Бывает, проходит много времени, а мы все еще страдаем, вспоминаем, тревожим себя. И чем больше времени проходит, тем бессмысленнее и болезненнее вспоминаются те дни, когда мы были счастливы, и сами не подозревали этого.
Я помню те вечера, когда мы брали машину и ехали на Шамору в армянскую кафешку, забегаловку на берегу моря, чтобы поесть самый вкусный шашлык на берегу. Это был поздний вечер, ветреный, холодный, машин на стоянке совсем не было, зачастую мы там были одни. Мы вбегали в этот оплот тепла и уюта с печкой буржуйкой, и нам было хорошо, нам было тепло. Там никого не было кроме нас и нам нравилось, что сейчас эти приветливые люди готовят только для нас, мы смотрели телевизор с ними, ели хычин, я разрывалась между диетой и вкусным буртучом, ты меня не понимал, а иногда говорил просто: «Ешь», и я ела, заедала свою совесть, мысленно вспоминая о красных юлиных весах.
Что же это было тогда… Была ли я тогда счастлива с тобой. Нет, не была. Хуже того, ты не был счастлив со мной, мы оба думали, как нам сбежать друг от друга, но мы были вместе, мы ехали в машине по темной разбитой шаморской дороге, смотрели на луну и оба боялись, что кто-то сейчас выскочит на дорогу, напоминая нам старый фильм ужасов.
Мы были не счастливы. Это определенно. Мы это знали точно. Но вечером, мы брались за руки и шли гулять, в самые худшие наши времена, мы шли гулять по извилистой аллее, к морю, огибая квартал. Мы могли идти молчать, мы могли идти ругаться, можно было просто спорить, а еще я помню, как мы бежали, взявшись за руки. Всякое бывало. Мы были вместе, и мы были несчастливы.
Я помню тот день, я приехала к тебе, две недели как твоя жена, ты повел меня гулять по району. Я шла и пыталась запомнить названия улиц, ведь мне предстояло там жить. Мы шли, я еще была каблуках, ноги болели, от непривычки подниматься в крутые подъемы, ты держал меня за руку…Тогда это ничего не значило, а сейчас…ты держал меня за руку, и это было время, когда мы решили быть вместе и решили, что будем счастливы. Может и не решали, но очень хотели. Я хотела. Это точно. – Это улица….Гоголя? – Нет. – Как? Я точно запомнила, вроде писатель какой-то. А….Есенинская.. – Енисейская… - Точно! Запомнила!
…и точно, я запомнила этот фрагмент. Енисейская. Спускаешься по ней и видишь море, рыбацкие домики, а вечером закат. Слышно электричку, гул машин, а на пристани море, я говорила, что оно мне не нужно, безразлично и чужое, ты качал головой и спорил со мной. Вот так мы и жили.
Сколько часов мы провели гуляя по шаморскому берегу. Я помню, как ты привез меня туда впервые. Сколько лет прошло? Я не хочу считать. Кто-то скажет мало, мне кажется, что много. Я была другой, ты был другим. Помнишь ли ты…
Ты сказал вечером, что мы встанем рано и поедем встречать рассвет на море. Я помню, что мы встали рано, было пасмурно и холодно. Мы сели и поехали. Я помню только то, что ты очень расстроился, что был туман, и мы не увидим рассвет, рассказывал, что-то о приморской погоде, что вот так вот почти всегда и рассвет на морском берегу это роскошь. А я…я, внимала всему, что ты говорил и мне был так все равно на этот рассвет. Я была с тобой, мы ехали к морю, мы вместе, и ты был мне нужен. Ты, а не какой-то рассвет. Я запомнила только желтый мокрый песок, серое, угрюмое небо, темное, неприветливое море и собачку, которая увязалась за нами. А еще…коротенький фрагмент памяти, я оборачиваюсь и прижимаюсь к тебе, я замерзла, а ты пытаешься согреть меня. Ты что-то мне говорил, но я уже этого не помню. Может ты помнишь? Ты всегда пытался согреть меня, но я всегда мерзла. Будто твое тепло до меня не доходило. Странно думать об этом теперь.
Об этом вспоминать не тяжело. Тяжелее вспоминать последний год, что мы были вместе. Самый непонятный и странный год моей жизни. Чего мы хотели, для чего это все было. Теперь мне понятно для чего, чтобы ты отпустил все и уехал, чтобы я отпустила и уехала. Наша история, с одной стороны, такая прозаичная, такая обыкновенная, такая бытовая, ее бы назвать как-нибудь, как «Сказ о попе и работнике его Балде», так и про нас можно было сказать «Сказ О Диме и Ане, которые не знали что хотели». Можно по интереснее подумать, но я не стану. Тут суть, оставим ее. Но с другой стороны, мне все чаще хочется записать ее, наши воспоминания, пардон – свои воспоминания о нас, а это противоречит всем законам расставания, это не может означать, что я отпустила. Может, если запишу это все, я освобожу свою голову, от этих «мы». Ты то освободил. Мужчине всегда легче. А вот я….как-то застряла. Если начну вспоминать, то сердце сжимается. Но при этом и не сожалею. И как такое может быть, не знаю.
Шамора - это самое больное место во всей нашей истории. Не твоя квартира, которая была какое-то время моим домом, не улицы, где мы гуляли, ни какие-то места здесь, в моем родном городе, а именно она, желтая полоса песка с синей лентой соленой воды с чайками и пасмурной погодой, далекими японскими огнями Большого камня, с запахом самого вкусного шашлыка.
Там мы были вместе, и счастливые, и не счастливые. И когда мы были не счастливы, это время я вспоминаю больше, это время кажется наиболее светлым. Вот такой пародокс. Ты решишь, что я жалею. А я не жалею. Я просто тоскую. Я просто осознала, что никогда мне не пройтись с тобой по шаморскому тяжелому песку, и не потому что ты с другой, а потому что и ты покинул это место. Пока ты был там, было ощущение, что все можно вернуть, повторить, испытать. Можно было идти с тобой, как с чужим, не касаться тебя, язвить, спорить, ругаться, быть самыми чужими на этом свете, принадлежать сердцем и обязательствами другим людям, но идти вместе, и быть уверенными, что мы все правильно сделали.
Я бы многое отдала, я серьезно говорю тебе, я бы многое отдала, за молчаливое надутое молчание в беседке в «999,9». Отдала бы многое за ветер в лицо, за твою спину, за запах твоей мото куртки, за то, чтобы встретив тебя, сказать: «Папка пришел!» и крепко обнять. И быть не счастливой. Мы сами не знаем, как счастливы бываем.
Это море стало мне чужим, этот город снова стал безликим, серым, слишком высоким и большим. Будто та ниточка, та пуповина, которая связывала меня с этими местами оборвалась и приказала мне там не появляться. Что мне там делать? Как там быть, если нет тебя. Ты наполнял эти места, а сейчас, все тоже неприветливое море, ветер, свинцовый песок и какая-та пустота. Бессмыслица. Будто Бог придумал это место, но самое главное, для чего оно, не придумал.
В день твоего отъезда, в голове моей звучала старая песня из такого же старого фильма. Эта лиричная строчка, «Опустела без тебя земля…» навела меня на мысль, что край мой опустел. Что мы на разных концах страны, и где то там ты, даст Бог счастливый, а где-то там я, счастливая не меньше, и больше ничего уже не будет.
Никто на свете не представляет, как иногда снова хочется стать несчастливой. Хотя бы на минуту.
Другие произведения автора:
60-е
Простыни
Не разобраться
Это произведение понравилось: