Кто стоял за Гапоном?

История свержения династии Романовых таит немало тайн. Далеко не всё известно о движущих силах трёх русских революций: 1905–1907 годов, Февральской и Октябрьской 1917 года. Доктор исторических наук, заместитель главного редактора журнала «Российская Федерация» Александр Викентьевич Черняк много лет работает над раскрытием тайн истории России на рубеже XIX–XX веков, наполненной бурными революционными событиями. Сегодня многие считают, что народные массы боролись таким образом за лучшую жизнь, но, по мнению Александра Викентьевича, это не совсем так. Исследователь (в 2011 году в Минске вышла его книга «Тайны революций в России») выявил немало замалчиваемых многие десятилетия обстоятельств «кровавого воскресенья» 1905 года, давшего толчок к революционным событиям. Результаты его исследования представлены в этом материале.

В НАЧАЛЕ XX века в Российской империи ширились протестные выступления трудящихся. Пока это были первые разрозненные облака на небе России. Медленно, но неотвратимо они перерождались в грозовые тучи. Этому поспособствовала и русско-японская война 1904–1905 годов. Её породила борьба ведущих государств за передел мира. На Дальнем Востоке столкнулись интересы Японии, США, Англии, Германии, России. Япония хотела овладеть Маньчжурией и Кореей, вытеснив оттуда Россию. Англия и США поддерживали японцев, толкали на войну и при этом стремились закрепиться в Китае. Окружение Николая II советовало ему тоже начать войну, полагая, что это укрепит авторитет власти в империи.

Большинство историков считают политическим землетрясением, началом первой русской революции 9 января 1905 года. Об этом более чем за сто лет написано немало, но до сих пор не всё ясно в тех событиях, многие факты не поддаются простому и однозначному толкованию. В центре трагедии оказался Георгий Гапон, православный клирик, личность неординарная. С подачи эсеров он вошёл в историю как провокатор. Но не все исследователи с этим согласны. Впрочем, давайте познакомимся поближе с Гапоном.

Гапон Георгий Аполлонович родился в 1871 году на Полтавщине. Отец – казак, мать – крестьянка. Отца выбрали волостным писарем. Когда Георгий подрос, отцу удалось определить его в духовную семинарию. Особым прилежанием не отличался, часто вступал в богословскую полемику со своими преподавателями и по окончании курса получил лишь диплом II степени да «тройку» по поведению, что закрыло перед Гапоном двери университета, где намеревался продолжить образование.

Первое время он подвизался чиновником на побегушках в Полтаве, затем под напором девушки, в которую влюбился, принял сан священника и начал служить в кладбищенской церкви. Это назначение – загадка не только для его однокашников, но и для историков: место в кладбищенской церкви считалось престижным и доходным и, как правило, предоставлялось отличникам. Историк С. Фирсов пишет, что Гапону покровительствовал в годы учёбы и выхлопотал это место для него епископ Илларион (Ющенков). Чем он руководствовался, неизвестно.

Гапон ненадолго задержался в этой «хлебной» церквушке, через два года он уезжает в столицу, идёт к обер-прокурору Святейшего синода Константину Победоносцеву. Как попал на приём ничем не прославившийся священник к столь высокому начальству, загадка.

Ещё одна загадка: как с «тройкой по поведению, закрывшей ему дверь в университет, Гапон попал в Духовную академию?

И здесь бывший кладбищенский батюшка особо не корпит над книгами, больше балуется картишками, а однажды, проиграв 75 рублей и не имея их в кармане, посылает гонца с записочкой к епископу Антонину (Гроповскому) с просьбой выручить. Тот извиняется, мол, денег таких у него нет. «Я не ожидал последствий, – вспоминал епископ, – но каково было мое изумление, когда он в ту же минуту прислал мне страшно ругательное письмо, полное грубостей и дерзостей».

Думаете, картёжника Гапона выставили за это из Духовной академии? Отнюдь. Видимо, для улучшения материального положения в 1900 году его делают главным священником Второго убежища Московско-Нарвского отделения общества попечения о бедных и больных детях («Синий крест»), он становится законоучителем детского приюта для трудолюбия святой Ольги. Затем служит в Скорбящей церкви, что в Галерной гавани.

