Служивый. Залёт №3.

Служивый. Залёт №3.

                            День седьмой… или поддать бы  парку.

Всё бы ничего, да вот только зима, как – то быстро пролетела. А с ней и неделя нашего умопомрачительного турне в сторону Кавказских вершин. Приехали мы в пгт  Баладжары, что в сорока километрах от Баку. Старлей уже надел портупею и распорядился готовиться на выход. Мы облепили стёкла никогда не мытых окон, нашего  вагона. У кого и как там ёкало сердечко, сейчас сказать трудно, но мы пошли на выход. Больные – выздоровели, бухие – протрезвели. Вывалились на белый свет и снова строиться в три шеренги. За спиной осколок родины №13, впереди мутный старлей в лучах единого на всех солнца. Слева распутица ж/д веток ведущих на восток, справа сам восток, в его тюбитейках и халатах. Возле каждого провожавшего нас «покупателя» стоят по четыре десантника. Бравые ребята в голубых беретах набекрень. Трёхшеренговый строй растянувшийся вдоль эшелона, больше похож на восточный базар. С его говором, жестикуляцией и запахом. После поверки, перед строем появляется офицер ВДВ. И кричит в рупор: - «Товарищи призывники! СМИРНО! Я дважды повторять не буду……». И тут на меня как будто манна небесная свалилась. Вспомнил я приписную комиссию…  Нет не хирурга, который обратил внимание на мой шрам на лбу и долго выведывал у меня о психическом состоянии. Не тех лаборантов, которые истыкали мне все подушечки пальцев на левой руке, но так и не смогли взять кровь на анализ. А я и не чувствовал боли, потому как боли вообще не чувствую (левая рука у гитаристов с мозолистыми подушечками). Не милую студентку мед. института сидящую рядом с дерматологом,  записавшую в анкете «обрезан». И даже не стоматологшу, которая заглянув в мой рот, позвала практикантку и та просверлила мне здоровый зуб. Я вспомнил всех их вместе сидящих за столом, во главе с подполковником – начальником нашего Алатауского райвоенкомата. И вопрос: - «В каких войсках хочешь проходить воинскую службу???».  Я чётко ответил: - «В десантных!». Выйдя из того кабинета я уже представлял себя летящим с парашютом. А кто ещё, как не я, был достойнейшим из достойных?  То – что я курю с 16 лет – это ж не беда!!! Мне всего 18. Зато в свои 15 лет я уже был чемпионом республики среди юниоров по борьбе Дзю – До. И если бы мой тренер….  То быть мне чемпионом «Союза» и служить в Спортроте. Ну да ладно, рондат, фляк и сальто я ещё не разучился делать,  не говоря уже о приёмах Яцухиро Ямасито. Жмурясь от солнца,  вместе с земляками мы уже топали «…Левой, раз, два. Левой».

Рядом с  третьими «красно – звёздными воротами» стояло огромное дерево и вместо листьев с плодами, на нём росли разноцветные вещи. Это дерево было усыпано шмутками. Такую картину я видел один раз в жизни – воистину сказочный пейзаж! Видел раньше, деревья с навязанными тряпочками, в наших краях деревья итак большая редкость. Поэтому на них привязывают ленточки и загадывают желания. Желания эти потом не сбываются, сам по себе знаю. Но это дерево можно сравнить с «Кремлёвской новогодней ёлкой».  И полетели на него тюбитейки, платки и варежки. Шапки и даже фуфайки. Я бросил свой махеровый шарф и был таков. Под волшебным Баладжарским деревом лежала груда обносков и мы вошли во двор. Сразу и не поймёшь куда попал. Под палящим – декабрьским солнцем, люди вплотную сидят на земле. Кто на корточках, кто на заднице. Двор не больше нашего «Октябрьского», но без здания похожего на ЦПХа. Всё в плевках от «насвая», забор изнутри похож на «дувал». В центре двора одноэтажное здание образца 19 века, как потом выяснили – это столовая и всё.  Надо отдать должное нашей сплочённости, родилась она именно там. Там где опостылевшие рожи, но из под родных навесов, из вагона №13, из команды № 111. Перед  столовой «Духи» строятся каждые 5 – 10 минут. Шныряют покупатели и окриками выискивают специалистов. Кому токарь, кому медик,  а кому саксофонист. Гомон стоящий в атмосфере, тысячной орды, заглушает рупоры глашатаев в погонах. Невольничий рынок эпохи Спартака, только без женщин, но с детьми. Наша ватага приземлилась на корточки и до обеда за нами никто не приходил.  Прошёл обед. И стало понятно, что везде – «в дороге» кормят одинаково плохо. После первого построения команды № 111 невольников поубавилось втрое. Те кто уходил, махали ручками и плакали, выкрикивая: - «Пацаны! До встречи в Алма – Ате!».

