Служивый. Залёт №4.

Служивый. Залёт № 4.

Первый самоход или улыбайтесь, сейчас вылетит птичка!

Рыжий он и есть рыжий. Веснушчатое лицо «дедушки», с копной соломы под отглаженной шапкой. Рыжие фиксы и такие же широкие и длинные лычки. Старшиной он был не только по призванию, но и по званию. Наш призыв был последним в его командирской жизни и в жизни Мусы тоже. Следующим в очереди на дембель был Бульба – год позади, год впереди. Азер, Гогия и Бриз уже «фазаны». С нашим появлением в части, они перестали быть «молодыми». А мы в карантине и кличут нас «духами». Окучивая близлежащие сопки, мы учились (ТТП) – тактико – технической подготовке. Бегая с «Калашами» между деревьев, мы целились друг в друга. Правда, магазины были пустыми. Прямо – таки фельдфебельский взвод на расстреле, только без шинелей. Их нам выдадут чуть позже, дней через десять. И пришьём мы к ним чёрные погоны, с чёрными петлицами. И чёрными – пречёрными, красно - звёздными шевронами.

Армейская жизнь набирала обороты и через пару – тройку дней мы уже представляли себе распорядок дня в ШМС – учебке. Я уже успел проштрафиться с куревом в строю и заслужить мой первый «наряд». Не совсем «наряд по роте», потому – что после исполнения единственной песни про Колыму, в вечерней каптёрке старшины, Рыжий дал ключи от кабинета командира ШМС и наказал Гогия проследить за наведением, там порядка. Напротив тумбочки дневального вход в нашу казарму, рядом с входом кабинет начальника учебки майора «Данилы». Кабинет не большой, с одним окном. Возле окна стол и пара шкафов. Подходить к столам, а те более брать в руки вещи или бумаги, Гогия мне запретил. Так – что мне не пришлось там мыть полы и вытирать пыль. Но что бы уж совсем не бездельничать я отчистил выключатель от старой краски. Время было за полночь, Гогия так и не появился проверить работу. Я сказал дневальному, что иду спать и ушёл.

Проходя через спальный отсек, где по обеим сторонам от коридора, стояли двухъярусные койки по два ряда, слышался дружный храп.  Все уже спали в полумраке второй ночи нашего пребывания в ШМС. Я направлялся в туалет, который находился в конце третьего отсека. Вначале бытового отсека находилась каптёрка старшины и от туда доносился разговор. Каптёрка была закрыта, но было понятно, что там идёт «разбор полётов». Мне надо было вернуть ключи от кабинета командира. Перекурить перед сном и баиньки. Я не сразу вломился в каптёрку, сначала прислушался, что там за вопли. По всей вероятности, там проходили нравоучения, наших «фазанов» - Рыжим, Мусой и Бульбой. В роли главного выступал Рыжий, Муса – премьер и идейный вдохновитель, Бульба – машина для экзекуций. Конечно мне было страшно входить в «клетку с тиграми», но ещё более позорно стоять и подслушивать. И я просто открыл дверь и сказал: - «можно войти». Ответ последовал незамедлительно: - «Можно мАшку за ляжку! .. а в армии говорят – Разрешите!». Но я уже стоял за порогом каптёрки. Сообразив, что надо повторить заветные слова я сказал: - «Разрешите войти!». Рыжий засмеялся, а Муса изменившись в лице заорал: - «Ты охренел солдат! Выйди, постучись и ещё раз доложи по форме!». Пришлось повторить заход. Но не обратиться по форме, ни тем более доложить, как положено я не мог – просто не умел. Объяснил, как мог, что принёс ключи и тем самым вызвал гнев на себя, и передышку, для фазанов. В каптёрке было накурено, но даже через табачный дым я почувствовал запах спиртного. Да и так было ясно, что «дедушки» сидящие за столом «под градусом». Фазаны стоящие по стойке смирно, вспотевшие, с явно выраженной сердечной недостаточностью, показались мне истуканами. На их лицах была скорбь.

