ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПРИЗРАКИ

ЭССЕ ОПУБЛИКОВАНО В ЖУРНАЛЕ  «СЕМЬ ИСКУССТВ» (ГАННОВЕР,           ГЕРМАНИЯ) В  2016-ОМ ГОДУ

                    СЕРГЕЙ НОСОВ

                              ЛИТЕРАТУРНЫЕ  ПРИЗРАКИ 

        Как    «утопить»   опостылевшую  действительность в  омуте вымысла,  как  превратить ее  в   воздушный фантом,  который    счастливо сдувается   с   «обеденного стола»   жизни  простым дуновением   легкого ветра  фантазий? Обо  всем  этом прекрасно  знал   не  только  приснопамятный   «социалистический  реализм» со  всеми  его извращениями  -  прекрасно  знала  об  этом и  русская  классическая литература.

       Рискнем  заметить:   наиболее  известные и  замечательные   герои этой  классической  нашей  литературы  -  обыкновенные призраки.  

      В действительности,  в  «яви» русской жизни   их  никогда не  было,  нет   и  не  будет. 

       Ошибался,  наивно ошибался   романтик  российского имперского  консерватизма,  Конст. Леонтьев,  когда и  пафосно,   и забавно   заявлял  во всеуслышание,  что  нам, мол,  верноподданным Императора,   не  такие  графы   нужны как  граф   Толстой, а  такие  графы  как  граф  Вронский, которого,  между  прочим, придумал  как  раз  «нежеланный»  для  России, в  глазах  Леонтьева, граф     Толстой.

     Леонтьеву совсем   не  приходило в  голову,   что  без  Толстого  не было  бы  и Вронского,  что  без Толстого  не  существовал бы,  наконец,  и сам  роман  «Анна Каренина»,  и  многое другое,  что сумел  гениально  выдумать  «ненужный»  России  граф Толстой.

      И заметим,  что  подобное восприятие  изящной  словесности  как   некой   квинтэссенции    реальности для  русского  общества всегда  было  очень  типично.

       Славная наша   писательница  Тэффи, например,  вспоминала,  что была   в  юности  влюблена  в  князя Болконского   из  толстовского «Войны и  Мира».  А  не  менее славный  поэт  Яков Полонский   вспоминал  и нечто   еще  более удивительное:  что  был он  в  юношеские годы  влюблен  в  Царь-девицу  из  сказки Ершова «Конек-горбунок».  То  есть воспринимать обыкновенную  популярную детскую  сказку как  материальную  реальность в  России   для пылкого  молодого  человека с  умом  и талантом  -     вовсе не  проблема. 

         Это весьма  примечательно  на  самом  деле,  что в  нашей  России   традиционно подтверждался  и подтверждается       на  все сто  процентов  следующий  мудрый  философский   тезис: человек  видит  только то,  что  ему кажется,  а  кажется человеку  только  то, что  он  желает  видеть.

           Так, если  тебе  кажется, что  ты  счастлив -  ты  и  счастлив,  если тебе  кажется,  что  у  тебя  горе -     тебя    горе непременно  и  охватывает. Причем,     в  чем это  горе для  тебя заключается   даже неважно:  ты  «по полной  программе»  переживаешь свое  горе,  если веришь,  что  оно к  тебе  явилось.  И,   конечно,  горя может и вовсе   не  случиться,   если  ты  его переживать  не хочешь. 

        Например,  умирает близкий  тебе  (  по  родству или  так  просто - «близкий  близостью  душевной» )  человек  - жалко,  конечно, но  ничего не  поделаешь,   судьба..,   иногда  даже  находятся «плюсы»  в  случившемся -   наследство,  больше места  в  квартире, свобода…  Но  может умереть  просто  твой любимый  кот  или пес  или   даже твои любимые  рыбки  в новом аквариуме  -  и ты  страшно  страдаешь и  плачешь  в подушку,   если,  конечно, вовремя     настроишься  на  то,  что, вот,    пришло  в твою  жизнь  нежданное большое  горе.

