Телок

Жёлто-серая ткань полевой палатки, обожженная лучами южного солнца, впитала сок зари, разлившейся по краю Востока. На столе, заваленном всякой бумажной всячиной, нервно застрекотал полевой телефонный аппарат, вырвав старлея из пространства, где его сознание пряталось от кошмара войны с мятежной республикой Ичкерия. Будто сто чертей одновременно заколотили молоточками по деревяшке. Душа старшего лейтенанта Чубова вздрогнула и выбралась из мрачной глубины тяжёлого сна.

«Какого чёр-р-р-рта?!»

Дежурный по бригаде бухнул сухим кашлем в «трубу» – то ли простудился, то ли недоспал –  и загудел низким утробным голосом:

– Вызывают… Требуют в тыл зайти. Ещё вопросы будут?

Нет вопросов… Чубов пнул сержанта Воловикова в грязную подошву ботинка, провонявшего крепким солдатским потом.

– Остаешься за меня. А я в штаб.

Контрактник высунулся из-под шинели и отравил воздух перегаром самогона. Он всю ночь корпел над расписанием занятий, чтобы командир миномётной батареи утвердил его на служебном совещании в штабе бригады. Впрочем, какая может быть учёба на войне? Какой-то штабной дурик, позабыв, что в Чечне воюют, а не разбивают асфальт строевого плаца каблуками со специально прибитыми подковками, заколебал подчинённые подразделения своими указаниями и проверками. И, тем не менее, штаб бригады вынужден строго следовать «ЦУ», вытекающим из приказа Министра обороны на новый учебный год. Командование соединения, конечно же, понимало, что строевая подготовка, уставы и ОМП миномётчикам нужны, как зайцу стоп-сигнал. Однако, сей документ в подразделении всегда должен присутствовать на случай, если нагрянет проверяющий со штаба армии. Конечно, этот кадр не пойдёт на боевые позиции оценивать мастерство артиллеристов на месте, а будет торчать в штабной палатке, листая папки с документами, любезничать и гонять с секретчицей чаи, закусывая бутебродами с копчёной форелью, и пугливо озираться, когда грохот разрыва снарядов «с той стороны» приблизится на опасную дистанцию. И незачем ему знать о проблемах батарейного писаря Воловикова, добросовестно выполнившего свою работу, о том, что тот, перед тем как завалиться спать на деревянный топчан, налил себе в стакан не крепкий чай, а чачу, которую  всегда держал при себе, как успокоительное средство. Хотя на этот раз у сержанта почему-то разболелась голова.

Воловиков пробурчал что-то недовольно себе под нос и, переваливаясь, как гусь на затёкших и кривых ногах,  потащился к стволу акации, к которому прибит дюралевый умывальник с соском. Набрал в пригоршни мутной воды и снял жар с лица.

 

Солнце выползло и прилепилось к горизонту слипшимся блином. Прохладный ветер, белой птицей слетевший с вершин горного хребта на равнину, словно преданный пес, лизал языком небритое лицо Чубова.

Штаб бригады – длинный вагон на колёсах, с торчащими на крыше пиками антенн – находился за рядом больших брезентовых палаток, упрятанных в зеленке. Из приоткрытого окна мобильного узла связи весело попискивала морзянка и «пела» протяжным  голосом телефонистка:

«Десятый, десятый, четырнадцатому... На связи...»

 

– Я Чубов. Кто меня вызывал?

Дежурный капитан, полулежавший до этого на табурете, привалившись спиной к стенке, оторвал помятое лицо от раскрытого журнала для записей и тупо уставился на старлеявоспалёнными от недосыпа глазами. Хрипло произнес:

– Зайдите во вторую комнату. Там офицер из штаба тыла ждет вас.

Майор, сухой, как гвоздь, обросший щетиной и воняющий, словно помойный пёс, поздоровался, пожав крепко руку старлея, и проинформировал его:

– Ты поедешь в Моздок по указанию командира бригады, отвезешь в госпиталь груз по доверенности. Загляни по пути к артиллеристам и забери гильзы от снарядов для барыг. Ещё… Попов просил, чтобы ты привез водки. Ещё…

Тыловик глянул на Чубова испытующе:

– Увезешь мясо на рынок? Из вырученных денег десять процентов твои...

– Увезу…, – кивнул Чубов. Предложение майора было заманчивым. Проветриться, отключившись от боевых будней, да ещё «бабло» заработать батарее: офицерам на водку и на конфеты для солдат. Вот обрадуются-то! Овощи и фрукты тоже не помешают.

«Наверное, разведчики пригнали тёлку», – сообразил он. В солдатской столовой образовался перегруз по мясу, вот повара и решили разбавить мясную диету свежей картошкой, которую тыловики покупают у местного населения за наличные деньги.

 

Старший лейтенант Чубов вернулся в своё подразделение в хорошем расположении духа. Слава богу, утренний психоз рассосался. Офицеры и контрактники батареи сидели до трех ночи за преферансом. Потом «глушили» чачу. Наорались, набегались по позициям. Ранило двух солдат по их собственной глупости – нарушили технику безопасности, что на войне случается довольно часто. Статистика показывает – в ходе боевых действий солдаты гибнут чаще всего из-за нарушения техники безопасности. Например, боец закемарил в кустах, а механик водитель танка или самоходки его не заметил и переехал, как бревно. Самое надёжное место для отдыха – это палаточный городок. По периметру расставлены посты, и дневальные находятся на улице.

 

В общем, есть проблемы. Да и как же им не быть, если в российской армии всё делается через одно место. Когда формировали воинскую часть в Екатеринбурге для отправки в Грозный, кто-то в Москве одним росчерком пера в приказе добавил минометную батарею и погрузил её в железнодорожный эшелон. Хотя правильнее было бы сначала потренировать личный состав на полигоне, рассказать и показать бывшим конвойщикам, что и куда нужно толкать, дабы миной не оторвало голову.

