Демократично-психиатрично

8 февраля 2015 — Анатолий Кульгавов

Интернет-издание «ГРАНИ РУ» опубликовало следующий материал:

«Психиатрические репрессии возвращаются?

Павел Шехтман 29.02.2012

Активистка Вера Лаврешина прислала мне текст, в котором подробно описала свои и отчасти Надежды Низовкиной приключения «по психиатрической части». Вере Лаврешиной, напомню, уже побывавшей в больнице им. Ганнушкина после прошлого вторника и консилиумом признанной здоровой, вновь была вызвана скорая психиатрическая помощь в этот вторник, когда она отказалась представляться в ОВД «Арбат» (к счастью, на этот раз все обошлось). Самое интересное – выяснилось, все эти вызовы психушек, которые уже входят в систему, были не случайны, потому что у скорой психиатрической помощи есть ВНУТРЕННЯЯ ИНСТРУКЦИЯ отправлять в дурдом тех, кто отказывается называть себя.
Полностью воспроизвожу здесь текст Веры:

«А кто вам сказал, что моя цель – поскорее уйти домой?» - спросила я врачей из психиатрической перевозки. Вопрос был закономерен, так как первый час нашего общения состоял из хорошей такой психической атаки со стороны психиатрической помощи в лице двоих рослых, крепких, без атавизмов в виде совести и жалости представителей власти. Таковыми они себя не осознавали. Эти два голубя сизокрылых в синей форме, медиков по образованию, соответственно вели себя. Я заявила было, что мне надо в туалет (чтобы получше спрятать некую именную карточку), но меня не пустили грубо и категорично. - Будешь гадить здесь, причем прямо в штаны – сказал один. - Мы не милиция, чикаться не будем – сказал другой; - ну-ка быстро, фамилия, имя, где живете – отвечайте, либо грузим вас силой, везем в больницу, а оттуда вы уже не выйдете – вылечим на раз. Да, полицейские Арбатского ОВД, куда привезли часть задержанных на акции «Остановим диктатуру» в этот вторник, просто пионерская дружина по сравнению с такими гренадерами! Однако опыт показывает, что запас прочности у силовой нашей системы тоже не бесконечен. Битый час они добивались от меня указания имени – и не добились. На второй час (а дело уже близилось к полуночи), они вдруг стали жаловаться, что устали, что у них дети, что им, взрослым, образованным людям, платят 30 тысяч на этой собачьей работе… Что у них есть «внутренняя инструкция»: если человек не называет себя, не идет добровольно куда велят – его везут в психушку.

- Так вы бы поувольнялись с этой работы – посоветовала я.

- Некуда! – был ответ.

Получается, что такие серьезные структуры, на которые опирается власть, недовольны своим положением в обществе, зарплатой и возможностями. У них оказывается тоже понемногу лопается терпение от навязанного им стиля жизни.

- Я хотел бы сидеть в теплом кабинете, в белом халате, помогать людям.

Вместо этого я занимаюсь тяжелой, унизительной, грязной работой, - сказал старший из моих оппонентов. – шансов купить в Москве квартиру у меня нет, а эмигрировать куда-то я не хочу.

- Правильно, - сказала я, - не позволяйте им давить на вас инструкциями. Они незаконны. Нужно бойкотировать эту систему, вместе разрушать ее, наступать на нее. Тут героизма особого и не нужно. Просто массово начать неповиноваться преступным приказам, инструкциям и требованиям.

Я рассказала ему, что именно меня и Надю Низовкину (имени ее я конечно не назвала), у которой был плакат «Позор карательной психиатрии», и забрали нынче у Избиркома на Лубянке. И прежде, чем нас уволокли по автозакам, мы успели рассказать журналистам, о нашем недавнем опыте пребывания в больнице им. Ганнушкина. Меня выпустили неделю назад, а Надю в этот вторник. Мы обе прошли через медкомиссию, а Надя еще и претерпела суд. Возле больницы им. Ганнушкина есть забавный такой карманный суд, где без свидетелей и последующих резолюций принимаются решения, выносятся кулуарно приговоры о недееспособности, о передаче пациента «на поруки» родственникам и т.д. К Наде например вызвали ее маму из другого города, напугав что ее дочка сошла мол с ума и надо ее забрать из больницы и везти домой в Бурятию. Любопытно, что нам с Олегом Прудниковым, дежурившим в день суда у входа в 13-е отделение больницы им. Ганнушкина, где содержалась Надя, сказали, что суд состоялся, но «резолюция» поступит через 10 дней. Значит, человека держат в закрытой лечебнице без постановления суда и без решения врачебной комиссии. Нам никаких бумаг предъявлять и не собирались, зато приставили охрану и нас вежливо проводили на выход. P> Ну, а на следующий день, когда Надю отпустили якобы на поруки маме (сомнительную бумажку на эту тему ей рискнули показать, и Надя немедленно ее порвала) – на следующий день вечером мы вышли к Избиркому с плакатами на тему психиатрического террора.

Возвращаясь к диалогу с моими сизокрылыми архангелами из перевозки, скажу, что расстались мы с ними почти дружески. Себя я так и не назвала. К полуночи это их сломило окончательно.

