
Ну а в особенности учитывая, насколько тот доселе совсем вот необъятно погряз в самых ужасных своих ничем неизлечимых пороках.
И главное тут было в том, что речь у тех мнимых духовных лидеров наций неизменно шла не о каких-либо созидательных процессах, а скорее, наоборот, о тотальном разрушении чего-либо именно ныне лишнего, и ненужного в так и начертанном ими грязным, мозолистым пальцем синем безоблачном небе того никому пока не ясного грядущего.
Они собирались прорубить к нему дорогу мечом, несущим верную и скорую смерть буквально-то всем, кто жить, как надо настоящим людям совсем уж беспрестанно до чего еще зловредно и впрямь-таки явно разом мешает.
Причем несомненно, что все это, хотя бы отчасти было почерпнуто из мира книг, в которых авторы, яростно борясь с косностью и замшелостью своей эпохи, довольно-таки зачастую в сущем отчаянии били совсем так на редкость уж мимо застарелого социального зла.
Да только вот вольно или невольно его, растревожив, они наносили довольно сокрушительный удар по самому искреннему простосердечию довольно многих людских душ.
Нагромождая словесный сор отъявленного нигилизма, они буквально вот травили свой народ, так и загоняя его в загон грядущего социально уж до чего еще только безысходного сталинского тоталитаризма.
А между тем им надо было нести в массы наиболее простой и самый естественный свет, а не сыпать и сыпать соль ярых догм на точно ту извечно зияющую душевную рану, что неизменно присутствует у буквально всякого поколения интеллектуально развитой части российского общества.
Причем сердца многих простых людей нужно бы по возможности согревать ласковым теплом и добротой никак не требуя от них при этом вполне должного ответа.
Ну а людей высоких духом вовсе-то нельзя беспрестанно теребить, старательно раз вот за разом вызывая в самой уж их утробе непомерную горечь по поводу совсем же бездонной духовной нищеты всего народа!
И тем более вот никак нельзя было вздыбливать и вздыбливать дух праздной умом толпы красочными и крайне аляповатыми воззваниями.
Единственный путь достучаться до пустых голов это дать их детям несколько так другую более светлую будущность за счет открытия перед ними ворот здания знаний, а то ведь явная неграмотность попросту вовсе вот явно слепа и совершенно ко всему безразлична.
Правда, грамотность должна быть аполитичной, а иначе она явно так выжигает души ненавистью и поселяет в людских сердцах совсем напрасные надежды, а их полная абсурдность со временем уж порождает безверие и только лишь усугубляет страшные пороки всего того когда-либо ранее ныне минувшего.
363
И в этаком крайне так аполитичном просвещении и заключен тот как-никак единственно же верный путь вполне достойной модернизации современного общества.
А чего-либо иное разве что сходу обогатит его значительно же поболее страшной и дикой нищетой.
Но вовсе не всем это хоть сколько-то свойственно на деле вот, как-никак, а действительно ныне вполне понимать.
Вот и Виктор Гюго, в его довольно-то объемистом романе «Отверженные» пишет же вещи сколь еще безыскусно стоически примиренческие со всем тем в его-то дни привольно и безумно разом приключившегося варварства «столь героически необузданного» кровавого террора.
Да только какой-либо той полноценно настоящей правды и справедливости при его-то весьма непосредственном посредстве было вот добиться и близко так никак совершенно нельзя.
Простой человек он уж сам по себе только и живет его идеалы это пища, любовь и кров, а свет блаженных истин ему совершенно вот никак вовсе и непостижим.
И если кому-либо окажется на редкость сподручно, на деле пойти к той безупречно наилучшей жизни, то ведь произойти нечто подобное может разве что по причине самого постепенного и крайне неспешного преобразования от века уж более чем давно застарелых общественных взаимоотношений.
И именно эдак все само собою, в конце концов, на место вполне же благополучно разом так некогда затем и встанет.
Ну а, как есть, сладострастно исповедуя светлые принципы всеобщего и всеобъемлющего счастья, и можно было сколь невозмутимо дожить и до тех печально небезызвестных времен, когда вот со своей собственной стороны вполне правозаконно зверствующие нацисты, пронумеровав «человеческий скот», разом-то расторопно его и отправили на ту полнейшую же последующую его профилактическую утилизацию.
А злодеев от агнцев им отделять было совсем недосуг, поскольку лучше и не было, нежели чем под корень извести весь народ, а тем благополучно избавить многие грядущие поколения от колоритных нелюдей, что подчас рождаются среди тех, кто дали миру столько врачей, спасших за многие столетия миллионы и миллионы людских жизней.
И вот уж те изуверы - губители душ человеческих почти безмятежно отправили полноценную треть еврейского народа длиннющими эшелонами на верную погибель, причем только из-за его самобытности и стойкости пред всеми ударами судьбы.
364
И кто-то считай, что заранее всячески так обеспечил успех сущего возрождения времен пещерных лидеров, всею душою приветствуя путь сущего варварства и крови, причем разве что с самой наиблагой целью хоть сколько-то посильного преодоления всех бед и несчастий, что были всецело присущи вконец обнищавшему верою веку…
И вот он тот изумительно наглядный стиль исключительно же возвышенного отторжения от всех тех поистине эпохально сложившихся исторических реалий, которые между тем можно было изменить разве что одним и только ведь вполне до конца продуманным просвещением и ничем, собственно, более…
Виктор Гюго «Отверженные».
«Дикарей… Поясним это выражение. Чего хотели эти озлобленные люди, которые в дни созидающего революционного хаоса, оборванные, рычащие, свирепые, с дубинами наготове, с поднятыми пиками бросались на старый потрясенный Париж? Они хотели положить конец угнетению, конец тирании, конец войнам; они хотели работы для взрослого, грамоты для ребенка, заботы общества для женщины, свободы, равенства, братства, хлеба для всех, превращения всего мира в рай земной, Прогресса. И доведенные до крайности, вне себя, страшные, полуголые, с дубинами в руках, с проклятиями на устах, они требовали этого святого, доброго и мирного прогресса. То были дикари, да; но дикари цивилизации.
Они с остервенением утверждали право; пусть даже путем страха и ужаса, но они хотели принудить человеческий род жить в раю. Они казались варварами, а были спасителями. Скрытые под маской тьмы, они требовали света.
Наряду с этими людьми, свирепыми и страшными, – мы это признаем, – но свирепыми и страшными во имя блага, есть и другие люди, улыбающиеся, в расшитой золотой одежде, в лентах и звездах, в шелковых чулках, белых перьях, желтых перчатках, лакированных туфлях; облокотившись на обитый бархатом столик возле мраморного камина, они с кротким видом высказываются за сохранение и поддержку прошлого, средневековья, священного права, фанатизма, невежества, рабства, смертной казни и войны, вполголоса и учтиво прославляя меч, костер и эшафот. Если бы мы были вынуждены сделать выбор между варварами, проповедующими цивилизацию, и людьми цивилизованными, проповедующими варварство, – мы выбрали бы первых.
Но, благодарение небу, возможен другой выбор. Нет необходимости низвергаться в бездну ни ради прошлого, ни ради будущего. Ни деспотизма, ни террора. Мы хотим идти к прогрессу пологой тропой. Господь позаботится об этом».
365
И тут уж само собой неизменно ощущается вся та истинно взаимоисключающая одно ведь другое противоречивость, неизменно свойственная практически всем, в ком чувства разом сколь самозабвенно восстают супротив того самого чисто извне и впрямь беззаветно же всею неукротимой силой совсем как есть вовсе вот до чего неспешно навязанного - революционного здравого смысла.
Гюго всей душой и сердцем отрицал путь вандализма, но холодным рассудком полностью его всецело приветствовал, и тут никак не обошлось без весьма строгого семейного воспитания.
А высказывание Гюго насчет пологой тропы буквально же идеально отражает и все мысли автора, на сей счет – вот только «на Бога надейся, а сам не плошай».
Именно уж подобным и должен быть девиз не одних лишь простых людей, но и властителей дум сколь многих народов, а таковым и был великий творец Виктор Гюго.
По его вряд ли, что лицемерным, куда скорее вполне искренне наивным взглядам…
…варвары проповедывающие свет и добро, куда значительно лучше всех тех, кто стоически отстаивают вполне устоявшиеся долгими веками, а как раз потому и впрямь-то совершенно так из века в век вовсе вот незыблемые правила жизни…
А между тем они никем и ничем и близко неодолимы, а в особенности это касаемо создания каких-либо полностью других условий общественного существования, а именно чего-либо совсем иного, то есть чего-либо того, что нынче нигде и никак пока явно не наблюдается.
И, кстати, чего это именно этакие новоявленные дикари и вправду могли на деле самым же бескомпромиссным образом действительно так исхитриться, практически полностью враз изничтожить?
Стадо, уничтожившее пастуха и всех его сторожевых собак весело блея вскоре уж точно рухнет в самую ближайшую глубокую пропасть, или окажется оно во власти волков, которым не будет дела ни до чего, кроме чисто так своего на редкость естественного желания набить бы, да поплотнее свой луженый желудок…
366
И непременно бы надобно и то самое весьма ведь сколь еще только скабрезно заметить!
На Бога вовсе нечего столь бестолково надеяться, поскольку Он никак не для того создавал этот мир, дабы те извечно бедовые творения его рук безо всякого малейшего колебания, совсем этак безропотно принимали на веру все заповеди тех и впрямь-то подчас именно что считай живодерствующе мыслящих гениев-теоретиков.
А именно тех-то самых, что с дикой тоской, бешено вращая глазами, иступлено глядели на серую мглу общественного прозябания, и только лишь издали примечали явное зарождение в корне иного более гуманного мировоззрения.
А между тем все те безумной ярости призывы "долой”, совершенно никак не могли, даже и в самой малой толике хоть сколько-то вообще соприкоснуться с тем адским злом, которое они сколь ретиво и резво будто бы и впрямь полностью обязались отныне свести истинно так на нет.
Беспрестанное напоминание обо всех общественных язвах их всецело лишь поболее затем только сильнее растравливает…
367
А между тем, именно как раз когда дело сколь принципиально же доходит и до тех весьма ведь невообразимо великих потрясений и рушится, то самое наиболее хрупкое и деликатное во всей структуре человеческого общества.
И именно как раз из-за этого сколь еще бессмысленно затем уничтожается вся его истинная культура, а в точности так и тот никак не сугубо же абстрактный гуманизм, что в том доподлинно житейском смысле и близко никогда не был напыщенно и твердолобо строго революционным.
Этот мир и без всего того до сих самых пор вовсе так безмерно же невообразимо жесток, и пока что в этом-то смысле, он и в мыслях своих изменяться вовсе-то совсем явно уж никак не желает…
Ну а светлые мысли о некоем изумительно лучезарном грядущем нынче приобрели столь сочный и невероятно аппетитный вид.
Да только сам по себе путь к ним вполне естественно же оказался для кого-то единственно верен и праведен и все - это совсем этак несмотря на непомерно великие людские потери.
Да и вообще те самые нынешние катастрофические страдания, мол, одна только предтеча именно той сколь невообразимо наилучшей жизни, нежели чем она сегодня ныне-то была и есть.
Да и что некогда ранее, то был один лишь сколь еще истинно кромешный ад?!
Вот, к примеру, та самая ситуация, что более чем наглядно приведена в романе достопочтимого Виктора Гюго «93 год».
«Отец был калека, он не мог работать, после того, как сеньор приказал избить его палками; так приказал его сеньор, наш сеньор; он, сеньор, у нас добрый, велел избить отца за то, что отец подстрелил кролика, а ведь за это полагается смерть, но сеньор наш помиловал отца, он сказал: "Хватит с него ста палок", и мой отец с тех пор и стал калекой».
368
И можно вот подумать, что буквально каждый убивший зайца в лесу сеньора, затем непременно был убит или на всю жизнь раз и навсегда оказался затем покалечен?
Нет уж, такое могло приключиться, скорее всего, лишь только с тем, кто может и не первый день, вполне основательно и всерьез занявшись ремеслом браконьера на этом деле, явно погорел, да и то егерь мог, рискуя собой над ним все-таки сжалиться, он-то тоже живой человек…
Да вот, однако, полубезумные идеалы сходу ведь предавали чьей-либо душе совсем иные принципы, и они становились довольно четкой системой координат, в которой все мелкое и сентиментальное попросту ныне отсекалось, считай, что начисто хирургическим путем.
А как то иначе, вполне уж могло еще собственно быть коли стоило светлым идеалам проникнуть вовнутрь того или иного фанатически слепо раскрепощенного человека, как буквально сразу же в нем доселе естественное они напрочь так вскоре вот выжгут, словно тем добела раскаленным железом…
И ничего того обыденно людского – внутри чьего-либо революционного сознания далее никак этак ведь вовсе-то не останется – все, что им отныне будет двигать, будет существовать как раз-таки во имя идеи и всегда именно ею и будет уж полностью верно затем всецело оправдываемо…
И вот они – тому только лишь два сколь явных примера из все той же небезызвестной книги Гюго «93 год».
«Нередко синие, во исполнение революционного декрета, карали мятежные деревни и фермы, предавая их огню; чтобы другим неповадно было, они сжигали каждый хутор и каждую хижину, не сделавших в лесу вырубки, как то от них требовалось, или же своевременно не расчистивших прохода в чаще для следования республиканской кавалерии».
Во имя идеалов братоубийство?
«– Однако ж и в третьем сословии встречаются приличные люди, – возразил дю Буабертло. – Вспомните хотя бы часовщика Жоли. Во Фландрском полку он был простым сержантом, а сейчас он вождь вандейцев, командует одним из береговых отрядов, у него сын республиканец; отец служит у белых, сын у синих. Встречаются. Дерутся. И вот отец берет сына в плен и стреляет в него в упор».
369
Так ведь нечто подобное сходу так разом становится истинным образцом настоящей и наивысшей добродетели, безусловным доказательством самой безукоризненной праведности, как и явным признаком наличия в чьей-либо широкой груди исключительно бравой революционной или уж чисто как есть безоблачно контрреволюционной боевой славы и чести.
И именно так и губится всякая та действительно настоящая духовность, да и доподлинно бесклассовая общечеловеческая мораль…
Бравый и броский лозунг "Долой зло” затем уж и оборачивается чисто на редкость полноценной изнанкой в тех случаях, когда полуослепленные мигом святого прозрения люди, вместо созидательных процессов во всем том долгими веками вполне одинаково существующем обществе, бессмысленно и бестолково затевают дела сколь обескровлевающе яро же разрушительные.
И речь тут и близко никак не идет о неких сколь конкретных злых людях, а только обо всей государственной структуре в целом, что попросту и близко не сможет разом вот прекратить всякое свое пасторально прежнее существование даже и в связи с самыми-то искрометными и сколь изумительными переменами.
Ярко изменяются одни только лица, ну а вся та вездесущая прежняя сущность остается незыблемой и полностью во всем всецело нетленной.
370
Причем и тогда когда стропила государства рушатся вроде бы вполне самостоятельно, то есть все идет тихо и мирно, да и почти что бескровно, этот страшный процесс все равно более чем неистово под собой погребает сколь многих весьма достойных и приличных людей.