 

   Для обучения младших специалистов искусству артиллерии прислали полковника из штаба армии, получившего боевой опыт Афганистане. Начальник ракетных войск и артиллерии был одет в новенькую полевую форму, испускал ароматы водочного перегара и французской туалетной воды. Судя по всему, щёголь ещё тот. Вызвав молодого комбата к себе, заставил его вспоминать основы математики, чтобы научиться производить расчеты. Сначала Чубов не понимал, чего полковник от него хочет.  Но Попов нарезал тонкими пятачками вкусно пахнущий лимон, разложил аккуратно на тарелочке, налил в два стакана осетинской водки,  предложив отметить своё вступление в должность.

– Не тушуйся парень. Не таких учили… Предлагаю дружить…

Дело быстро пошло на лад. Спецы через две недели палили из минометов в белый свет, как в копеечку. Куда попадали? Куда надо, туда и попадали, – докладывала войсковая разведка.

 

Чубов – забайкалец, родом из даурских казаков. Из тех самых казаков, чьи предки не успели сбежать в гражданскую в Китай с атаманом Семёновым и поэтому были вынуждены любезничать с новой властью,  состоявшей из  голодранцев, именовавших себя активистами и революционерами. Семья Чубовых уцелела от ареста только потому, что в числе первых вступила в колхоз, пожертвовав ради общего дела бычком и  поросятами. Отец Виктора, повзрослев, съездил к дальним родственникам в Краснодар и взял в жены девицу гречанку. Первенцу достался от матери красивый эллинский нос, миндалевидные глаза и курчавые волосы. Не одна девчонка сохла по этому Апполону во плоти.

После школьного выпускного вечера Виктор поступил в училище МВД. Когда ему присвоили лейтенанта, получил распределение в режимную зону, где был поставлен на должность командира роты охраны, потому что офицеров не хватало. Через год Чубова вместе с ротой отправили на чеченскую войну. Вот такая у него получилась биография.

 

Солдаты уважали старшего лейтенанта за преданность российскому флагу, честность и отеческую заботу о солдатах. Он хорошо усвоил от наставников суворовскую мудрость: «Береги солдата в строю, и он станет опорой в бою». Комбат, не жалея времени для работы с молодыми солдатами, учил их методам маскировки и иным способам выживания на войне. Позволял «дедам» причаститься ста граммами фронтовых. Кто-то баловался травкой. Что поделаешь, иных способов избавиться от стрессов на войне не существует. И в Великую отечественную войну наши деды употребляли горькую, так что для фронтовиков чарка водки с кусочком чёрного хлеба на столе –  давняя русская традиция.

 

– Воловиков! – зычно крикнул Чубов, вперив строгий взгляд на кучку солдат, столпившихся у полевой кухни.

– Я здесь, товарищ старший лейтенант!

Сержант подошел к офицеру и доложил, заправляя под ремень куртку:

– А у нас появился новичок. Максимов его фамилия, родом с Пензы. Прибыл сразу после учебки. Можно сказать – готовый специалист.

– Зови его…

– Есть!

Максимов выглядел не молодцом. Тёмные, припушенные густыми ресницами очи. Совсем как у дивчины. Высокий, горбится, стесняясь своего неестественно большого роста. Руки короткие. Пальцы как обрубки, черные от въевшейся в кожу грязи. Молодой солдат смутился и опустил глаза.

– Стрелять из миномета учили?

– Показывали…

– Показывали или учили?

– Стрелял… два раза…

– Не густо. Чем в учебке занимался?

– Ходил в караул, внутренние наряды да хозяйственные работы.

     – Ясно... Отведи-ка, друг любезный Воловиков, его на пищеблок, пусть помогает поварам до моего приезда. Потом решим, куда такого крутого специалиста пристроить.

– Понятно…, – протянул сержант, – значит, не нужон на позиции? Ну, таких-то у нас навалом.

Чубов наморщил лоб. Что ещё? Зайти к Попову…

 

Полковник сидел на ящике от снарядов в своей палатке и драил тряпочкой ордена и медали, все боевые, с Афгана. Судя по всему, собирался в очередной отпуск. Чемодан открыт и заполнен наполовину бельем.

– Ну что, кадет, готов к бою ?

Попов придумал Чубову это прозвище. Наверное, за его молодость.

– Готов. А вам-то что привезти?

– Он спрашивает. Известно чего. Водки московской, да побольше. Отвальную перед отпуском с друзьями делаю. И тебя приглашаю… Прошлых запасов на три дня едва хватило. Охочих до этого зелья  пруд пруди. Гильзы возьмешь на второй позиции.

– Ясно!

– Ну, бывай.

Полковник дружески хлопнул старлея по плечу.

 

«КАМАЗ» выехал за расположение части, а Чубов думал о Попове. Странный человек этот полковник. Боевой офицер. Три командировки в Афган. Два раза был ранен в бою. Контужен. Льгот выше крыши, солить их что ли? Можно и увольняться. Ладно, была бы перспектива стать генералом, так, наверное, не сидел бы в Чечне при минометной батарее. Сколько он ещё пробудет в бригаде? Приехал за деньгами? Вряд ли. Не похож на сквалыгу. Деньгами сорит. В долг без отдачи дает. Признался, что в Питере у него квартира четырехкомнатная, а в гараже «Ауди» стоит нулёвая. Дети взрослые. А личного счастья, видно, нет. Пока жена не вылезает из санаториев и с курортов, муж водку жрёт и с молодками из штаба бригады спит.

 

В состоянии перепоя Попов зверел. Боевой полковник матерился и орал, что все политики суки. «В Афгане воевали за идею, а как вывели войска,  нет ни идеи, ни веры. Перестройка, мать твою… Теперь вот сидим в Чечне и жирные жопы московских толстосумов прикрываем. А о нас кто позаботиться? Бросили как последних му…ков. Военноначальнички… Афган просрали, теперь за Россию взялись…

– Может нам не надо воевать в Чечне? – наивно спросил Чубов.