Как всякий батюшка, Гапон умел выслушать человека, сам обладал даром убеждения. Сумел уговорить стать его гражданской женой воспитанницу Александру Уздалеву, которая вскоре подарила ему двух детей.

Сожительство с воспитанницей – это скандал! Пастыря лишают сана священника и отчисляют из академии. Он возвращается в родную Полтаву, но… ненадолго. На этот раз помог чиновник из Охранного отделения – некто Михайлов, который почему-то сам приехал к Гапону и после разговора с ним отправил «наверх» благоприятный отзыв о расстриге.

Гапона не только восстановили в звании и дали место священника при доме предварительного заключения, но и предоставили возможность защитить диссертацию, получить степень кандидата богословия.

ОСЕНЬЮ 1902 года Гапон встретился с самим начальником особого отдела департамента полиции С.В. Зубатовым, по инициативе которого он направляет письмо министру финансов Витте и просит выделить деньги для создания рабочих кружков под надзором полиции. Зачем священнику понадобилось создавать организацию «Собрание русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга», когда у него была паства?

Впрочем, понятно: власть хотела взять под свой контроль рабочее движение. В августе того же года на средства охранки Гапон снял чайную с читальней на Выборгской стороне, ставшую одним из 11 отделений гапоновской организации, в которой к 1905 году было около 20 тысяч рабочих. По признанию большевиков, тогда у Гапона было по крайней мере в пять раз больше рабочих, чем в их партии.

Гапон признавался: «Мне было очевидно, что настоящие революционеры имели мало влияния на народные массы только потому, что могли действовать лишь тайно и в ограниченных кругах рабочих, так как остальная масса была им недоступна».

Выступая перед своими слушателями, Гапон страстно клеймил кровопийц-хозяев, при этом нахваливал доброго царя, самодержавный строй. Батюшка быстро прослыл радетелем за народное дело. Популярности прибавляло и то, что действовал не только словом, а и делом, стремился помочь остронуждающимся. Бедных хоронил даром, часть денег, получаемых с богатых похорон, отдавал бедствующим.

Как-то, разговорившись с совершенно незнакомым босяком, снял и отдал ему свои новые сапоги, некоторое время расхаживая по городу в дамских туфлях, так как другой обувки не было. Естественно, такие поступки не могли оставаться незамеченными, люди тянулись к нему, верили.

В НАЧАЛЕ 1905 года (3 января, иные историки считают именно этот день началом революции) хозяева Путиловского завода уволили рабочих-смутьянов Фёдорова, Уколова, Субботина, Сергунина. За них вступились товарищи по цеху – вспыхнула стачка. Забастовали 12.600 рабочих, Гапон предложил рабочим идти с петицией к царю с просьбой улучшить их жизнь.

Градоначальник Петербурга генерал Фулон разыскал по телефону Гапона, зная, что он руководит кружком рабочих на Путиловском заводе, попросил под обещание о восстановлении рабочих прекратить забастовку. Выслушав градоначальника, Гапон ответил, что требования рабочих гораздо шире – они включают установление 8-часового рабочего дня, увеличение зарплаты, учреждение комиссий по трудовым спорам.

Новые требования для Фулона стали неожиданными, он возроптал: «Побойтесь Бога…» Гапон пригрозил идти с петицией к царю.

5 января прекратились работы на Невском судостроительном заводе. На следующий день встали все крупные заводы и фабрики Петербурга.

В дело вмешивается митрополит Санкт-Петербургский Антоний (Водковский), он дважды вызывает священника к себе, но тот не является. Вступает в переговоры с Гапоном министр юстиции Муравьёв: увещевает священника, а когда видит, что слова не действуют, грозит арестом. Распрощавшись с Муравьёвым, Гапон домой не возвращается, переходит на нелегальное положение, призывает рабочих идти с петицией к царю с просьбой улучшить их жизнь.

В этом документе наряду с экономическими просьбами содержались и политические требования. Зачем священнику вписывать политические требования в петицию рабочих? Да и он ли это делал?

