Шарифа Хамидуллина

Недавно порадовался за островитян, что они создали памятник женщинам Ольхона, в годы Великой Отечественной войны вынесшим на своих плечах все тяготы военных лет. Работали, не зная выходных, отдыха в суровых условиях Сибири. Не доедали – Всё для фронта, всё для Победы!

Огорчает только то, что не все фамилии попали на мемориальную плиту. Понятно, что всё упирается в деньги и их нужно изыскать. На Ольхон еду миллионы туристов, вытаптывая и даже загаживая остров. Наверное, можно было составить проект-обоснование и смету, провести общее собрание жителей и островной администрации, а после вынести постановление о сборе средств, для строительства памятника и создать для этого комиссию. Оформить стенд по этому поводу. Людей едет море, и подарить рубль на благое дело, редко, кто откажется. У нас в России для лечения силиконовых звёзд шоу-бизнеса онлайн набирают миллионы долларов.

Просматривая выбитые на камне фамилии, отметил, что мало перечислено татарских фамилий. А татар на Ольхоне было много. Привезли татарские семьи, в основном многодетные, без мужиков. Мужики на фронте, а в приехавших семьях только женщины, старики и дети. Для одних семей приготовили землянки, а другие расселили по рыбоприёмным пунктам, в том числе на побережье Приморского хребта. Там грунт каменный, землянку не выроешь. Едоков много, работников мало. Царит голод.

Например, многодетную семью Ахмедзяновых отправили на работу в улус Улан-Хан, но там их родители умерли с голоду и их дети – 7 или 8 человек вернулись в Хужир.

На РПП в улус Улан-Хан попала так же семья Ахмета и Халимы Тимирбулатовых. Ещё на родине в Татарии, после смерти первой жены Ахмета, Халима стала мачехой для его детей. С ними приехала в Сибирь. В конторе ММРЗ из каких-то соображений фамилию укоротили и стали они Булатовыми, поселившись на Улан-Хане.

Там Ахмет умер от голода, вернее от его последствий. Был крайне истощён, а семье выделили конского мяса. Мясо приготовили, но желудок Ахмета уже не справился с поступившей пищей. Так называемый «заворот кишок» стал причиной смерти. Похоронен был в Улан-Хане. Жена Халима возвращаться в Татарстан не стала, осталась жить с приёмными детьми в Хужире, хотя плохо говорила на русском языке. Жила в маленьком домике под Татайской горой, по соседству через огород с Петром Лыковым.

И так, если взять любую татарскую семью, то в любой можно найти трагедии и горе, вдали от своей родины Я хочу коротко рассказать об одной представительнице татарского народа, жившей среди нас и работавшей на тяжёлом рыбном производстве в годы войны и после Победы.

Хамидуллина Шарифа (Шура) Гайнулловна (1910-1998). Крылатое выражение Короленко В.Г. - «Человек создан для счастья, как птица для полёта!» - это не про неё. Беды преследовали её с самого рождения, вернее сыпались, как из рога изобилия. Родилась в татарской семье Гайнуллы Хамидуллина (1890-…) в Пермской губернии. Мать умерла вскоре после рождения дочери. В 1914 году началась 1-я мировая война, а в местности, где они жили пошла эпидемия оспы. Заболела и Шарифа. Отец вывез её, спрятав в дорожный сундук. Девочка выжила, но потеряла глаз, он у неё вытек. В Татарии поселились в селе Азьмушкино, где отец вёл своё хозяйство. Привёл в дом мачеху Мэххэмэтгали  (1903-19…).

 В Татарии дети не посещали школу, а учились при мечети. Обучение шло на арабском языке. Младшие брат и сёстры Шарифы учились при мечети, стали грамотными. А на ней лежали все домашние обязанности. Во время коллективизации отец был вынужден вступить в колхоз, куда сдал домашний скот.

Шарифа поздно вышла замуж, муж был из другой деревни. С мужем ездили по городам на заработки. В Сталинграде у Шарифы родился сын, но в девять месяцев заболел и умер. С мужем разошлась. Работала в Петрозаводске, война застала её в Ленинграде. С коллективом завода, на котором работала, ездила на рытьё окопов. Когда начались обстрелы и бомбёжки города, Шарифа с подругой сели на товарный поезд  поехали в Татарстан. Все документы остались на заводе. Пока она, работая, высылала домой деньги и посылки, ей были рады. Но приехав в деревню, встретила отчуждение, потому что появился лишний дармоед в семье. Деревня жила трудно, работы не было. Тем более устроиться работать без документов, было немыслимо.

    В 1942 году по городам и деревням Татарии  стали ездить вербовщики, которые вербовали людей для работы в регионы Сибири и Дальнего Востока. Мужчины ушли на фронт, а заменить их было не кем. Вся тяжесть работы в тылу легла на плечи стариков, женщин и детей. Для колхозников это была единственная возможность вырваться из тогдашнего колхозного рабства, получить паспорт и впоследствии устроиться на работу по желанию. Кроме этого во многих местах было голодно, весь урожай отдавали фронту. У них в деревне вербовали на рыбные промыслы Сибири и Дальнего востока. Шарифу не имеющую документов не взяли бы, но её вписали в документы семьи уезжающую из родной деревни.

    По прибытию в Иркутск партию переселенцев, в которой была Шарифа, посадили на ледокол «Ангара» и доставили на Ольхон. Остальные поехали на рыбные промыслы Дальнего востока.

Рабочий стаж у Шарифы стал исчисляться с 1943 года, а впереди него запись – «Документы утеряны». Работала на рыбалке, в цехах рыбообработки РПП ММРЗ. Зимой заготавливали лёд для холодильника, в тёплое время рыба быстро портилась. Женщины долбили майны, вырубали ледяную глыбу, вытаскивали её из воды.  А потом, как бурлаки тянули эту глыбу к берегу на лямках.