Бульба глотнул из кружки, встал и подошёл ко мне. Ростом он был выше среднего, то есть выше меня. Надо сказать, что все сержанты ШМС были крепкими. Но этот белорус был ещё и сильным. «Фанеру хочешь проверить?» - спросил Бульба. «Это как» - ответил я. - «Воздуха набери и не выдыхай». Набравший воздух я сжал в грудной клетке и приготовился к удару. Бульба занёс правую руку, но не торопился бить. Ещё в детстве  я понял «фишку» этого удара на выдохе. Справка: через пол минуты, в лёгких не остаётся кислорода и при сильном ударе в грудную клетку на выдохе, некоторые падают в обморок от болевого шока. Таким образом, можно остановить сердце и вызвать клиническую смерть. Но прежде всего тем, кто будет бить, надо хорошенько подумать – «Бить или не бить». Не рекомендую пробовать удар в «фанеру» людям со слабым здоровьем.  А сердце можно остановить и без удара, простым нажатием на грудную клетку, но это из другой области знаний. Я же набрав воздух в лёгкие, незаметно, часто дышал носом и успел сконцентрироваться в момент удара. От удара, с метр я пролетел, до двери за спиной. На ногах устоял – считается. В голове шумело, дышать трудно, перед глазами звёздочки, ничего не слышно.

Так я и вышел из каптёрки и пошёл в умывальник. Умылся, стало легче, и даже настроение поднялось. Под табличкой «Не курить», я скурил сигарету и отправился в средний отсек. Возле каптёрки я вспомнил фазанов, их до сих пор там «нравоучали» дедушки. Вспомнил их скорбные рожи, и мне их стало жалко. Ведь им тоже через «фанеру» прокачивали мозги. Они должны были взять полную власть над тремя ротами ШМС. А это 360 духов.  Три роты по 120 солдат. Первая рота РПП (Радио Пеленгаторный Пункт). Вторая рота СВЯЗЬ (Радисты). Третья рота АвтоРота (Водители боевых машин). Задача надо сказать не из лёгких – быть сержантом в ШМС. Как минимум надо обладать качествами лидера уличной банды и иметь твёрдую характеристику «Правильного Пацана». К этой теме мы ещё вернёмся, потому как трое моих друзей, в будущем стали сержантами ШМС.

Шесть часов утра – подъём. Опять раз десять одевались, раздевались. В казарме холодно и сыро, одежда покрыта, толи инеем, толи густым туманом. Не просушенная с вечера (после подъём – отбоя) и сложенная на табуретку,  одевается - пока горит спичка. Снимается в три раза быстрее. Заправка кровати, отбивание уголков с помощью табуретки и тапка. Тоже надо заметить процедура не из самых гуманных. И так же переделывается  по нескольку раз. Потом пол - часа на умывание, и утреннее построение. С этого дня Бриз, Азер и Гогия,  стали особенно рьяными полководцами. Ну, это и понятно, Рыжий, Муса и Бульба провели политзанятия – я то знаю. Бриз стоит перед строем с журналом и ведёт перекличку. Путаясь в фамилиях и оглядываясь на каждое «Я!», запоминает личный состав. Вяло протекающая перекличка, явно не нравится старшине. Рыжий скалит свою золотозубую пасть и начинает всё снова, забрав журнал у Бриза. После поверки, как бы размышляя, спрашивает: - «Есть желающие сегодня идти в наряд по роте?». – Тишина.  «Я так и знал… и называет мою фамилию».  Я выхожу из строя. Ещё двоих, Бриз выдёргивает, и мы после обеда должны заступить в наряд. Утренняя зарядка начинается с пробежки пяти километров (пять кругов по внутреннему периметру части). Нет, нет, что вы – это без покорения «Гомера». Туда тоже пару раз – обязательно. Перед завтраком наш строй стоит перед столовой. Батальоны кушают медленно и выходят не спеша. Разглядывая и спрашивая земляков. Наши фазаны им сказать ничего не могут, чувствуется напряжение.  Появляется Бульба и из столовой народец повалил, как во время тревоги. Бульбу в части боялись все. Не зависимо от вероисповедания и кастовой принадлежности. Он был нормальным командиром, уверен, что и Рыжий с Мусой в большинстве своём полагались на него. После завтрака строимся на плацу, к восьми часам приходит командир роты ШМС, майор Сухов. В каждой роте свой командир, а над ними командир майор «Данила». Как обычно один докладывает другому. Данила делает замечания по поводу нашего обмундирования. Почти середина декабря, а мы ещё без шинелей.  Проходя вдоль строя,  разглядывает духов, ставит сержантам задачи и!!! в первый раз нас распускают на перекур.

Пасмурное утро, градусов пять мороза, «куряки»  сбиваются к углу казармы. Там курилка и место для чистки сапог. По паре сигарет,  нам дали скурить и объявили построение в казарме. Командир ШМС обойдя спальный кубрик, делает замечания по заправке коек и т. д. На кителе майора не большая планка, но первым стоит орден «Красной Звезды». Перед нашей ротой он впадает в оцепенение переходящее в ярость. Выводит из строя одного духа в непонятной шапке. Назовём его Родик. Крепкий парень с большой головой, нет скорее с нормальной головой, но маленькой шапкой. Видно, что обычная солдатская шапка усохла до размеров тюбетейки. Чёрно – грязного цвета, сплющенная и без кокарды. Родик объясняет, что во время перекура, к нему подошли старослужащие, и он с земляком поменялся шапками. Как было на самом деле – осталось за кадром.  «Данила»  не стал его публично унижать, но влепил три наряда вне очереди. А старшине приказал разобраться и заменить тюбетейку на шапку. Так – что в первый свой наряд по роте, я пошёл с Родиком, Лачиком и Бризом. Будущий наряд вывели из строя и отправили в «Ленинскую комнату» учить уставы. Остальные продолжили «подъём – отбой» и заправку кроватей. Всё происходящее мы не видели, но хорошо слышали. Гул стоял до обеда и мне казалось, что мы счастливчики. Наша задача была прочитать и как говорил Бриз – выучить устав. «Устав Вооружённых Сил СССР» - это не маленькая (краснокожая) книга, написанная библейским языком. Не поддающаяся не прочтению, не пониманию…. это мы так думали.

После обеда мы получаем штык – ножи и заступаем в наряд. Я первый стою на тумбочке и мой отсек, для наведения порядка (уборки) – первый. Родик  в спальном (самом большом).  Лачик в третьем. Бриз командует парадом. Что такое просто простоять на тумбочке два часа, когда твои товарищи уже раз сто (отбились и поднялись?) – это халява. Так мы про кайфовали до вечера. По очереди стоя на тумбочке и изучая устав. Ночью по два часа положено спать, между (тумбочкой и уборкой) помещения. Спать довелось только Лачику и то пару часов. Родик шуршал на полах в спальном отсеке, а я в первом. Полы покрытые мрамором и отшлифованные мыли с порошком и натирали до блеска специальной мастикой. Благородный труд по сравнению с умывальником и туалетом. Под утро я закончил с уборкой своего отсека и Бриз принял работу. Но вместо изучения устава или отдыха, повёл меня в умывальник. Там (шоркался) заспанный Лачик. Бриз меня привёл на подмогу, для уборки третьего отсека, а именно умывальника и туалета. Якобы Лачик справился с коридором, бытовой комнатой и не успевает до подъёма навести порядок в с/у. Надо помочь – значит поможем. Я взялся протирать раковины, а Лачик взял корзину с мусором и пропал на пол - часа. Потом появился с пустой корзиной и снова пропал.  Лачик  - щупленький парень не большого роста. Не разговорчивый, я о нём ничего не знал. У меня было желание поискать его в спальном отсеке, но я не знал где его кровать.  А то – что он «шушукался» с Бризом – это я заметил ещё днём.  Его заспанная рожа и увиливание от уборки туалета, наводили меня на нехорошие мыслишки. Притормозив уборку,  я курил под табличкой «Не курить» и ждал продолжения событий. Вскоре пришёл Бриз и как говорится «не видя краёв, начал мне распаривать уши». Я - то понимал, что он командир и здесь не детский сад. Но не мог понять, почему я должен шуршать за кого – то. Явно не доброжелательные выражения Бриза выводили меня из себя. По ходу нашего общения я понял, что Бриз блефует и на «гражданке» никогда, не на кого, по серьёзному не наезжал. Я был готов продолжить уборку, но вместе с Лачиком. Бриз коряво оправдываясь, всё - таки дал мне понять, почему он поддерживает земляка. Оказалось, что Лачику уже 27 лет и его младший братишка знаком с Бризом по «гражданке». Я не поверил в эту сказку, вернее не хотел верить и не собирался мыть туалет. После недолгой перепалки Бриз влепил мне кулаком в «фанеру».  Видимо рассчитывая таким образом, меня угомонить.  По сравнению с ударом Бульбы – погладил,  я слегка покачнулся.  И автоматически перевёл его в партер. То – есть,  взяв его за оба рукава х/б в районе предплечий, сделал  вытягивание в сторону, для выведения из равновесия и подсёк  ногой. Это классический приём борцов. Когда Бриз рухнул на кафель пола, я сел сверху и начал его душить. Обычно одной, своей рукой фиксируются обе руки соперника, а второй (локтевым суставом) зажимается кадык. Моя кисть при этом удерживается за плечо соперника.  Как мог объяснил, на самом деле всё происходит быстрее в разы. В тот момент, когда я душил Бриза, вломился Лачик и разнял нас. Я бы мог разукрасить ему рожу, но побоялся Бульбы. Ведь за то время пока Бриз лежал зафиксированный, я мог обеими руками бить его по морде, а  не душить. И вот мы втроём стоим в умывальнике. Бризу не до слов, у него перехватило горло.  Лачик того и гляди убежит и заорёт о помощи.  Говорил только я и только о том, что будет с Бризом. Концепция моего обоснования строилась на простых истинах: - я ещё не принял присягу и мне не грозит «дисбат», в худшем случае я пойду на зону. Я понял, что он больше не хочет драться.  И в тот – же момент я понимал, что дело надо замять, ведь он какой – никакой командир.  Короче, Бриз ушел, и остались мы с Лачиком.  Лачик - не долго думая, зашуршал в туалете. Я же,  ждал Бриза с его подмогой.  Рассказ Лачика меня отвлекал от дурных мыслей. Я спрашивал – он рассказывал, о том, как до последнего косил от армии. И всё - таки в 26 лет пришёл сдаваться в военкомат.  Лепетал о чём – то ещё намывая «лузы».  Я его не слушал, курил и ждал Бриза. Видимо у того духу не хватило пожаловаться. Вот так прошёл мой первый и единственный наряд по роте. Был ещё один в конце учебки, но это уже когда Бурлик меня попросил. Бурлик  собирался остаться сержантом и в свой первый наряд, в качестве «Дежурного»,  он позвал меня.

Не буду забегать вперёд, напомню: - Бурлик, Серёга, Пугач, Юрка, Муха, Рома, Игорь, Кайрат, Шиш, Верес  и Сметана – это мои земляки,  и мы приехали вместе. Кроме них ещё есть Алма – Атинцы, но о них позже. Кроме нарядов по роте, были ещё караулы и наряды по столовой. Но больше всего мне нравились наряды по учебному корпусу. Сколько было караулов и нарядов точно не припомню. Учебка всего шесть месяцев. Сейчас идёт КМБ – (Курс Молодого Бойца или Карантин) и первая неделя нашего пребывания в воинской части. Привыкаем к распорядку и скучаем по дому. Всё как обычно, только почему то в казарме так – же прохладно, как на улице.  Почему? – пришлось выяснить в тот – же день. Меня и Юрку (комсомольцев – добровольцев) отправили в котельную на помощь. Придя туда,  мы встретили своих знакомых, тех которым отдали фуфайки. Оказалось:  кочегары в день нашего приезда перебрали с «чачей» и разморозили трубы.  Понятное дело – приезд  духов – это великий праздник! Да ещё почти новые фуфаны урвали…  Целый день,  мы таскали уголь и общались с кочегарами. Слушали байки бывалых служивых и мотали на ус.  В информационном вакууме это было весьма увлекательно и полезно. А в плане поддержки – вообще Клондайк. Котельная на отшибе за столовой, казалась нам райским уголком. У кочегаров было всё: еда, чача и масса свободного времени.  Видно тогда Юрка и решил стать кочегаром.  К вечеру вернувшись в расположение ШМС, мы уже знали, где купить вино и чачу. А самое главное владели информацией о фотографе и месте его дислокации.  Нас к тому времени уже сфотографировали на «Личное дело», но фотки нам не дали. Позже (по случаю) я сам её от туда выдернул, для дембельского альбома.