– Может и не надо, да куда денешься, – остывая от гнева, буркнул полковник. – Сегодня уступим дудаевцам, турки завтра придут… Вас, пацанов, жалко. Изгадили вам жизни президент российский и его шатия-братия. Вернётесь домой психами. Кому будете нужны? Только родителям, да и тем в обузу. Знаешь, сколько ребят в Афганистане полегло, сколько инвалидами домой вернулись? Сначала мы думали, что за идею боремся, социализм дехканам помогаем строить, а вышло так, что пока душманы забирали жизни советских солдат, вышестоящее командование проводило операции по грабежу торговых караванов, чтобы отправлять импортные шмотки и электронную технику в генштаб, и за эти героические поступки получало ордена и внеочередные воинские звания.

 

Чубов вздохнул, находясь во власти своих дум. То, что рассказывал ему Попов, никак не вязалось с тем, что ему вложили в училище МВД. Тамошние преподаватели увязывали события в Афганистане с необходимостью выполнения интернационального долга перед афганским народом и укрепления мира во всём мире. А то, что творится в Чечне, называется наведением интернационального порядка. Любые определения имеют одно общее свойство. Верить, что так оно и есть. Хотя жизнь порой поворачивается таким боком, что сам чёрт не поймёт, кто есть настоящий герой, а кто преступник. И тот и другой занимаются смертоубийством, беззастенчиво попирают гражданские права. Вот и недавно стало известно, что какой-то политработник за «баксы» вывез группу боевиков из Грозного. На этот раз попался, а раньше вероятно делал это не раз. Вот тебе и идеология… Если этим занимаются офицеры, что же спрашивать с солдата?

 

Чуть не проскочили мимо кучи гильз. Комбат приказал водителю остановиться. После загрузки цветного металла, завернули на продсклад, где забрали говяжьи туши. Как рассказал начпрод, отбившихся от стада коров пригнали разведчики. Скотина бродила по минным полям, пока не подорвалась. Зерновых на полях осталось много, вот она туда и лезет. 

 

В Моздок пробирались по разбитой танками и тягачами автомобильной трассе. То бугорок, то промоина выскочат из-под колёса. Ни кафешек, ни заправок. На блок-постах машину встречали вооружённые автоматами омоновцы, из-под масок с прорезями видны только глаза. Посмотрев на командировочное, пропускали. Груз не осматривали, зная водителя в лицо – рязанскую рожу с чеченцем не спутаешь. Рядом с блок –постом оборудована площадка для отдыха. Можно угоститься сигареткой и даже пловом. Омоновцы также сделали заказы… Попросили привезти им пиво и спиртное.

 

В Осетии, считай, свобода. Солдаты высовываются из кузова, откинув задник тента, девчонкам руками машут, шлют им воздушные поцелуи, мечтая о поцелуях настоящих. Соскучилась братва по мирной жизни.

Моздок – город прифронтовой. На его окраине расположился военный аэродром, базы и склады. Перед въездом на территорию пристроена частная приемка цветных металлов и осуществляется скупка мяса. Гаубичная гильза на сто рублей тянет, а мясо принимают по двадцать пять рублей за кило.

Вся Осетия – рынок дешёвых товаров. Водку изготавливают на местных ликёроводочных заводах из контрабандного спирта, который попадает сюда из Грузии. Пей, хоть залейся, всего по десять рублей бутылка, можно сторговаться и за пять. Из-под полы можно купить даже «ствол» или пару гранат. Товар в условиях тотальной опасности для здоровья и жизни довольно ходовой. Наверняка у доброй половины жителей прифронтового города припасён свой персональный оружейный арсенал.

 

Чубов быстро избавился от мяса и гильз. Он затолкал пачку вырученных денег в вещмешок и направился в госпиталь. Сдал документы, груз, сделал отметку в командировочном, получил на армейских складах несколько ящиков с боеприпасами, и марш-марш на городской рынок.

В торговых рядах к солдатам пристал армейский патруль, но быстро отвязался, получив двести рублей. Патрульные даже помогли дотащить коробки с провиантом до машины и пожелали счастливого пути.

И тут к Чубову подошла пожилая цыганка. Пристала, давай, – говорит, – тебе погадаю… Виктор чуть было не повёлся на её уговоры, да начальник патруля, капитан, отговорил.

– Старшой, зачем тебе это? Старухе, понятно, деньги нужны, а у тебя вывих в голове произойдёт. На войне каждый день смерть в глаза смотрит… Сомнения достанут…

– Твоя правда, – согласился Чубов и сказал цыганке:

– Иди старая, не отвлекай, дела у меня служебные…

Но цыганка прилипла, как репей. «Я, –  говорит, –  не простая цыганка, а сербка, всё верно скажу...»

Виктор был в кабине, когда до него донеслось:

– Поберегись парень, опасность тебя ждёт...

– А кого она не ждёт, дура старая? – вскипел старлей.

Прав капитан, натолкает цыганка всякой хрени в голову, а потом живи с этим. Сам всё знаю. Любовь меня ждёт, жена добрая и красивая, двое детишек в придачу! … Сказал себе это и вроде успокоился. Все предсказания –  это зомбирование. А потом и беда придёт...

 

Когда пересекали административную границу с Ингушетией, заглох мотор. Торчать в опасной местности неприятно. Блок-постов поблизости нет, только полуразрушенное село и рядом с ним небольшая церковь, откуда доносились звуки молебна. Кто хоть чуть-чуть разбирался в технике, кинулись помогать водителю. Чистили свечи, регулировали карбюратор, запускали двигатель рукояткой, поскольку аккумулятор «сдох».

Чубов курил и нервничал, поглядывая на часы. Успеть бы в батарею засветло. Ребята знают, что он не вернётся пустым, наверное, готовят ужин.

– Товарищ старший лейтенант! Смотрите, телок в канаве пасется. Совсем молодой, и коровы нет. Отбился, видать. Давайте с собой заберем, все равно пропадет.

– А на кой он вам?

– О-о-о телятина очень вкусная. Подкормим малость  да на бифштексы пустим к Новому году.

– Грузите, вам с ним возиться.

И началась кутерьма. Телок брыкается, а солдаты тянут его к кузову. Потеха! Но куда бедной животине против четырех мужиков! Когда втащили на кузов, телок смотрел на своих мучителей огромными влажными глазами и жалобно мычал.