Узнав, что Гапон скрылся и шествие к царю не отменено, министры юстиции, внутренних дел, финансов и градоначальник, с которыми у Гапона до этого были доверительные отношения, заволновались: что делать? Допустить манифестацию значило капитулировать без борьбы. Решили не допустить народ к Зимнему дворцу, а Гапона арестовать. Решить-то решили, но почему-то не сделали этого.

Между тем Гапон 7 января посылает письмо Николаю II, в котором пишет: «Государь, боюсь, что твои министры не сказали всей правды о настоящем положении вещей в столице», и просит принять петицию. Ответа от царя не последовало.

Накануне, узнав о концентрации войск в городе, писатели М. Горький, Н. Аннинский и другие обратились к министру внутренних дел князю Святополку-Мирскому с просьбой предотвратить кровопролитие. Министр ответил, что от него ничего не зависит, хотя он употребит своё влияние, но вопрос-де решается на самом верху – царь поручил руководить всем великим князьям Сергею и Владимиру Александровичам и генералу Трепову.

ЛУКАВИЛ министр, от него зависело очень многое, и знал он о предстоящих событиях больше других, ибо находился в центре событий и во многом управлял ими. Дело в том, что после вступления на престол у Николая II возникает идея сближения с народом. «Народ и царь. И между нами – никого».

Как-то из разговора с великими князьями он узнаёт, что некий титулярный советник Клопов неоднократно обращается к престолу с просьбой разобраться с казнокрадами в мукомольном деле. Письма эти, естественно, до царя не доходят, но правдоискатель не сдаётся, продолжает писать. Царь заинтересовался этим фактом и пожелал встретиться с Анатолием Клоповым.

Застенчивый, кроткий, маленького росточка чиновник понравился царю, и Николай II отправляет его с секретным рескриптом и широкими полномочиями инспектировать Россию: выяснить, почему в стране невысокие урожаи, отчего злоупотребляют властью на местах служивые люди, словом, собрать и привезти царю всю правду о жизни народа.

Не успел Клопов отъехать от Петербурга и сотни вёрст, как во всех губерниях узнали о его тайной миссии. Его начали осаждать толпы людей со всевозможными прошениями. Высокие чиновники, которым он поручал разобраться по существу вопроса, вскоре докладывали, что всё сделано. В итоге Клопов привёз государю такую «правду-матку»: министр внутренних дел Плеве (убит террористом в июле 1904 г. – Ред.) и все чиновники стараются в поте лица служить царю-батюшке.

Идею сближения с народом царь пытается развить. Как нельзя кстати подворачивается священник Гапон, выполняющий поручения Охранного отделения. Тот призывает рабочих пойти к царю с петицией, рассказать ему о бедствиях простых людей, о притеснении их заводчиками. Государь выслушает народ и защитит его. Шаг к сближению будет сделан.

Но накануне шествия Николай II вдруг уезжает в Царское Село. Почему?

А не потому ли, что за три дня до намеченного, 6 января, случилось более чем странное происшествие. На Крещение на Дворцовой набережной, как всегда, была воздвигнута иордань – место для освящения воды. Приехал Николай II. По окончании ритуала ударяла пушка Петропавловской крепости, находящаяся как раз напротив. Должны были палить, как всегда, холостым зарядом. На этот раз выстрел был… боевой!

Только чудо спасло царя. Убит городовой по фамилии Романов, перебито древко церковной хоругви, стоявшей рядом с государем. Выстрел и фамилия полицейского произвели огромное впечатление на хозяина земли русской, хотя проводившие расследование высокопоставленные чиновники доложили ему о «случайности» происшедшего.

Но ближайшее окружение царя советует ему не искушать судьбу и не встречаться с ходоками. Николай II уезжает из столицы.

Вернувшись от Николая II 8 января около полуночи, министр внутренних дел Святополк-Мирский провёл совещание с участием командира гвардейского корпуса князя Васильчикова, шефа корпуса жандармов Рыдзевского, градоначальника Фулона и приказал не пропускать в центр города демонстрантов.