Письма из дома – это святое! Письма из армии – это свет, для родных и близких.  Свет почти волшебный и  родной.  По началу,  писАть каждый день не было возможности, да и пИсать ходили, только с разрешения.  В письмах обычно успокаивали родителей и спрашивали новости из дома. Фотограф по нашим разведданным, обитал не далеко от части. Сразу за забором, но район был мало изучен.  Потому как находился не далеко от КПП. Бегали мы там по утрам, присматривались. И вот 16 декабря, на седьмой день нашего пребывания в ШМС, нас отправляют на уборку территории. Как раз в тот самый район, где должен быть фотограф. Старинный – каменный забор высотой метра три, но в одном месте его видимо специально занизили. Может сами солдаты, а  может фотограф.  Сверху забор был обрушен,  и можно было легко перелезть или  посмотреть наружу. Что Серёга и сделал, пока мы его прикрывали.  Вернулся, доложил, что поговорил с фотографом и тот готов,  хоть сейчас  приступить к работе. Первыми пошли:  я и Серёга, перелезли. В пяти метрах от забора стоял старинный фотоаппарат на треноге с гармошечным объективом и чёрной накидкой. Такими ещё работали в фотоателье. Рядом не молодой грузин, обросший седоватой бородой.  Очень приветливый и не в меру разговорчивый, с таким гидом можно интересно путешествовать. Но у нас мало времени и он это понимал.  Поставил нас под дерево, напротив забора.  Сам залез под чёрную накидку настраивать объектив и заряжать негатив.  Пока он колдовал над чудо – техникой мы огляделись по сторонам. Поверх забора, чуть правее метрах в ста на территории части, виднелись окна Штаба.  Из которых при желании можно было увидеть нас в лучах фотовспышки.  Время тянулось, как перед расстрелом.  Мастер вылез,  из - под чёрного одеяла и подошёл к нам. Пытаясь выправить наши головы, которые косились в сторону Штаба Бригады. По одной руке мы положили на погоны друг другу, второй рукой поправили ремни – мы готовы!  «Улыбайтесь воины! Сейчас вылетит птичка!».  Вылетела магниевая вспышка и облако дыма. Мы подошли к Батоно, что бы рассчитаться. По рублю за фотографию  – деньги вперёд, таков уговор. То – что мы духи,  он понял это сразу. Потому как весь личный состав бригады знал в лицо и даже по именам. Достав блокнот, начал записывать наши имена. Так…. Валоха…. Серёга…  - какая рота? – первая ШМС…. Дальше всё по его отработанному сценарию.  «Послезавтра будет готово. Если сами не сможете забрать – отдам вашим друзьям, пусть приходят и тоже фотографируются. Вам до выхода в увольнение ещё месяц ждать. Фотоателье в городе одно и когда все солдатики в него сбегутся,  будет много работы.  За день не успеют отпечатать, а следующего увольнения может и не быть». Мудрые слова Горца звучали как пророчество.  Мы возвращались в часть. Перемахнув через забор,  спрятались за стволами деревьев, что бы оглядеться. Деревьям тем было уже около  ста лет. Огромные дубы видели и гусар в золотых эполетах и первых красноармейцев – пограничников, да и многое из того, что происходило в этом горном краю. Многим зданиям и сооружениям,  на территории части было уже (в 1988 г.) ровно сто лет, кроме трёх казарм и автопарка.  Перебежками между деревьев, до своих, метров пятьдесят.  По опавшей листве, наступив в которую,  проваливаешься по щиколотку сапога. Духи чистили  асфальт на дороге от КПП к Штабу, растянувшись метров на триста. Нам оставалось только выйти из – за деревьев и слиться с толпой. Как вдруг сзади раздался окрик Мусы: - «Эй бойцы!... Да, да.. вам говорю… Бегом ко мне!».  Подбежали, отдав воинскую честь доложили: - «Товарищ старший сержант! Рядовой…… по вашему приказанию прибыл!».  Муса: - «Какая рота?.... – первая! Какой взвод?... – первый! …..  Первая рота ШМС!.. Ко мне бегоммм..  ААрш!».