А тут и двигатель завелся. Чубов с облегчением затушил сигарету и сел в кабину. Ему показалось странным, что у входа в церковь стоит группа людей, хотя единственная улица села выглядела совершенно пустынной. Ни детей, ни транспорта. Село как будто вымерло. Да и жил ли здесь кто? И что делают прихожане? О чём у Бога просят? Праздник сегодня церковный что ли?

Ни с того, ни с сего, вдруг стало тоскливо на душе. Снова вспомнилась цыганка. Что она имела в виду, когда предупреждала об опасности? Весь дальнейший путь старшего лейтенанта одолевали мрачные мысли. Словно предчувствовал беду…

 

...В офицерской палатке минометной батареи готовили ужин. Взводный Матренин колдовал над макаронами «по-флотски». На обшарпанном столе выстроились в ряд бутылки «Столичной».

Послали гонца к Попову. Полковника пригласили на десять вечера, а времени уже половина одиннадцатого.

– Семеро одного не ждут, – объявил Чубов, и офицеры оккупировали стол. Выпили за удачную поездку комбата. За фронтовое братство. За тех, кто погиб… Вспомнили  про донского казака прапорщика Гришу Смычко, у которого «снесло крышу» после ночных обстрелов два месяца назад.  Прапорщик после курсов попал служить в миномётную батарею на должность старшины, очень долго не мог привыкнуть к боевой обстановке, и от ночных кошмаров его спасали гашишем. Насмотревшись трупов и получив контузию от разорвавшейся рядом мины, после очередной боевой операции, он валялся в палатке обкуренный, чтобы снять стресс. Командование части отправило старшину для медицинского обследования в госпиталь, и скорее всего его спишут по статье. Обещали дать медаль «За боевые заслуги», потому что группа выполнила задание. Да толку с той награды. До военной пенсии всё равно не дотянул. В лучшем случае получит инвалидность. Но руки, ноги и голова на месте, значит здоров… Сопьется, если чудо ему не поможет.

 

После ужина сели за преферанс. Чубов отказался играть и вышел покурить. В воздухе пахло гарью. В чреве южной ночи багровой полоской горели лесопосадки. В тишине хрумкал травой телок. Под акацией дремал  молодой солдат Максимов, охраняя батарейную скотину.

Из чёрной тьмы, словно чёрт, вывалился пьяный Попов. Полковник двигался, заметно покачиваясь. Он остановился и уставился на Чубова, а потом перевел взгляд на телка.

– Кадет, это твой бычок?

– Нет, батарейное достояние. Солдаты к новому году откармливают, на бифштексы.

– Отдай его мне…

– Зачем он вам? Если мясо надо, скажите – доставим.

     – Да нет, он мне для другого дела нужен.

И досадуя, что комбату все надо объяснять, полковник рассказал, что о телке узнал комбриг и предлагает обменять на телка свою любовницу, медсестру из санчасти.

Чубов опешил от такой откровенности, но ответил твердо:

– Нет, не отдам. Не хочу ребят обижать.

– Воля твоя, – вздохнул Попов и направился спать к себе в палатку. По пути он чертыхался на кусты, перегородившие ему дорогу.

К чудачествам Попова Чубов привык, а вот то, что комбриг полковник Смышлев на телка глаз положил, – это новость. Видимо от систематического перепоя у мужиков крыша едет, и они не знают чем бы им заняться. Бабу меняют на телка, ну блин, дают…

 

Чубов вернулся в палатку, взял мыло и полотенце и направился к ручью, который находился недалеко от огневой позиции. Сапёры расширили русло и теперь здесь образовалось озерцо с песчаным дном. Оно  выручало военнослужащих во время жары, по крайней мере, можно смыть с тела солёный пот.

Виктор разделся донага и полез в промоину. Воды набралось много. Почти по грудь. От холода свело мышцы, а потом наступило блаженное расслабление.

– Ух, хорошо, – вскрикнул непроизвольно старлей.

– Еще бы, – послышался женский голос, – я и сама не прочь искупаться с таким красавцем. Можно?

Чубов резко обернулся и увидел стоявшую на бережку медсестру из бригадной санчасти Марину. Её ладная фигура рельефно вырисовывалась в полосе света, падающего от фонаря, прикреплённого на столб рядом с полевой кухней. Виктор застыл в неудобной позе.

А Марина стояла, засунув руки в карманы камуфляжной куртки.

– Ты чего здесь? – спросил Чубов.

– А что, нельзя? Такое не часто увидишь. Красавец мужчина, настоящий боевой офицер. Аполлон. Не то, что эти козлы брюхатые. Как мне  полковники надоели. Что твой Попов, что мой Смышлев. Хоть бы раз с таким мальчиком, как ты, в кустиках или на полянке порезвиться. Надеюсь, ты не будешь против? Только скажи, и я твоя…

– Иди-ка лучше к своему комбригу. А у меня хватает и своих проблем.

Марина обиделась и отвернулась.

– Зачем ты так? – произнесла она тихо.

– Не могу, тебя хотят на телка нашего поменять. Я пересплю с тобой, а комбриг узнает и телка заберет, – сдал Смышлева Чубов.

– Телок? А он-то причём? А-а-а… То-то он меня сегодня не пригласил на ужин, когда водку жрал с твоим полковником. А раньше всегда посыльного присылал с приглашением, как по будильнику. Ну ладно старшой, бывай. Зря от меня отказался, жалеть будешь. А хочешь, я к тебе в палатку приду?

Чубову хотелось спать. Тем более, завтра рано вставать.

– Нет, не надо, не приходи…

 

Вернувшись в  свою палатку, старлей снял с кровати спальник, и расстелил его на улице. Ветерок сменил направление, гарью уже не пахло. Виктор уснул быстро. Сквозь сон он слушал, о чем разговаривают его офицеры. Разговор шел о деньгах, о чести, и конечно о женщинах.

Чубова посетил яркий сон. Ему снились родные даурские степи, рыбалка на Ононе. Вся семья собралась во дворе, жарили шашлыки. А собака Пиратка сидела на цепи и виляла хвостом. Потом подул ветер, небо потемнело, и вся родня, собравшаяся за столом, вдруг стала разбегаться. Виктор  остался один и что-то кричал им вслед, но его почему-то не слышали… 

 

Проснулся Виктор утром, когда ему на лицо упали капли дождика. Он свернул спальник и бросил его в палатку. Заметил мирно лежащего на траве телка, а рядом с ним… прижавшись к друг другу, в чем мать родила спали Максимов и Марина.