      Герои Чехова,  в  частности, горько  страдали  лишь от  того,  что  вырубают их  любимые  деревья  («вишневый сад»), поскольку почему-то связали  в  своем сознании  с  судьбой этих  деревьев  свою собственную  судьбу… 

        Так, в  принципе,  можно связать  свою  судьбу с  чем  угодно -  с  тем, что  какой-то  черный кот,  например,  вздумал перебежать  тебе  дорогу, с  тем,  что солнце    скрылось  за тучи  как  только жена  ушла в  магазин и   бросила  тебя   ради каких-то  тряпок…
         Человек,  как принято  говорить,  творец… И  потому,  собственно, человек  (в  отличие от  животных)   в основном  сам  творит те   состояния жизни,  в которые  попадает.

         Это только  кажется,  что действительность  существует  независимо от  нашего  сознания -     наше  сознание само  творит  окружающую действительность  так  же  как  наши «мозолистые  руки»,  например, способны  передвигать  куда угодно  вожделенную   кровать в  нашей  спальне…  В  России   это давно  доказано  самой  «плотью  жизни».

Одно  время  у  нас  считалось,  что  люди    явно  не  равны   друг другу,  что   каждому из  людей  - свое.  Одни  - сытые   дворяне,  другие -  бедные  крестьяне;  одни   -  важные господа,  другие  - жалкие  крепостные  рабы. Объединяло  этих людей  только  то, что  все  они поклонялись   верховному  «помазаннику Божию» т.е.   Императору.   

        Потом такая  жизнь  перестала нравиться,  и  было твердо  решено,  что все  равны.  То есть   «равнее  всех», конечно,  коммунисты  (они всегда  впереди),  но и  остальные,  «прочие граждане»   тоже равны,  поскольку  у них  просто  ничего нет  и  владеть им  нечем,  делить им  нечего..

            Наконец,  надоело и  это  -   скучно,  не  за что  бороться,  кроме бесплотного коммунизма, все   люди братья  и  нельзя толкнуть  даже  соседа, не  говоря  о начальниках…

          И тогда  было   решено вернуть  в   мир  борьбу  и  «рынок». Рынок  быстро   восторжествовал,   и все  стало  продаваться и покупаться,  включая,  естественно, любовь,  совесть и  саму  жизнь.                                

           Однако,  такой «демократический правопорядок»    импортированный  с Дикого  Запада  с опозданием   лет   на двести,  оказался   слишком экзотическим.

         И тогда   прошли  к мудрому   компромиссу:   продается, но  -  не всегда,   равны,   но -  не  все, воруют  -  только избранные.  Однако,  при этом   все  дружно,  «соборно»  верят  в  Бога.  Больше всех  верят  большие начальники,   затем  по  «степени  веры  по Всевышнего»  идут  крупные  бизнесмены,  затем  начальники поменьше,  бизнесмены  помельче…  и  так  до последнего  пьяницы.   Но и  он   -   не  без  креста, хотя  и  с бутылкой  вместо  головы.

          Такой   «правопорядок»  был быстро  признан  самым родным  и «суверенным»,   что  и  было  доведено   до  сведения граждан  с   помощью  самых современных   средств  массовой информации.

Возникает  только один   «итоговый»    вопрос: а  чего  мы, собственно,  лет  эдак сто   с  лишним  так  суетились? Отвергали,  ниспровергали,  снова устанавливали   и  опять с  вожделением   ломали до  самого    основания..,  а чего  во имя?  Намного  мудрее  было  бы: ломать  -  понемногу, отвергать  -  не всерьез,  принимать  - полушутя.  Так  и жили  бы  в  свое  удовольствие  в  окружении   тихой гармонии:  и  насилие нестрашное,  и  вранье не   чрезмерное,  и днем  довольно  светло, и  ночью  довольно темно,   и  зимы холодные  есть,  и лето  теплое  бывает.., чем  не  «Божья Благодать»!

 Однако, вернемся  к  художественной  литературе.

  Александр Герцен  в  «Былом и  думах»,  если называть вещи  своими  именами, ненавязчиво  похвалялся,  что  он,  мол, нашел  реальный   «аналог»  лермонтовскому  Печорину  -  некого  Печерина,  свободомыслящего  юношу-студента,  что-то пылко  сочинявшего,  сочинявшего, сочинявшего, а затем   покинувшего Россию    навсегда  и   ставшего   где-то  в  Ирландии  католическим монахом.