Медленное крушение «красного паровоза» Советского Союза самое так, безусловное, и на редкость весьма вот безупречное всему тому сколь объективное же доказательство.
Причем надо бы сколь непременно фактически сходу разом признать, что этот живой и вполне наглядный пример он-то как раз наиболее свеж и актуален, поскольку речь тут идет о событиях самого ведь довольно-то недалекого прошлого.
А между тем сошло тогда с рельсов не одно то к тому времени многим так вконец опостылевшее прежнее тоталитарное государство.
Нет, уж заодно вот исчез и вполне благополучно ранее уживавшийся с вездесущей коррупцией суровый закон, а точно также и тот, пусть и не совсем ладный более-менее всем доселе привычный общественный распорядок.
Смерть СССР как страны явственно ознаменовала смерть морали, совести и даже печаль об их утрате стала носить чисто саркастически умиленный вид.
Однако сама по себе наиболее главенствующая первопричина чрезвычайно быстрого ускорения самого процесса весьма ведь деятельного и последовательного изничтожения нравственности, кроется уж, прежде всего не в том, что кто-то со всею явной злонамеренностью разрушил нечто ранее казавшееся совсем на редкость всецело незыблемым.
И точно тоже весьма ведь явно касаемо и довольно-таки существенного развала всей экономики…
Поскольку буквально все и без той до чего же пресловутой горбачевской перестройки столь ведь откровенно так и дышало разом на ладан…
И то самое полуживое тело может достаточно так долгое время находиться в полнейшем упадке сил, прежде чем умереть и сгнить, издавая при этом самое необычайное зловонье.
А как раз из-за чего-либо подобного совсем этак нельзя уж говорить о том, что жили мы, мол, славно и весело, а тут пришли эти разрушители и осквернители и все ко всем чертям разломали…
А ведь на деле это и близко нисколько не так.
Да и вообще наиболее главная проблематика советского бытия, она именно в той фактически же вывернутой наизнанку доктрине существования до чего бестолково нацеленного в лучшее будущее, к которому можно прийти, разве что только идя широко в ногу и с песней.
А между тем нечто подобное во всем уж разом совсем этак супротив всяческих вообще свойств общечеловеческой более чем эгоистичной натуры.
И потому и сам характер всякого социализма был неистощимо же гибелен, а перестройка 80-ых годов прошлого века то как-никак разве что самое непрактичное вскрытие до чего застарелого гнойника на всем том относительно (да и с трудом) полуживом тогда теле страны…
А для поистине верного своего будущее счастья люди, беспрестанно должны видеть свое грядущее полностью самостоятельно, и оно всегда должно быть полноценно индивидуальным…
371
А еще в заключение надо бы и то никак немаловажное сколь еще нравоучительным тоном разом этак сколь явно заметить, что если где-либо и когда-либо и стоило бы производить любые социальные эксперименты, то ведь должно было им при этом носить сугубо созидательную основу, или никогда и нигде уж не производиться вовсе.
И это как раз те самые безнадежно утопические политические воззрения на основе некоторых художественных произведений, далеко не всех (да, не будет о них тут более чем огульно сказано) и стали наиболее заглавной первопричиной всех тех истерически завывающих возгласов «все долой».
И ведь тем исключительно наглядным и деловитым подспорьем ко всему тому и близко-то не послужила та весьма ведь пресловутая и до чего печальная участь народа, что неизменно был кем-либо, да угнетаем (к примеру, той же бюрократией при развитом социализме).
Да и вообще во всей той буквально общечеловеческой истории, никак этак явно ведь еще не бывало, чтобы вооруженное восстание супротив СВОИХ господ поработителей действительно бы сделало жизнь народа, хотя чуточку бы действительно так значительно легче.
372
Скорее наоборот, времена жутких лихолетий сменялись затем либо всепоглощающей и обескровливающей всякие те новые начинания реакцией, либо чем-либо другим совершенно несносно же победоносно революционным…
Но новая жизнь, победившая старую, только лишь и вытаптывала ее клумбы с цветами, но вот новый общественный огород при этом не строила, вполне уж довольствуясь тем еще старым.
И он разве что при этом только ведь и становился сколь намного поболее запущенным и вконец же опустошенным.
Да и как то между тем само собой полностью разом понятно, этак уж и возводя бедность в принцип, главные революционные заправилы до чего беззастенчиво разграбляли все то, до чего только смогли хоть как-либо дотянуться их алчные руки…
Топя в крови буквально-то все, что было выше их мелких и донельзя нечестивых душ…
Ну и как иначе кроме, как встряской всего существующего общества и можно было, в принципе, на деле добиться всей той исключительно абстрактной и сущим острием пера без тени сомнения сходу же вылущенно обобщенной общественной справедливости?
Но можно ведь действовать вовсе совсем считай так нисколько не так!
373
Да уж, собственно говоря, хоть каких-либо существенных изменений во всем общественном климате будет и близко никак не добиться, кроме как следуя путем того еще самого исключительно так постепенного просвещения и воспитания всего того, пусть серого и безликого, но отнюдь при всем том не слепого народа…
А впрочем, и вообще всякий тот или иной простой человек всеми теми сугубо беззастенчивыми в средствах правителями уж как есть, разом попирался буквально всегда.
А все-таки и близко не было во всей той ныне древней и дряхлой истории ни единого случая, когда бы справедливость, в конце концов, не восторжествовала в той или иной степени, хотя рядом и не могло тогда оказаться прекраснодушных идеалистов с ярким пламенем в зорких очах.
И именно этакие люди с самым полнейшим безразличием более чем неизменно относятся ко всем, тем порою невероятно безмерным общечеловеческим страданиям.
Но все это только поскольку, что некие прекрасные строчки став вполне полноценной внутренней сутью всякого человека, и впрямь-таки сходу отучают его видеть частности, а между тем это из них, и соткано все полотнище нашей неприметно серой и сколь вполне повседневной, а никак и близко не книжной реальности.
374
Причем даже и этакий всем своим сердцем и умом великий человек, каковым был сколь достопочтимый Иван Ефремов, тоже между тем безнадежно же подчас подпадал под общий гипноз самоубеждений о святости общего, а вовсе-то не самого конкретного для каждого из нас наиболее естественного, да и исключительно единоличного пути.
И вот чего он явно никак неправо пишет в его «Часе Быка».
«Слезы беспомощности и безнадежности болью отозвались в душе Чеди. Она не умела бороться с жалостью, этим новым, все сильнее овладевавшим ею чувством. Надо попросить Эвизу помочь женщине каким-нибудь могущественным лекарством. В море страдания на Тормансе страдания женщины были лишь каплей. Помогать капле безразлично и бесполезно для моря. Так учили Чеди на Земле, требуя всегда определять причины бедствий и действовать, уничтожая их корни».
А между тем их уж явно ведь не изничтожишь, коли всегдашне сколь старательно избегать якшаться со всякими теми мелкими частностями.
Нет, их-то как раз при подобном глобальном подходе лишь наоборот значительнее преумножишь, нежели чем, это было некогда ранее.
Да и имея дело с той чисто человеческой, а никак неприродной стихией все те корни можно было из сырой землицы сколь еще сурово же разом повытащить, причем, как правило, никак не те, что были наиболее так жутко зловредными.
375
И это именно книги и стали некими теми чисто вот новоявленными алтарями той самой на редкость одиозно патетической веры в их-то вполне великомогущественного создателя человека.
Ну, а при подобном раскладе из них и стали, затем черпаться, ни одни довольно зримые духовные ценности, как тому и положено было быть от века, но и столь безосновательные требования ко всей нас, так или иначе, повседневно окружающей действительности…
А она еще от века мелка, поверхностна и бездуховна, но это ее вполне естественный удел и вовсе незачем от нее требовать хоть чего-либо вообще другого.
Ну а художественные произведения видоизменяют формы всей нам привычной обыденности, придавая им иные черты, но это лишь вопрос взгляда на вещи, а не того, что сами по себе они чего-то там таят и надо только лишь пытливо взглянуть на них внимательным взором…
Книги надо раскрывать не для того, чтобы открывать действительность заново, а чтобы научиться видеть ее под неким чужим углом зрения.
И не надо думать, что тот человек, написавший достойную прочтения книгу некий небожитель, поскольку он хотя и возвышается над другими духом плотью, однако вот тот же самый обычный человек с развитым сознанием и талантом, но ничего божественного в нем вовсе нет.
А как раз потому и все те писатели, коли уж и возвышались над всем их окружающим, то по большей части в одних лишь разве что более чем невообразимо наилучших своих благих помыслах, нежно и ласково отображенных ими на белоснежно чистой бумаге.
И они там только лишь и проливали свет во всю глубину общественной темени, но сами они этим светом нисколько так вовсе-то никогда не являлись.
И быт их заедал никак не меньше чем всех остальных прочих, явственно оставляя глубокие шрамы на их телах и душах.
И люди никак не могут считать книги божественными огнем им надо быть в этом вопросе значительно скромнее.
Ну а потому и книги это лишь факел для души в потемках, но отнюдь не свет истины в самой простой и несусветно обыденной суете.
376
Да вот уж для некоторых, они явно во всем разом так оказались некоей путеводной звездой к счастью и процветанию, а также и самым наглядным образцом всеобъемлюще светлой духовности.
А между тем именно, за счет этих праздных мечтаний черная масть, иступлено виляя, словно путана задом всякими сдобными идеалами разом так и смогла до чего еще запросто стать наиболее главным козырем, в самом том еще преддверии новой технологической эры.
И, разумеется, что нечто подобное никак нельзя было сказать о странах, где культура и просвещение вполне органично совмещались с полноценно трезвым взглядом, на то самое простое и на редкость же обыденно житейское существование.
Нет подобного рода вещи вполне будет возможно смело произнести вслух, и никак при всем том не сморозить отвратительно несуразную чушь, разве что, совсем же невесело говоря о светлой державе, что сколь безвременно находится в ничуть никак не проржавевших цепях навеки-то вечные прежнего средневековья.
377
И это именно там из искры недовольства и раздули пожар, что и был, собственно, призван более чем полновесно видоизменить само лицо всего того и поныне по той же старинке сколь неспешно и буднично существующего мира, что по всей своей житейской сути на редкость умственно пассивен и полностью аполитичен.
Но есть те, кто явно никак не могут жить в мире и спокойствии с самими собой покуда есть страшная межа, отделяющая бедных от богатых, а им вот хочется всюду провести знак равенства.
Причем, именно тогда, когда все эти их «благие устремления» до чего наглядно приобретают как есть гигантский и общечеловеческий характер, сходу уж возникают Садом и Гоморра на месте всего того прежнего полностью раз и навсегда устоявшегося, чисто по-житейски вполне этак праведного существования.
И, та созданная как раз по данному славному случаю новая власть никак не сотворит наилучшую жизнь, а только лишь совершит дерзкий откат в крайне далекое прошлое и тупое шаманство отныне вот всецело займет место, которое ранее было занимаемо религией никак уж не предусматривающей среди своих ритуалов всяческие обильные человеческие жертвоприношения.
Причем сам уж по себе факт, того, что те самые первые революционеры были до чего еще отчаянно искренни в своих героических заблуждениях, абсолютно ничего и близко так тут не меняет.
Нет, даже и это ни в какое вполне стоящее того достоинство им, собственно, и близко никак так совсем не запишешь.
Эти люди были всеобъемлюще морально слепы и пропитаны насквозь лживой и варварской идеологией.
Они были лишь ей и подчинены, а потому буквально любые хоть сколько-то разумные действия во имя более-менее достойного наведения вполне ведь полностью нормального порядка попросту уж разом вытеснялись целым сонмом лозунгов и воинственно восторженных сладкоречивых причитаний…
378
И все это на редкость степенно и довольно-то основательно же брало все свои наиболее изначальные интеллектуальные истоки, как раз-таки из того самого кроваво красного и совсем ведь бесчестного большевистского воображения.
И это как раз подобного рода блеклыми миражами обо всей той сколь необычайно наилучшей жизни и задвигалось в самую дальнюю даль праздных и отвратительно демагогических разглагольствований все то, что и впрямь некогда могло затем поистине стать именно той чисто вот исключительно обыкновенной житейской обыденностью всех же новых времен и стран.
Да только могло ли это все само собой разом возникнуть из той чрезвычайно простой библиотечной пыли?
Жизнь она ведь соткана из нитей реальности, а не из неких чисто абстрактных, пусть даже и более чем взвешенных предпосылок.
Лучшему обустройству общества и вправду должно когда-нибудь быть и точка!
Однако случится нечто подобное разве что в те далекие времена, которые никак небезгрешно и вправду со временем некогда так наступят сами собой, причем совершенно без того, чтобы кто-либо всею своей пролетарской стопой на редкость дерзко и безжалостно сходу бы наступил на горло всему минувшему и ранее сколь безответственно некогда бывшему.
И никто нынче и близко не сможет разом ведь достойно же сотворить некое, то сколь еще восхитительно наилучшее житие-бытие.
Раз в муках и корчах самого незамедлительного, идейно верного зарождения всей той вездесуще праведной социальной справедливости явно ведь сходу затем и зачахнет все, то искренне доброе и светлое, что, пусть и малой лучиной, но на редкость достойно некогда ранее вполне освящало всем темным массам их совсем не длинный жизненный путь.
И уж те сколь невообразимо лютые демоны революции так и изрекали чугунные речи, и в них как-никак совсем вот неизменно имелась истинно своя до чего еще беспардонно гулкая, чугунная правда.
И главное, во всех их демаршах отчаянно чеканя свой шаг, действительно же звучало самое доподлинное житейское счастье, но было оно крайне призрачным, словно туманные силуэты вдоль дороги в проливной дождь.
Да и было то мнимое людское благо ни раз и не два сколь беззаветно, уж полностью, более чем так сходу оплачено той самой до чего непомерно страшной ценой диких бед и мытарств многих миллионов совершенно ведь безвинно загубленных жертв.
И если мягко приподнять за краешек кулису политических интриг, постепенно приведших к появлению нацизма и коммунизма, то окажется, что все это в единый узел было разом увязано именно с самым явным желанием, как можно побыстрее приблизить абстрактную теорию к насущной реальности за счет неких все и вся исцеляюще магических действий.
И именно магия слов и чисел и стала всемогущей силой, что и была, затем поднята кое-кем на свой большевистский щит, дабы твердую рукой осуществить необычайно ярое уничтожение всего того, что самым дичайшим и невообразимо нелепейшим образом беспрестанно же мешало, тому, что давно якобы назрело, как буквально повсеместная обыденность и данность.
379
И именно подобного рода социальное бедствие и могло ведь произойти разве что в странах, имевших довольно-таки четкие очертания совсем до конца сложившегося кастового общества, то есть именно там, где различные социальные прослойки с большим трудом вообще хоть как-либо осознают всякое свое взаимное сосуществование, как неких тех отдельно взятых граждан.
А это и было преотличной базой для удивительно мощного гласа всей той пропаганды, что без тени стеснения разом вот вытеснила собой всякий простой и обыденный здравый смысл, насадив культуру варварства и создав при этом царство подлого доноса.
В России данная диктатура стала хамско-пролетарской, ну а в Германии ей ведь было вполне суждено до чего вскоре впоследствии стать властью плебейско-националистической, а между тем любой политический экстремизм, как известно, весьма схож в своих изначальных, социальных истоках.