Экзотика! Скажи кому – не поверят. Ну и Максимов! Это ж надо. С любовницей комбрига переспал!

Эта новость пронеслась по гарнизону со скоростью света. Но не Чубов был тому виной, а сама Марина. Она нашла способ отомстить мужикам, которые проигнорировали её интересы и теперь торжествовала. Комбриг озверел, шмонал солдатские палатки, проверяя порядок в солдатских тумбочках. Максимова спрятали от глаз высокого начальства. А как только шквал репрессии по бригаде спал, Максимов зачастил в санчасть – то  простуды лечится, то от кожного зуда. Чубов догадался об истинных  причинах отлучек молодого солдата и не стал вмешиваться в процесс дальнейшего сближения влюблённой парочки. Сам виноват. Ведь Марина, получается, и ему отомстила.

Потом пришел сержант Воловиков и доложил о бунте рядового Максимова. Молодой солдат отказался пасти телка и рвался на позиции.  Чубов дал добро. В самом деле, если в воине заговорила отвага, значит ему пора в бой.

 

...Вечером в батарею позвонили из штаба бригады и предупредили: приедут гости, и необходимо их разместить на ночлег.

Три заросших щетиной омоновца, в бронежилетах и обвешанные подсумками, появились в сумерках. Офицеры батареи пригласили их в свою палатку, поставив дополнительные раскладушки. На грязноватые матрасы постелили свежие простыни. Накрыли стол.

Омоновцы с интересом наблюдали за приготовлениями артиллеристов. Развязали вещмешки и достали бутылки с пивом и водкой. Познакомились. Ребята были откомандированы в Чечню из Новосибирска и находились здесь третий месяц.

– А вы неплохо устроились, – мягко, стараясь не обидеть минометчиков, и в то же время желая сделать им комплимент, сказал самый старший из омоновцев, Юра, – в штабе бригады рыбки в аквариуме плавают. На  поляне бычок пасется. И простыни чистые, как в гостинице. А мы из зачисток не вылезаем. Ни поспать, ни поесть по-человечески не удаётся.

– Простыни у нас чистые только для гостей. Остальное такое же грязное, как ваши лица, – раздраженно отреагировал лейтенант Матренин.

Гости переглянулись. Артиллеристы все-таки обиделись…

– Да ладно ребята, будет вам, – миролюбиво произнес омоновец Володя, крепыш в пестрой майке. – Мы неделю выколупываем боевиков из аула, как изюм из булки. Вам легче, вы отстрелялись и ушли. А нам ещё зачистки проводить. Тут тебе и стрельба в спину, и растяжки, а то и отравленная вода в ведре приготовлена.

Чубов слушал и испытывал неудобство. Хотя, в чем минометчики виноваты? У каждого свои задачи.

– Кто на что учился, – произнес он.

– Это верно, – согласились омоновцы.

Дальше разговор потек в дружеском русле. Заговорили о том, зачем пришли в Чечню и как следует понимать свой патриотический долг.

Самый молодой офицер – лейтенант Матренин, демонстрировал глубокие познания в политике. Еще свежи уроки, полученные в военном институте.

– Чеченцам деваться некуда. Исторически определено – без России они не смогут жить самостоятельно. А ваххабизм – чуждое исламу течение.

– Как-то у тебя получается просто, – возразил Юра.

– Да не выжить им без России, – горячился Матренин.

– Может и не выживут, – встрял в разговор Володя, – с таким президентом и правительством как у нас – точно не выживут. Дудаев втянул свой народ в опасные политические игрища, а помогали ему это делать московские нувориши, которые готовы были любыми средствами завоевать власть. Чеченцы сначала поверили им, что жизнь повернется к лучшему, говорят, на выборах за Ельцина проголосовало более восьмидесяти процентов населения Чечни. А потом чеченцы, как и весь русский народ, попали в помойку, именуемую реформами. Мы-то терпим, а они вот не захотели.

– Мужики, давайте поговорим лучше о чем-нибудь другом, – сморщился Чубов.

Он избегал разговоров о политике, потому что чувствовал себя в таких вопросах неуверенно.

– А я все равно считаю, что мы докажем чеченцам: главное для государственного устройства России –  необходимость соблюдения гражданских прав и обязанностей, определенных конституцией.

Подводя знаменатель разговора своей репликой, Матренин как бы оставлял последнее слово за собой.

– Тебе бы в государственную думу баллотироваться. Хороший депутат получится, и что ты в армии забыл? – съёрничал Юра.

Но никто уже не горел желанием продолжать дискуссию. Дружно начали укладываться спать.

Утром омоновцы получили со склада бригады ящики с боеприпасами и, загрузив в БМП, отбыли в свой аул. Но не забыли заехать в батарею и попрощаться с минометчиками, поблагодарив за гостеприимство.

Телок смотрел на обнимающихся воинов большими глазами и жевал зеленую травку. Лейтенант Матренин гладил его рукой по белой голове и размышлял о чём-то своем. Видимо, о судьбе чеченского народа.

 

Комбата вызвали на оперативное совещание в управление бригады. Начальник штаба предложил офицерам горячий чай и собрал их у большого стола перед прикреплённой на станину и похожей на огромную портянку рабочей картой с грифом «Секретно». Чубов наносил на личную топографическую карту тактическую обстановку, выделяя фломастерами объекты, которые его батарее предстояло бомбить. Дело привычное, но он почувствовал себя неуверенно, потому что на этот раз на совещании отсутствовал Попов, который обычно проверял работу комбата и подсказывал ему, если появлялись затруднения. Наверное, ещё не отошёл от ночной пьянки…

После совещания комбриг пригласил старлея в свою командирскую палатку. Взглянул испытующе и спросил.

– Твоя батарея не подведет?

– Так точно, не подведет.