Оставшиеся 30 человек внушали доверие и уважение. А главное среди них были все те персонажи, о которых я писал раньше. Уверен, что и те, кто нас покинул, службу несли достойно! Иначе просто быть не могло. Что такое 30 солдат – это взвод из трёх отделений. Это 30 бойцов разведчиков. Это 30 богатырей из Войск Особого Назначения (В.О.Н.) Снимаю дембельскую корону перед Вами пацаны и превращаюсь в «Духа» - (молодой солдат до принятия присяги).

Капитан в чёрных петлицах с непонятными эмблемами,  построив нас и проверив наличие по списку, уже обращался к нам словом «Воины!».  По отечески приказал не разбегаться и ждать дальнейших указаний. Засветло мы отправились на вокзал. Об 13 - м вагоне оставалось только мечтать, его и след простыл на два года и (17) дней. Именно столько (747) дней «Шайтан – Арба» возила кого то – не меня. Такие же плацкартные вагоны довезли нашу интернациональную команду без номера до Тбилиси. Метрах в 50 –ти,  справа от строя стояли четыре тэнтованых грузовика с зажжёнными, красными фонарями. Слышалась перегазовка стальных коней в полумраке ночи. И команда: - «Направо! По машинам, бегом, марш!». Ну что тут поделаешь???

 И под солнцем и под тэнтом, надо бороться за место в этом (качающемся мире -  слова Султана Бейбарса). Султан Бейбарс наш земляк и из невольников с тал тем, кем он стал. Рассевшись по откидным скамейкам в полной темноте, мы поехали. Вернее, стальные кони понесли нас за  60 км от Тбилиси. Унося наши юные сердца  ввысь и в горы. Всю дорогу чувствовался подъём, моторы рычали, как разъярённые тигры. И вот притихли и заглохли. Мы и не видели, что проехали четвёртые ворота с красными звёздами. Темнота хоть глаз коли, стук  по кузову, как стук по крышке гроба «братской могилы». Пора на выход, и выход один, сразу на плац. После темноты под тентом я, да и наверное все остальные, видели всё, как днём. А была полночь!

Оглядываясь по сторонам, мы топтались под звёздами Кавказского небосвода. Мы были в самом сердце, в самом центре воинской части. Вдоль плаца стояло трёхэтажное здание напоминающее ЦПХа, только не молоденькие «прядильщицы» с «чесальщицами» махали нам руками в ярко освещённых окнах. Это казарма, на первом этажа «учебка» с отдельным входом. На втором и третьем  - гвардейский первый батальон (ОРТБОН) Отдельной Радио Технической Бригады Особого Назначения. Вокруг плаца, а вернее по периметру тоже группами стояли солдатики и не просто стояли, а рукоплескали и громко скандировали : - «Духи вешайтесь!....  Духи вешайтесь!». Мне снова припомнился Древний Рим, с его амфитеатрами. Невольники – гладиаторы сбившиеся на поле брани, безоружные и неопытные бойцы. Не знающие правил и не нюхавшие крови. Ошарашенные таким тёплым приёмом, мы слышали только свои сердца, которые рычали, как тэнтованые  «Уралы».  Но где же тот самый главный человек в лавровом венке? Пальчик которого решит нашу судьбу?!  Он и его вассалы стояли на ступенях у входа в нашу будущую казарму. Наслаждаясь предвкушением молодой крови. 