Поскольку берет он все свое исконно низменное начало именно от излишне бурной фантазии воинственно идеализировавших действительность фанатиков, что со всем чудовищным скрежетом зубовным всячески противопоставили свои взгляды на мораль и естественный здравый смысл буквально-то любым некогда ранее имевшим место весьма так практическим и здравым принципам доподлинно всеобщего людского сосуществования.
А между тем всякая обыденная жизнь и впрямь несокрушима, как и гранитная скала, а потому если ветру перемен, и удастся ее хоть сколько-нибудь постепенно выветрить, то времени это займет несоизмеримо больше жизни любого вдруг ни с того ни с сего с великой болью прозревшего поколения.
380
Однако те самые люди, в которых горело пламя идеи, были готовы сходу на лихом скаку отрубить голову всему тому, что заслоняло массам путь ко всему тому долгожданному свету непоколебимой и чисто этак только лишь их единственной истины.
Причем надо бы как-никак весьма предметно сходу заметить, что стояли эти люди справа или слева во многом в одной исключительно строгой и прямой зависимости от своего собственного личного удобства, а вовсе-то не всегда в какой-либо явной связи с тем еще привитым им в далеком детстве, несомненно, подчас вполне благочестивым воспитанием.
И каждый из них имел чисто уж одно на всех на редкость чудовищное жизненное кредо, так и выражавшееся в самодурстве и необузданной жестокости.
И были эти люди впрямь-таки в мыле во имя всех тех гибельных и грубых, словно бы совсем уж давно толком немытые людские тела жесточайших идеалов.
Но при этом нет, совсем не во имя низменного зла и вполне житейской же алчности, они и впрямь-то чисто вот сослепу разом устремились ко всему тому совсем загадочно «светлому добру», коему (как, оказалось) попросту и положено было быть…
И все это разве что лишь потому, что о нем сколь конкретно во всеуслышание и было кем-либо разом нынче заявлено.
Да уж точно именно этак оно и было сколь прекраснодушно вот некогда отображено в тех самых заунывно взывающих к суровой борьбе революционных лозунгах.
381
Да только никак нельзя было сужать всю ту как она ныне есть до чего еще крайне непритязательно имеющуюся картину жизни до того крайне примитивного торжества каких-либо отчаянно ликующих воинственно скотских инстинктов.
И вовсе-то и близко не дело разом увидеть в чудесном сне всего своего более чем блаженного житейского ума ту крайне ведь несусветно очаровывающую даль каких-либо тех лишь некогда вскоре затем еще грядущих светлых времен…
И это в то самое время, когда вся та сколь еще ничтожная пьянь и рвань вовсе-то бесцеремонно всею своею нечистой силой разом так и полезла наружу, словно бы ночью клопы из дивана в дешевой гостинице.
И всею той несокрушимой толпой, безудержно двигало, одно лишь сладострастное предвкушение грядущей наживы, причем то, что полностью так разом до конца развязывало в тех людях все путы разума, было то весьма полнейшее ими осознание сколь абсолютнейшей своей затем еще ведь последующей безнаказанности.
Раз тогдашнее сурово самонадеянное безвластие всему тому расковывающему чувству сущей безгрешности расхристанного разгула, как есть, до чего сходу сколь еще отчаянно лишь радостно так весьма поспособствовало.
Однако никому не стоит со столь кривой и кислой усмешкой на редкость яростно очернять лица тех, кто шел порою на верную гибель ради грядущего преломления во всей той окружающей действительности, тех еще вовсе никак недозрелых и мнимых надежд, что были наскоро навеяны безликими призраками праздных мечтаний…
Да только для кое-кого и поныне, те крайне же далекие революционные будни, всегда были, да и далее будут самым ярчайшим на свете признаком, того еще великого поворота истории к чему-либо и вправду куда поболее праведному, да и совсем беспроигрышно и всесокрушающе новому.
Поскольку это именно во имя света, мудрости и любви к ближнему рядовые революционеры и стали на редкость кропотливо и сколь безжалостно, всячески же насаждать все те так и урчащие в пустом животе ярые принципы самой жесточайшей своей спецтирании…
382
Зло, обсыпанное извне светом самых немыслимых задушевных благ «творит добро», сужая души идеологическим хомутом, чем и доводя их до практически полного равнодушного бездушия ко всему тому, чего это вообще ныне происходит где-либо вот вокруг.
И всему тому чудовищному мучению народов и вправду было дано сходу обнять все четыре измерения, да и придать им при всем том совсем иные, нежели чем они были некогда ранее формы и свойства.
Причем в самом облике новоявленной революционной жизни и было нечто, что из себя вполне так наглядно и представляло как-никак, то весьма свойское преломление всех тех на редкость неглубокомысленных проявлений бесцеремонно незамысловатого, да и вовсе-то совсем неотесанно грубого социального эксперимента.
А все его главные свойства наиболее прямым образом вытекали из самой природы людей, взявших в руки меч общественной морали и этически же простецки обобщенной справедливости.
Все другие убоялись бы когда-либо затем еще только вот возможных отрицательных последствий, да и духу на нечто подобное у них никак попросту бы и не хватило.
Ну а как раз потому установление новых более «честных и отныне полностью справедливых» порядков во всем этом мире (по идеологии) это заведомо же занятие для одних только разве что отпетых подонков.
383
И тот самый, первоначальный тон всему тут задают как раз те самые либералы, благие мечтатели, что совсем ведь беспрестанно так и орут на весь белый свет об том в их грезах ныне уж вполне существующем общественном строе.
Причем он во всех его деталях им вполне уж отчетливо различим на той самой сколь невероятно дальней линии горизонта.
И этот сущий нелепый мираж, ясное дело, что в их-то сознании, собственно и окажется до чего незыблемо и монолитно всячески уж отныне основан как раз-таки на том сколь еще бестолково, но глубокомысленно вычитанном ими из книг.
Причем это именно в них они и вычитали о том призрачно светлом и наиболее наилучшем чисто ведь затем лишь последующем и всеобщем же нашем бытии.
И главное сколь искренне смело подобные люди, буквально как есть повсюду и раздают хризантемы своих идеалистических взглядов, и главное наделяют они ими буквально всех и каждого, кто только им где-нибудь, да чего только разом уж попадется.
И они и впрямь вполне искренне рады всех и каждого вдоволь одарить сияющими огоньками своего чистого, как слеза абстрактного разума, да вот беда жизнь грязна и темна и те, кто прячутся от ее темени посреди света иллюзий, только лишь провоцируют темень стать светом всепоглощающей истины.
Ну а затем ей и можно будет повести людей в худшую неволю, чем когда-либо только она была до этих нынешних дней.
Причем новые тираны вполне ведь верную рукой вооружились для всего того пламенем тех, кто и вправду хотел сходу разом спалить всю неказистость минувшего, однако лишь возродил его в гораздо поболее уродливом виде и форме.
Причем речь тут идет как раз о самом естественном продолжении, а никак не о том, что затем лишь всячески так налипло на нечто небесно чистое и чудодейственно святое.
Революция это чисто животный бунт против разума и законности, а нечто подобное любое лучшее бытие может продвинуть разве что только ногами вперед.
Причем если и построят рабы новые пирамиды, то вот лучшие жилища для самих себя они уж точно никак не построят.
А потому, как ютились они в мрачных трущобах так ведь и далее будут там же новые поколения мыкаться, и в подобном духе оно будет как есть попросту вот до скончания века.
И главное тяжелое машиностроение всегда ведь являлось истинно приоритетной областью вложения сил и средств для государства, что для народа оставляла одну лишь сухую краюху хлеба, да в придачу тот еще чисто завтрашний коммунизм.
То есть еды человеку оставляли равно столько, чтобы он мог ковылять дальше по долгому пути постепенного становления нового строя…
И это именно в наше время и стало истинной нормой до чего только безмерное засилье всесильных машин, а также и более чем глубокомысленно помпезных и праздных слов.
Причем - это именно та восторженно мыслящая интеллигенция и стала жрицей культа коммунизма, поскольку без ее участия простой народ довольно-таки быстро бы оторвал все головы огнедышащего дракона советской власти.
Да весело строилась новая жизнь, и это отрицать совсем этак явно нельзя и все это происходило по вполне должной смете и эти достижения замалчивать на деле попросту вот совсем же бессмысленно.
А это и придало представителям сколь необъятно широкой левой интеллигенции ту самую весьма уж суховатую самоуверенность в своих единственно верных выводах, но вовсе не сделало их страну, хоть сколько-то чище, а ее правителей даже и в самой малой толике значительно поменее сколь до чего еще отъявленно же деспотичными.
Нет, скорее наоборот, именно это и явилось первопричиной для самого безнадежного насаждения лютого варварства осатанело же лучезарного большевизма».
384
Он принес с собою всеобщее счастье и более чем долгожданное освобождение от всех тех прежних заклятых прежних оков?
Да, он действительно именно его в своем клюве всем нам и принес, словно тот еще общеизвестный аист невинного младенца…
Правда, то убогое счастьице (скромнее которого попросту и не бывает) всецело предназначалось не для всех, а лишь для того абсолютного большинства, что было действительно того сколь еще половозрело на деле вот будто бы явно достойно.
Ну а всем тем иным по духу и плоти одна яма и осиновый кол в их мореного дуба гроб…
И все те «недостойные» и были те, кто по всему своему недомыслию имели грех возражать супротив скупых истин всеобщего счастья и сущего блаженства в том лишь некогда грядущем и полностью надуманном раю немыслимо всеобъемлющей классовой справедливости.
Причем, все те чисто так наивысшие моральные ценности были целиком достижимы (одним лишь дегустационным образом) и только разве что путем всей той чрезвычайно насильственной спайки самых различных наций под флагом пудовыми цепями их скрепившей державы.
И главное, всем им и впрямь отныне надлежало объединиться, в едином порыве во всем следуя правилам строго и четко совсем уж безукоризненно в ногу вышагивающего времени.
И будто бы все именно так и должно было, собственно, год за годом более чем планомерно разом вот вполне и происходить.
Ведь дорога та была всецело верна, а потому и надо бы ее сколь неимоверно упорным трудом до чего деятельно и целеустремленно всеми-то силами как-никак, а сколь старательно вдоль и поперек всем нам разом так и прокладывать.
Однако вовсе нельзя, выпестовав разумом все те немыслимо светлые ее постулаты уж сходу так затем и толкать на этот путь до чего беспросветно безграмотный простой народ…
Он ведь мысленно живет в вовсе-то совсем другом мире, где нет всех тех блестящих идеалов, а есть много суеты, сплетен, серого быта…
А ему как есть пытаются насильно всучить флаг идеи всеобщего объединения душ в некое чисто аморфно же единое целое.
А человек толпы способен только маршировать в едином темпе, но угол ему при этом будет нужен разве что свой, а никак не тот бескрайне широкий и общий.
385
И вполне справедливое общество должно было возникнуть именно на основе более чем постепенного и плавного отмирания, а также еще и превращения в сущий перегной всего того, что само собой должно было медленно, но верно уступить свое прежде как-никак вполне законное место.
То есть попросту так именно со временем явно вот отдать пальму первенства всем тем новым веяниям, что совершенно не преминули бы сами по себе ко всем нам когда-нибудь лишь, затем еще разом нагрянуть…
Причем вполне мирно видоизменять все существующее общество можно было одним лишь несколько другим воспитанием именно тех, кто и будет некогда в будущем до чего основательно, его затем перестраивать и ясное дело, куда разумнее и весьма надежно все в нем затем разом так благоустраивать.
Ну а все иные (комиссарские методы) разве что бодро и деятельно как следует, затем только и поспособствуют значительно же большей консолидации всех сил того самого весьма стародавнего зла.
И все, то буквально вопиющее социальное неравенство можно будет сколь всемогуще и доподлинно верно разом устранить, именно вот только уж чисто физически изничтожив все, то ныне существующее современное общество, поскольку никак иначе его ни в жизнь и близко не переделать.
Смерть уравнивает, а жизнь всегда наделяет живущих людей совершенно разными социальными ролями, но кому-то охота все это чисто враз поломать…
А этот путь для всякого того кто может хоть как-либо назваться человеком вовсе вот заранее исключительно же неприемлем.
Да и вообще переделывать людей на другой лад совершенно этак вовсе явно же бессмысленно…
Человеческое общество напрочь закостенело во всех тех незыблемых уж как-никак еще стародавних, стоических принципах.
И оно на них весьма прочно стоит, а не только до чего уж тупо их вот придерживается.
И положительные изменения связанные с горьким опытом могут быть, но все это никак не касаемо того самого уж вовсе исподнего в душе человека.
К примеру, вполне может случиться всепожирающий пожар, что попросту разом и незамедлительно считай, что дотла уничтожит всю старую деревянную, ветхую постройку.
И это может быть, в том числе и преддверием чего-либо лучшего, в случае если в дальнейшем люди станут возводить свои жилища из одного лишь прочного камня.
Однако все, что относится к чему-либо чисто внешнему, совершенно так нельзя соотнести и ко всем тому, что сокрыто в самой глубине души человеческой…
И это именно от пожара внутри сердец души становятся совершенно ведь истинно каменными…
Причем: все тут уж явно так вовсе едино, а в том числе и в смысле самой-то как есть безупречно будничной возможности или наоборот абсолютной невозможности повседневного сосуществования бедных с богатыми в одной той отдельно взятой в охапку чьей-либо звериной лапищей советской державе.
Ну, а весьма хитроумное противопоставление одних членов общества другим это когда кто-либо постарается поставить всех своих под ружье, дабы начисто истребить, тех, кто у нас самый подлый, негодный, да и вообще непригодный к его дальнейшей адаптации в новых жизненных условиях в свете самой несуразной своей принадлежности к какому-либо роду-племени…
386
И вот тут неведомо откуда и возникает, та ничем, в принципе, необоснованная, да и логически нисколько неоправданная ненависть ко всем тем, кому жить на белом свете и впрямь не в меру слишком хорошо, а главное еще и считай за счет всех тех бесчисленных горестей в поте лица бессменно трудящегося народа!
Однако вовсе не все решается как раз-таки при помощи отчаянно задиристой агитации.
Людей могут и совсем ни о чем таком вовсе-то и не спрашивать!
А просто гнать и гнать их в Красную армию, словно же мясной скот на бойню!
И вот оно, то и впрямь, несомненно, правдивое свидетельство писателя Александра Куприна, приведенное им в рассказе «Тихий ужас», где он явно так преуспел в том самом проникновенно подробном описании тогдашней невообразимо потусторонней совдеповской действительности.
«Последние беженцы из Москвы и Петрограда передают о новом кошмарном роде промышленности, распространяющемся в больших центрах Совдепии и вызванном, без сомнения, совокупностью таких мощных причин, как голод, болезни, всеобщая спекуляция и страх перед службой в рядах Красной армии. В Петрограде, на Невском, открыто продаются коробочки с насекомыми, взятыми с тифозных больных. Тиф в настоящее время, если можно так выразиться, выветрился, формы заболевания стали более легкими, процент смертности значительно понизился (до двенадцати процентов), а между тем красноармейцам, по выздоровлении, полагается пятимесячный отпуск. А так как из популярных объяснений Троцкого и Ленина серо-красная масса отлично усвоила, каким исключительным путем передается тиф от одного человека к другому, то и не надо искать дальнейших объяснений…»
Из чего, собственно, разом и следует, что принуждение шагать в светлое будущее есть самая естественная часть насаждения всего того истинно новоявленного деспотизма, а вовсе не освобождения от того навеки всем отныне бескрайне и безвременно опостылевшего прежнего.