Герцен,  по сути  дела  «из любви  к  искусству» (чтобы  увидеть  лично и  потом    красочно рассказать   как  прав был   юный  гений, Лермонтов,  как  в России  «душно»  человеку с  умом  и талантом)  даже    писал письма   этому  Печерину, встречался  с  ним… Но  тогда  уже   фанатик-католик,  который  публично жег  протестантские  Библии, Печерин  этот   все же   мало  походил на  лермонтовского  Печорина, одинокого   разочарованного  во «всем  и  вся» скитальца.    Прототипа,  увы, так  и  не вышло… Да,   и не  могло выйти.   Лермонтовский  Печорин -   персонаж  насквозь выдуманный.   Таких  как он  в  реальной русской    жизни  не существовало.

  Да, были,  конечно,  праздные дворяне,  которые   пресыщались жизнью  даже  раньше, чем  в  нее по настоящему вступали  и  все норовили  попробовать,   все испытать,  чтобы  затем на  все  и наплевать,  «проигрывая  в карты»    и  своих крепостных,  и  свою  душу. Но  их  образы далеко  не  так красивы  и  загадочны  как  образ  Печорина из  «Героя  нашего времени». 

  И вообще эти   «герои  нашего времени» -  Онегины,  Печорины, Рудины,  даже  Обломовы -   персонажи,  прежде всего,  сказочные.  Это какие-то  романтические   рыцари  без  войска,  рыцари «лишенные  наследства»  из средневековых  легенд…  Наряжены они  их  создателями, конечно,  в  «русском стиле»,  но  по сути  своей  -   они   аляповато   украшают  российскую  действительность,  а  не ярко отражают   ее,  как доказывала  традиционная  русская критика  во  главе с  Белинским.     

Не  хотели, традиционно  не  хотели в  России   признавать, что  художественной  литературой всецело  правит  вымысел, правит  своевольная  и прихотливая,  а  нередко необузданная,  диковатая  писательская фантазия.  Эта    фантазия  создает  и  создавала  не   реальных  героев «русской  жизни»  (или, допустим,  немецкой жизни,  китайской  жизни…),  а  только  некие красивые,  обольстительные  или, наоборот,  ужасные,  отвратительные тени  и призраки.

Однако,   наивному читателю  всегда  кажется, что  эти тени  и призраки  материально  существуют,  реально   по  жизни бродят   -     он в  них  верит, а  писателей,  творцов этих  призраков,  этого вымысла   -  обожествляет. И  все  это -  совершенно  зря! 

   Никаким самоучителем  по  жизни,  никакой  открывательницей  истин  художественная  литература  не является.   Фактически  литература находится      в   тягостном  рабстве  у  произвола безудержной   фантазии   и жить   без   «вывертов» и  «гримас»  этой  фантазии   просто  не может.

 Чему,  если  быть   до конца откровенными,   научили  нас Толстой  и  Достоевский? -_  Да,  ничему не  научили,  живем как  и  жили, скорее  даже  еще суетливее,   мелочнее   и пошлее,  чем в  прежние эпохи!   А  что эти наши национальные  гении  проповедовали?  - В сущности, только    общеизвестное:   смирение,  нестяжательство,  веру  в  добро и  красоту.  Не будь   их  романы  и  иные  творения  сладостным  художественным   вымыслом, никто   и  не стал   бы  их особенно  долго  и всерьез    слушать  - прописные  истины,  как известно,  быстро  надоедают.  

Так  называемая  жизненная  мудрость   русской классической  литературы   и ее  так  называемая философская  глубина   в весьма  значительной  степени   -    обыкновенные мыльные  пузыри, готовые  лопнуть  от любой  серьезной  критики в  любой  момент.

Мы  не шутим. Наша  классическая  литература -  преимущественно  литература «больших  идей».  И мы  убеждены,  что    при  всех  возможных исключениях  и  оговорках,   во  многом,  очень во  многом  был  прав  Владимир   Набоков, не  воспринимавший  всерьез «идейность»  большой  литературы и  «литературу  больших идей», ядовито посмеивавшийся   над   Достоевским, Горьким,  Томасом  Манном.

