О БОЛТОЛОГИИ
СЕРГЕЙ НОСОВ
О БОЛТОЛОГИИ
Судьбы
русского поэтического слова
Главное
отличие советской поэзии от
русской поэзии - пристрастие к
рифмованным разговорам, к «болтовне в
рифму» и решительная неспособность даже
и выдающегося советского поэта создавать
музыку стиха, изображать словами как
красками, музицировать словами, рисовать словами
или, говоря иносказательно, пользоваться
поэтическим словом как кистью и
смычком, а не как возможностью громко
покричать, поругаться, поучить или
даже - и это самое умное, что
мог позволить себе в поэзии истинно
советский стихотворец любого ранга - со
значительным и солидным видом порассуждать
«в рифму».
Именно этим
высоким «болтологическим градусом» в своих стихах
разительно отличаются, например, советские
поэты Евтушенко и Кушнер от несоветских
поэтов Пастернака и Мандельштама, хотя «и
те, и эти» в основном жили, вроде бы,
при той же самой, одинаковой для
всех, советской власти.
Первые - только
и делают, что разговаривают и
разговаривают в стихах и просто не
умеют писать иначе: рифмуют свои
рассуждения и мысли, иногда к чему-то
громко призывают «в рифму» (имеем в
виду Евтушенко) и делают вид,
что это и есть поэзия -
поэзия «для народа», конечно, поэзия
как рифмованная проза и чистая
риторика или, проще и откровеннее
говоря, как то довольно бессмысленная,
то наставительная, «учительная» болтология, чутье
на которую и радостное одобрение
которой у советской власти было несомненное
и всегда безошибочное.
Без промаха
отсеивавала советская власть «своих»
от «чужих», «пригодных для советской
печати» - от «непригодных», «инородных» и,
соответственно, преследуемых в той
или иной форме и степени (можно
и просто не печатать - как Кривулина,
а можно и на Север выслать -
как Бродского) за попытки использовать поэтическое
слово «не по советски» - капризно
рисовать им или виртуозно
музицировать, созидать с
помощью вдохновенного поэтического
слова прекрасные и странные, иногда
неизъяснимые миры свободы, не имеющие
никакого определенного отношения к тому,
что происходит на улице, на
производстве или, тем более, на партсобрании.
Совдепия
благополучно развалилась под истошные вопли
о благословенной «перестройке» уже
четверть века назад. Но навыки
насиловать Поэзию рифмованной болтологией,
привитые России покойной советской властью
«всерьез и надолго» - остались.
Никто из
солидных поэтов былой совдепии теперь
не признает, что он - поэт
социалистического СССР (это уже
неловко), но, конечно же, каждый кто
им был - им благополучно и
остается. Как тот же Александр Кушнер.
Кушнер
как печатался при советской .власти,
так и теперь печатается во всех
журналах - в «патриотических» и
«непатриотических», в «левых» и «правых», в
тех которые из «пятой колонна» и в
тех которые «за Родину, за Путина» -
и везде разговаривает и
разговаривает более или менее в
рифму, видимо, по советской привычке
полагая, что это и есть проявление
подлинной Поэзии.
Последняя
публикация стихов Кушнера - в оппозиционном
«путинизму» и любящем даже
новомодние изыски в художественном слове
общественно-литературном журнале «Знамя» - так
откровенным образом и озаглавлена:
«Тихий разговор» («Знамя», 2015, №6).
Любопытно, что никаких особо ярких и
примечательных художественных образов в
этих своих очередных «тихих разговорах»
в стихах Александр Кушнер даже
не пытается и создавать - нет
или почти нет в них ни запоминающихся
художественных сравнений, ни ошеломляющих метафор, ни
чарующих художественных иносказаний, а
видны преимущественно водой льющиеся из
строки в строку «слова, слова,
слова» и только и слышно
нескончаемое, неутомимое «разговаривание»
под видом причастности к истинно
поэтическому слову:
«К испытаньям душа ни готова
Ни в семнадцать, ни в
семьдесят лет.
Ей бы радости снова и снова
И наглядных весенних примет!»
Ясно, азбучно ясно
по этим весьма внятным строкам чего
нашему престарелому ныне поэту все
так же хочется - очень хочется
ему столь же любезных как и в
былые веселые годы «весенних» удовольствий
и радостей, а вовсе не каких-то там
испытаний или даже, тем более,
прозрений.
Это само собой разумеется.
Только для причастности к большой
Поэзии этого - маловато.
Как маловато, например, для истинной
причастности к такой Поэзии, например,
следующих, очень незамысловатых признаний:
«Напрасно скалы придвигаются
И соблазняет пистолет:
Из-за любви и
впрямь стреляются,
А из-за Ватерлоо -
нет!»