На середину плаца вышел старший сержант Муса…. Его командирский голос вмиг заглушил все вопли, но толпа старослужащих не расходилась. Начиналось красочное зрелище! Муса отдал команду построиться в один ряд. Мы все (60 духов) по привычке, а скорее всего уже инстинктивно стояли, как у эшелона. В халатах справа, в фуфайках слева. В самое начало строя встал Муса. Перед строем встал старшина роты ШМС (Школа Молодых Специалистов). Потом началось действо похожее на «Парад Победы», где мы стоя в строю, были виновниками торжества. Муса рявкнул: «Смирно!» и чеканящим шагом кавалергарда с поднятой правой рукой, замаршеровал в его сторону. Доклад старшине был таков: - « Товарищ старшина роты ШМС! Вновь прибывшее пополнение в количестве 60 духов построено! Зам. Ком. Взвода ШМС! Страшный сержант Муса!» и резко опустил руку. Потом встал рядом со старшиной, оба подняли правую руку (отдавая воинскую честь). Старшина набрав воздуха заорал: - «Здравствуйте товарищи духи!».  С нас как с одуванчиков, облетел пух гражданской жизни. Наш «алейкум салам» был один в один похож на блеяние отары. А вокруг снова скандировала толпа: - «Духи вешайтесь!....Духи Вешайтесь!..». Человек с лавровым венком, а теперь уже и с нимбом над головой,  подошёл  поближе к агнцам и сказал своему вассалу Мусе. Веди этих баранов на склад за обмундирование, потом в баню, а потом в спальный корпус. Лично я, нарисовал себе такую программу: - сейчас выдадут военную форму, потом мы попаримся в баньке и пойдём спать.  Кстати, на улице уже было, довольно таки прохладно. Муса повёл нас на склад, мимо двух двухэтажных казарм.  И там тоже солдатики смотрели на нас, как на военнопленных. Чувствовалось, что в части, не только у нас праздник. Построившись у вещевого склада, мы по двое заходили во внутрь и получали обмундирование. Прапорщик обмерял взглядом и молча складывал в руки портянки, х/б и исподнее. Шапку сразу на голову с вопросом: - не давит?... сапоги какого размера носишь?  Шагах в двадцати стоял часовой в белом тулупе и валенках. Из – за спины торчало дуло автомата с примкнутым штыком.  Еще двое солдат ходили без шинелей,  разглядывая духов. По всему было видно, что они здесь не просто так прогуливаются. Один подошёл ко мне: - «Здорово служивый! Давай отойдём, разговор есть». Мы отошли в сторону. По званию младший сержант, без наездов, попросил меня отдать ему фуфан. «Тебе он всё равно больше не нужен, после бани форму оденешь. А мне в кочегарке сгодится». Я отдал ему фуфан, а Юрка отдал второму. Встреча эта была знаковой. Потом Юрка по знакомству станет кочегаром.  Вскоре мы зашли в так называемую баню.