Однако,   сам-то  Набоков   в  конце концов со  всей  своей верой  в  безидейное «чистое  искусство»  к чему    пришел?  -  К  своей  «Лолите»,   к  апофеозу  больного сознания,  лелеющего  и смакующего  свои  извращения как  «самое  дорогое» в  реальной  жизни, среди  ее,  якобы, всепожирающей   пошлости. Этим  и   прославился, как   известно,  на весь  мир.

 И этим,  в  сущности,  Набоков  славен в  современном мире  и до  сих пор,   поскольку  «Лолита»  его   как  бы то  ни  было  есть   действительно  лучшее, наиболее  художественно   впечатляющее и  убедительное  из всего,  что   Набоков написал. 

Но   признаемся себе   честно: такая   слава, увы,   не  самой высокой  пробы,  что-то родственное «славе»  маркиза   Де-Сада…

       Кстати, эта набоковская  девочка, Лолита    -  тоже призрак,  своего  рода сладостное эротическое привидение,  посещавшее  набоковские писательские  грезы,  а отнюдь  не  сколько-нибудь   реалистический  персонаж. Можно  сказать,  она слишком  соблазнительно   прекрасна, чтобы  существовать  на самом   деле. 

       Девочки    возраста  набоковской  Лолиты,  конечно, были,  есть  и будут,  но  они -  не  феи, а  еще  достаточно глупые  дети,  и для  того,  чтобы наделять  их даже  в своих   фантазиях   чертами «фей   любви»  надо, увы,   перечеркнуть  в  себе  весь здравый  смысл,   а попросту  говоря,  в достаточной  степени  «рехнуться».

        Так что  еще  неизвестно, кто в  конечном  счете более  был  «не в  себе», -   утонченно-изощренно-извращенно  и  бездонно   похотливый   Набоков   или  «жестокий талант»  Достоевский,   который своих  героев   с  христианской любовью   мучил  и мучил,  мучил  и мучил,  мучил  и мучил…

       Достоевский  проповедовал духовно  светлые  «большие идеи»,  но  его сознание    было  вместе с  тем  не чуждо   извращенного  мучительства.   Набоков эстетски отрицал  любые «большие  идеи»  в литературе  во имя  «чистой  красоты» ,  но  и его  сознание    было не  чуждо  извращенного  сладострастия,  чреватого похотливо   наглой   эксплуатацией  «детской плоти»  и  тем самым   все  тем же   мучительством…

       Кричащие литературные противоположности  сошлись  в парадоксальном   «поцелуе»,   равно свидетельствуя  об  одном -      в   так называемой   большой литературе   очень  часто торжествуют искусно воплощенные  в  художественное  слово болезненные  «вывихи»  сознания и  фантазий,  принимаемые  за  откровения    и художественные  прозрения,  тогда как  оценивать  их должна  по  большей    части   психиатрия.

       Художественная  литература -     точка  преломления безудержных  фантазий,  неуемного  лицедейства (актерского   подражания  жизни во  всех  ее видах  и  формах) и  торжествующего  алогизма, «выворачивающего  наизнанку»  весь здравый  смысл,  который в  жизни   содержится. И  это  -   художественная  литература,  «изящная словесность»  в  своих лучших,    на  века  запоминающихся   проявлениях  и достижениях,  таких,  например, как  творчество  Гоголя,  Кафки,  Джойса,  того же  Набокова.

         Что же  говорить  о литературе  «второго  эшелона» и  «второго  сорта»… Это   нередко  и даже  чаще  всего просто «мрак  и  бред», где  каждый  «творец» изгаляется  в  своих диковатых   фантазиях    как только  может,  что, надо  сказать,  и нравится  массовому  читателю,  который  и  ищет в  «читабельной»  художественной  литературе только  способное  поразить,  ошеломить,  озадачить   (как «щелчок  по  лбу» среди  бела  дня), ищет,  говоря    по  старинке,   «эдакое»,  чтобы потом  глубокомысленно,  важно заявить:  «вона  оно как  закрутил-то,   господин сочинитель,   чудно».                     

