КОЕ-ЧТО К ВОПРОСУ ОБ ЭКСТРЕМАЛЬНЫХ СИТУАЦИЯХ 2 [из цикла ПРОЗА ЖИЗНИ]

Эк загнул! Почище, чем Полин Реаж с Эммануэль Арсан вместе взятые, А что делать? Впрочем, и так ясно, что; начинать с начала. 

Говорят, жизнь – лучший сценарист. Возможно... 

На этот раз, в отличие от двух предыдущих ее «сценариев», Сашка с дамой познакомился не сам. Их познакомила одна общая знакомая, точнее, она стала общей в момент их знакомства, до этого-то она знала их порознь. 

Честно говоря, она ему в тот момент не показалась. То ли настроение у него такое было, то ли погода подвела. В смысле, так она одета была, что на него не подействовало. 

Но вот потеплело на дворе, лето пришло. И как-то прогуливаясь со всем семейством, он, как обычно, сделал стойку (мысленно, разумеется!) на эффектную дамочку, идущую навстречу. И это оказалась (да-да, вы угадали!) именно она. 

Словно пелена спала с Сашкиных глаз (во, штамп!!!). Трудно было представить, что это одна и та же женщина. 

И он (в очередной раз!) влюбился. А раз влюбился, то (естественно!) тут же захотел. 

Но встречался редко; от случая к случаю. Да и то, на улице. А что улица? Да ничего. В смысле – хорошего. 

Но однажды во время очередной встречи (на улице) помог он ей, и пригласила она его к себе домой. Так он у нее в доме впервые оказался. Кофеечку попил (любимый напиток), стихи почитал. 

А лето-то – тю-тю! Прошло, значит! И осень второй месяц заканчивает. Пригласил он ее на природу съездить, пока холода не начались, причем, с вполне определенной целью, и она эту цель прекрасно поняла, и поехать обещала, но не вышло никак. 

Зима же потянулась. Но все-таки кончилась. А там и весна к середине подошла. И появилась «первая ласточка». Как-то раз зашел он в гости, а там – муж. Познакомила она их. Муж тут же в комнате в свою книжку уткнулся, а они на кухне пристроились. Кофеек пьют, и Сашка Лавинии (так он ее назвал: ну не нравилось ему ее настоящее имя!) стихи читает. Идиллия, да и только. 

Стемнело за окошком. Стал он домой собираться. Она же мужу говорит, пройдусь, мол, подышу свежим воздухом, и за Сашкой следом… 

Дошли они до угла, он ей и говорит: 

- Спасибо, что проводила! – а она дальше идет. Подошли к кустам сирени, те уже распускаться начали. Запах обалденный. И подействовал этот запах, как ему и положено. Обнял ее Сашка, губами к лицу тянется, думу думает: 

- Что-то будет? 

Она же подставляет свои губы, но не просто, чтоб отвязался, а со страстью. И поцелуй у них этот затягивается минут на пять, пока какая-то шальная тачка фарами их не подсвечивает. 

Лавиния тут же от него отпрянула, как на месте преступления пойманная. А он ее утешает; да кто, дескать, нас тут увидит, а увидит – не узнает. И опять – губы к губам. 

С полчасика поцеловались; и – по домам. 

Еще больше он ее завожделел после этого. 

В очередной визит сел он на диванчик, стал стихи новые читать, она же рядом в халатике домашнем пристроилась. Так ведь сел он, Скорпион проклятый, так, чтобы в вырез халата ей глазом метить. Углядел там грудки он маленькие, аккуратненькие. Вот только одно обидно – сосков не увидал. Она же его взгляд перехватила, запахнула вырез. И ведь не попросишь открыть, сын неподалеку сидит, в телик уставился. 

Неделя прошла, он опять в гости. Она одна, сын – в деревне, доча – где-то на улице бегает, муж – на работе. Идеальное время. А раз оно такое, полез он опять целоваться. Она не против, самой приятно. Так он, обнаглев, халатик ей распахивает и ну груди целовать. 