- Назовитесь, и вы сразу же поедете домой, - сказали они мне устало.

- А кто вам сказал, что моя цель – ехать домой, а не в ваше осиное гнездо?

Они помрачнели, вздохнули и ушли.

Друзья, уже выпущенные и ожидавшие меня на улице, по счастью меня не выдали. В отличие от Виолетты Волковой, адвоката, которая, возможно из лучших побуждений, но сказал предыдущей перевозке мое имя, чтобы меня отпустили. Мы в тот день, 26 февраля, вышли с плакатами на Красную площадь – Надя Низовкина и я. У меня вообще был мирный плакат за Учредительное собрание. Но нет, стали нас забирать. Пришлось лечь прямо на брусчатку. Свинчивать нас сразу стало сложнее, вызвали подкрепление. Дальше привезли в Китайгородское ОВД. Мы как обычно отказались представиться и отвечать на вопросы. Нас по очереди заковали в наручники, по очереди вызвали нам психперевозку. В ОВД был адвокат, Виолетта Волкова, я ее попросила меня не выдавать, так как у меня есть свои задачи в этой ситуации. Но она меня не послушалась, пожалела видимо, выдала и меня отпустили. Конечно, благодаря ей я не уехала в больницу, но я хотела по возможности полюбоваться на лица врачей, комиссия которых совсем недавно признала меня вменяемой, поскольку с этой порочной практикой – возить людей в психушку, если они не желают представиться, надо бы покончить».

Там же, по ссылке «Вера Лаврешина»:

«16 августа задержана в Твери вместе с еще четырьмя активистами за шествие в поддержку политзаключенного Сергея Череповского. В ОП "Московский" отказалась представляться и была оставлена на 48 часов "для выяснения личности", хотя полицейские идентифицировали ее почти сразу.

18 августа, по истечении 48 часов, оперативники ЦПЭ отвезли Лаврешину в городской отдел СКР. Там следователь Валерий Горбунов объявил ее подозреваемой в нападении на полицейского, которое она якобы совершила при разгоне шествия. Согласно рапорту "потерпевшего", Лаврешина с силой ударила его рукой по правому плечу. При этом в травмпункт он не обращался и внешних телесных повреждений у него нет.

Активистку вновь задержали и доставили в ИВС до суда по мере пресечения. По части 1 статьи 318 УК (применение насилия к представителю власти) Лаврешиной грозит до пяти лет колонии.

20 августа в Московском райсуде Твери прошло заседание по выбору активистке меры пресечения. Горбунов ходатайствовал о заключении Лаврешиной в СИЗО; представительница прокуратуры его поддержала.

Между тем адвокат активистки Елена Романова, ранее защищавшая учителя Илью Фарбера, представила суду медицинские документы о наличии у Лаврешиной ряда серьезных заболеваний. По свидетельству присутствовавших, судья Игорь Булыгин был в шоке.

Тем не менее однозначного отказа в ходатайстве следствия Булыгин не вынес. Вместо этого он продлил Лаврешиной срок задержания еще на 72 часа, постановив за это время провести ее медицинское освидетельствование.

Новое заседание по выбору активистке меры пресечения состоится в пятницу, 23 августа. Романова намерена ходатайствовать об освобождении своей подзащитной под залог 300 тысяч рублей.


22.08.2013
»

А вот что публикует в интернете автор Дмитрий Беломестнов:

«Хроника голодовки 26 декабря

25.12.10.

Сегодня обнаружил, что лежу в палате №6. В гордом одиночестве. На вторую ночь санитара при мне не оставили.

Поскольку день субботний, то это в чистом виде лишение свободы, никаких врачей по выходным не бывает.

Очевидно, что врачей не будет и в период новогодних каникул. Т.е., я просто буду отбывать срок, назначенный мне чекистами. Экспертиза как эвфемизм лишения свободы.

К тому же сегодня день рождения у матушки. Нельзя исключить, с учетом ее возраста и состояния, что один из последних. Но ни в какой форме проявить свое внимание к ней я не могу.

Чекисты старательно выбирали время заключения меня в сумасшедший дом. Эти 30 суток (если ими ограничатся) захватывают и матушкин день рождения, и Новый год, и мое 55-летие. Вряд ли Никита Сергеевич снимет еще один фильм с таким названием.

Живая реакция блогосферы на мой адрес радует. Но не обнадеживает. С общественным  мнением чекисты давно не считаются.

Отличие голодовки в медицинском учреждении от голодовки в зоне. Там меня помещали в штрафной изолятор, в самую холодную камеру. Здесь измеряют давление и температуру, настоятельно предлагают очищающие клизмы. Прогресс, однако. Даже принудительным кормлением почти не стращали.

Угнетает отсутствие прогулок. 30 дней в закрытом помещении без свежего воздуха тоже не радуют.

