А я ему - раз!
28 сентября 2011 — Вячеслав Сергеечев
Первое время Сашок был очень горяч. Придет с работы, оттолкнёт меня от объятий, рысью в ванную, погремит пять минут душем, выскочит из ванны, в чём мать родила, и кричит истошно на меня:
– Дура! Ты что-нибудь соображаешь? Видишь, что я тебя хочу так, что у меня глаза вылезают из орбит. Почему в одежде? Нагота – идеальное декольте красивой женщины.
Срывает он с меня кофточку, оторвав несколько пуговиц, срывает лифчик, бросая его в угол.
Затем задирает он мне юбку и снова истошно кричит:
– Дура! Руки вверх!
Я поднимаю руки.
– Дура! Руки вверх!
Я поднимаю руки.
Он стаскивает с меня через голову юбку, швыряет её со зверским лицом в другой угол и хватает себя двумя руками за голову, матерясь, как последний сапожник:
– Ну, чему тебя учили в яслях? Я всю дорогу ехал к тебе, чтобы сразу отделать тебя так, как отделал бог черепаху, а ты не смогла себя подготовить! У меня всё моё достоинство дымится от перевозбуждения, а тебе хоть бы хны! Я тебя давно уже должен был разорвать пополам, а тут приходится возиться с твоими трусами.
– Ну, чему тебя учили в яслях? Я всю дорогу ехал к тебе, чтобы сразу отделать тебя так, как отделал бог черепаху, а ты не смогла себя подготовить! У меня всё моё достоинство дымится от перевозбуждения, а тебе хоть бы хны! Я тебя давно уже должен был разорвать пополам, а тут приходится возиться с твоими трусами.
Рвёт он мои тоненькие, ажурные, дорогие трусики, которые можно было с меня сдуть, валит на ковёр всю в слезах от счастья, ибо я безмерно рада тому, что он меня так сильно любит, хочет, и творит чудеса! Постыдна не любовь, а её отсутствие.
И я совсем не сержусь на него за «дуру», ибо я таковой и являлась, и не сержусь на него за порванные мои любимые трусики, ибо – это счастье, когда любимый от страсти теряет голову. Женщины всегда готовы поменять полезное на прекрасное. Я чувствую себя королевой!
Никакие там Екатерины Великие никогда такого счастья в своей жизни не имели и иметь не могли, ибо мой любимый меня любит не за титул «Князя из грязи», а за то, что я его жена, которая его любит больше собственной жизни. Будь князем по крови, а не по грязи. Любовь от сердца дороже любви от ума. Духовная близость вне конкуренции. Семья – это свято!
На следующий день всё снова начинается, как и накануне. Сашуля звонит в дверь и, ещё не войдя, кричит с порога:
– Опять ты, такая-рассекая, мешаешься при входе. У меня всё моё «достоинство» отваливается от страсти и дымится от желания тебя залюбить до смерти, а ты стоишь, как вкопанная!
– Опять ты, такая-рассекая, мешаешься при входе. У меня всё моё «достоинство» отваливается от страсти и дымится от желания тебя залюбить до смерти, а ты стоишь, как вкопанная!
И тянет он в мою сторону свои ласковые руки, чтобы оттолкнуть меня, а я ему – раз, и в сторону. Он и мимо. Пока он в душе, я уже подготовила ему сюрпризик – становлюсь на середину ковра. Зачем в постели? Всё равно он меня скинет на ковёр. На ковре ему интереснее. Всё постель, да постель! Это же – скучно.
Он, с ничего не видящими глазами повылезавшими из глазниц, подходит вплотную ко мне, а я ему хитро эдак улыбаюсь. И, урча бегемотом из африканских джунглей, смотрит на меня и хрипит, как испорченный репродуктор:
– Опять, дура, ничего не поняла! Опять в одежде? Чему тебя учили в детском саду? Вот я сейчас тебя так отделаю – узнаешь, почём фунт лиха!
А я ему – раз, и скинула халатик, прикрыв лобок руками. У него «шары» на лоб, а его «он» шлёпнул его по его же пупку. Грудь-то у меня выше, чем у него «он».
Хватает он двумя руками мои сиськи, впивается своими озверевшими губами в мои соски и начинает их так самозабвенно целовать и тискать, что они чуть не выскочили из груди и не поотвалились, как отваливаются порою сосульки с крыши, когда видят, что под ними парень так любит девку, что стало жарко даже сосулькам.
– От некоторых округлых форм голова идёт кругом, – орёт он.
Отрывается он от моей груди и тянет свои «грабли» к моим трусам, чтобы разорвать ещё одни мои ажурные трусики, крича:
– Дура! Когда поумнеешь, опять в трусах? Чему тебя учили в школе?
А я ему – раз, и открываю мои руки, прикрывавшие моё потаённое местечко. Трусов-то – нет.
– Дура! Когда поумнеешь, опять в трусах? Чему тебя учили в школе?
А я ему – раз, и открываю мои руки, прикрывавшие моё потаённое местечко. Трусов-то – нет.
А моё потаённое местечко, которое так заждалось этого разбушевавшегося сексуального маньяка, что уже давно плачет обильными слезами, страдая от долгого ожидания его волшебной палочки, совсем разомлело. И только он сказал своё последнее слово, как а я ему – раз, и развела ручки свои в стороны, и это потаённое место, переполненное подогретой моей любовью, так расцвело от счастья и предвкушения нечеловеческой радости, что стало розовой лилией.