ВОСКРЕСНЫМ утром 9 января тысячи рабочих с жёнами и детишками отправляются к царю-батюшке. Собравшись у Нарвской заставы, на Васильевском острове, на Петербургской и Выборгской сторонах, у Московского вокзала, колонны двинулись к Зимнему дворцу. Манифестанты несут портреты царя, хоругви, иконы. Шествию полицейские велят остановиться и разойтись по домам. Но люди не желают это делать – они идут к царю…

Читаем прессу. «Правительственный вестник», № 7 (1905 г.): «Войска вынуждены были произвести залпы: на Шлиссельбургском тракте, у Нарвских ворот, близ Троицкого моста, на 4-й линии и Малом проспекте Васильевского острова, у Александровского сада, на углу Невского проспекта и улицы Гоголя, у Полицейского моста и на Казанской площади. На 4-й линии Васильевского острова толпа устроила из проволок и досок три баррикады, на одной из которых прикрепила красный флаг, причём из окон соседних домов в войска были брошены камни и произведены выстрелы; у городовых толпа отнимала шашки и вооружалась ими, разграбила оружейную фабрику Шафа, похитив оттуда около ста стальных клинков, которые, однако, были большей частью отобраны; в 1-м и 2-м участках Васильевской части были порваны телефонные провода и опрокинуты телефонные столбы; на здание 2-го полицейского участка произведено нападение, и помещение участка разбито…»

По официальным данным, в тот день погибли 130 человек. Но исследователи называют другую цифру. «По сведениям, собранным организованной потом специальной комиссией (в которую вошли передовые адвокаты), в больницы Петербурга были привезены 9 января 1.216 убитых и свыше 5.000 раненых. А сколько трупов попало в полицейские участки, а оттуда вывезено и зарыто в первой яме?!» – отмечает академик А. Воробьёв.

…Организовавший это шествие питерских рабочих Гапон знал, что петиция заведомо невыполнима. Знал и то, что в этот день царя в Петербурге не было и идея вручить ему просьбу рабочих в принципе неосуществима. Знал он и то, что за день до предпринимаемого им шествия правительство стянуло в столицу дополнительные военные части, солдатам выдали боевые патроны, и они блокировали центр города. Выходит, что повёл людей на заклание? Зачем? Сам повёл или выполнял чью-то волю?

Да, действовал по указаниям Пинхаса Моисеевича Рутенберга, который всё время находился рядом с ним и спас Гапона от неминуемой смерти. Спаситель тоже с Полтавщины, окончил Петербургский технологический институт, был социал-демократом, затем переметнулся к эсерам. В 1900 году женился на Ольге Хоменко, тоже участнице революционного движения, владелице издательства «Библиотека для всех».

В 1904 году Рутенберг устроился на Путиловский завод. Вскоре познакомился с Гапоном, который вёл здесь один из своих кружков, стал его ближайшим соратником. Это он, Рутенберг, подбил недовольных своим положением рабочих предъявить претензии хозяевам, а когда «смутьянов» уволили – стал активным их защитником, призвал товарищей объявить стачку.

3 января Путиловский завод остановился. И. Рутенберг, как он сам утверждает, переписал предложенную Гапоном петицию, с которой рабочие пошли к царю.

Это он, а не Гапон, организовал шествие, составил план движения, уложил Гапона рядом с собой, когда началась стрельба и погибли мальчик, несший фонарь, и старик с портретом Николая II. Это он, Рутенберг, посоветовал Семёну Рехтзаммеру (сыну управляющего акционерным обществом товарных складов и хлебных элеваторов) 9 января, ещё до всякой стрельбы, возвести баррикаду на 4-й линии Васильевского острова с разрушением телеграфной и телефонной линий, а затем напасть на полицейский участок.

Вполне можно допустить, что Рутенберг имел непосредственное отношение и к выстрелу боевым снарядом из Петропавловской крепости во время крещенского купания.