Вот тут-то, полностью их увидев, обалдел наш поэт. Ровно девичьи – такие маленькие – и это у матери двух детей. 

Посопротивлялась Лавиния (причем, больше для виду!), но к грудям допустила. Он их языком обработал, соски столбиками встали, а больше ни-ни, а вдруг доча с улицы придет, а? Э-э-э!!! 

Прошла еще неделька, съездили они втроем: Лавиния с дочей и он на Волгу, подальше от дома и знакомых. Там уж он всю ее фигуру увидел (в купальнике), так еще больше обалдел. Ну, никак не увязывается в его голове такая классная фигура с двумя детьми. 

А после купания, пока она переодевалась в сухое, он ее покрывалом от любопытных взоров прикрывал. Чужих, разумеется. Сам-то опять на грудки полюбовался: от холодной воды подобрались они, сосочки привстали; кайф, да и только! 

Теперь бы все остальное сделать, да как? Доча, если не дома, а на улице, то в любой момент вернуться может. А он сохнет, стихи пишет, в которых неслучившееся случившимся представляет. И ей, соответственно, читает. 

Короче говоря: то ли достал он ее, то ли история с синяком тому виной, но… 

Что за история?.. Да пришел он как-то, а у нее синяк под глазом. Пожалел он ее, погладил по волосам, синяк поцеловал. 

- Бедненькая! – говорит. Потом поинтересовался, откуда, мол, «украшение»; не муж ли поставил, к нему приревновав. 

- Нет! – отвечает. – Не муж, а угол крышки погреба ударил, когда оттуда вылезала. А муж, вместо того, чтобы пожалеть, говорит: «Бывает…» 

Сжал он ее в объятиях покрепче, и давай утешать; в смысле, целовать. 

И все. Растаяла Лавиния воском ярым, ровно свеча. Или мужу решила за невнимание отомстить; рожки наставить, или еще чего. Как бы то ни было, а желанный (для Сашки!) момент пришел. Два дня спустя. 

Начался этот день для Сашки с хлопот: именно в этот день проставлял он для бригады отпускные. Поэтому возник он у Лавинии подшофе, да еще «благоухающий» чесноком от самодельной капусты по-корейски. К тому же – небритый (дней пять – не меньше…) 

Ввалился он к ней этаким чертом, а там уборка в разгаре. Лавиния ходит по квартире со шваброй, протирая полы, а доча с подружкой в зале на ковре сидят, в «Dandy» режутся. Идиллия, да и только. 

Ну что взять с мужика влюбленного, да еще и под хмельком. Вот и стал он за ней по квартире ходить этаким хвостиком. Она – в спальню, он – туда же. Она – на кухню, и он. Она прихожую намывает – не отлипает. 

Закончила Лавиния уборку и говорит: 

- Посиди в зале, подожди, я только вымоюсь… 

Зря она это сказала. 

Не успела в ванную комнату войти, тут как тут Дон Гуан наш скорпионистый. И галантно начинает раздевать. Много снимать не пришлось; один халатик. Ибо под ним у любимой его только трусики, и ничего больше. Белые. Узенькие. Ажурные. Соблазни-и-ительные! Потянулся он к ним, а Лавиния ручки его загребущие да жадные отбросила и за шторочку полиэтиленовую – шасть! 

И вот тут-то и произошло то, с чего этот рассказ начался. Но сама она отнюдь не считала свои трусики символом полной и безоговорочной сдачи на милость победителя, поскольку довольно резко оттолкнула Сашку, едва тот попытался отодвинуть шторочку. Да еще с такой ехидненькой интонацией поинтересовалась, что ему, собственно говоря, здесь нужно? 

- Помыть тебя! – заявляет он на синем глазу. 

- Спасибо! – с той же интонацией продолжает она.- В душе вода есть, так что помоюсь я одна, как-нибудь без помощников!.. 

И поворачивает кран. 

Неожиданно тот оказался Сашкиным союзником, ибо засипел и застонал, но воды не выдал. 