– Ну вот и хорошо. Кстати, Попов просил, чтобы ты к нему зашел. Приболел он. Потому и не был на совещании. За тебя переживает, как ты будешь самостоятельно выполнять боевую задачу. Сходи к нему.

– Есть, – Чубов махнул рукой к козырьку армейской кепки.

    

     Попов дремал на походной кровати. Увидел Чубова и с видимым усилием приподнялся, спустив ноги на пол. Указал Чубову на табуретку.

– Присаживайся… как твои дела?

– Нормально, товарищ полковник.

– Слышал, вчера весело было у вас.

– Ага, омоновцы в гости нагрянули, чай пили. Матренин им лекцию читал о политическом состоянии в Чечне.

– Чего, чего? Ты понятнее выражайся.

И Чубов рассказал, как Матренин отличился перед омоновцами в познании основ государственности в России. Это развеселило  Попова.

– В наше время ему бы по марксистко-ленинской подготовке поставили «отлично». Это у нас такой предмет был, – пояснил полковник, – это хорошо, что лейтенант теоретически подкованный. Может, не испортится на этой войне, и из него хороший президент получится. Дело у меня к тебе есть, Виктор.

Удивился Чубов. Никогда полковник не обращался к нему так. Чтобы по имени.

– Сердце у меня захандрило. Через час мое тело повезут в госпиталь, на ремонт. Чую, не вовремя все это. Вот-вот отгуляет первый офицерский отпуск мой сын и приедет служить в твою батарею. Я рассчитывал, что он побудет здесь до конца войны под моим присмотром, да вот не сладилось. Врач сказал, что меня на операцию положат, а потом, возможно, на дембель отправят по болезни. А я боюсь за сына, он единственный у меня. Потому и рассчитываю на твою помощь. Обещай, что будешь его беречь. Обещаешь?

– Конечно, товарищ полковник.

– Спасибо. А теперь иди, у тебя служба. А у меня заслуженный отдых, – скривился в кислой улыбке рот Попова.

 

Чубов понял, почему полковник застрял в Чечне. Жизненная ситуация. Как опытный офицер, к тому же располагающий  определенными возможностями и связями, он мог оказать сыну поддержку, дать ему мудрое наставление, обеспечить более безопасную службу. А через год, понюхавший пороху, лейтенант получит перевод в благополучный округ. Вот тогда и Попову можно будет подумать о пенсионном покое.

Этот разговор расстроил Чубова. Он не мог рассчитывать на чью-либо заботливую руку. Отец и мать – простые селяне, выживают за счет подсобного хозяйства и небольшой пенсии. Виктор подбрасывал им  деньги  с офицерской получки и искренне надеялся, что после службы в Чечне получит боевые, а Министерство Обороны обещало их по контракту немалые. Виктор планировал купить на накопленные денежные средства двухкомнатную квартиру или свой дом. Потом можно будет и жениться. А если решит продолжить службу, то  попросится на Дальний Восток, где тянут лямку однокурсники по училищу и знать не знают, что такое чеченская война. Перепродают иномарки, ловят горбушу и едят красную икру ложками. Только бы остаться в живых. А просьба Попова позаботиться о его сыне возлагает ответственность. Молодой офицер всеми фибрами своей души ощутил, насколько хрупок окружающий его мир и как трудно в нем жить, находясь на волоске судьбы между смертью и жизнью. Эх, Матренин, Матренин…. Твои слова бы да Богу в уши. Неужели ты не понял, что никому мы на этой войне пользы не принесем? Тут сам чёрт ногу сломит, чтобы разобраться, кто прав, а кто виноват. И в этом не помогут даже твои идеологические убеждения.

 

...На огневых позициях минометной батареи суета. Расчеты, действуя слаженно, устанавливают минометы и подносят мины, похожие на оперенные дыньки.

– Ну «чехи», держись! – комментирует это действо Максимов. Любовный роман с Мариной благотворным образом повлиял на его характер. Из несуразного и недотепистого молодого солдата он в одночасье превратился в бравого вояку и смельчака. Марина, похоже, всерьез увлеклась парнем. Глядишь, ещё и замуж за него выскочит.

В глубине души Чубов даже позавидовал личному счастью Максимова, и пожалел, что не воспользовался возможностью стать любовником Марины. Кто знает, что ожидает его завтра. Надо было ловить пусть и короткий, но приятный момент.

«Так тебе и надо, телок», – укорил себя Чубов. И вдруг его позвали к рации. Получив целеуказания из штаба бригады, комбат скомандовал:

– Батарея, к бою!

Расчеты замерли в ожидании.

«Направление – тридцать, два ноля… Прицел – семь шестнадцать… Дальность… Угломер – три десять… Заряд третий…»

Минометчики двигались быстро и четко, словно роботы. Мины улетали в Грозный, и в окуляры бинокля было видно, как на окраине города вспыхивают венчиками разрывы. С запозданием доносился грохот. Это было дело рук человеческих, имевшее начало и результат. Звучит команда, и указанный целью объект разрушается. Все очень просто!

 

«Вся наша жизнь – математика, – промелькнуло в мозгу Чубова, – всё можно просчитать и предусмотреть. Нас призывают жить по законам, а мы поступаем по расчету. Матренин ищет правду. Попов спасает сына. А я отдаю подчинённым приказы разрушить чьи-то планы. И всё получает обоснование и оправдание. Где-то там, наверху, есть провидение, которое влияет на мозги глав государств, жаждущих успешной карьеры и материальной прибыли, которых готовы ради своих целей уничтожить кого угодно, устраивая государственные перевороты и развязывая войны, даже на территориях своих стран. И тогда гибнут не только солдаты, но и мирные люди. Сегодня российским военнослужащим, в отличие от советских, платят зарплату уже не за защиту суверенных границ, а за наведение конституционного порядка. Так где дела, направленные на благо человека? Боже, неужели ты и это прощаешь?»

 

Чубов не считал себя верующим. Одним словом, нехристь. Но, родившись в русской семье, он должен стать христианином, хоть не понимал в этой религии ни бельмеса. После того как попал на чеченскую войну, решил, что если вернется живым, примет крещение и будет носить крестик на шее, как это делают большинство офицеров его части. В этом религиозном ритуале присутствовала мистическая надежда на то, что благодаря вере в Бога можно выжить на войне. 

