Поручик Ржевский за границей (14)

 

 

(окончание)

Начало:


14

    Не буду утомлять любезного читателя описанием нашего похода. Скажу лишь, что к тому времени, как мы достигли Варшавы, война закончилась, и Наполеон был схвачен. Мы, гусары, сожалели о том, что нам не пришлось участвовать в тех славных баталиях.

    На отдых после похода наш полк расквартировали в десяти верстах от Варшавы  городке Р. Уютное местечко, украшением коего служили барышни и дамы. Польки, заверяю вас, весьма прелестны. 

    Встал я на постой у ясновельможного пана Казимира Малыха. Пан вполне оправдывал свою фамилию, был низкоросл и весьма толст. Он пригласил нас в свой палас. То, что он наименовал дворцом, был обычный кирпичный дом с мансардой, окружённый хозяйственными постройками и небольшим парком. 

    Разместившись в комнате, кою пан Малых отдал мне под временное жительство, я пошёл прогуляться и ознакомиться с округой. Выйдя из комнаты, я столкнулся нос к носу с молодой и весьма привлекательной особой лет двадцати.  

    Щёлкнув каблуками и наполнив коридор звоном шпор, я склонил перед дамой голову и, представившись, поздоровался. Дама сделала книксен и тоже назвалась:
   – Пани Малых.
   – О, я рад познакомиться с дочкой ясновельможного пана Казимира, – воскликнул я.
   – Я жена пана Казимира, – зардевшись, поправила меня пани.
   – Пану очень повезло, – ответил я и поцеловал протянутую мне ручку. – Я и сам бы с удовольствием женился на вас без раздумий.

    Пани Малых, вспыхнув, поспешила удалиться, шурша шёлком. А я стоял и смотрел ей вслед, любуясь её покачивающимся задом и размышляя о том, какова у неё вагина, каковы на лобке волосы, спрятаны за створками и выглядывают ли восхитительными язычками пламенные лепестки, и представил, как при каждом шаге красотки одна о другую трутся обольстительные створки. Затем я подумал: почему каждая женщина, ведёт себя так, будто у неё нет такой сокровищницей, как вагина? И ещё я подумал, почему пан Казимир не познакомил меня со своей женой? Или старый хрыч боится, что я её соблазню? При этой мысли я бесстыдно улыбнулся и решил: 
   – Непременно соблазню. 

    Вечером, встретив пана у дома, слезающего с брички, я спросил его:
   – Ясновельможный пан Казимир, почему вы не представили меня вашей красавице жене?

    Пан Казимир, сверкнув на меня злыми глазами и задрав подбородок, высокомерно ответил:
   – Пан поручик, по независящим от меня обстоятельствам я дал вам комнату в моём паласе, но сие не означает, что мы с вами стали друзьями. А жену я представляю моим друзьям.

    Пан попался мне с гонором. Но это только придало мне пылу в достижении намеченной цели.

    Пролетели два дня моих тщетных стараний увидеть пани Малых так в уповании с нею пофлиртовать. Она редко оставляла свою комнату и старательно избегала встреч со мной. 

    Я не ведал, как долго наш полк простоит в сем благодатном городке, а потому должен был поторапливать события. Не мог я потерпеть конфуза от гонористого пана и его заносчивой супруги, и обязан был наставить ему рога, а её проучить.

    Отвлёкло меня от сей заботы торжество по полку по случаю производства нашего командира Иванова-Каменского в полковники. Так прошли ещё два дня. Отпраздновав, мы стали готовиться к новому походу. Все с нетерпением ждали приказа о возвращения в Москву, на место постоянной дислокации полка.

    Я был готов признать, что потерпел камуфлет от строптивой пани. Однако гусар не сдаётся на милость победителя, а бьётся до конца.

    Я позвал Ваську и сказал ему, что нужно на день вывести из строя пана Казимира, чтоб он и носу не казал «в свой палас».

   – Но домой он должен вернуться целым и невредимым, – добавил я.

    Васька крутанул свой рыжий ус и ответил:
   – Будет исполнено, ваше благородие. Только для дела мне потребуется целковый.