Муса лютовал, торопил  и на крепкие выражения не скупился. Проходили в предбанник по пять человек. Раздевались, вещи бросали в кучу. Полученное х/б  вешали на крючки, остальное на лавку, сапоги под неё.  Из баулов разрешили взять только курево, личные вещи и письменные принадлежности. Блок сигарет «Казахстан», шариковую ручку и тетрадку я засунул в сапог с размером «28 В». Слева  в середине шести метрового коридора не большое окошко, из которого, как из телевизора выдавали полотенца и портянки. Справа в конце, за вешалками, вход в «парную».  Парной оказалось душевая с пятью сосками, отгороженными простенками. Единственная фрамуга с разбитым стеклом, а за ней чёрное небо города Тетри – Цкаро. Вода толи заканчивалась, толи всегда так текла? – холодная вода!  Но желание помыться перебарывало весь этот бардак. Мыля обмылками свои  стриженные головы мы перекликивались с ангелами, которые нас не слышали. А скорее всего слышали, но не хотели вмешиваться в круговорот армейской жизни. Замечу, что те, кто уже попарился, стояли и ждали нас снаружи. А мы парились в холодных струях и не хотели выходить. Муса торопил, орал из предбанника и мы пошли получать портянки. Подойдя к «телевизору» я получил белоснежную, байковую пелёнку. Теперь предстояло правильно одеть военную форму. С шапкой, галифе и гимнастёркой – всё понятно, но где трусы?  Муса, «распаренной пятёрке», объяснял как и с чего начинается Родина. Вместо трусов тонкое нательное бельё, у кого с пуговками, у кого с завязочками. А сверху такое же но байковое. Потом х/б и портянки……… ну раз нижнее бельё состоит из тонкого и байкового, то надо тонкие портянки?!.  Бедный Муса……… он вновь и вновь вспоминал о наших матерях и даже о Святой Богородице, сетуя на время. Которое мы у него отнимаем,  своими бесчеловечными вопросами. Блок моих сигарет лежал на лавке вместе с зубной щёткой. Но  сами сапоги показались мне не очень знакомыми. Я глянул на подошву – «27 С». Рванул пелёнку и как попало намотав портянки, стал напяливать новые сапоги. Пришлось не легко!  Часов счастливые не замечают и мы вышли в ту же ночь, через тот же вход. Последняя пятёрка отпарилась, так же мучительно долго.

И вот мы топаем в сторону спального корпуса. На конец – то выспимся, а там будь, что будет. Там было построение роты ШМС. И «Рыжий» - старшина, скалясь фиксами учил нас жизни. Муса как конвойный пёс, готов был порвать любого. Коридор учебки длиной  70 метров разделён на три секции. При входе «тумбочка», Ленинская комната, кабинет командира, оружейная комната. Средний отсек – спальный. Третий отсек – бытовой. Мне и моим товарищам, выпала честь держать мазу за первый взвод роты ШМС. А значит и строиться в первом отсеке, в самом светлом, но не самом длинном. Всего было четыре взвода по 30 духов. Все мы уже одетые в х/б стояли по ранжиру, в две шеренги, в первом и втором отсеке. После инструктажа Мусы, мы знали, что говорить на этом построении. Муса в окружении четырёх солдатиков. О чём – то с ними тихо говорил. Готовилось не менее значимое действо, чем присяга. Присяга духа ШМС!