387
Однако подобного рода «горчичные» средства для той самой еще уж изначально насильственной мобилизации более чем малоимущего пролетариата, были нужны разве что лишь явно ведь только поначалу…
Ну а затем без сомнения все-таки удалось злющей, что твой монгол Мамай власти как-то взлелеять к себе чисто безответную, и вполне искреннюю любовь со стороны совершено безликого для нее народа…
И ведь всей той советской братии сие стало, несомненно, по силам только лишь за счет того, что агитация у них сколь отъявленно тогда широко наладилась, причем стала она, куда свежее, да и заметно нагляднее, учитывая, в том числе и более чем разумное применение всех тех исключительно новых технических средств.
Радио, синематограф, да и сама как она есть во все слои народа разом проникшая грамотность, им тут тоже немало во всем сколь бесподобно всячески так вполне же подсобила.
Причем в случае нацизма все было в точности также, да только со вполне вовремя сколь благоразумно перевернутым, обратным знаком.
388
Двум этим отъявленно дерзким идеологиям, было совсем этак безнадежно на деле вот попросту тесно на одном этаком ныне маленьком земном шаре.
Всеобъятность большевистских и нацистских принципов до чего еще безапелляционно потребовала невероятного простора, где всем тем даже еще и некогда возможным конкурентам обязательно бы предоставлялось одно как-никак совсем непросторное место… общая и безымянная братская могила.
Их устремления были схожи, да и цели одни… это лишь исходные силы их поддерживающие были сколь, несомненно, весьма и весьма различны, а потому и не могли, они слиться в некое беспросветно непроглядное единое целое.
А, кроме того, они были противоположностями, а хотя оные подчас уж действительно сходятся, но взаимные противоречия при этом довольно-таки быстро затем приводят к разрыву всяческих дружеских или союзнических взаимоотношений.
Однако сама их доподлинно внутренняя сущность была целиком разве что как есть до чего всецело на редкость совершенно вот попросту безраздельно единой.
389
Они ведь сколь вездесуще совсем далеко отстояли друг от друга в одних лишь чисто идеологических опорах на массы.
Ну а если уж уверенно заговорить об том, как оно вообще было и есть, то практические их взгляды на жизнь мало в чем хоть сколько-то и вправду на деле во многом разнились…
А потому, будь уж вся та политическая жизнь довольно-таки весьма вот попроще, и они всенепременно могли бы до чего беззаветно объединиться в самое так безупречное единое целое, чтобы затем плечом к плечу идти, каждый к своей собственной заветной цели.
Мысли-то их текли, всегда лишь в том одном сколь единственно так всегда верном направлении, да и методы их тоже были абсолютно уж колюче и нелюдимо едины.
И все чего им и вправду было собственно надо так это совсем же бескрайне расширить жизненное пространство для той лишь лично своей бесновато витийствующей имперской тупости.
А та только лишь чисто так в силу неких тех разве что исключительно личных потребностей довольно-то наскоро перекрасилась в красный или же коричневый цвет.
390
А при вырубке большого леса во все стороны беспрестанно летят мелкие щепки, а это между тем живые люди, и они всего-то, что и впрямь оказались пламенно горючим материалом своей совсем уж бесслезной и прагматичной ревностно революционной эпохи.
Вот именно поэтому весь тот «мелкий народец» и должен был в единое мгновение разом сгореть в пламени поминальной свечи по всему тому старому миру, которому никак не иначе как давно уж пришла вот пора разом так провалиться сквозь землю, дабы в дальнейшем уступить место чему-либо новому, только и всего.
Однако подобные мысли могли прийти в голову одним лишь наскоро «ряженным в скоморохи фанатикам».
Это у них так и витали в мозгу великие планы по самому незамедлительному переустройству всех ведь пределов вселенной.
Да только всех эдаких на редкость деспотично праведных слуг народа довольно-то быстро затем оттеснили от кормила власти людишки, которым если чего и было потребно, так это разве что всем тем своим ленивым задом до чего усердно всячески согревать большие начальствующие кресла.
И ОНИ НА НИХ ТВЕРДО УСЕЛИСЬ именно дабы сколь неизменно иметь со всего этого самые максимальные удобства, а также и ни с чем несравнимое удовольствие от вполне же всесильного осознания всей-то своей отныне и во веки веков великой значимости, да и до чего безупречной полноты совершенно доселе бесхозной политической власти.
391
И это как раз тогда все то, совсем на редкость трафаретно наружу выпирающее «проклятое прошлое», вновь вот воскресло, а заодно и стало оно в значительной мере лишь похуже, нелепее, злее и безумно ожесточеннее.
Ну а затем все это темное большевистское настоящее всячески уж до чего сконцентрировалось в дико жестяную суть всей Второй Мировой войны.
И это общемировое побоище явно имело вовсе ведь иные черты ежели и впрямь до чего разом его сравнить со всеми теми иными и прежними сколь издревле всему роду людскому уж вполне как есть доселе бывшими и вполне привычными бравыми битвами.
Все те прежние войны, что весьма вдосталь сколь кровопролитно предшествовали ВОВ и в подметки ей никак не годились в сумме немыслимых страданий того ни с кем и близко никогда навоевавшего гражданского населения.
А между тем, она вполне могла бы предстать все тем же, что и Первая, в точности таковым с самых ведь незапамятных времен всем нам давно общеизвестным лютым людским зверством.
То, что и впрямь превратило ее в тот самый немыслимо чудовищный геноцид, являло собой сущий субстрат идей извращенно подчерпнутых из книг, сама цель написания которых подчас была на редкость прямолинейно же преступно ужасна.
Причем, почему-то принято сколь уж однобоко подчеркивать именно тот совсем не беспрецедентный еврейский геноцид, как будто карательные акции супротив мирного славянского населения, проводимые, как нацистами, да, так и большевиками выглядели, хоть сколько-то, по сути, иначе.
И откуда, кстати, вообще взялась вся эта несусветная трепотня про высшую расу или то самое солнечно светлое коммунистическое будущее?
Смогли бы большевики и нацисты злодейски сформировать все эти свои взгляды на мир, всеядно обосновывая все те и впрямь-таки твердые, словно гранит убеждения при помощи одних лишь преданий и гнусного пустопорожнего злословия?!
392
А между тем это именно из-за «бесподобно благих» идей сколь схоластически верно изложенных в некоторых книгах, и началась великая битва, развязанная враждебными идеологиями, самым ужасающим образом столкнувшая лбами два великих народа, хотя дело то, в принципе, ясное и без того, они могли бы схлестнуться в суровой и крайне-то непримиримой борьбе…
Однако разве приняла бы она этакие обесчеловечивающие, да и впрямь-то напрочь именно что уж попросту разом лишающие всякого сердца безумно чудовищные и изуверские черты?
И прежде всего, это касается «культурных» немцев, поскольку все те несусветные и «неописуемые злодейства», творимые советскими солдатами, были вполне, безусловно, именно, что вторичны и вовсе не столь беспричинно дики…
Вот он – пример, взятый из книги человека отчаянно воевавшего, и нанюхавшегося предостаточно пороха…
Майн Рид жил еще в те времена, когда это выражение имело самый конкретный, прямой смысл.
Майн Рид «Королева озер»
«Друзья Морено тоже оказались военными, все были нашими пленниками под честное слово! По всей вероятности, несколько недель назад мы встречались на поле битвы и делали все возможное, чтобы убить друг друга. Теперь же мы сидели за одним столом и опять делали все возможное – но не для того, чтобы отнять друг у друга жизнь, а чтобы сделать ее как можно более приятной».
393
Смерть, неся только на поле боя, солдаты вражеских армий вовсе не обязаны были на всю вот жизнь сохранять в душе лютую ненависть к своим противникам, который уже на следующий день после победы могут вполне стать их самыми наилучшими друзьями, как это порою случается после обычных молодежных драк (без поножовщины).
Державы-противницы на поле брани, как правило, старались все ведь затем уладить именно эдаким исключительно мирным и дипломатическим путем…
И, конечно, как можно было вообще даже и вполголоса заговорить о заключении какого-либо мира пока не были разом стерты людской обильной кровью все те сурово стоящие на повестке дня истинно суровые вопросы по поводу принадлежности, тех или иных земель на широчайшей политической карте всего этого мира?
Причем как-никак, а они еще должны были после той весьма вот яростной схватки вполне так в итоге достаться той или иной претендующей на них стороне.
А потому и та невообразимо кровопролитная война между Германией и Россией в середине 20 века, приключилась бы, пожалуй, именно что со всей определенностью фактически наверняка и безо всяческих тех до чего чудовищно извращающих действительность измов!
А все-таки, то была бы совершенно другая война, ни в чем и близко на ту ужасную нисколько совсем несхожая.
И более чем наглядным ко всему тому примером может ведь послужить все та же сколь, несомненно, совсем вот кровопролитная Первая Мировая война.
Во вполне вроде бы благополучной Франции после Второй Мировой войны отношение к женщинам, жившим с немецкими оккупантами, стало уж совершенно отныне иным, нежели чем это было после той довольно-таки еще недавно отгремевшей предыдущей войны.
А все дело тут было, собственно, в том, что под властью геройски бесноватого Гитлера немцы именно что столь повсеместно всею же своей изуверской жестокостью до чего мерзко крайне ведь отличились, что затем, они и впрямь попросту стали сущими изгоями посреди прочих европейских народов.
394
Однако теперича, истая правда про все их безумно зловещие злодеяния напрочь так полностью бесследно стерта из памяти, а не просто несколько позабылась, а потому и остался один лишь тот жуткий стервец советский солдат – жуткий и грязный насильник…
А между тем, – это как раз он и был тем сколь еще доблестным освободителем всей той опрятно и чопорно на редкость прилично одетой старушки Европы.
Тем народам, что еще издревле ее населяли при каком-либо другом раскладе, явно пришлось бы брести в те самые безутешно безрадостные дни грядущего, имея на своей груди именно тот так и душащий всякое их национальное самосознание неимоверно же тяжеленный тевтонский сапог.
Однако это сегодня уж явно совсем вот нисколько неглавное – раз такие-сякие советские воины беспрестанно насиловали немок, значит именно, они и есть те самые до чего только лютые и беспринципные звери…
Ну, а доблестный немецкий солдат никак не преуспел за целых три долгих года оккупации, как следует, в том ныне давно бывшем СССР до чего ведь вдоволь насилуя русских девушек вполне уж вволю сколь этак разгуляться?
Да вот, однако, на наш сегодняшний день, по тому весьма как-никак давно общепризнанному в западных странах мнению, именно доблестные советские войска, за те разве что полгода всего своего триумфального шествия до города Берлина в данном деле на весь мир себя так и преуспели донельзя во всем бессмертно ославить.
Благо, железный занавес тому и близко никак явно не помешал.
395
Правда, она тем ужаснее и страшнее, чем она исключительно так во всем сколь еще весьма вот злонамеренно и подло до чего всецело односторонняя!
Те же немцы значительно ужаснее себя проявили в том самом истинно же душераздирающе низменном сексуальном насилии, нежели чем все вместе взятые советские солдаты.
Да еще и самом уж начале войны, причем делали они это залихватски весело, а не столь безнадежно ведь вконец осатанело…
И это как раз они, в подобных зверских преступлениях по самые уши весьма злодейски погрязши на те самые сколь еще долгие года перед Богом и людьми уж нисколько так недобро весьма бесславно тогда отличились!
А тем более те же японцы в Китае в точности, таких как они людей вообще за мартышек вполне вот считали!
Они в Шанхае зверски изнасиловали все женское население, начиная с 12 и до 70 лет, да и вовсю использовали китаянок, как секс рабынь.
А немцы и во всем другом были на высоте своего расового превосходства, и их дикие зверства попросту не поддаются никакому описанию и они были самым верхом лютой бесчеловечности.
И их учиняли не одни только эсэсовцы, но и самые простые немецкие солдаты безо всякого счета всячески измывались над мирным населением захваченных Третьим рейхом несчастных стран.
Причем все это происходило в течение всей Второй Мировой войны, а уж в особенности на восточном фронте.
Правда, мировая общественность обо всем этом была явно никак не в курсе, так как СССР до нового генсека товарища Горбачева вовсе не был страной все и вся испепеляющей гласности.
А между тем совсем этак не всегда была необходимость в каком-либо и впрямь вообще же насилии.
Что в России, что в Германии вполне хватало исключительно добровольных сексуальных контактов.
Да только тем самым легкодоступным и общим на целую роту счастьем далеко не всякая совершенно уж не блюдущая себя девица поистине так желала действительно стать.
Но ее никто ни о чем и не спрашивал, да и возраст маленькой совсем еще юной 13-летней девочки доблестных солдат славного рейха нисколько так тогда совершенно ведь попросту совсем не смущал.
396
Причем наиболее главной исторической подоплекой для усиления и возвеличивания лютых зверств до высот, ранее доступных одному иступленному героизму, стало именно то, что солдаты враждебных друг другу армий сражались под знаменем вождей, обосновавших свои жизненные принципы на книгах, в коих сама суть добра была поразительно искажена до полнейшей ее сущей неузнаваемости.
И в самом истинном свете – все это было собственно так, а вовсе никак не иначе!
Мысль, кем-либо отображенная, на бумаге вполне еще может быть в той же мере до чего однозначно так весьма разрушительна, как и та некогда разорвавшаяся над Хиросимой атомная бомба.
А между тем, довольно тихая цепная реакция продолжается до сих самых пор…
Мир прекрасных грез, ставший в чьих-либо весьма подслеповатых глазах сущей реальностью, предстал в виде той уж на редкость спасительной ширмы, за которой можно было никого и ничего более не опасаясь, так ведь и творить самые гнусные, отвратительно темные дела.
397
Человек большой души, запертый в своем распрекрасном мире книг, и близко этак попросту совсем не интересовался никакими теми достаточно уж мелкими отклонениями от всей той единственной правды, что сколь неизменно для его сознания кирпичик за кирпичиком выстраивала та до чего строго официальная криворотая пропаганда.
Ну а та на редкость совсем уж вовсе невзрачно обыденная реальность, которую некто такой весь из себя возвышенный мог и вправду сколько угодно, затем лицезреть в его самой вот вполне простой, повседневной жизни…
И впрямь-таки могла кое-кому сколь незатейливо показаться только-то и всего, что вовсе-то совсем именно что случайным отходом от всех тех чисто же повсеместно общепринятых норм.
Раз у него всегдашне имелась под рукой вся та на редкость же легкодоступная для всякого его взора небесно чистая и радужная картина весьма ведь полноценно очерчивающая собой всю ситуацию в целом.
Ну, а то, что она, собственно, более чем плачевно так и состоит, в том числе и из тех сколь невзрачных деталей, что вполне могли оказаться видимы, в том числе и его ничем вовсе невооруженному глазу, попросту никак и близко попросту не укладывалось в его всесторонне же развитом культурном сознании.