    С утра пан Малых обычно отправлялся осматривать свои поля. И в то утро он не изменил установленному правилу. Васька исчез со двора раньше, пообещав мне, что пан Казимир раньше завтрашнего полудня домой не вернётся.

    Пани Янина ещё не выходила из комнаты. Не теряя времени, я поспешил к ней. Дом ясновельможного пана Малых не изобиловал прислугой, поэтому я без помех подошёл к двери комнаты, за которой слышался негромкий голосок пани Янины. Пани в лёгком батистовом платье с декольте, чуть прикрывавшем соблазнительные холмики, приподнимаемые обвязанной под ними голубой лентой, была одна и сидела перед зеркалом. 

    Вежливо постучав и не дожидаясь ответа, я вошёл в комнату. Пани Янина испугано воскликнула:
   – Уходите, пан поручик! Пан Казимир никому из мужчин не разрешает входить ко мне. 
   – Пан Казимир далеко, пани Янина. 
   – Он иногда скоро возвращается.
   – Я успею удалиться. Ведь из вашего окна видны ворота и часть дороги, – успокоил я взволнованную женщину.
   – И всё-таки, я прошу пана поручика удалиться.
   – На вас надето прелестное платье, – произнёс я восхищённым тоном. – И эта лента идёт к вашим очаровательным глазкам.

    Известно, что все женщины любят, когда ими восхищаются и делают комплименты по поводу их наряда, лица, прически или ножек и так далее. Не была исключением и пани Янина. Её неприязненный взгляд смягчился.

   – Значит, вы находите, что цвет этой ленты мне идёт? Я тоже так думаю. А вот пан Казимир говорит, что эдак повязывать ленту вульгарно.
   – Что вы, пани Янина. Я насмотрелся на парижских светских дам. Так повязывать ленту – последняя мода. 
 
    Пани Янина посмотрела на себя в зеркало. 

   – К сожалению, пан Казимир не позволяет мне в таком наряде показываться в обществе, – вздохнула она. – Почему вы, пан поручик, не женщина? Мы могли бы тогда обсудить нынешнюю парижскую моду. Она доходит до нас так поздно.  

    Я подошёл к пани Янине вплотную, встал за спиной и, взявшись за одну из бретелек платья, опустил её с плеча на руку
   – Этак лучше, пани Янина, – пояснил я, заодно погладив оголённое плечико и руку. 

    От прикосновения моей руки щёчки пани Янины вспыхнули алым цветом, а сама она отклонилась в сторону.

   – Пугливая козочка, – подумал я и, взявшись за вторую бретельку, сдёрнул платье с прикрытых им холмиков.

    Передо мной открылись два пленительных полушария с крупными сосками и большими тёмными кружками вокруг них. 

    Пани Янина вскрикнула «ах!», насколько могла, прикрыла их ладонями и попыталась подняться со стула, а я постарался удержать её, но стул качнулся и опрокинулся на спинку. Пани Янина тоже шлёпнулась на спину, взметнув ноги к потолку, отчего подол платья соскользнул ей на живот. Я прижал её полу. Конечно, панталон на ней не было. Сие парижское новшество, нечастое пока и в самом Париже, ещё не добралось до провинции, каковой является Варшава. Я увидел светлые завитки, покрывающие вход в предвечное сущее, и чтобы удержать женщину в сем положении, положил на них руку, пропихнув её между сжатых бёдер, и ощутил вытекающую из её очаровательной расселины влагу.

    Удивительно, но пани Янина не кричала, никого не звала на помощь, только сверкала гневно глазами, шумно дышала и продолжала с силой сжимать ляжки, будто надеялась тем самым сберечь своё целомудрие. Я раздвинул их, и они упали по обе стороны стула. Разве есть упоительнее грёзы, чем раздвинутые ножки женщины? Я с восторгом рассматривал открывшуюся мне красоту. О, благодарю Тебя, Создатель, сотворивший сие двустворчатое чудо, сей языческий рай, манящий нас своим блаженством.

    Я погрузил палец в любовное жерло, смочил его вытекающей из глубины недр амброзией и стал водить им по напрягшемуся бутону похоти, высунувшему наружу розовую головку.