Работала Шарифа и коком на катере, качку переносила с трудом. Во время шторма боялась водяной ведьмы (по-татарски - су онасе), которая может унести в море. Рассказывала, что было очень страшно.

    В конце 50-х годов в Хужире на улице Обручева построили большое общежитие для одиноких женщин и матерей одиночек ММРЗ. Шарифу назначили комендантом общежития. С обязанностями она великолепно справлялась, хотя их было не мало. В общежитии печи топились дровами, поленья почти метровой длины по стандартам тех лет. Зимы холодные, значит нужно, чтобы всегда был запас. Вода привозная, нужно чтобы бочки были полные. Прачечной в Хужире не было, общежитское бельё комендант стирала сама. На печах в баках парилось бельё, стиралось хозяйственным мылом и содой. Сушили бельё во дворе на верёвках. Потом Шарифа гладила его, но не утюгом. Простыни, наволочки, полотенца ровно укладывались в полосу на столе, а потом на длинную скалку накатывалось деревянным приспособлением, имеющем на плоской поверхности зубцы. Называлось оно рубель.

С личной жизнью не сложилось, оставалась одинокой. В 1950 году родила для себя дочь от местного «дон Жуана» Захара Б. и назвала её Люция. Можно, конечно, говорить по этому поводу скабрёзности, если не задумываться. Население острова Ольхон не велико. Часть мужчин- островитян «выкосили» репрессии 30-х годов, часть других забрала война, оставшиеся имеют свои семьи. Так что только благодаря этим «Дон Жуанам» некоторые женщины обрели детей, в том числе и Шарифа. Только после 2010 года внебрачные дети Захара Б. разобрались кто кому сестра и брат.

    Но радость сорокалетней женщины была преждевременной. В два с половиной года девочка умерла от менингита. Велико было горе женщины, вновь потерявшей ребёнка, отчаяние охватило её. Но Шарифа не теряет надежды иметь ребёнка и опять обращается к Захару Б. с просьбой о содействии. В ноябре 1952 года родилась дочь Софья. Эта дочь и стала «лучом света в тёмном царстве» для Шарифы, и опорой в её дальнейшей жизни. Но это позже, а родившаяся Софья была болезненным ребёнком. Возможно, сказывалось изношенность организма сорокалетней женщины Шарифы. Тяжёлый труд, недостаточное питание, отсутствие витаминов в рационе. Даже мы родившиеся в 50-е годы, в 60-е годы знали только такие витамины, как на огороде лук-батун, полевой лук и чеснок. Да ещё летом проникали на колхозный огород в Малом Хужире, где можно было полакомиться росшими там овощами репой и турнепсом. В общем, тяжело достался Шарифе и этот ребёнок. Часто болела тяжело и по долгу, вгоняя мать в тоску, но хвала Аллаху, постепенно окрепла, набралась сил и стала развиваться физически. Со временем превратившись в очаровательную девчушку с косичками и чёрными, как маслины глазами.

    Хамидуллины и Захар жили на одной улице, бараками почти окно в окно. У Захара была своя семья, но он всегда интересовался, как живут мать с его дочерью. Подросшая Софья, встретившись с отцом, на его вопрос, как они живут, бывало, дерзила отцу. За, что Захар потом высказывал своё недовольство её воспитанием Шарифе. Но это не от плохого воспитания, а от скрытой обиды девочки на то, что отец не живёт с ними.

    В середине 60-х годов Хамидуллины уехали на родину в Татарстан, где их встретили холодно. Появился ещё один претендент на отцовское наследство да ещё с дочерью не мусульманского происхождения. Жить негде, хоть обратно уезжай. Но всё-таки среди родственников нашлись добропорядочные люди и выделили старенький домик. Он был ветхим и требовал ремонта, крыша во время дождей текла так, что приходилось в доме подставлять тазики и вёдра. Постепенно жизнь наладилась, дочь Софью определили в школу-интернат, а мать нашла посильную работу.

    После окончания школы Софья устроилась на работу, позже вышла замуж. Потом забрав с собой мать, уехали в Среднюю Азию, где прожив несколько лет, вернулись в Россию в город Набережные Челны и там остались. Шарифа всегда жила с семьёй дочери, нянчила внуков и, в конце концов, обрела счастье и покой. Умерла Шарифа Гайнулловна  28 июля 1998 года, в день рождения своего зятя, мужа Софьи.

Примечание автора: В просторной комнате общежития, где жили, комендант с дочерью, было светло и уютно. Всё было скромно: по сторонам две кровати, шкаф, посередине комнаты круглый стол, покрытый скатертью. Вокруг стерильная чистота, пахло свежеиспечёнными булочками и лёгкий запах не дорогих духов. Несмотря на небольшой рост Шарифы, местные парни не рисковали проникнуть в женское общежитие к девушкам. Увидит комендантша, ожидай неприятностей. Если тётя Шура (Шарифа) рассердится, то татарские слова вылетают вперемежку с русскими, как из пулемёта, лучше с ней не связываться. Народ у нас был в основном законопослушный и порядочный, на весь остров хватало одного участкового  уполномоченного милиции.

Мать моя, Зинаида Дормидонтовна Кретова, уезжая в командировку, всегда оставляла меня с сестрой на попечении тёти Шуры. А с Софьей я учился в одном классе до 1966 года. Поэтому Хамидуллины запомнилась на всю жизнь, хотя прошло уже немало лет. Недавно мы с Софьей Захаровной попробовали, хоть частично восстановить прошлое её семьи.

Сергей Кретов, февраль 2021 года

Другие произведения автора:

Скатертью мне стелется под ноги автобан

Я оглянулся посмотреть…

Самостийные