- А я что говорил? – теперь та самая интонация прозвучала в Сашкином голосе. И он, решительно отдернув занавеску, стал одной рукой черпать при помощи ковшика воду из ведра и поливать ей Лавинию, а другой мылить мочалкою ее прелестное смуглое тело с маленьким, аккуратно подстриженным pip-hire`ом черного цвета под плоским животом. Ополаскивать же он ее предпочел рукою, нежно поглаживая все заслуживающие ласки места. 

Ополоснул он ее, вышла она из ванны. Так он и вытирать ее нацелился. А она и заявляет, дескать, тут на двери крючка нет, если доча войдет, сам знаешь, что будет. Но он все равно теранул грудки с треугольничком полотенцем, поцеловал эту троицу и вышел. 

Вышел, прошел в зал, взял журнал с анекдотами, в кресло плюхнулся и читает. Точнее, пытается, поскольку в голове вид прелестный. Как там у поэта: «Прелестный образ и почти что нагишом!». А тут не почти что, а в наряде Евы, о натюрель! 

Минут через пять после его выхода появляется и она в оченно интересном наряде; сверху топик на бретельках тоненьких, а снизу – юбка до колен, которая на боку застегнута на одну-единственную пуговицу. Видать, для пляжа костюм предназначен. 

Вошла она в комнату и тут же дочу начинает за хлебом посылать. Да еще ей денег на мороженое сулит. Та сначала поднималась с неохотой (как же от «Dandy» отрывают!), но про мороженое услышала и прямо взлетела. Резко обуваться стала. Так резко, что ей Лавиния даже сказать решила, чтоб не очень сильно торопилась. Причем, что магазин тот у них во дворе… 

Хлопнула за дочей дверь, и Лавиния, в зал не заходя, сразу в спальную пошла. Он с кресла взлетает, еще быстрее дочи, и за ней. Останавливаются они у супружеского ложа, он ее обнимает, целует, топ норовит снять. Она же его (топ!) резко сдергивает и, пока он летит на пол, ложится на ложе, откинув полу юбки, и ноги расставляет. Опять перед его глазами треугольничек замаячил, а под ним место искомое. А она рукой глаза прикрыла и говорит: 

- Давай быстрей, пока она за хлебом ходит… 

Быстрей это хорошо, но хочется, чтобы и она наслаждение получила. И начинает он ей сосочки языком ласкать. Поднялись они, дальше пополз язык его шаловливый. В пупочке пяток оборотов описал и за губки цвета розы принялся, да и про горошину, что чуть выше розы, тоже не забыл. 

Сколько это длилось?.. Наверное, немного. Приспустил он штаны с плавками, стал прилаживаться, а она помогать ему стала. И пошло у них дело полюбовное. А страсть его забирает тем сильней, чем больше ощущений. Тех же хватает, даже очень. Главное же из них, что, несмотря на двух детей, как нерожавшую любил; так узко. И стало его забирать все больше и больше. Да и она руку с глаз убрала, постанывает потихонечку. Только непонятно из-за звукоизоляции хреновой (чтоб соседи не услышали) или из-за того, что ложе это супружеское скрипит, как черт знает что, она до конца расслабиться не может и полностью наслаждению отдаться. 

Но тут приходит момент заветный, и он, испуская свой звук неповторимый, вжимается в Лавинию так, как будто одним целым с ней стать хочет. Только и минуты не проходит, а она поднимается. Он, естественно, тоже. Бежит она в ванную, юбку застирывать, потом опять в спальную – гладить, и его в ванную гонит, дескать, мы, женщины, по запаху можем определить что мужик у другой был. 

Сделал он все, что надо, и опять в зал к креслу и журналу с анекдотами. Ровно и не вставал с него. Она тоже юбку с топом надела, как и не было ничего. 

В итоге, когда доча с хлебушком явилась, все было чинно и благородно. Правда, когда она дверь открывала, заметил он, что «магазин открыт», но молния – это вам не пуговицы; вжик! – и все путем. 

Какие планы он потом насчет Лавинии строил - жуть! И ключи от других квартир искал, и на природе собирался с ней встретиться. Все зря! Не вышло ни – че – го! 

И это все о Лавинии… А жаль!.. 

2002