    Пани Янина, словно смирилась с неизбежным, замерла, притихла, насторожилась, отдавая дань нарастающему наслаждению и вслушиваясь к тому, что сей момент происходит в глубине борозды, кою пропахала в ней природа. В её глазах, вдруг сделавшимися волглыми, пропали молнии гнева и озлобления, и засветилось нетерпеливое ожидание неизбежного. А губы, ещё недавно прогонявшие меня, набухли желанием сказать «да» тому, что ещё несколько минут казалось невозможным постыдным для ясновельможной пани. Словно нечаянно ручка её коснулась места, где уже в полной готовности восстал мой дружок.

    Я, как бы стремясь убрать палец из расселины, ослабил его давление на похотник, в тот же миг пани Янина невольно потянулась за своим ублажателем, приподняла попу, а руку положила на мою, стремясь вернуть её в прежнее положение. Я не противился и в свою очередь приник губами к её набухшему и затвердевшему соску. Некоторое время я так играл и пальцем, и языком, пока не услышал исторгнутое пани Яниной постанывание, не ощутил пробежавшую по её телу судорогу, а в руку мне не выплеснулась густая амброзия.

    Несмотря на то, что пани Янина успешно кончила и расслабилась, она не отпустила мою руку от своей промежности, а голову продолжала прижимать к упругому полушарию.

    Свободной рукой я, как мог, приспустил рейтузы и высвободил из них проворно вскочившего дружка и положил на него руку пани Янины. Она обняла его и прижала к себе. Я последовал за нею и, отшвырнув в сторону мешающий мне стул, занял его место между ног женщины и с подобающей нежностью погрузился в неё…

    Мы предавались наслаждению до вечерних сумерек, сначала на полу, затем на супружеском ложе. Мой дружок отведал все отверстия пани Янины. Только когда в спальне потемнело, моя любезная подружка встрепенулась, вспомнив о своём ясновельможном супруге, и удивилась тому, что он ещё не вернулся.

   – Он живой и здоровый вернётся завтра не раньше полудня, – успокоил я её.

    Долгие экзерсисы возбудили в нас чувство голода. Мы решили сделать перерыв и спустились на кухню, где хозяйничала кухарка Ядвига. По дороге на кухню, мы наткнулись на вытянувшегося в коридоре у двери моей комнаты Ваську. Он спал, окутанный крепким винным запахом.   

    Янина прошла на кухню, а я, подойдя к Ваське,  пошевелил его ногой. Васька проснулся и немедленно вскочил на ноги.

   – Ты где это успел так нализаться? – сердито спросил я его. – Для этого тебе понадобился целковый? Где ясновельможный пан Казимир?
   – Не извольте беспокоиться, ваше благородие, ясновельможный пан пьяный вдупель сейчас развлекается в Варшаве с бл*дями.
   – Как тебе удалось заманить пана Казимира к бл*дям?
   – Мы с Петькой Васильевым его сперва угостили контушовкой, ваше благородие. Он выпил за здоровье Его Императорского Величества целую бутылку. После этого мы поехали в Варшаву и доставили пана прямиком в бордель мадам Люлю. А на оставшийся полтинник мы с Петькой тоже причастились контушовкой.
   – А на бл*дей где нашли деньги? – уже спокойно поинтересовался я.
   – Ясновельможный пан Казимир сам расплатится с мадам Люлю, – усмехнулся Васька. – С него довольно того, что мы потратили ему на контушовку.
   – Ладно, Василий, иди, отсыпайся. Благодарю за службу.

   
   – Рад стараться, ваше благородие! – выпятив грудь, гаркнул Васька и, лихо повернувшись, отправился в свой угол.

    А мы с Яниной всю ночь не спали и расстались только на рассвете.

    Пан Казимир вернулся домой после полудня с глазами побитого кобеля. 

    А через несколько дней пришёл долгожданный приказ о передислокации нашего полка в Москву.

    На этом заканчиваются мои заграничные приключения и сими строками пока заканчивается моя книга…

(продолжение следует)

 

http://russianpoetry.ru/proza/yeroticheskaja-proza/poruchik-rzhevskii-v-moskve-1.html