Просмотрел распечатки сообщений информагенств и интернет-изданий о моем помещении в психушку. Ни в одном не упомянута фамилия  якобы оскорбленной мною судьи. Берегут тонкую карательную душу судьи в третьем поколении Марии Шишкиной? Мне кажется, что таким куклам со стеклянными глазами хоть плюй в глаза. А чекистские заказы они исполняют со всем их садистским удовольствием.

Можно посмотреть и с другой стороны. Оскорбление неизвестного судьи.  Т.е.  всего судейского сообщества, назначенного указами Национального Лидера и его медвежонка.  Т.е. всего путинского режима. По существу - та же антисоветская агитация и пропаганда.



Хроника голодовки. День четвертый

 

27.12.10

РЕПОРТАЖ ИЗ ПАЛАТЫ !№ 6

Только что, полчаса назад,

Алексей сообщил о  возможности выхода на СУХУЮ ГОЛОДОВКУ в случае не прекращения репрессий в его отношении со стороны медицинского персонала.

Вчера, 26.12.10 дежурный врач психиатрической больницы №3, фамилию которого узнать не удалось, отказал в свидании двум посетителям Алексея, ничем не мотивировав свой отказ. "Право имею".

Сегодня утром, завотделением №12, в котором находится на обследовании Алексей, Икрянова Вера Валентиновна, пыталась отнять у него телефон.

Алексей сообщил мне об этом рано утром.

Чуть позже я отправилась к нему с одеждой и распечатками двух статей Волчека и Подрабинека.

Дверь мне открыли после трех очень продолжительных звонков. Знакомая медсестра (мы с ней в пятницу познакомились), она даже и спрашивать не стала к кому. Сразу сказала, что все свидания для Мананникова только после посещения завотделением, т.к. она их запретила. Оповестила Веру Валентиновну о моем приходе, которая и попросила меня подождать окончания приема пациента.

За время нашего короткого общения я сумела проскочить в отделение и уселась на стульчик прямо напротив больничного коридора, всем своим видом показывая, что готова подождать встречи прямо в отделении.

Медсестра наседала.

Я уже готовилась к отступлению. Вдруг увидела Алексея, идущего по коридору мне навстречу. В руках у него были листы, готовые для передачи мне. В том числе доверенность для  защитника и заметки в рубрику "Хроника голодовки". Пока я соображала, медсестра выхватила их из рук, я даже не сообразила из чьих, моих или Алексея. Она тут же передала их завотделением. Документы мне не вернули.

Я успела передать ему пакет с одеждой, предварительно показав содержимое медсестре.

Меня выставили в коридор. Алексей остался ждать на стульчике.

И вот я на приеме у завотделением. Начав с вопроса "Кем я ему прихожусь?"

 - Единственный человек в городе, которого воспринимает его мать

- Так значит, знакомая, хорошая знакомая?

- Нет, не просто знакомая. Больше чем жена, больше чем друг и прочее.

Она тут же открывает закон "Об оказании психиатрической помощи" ст.37 пункт 3. И ссылаясь на этот пункт объясняет мне, что она ограничивает все его права: переписку без цензуры, пользование телефоном, приемом посетителей, т.к. своим отказом общаться с психотерапевтами и экспертом Алексей осложняет  выполнение поставленных перед ними задач.

При этом пункт 3 ст.37 предусматривается ограничение прав пациентов только в  "интересах здоровья или безопасности пациентов, а также в интересах здоровья или безопасности других лиц", о сотрудниках психбольницы речи не идет.

- Я могу передать Алексею чистые вещи?
Реплика врача-эксперта "А зачем? Он же в нашей пижаме".

Мое недоумение: " Но ведь под пижамой есть футболка, носки и даже трусы. Это Вам известно?"

- Хорошо, вещи можно передать.

- А забрать для стирки?

- Хорошо

- Могу ли я получить рекомендации у Алексея по поводу ухода за матушкой?

Ответ - потряс своим цинизмом. Врач-эксперт Гончаренко Ирина Васильевна (фамилию я прочла на табличке на двери кабинета) ответила: "А зачем ее водить в туалет, надели подгузники и пусть лежит хоть весь день".

Наконец-то, Алексею разрешают получить передачу. Я просачиваюсь в щель между дверью и заведующей отделением.

Передачу второй раз досматривают. И вытягивают из пакета две распечатки. Алексей очень быстро соображает, что это и очень быстро завладевает этими письмами. Завотделением пытается вытянуть эти письма уже из его рук. Но реакция Алексея молниеносна. Он моментально прячет листки под пижаму. "МОЕ!"

- Вот видите? Он даже здесь мешает.

А теперь Алексей обращается ко мне: "Передай в интернет, что я готов выйти на сухую голодовку" На этом свидание закончено. Вера».

Короче говоря, репрессии вообще и психиатрические репрессии в частности возвращаются. А если говорить ещё точнее, а главное - ещё откровеннее, то они никуда никогда и не девались.

 

2013-08-30 

© «Стихи и Проза России»
Рег.№ 0190712 от 8 февраля 2015 в 16:41


Другие произведения автора:

Крымские тезисы Александра Рослякова

Нельзя молчать!

Кирюша

Рейтинг: 0Голосов: 0471 просмотр

Нет комментариев. Ваш будет первым!