А между тем, все те декорации, которые были созданы именно в виде идеологических подтяжек, дабы тем самым на редкость достойно всячески уж затем еще поддержать штаны бравых иллюзий, всегдашне были, да и по сей день и поныне есть не более чем часть попросту так необъятно огромной мизансцены под открытым небом.
И весь этот спектакль был просто-напросто до чего только ярым оправданием смены власти и совсем уж явно ничего и никак и близко не более того.
Но для кое-кого даже и подумать о чем-либо подобном было совсем ведь никак истинно так попросту уж вовсе невозможно.
Поскольку в той более чем необычайно грандиозной по всем своим духовным ориентирам вселенной, небесно чистых книг этаких мерзостей попросту и быть никак не могло, в самой-то как она ныне есть извечно и повседневно же существующей природе вещей.
398
Ну а ясно и вполне отчетливо увидеть то, что происходит вокруг, было и вправду возможно одними глазами, никак не запыленными бесконечным и бесподобным миром фантазии авторов, которые при ее благой помощи всею душою стремились показать людям, каким это по их представлениям и должно было стать всему этому донельзя разноликому миру.
Однако при всем том наиболее основной задачей книг, безусловно, была до чего еще самая так весьма насущная необходимость хоть сколько-то приподнять обыденного человека над всею его скотской суетой и обыденностью, открыв ему как великую тайну, что можно жить и как-либо во всем разумнее и иначе.
399
НО вовсе и близко при этом нельзя было те исключительно так благородные намерения, никак неблагоразумно разом так превращать во вполне, как есть сколь до чего только вполне полноценную и неопровержимую систему взглядов на всю эту современную нам эпоху.
Ну а также и вообще считать написанное в книгах чем-либо безукоризненно, доказанным самой этак обыденной практикой всего того ныне существующего общественного бытия.
Мысленно и неспешно пересев на очень уж отчаянно «резвого коня неистово быстрого духовного прогресса» можно было и впрямь как есть, совсем идеалистически верно сколь еще наскоро, затем обогнать все свое давно вконец застарелое время…
И чего-либо попроще сего в этом мире вообще ведь и нет, да только оставшись совсем без кучера, оно ох как легко сходу так явно повернет до чего незамедлительно точно уж вспять, поскольку именно туда и потянет народ, все им давно обжитое и как оно ранее кое-кому показалось навеки-то некогда пройденное.
400
Да и само по себе как оно есть обезличенно схоластическое развитие всей философской и научной мысли в наше новейшее время во многом и предопределило именно тот извилистый путь чисто так внешнего облагораживания всей этой нашей нынешней общественной жизни.
И при этом люди, живущие в светлом мире красочных иллюзий неизменно стараются мерить весь остальной мир чисто своей прекраснодушной меркой, а она словно ложе Прокруста зачастую отсекает все то, что неприемлемо и непонятно тем, кого не лизала языками пламени всякая лютая нечисть.
И ведь главное люди, что всею душою так и ратуют за свет и радость некоего чисто пока еще донельзя призрачного грядущего, всячески стараются истребить зло, а это нужно делать только лишь вынуждено, так сказать в случае самой явной и именно чисто же трагичной необходимости...
Да вот, однако, новая и более сладкая жизнь разом так и дарит всем нам грядущие блага, правда они чисто мифические, поскольку очерчены одними контурами и пока они обрисуются вполне реальным образом, как есть, уж еще пройдет, быть может, и не одно разве что третье тысячелетие этой ведь нашей эры.
Ну а до чего ярко искрящейся всему тому предтечей, собственно, и предстало именно то, что безмерно притупляющий довольно-то многие естественные человеческие эмоции технический прогресс всех нас сколь неистово ослепил всем этак своим многокрасочным сиянием.
Ну а как раз-таки потому в воздухе и впрямь благодатно разом запахло немыслимо бодрящим довольно-то многие праведные души «озоном свежих и светлых» идей.
Гроза это явно до чего, безусловно, дело сколь непременно хорошее, обновление природы и все такое прочее, но в человеческом обществе это ведь, прежде всего, сизый дым совершенно обманных надежд…
Слишком аморфно и вяло большое людское море, чтобы его хоть как-либо могло пронять от тех весьма неожиданно перед ним сколь многозначительно нараспашку сходу приоткрывшихся вовсе-то и близко доселе пока неведомых духовных возможностей.
И вот чего обо всем этом нам сколь веско и толково поведали Братья Стругацкие в их никак незабываемой книге «Трудно быть богом».
«Это безнадежно, подумал он. Никаких сил не хватит, чтобы вырвать их из привычного круга забот и представлений. Можно дать им все.
Можно поселить их в самых современных спектрогласовых домах и научить их ионным процедурам, и все равно по вечерам они будут собираться на кухне, резаться в карты и ржать над соседом, которого лупит жена. И не будет для них лучшего времяпровождения. В этом смысле дон Кондор прав: Рэба – чушь, мелочь в сравнении с громадой традиций, правил стадности, освященных веками, незыблемых, проверенных, доступных любому тупице из тупиц, освобождающих от необходимости думать и интересоваться».
401
Причем это касаемо не одного давно ушедшего в прошлое средневекового общества, но и почти всякого современного человека, поскольку тот, никак пока не поумнел, и пересевши с телеги на самолет, все еще мысленно едет в точности том дряхлом от тьмы тьмущей минувших времен тарантасе, в который ветхою упряжью впряжены три довольно-то неспешные лошадки.
И такова уж почти всеобщая для буквально каждого из людей фактически так глобальная инерция мышления.
Но и это еще не все!
Слишком быстрое развитие затронуло, в том числе, и сферу духовную, а разрушать, оно, как и понятно, вовсе не строить, а потому вследствие новых вероучений вместо Бога на кресте оказались и впрямь кем-либо столь злонамеренно некогда веками распятые народы.
И коль скоро непосильную задачу их освобождения от полностью отныне прежних пут былого угнетения и рабства, и вправду взвалили на свои покатые плечи именно те завзятые палачи и отъявленные кровопийцы, то ведь и ждать, затем от всего этого чего-либо хорошего попросту явно так никак уж вовсе не следовало.
Причем на самом-то деле их разве что вполне резонно всячески интересовала одна лишь та безраздельная, абсолютная власть над душами людей, а все остальное было одной неимоверно зловреднейшей демагогией и вонючей (словно конский пот от желания выйти в люди) омерзительной пропагандой.
402
Идеологии, берущие свое чисто изначальное и несколько нездоровое начало от частичного или тем паче полностью полноценного отрицания христианства, как главенствующего вероучения, придали своим скороспелым идеям весьма явную форму сущей религиозности.
Ну а поскольку нынче у нас на дворе именно ведь эра самого как-никак новоявленного атеистического вероисповедания, то, как раз оттого и должен был явиться некий Спаситель, ну а также и явно должен был найтись и истинный Дьявол во плоти его же бывший товарищ по партии или, к примеру, те даже и безвинно, как всегда сразу за всех повинные евреи.
То есть дьявол это либо какой-нибудь один еврей или все они (чего там греха таить) сразу скопом, исключительно по одному своему расовому и общенациональному признаку.
403
Ну, а удивительно различные книги крайне так необычайно надо бы сказать и впрямь сколь еще идеалистического толка, до чего явственно сыграли в процессе формирования всех этих новых вероучений, самую что ни на есть естественную роль Библии в христианстве.
А впрочем, совсем уж безо всяческой в том какой-либо тени сомнения все уж доселе никак не вкратце вышеизложенное, несомненно, может кое-кому всецело показаться одной лишь сущей ересью, самым немыслимо скверным поклепом на все то наиболее святое, что только есть у человека – его душу и мысли.
Но, души тоже между тем бывают, самые разные, а как следствие этого – грязная, но творчески плодовитая душонка автора, на одной лишь гнили яростно накрапавшего нечто злое, однако далеко не всегда столь, несомненно, убогое и бездарное…
И уж явно будет оно именно тем, что никак небезосновательно вполне еще сумеет вконец всесильно и впрямь до конца отравить мозг читателя ядом сущей ненависти, причем, в том числе и по отношению к самому-то себе.
404
И та большая и во всем как есть полноценно же чистая и светлая любовь к авторам, безо всякого остатка поделившимся с нами своим необычайным божественным огнем, – это ведь нечто в корне иное, нежели чем безмерное обожание книг вообще.
А тем более, если нечто подобное и впрямь-таки совсем неправомерно происходит именно на основе одной той чисто воображаемой их сущности, то есть совсем не иначе, а истинно первозданной их данности, небесно подсвечивающей собой все живое и мертвое во всем этом весьма разноликом мире.
А между тем, даже и имя автора, выведенное крупными буквами на обложке со вполне справедливо принадлежащим ему золоченым теснением, буквально всеобщего же признания, никак не является тем еще на редкость безупречным предначертанием вовсе уж незыблемого величия всего того, что явно переполняет все его строчки…
…не столь уж оно всецело однородно и вполне явно уж равноценно, хотя и на редкость безудержно, что ни на есть одинаково оно окрыленно по-вселенски великим и чудодейственным вдохновением.
В самое разное время, причем каждый раз при несколько ином душевном настрое, рождаются мысли и чувства и близко так неоднозначного толка, а потому большая книга явление, пожалуй, никак не единообразное по всему своему разве что с виду ярко и нарядно светящемуся дивным светом добра истинно благочестивому содержанию.
405
Ну, а из всего того многозначительно следует, что явно уж будет потребно сделать вполне вдумчивый анализ книги, а не столь блаженно и до чего бездумно и беззастенчиво заглатывать целиком и полностью все то, что было запечатлено гением литературы на ее бесконечное количество раз вслед затем внимательно перечитываемых страницах.
Буквально у каждого писателя всегда есть свои взлеты, а также самые уж неизбежные падения, а потому и рассматривать все его творчество, словно бы одно единое целое абсолютно ведь ни для кого явно уж недозволительная, да и более чем трагичная ошибка.
И даже и в той одной во многом на редкость судьбоносно великой книге, пусть и написанной гигантом мысли, далеко не все его рассуждения действительно стоят к себе хоть сколько-то одинакового восторженного отношения.
Гений – он тоже никак не более, нежели чем самый обычный человек, и, как и всем остальным людям, ему было свойственно порою ошибаться, а смотреть на окружающий мир он мог разве что глазами своей собственной давно на наш сегодняшний день явно так уж минувшей эпохи.
406
Чувства в целом пламенно неизменны, ну а простой мир самых обыденных вещей беспрестанно преображается, переходя в чем-либо одном от всего того крайне примитивного к более сложному, ну а в чем-либо ином совершенно наоборот, он от всего трудного массивной пятой технического прогресса, постепенно смещается к чему-то значительно поболее явственно легкому.
И ведь все те существенные видоизменения и близко неподвластны сознанию людей, навсегда и навеки ушедших от нас в мир иной.
Причем, их духовное величие и истинная гениальность не имеют тут ровным счетом совсем никакого, хоть сколько-нибудь и впрямь решающего значения.
Тот образ мысли и поведения, что всецело соответствовал духу времени 19 столетия, уже в 20-ом веке, полностью преуспел довольно-таки порядочно устареть, стать во многом безнадежно архаичным, нисколько более отныне и близко не отображающим, новые людские чаяния и веяния.
И это так поскольку до чего многое из того, что в прошлом, было, полностью вот окаменело незыблемым, ныне было подвергнуто прямому или косвенному сомнению.
Ранее подлинность фактов так или иначе связанных с религией была чисто аксиоматической, и человек в чем-либо усомнившийся явно рисковал, даже если и времена, когда его могли сжечь на костре - давно ныне уже миновали.
А тут явно наступила эпоха бесконтрольного вольнодумства, к которому слишком многое горячие умы попросту оказались никак явно уж совсем не готовы.
И вот как раз потому во сколь многие светлые головы тогда и полезла всякая чертовщина лучше всего выражаемое в том самом общеизвестном большевистском лозунге "все долой".
Люди определенного плана вообще подчас не могут продумывать свои далекие шаги им надо, чтобы мир изменился прямо сейчас и все тут!
Они бросают и бросают пламенные взгляды, словно же Зевс молнии, так и метя при этом в тот еще весь нынешний и сегодняшний никак ни с какой стороны их вовсе совсем не устраивающий миропорядок.
И вот будто бы - это именно в нем и заключено все социальное зло на том сколь совсем невероятно широком белом свете…
407
И главное во многом эти вещи были связаны именно с темными тенями великих писателей и философов.
Причем кроме их прямой вины было еще и то всеобщее слепое преклонение, когда буквально каждое сказанное кумиром слово воспринималось как откровение, данное всем нам с небес.
А ведь любой гений может сколь откровенно ошибаться, да и почти злонамеренно сыпать соль на раны вполне истово родного ему общества.
Правда, судя по его возвышенному сусальному облику этого, конечно, некогда так совсем и не скажешь.
Однако коли речь пойдет о самом, так что ни на есть приземленном облике писателя, то тут он может оказаться совсем иным и то, что он по временам пишет, может быть искривлено его никак так не всегда праведной житейской сущностью.
Вот, к примеру, Лев Толстой истинный гений высшей словесности, но это только в литературе…
Поскольку в самой гуще повседневной жизни ему до чего неизменно и впрямь было суждено всегда оставаться одним лишь блудливым котом, подлинным сыном своего века, во всех тех бескрайне различных его ипостасях.
Ну а, в конце концов, всласть насладившись плотским грехом с чужими женами, он и был совсем неспроста явно готов для самого так себя и решить, что в будущем этот блудный грех надо будет, как можно поболее всерьез извести.
Да и заодно никак не иначе, а попросту раз и навсегда.
И сколь сладкоречиво и медово, Лев Толстой беспрестанно вещает о старом, вечном и добром, словно как о чем-либо ему и впрямь бесконечно родном, живо желая напомнить всему этому полигамному миру о том, что никак нельзя забывать об исключительно великой значимости всенепременного сохранения священных, семейных уз.
408
А между тем, всякие те былые времена вполне полноправно имеют свойство сколь постепенно, а явно претерпевать исключительно значимые и весомые изменения.
Ну, а посему и становятся затем ветошью не одни те всякие, казалось бы, именно что от века неизменные раз и навсегда будто бы и впрямь-то как есть совсем незыблемые принципы жизни, но и сам подход ко всему же нашему существованию в целом, собственно, как-никак вообще.
«Анна Каренина», к примеру, ныне более не вызывает всех тех крайне противоречивых чувств, коие некогда она воспламеняла в душах людей, живших весьма давно в том еще самом до чего незапамятном 19 столетии.
Автор имеет в виду, не дай Бог, не чувства матери, лишенной возможности видеть свое дитя, а разве что уж само как оно ныне есть представление о том, чего это именно такое прелюбодеяние вообще.
В 20-ом веке оно раз и навсегда перестало быть сущим святотатством супротив всех основных моральных устоев общества, а осталось оно одним лишь, собственно, тем, что и вправду имеет все ключевые элементы чьей-либо личной и крайне тяжелой трагедии, однако уж отныне никак и не более.
Эта перемена ни в чем не умаляет художественных достоинств данной великой книги.
В плане духовного и чувственного восприятия ровным счетом ничего существенного, ни в едином глазу и близко уж явно ничего этак вовсе не переменилось.
