Итальянский футбол

«Милан»-«Фоджа».  Постепенно трибуны наполняются все большим гулом. Кое-где раздается  треск  петард. Звуки трубы.  Болельщики растягивают длинные полособразные транспоранты. В некоторых местах затеваются шумные споры… И вот под  оглушительный  рев стадиона и всполохи взлетающих  фейерверков, на освещенном мощнейшими прожекторами  зеленом ковре появляются команды… 
Как итальянцы могут быть хорошими футболистами, великолепными игроками в игре,  которая требует синхронности и слаженности действий? Этим вопросом, если ты не завсегдатай стадионов, но занимаешься изучением культуры Италии, задаешься всегда, когда попадаешь на коллективное итальянское гульбище – обед или ужин,  где сразу же, еще прежде чем сесть за стол, образуются микрогруппы, внутри которых в свою очередь почти моментально начинаются споры о политике–  споры, проходящие в мощном запале, истовом  раже, достойном героической трагедии,  так что кажется, будто каждый готов отдать жизнь за  свою идею; отчего помещение тотчас же наполняется разнообразными шумами, порой случайно сливающимися в всплесках звука, напоминающего завывание, и    вокруг  возникает такая суматоха и неразбериха, что у человека неподготовленного или постороннего этому  миру, действительно, голова идет кругом… 
« Вечерами и после полудня, — писал об итальянцах Ипполит Тэн,- в кафе, на площадях мелкие буржуа, лавочники, служащие читают газеты и обсуждают министерские программы. Рассуждать о политике – удовольствие само по себе. Выступления дают выход их ораторскому темпераменту; политическая беседа представляется своего рода серьезным делом, практические результаты которого  неважны, поскольку оно уже само по себе самоисчерпывающе  и самодостаточно. Они не углубляются.» Сами итальянцы порой характеризуют такое свое поведение как «синдромом яслей», поскольку каждый из них в подобной ситуации стремиться преодолеть других, чтобы привлечь внимание именно к себе, как это делают дети в яслях. 
Отспорившись, итальянцы успокаиваются, все их эмоции как рукой снимает, и они сидят за столом, глядя друг на друга, радостные, довольные, с улыбкой, поскольку для них, действительно, важен сам  факт выступления, возможность выразить, показать себя. На  тему  спора и отстаиваемую ими позицию им наплевать. « Разговор здесь,- отмечал Стендаль, находясь в Италии,- лишь средство для выражения страстей: ему редко придается значение как таковому. Я не встречал француза, который понимал бы все эти обстоятельства в совокупности. » Беседа на политические темы  – это  игра, спектакль, в котором каждый во что бы то ни стало хочет быть протагонистом.  Спорят итальянцы   настолько убедительно и искусно, что    создается впечатление, будто пред тобой представители артистических династий, бережно передающих секреты актерского мастерства из поколения в поколение. И действительно в этом – вся их история.   Они  словно обречены на эту игру, в которой неведомо для них самих проявляется   спрессованное внутри каждого томление по чему-то большему, замаскированное отчаяние от ограниченности их мировоззрения, которую  предопределила судьба,  лишив еще в древности Италию интереса к идеальному  и не позволив ей по этой причине достичь  единства. Политическая беседа, представляющая таким образом не более, чем физиологический процесс, может быть расценена как форма неосознанного признания итальянцами первичности в их жизни биологического, первостепенности биологичности бытия.  Этот примат  единственное, что  по-настоящему объединяет всех обитателей Апеннин, социально и этнически непримиримо разных,  причем -  гораздо сильнее, чем национальность другие народы, и составляет их ментальность, «которая указывает коллективную тональность психического, особый образ мышления и чувствования народа, группы людей, как считает французский историк Ле Гофф, добавляя, что: « Уровень истории ментальности это уровень повседневного и автоматического( самопроизвольного), это то, что ускользает от исторических индивидов, поскольку выражает  безличное содержание их мысли, это то, что было общее у Юлия Цезаря и последнего солдата его легионов, святого Луи и крестьянина его королевства, Кристофора Колумба и моряка его каравелл.» Почему же тогда удается футбол? Почему итальянские команды одни из самых сильных в мире?  Что сплачивает биологических индивидуалистов, позволяя им наносить сокрушительные удары   противникам, не в последнюю очередь объединенным и вдохновляемым в борьбе так называемым чувством родины? Как ни странно, считают специалисты, именно их неумалимая тенденция к распаду и раздробленности.  Выражаясь языком социологии -  кампанилизм. Возвращаясь к истокам этого понятия — противостоящий всему миру гений малой социальной группы, смертный бог человеческой природы.   Или  возвышаясь над временем – ее практический интерес, обращенный исключительно на обслуживание и ублажение биологического начала каждого из в нее входящих . 
Трибуны гудят. Болельщики скандируют лозунги. Распевают гимны команд. Воздух  напряжен эмоциями и страстями. Стадион в Италии -это место «торжественного проявление» важных черт  национального характера: на футбольных матчах  соединяются воедино возможность удовлетворения уездного патриотизма, азартности и потребности в зрелище. В целом атмосфера напоминает ту, что описывали древние историки, говоря о зрелищах в римских цирках  и амфитеатрах. И действительно,  футбол в Италии это продолжение  традиции древнеримских игр, которая в определенный период ее истории, из-за отсутствия  жанра зрелищ для «больших сцен»,  на некоторое время была полностью заменена   театральными представлениями ( если, конечно, не брать в расчет такие — восходящие к  забавам римских легионеров — развлечения, как, например, флорентийский  «кальчо»,  с XIV  века раз в год выгоняющий на одну из городских площадей команды из 27 человек и  представляющий собой помесь регби, борьбы и футбола, что  порой  позволяет итальянцам приписывать себе честь изобретения последнего).  
Так же как в прошлом веке театр, сегодня  в Италии всеохватывающая политическая мера- футбол. С точки зрения социологии, в наши дни  футбол — «препятствие восстаний», подобно тому как в древнем Риме препятствием этим были гладиаторские бои и бега. Если в императорский период для управления народом  зрелища такого рода в Италии устраивались, как минимум, 182 дня в году, то сегодня, как  было замечено, расписание футбольных матчей  составляется так, что  поведение страны регулируется  на протяжении всей недели:   времени у итальянцев остается лишь на обсуждение предыдущего зрелища    и прогнозирование исхода будущего…  
При каждой ошибке игроков стадион  завывает в недовольстве. Как римляне требовали от  гладиатора искусства красиво умирать, которому его обучал в казарме ланиста и по правилам которого, собрав последние силы, он должен был найти свое решение и «правильно» подставить горло под меч победителя, чтобы  не портить  спектакля «поведением без стиля», так же итальянцы требуют от каждого футболиста артистичности и яркого проявления индивидуальности.  «Футбол,-пишет исследователь вопроса Франко Ферраротти,- это своего  рода необычайный балет, и возможно по этой причине основное качество большого игрока, более чем в чистой физической мощи, заключено в способности оказаться, подобно классическому танцору, в нужном месте в нужный момент, опережая логику проходов  и передач, в его умении действовать не по заученным школьным схемам, отработанным во время тренировок, а по чутью,  с фантазией мастера.»  Схожесть итальянского футбола с классическим танцем  была подмечена режиссером известного советского мультфильма «Как казаки в футбол играли», где он действительно представлен как балет, в отличие от напоминающего военную атаку футбола немецкого и смахивающего на  манерную салонную дискуссию футбола французского…