        Новую жизнь,  настоящую,  материальную,   из крови  и  плоти  художественная  литература   (и классическая,  и,  тем более,  не  классическая, с  историческим  предназначением  -  «в  макулатуру нашего  времени»),  естественно, не  создает  (из слов  реальность  не создается!),  а  жизнь старую,  уже  существующую -  не  копирует и,  если  «краюшком» все  же  отображает порой,  то,  в сущности,  так  же «точно»  как  издевательская  галерея кривых  зеркал   в парке  культуры  и отдыха…

        Так что  же    все таки   литература  тогда так   неустанно  творит? -  Ответ  очевиден как  ясный  день: только  тени  и призраки,  «бродячий»  вымысел, способный  закружить  голову, замутить  воду,  одурманить, ошеломить  и  околпачить. 

       В этом  смысле  и  в этом  «контексте»  лучший  и  наиболее  убедительный в  своей  роли  литературный  герой в  нашей,  ставшей классикой,  литературе  -  булгаковский   Воланд   со своей  славной  свитой «кудесников»,   берущий  на себя  роль   мага  и  демиурга,  а, в  сущности,  весь состоящий  из  упоительной «дьявольщинки»,  которую  обиженный   советской  властью   и необычайно  талантливый  писатель, Михаил  Булгаков,  с наслаждением  выпустил  «на волю»,  в  жизнь, чтобы  сполна   отомстила она  и  его жестокой  к  талантам   эпохе, и его   недругам,    и его   более  удачливым и  пронырливым  коллегам по  «писательскому  цеху» за  ту    вакханалию привилегий  и  удовольствий,   которую они  себе  посреди советской  бедности  и бытовой  неустроенности  благополучно «урвали»…

        В одном  из  последних своих   записанных  интервью, уже  незадолго  до смерти,  Борис  Стругацкий заметил,  некоторым  образом комментируя  явления  нашей классической  литературы,  что в  писателе  должен быть  необычайно  развит актерский  талант.  Это очень  верно.  Писатель постоянно  искусно    мимикрирует в  своем  творчестве, как  бы  гримасничает и  гримасничает,  создавая «рожицы»  (образы)  своих героев   как  создавал их,  в  частности, Гоголь…  

       И не  случайно  эти гоголевские  «хари», -   эти Ноздревы,  Собакевичи,  Городничие и  прочая   «нечисть», -     так   живучи, так  легко,  как привидения,  «перескакивают»   или «переползают»    из  эпохи в  эпоху,   что  проницательный,  зоркий  на «нечисть»   Бердяев  более чем  полвека  спустя   после    появления  этих  гоголевских «харь»  на  «Свет  Божий»   назвал  их с  ненавистью  и злостью  мерзкими   «духами русской  революции»  (революции 1917  года),  о которой  эти  гоголевские «хари»  на самом  деле, сидя  в  своих поместьях  и  чиновничьих креслах  в  середине Х1Х  века,     и знать  не  могли,  и ведать  не  ведали…

       И прав, увы,  прав  был Бердяев!   Призраки  тем и  отличаются  от живых  людей,  что  они  -  бессмертны. Стареть    призраки   просто неспособны,   они  только   перевоплощаются  и  перевоплощаются…  без устали  и  без конца.  И   видят эти  призрачные,  бесовские «хари»  наши выдающиеся  Гоголи и  Гофманы,  Кафки и  Набоковы…   и отображают,  отображают..,  смакуют и  раскрашивают.   И рождаются  тогда  в литературе   не   только  глупые,  пошлые  и старые    Коробочки,  но и  юные, нежные  и сладостные   Лолиты..,  и бредят  ими  наши славные  писатели,  лелея «бесовщинку»   в  самих себе.

         Вы спросите:  а  как же   наша  «здоровая и  честная»   литература, где  же  наш «Буревестник»  и   наш человек,  который  «звучит гордо»?  -   Как где?  -   Известно где:  в  мусорной яме  жизни  и истории,   большевикам,  знаете ли,   продались   с потрохами…  А  где же  князь Андрей Болконский?  Где Пьер?  -  Опять же,  известное  дело: в  эмиграции    с 1917  года,  англичанами давно  стали,  то  ли  лордами, то  ли  лейбористами… А  кто  же остался-то,  где  наши нынешние  герои?  - В  который раз приходится  повторять:  известно  где  -   в  животном мире.  Вы  почитайте Пелевина  -   «Жизнь насекомых».  Хороший  писатель, правдивый   и  такой весь  из  себя отечественный,  суверенный.   Второй Платонов.    Вместо  «Котлована»   у  него  «Чапаев и  пустота»  написана.  Славная  книга,   веселая.