Однако те самые на редкость ощутимые и весьма существенные перемены нравов достаточно вот глубоко и сильно затрагивают, в том числе и ту сколь бескрыло существующую чисто так житейскую обиходность.
В век дальних космических полетов и вполне во всем явственно соответствующих им скоростей все, то чисто ее прежнее и впрямь-таки ранее совсем ведь неспешное течение нынче сменилось довольно-то быстрым и сколь неудержимым же потоком чисто житейской суеты, в которой всякое личное человеческое страдание попросту тонет и становится совсем незаметным.
Но этак оно для всего общества, которое стало нынче слишком безликим как огромный муравейник.
Однако если посмотреть на все глазами самого отдельного человека...
То вот тогда та самая что ни на есть обыденная жизнь со всеми ее тягостями и горестями, чувственным восприятием и мироощущением, фактически уж неизменно шагает сквозь все столетия…
409
Но при этом именно книги и создают некий единый лейтмотив, что призывает вновь украсть у богов Олимпа огонь и принести его людям.
Ну а они между тем к тому совсем не готовы и если им его все-таки разом навязать то этот огонь испепелит все и вся вконец разорив и без того духовно нищих людей.
Но даже если и не говорить о неких всемогущих революционных затеях, то и без того ведь оно уж попросту до чего именно так сходу ясно как божий день.
Та самая окрыленная светлыми мечтаниями прозаичность существования в тени великих книг зачастую, безнадежно, замедляет процесс развития личности в мире, где попросту более нет места для умиления всей красотой написанных слов без, хотя бы самого мимолетного взгляда, на всю ту вовсе не всегда вполне приглядную картину нашей сегодняшней, обыденной повседневности.
19 век остался в памяти людей столетием более чем достойным всяческого преклонения пред всем своим тишиной и покоем, но то время вполне однозначно уже ушло, да и уплыло за далекий горизонт совершенно так навсегда.
Ну а сменила его эпоха, при которой ценность человеческой жизни стала сколь повседневно равна абсолютно вот сколь еще безлико пустому нулю.
Примерно таковым было некогда и отношение к благосостоянию личности в том-то самом не столь и пасторальном 19-ом столетии.
410
Ну, а в те самые пресловутые новые времена, сущая половина всего цивилизованного мира и впрямь-таки пала в объятья чрезмерно так во всем чисто же по-популистски переразвитого социализма.
И была его экономическая система именно так еще изначально полностью мертворожденной…
Правда изначальные намерения были самые наилучшие и в чистой от всякой грязи практики теории попросту величественно же благородные.
Однако все это было разве что одна совершенно вздорная попытка сделать некую красивую сказку чрезвычайно суровой былью.
А между тем для всего этого надо бы действительно обладать знаниями, о том, а чего это оно, собственно, вообще на деле есть само государство и какие рычаги надо бы нажимать, чтобы оно само этак явно пошло в лучшие дали светлого грядущего.
Причем всякие теоретические выкладки зачастую более чем непременно грешат всякими до чего только вовсе ведь несуразными допущениями.
411
А между тем истинная реальность попросту совсем этак непостижима к ее даже и самому-то хоть сколько-то приблизительно глубокому анализу посредством чтения книг, поскольку художественные произведения в чисто социальном, а не в духовном смысле, не более чем узкое, кривое зеркало, в котором весь наш быт сам собой и близко не помещается.
И даже всемирно признанному гению, вовсе бы не стоило и в мыслях своих на редкость опрометчиво пробовать, разом на-гора действительно поведать всему этому миру о том, чего это именно, пусть и изредка, но и вправду может случиться в этой нашей весьма непростой, а то и более чем однозначно нелегкой жизни.
Поскольку тогда бы он, всенепременно разом подвергся всеобщему и до чего безудержному осмеянию за тот и впрямь сколь еще на редкость ужасный отход от всех тех вполне объективных житейских истин, где-либо и когда-либо вообще этак повседневно существующего бытия.
412
Вполне уж возможно себе, то представить, чего бы - это именно на самом так деле еще уж могло бы явно случиться, напиши один из авторов 19ого века антиутопию в стиле «1984 Оруэлла».
Вот ведь смеху-то было.
А между тем именно та серая суть общественной жизни, что была на редкость подробно описана в этом романе и могла бы ныне стать нашей совершенно так всеобщей буквально общечеловеческой реальностью.
Благо сегодняшние технологии нам это во всем действительно сколь еще полноценно же явно так дозволяют.
И то, что те слишком уж слащаво благие намерения всегдашне ведут только в ад, известно было еще испокон веков.
А в особенности это так, поскольку и близко никак нельзя совсем нелепо поставить телегу впереди лошади и с самым глубокомысленным видом весьма благодушно начать втолковать всем тем, кто на ней до чего неспешно едет, что там за поворотом, всенепременно вскоре начнется совсем другая, значительно более радостная и светлая жизнь…
И этак до чего совсем же беспрестанно кормить и кормить свой народ всяческими нелепыми сказками про белого бычка, который явно пасется себе на берегах той самой молочной реки всеобщего счастья, в некоем вовсе так туманном и пока довольно весьма неопределенном грядущем.
413
Хотя, между прочим, вполне могло бы существовать и нечто в корне иное основанное, прежде всего на разуме всегдашне так практикующем доподлинно должную объективность, да и самую последовательную оглядку на все те именно что сами по себе и близко уж никак не премудро существующие реалии.
И ведь все те необычайно возвышенные устремления были всецело основаны как раз-таки на тех сколь еще откровенно блаженных дремах наяву в обнимку с истинно вот необычайно же радикально воинственным, либерально лучезарным мировоззрением.
Ну а потому чего это вообще можно было вполне еще хорошего ожидать от всего того нежно и ласково так и выжидающего своего часа «светлого грядущего»?
И уж исключительно люто сколь совсем уж несветлое и бравурно революционное настоящее попросту разом фактически выбелило все, то прежнее житье-бытие одной лишь самой немыслимо черной нигилистической краской.
А между тем на одних и только так и льющихся наружу праздных словах, яростно улучшая все ту для кое-кого на редкость и впрямь осатанело пресную окружающую жизнь, и вправду ли можно было сколь еще решительно многое буквально-то сразу с места в карьер более чем спешно же поменять?
И это при том, что на самом-то деле вполне созидательно следовало весьма этак взвешенно и постепенно просеивать сквозь тонкое сито удачный и неудачный опыт всего того ныне минувшего, всецело при этом создавая условия для того, чтобы семена более светлого грядущего действительно сумели пробиться сквозь все сорняки крайне-то доселе неудачного былого.
Ну а, выметая все прошлое и минувшее практически подчистую, разве что только совсем же безвременно и пожнешь урожай взаимного недоверия промеж всеми теми самыми разными людьми, сделаешь их более чем однородно черствыми и апатичными к чужому горю.
Ну а дабы стало возможным постепенно построить, то самое истинно светлое всеми своими думами новое общество надо было и близко-то никак не разрушать общество старое, а всеми силами его медленно и осторожно до чего еще, как есть более чем поэтапно всячески модернизировать.
Причем, коль скоро – то не было бы разве что одной и только пустой бравадой или скажем именно той до чего только вовсе совсем же непосильной ношей для неких отдельных и подчас вот бессильно одиноких борцов за непомерно большую социальную справедливость…
Раз нечто подобное должно было бы и впрямь-таки оказаться наиболее ведь главной задачей всей духовной элиты российского общества, и это как раз тогда успех в этом деле был бы исключительно самый полнейший.
Министр Столыпин как раз и был одним из таких борцов, и сам тот образ проклятого вешателя, крестного отца пресловутых вагонов, ему нисколько никак вовсе так не к лицу.
Россия, как страна вполне могла быть ныне, куда только шире и безо всяких в том сомнений значительно необъятнее, да еще и со всех сторон ее бы тогда окружали действительно во всем дружественные ей сателлиты…
И это как раз тогда при всем том практически полном отсутствии идеологически верных «благих» намерений к явному и до чего чрезвычайно самоубийственному ядерному противостоянию ее народ полной грудью и задышал бы воздухом настоящей свободы.
Да и вообще как-никак уж оказалось бы тогда буквально-то на редкость попросту так вдоволь всех тех до чего только явных признаков весьма ведь всеобъемлющего экономического процветания.
414
Во многом все это было донельзя так безотлагательно и более чем «толково» фактически разом предотвращено именно за счет всего того светлого, бездумно книжного прекраснодушия.
И это как раз оно и толкало искать в самых разных людях некий чисто усредняющий их элемент, хотя его, в принципе, в самой человеческой природе попросту нет, как нет.
Книга дана нам в светлую радость, а вовсе не затем, чтобы сходу вот стать неким тем сколь еще весьма многозначительно весомым мерилом всего того так или иначе повсеместно существующего бытия.
Да и вообще, сам по себе взгляд на книгу, как на некую скрытую в удивительно чудной раковине жемчужину, во многом сколь уж действительно до чего только чисто внешне ведь схож с самым подобострастным наблюдением за ворожбой жрецов древних языческих культов.
Да, и по весьма уж совсем до чего скромному мнению автора, было бы, куда значительно лучше не имей наши книги всего-то их нынешнего и сегодняшнего бумажного вида.
Поскольку их давно уже следовало приучиться делать из какого-нибудь совсем другого, куда только поболее для того подходящего, еще изначально во всем полностью мертвого материала.
Так как уничтожение живой природы ради создания своих собственных культурных ценностей вполне возможно было бы оправдать только лишь из-за явной пока еще нисколько никак вовсе вот немудрящей примитивности всей нашей науки, попросту уж до сих самых пор совсем неспособной подобрать для целлюлозы хоть сколько-то действительно стоящий того заменитель.
Причем, его, в принципе, должно было производить либо на основе совсем уж изначально вовсе так неживой материи или, куда поболее вероятно при самой первой к тому возможности начать его получать посредством обработки неких тех культурно выращиваемых растений.
Ведь то был бы попросту несколько иной вид бумаги и все… и совсем ничего страшного бы не случилось, будь она явно пожестче и даже весьма пошершавее.
415
Леса – их бы надо всем этим миром старательно же беречь, они еще нашим внукам и правнукам когда-нибудь непременно до чего этак повседневно явно затем как-никак сколь всенепременно как пить дать более чем явно понадобятся.
А в том числе и ради того, дабы могли бы они наслаждаться свежим и чистым воздухом на каждой своей прогулке по парку… да вот и для чего-либо подобного непременно уж тоже.
Однако, никак пока вовсе и неприметно, дабы вполне ведь всерьез изыскивались хоть какие-либо возможности раз и навсегда заменить целлюлозу, как довольно-то вовсе и неподходящее исходное сырье, на что-либо быть может, хотя бы отчасти, но в корне совсем иное.
Нет, уж разве что лишь до чего еще непосредственно была вот зримо наблюдаема тенденция обязательно бы с самой превеликой радостью действительно создать чего-либо максимально разрушительное для всесильного сокрушения всего того пресловутого идеологического противника.
А между тем, давно бы пора весьма этак сколь еще существенно поменять ориентиры, и буквально-то напрочь отречься от всех тех на редкость изрядно в прошлом занозивших умы старых догм, и впрямь ведь более чем непристойно высосанных из указательного пальца бородатого мудреца Карла Маркса.
Он же до этого им ковырялся в носу, словно белка по весне в дупле.
Так что доверять ему совершенно так нисколько и близко уж никак совсем и не стоит.
416
И с самой явной так точностью до наоборот: разумным идеям, которые некогда были привиты миру Львом Толстым и Федором Достоевским, давно и впрямь-то назрела пора более чем сколь безотлагательно разом вернуться на родину из до чего только весьма утомительного для них изгнания.
Поскольку на данный момент сколь еще исключительно так зыбкого времени в самой глубине российской почвы явно уж весьма криво осело лишь, то, с чем, несомненно, можно было и лет пятьдесят несколько как-никак и впрямь обождать.
И речь тут идет о смертной же казни.
А между тем, скорее всего, – это как раз именно великие классики русской литературы и сумели убедить Западную Европу от нее раз и навсегда до чего уж вымученно попросту так ведь раз и навсегда отказаться.
Стараниям Гюго с его «Последним днем приговоренного к смерти» тут было бы разве что вот одним, и близко никак уж совсем вовсе так явно не справиться.
417
А между тем солнце подлинного гуманизма вполне могло бы отогреть мерзлую землю бездушья и казенщины, в том числе и на русской земле.
Однако преступления, (не аморальные деяния) ни имеющие ровным счетом ничего общего с каким-либо человеческим обликом, ну никак и близко вообще не могут, собственно, так на деле караться хоть сколько-то значит действительно же иначе.
Причем, сурово абстрактную человечность к абсолютной бесчеловечности будет легче так всего проявить именно на том до чего исключительно совсем же обезличенном государственном уровне, и этак оно будет, куда действительно легче, нежели чем на том во всем поистине личном и частном.
418
И сколь, то на редкость именно ведь сходу уж так оно полностью разом вот ясно, причем как раз словно бы Божий день - любая книга, пусть даже и самая невообразимо наилучшая, вовсе-то не светоч бесконечно величавых истин.
Да, есть в том самые наглядные черты более чем безупречно обыденной житейской правды, жили в прошлом люди (и несомненно, что такие живут и теперь), зря не пачкавшие чернилами страницы, а своим потом и кровью, ярко и красочно создававшие мир, в который порою стоит окунуться, дабы вынести оттуда большие духовные ценности.
Однако это разве что кое-кому и впрямь-таки совсем уж нелепо попросту кажется, что эта одна лишь сама по себе к ним великая близость более чем непременно разом настраивает скрипку их души на некий тот чисто особый минорный лад.
Ну а в самом-то деле речь тут идет об одной искусственно созданной близорукости праздного и однобокого мировоззрения.
Причем оно весьма этак естественно, что возникло как раз на почве постоянной необходимости полного забвения в сколь изумительно вымышленном, и безумно прекраснейшем мире высокой духовности.
И эти сущие дремы наяву очень ведь, безусловно, и впрямь-таки до чего явственно схожи с тем самым попросту, как есть до чего еще беспрестанным сидением в барокамере, где посредством повышения давления количество кислорода в крови несколько вполне уж естественно, что довольно-таки существенно увеличивается.
419
А то само собой схоже именно с тем вовсе никак до чего еще вовсе совсем неправоверным отказом от «нормального общего воздуха».
Причем, то само собой уж, полностью до чего только весьма, ясное дело, что подобный подход ко всей той, так или иначе, нас окружающей жизни попросту разом лишает некоторых людей хоть какого-либо по-настоящему полноценно широкого кругозора.
И как то и понятно ничто подобное и близко вот совсем не посодействует именно что чисто уж до чего еще весьма многозначительно всеобщему становлению всяческой той или иной доподлинной духовности посреди русского народа, как и развития в нем чувства собственного достоинства, сколь этак всегдашне свойственного многим, простым американцам.
Да, они завзятые, самодовольные карьеристы, но у них есть чуть ли не с пеленок почти так врожденное чувство подлинной независимости и собственной значимости, впитанное еще с молоком матери.
И ничего действительно общего с внешней имперской политикой США у всех этих качеств абсолютно вот нет и в помине.