ПОЧИТАЕМ воспоминания Рутенберга, изданные в Париже в 1909 году: «На рабочих собраниях за Нарвской заставой меня знали и лично ко мне хорошо относились… Рассчитывая на свою выдержку и авторитет, которым я пользовался среди значительной группы рабочих, я думал, что смогу оказаться полезным и должен идти вместе с рабочими к Зимнему дворцу.

…Во дворе «Собрания» собралось уже много народу. Ко мне стали обращаться за распоряжениями…

Я вынул бывший у меня план Петербурга с приготовленными заранее отметками. Предложил наиболее подходящий, по моему мнению, путь для процессии. Если бы войска стреляли – забаррикадировать улицы, взять из ближайших оружейных магазинов оружие и прорваться во чтобы то ни стало к Зимнему дворцу. Это было принято. Пошли в ближайшую часовню, принесли хоругви и кресты…

Гапон так ослабел и охрип, что сказать ничего не мог. Я объяснил, какими улицами идти, что делать в случае стрельбы. Сообщил адреса близлежащих оружейных лавок».

Как видим, Рутенберг самолично руководил шествием. Ему не нужна была мирная демонстрация. Ему нужна была кровь! Он указал, куда бежать рабочим, если начнётся стрельба, чтобы взять оружие. Когда войска плотным огнём встретили манифестантов, Рутенберг повалил на землю Гапона, чтобы того не сразила пуля.

«Рядом со мной, свернувшись, лежал Гапон, – пишет он. – Я его толкнул. Из-под большой священнической шубы высунулась голова с остановившимися глазами.

- Жив, отец?

- Жив.

- Идём!

- Идём.

Мы поползли через дорогу к ближайшим воротам…»

В подворотне одного из домов Рутенберг постриг Гапона, заранее позаботившись о ножницах, поменял священническую шубу на зипун и повёл его прятаться по своим знакомым. Сначала зашли на квартиру к Горькому, затем он отправил его в имение под Петербургом, а оттуда за границу. Рутенберг снабдил Гапона деньгами, иностранными паспортами. Первоначально планировали переходить границу вместе, но по каким-то причинам Рутенберг задержался, и Гапон пошёл один.

Однако на указанной в Швейцарии явке Гапона не признали, и он заметался. Тут его свели с Лениным. Вождь большевиков с большой заинтересованностью слушал Гапона, потом цитировал его в своих статьях. Бывшего священника приняли в ряды РСДРП. Но уже в мае он вышел из этой партии. Появился Рутенберг и настоял, чтобы Гапон вступил в ряды эсеров. «В присутствии товарищей (Чернов, Савинков, Азеф) я объяснил ему обязанности, которые он берёт на себя, вступая в партию», – пишет Рутенберг.

У Гапона была идея объединить всех революционеров и стать во главе их. Он обратился с открытым письмом к социалистическим партиям в России, но это не входило в планы Рутенберга, который постарался избавиться от мавра, сделавшего своё дело.

Рутенберг помог Гапону вернуться в Россию, где, объявив его предателем, руками рабочих повесил его 28 марта 1906 года на специально снятой для этой операции даче в Озерках под Петербургом. А. Диктоф-Диренталь, участник убийства, вспоминал, как Рутенберг, на которого было страшно смотреть, протянул ему ножницы и сказал: «Этими самыми ножницами я ему обрезал волосы тогда, 9 января, а теперь ими же…» Рутенберг не окончил фразу и отошёл. Этими ножницами отрезали верёвку.

Историк, следователь МВД СССР по особо важным делам Э. Хлысталов, основательно проанализировавший архивы охранки, утверждает, что фамилию Гапона среди тайных агентов царской охранки он не встречал. Нет никаких донесений, подписанных священником. Все авторы ограничивались общими словами, фактами финансирования полицией рабочих кружков, которые создавал Гапон.

Но от этих фактов он не отказывался и сам. Да, получал деньги в департаменте полиции, однако тратил их на создание рабочих кружков, наём помещений и т. п.