В казарме мы были не одни, за два дня до нас, туда прибыли духи – россияне. Такие же бледнолицые, как и я, только со своим говором. А может это я так думал, но мне ближе по духу, были земляки. В ту ночь нас учили наматывать портянки и пришивать подворотнички. Лепить кокарды и зелёных «мандавошек» на петлицы. Старшина «Рыжий» выдал нам «деревянные» ремни и приказал всем подстричься под ноль. Третий отсек заполнился криками ужасов. Здесь кричали, как на «дыбе». Стригли друг друга  в порядке очереди, беззубыми, ручными машинками. Черепа покрытые остатками волос и обильно политые кровью, после такого жертвоприношения, раскалывались напрочь. Выйдя из адовой парикмахерской, я направился в умывальник. Там царила спокойная обстановка, без всяких жертвоприношений. Воины ислама, снявшие халаты час назад, брили друг другу головы. О чём то курлыкали. На стене написано «Не курить». Именно там я закурил свою первую сигарету в этой учебке. Рядом со мной прикурил овальную сигарету пацан из России. Мы познакомились  - его звали Ткач. На огонёк подтянулся Пугач, с жёлто – зелёной физиономией. Перекур продолжался не долго, мы докуривали по третьей сигарете, как ворвался Бриз. Бриз – солдатик, командир отделения в учебке. Толстожопенький выгнал нас на построение. Тогда впервые прозвучала команда: - «отбой». Но с начала мы переодетые и подстриженные икали знакомые лица в толчие отсеков. Я опознал Серёгу. Я, Пугач и Серёга заняли места на нижних полках в начале второго отсека справа. Как потом выяснилось, рядом стояла койка Рыжего. Два часа сна и снова подъём. Наша форма аккуратно сложенная на прикроватных табуретках покрылась инеем. Её мы одевали и снимали раз десять. Подъём  - отбой! И здесь не скажешь: - «Дедуля! А можно я пойду погуляю?». Заправив как попало койки, мы всёж - таки посетили умывальник. Пока «лузы» и «мойки» были заняты, сам Зевс велел нам перекурить. Умылись и на построение. Муса и Бриз стояли в первом отсеке, Бульба и Азер с Гогия во втором. Рыжий ходил вдоль строя рассматривая наши физиономии. Речь шла о вреде курения и о том, что курить в умывальнике строго воспрещается. «Те кто курил в умывальнике…. Три шага вперёд!» - скомандовал Рыжий. Я, Ткач, Серёга, Бурлик, Юрка, Муха, Игорь и Пугач вышли из строя. Рыжий скомандовал: - «Кругом!»……… мы повернулись, а за спиной продолжалась речь старшины. Вся эта ахинея свелась к тому, что за каждый окурок, всей роте предстоит бежать в гору. И на вершине «Гомер» хоронить наши бычки. По команде Рыжего мы сбегали в умывальник и зажав окурки встали в строй. Выбежав за казарму мы стояли у подножья горы «Гомер», на вершине которой нам предстояло хоронить долбаны. Крутая горка и вверх метров 200. Сбегали раз, сбегали два – сдохли. Всю эту экспедицию сопровождал младший сержант «Бульба». Он легко преодолевал препятствия и пользовался огромным авторитетом в учебке. Есть в Волгограде памятник солдату ВОВ, в правой граната, в левой ППШ, это и есть Бульба , только в граните. После похорон окурков прошла литургия в солдатской столовой. Продвигаясь к раздаче мы собирались пообедать, чем Бог послал. Бог послал суп…….из семи….., кашу………… и компот  похожий на пот. Мы всегда в хвосте, нас подняли на самом интересном куске варёного сала. После обеда строевая подготовка на плацу. 8 – мое декабря – пасмурный день. Наматываем квадраты по плацу. Не жарко, не холодно, мы в х/б. Учимся маршеровать и петь строевую песню.  Равнение налево! Казарма ШМС, казармы второго и третьего батальона, пустая трибуна, за ней учебный корпус, лазарет, за ним штаб и красно - звёздные ворота. Равнение направо, кругом, смирно! Впереди «Гомер». Бегом марш! Включая передний привод рвёмся ввысь. Сверху можно рассмотреть всё и вся. Вниз ноги сами бегут. Снова на плац, снова строевая песня. Первый день в сапогах. Которые не жмут, которые давят и трут. Они давят на мозги и охота порвать любого. Снять обувь и на плацу, как на татами побороться за эту жизнь. Не важно сколько будет крови, сколько сломанных костей. Важно остаться человеком!

Ужин после батальонов - это объедки, радует только хлеб. Он такой же, как и дома, всегда свежий. Многие ложат  его а карманы галифе, что бы пожевать после отбоя. Рота строится повзводно, по четверо в ряд. Идём в казарму. Когда ещё перекур? Я закуриваю сигарету в строю. Слева от меня нарисовывается Гогия – это залёт солдат! … Вечером разберёмся. Разбираться пришлось с Рыжим. В коптёрке сидел Муса и Рыжий, вокруг них тёрся Гогия. Так мы и познакомились. Рыжий протянул мне гитару и попросил спеть песню. Я взял шестиструнку и запел: - «На Колыме где тундра и тайга кругом, среди замерших елей и болот. Тебя я встретил, с твоей подругою. Сидевших у костра вдвоём…………». Шёл крупный снег и падал на ресницы вам – вы северным сеяньем увлеклись. Я подошёл к вам и руку подал. Вы встрепенулись. Поднялись………..

Другие произведения автора:

Побег.

Адреса моих песен.

Служивый. Залёт №5.