Да и какая там вообще может быть между тем и другим, собственно, уж истинно прямая взаимосвязь?
420
Кучка олигархов управляющих внешними сношениями Соединенных Штатов во внутреннюю политику своего государства носа почти уж никак и близко совсем не сует.
И вот еще что: если в Америке попытаться ввести любую «народную диктатуру», американская интеллигенция безо всякого промедления разом уж выведет настоящий народ на высокие баррикады.
Сам по себе он на это и близко вовсе никак не способен, поскольку чересчур он пассивен и одинок в своих сугубо личных претензиях, а посему и не сможет он никогда уж на деле собраться, где-либо вместе, дабы вполне осознано повести борьбу за все свои будто бы самые «суверенные права».
Ну а в чисто российском случае именно левая интеллигенция, что и вправду была совсем же нетрезво по самый гроб жизни безумно влюблена во все светлые истины на редкость пафосно отрицала всякую так возможность хоть какого-либо некогда еще затем продолжения того самого навеки закостенелого прошлого.
Да только подобного рода вещи вовсе вот и близко не поспособствовали весьма и весьма довольно же значительному укреплению всех нравственных основ, а разве что одному лишь грандиозному обнажению всего того наиболее вот исподнего во всей человеческой натуре.
Все то, так или иначе, фактически ведь повсеместно и по сей день буквально-то до чего еще вдоволь имеющееся общественное зло в их глазах сколь неизменно ассоциировалось, прежде всего, именно с тем и поныне никак ни ко времени существующим самодержавным государством.
А между тем хоть как-либо ожидать поистине славного добра от той на редкость взбаламошенно поспешной и чисто, как есть насильственной смены власти и близко уж попросту никак совсем и не приходится.
Оно, мол, и впрямь-таки, до чего беспроглядно стоит могучим каменным колоссом (но по чьему-либо совсем этак нисколько недалекому мнению разве что на одних лишь и только глиняных ногах) на пути всеобъемлющего и всесильного духовного прогресса.
И до того оно еще изначально всецело же прогнило и омертвело, что коль скоро его до самого основания разом единым ударом наспех разрушить…
Нет, это как раз именно тогда на его могиле вскоре затем сами собой обязательно вырастут алые гвоздики доподлинной свободы и всенародной, всеобщей демократии.
421
Однако тем самым неистово и праздно вихляющим из стороны в сторону языком можно и целые горы наворочать и даже на одном единственном дыхании весь этот мир себе в угоду к чему-либо совсем же невообразимо лучшему довольно-таки доходчиво раз за разом весьма ведь действенно, затем еще переделывать.
Однако то чрезмерно благодушное, как и отчаянно вот запальчивое противостояние интеллигенции всей той ныне существующей власти, если и было способно к чему-либо привести, так это разве что всецело же низвести страну с колоссально великим техническим потенциалом до одних тех и близко совсем не лучших модернизированных условий новоявленного каменного века.
С той лишь сколь явственно несоразмерной всякому тому нынешнему практическому и здравому уму и впрямь-то великой разницей, что дубина у вожака ныне окажется совсем так никак не из дерева.
И все это лишь разве что оттого, что совершенно не было у российской интеллигенции поистине настоящих и действенных сил для самого вот доподлинного восстания супротив проклятых пут тиранства, что всегда неизменно находятся где-то внутри, а нисколько не снаружи.
422
Им бы только одними словесами всякими и надобно было столь благозвучно и весьма глубокомысленно громыхать, пытаясь именно что как-никак и вправду так действительно разгадать при помощи самых уж противоречивых символов «пазл» всего того, значительно вот куда поболее разумного общественного мироустройства.
Однако ведь все эти праздные разговоры, были, уж чем-либо, разве что именно навроде примочки на лоб при несварении желудка, мол, чисто так психологически оно может и полегче, однако реального проку попросту вот никакого.
Зато хоть на душе действительно полегчает, поскольку полностью уж выговорился, всласть нажаловавшись, на ту и впрямь сколь еще на редкость злосчастную свою судьбу этак-то совсем невзначай проживать всю свою жизнь на самой окраине просвещенной Европы.
Ну а народ дальние отголоски всех этих милых бесед частенько слышал и лясы совсем не точил, а все себе на ус мотал, а потому и пошел он след в след за сущей химерой, которой одно название, да и то крайне неприличное, а потому номинально оно здесь указываться нисколько не будет.
И если высказаться обо всем том вполне обобщенно, то ведь, тех чрезвычайно наивных и темных людей попросту загнали в одну на всех непомерно гигантскую мышеловку, и она за ними разом захлопнулась, да и сыр в ней был только обещан и если обещано его много сути дела, то никак не меняет.
Причем уж своими размерами та мышеловка и впрямь-таки была со всю ту до чего только вот необъятно широкую шестую часть суши.
А законы, по которым отныне потекла вся теперешняя всех серых оттенков темная людская жизнь, несомненно, стали во всем как есть только сродни до чего еще неизменным законам подполья в самом прямом смысле этого слова.
Ну а потому люди и обратились в вечно дрожащих мышей, а даже если кто-то из них по чистому недоразумению или наивному незнанию совсем не дрожал, то уж от ответственности за совершенно нечаянно подчас брошенные слова это совсем никого из них тогда никак не спасало.
423
Ну, а те беспутно деспотичные правители народных масс, что уж всею своей осатанелой толпой, разом повылезли из наиболее темных углов общественного здания никаких других норм попросту и не знали, да и знать вовсе так совсем никак не желали.
Они уж как есть тот самый свой сугубо подпольный мир, исключительно вот яростно и бескомпромиссно разом выплеснули далеко, далеко наружу, а посему, всякий кто не из моей пещеры – тот вообще нисколько не мой человек.
Ну, а поскольку все это именно так, а никак не иначе, то и с теми, кто чужой далее можно было вовсе уж явно совсем попросту не церемониться.
С любым из них вполне ведь было тогда дозволительно столь бесчеловечно фривольное обращение, каковое и в голову бы не могло прийти воинам того самого небезызвестного жестокосердного монгола Батыя, который при всей своей лютости и свирепости все-таки был человеком, а не машиной с пламенным мотором в широкой груди.
424
А ведь те ярые фанатики, до самых зубов бездумно вооруженные так и отягощающей их низменные души верой в некие светлые дни совсем уж иного грядущего и вправду явно могли бы полностью разом свести на нет большую часть населения своей страны.
И этакий бесславный сценарий, безусловно, и мог бы сколь еще неотъемлемо сжиться со всею той более-менее полноценно живой и вполне реальной действительностью, а в особенности при условиях той промозгло же кроваво скользкой революционной бытности.
Раз и вправду была она сколь насквозь так приторно же лживо пропитана пронизывающе светлыми идеалами нигде и никогда вовсе и не существующей трафаретно восторженной жизни.
И ДЛЯ ЧЕГО-ЛИБО ПОДОБНОГО БЫЛО БЫ ВПОЛНЕ ВЕДЬ ПРЕДОСТАТОЧНО И ТОГО чтобы большевиками руководил некий иной, куда поболее сладкоречивый вождь, не тот злосчастный относительно так никак небыстро прибившийся к политике уголовник Коба, а некто прекрасно знакомый со всеми сокровищами мировой литературы, каковым был, к примеру, тот же Пол Пот.
Этаким великим вершителям общих судеб вовсе-то нет никакого дела до страданий их-то отныне совсем до конца истинно же безумствующе яростно оболваненного народа, ими попросту на редкость
обезвоживающе всегда вот руководит одна лишь «благая идея», что именно как есть запросто более чем бесподобно их, окрыляет незримым призраком грядущего светлого бытия.
Ради нее, они были готовы сдвинуть хоть целые горы, совершенно так вовсе не пожалев для сей «благой цели» никаких уж гор до чего только хрупких и ломких человеческих костей.
Вот как обо всем этом свидетельствует Деникин в его «Очерках русской смуты».
«Впрочем, возможность продления войны при худших условиях в материальном отношении, с наибольшей очевидностью доказало впоследствии советское правительство, в течение более чем трех лет питающее войну в большой мере запасами, оставшимися от 1917 года, частью же обломками русской промышленности; но, конечно, путем такого чудовищного сжатия потребительского рынка, которое возвращает нас к первобытным формам человеческого бытия».
425
А это между тем и было тем наиболее главным в том до чего исключительно так мнимом, безудержном устремлении куда-либо далеко, далеко вперед!
Прекрасные идеи, что может и могли быть некогда осуществимы, да вот, однако лишь в том немыслимо отдаленном грядущем, попросту оказались в руках изуверов во многом превзошедших своих дальних предшественников инквизиторов, все-таки придерживающихся в своих деяниях, пусть и самой убогой в мире, а между тем и вправду наиболее естественной логики.
Причем пьяное и дебошное уничижение трудящихся масс (посредством крайне так неправо надуманного их возвышения) явилось, по сути, самым еще как-никак до чего весьма наглядным свидетельством нравственной близорукости интеллигенции, попросту прозевавшей опасный поворот в истории всего человеческого рода.
Буквально никем из тех, кто и вправду должен был всецело являть собой саму совесть нации, нисколько не было предпринято вовсе так ни единой, самостоятельной попытки, выхватить руль управления государством у тех абсолютно беспринципных интриганов, что уж к нему сколь еще беспристрастно и бессовестно притулились в довольно-таки короткий период абсолютного безвластия.
Преследуя одни лишь сугубо свои личные цели, эти монстры общественно бесполезной идеологии отравили мозг своего народа вящей подозрительностью и всяческими скотскими интригами до чего еще неизменно свойственными буквально-то всякому царскому двору периода абсолютизма.
426
Начали большевики вполне же естественно, что с самых низов, поскольку те были наиболее беззащитными и бесправными представителями всего того прежнего общества.
И пока тех извечно безграмотных крестьян сколь бездумно и безотлагательно возвращали ко временам издревле бескомпромиссного крепостничества причем как раз-таки при помощи безумно беспощадных буквально-то бесчеловечных мер, в этом явно и был столь неизменно заложен тот и впрямь до конца глубокий государственный прагматизм, присущий "мудрой” партии рабочих и крестьян, ведущей народы всего мира к их грядущему "светлому” будущему.
Ну а как только та сатанинская сталинская власть, вконец усмирив крестьян и рабочих, взялась за ту во всем неизменно лояльную к ней интеллигенцию, вот тут сразу и выяснилось, что это 1937 год – ужасное и трагичное время немыслимо массовых, беспричинных репрессий.
Правда, как и понятно, действительно сосредоточить все свои усилия на зарвавшихся палачах и интеллигенции доблестной большевистской братии было никак не с руки, а потому она и хватала в еще больших количествах всякую мелкую городскую рыбешку, да только, то был один отвлекающий маневр для беспрепятственного отлова, куда поболее крупной добычи.
И можно подумать, что простые сельчане вовсе не люди, а потому, когда их целыми миллионами бросали зимой в сибирской тайге, без пищи и теплой одежды, это уж значится было, гораздо гуманнее фашистских газовых камер?
427
Однако всей той российской интеллигенции подобного рода важные вехи исторического процесса были довольно-таки здраво и взвешенно некогда сколь четко и ясно до чего более чем доходчиво вполне так разъяснены, да и оказалась она исключительно понятливой в силу столь, несомненно, великой своей восторженности, а также и всего своего весьма наивного характера…
Вот как вполне, в принципе, толково описывает все свои чувства интеллигентная барышня Евгения Гинзбург в ее романе «Крутой маршрут».
«Хоть я и чувствовала смутно, еще не зная этого точно, что вдохновителем всего происходящего в нашей партии кошмара является именно Сталин, но заявить о несогласии с линией я не могла. Это было бы ложью.
Ведь я так горячо и искренно поддерживала и индустриализацию страны, и коллективизацию сельского хозяйства. А это и была ведь основа линии».
428
Ну а автора этих строк посадили бы еще в 1932 или 1933, разумеется, что только на три-четыре года, ну а затем переоформили бы его дело в свете новых далеко уж отныне ногами вперед продвинутых стандартов на целый четвертак или вообще в том 1937 как пить дать к стенке бы поставили.
И уж ясное дело – за что: именно за те почти, что подчас бесконтрольные и интуитивные высказывания в духе абсолютно отныне нисколько неприемлемой правды в стране, где на долгий век воцарились темень и ложь марксистского мракобесья.
Ну, а само возникновение подобного неисправимо зловеще языческого режима, способного на действия, попросту никак не имеющие ровным счетом, ничего общего со всяким человеческим обликом, было обусловлено как раз-таки полнейшим отсутствием всяческих тормозов у «российской государственной машины», что, в конечном итоге, и привело ее к самому ужасающему падению в кровавую бездну.
В государстве, созданным Гитлером, власть и близко уж никак не смогла бы себе дозволить этакого непомерно злосчастного нарушения всех человеческих прав.
Тем более что речь шла вовсе не об отдельных гражданах посмевших вышагивать совсем не в ногу со всеми.
Нет, тут нужно бы заговорить буквально о каждом кто попросту даже и случайно споткнулся на более чем с виду верном пути.
Режим Гитлера, был в точности также как, и режим Сталина всецело вот всесильно направлен на физическое уничтожение своих злейших врагов.
Но в основном одних лишь явных недругов, или же максимум ставших ему явной помехой и обузой – старых на добрую половину совершенно непредсказуемых друзей.
429
Сталин, действовал во всем этак всегда иначе, и главной его заботой было создание именно подобного рода условий, дабы враги его боялись бы лишний раз воздух из легких выдохнуть, а уж набрать его полной грудью мог разве что он один – Хозяин ВСЕГО И ВСЯ и никто ведь иной кроме него.
Подобная атмосфера весьма во всем явно поспособствовала грубому и обиходному, словно крестьянские лапти, самому так повсеместному уничтожению духовности, стиранию в труху до чего многих аспектов людской совести.
Ну, а потому и довелось ей послужить явной первопричиной разложения общества на самые отдельные элементы, навроде возрождения каст или племен, как это некогда было во времена египетских фараонов или еще ранее в эпоху неолита.
И было все это так, а никак не иначе исключительно потому, что сталинский режим неизменно делал ставку, на моральное уничижение всех тех, кого так или иначе вовсе уж не могло коснуться всякое вот уничтожение физическое.
И на его пути прочным монолитом зудящей общенациональной совести могла бы стать одна лишь та истинные думы беспокойно думающая, а не только-то свой «интеллектуальный хлеб в своем укромном уголке более чем скромно так беспрестанно жующая» чисто праздная же интеллигенция.
Именно гордый рыцарь, а не тот живущий дарами светлого воображения слуга печатного слова и мог бы вступиться за свой подчас осатанело лютый народ.
Но и это только лишь, в случае если бы, конечно, ему действительно было бы дано обладать самым обостренным чувством внутренней сопричастности ко всему в этом мире ежечасно происходящему, а еще и надлежало ему вполне осознавать, что в отдельно взятой стране поистине творится чего-либо до чего невообразимо неладное.
430
Некоторое (то и дело, проблескивающее сквозь серую прозу жизни) самое так безусловное наличие истинные думы думающей духовной элиты время от времени явно вынуждало вождя, переминаясь с ноги на ногу незамедлительно выдавать народу очередную жертву.