        На этом  позвольте     закончить нашу   статью,   поскольку место   для  таких статей  как  наша в  нынешних  журналах строго   ограничено  -  квота,  знаете  ли, новые  правила,    минкульт и  минюст  распорядились,  «18+», забота  о  несовершеннолетних,  борьба с  гомосексуализмом   в массах..,  да,  и вообще  -  жизнь у  нас  и без  литературных  привидений   и   призраков   полна   чудес.

                                  
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ:

Носов  Сергей Николаевич.  Родился в Ленинграде ( Санкт-Петербурге)  в 1956 году. Историк, филолог,  литературный критик, эссеист  и поэт.  Доктор филологических наук и кандидат исторических  наук. С 1982 по 2013 годы являлся ведущим сотрудником   Пушкинского Дома (Института Русской Литературы) Российской Академии  Наук. Автор большого числа работ по истории русской литературы и мысли и в том числе нескольких   известных книг  о русских выдающихся  писателях и мыслителях, оставивших свой заметный след в истории  русской культуры: Аполлон Григорьев. Судьба и творчество. М. «Советский писатель». 1990;  В. В. Розанов Эстетика свободы. СПб. «Логос» 1993; Лики творчестве Вл. Соловьева СПб.  Издательство «Дм.  Буланин» 2008;  Антирационализм в художественно-философском творчестве  основателя русского славянофильства И.В. Киреевского. СПб. 2009. 

    Публиковал произведения разных жанров  во многих ведущих российских литературных журналах  - «Звезда», «Новый мир», «Нева», «Север», «Новый журнал», в парижской  русскоязычной газете  «Русская мысль» и др.  Стихи впервые опубликованы были в русском самиздате  - в ленинградском самиздатском журнале «Часы»   1980-е годы. В годы горбачевской «Перестройки»  был допущен и в официальную советскую печать.  Входил как поэт  в «Антологию русского  верлибра», «Антологию русского лиризма», печатал  стихи в «Дне поэзии России»  и «Дне поэзии Ленинграда» журналах «Семь искусств» (Ганновер), в  петербургском  «Новом журнале», альманахах «Истоки», «Петрополь»  и многих др. изданиях, в петербургских и эмигрантских газетах. 

После долгого перерыва  вернулся в поэзию в 2015 году. И вновь начал активно печататься как поэт – в журналах «НЕВА», «Семь  искусств», «Российский Колокол» , «Перископ», «ЗИНЗИВЕР», «ПАРУС», «Сибирские огни», «АРГАМАК»,  «КУБАНЬ». «НОВЫЙ СВЕТ», « ДЕТИ РА», «МЕТАМОРФОЗЫ» и др.,   в  изданиях «Антология Евразии»,», «ПОЭТОГРАД»,  «ДРУГИЕ», «КАМЕРТОН»,   «АРТБУХТА», «ДЕНЬ ПОЭЗИИ» ,  «Форма слова»  и «Антология литературы ХХ1 века», в альманахах « НОВЫЙ ЕНИСЕЙСКИЙ ЛИТЕРАТОР», «45-Я  ПАРАЛЛЕЛЬ», «Под часами», «Менестрель», «ЧЕРНЫЕ ДЫРЫ БУКВ», « АРИНА НН» ,  в сборнике посвященном 150-летию со дня рождения К. Бальмонта, сборнике «СЕРЕБРЯНЫЕ  ГОЛУБИ(К 125-летию  М.И. Цветаевой) и   в целом ряде других   литературных  изданий. В 2016 году стал финалистом ряда поэтических премий – премии  «Поэт года», «Наследие»   и др.   Стихи переводились на несколько европейских языков.  Живет в Санкт-Петербурге.  

Другие произведения автора:

Песня старых деревьев

УТРО ПОЛОЩЕТ БЕЛЬЕ ПОДБОРКА СТИХОВ 279

Ты стоишь у окна