То, что охранка всеми силами, не жалея средств, пыталась разобщить революционное движение изнутри, известно. Вот ещё одно свидетельство тому. Выдавая себя за журналиста, активно работал на подрыв революции известный в революционных кругах И.Ф. Манасевич-Мануйлов. Он начал свою карьеру в этом направлении ещё в 1902 году в Париже, где возглавил созданную на деньги охранки газету социалистического направления. Затем Мануйлова внедрили в духовную сферу и направили со специальной миссией в Ватикан, далее он внедрился в газету социалистов Avanti и сумел завербовать тогдашнего главного редактора этой газеты Бенито Муссолини. Так что царские власти были достаточно информированы о тех, кто ставил своей задачей свергнуть царское самодержавие.

Но вернёмся к Рутенбергу. В октябре-декабре 1905 года он руководил боевой дружиной в одном из рабочих районов Петербурга, после убийства Гапона уехал за рубеж. В 1917 году вернулся в Петроград, поддерживал Керенского. Затем вновь эмиграция, в 1920-е годы добился от британских властей концессии на электрификацию подмандатной Палестины, построил первые электростанции, создал и возглавил существующую и поныне в Израиле Электрическую компанию…

В 1905 году виновником кровопролития был признан министр внутренних дел Святополк-Мирский, непосредственно отдавший приказ о расстреле рабочих. Именно к такому выводу пришёл и Николай II, отправивший его в отставку уже 18 января. «Это был первый министр внутренних дел за весь столетний период с момента создания этого учреждения, ушедший в отставку без почётного титула или хотя бы ордена», – замечает исследователь Ю. Житорчук. При этом автор говорит, ссылаясь на дневники Николая II, что тот не знал всех обстоятельств происходящего 3–9 января в столице, ибо Святополк-Мирский не всё ему докладывал. Не доложил он и о намечающемся расстреле мирной демонстрации.

Зачем же это нужно было Святополку-Мирскому, тем более что он придерживался либеральных воззрений и был сторонником глубоких политических реформ? Ведь свою деятельность в МВД начал с частичной амнистии заключённых, сокращения административных репрессий и ослабления давления на прессу. Это он во время аудиенции 2 ноября 1904 года попросился у Николая II в отставку и, услышав «нет», заявил: «Если не сделать либеральные реформы и не удовлетворить вполне естественные желания всех, то перемены будут уже в виде революций».

По мнению Житорчука, Святополк-Мирский вольно или невольно стал участником заговора крупного капитала, который пошёл на крайнюю меру – организацию политической провокации, направленной на подрыв веры широких масс в доброго и справедливого царя. Именно для этого и понадобилась демонстративная стрельба в людей, нёсших иконы и портреты царя.

Во главе заговора, считает Житорчук, стояла крупная политическая фигура Ю.С. Витте (министр финансов России в 1892–1903 гг., председатель совета министров в 1905-1906 гг. – Ред.). В подтверждение своей версии Житорчук приводит разговор начальника канцелярии министра двора Мосолова, который по поручению шефа интересуется ночью 9 января – арестован ли Гапон?

В ответ слышит: «Решено арестовать его утром, при его выступлении». Однако, вместо того чтобы утром арестовать священника и объявить рабочим о запрете шествия, полицейские сами становятся в колонны, идут вместе с рабочими. Никто даже не попытался остановить демонстрацию, равно как и изолировать Гапона.

Более того, жена Святополка-Мирского в своём дневнике после событий «кровавого воскресенья» записывает: «Брешь пробита, и государь, при всём нежелании изменить существующий строй, или если не он, то его заместитель должен будет это сделать».

Версию дворцового заговора с участием Витте разделяют и некоторые другие историки, сводя её к замене Николая II на более решительного великого князя Николая Николаевича. Что, это вполне возможно – при дворе во все времена присутствовали интриги и заговоры (директор департамента полиции А.А. Лопухин в своих мемуарах писал, что после отставки Витте предлагал ему организовать покушение на царя. – Ред.).

…Но была ещё одна, более могущественная сила, заинтересованная также в свержении царя и революции в России, – крупнейшие банковские дома Запада. Но это – отдельная тема.

источник: Красная звездА
 

Другие произведения автора:

а из нашего окна

"В окопах Сталинграда "

Язык войны