 

Минометчики выполнили боевую задачу и отправились в часть с громкой песней. После ужина их ожидал сюрприз. В бригаду приехал священник. Значит, военной пастве вновь будут отпускать грехи. И каждый присутствующий на проповеди станет подобным Георгию Победоносцу, поражающему пикой нечистого змия.

Чубов стоял на правом фланге и держал в левой руке свое форменное кепи, а правой неумело крестился. Как ни странно, от этого становилось на душе спокойнее.

 

Попова увезли в госпиталь, пролечили и отправили в военный санаторий на реабилитацию. Об этом он сообщил в своём коротеньком письме Чубову, и тот понял, что полковника теперь можно не ждать. Впрочем, батарея и без него успешно справлялась со своими задачами.

 

…Утром, когда туман накрыл лесную чащу, палатки и телка, всё так же пасущегося на полянке, комбата вызвали в штаб на разбор предыдущих стрельб и постановку новых боевых задач.

К удивлению Виктора, Смышлев ни словом не обмолвился, как отстрелялись минометчики. Но после совещания задержал Чубова. Полковник открыл сейф, достал графинчик с водкой и, налив в две стопки, пододвинул к Виктору поближе тарелку с бутербродами. Кивнув ему, «хлопнул» стопку, не морщась. Дождался, когда Чубов последует его примеру, невесело улыбнулся и, наконец, произнес:

– Вчера твоя батарея поразила все указанные цели, но при этом произошла ошибка по вине разведчиков. Они указали цель – старый дом в этом квадрате.

Не глядя, ткнул рукой в карту.

– Да, я помню этот объект… – мгновенно насторожился Чубов.

     – Так вот, – продолжал комбриг, все больше мрачнея, – накануне, там видели группу боевиков, но не учли, что в этой халупе может кто-то еще находиться. После того, как туда упало несколько мин, во дворе нашли несколько трупов. Только это не боевики, а старики, женщины, дети. И якобы все они были убиты в результате артобстрела. Возможно, всё это чистой воды провокация. Как оно было на самом деле, никто сказать не может. Но достоверно известно – чеченцы выясняют, кто командовал минометчиками и объявили на тебя охоту, предложив за твою голову большую сумму денег.  Через час уходит машина на Моздок. Получи предписание в строевой части и срочно выезжай в управление кадров округа, там тебе дадут предписание к новому месту службы. На «почтовик» ещё успеешь. Я звонил на военный аэродром, чтобы тебя внесли в список пассажиров. Все понял? Ну, давай старшой, желаю удачи. Приедешь в Ростов, позвони, чтобы я знал, как ты добрался.

 

Чубов встал из-за стола растерянный. Всё, что он услышал, ошеломило. Ещё вчера жизнь текла в привычном ритме, и вдруг бог войны распорядился иначе. Но, с другой стороны, он теперь свободен, и его теперь ждёт новое место службы. Виктор ждал, когда придёт его время, и он однажды соберёт в дорогу свой чемодан. Прощай, Чечня! Но осознание, что по его вине погибли мирные люди, ставшие жертвами случайных обстоятельств, его обесточило. Конечно, на любой войне никто не застрахован от того, что завтра не прилетит твоя пуля или не развернётся рядом снаряд в страшном взрыве. Но об этом не думалось, потому что надоедает постоянно ждать, когда он придёт, твой смертный час. Если ты солдат и уничтожаешь противника в бою, это одно. Но когда по твоей вине гибнут старики, женщины и дети, ты становишься страшным монстром войны, и никакой священник не спишет тебе грехи… Бог, он ведь должен быть справедливым, и если это так, то и его, старшего лейтенанта Чубова, неизбежно ждёт кара… Потому что иначе быть не должно. Если конечно есть этот всемилостивый Бог, воздающий каждому человеку по заслугам…

 

А с другой стороны, Чубов понимал: как командир миномётной батареи, он обязан был делать это, потому что принял присягу. А теперь в Грозном засел враг, от которого надо спасать государство. Но хотелось бы влезть в мозги корректировщика, который докладывал результаты миномётного огня. Возможно, это был продажный человек из местных жителей, который сидел в своём укрытии и сообщал по рации о месте попадания, и куда надо нанести следующий удар. Возможно, это доставляло ему удовольствие. Ещё бы, ведь он был как Бог, который наказывает людей за их грешные дела. Или ему нравилось наблюдать, как после его сообщений и уточнений погибали пусть и невиновные люди. Потом он ставит в записной книжке отметку. Уничтожено столько-то человек… И кто будет разбираться, у кого забрали жизнь –  у боевика или случайного прохожего, оказавшегося по воле судьбы на этом месте. А если бессовестная душа додумается ещё до того, что есть рок, который отмеряет каждому, сколько ему жить и определяет способ ухода из жизни, то получается, что и винить-то некого… Этим и отличается война, когда свихнувшиеся люди готовы за «бабло» и власть отдать душу дьяволу и стать его доверенными лицами.

 

Бледный, как мел, и физически обессиленный, Чубов наконец-то справился со взрывом чувств, механически пожал крепкую  сухую ладонь комбрига. Полковник Смышлёв смотрел на него виновато, будто это он, а не корректировщик давал неверные целеуказания.

Старший лейтенант наконец-то осознал, что по крайней мере у него теперь появилась возможность вырваться из чеченского ада, и что-то вроде всплеска минутной радости вспыхнуло в душе. Теперь надо срочно уносить ноги…

Он получил предписание в строевой части и направился быстрым шагом в расположение батареи. По пути едва не споткнулся о мирно лежащего в тени развесистой акации телка. Животина меланхолично жевала свою травяную жвачку и смотрела на Чубова большими темными глазами. У телка была своя жизнь, и он не заморачивался людскими проблемами. Сегодня его кормят, поят, а завтра отправят под нож, чтобы побаловать солдат свежими бифштексами. В этом был его пусть невысокий, но смысл жизни. Стать жертвой ради того, чтобы люди словили временный кайф и забыли о том, что в их жизни был телок.