Духи эту команду выполняли легко и быстро.  Построившись по ранжиру за нашими спинами, метрах в пяти. По команде Мусы мы повернулись кругом. Бриз уже чеканил с докладом по ковру из сырых листьев. Потом встал рядом с Мусой.  Страха, как перед расстрелом уже не было, он остался там за забором вместе с непроявленным негативом. Муса куражась и нагоняя жути на роту, как сейчас говорят «кошмарил» духов. Перед началом ТТП (вспышка слева, вспышка справа) Муса всех предупредил, что где – то здесь раньше стоял полковой туалет.  Место его пока ещё никем не обнаружено, но мы его будем считать минным полем. Что такое полковой туалет? – это отхожее место для общественного пользования целого полка. Яма под ним метров пять глубиной, сверху стоят 15 – 20 клозетов.  После полного заполнения ямы, скворечники сносят, а доски засыпают грунтом. Так – что если доски сгнили, то оказаться в дерьме очень легко. Надо только хорошенько топнуть и…  В общем обстановка приближенная (нами) к боевой,  не внушала большого оптимизма.  «Рота!...   Рассредоточились в цепь! …  Дистанция  пять метров!... Бегоммм!  ААрш!»…………. 

Бегая и прыгая между деревьев,  я вспомнил своё босоногое детство. Друга Егорку, с которым жил по соседству, нашу кривую улицу и одно из наших приключений.  Дело было в конце семидесятых годов прошлого века! О… как! Было нам с Егоркой лет по девять от роду. Было всё и речка – вонючка,  в которой мы купались и дружба – не разлей – вода. Район, в котором выпало счастье проживать интенсивно шёл под снос.  Не касалось это только нашей улицы, она находилась с краю и не имела стратегического интереса для застройщиков. А это значит, что в нашем распоряжении находились целые кварталы и сотни гектаров не освоенных земель. Пока в одном месте сносили ветхие избушки, в другом уже строили многоэтажки. И нам приходилось шустрить,   проявляя не дюжий интерес в поисках сокровищ.  Однажды Егорка меня окрикнул истошным голосом.  Я повернулся и увидел друга по пояс стоящим в земле. По его напуганным глазам я понял, что он в беде.  Тогда он провалился в туалетную яму по пояс.  Вытаскивать его было не легко, потому, что он сам попытался вылезти и испачкал руки.  Бегать и искать помощь бессмысленно – вокруг пустыня.  И друг мой уходит всё глубже, как в зыбучих песках.  Такая картина не для маленьких детей.  Но мы - то смотрели чёрно – белые фильмы про войну и знали, что практически из болота вытащить можно. Я нашёл лыжу, она удачно оказалась под рукой, и бросил её плашмя перед Егоркой. Тот ухватился за неё и замер.  Потом я подошёл к нему сзади и схватил его за рубашку под мышками и стал тянуть.  Егорка помог ногами, упёршись в лыжу,  и мы вылезли из ямы.  Моей радости не было предела, я смеялся и прыгал от счастья. А друг Егорка заплакал и вытирая слёзы грязными руками сказал: - «Что теперь будет… я ведь сегодня новые штаны одел?».  И мы пошли в сторону дома…………

Другие произведения автора:

Прапрадеду. Не существует больше "Акатуй".

Бесконечная песня о любви.

Лёнька Пантелеев.