Того самого из вертких и юрких своих подручных, кому и впрямь пришла пора действительно стать именно тем до чего ярким символом самого незамедлительного размежевания со всем, тем повсеместно и вездесуще творящимся по всей уж стране до чего еще весьма очевидным и бесславным беззаконием.
Ну а затем он весело и до чего делово прошерстил и всю ту восторженную интеллигенцию напополам с палачами, и это уж, собственно, и называется «самым ужасным пиком сталинских репрессий».
Правда за те долгих 20 лет до этого, неужели нельзя было, хотя бы вот попытаться найти в себе силы, дабы всею массою общественно проявленного разума действительно вырваться из тенет тупой и безразличной бездеятельной покорности?
И пусть мощный рупор громогласной большевистской агитации был тогда попросту всемогущ и всесилен, а все же бороться надо было именно сообща, а не всем и каждому, идя ведь разве что до чего строго по своей сугубо индивидуальной стезе…
Да и вообще сны Веры Павловны были явно кое-кому, куда только еще значительно милее, нежели чем самая беспардонно наглая явь.
431
Чернышевский, жил в эпоху, когда российскую интеллигенцию буквально так неистово со всех уж сторон распирало от всяческой по большой части исключительно так пустопорожней словесной воинственности, ведущей прямиком к бессмысленному и бесшабашному бунту простого народа.
Однако в своем конечном итоге, подобные общественные настроения вполне еще могли действительно дать те самые свои довольно-таки положительные плоды.
Причем, настоящие, а не липовые до девятого знака после запятой.
Бунт, коли он полностью безыдейный, разве что лишь за права и все – есть самое непременное желание облегчить тяжкую участь народа, а не перекроить всю существующую действительность, дабы она в единый миг разом и стала во всем так сродни чьим-либо именно что до самого отчаяния ярким о ней сновидениям.
Ну, а после того и близко никем непрошенного, беспроглядно же серого осуществления всех тех «благих перемен» вполне ведь может, как есть только и статься, что весь этот мир разом затем и предстанет именно в виде одного лишь дьявольского кошмара, причем как есть и впрямь-таки во сне и наяву!
432
И надо бы до чего многозначительно фактически разом заметить, что все те бесподобно прекрасные архитектурные ансамбли советской эпохи могли бы оказаться, буквально в одночасье до самого вот основания полностью разрушены, перейди та вовсе небезызвестная холодная война в ее и по сей день полноправно возможную адски горячую стадию.
И нечто подобное и вправду могло бы случиться как раз-таки в результате совсем необычайно же беспрецедентного во всей истории человечества ядерного конфликта между СССР и США в том самом донельзя злосчастном октябре 1962 года.
То ведь и была бы попросту еще одна дьявольская революция, причем в самом что ни на есть общемировом ее гибельном масштабе.
Ну, а не будь того безумно ужасного проклятия на челе России в виде «красноокого беса большевизма», и вот тогда наш современник, русский человек, пусть и родившийся в сырой и дымной уральской избе, сколь непременно ступил бы ногой первооткрывателя на доселе совершенно девственную поверхность Марса.
Причем вовсе не так, как американцы, разве что только создавшие грандиозный спектакль со всею своей будто бы и впрямь-таки до чего этак давно состоявшейся высадкой на Луну.
Гамма излучение нашлось бы еще тогда, чем действительно так вполне полноценно всячески же нейтрализовать.
А ведь на тех фото не только, что звезд совсем не было, но даже и изображение Земли было несколько меньшим, чем оно оказалось затем в самой вот настоящей и истинной действительности.
Россия никогда не стала бы изображать достижения для того, чтобы пожинать плоды мнимой славы.
И она вполне бы могла добиться самых реальных успехов, если бы, конечно, ей бы в этом нисколько никак вовсе не помешали.
Ну, а так все силы ушли на одни лишь совершенно бессмысленные внутренние войны, что запросто (в прошлом) могли бы еще перерасти в общемировой кризис всей жизни на этой, пока уж довольно-таки весьма и весьма благодатной земле.
433
И, кстати, надо вот сразу как есть до чего еще совсем уж нелицеприятно более чем разом заметить, что без европейских светлых мыслей на русской почве непременно, в конце концов, расцвели бы цветы той самой доподлинно чистой, да и экономически благостно плодовитой демократии.
Однако ведь всего этого действительно добиться безо всякого насилия и пролития людской крови было бы попросту уж вовсе-то истинно так невозможно.
Однако и близко совсем не обязательно должна была послужить всему тому главной первоосновой, та самая безумно доблестная сверхидея всеобщего равенства и братства после уничтожения всех тех вплоть до самого последнего карикатурно вычурных негодяев и лжецов.
И все это как есть, было бы именно так, причем как раз именно что, поскольку одной из наиболее первостепенных причин отмены крепостничества, собственно говоря, и стали те до чего только бесконечные, а главное, что и никак вовсе вот совсем непредсказуемые крестьянские бунты.
Причем сколь многого можно было добиться, на самой, что ни на есть исключительно так обыденной практике, да и во всецело как есть цивилизованном виде, причем именно что при помощи одних лишь тех никак непрекращающихся акций протеста и неиствующего духа многотысячных демонстраций.
И разве была в том хоть какая-то вполне настоящая общепролетарская надобность… а именно во всей той несусветно уж люто разом уничтожающей все то истинно человеческое кровавой бойне, и впрямь-то засасывающей народ в пучину самого безотрадного беззакония и торжества одного лишь тупого и во всем отныне весьма этак единолично правого физического насилия.
Ну а еще и сущего измывательства над всяческим здравым смыслом, а также и самой, так что ни на есть обыденной благою учтивостью.
434
А что уж так или иначе касаемо индивидуального террора, то вот он какой-либо вполне стоящей того общественной пользы, принести совершенно ведь явно попросту и не мог.
Зато весьма уж однозначно он лишь всецело вот узаконивал методы, что и принес с собой новый «пролетарско-царский» режим.
Причем, само то разве что лишь некогда затем сколь еще беспринципно так крамольное его возникновение, как-никак, а и вправду было чисто так заранее разом ведь обусловлено всем тем искусственно привитым на русской почве европейским либерализмом.
И это, собственно, как раз именно там, где ему и в помине было не место из-за вящей азиатской сущности российского государства, как и самого подавляющего большинства всех его граждан.
Человек и закон, в общеевропейском понимании действительно сколь благополучно разом увязаны промеж собой посредством книг.
Однако в России этакого никогда еще не бывало да и, пожалуй, что на ее земле ничего подобного в самое ближайшее время и близко так совсем уж никогда и не будет.
А потому и не надо бы до чего только обильно распускать всяческие розовые слюни по поводу прекрасных и благих идей всеобъемлющего гуманизма.
Раз, они и близко уж совсем так нисколько не смогут явно ведь оказаться столь доподлинно верной грядущей панацеей вполне окончательного исцеления всех тех многовековых общественных недугов.
И разве можно в том вообще сомневаться, что уж, будучи до чего весьма назойливо предложены всякому тому, как он есть более чем изначально варварскому общественному организму, огненно восторженные идеалы разве что лишь только и послужат самой так предметной первопричиной для весьма существенной последующей его деградации.
И кстати, все те ужасные гримасы судьбы, как в жизни отдельного человека, да так и в бытии всего какого-либо государства в целом никак невозможно будет распознать, посредством какой-либо художественной литературы, поскольку ее произведениям еще изначально была предначертана совсем иная судьба всеми теми едва ли, что столь, несомненно, блаженными ее авторами.
435
Книга никак не сможет во всем до конца сколь весьма ответственно послужить истинным постулатом морали в действиях человека в его обыденном, а потому и впрямь-то до чего реально совсем уж обывательском существовании.
Она может оказаться одним явным подспорьем, но совсем не учителем, раз тем кем-либо прекрасным слогом написанным строкам, была и впрямь предначертана та фактически бессмертная судьба, но при этом никак не могло быть им дано и свойственно, создавать вокруг себя совершенно иную, куда поболее величественную вездесуще ярко попросту немыслимо просветленную действительность…
Да и вообще, книги писались никак не затем, дабы заранее вот создать все те самые насущные предпосылки, к тому, дабы кому-либо довелось разом уж, затем до чего только наглядно так и предоставить вполне ведь определенные, исчерпывающие ответы на все этические вопросы каждодневного бытия.
Причем это так в том числе и из-за великой множественности вариаций одних и тех возможных событий.
Автор, попросту никак не сможет на своем личном опыте вполне полноценно же буквально-то все в этом мире разом изведать, дабы затем и подать именно что на блюдечке всю ту специфику каждой конкретной зачастую от всего того остального исключительно обособленной и чисто по-обывательски житейской ситуации.
Кроме того, жизни неизменно так свойственно весьма же существенно изменяться, и то, что ранее попросту не существовало, сегодня вполне однозначно становится самой обыденной частью поистине повседневно существующего общественного быта.
436
В принципе, хорошими книгами, любой человек действительно уж явно еще сможет на деле воспользоваться – только вот в качестве базовой теории морали, ну а все конкретные вещи ему следует в себя вбирать разве что лишь из той самой жизни, как таковой.
Поскольку сама как она есть житейская сущность существования, куда явно так значительно многообразнее и сложнее, чем это может быть отображено в каких-либо литературных произведениях.
Вот он весьма наглядный тому пример: человек предал свою родину, находясь в лагере для военнопленных, стал на службу к немцам.
Вроде бы речь тут идет о самом распоследнем негодяе, да и предателе всего своего народа.
Но это ведь может быть и нисколько не так!
Русский крестьянин, у которого «свои» уничтожили всех его родных и близких, встретил, в лагере военнопленных комиссара, который, некогда до чего нахраписто изрыгая при этом самую черную брань, нисколько же немилосердно раскулачивал его семью.
Вся кровь вскипела в нем, и если бы он не сдал его немцам, то уж запятнал бы он тогда себя самым явным предательством своих близких, за мученическую и безвинную кончину, которых он так и не отомстил.
А, сдав его, оставаться все тем же бесправным пленным это ведь верная смерть от рук своих бывших товарищей.
437
Автор вычитал эту историю в книге подполковника советской армии, которого освободили только в 1958 году, и вышла она, кстати, в городе Тель-Авиве.
И в подобном случае человека осуждать совершенно так явно вовсе нельзя!
Это за всякое мелкое или даже довольно большое зло, если все живы и здоровы, мстить уж нисколько так вовсе и не обязательно.
Ну а когда человек остался круглым сиротой и тот, кто был во всем этом виноват, действовал вполне взвешенно и осознано…
То вот именно тогда все это и будет совсем по-иному, собственно, уж и впрямь-таки более чем ужасающе выглядеть.
438
Во всех тех иных ситуациях всенепременно еще следовало бы все до чего хорошенько так обдумать, а вовсе-то не следовать драматическим героям книг, а в особенности тому самому чрезмерно ревнивому мавру – шекспировскому Отелло.
Так что, говоря о неких общих вещах, а не о чем-либо самом конкретном, фактическом уж всегда необходимо, пусть и скрепя сердце, явно так сходу признать, что в этой жизни бывает множество, как смягчающих, да и весьма же всецело отягощающих чью-либо вину, несомненно, так довольно существенных обстоятельств.
И книги никак не способны распутать все тенета хитросплетений этакой нашей действительно новой, урбанистической жизни.
439
Да в них запросто можно обнаружить глубоко посеянные в почву реальности семена вполне естественного житейского здравого смысла, да только в основном в одном лишь виде более чем вполне однозначных разумных объяснений существующих явлений, а не их глубочайший и самый так конкретный прагматический анализ.
Вот он тому пример из рассказа Чехова «Дома».
«Уж таков, вероятно, закон общежития: чем непонятнее зло, тем ожесточеннее и грубее борются с ним».
Понятно тут лишь одно следствие, ну а причина совершенно не разъяснена!
А между тем, у автора есть вполне готовый ответ на данный вопрос.
И дело тут именно в том, что общество все еще, в точности то же самое стадо, и оно попросту безоглядно как есть считай вот инстинктивно боится тех-то самых нежданных и негаданных перемен, что сколь запросто могут его привести ко всеобщей же последующей погибели.
440
Безусловно, в книгах отображаются абсолютно все проявления человека и талант писателя это не только благо, но и явная опасность в том самом пиковом случае, коли он балуется довольно плоскими мыслишками о некоем авральном и глобальном переустройстве всего того, так или иначе, неизменно из века в век полностью одинаково существующего бытия.
Причем, самым принципиальным образом все это, собственно, уж касается и всех тех других деятелей искусства.
А если и вправду всерьез заговорить о самой основной и исключительно конкретной задаче самой ведь эпохой, так или иначе поставленной пред художественной литературой, так это, прежде всего, умение развивать мышление, воображение и здравый смысл в чисто теоретической области морали и совести.
Учить же добру в самом практическом смысле способны одни лишь живые люди, да и то буквально все их усилия вполне может подтачивать вся та чьего-либо ребенка подчас и впрямь истово манящая и пленяющая уголовная романтика.
441
Ну а книги действительно могут несколько расширить внутренний мир человека, однако при этом они довольно слабо затрагивают все его сокровенно внутренние душевные качества, а в особенности безо всякого столь усердного и всестороннего влияния на его сознание, со стороны всех тех других весьма уважаемых им людей.
Мир, в котором живет человек, является той еще самой на редкость ведь самой уж до чего естественной его средой, и это именно она и обуславливает все чьи-либо чисто внешние проявления и поступки.
Ну а способность книг сколь явственно заставлять плохих людей до чего уж старательно и тщательно подыскивать весьма значительные моральные оправдания всем своим подлостям и интригам, нисколько не уменьшит, а разве что поболее увеличит количество зла в этом нашем и без того донельзя несовершенном мире.
442
И, кстати, сама по себе мысль о том, что книги способны сделать, кого-либо лучше это не более чем яркие фантазии людей и близко не сведущих, что их высокая духовность и возвышенное сознание плод неимоверно тяжких трудов их родителей, которые вложили в них всю свою душу, дабы они выросли достойными людьми.
И вот еще что: сколь неизменно ярко выраженное требование по отношению к тем другим людям, которые, как-никак, а более чем вероятно выросли при тех совершенно так иных жизненных реалиях…
А от них никак не просят…
Нет, кое-кто явно до чего настойчиво пытается именно что воинственно изъять из чьего-либо довольно блеклого нутра, все значит более чем наглядные признаки тех самых высоких моральных качеств и, кстати, в точности той же буквально воспаренной над всем этим миром, пожалуй, и чрезмерно до чего возвышенной плотью искусства яркой духовности.
Как будто все те душевные качества и вправду являются совершенно так неотъемлемым атрибутом всякого того действительно достойного их человека…
А на самом-то деле все это не более чем исключительно инстинктивное восприятие всего окружающего мира, как вполне полностью до чего только естественного продолжения самих уж тех и впрямь искренне более чем беспечно дорогих и любимых себя.
© «Стихи и Проза России»
Рег.№ 0042423 от 30 марта 2012 в 18:32
Рег.№ 0042423 от 30 марта 2012 в 18:32
Другие произведения автора:
Посвящается стихотворению Сергея Карамазина Расстрельные списки
Рейтинг: 0Голосов: 01176 просмотров
Нет комментариев. Ваш будет первым!