Неподалеку от него сидел недавно прибывший в подразделение молодой солдат и читал Устав внутренней службы.

  Чубов неожиданно рассвирепел и заорал на дежурного по батарее:

– Срочно бойца на занятия! Развели колхоз...

– А телка куда?

–Телка? – от этого простого вопроса Виктор  растерялся, и тут он увидел Матренина.

– Зайди ко мне, – коротко приказал ему.

В палатке Чубов быстро покидал свои вещи в большую дорожную сумку и повернулся к Матренину, который с удивлением наблюдал за действиями комбата.

– Я уезжаю, а ты остаешься за меня.

– Надолго?

– Не знаю, – соврал Чубов, – видно будет. И еще, отдай ты этого телка кому-нибудь из местных. Ну, хоть бы старикам, что в балке живут. Он им пригодится, а солдат не надо расслаблять. Ты меня понял?

– Как не понять, – недоумевая, пожал плечами Матренин и попытался пошутить, – а как же бифштексы на новый год?

– Ты все шутишь, а тебе ещё надо дожить до этого нового года, – окрысился Чубов.

– Командир, я чуть не забыл. К нам новый офицер прибыл, после училища. Он о вас спрашивал. Фамилия у него Попов.

– Попов? Позаботься о нем. Определи место. Пусть в моей палатке располагается… Ну, бывай Матренин. Пока...

– Пока, – проводил его Матренин удивленным взглядом.

Чубов подбежал к поджидавшей его около штаба машине и запрыгнул в кузов, попав в объятия старых знакомых – омоновцев Юры и Володи. Они, оказывается, тоже улетали в Ростов. Закончилась их командировка в Чечню. От омоновцев сильно несло перегаром. Надрались уже с утра.

– Почётное место старлею! – восторженно заорал Володя.

Грузовик запрыгал на ухабах  дороги, увозя счастливчиков поближе к дому.

 

     На границе с Осетией, Чубов снова увидел невысокую церквушку. В её весело блестевшем единственном медном куполе с крестом отражались лучи стоявшего в зените солнца. На этот раз возле церковки было пустынно, но двухстворчатые деревянные двери были распахнуты, как ворота в рай.

Сердце Виктора болезненно сжалось, он приподнялся, и, не понимая, зачем это делает, постучал кулаком по кабине. Грузовик остановился.

– Я сейчас, – сказал Виктор, спрыгнул на землю и побежал, торопясь, точно боясь опоздать, к церкви.

Сердце его билось суматошно, как пойманная в силки птица, дыхание сбивалось, когда он вошел в храм.

Внутри церкви было прохладно, пахло ладаном. В глубине, у большой иконы с изображением Христа, оплывали две высокие свечи. Язычки пламени метались от сквозняка и бликовали на иконе, высвечивая огромные печальные глаза на кротком лике Бога Живого. Из притвора к алтарю вышел низкорослый человечек с бородкой и в рясе. Виктор узнал его, это был  тот самый священник, что приезжал к ним в бригаду.

– Что привело тебя ко мне сын мой? – тихо спросил он.

Виктор растеряно смотрел на священника и не мог решиться задать свой важный вопрос, который постоянно преследовал его. А не решался, потому что не знал что будет делать после того, когда получит ответ на него… Как ему дальше жить? Молчание затянулось.

 

Истолковав ситуацию по своему, священник покивал седой головой, взял со столика маленькую восковую свечку, зажег ее от пламени большой свечи и подал Виктору. Чубов осторожно принял трепетный огонёк, как собственную душу, и встал перед алтарем, опустив голову. Священник повернулся лицом к иконе и тихим, монотонным голосом принялся читать молитву. В конце, несколько возвысив голос, сказал:

– Прости, Господи Всевидящий, все прегрешения наши, – и удалился в маленькую комнатку, в окно которой проникали лучи солнца, высвечивая в полумраке храма крашеный желтой краской пол.

Выйдя на улицу, Виктор вдруг ощутил, как из его глаз легко потекли освобожденные от вековечного мужского стыда и запрета слезы.

 

     Однако, бешеный пес тоски не отпускал Чубова и ещё яростнее стал терзать его душу. Потому что нет ничего более справедливого, нежели суд личной совести, и никакой бог её заменить не сможет. Старшему лейтенанту снова стало страшно.

     Водитель грузовика громко сигналил, а из кузова выглядывали и что-то кричали омоновцы.

Горизонт, укутанный свинцово тяжелыми серыми тучами, время от времени взрывался яркими зигзагами молний. Со стороны Чечни долетало приглушенное ворчанье недовольно ворочающего грома.

И никто почему-то не заметил, как из легкового автомобиля, который увязался за «КАМАЗом» еще в Моздоке, вышел человек со снайперской винтовкой и произвёл прицельный выстрел…

 

Тело старшего лейтенанта будто натолкнулось на препятствие и опрокинулось на спину. Земля источала терпкий и горький запах травы, и казалась эта трава высотой до небес. А душа Чубова была маленькой, как песчинка, и беспомощной, как потерянный хозяевами телок, который, несмотря на то, что родился недавно, уже был обречен на заклание. Потому что так решил не Господь, а люди.

Перед глазами Виктора стремительно пронеслась вся его жизнь, начиная с момента рождения и заканчивая недавним событием, которое звучало как неумолимый приговор за принятое им решение стать офицером и посвятить себя служению Родине. Но при этом Чубову забыли сказать, – какой родины… и где она находится, его настоящая родина. На огромной территории, которая раньше называлась Советским Союзом, в современной России, где либералы пообещали послушному народу счастливую жизнь, в одной из республик Северного Кавказа, где он выполнял свой воинский дог или в Забайкалье, где ждут и не дождутся свою кровинушку родители?

Какая боль… Вспышка, ослепительно белая, яркая… И чернота. Неумолимая, засасывающая, всепоглощающая… Дальше только вечность.  

«Жигули» развернулись и запылили навстречу всепоглощающему чёрному чреву грозы.

 

Чита, 1999 год

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 Чита, 1999 год

Другие произведения автора:

Когда холодные снега...

Похоже, я тебя люблю.

Всё просто....