Рыжий щенок бегал вокруг беспородной лохматой собаки и звал её
играть с мячом. Но она лениво отворачивалась от сынка.
— Мамка! Смотри, что я нашёл! Гав-гав! Не отнимешь, не отнимешь! — и
щенок принялся трепать упавшее с верёвки постиранное полотенце. — Веселее
ничего быть не может! Мамка! Я тебя поймал! — и щенок схватил её свалявшийся
хвост зубами.
Старая собака, звеня цепью, огрызнулась.
— Гав?! Догони меня! — щенок глядел на мамку, готовый вмиг
припустить в огород, где дружно зеленели всходы. — Не догонишь!
Но собака полакала свежей воды, ушла, насколько позволяла длина
цепи, в заросли малинника и растянулась в тени.
Мамка не хочет играть в замечательную игру. Гав-гав, понятно, взрослые
— рабы. Они никуда не хотят отойти от своей будки и любимой кормушки. В мире
столько игрушек и развлечений. Неужели взрослым ничего не нужно?
И щенок припустил за курицей, визжа от радости свободы.
— Ах, ты куриц будешь гонять? — без всякой злобы закричал хозяин. Он
ушёл в кладовую и через несколько минут вышел с изящной цепочкой и кожаным
ошейником.
Когда хозяин пристёгивал ошейник, щенок даже не понимал смысл этого
тайнодействия — просто хозяин особенно ласково треплет его нежную шею.
Но когда щенок азартно побежал к наглому воробью, непонятная сила
остановила его. Он бросился к воробью ещё, и ещё раз. Но словно непреодолимая
стена встала между щенком и миром свободы.
Целый час щенок с визгом недоуменно рвался за
пределы очерченного круга. Наконец, от усталости и отчаяния он сел в тени
забора и заскулил: «Мамка-а! Почему я не могу бегать по просторному двору и
валяться в мягких грядка-ах? Почему курица и даже презренный воробе-ей спокойно
склевали недоеденный утром сы-ыр? Мамка-а, скажи, куда исчезает свобода-а? Неужели
я стал взрослы-ым?»