У моего любимого опять «шары» на лоб. Он становится на колени и начинает нести меня по кочкам за то, что я никак не раздвигаю свои стройные ножки, как я – раз, и кладу свою левую ножку ему на плечо, моему дорогому и единственному.
Он начинает в безумии целовать всё, что ему попадается под руку, а я, дура, и рада до слёз. Я уже не на этом свете от счастья, а на том. Он своим язычком выделывает такие кренделя, что если попытаться из полоски теста повторить за ним его путь, то получится плюшка с двадцати четырёх кратными завитушками. Гордиев узел тут отдыхает. После того, как мой любимый насладится всеми прелестями моего тела, он снова начинает нести меня уже не по кочкам, а по ухабам:
– Опять тебя, старую дуру, чтоб тебе ни дна, ни покрышки, нужно валить на ковёр! Чему тебя учили в институте?
А я, «старая дура», которая моложе его на десять лет, на всё это не обижаюсь, а, млея от счастья, делаю всё, что только пожелает мой любимый. Умение любить – это дар, а не искусство. Прекрасное не может быть постыдным.
– Опять тебя, старую дуру, чтоб тебе ни дна, ни покрышки, нужно валить на ковёр! Чему тебя учили в институте?
А я, «старая дура», которая моложе его на десять лет, на всё это не обижаюсь, а, млея от счастья, делаю всё, что только пожелает мой любимый. Умение любить – это дар, а не искусство. Прекрасное не может быть постыдным.
Он тянет свои ласковые руки, чтобы толкнуть меня в мою почти девственную грудь, а я ему – раз, да падаю, как подкошенная, на только что пропылесосенный ковёр.
Здоровый секс только в гигиенических условиях.
У него в который раз «шары» на лоб? Уж и не припомню. Затем он, мой любимый, опять начинать орать на меня так, что сыплется штукатурка с потолка:
– Раздвинь свои коленки так, как тебя учили в аспирантуре!
Тянет он, мой родной, свои ласковые с поволокой руки, потому что он этими руками любит устраивать мне выволочку за мои волосы во время любви, а я ему – раз, и раздвигаю коленочки свои так широко, что шпагат в спортивной гимнастике отдыхает. У него снова «шары» на лоб. Интересно, в который раз? Но тут он снова начинает меня материть так, что люстра, вроде бы, сорвалась с крюка, но повисла на проводах:
– Опять ты губами своими разшлёпалась! Я что, должен как Диоген днём с огнём бегать по окрестностям и искать вход?
Хочет он рукой найти мою тайно-вожделенную дверцу в мир счастья и блаженства, как я ему – раз, и его «дымящийся», по мановению моей левой волшебной руки, оказывается сам в нужном месте и в добром часе. Иногда даже и долее. Я в Раю от счастья! А может в Аду? Интересно: если в Раю комфортней, то в Аду – содержательней. Однако: только любовь даёт наслаждение бытия.
– Раздвинь свои коленки так, как тебя учили в аспирантуре!
Тянет он, мой родной, свои ласковые с поволокой руки, потому что он этими руками любит устраивать мне выволочку за мои волосы во время любви, а я ему – раз, и раздвигаю коленочки свои так широко, что шпагат в спортивной гимнастике отдыхает. У него снова «шары» на лоб. Интересно, в который раз? Но тут он снова начинает меня материть так, что люстра, вроде бы, сорвалась с крюка, но повисла на проводах:
– Опять ты губами своими разшлёпалась! Я что, должен как Диоген днём с огнём бегать по окрестностям и искать вход?
Хочет он рукой найти мою тайно-вожделенную дверцу в мир счастья и блаженства, как я ему – раз, и его «дымящийся», по мановению моей левой волшебной руки, оказывается сам в нужном месте и в добром часе. Иногда даже и долее. Я в Раю от счастья! А может в Аду? Интересно: если в Раю комфортней, то в Аду – содержательней. Однако: только любовь даёт наслаждение бытия.
И тут мои сладкие грёзы прерываются звонком в дверь. Конечно же – это пришёл мой любимый и долгожданный. Как трудно нам, жёнам, ждать, пока наши мужья придут и упадут в наши объятья…
– Наше истосковавшееся сердце по любимому не выдерживает долгой разлуки. Сколько бы мы ни имели любви – всё мало.
– Наше истосковавшееся сердце по любимому не выдерживает долгой разлуки. Сколько бы мы ни имели любви – всё мало.
– Дорогая и любимая, дай я тебя поцелую! Извини, что задержался в пробке, моя бесценная. Цветы поставь в вазу.
Но почему я целый час не могу дозвониться? Ты что, спала? Спала и видела счастливый сон про то, как я приду с работы, нежно тебя поцелую, и как я с трудом буду ждать того сладкого мига, когда я тебя, моя любимая, покрою… Да, да, да! Покрою с ног до головы поцелуями, потому что у меня кроме тебя, моя радость, нет никого на свете из женщин целого мира, которых бы я так сильно любил, как тебя, и с которыми я хотел бы оказаться, как с тобою, в ложе любви...
P. S.
Это и многие другие рассказы, а также песни и инструментальную музыку, Вы можете послушать в авторском исполнении на Парнсе:
© «Стихи и Проза России»
Рег.№ 0015272 от 28 сентября 2011 в 22:43
Рег.№ 0015272 от 28 сентября 2011 в 22:43
Другие произведения автора:
Это произведение понравилось:
Рейтинг: +1Голосов: 11055 просмотров
Нет комментариев. Ваш будет первым!