Заметим
в связи с этими строками что,
были все же в истории и
те доблестные войны, и те предводители
доблестных войнов, которые предпочитали
погибнуть в бою, чем проиграть
битву врагу и позорно сдаться в
плен, хотя нашему разговорчивому поэту
это - совершенно неинтересно. Ему,
конечно же, весьма и весьма приятно
представлять, что можно запросто
проиграть «битву жизни» и вовсе
не расстроиться, а даже наоборот -
найти и в этом свою выгоду, свое
место под солнцем…
Иногда
Александр Кушнер бывает, однако, и
еще более откровенен в стихах-признаниях,
разговаривая в них сам с собою
не без удовольствия:
«Как мы стихами восхищаемся
Какой-нибудь строкой поэта!
Не взять ли слово
«пресмыкающееся»
В стихи, хотя
и странно это…»
Действительно
«пресмыкающихся» в стихах нам всем очень не
хватает!
Иногда,
впрочем, Александр Кушнер, вдруг наивно
или как бы наивно озадачивается
посреди своих поэтических признаний: «Зачем
открывается дверца шкафа // Тайком, ни
с того, ни с сего, сама?»
Однако, тут же начинает
отнекиваться от такой невидали, как и
от всего необыденного, небывалого и
необъяснимого: «Я не отвечаю за эту дверцу,
// За мысли и чувства не
поручусь.»
Все
неординарное и непредсказуемое для Кушнера
- за пределами его мира.
Строгий
расчет и неукоснительное трезвомыслие
в стихах - главное для
советского и постсоветского поэта
Кушнера, «стержень» его творчества.
Если же это расчетливое трезвомыслие
вдруг подводит, то поэту
Кушнеру становится очень горько и он
с обидой признается: «А я –то думал:
надо впечатленья // Копить и
чуть ли не нумеровать.»
Тем не
менее, признанный поэт былого СССР,
Александр Кушнер, умеет поговорить иногда
хорошо, убедительно и авторитетно и
с самим Богом. Ни больше, ни меньше:
«Ко мне
он не сходил с Синайской высоты,
И
снизу я к нему не поднимался в гору.
Он
говорил: Смотри, я буду, там где ты
За
письменным столом сидишь, откинув штору.
И
он со мною был, и он смотрел на
сад.
Клубящийся в окне, не говоря ни слова.
И
я ему сказал, что он не виноват
Ни
в чем, что жизнь сама угрюма и
сурова.»
Вполне
логично, что и сам Бог получил
наставления и ободрение в собственной
«благой деятельности» на земле от
поэта Александра Кушнера… И, конечно
же, получил при личной встрече и
в частном разговоре - может, и
чаю и попили вместе, если у тов.
Кушнера была минутка-другая поболтать с
товарищем Богом приватно…
Удивляет в цитированных выше строках другое
- вдруг ворвался в них, пусть
как бы ненароком и совсем
осколком, образ сада, «клубящегося в окне».
Посреди самодовольного описания
авторитетной личной «беседы с Богом»
неожиданно, совсем вдруг проскальзывает
- сад, клубящийся в окне.
Хорошо, ведь, этот образ и звучит, и
видится - как колыхание теней и
изваяния тумана.., хорошо, поэтично и
неизъяснимо прекрасно.
Видимо, и тов. Кушнер что-то о
тайнах былой русской (досоветской) поэзии
косвенно знает - или слышал:
может быть при личной беседе с
тов. Блоком во время приватной встречи
в своем кабинете за чаем с
узнал…
Тогда, помнится, Бог уже вышел
из кабинета тов. Кушнера, вежливо
попрощавшись, а уловивший «голос революции»
отечественный классик, Александр Блок только
вошел, вежливо поздоровавшись… И оба они в порядке
очереди очень внимательно выслушали тов. Кушнера
- и оба все поняли и хорошо
усвоили: «Что делать?» и «Кто
виноват?», и про то как
«декабристы разбудили Герцена» тоже в
очередной раз, наверное, узнали и
удивились…
Вместе с тем тов. Кушнер никогда
ни за кого ни прямо голосовал,
он - только разговаривал, разговаривал
преимущественно сам с собой (это особо
примечательно) в полном недоумении и
при полной прострации созидающей поэтической
мысли:
«Я у окна стою в недоуменье,
Вечерней тенью залит и уныл.
Как будто день сказать
хотел осенний
О чем-то мне под
вечер - и забыл.»
_____________________________________________________
Однако, не будем
больше мучить сарказмом славного советского
и постсоветского поэта, Александра Кушнера,
который издавна нравился тихим
интеллигентам, любившим и при советской
власти, и после ее безвременной кончины
посидеть-поговорить-посудачить на кухне «о
том и сем» и при этом ничего
решительно не только не делать, но и
всерьез не думать… Пусть эти
смирные люди хотя бы вдоволь
наговорятся - тяжело же всю жизнь
молчать, ничего при этом толком не
ощущая и не думая…
Мы же пишем,
собственно, о другом - об
экзистенциальном смысле настоящей поэзии.
Он непременно должен быть. И выражается
этот экзистенциальный смысл большой
Поэзии всегда в чем-то до конца
неизъяснимом - в вольно и
странно клубящихся поэтических образах, чувствах,
звуках, созидающих в неожиданных своих
сочетаниях целый мир, непостижимый в
своей красоте и чарующий, а вместе с
тем приносящий нам ощущение высокой
духовной осмысленности существования, которое ничто
кроме поэзии принести не может…
Невольно вспоминаются при
этих словах замечательные строки Георгия
Иванова:
«Эмалевый крестик в петлице
И серой тужурки сукно
Какие печальные лица
И как это было давно
Какие прекрасные лица
И как безнадежно бледны -
Наследник. Императрица,
Четыре великих княжны…»
За этими
строками - в ореоле поэтически
прекрасного, вся навсегда потерянная
безвозвратно, ушедшая в небытие былая,
досоветская Россия, императорская Россия…
Хотя, ведь, и не был же Георгий Иванов
стойким монархистом, но как истинный Поэт
- создал замечательный экзистенциальный образ
поруганной, убитой красоты и высокой
гармонии осененной императорской властью и
избранностью русской жизни, безжалостно
расстрелянной - пролетарской революцией.
И за этим
образом - вся истории России ХХ
века, мучительная, страшная, поучительная, горькая… И
для того и существует настоящая поэзия,
чтобы подобные образы создавать, чтобы
одухотворять ими человеческое существование,
которое без них - мельчает, духовно
гаснет, тонет в тине обыденности и
пошлости….
И никакие
высокие убеждения и верования, никакая
религия, никакие Идеалы с большой или
маленькой буквы тогда уже не
помогут, сколько не надрывайся в стихах от
истошного крика, сколько в нехитро
рифмованных строках ни поучай жить «по
правде» или сколько ни похваляйся в
них, что ты и с самим Господом
Богом «на дружеской ноге»…
В ерунду обратится
все это если Поэзия - вот,
как под пятой приснопамятной
советской власти - превращается в
пустозвонство рифмованной риторики, в безудержную
болтовню в стихах, в простые и
пустые рифмованные разговоры.
;
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ:
Носов Сергей Николаевич. Родился в Ленинграде ( Санкт-Петербурге) в 1956 году. Историк, филолог, литературный критик, эссеист и поэт. Доктор филологических наук и кандидат исторических наук. С 1982 по 2013 годы являлся ведущим сотрудником Пушкинского Дома (Института Русской
Литературы) Российской Академии Наук.
Автор большого числа работ по истории русской литературы и мысли и в том числе нескольких известных книг о русских выдающихся писателях и мыслителях, оставивших свой
заметный след в истории русской
культуры: Аполлон Григорьев. Судьба и творчество. М. «Советский писатель».
1990; В. В. Розанов Эстетика свободы.
СПб. «Логос» 1993; Лики творчестве Вл. Соловьева СПб. Издательство «Дм. Буланин» 2008; Антирационализм в художественно-философском
творчестве основателя русского
славянофильства И.В. Киреевского. СПб. 2009.
Публиковал произведения разных жанров во многих ведущих российских литературных журналах - «Звезда»,
«Новый мир», «Нева», «Север», «Новый журнал», в парижской русскоязычной газете «Русская мысль» и др. Стихи впервые опубликованы были в русском
самиздате - в ленинградском самиздатском
журнале «Часы» 1980-е годы. В годы
горбачевской «Перестройки» был допущен и
в официальную советскую печать. Входил
как поэт в «Антологию русского верлибра», «Антологию русского лиризма»,
печатал стихи в «Дне поэзии России» и «Дне поэзии Ленинграда» журналах «Семь
искусств» (Ганновер), в петербургском «Новом журнале», альманахах «Истоки»,
«Петрополь» и многих др. изданиях, в
петербургских и эмигрантских газетах.
После долгого
перерыва вернулся в поэзию в 2015 году.
И вновь начал активно печататься как поэт – в журналах «Нева», «Семь искусств», «Российский Колокол» , «Перископ»,
«Зинзивер», «Парус», «Сибирские огни», в изданиях «Антология Евразии»,» «Форма слова» и «Антология литературы ХХ1 века», в
альманахах «Новый енисейский литератор», «45-я параллель», «Черные дыры букв» в
сборнике посвященном 150-летию со дня рождения К. Бальмонта, сборнике
«Серебряные голубы (К 125-летию М.И.
Цветаевой) и в целом ряде других литературных изданий. В 2016 году
стал финалистом ряда поэтических премий – премии «Поэт года», «Наследие» и др. Стихи переводились на несколько европейских языков. Живет в Санкт-Петербурге.
Рег.№ 0280763 от 7 февраля 2018 в 18:13
Другие произведения автора:
Нет комментариев. Ваш будет первым!