Убитая совесть 14

10 января 2017 — Валерий Рыбалкин

Виктора Силина, десятилетнего мальчишку, приняли в пионеры 22-го апреля 1964-го года в небольшом волжском городке. Сын руководителя подразделения на одном из градообразующих предприятий, он окончил институт, женился и работал под покровительством отца. Но наступили лихие девяностые, и пришлось Виктору идти на фанерный завод, где он стал директором кооператива и нещадно эксплуатировал труд подчинённых. Многих сгубили новые реалии жизни, когда криминал стал второй властью на местах. Силин развёлся с женой, а его сына Павла задержала милиция за убийство прохожего.

Глава 14. Стихийный митинг, суд над убийцами, Николай – брат Саши, жизнь стала налаживаться.

Горбачёвская перестройка и последовавший за ней медвежий натиск Ельцина сломали в головах обывателей все стереотипы – замесили, раскрутили формировавшиеся веками представления о добре и зле, о прекрасном и чудовищном, и нельзя было понять в образовавшейся мутной жиже, где тут грешное, а где праведное. Но, несмотря ни на что, все знали, что таких людей, как Саша, убивать нельзя – ни по совести, ни по гражданским законам, ни по воровским понятиям. И пытаясь защититься от уголовного беспредела, народ начал бунтовать.

Это сейчас можно легко и просто размножить любой документ, а в советские и даже в постсоветские времена вся множительная техника состояла на учёте у компетентных органов, и на копирование любой бумажки нужно было разрешение. Но тут вдруг небольшой волжский городок заполонили – наклеенные как попало, размноженные непонятно где – яркие горячие призывы собираться на митинг протеста, направленный против разгула преступности и бездействия властей. Глава городской администрации был в шоке, милиция сбилась с ног, срывая прокламации. Определили, на каком предприятии размножали листовку, однако репрессий не последовало. Может быть потому, что волна возмущения выплеснулась на улицы.

С самого утра в день похорон у дома Александра начал собираться народ. К моменту выноса тела двор пятиэтажки был переполнен. Гроб несли на руках по очереди, а вслед за ним, будто на первомайской демонстрации, двигалась огромная толпа. В центре города у памятника Ленину остановились. Выстроилась длинная очередь желающих попрощаться с покойным, и многие тогда могли увидеть небольшую синюшную ранку на шее убитого. Ту самую, через которую жизнь покинула его тело.

А рядом на импровизированной трибуне раздавались гневные речи. Ораторы призывали людей к борьбе с распоясавшимся криминалом. Городские власти, понятно, на стихийный митинг не явились, и только милиция следила здесь за порядком.

Что было дальше? Кладбище, горькие слёзы родителей, рыдания вдовы над гробом и вечная память настоящему человеку, покинувшему этот мир при столь трагических обстоятельствах! Сослуживцы несколько лет помогали осиротевшим родственникам Александра, были дружны с его вдовой.

Надо отдать должное власть имущим – суд над преступниками решили устроить показательный, чтобы другим неповадно было. Но правду говорят, что благими намерениями выстлана дорога в ад…

После череды амнистий многие обитатели зон и тюрем вышли тогда на свободу. В областные центры их не пускали, деревенская жизнь бывших зеков тоже не прельщала, поэтому их вотчиной стали малые города и посёлки, количество бесчинств и преступлений в которых резко увеличилось. Вот власти и решили организовать выездную сессию облсуда, чтобы показательно пугнуть преступников.

Виктор Силин метался в поисках выхода. Надо было выручать сына, попавшего в эту ужасно неприятную историю. Но замять резонансное дело оказалось непросто. К кому он только не обращался, но все разводили руками. Никто не хотел рисковать, ведь сам губернатор интересовался ходом следствия. И тогда отец Виктора, пенсионер, переживая за судьбу внука, посоветовал нанять одного хорошего адвоката. Сколько ему заплатили – об этом история умалчивает, но сей проныра судейский сделал всё возможное, чтобы выручить Павла.

Юрист этот исходил из того, что в любом самом безнадёжном деле всегда есть маленькая лазейка, через которую можно протащить даже такую габаритную фигуру, как великовозрастный отпрыск семейства Силиных. И, досконально изучив ситуацию, он приступил к активным действиям. Первым делом они вместе с безутешным отцом обвиняемого посетили городского прокурора и, чуть не на коленях умоляя о снисхождении, обещая отдать всё, что было нажито непосильным трудом, Виктор сумел-таки склонить того на свою сторону.

Заручившись этой важной, но не решающей поддержкой, адвокат пошёл дальше. Вся судейская и околосудейская братия узнала о несчастье Силиных, и к каждому нужному человеку он подобрал ключик, ища сочувствия и помощи. Осталось найти подходящего общественного обвинителя. Такого, чтобы обвинял, но не очень. Но даже этот весьма щекотливый вопрос был, в конце концов, решён.

И вот час икс настал. Зал городского ДК был полон. Люди стояли в проходах, ожидая суда и справедливого возмездия для убийц. Привезли обвиняемых. Мутный был бледен, насколько это возможно для начинающего алкоголика. Он сильно сутулился, будто от тяжёлой ноши, а на лице уголовника виднелись едва заметные следы недавних побоев. Павел выглядел намного лучше – смотрел в зал своим обычным уверенно-нагловатым взглядом, ни минуты не сомневаясь в том, что скоро его отпустят на свободу.

Прозвучало традиционное: «Встать! Суд идёт!» Вошёл судья из областного центра, заседатели, и слушание дела началось. Зачитали документы – протокол задержания и первоначальные показания обвиняемых. Последние адвокат тут же опротестовал и предъявил суду другие, написанные позднее под его диктовку. Зачитали и их. Судья спросил у обвиняемых, почему они отказываются от того, что следователь записал с их слов в день преступления? Оба отвечали однотипно, быстро и без раздумий – чувствовалась рука опытного кукловода, но до конца спектакля было ещё далеко.

Общественный обвинитель выступил с гневной речью, в которой заклеймил преступников, сделал общий анализ ситуации в стране и призвал к борьбе с разгулом криминала в родном городе. Слова эти, знакомые многим из телевизионных и радионовостей, несколько взбодрили аудиторию, которой порядком надоели сухие фразы справок и милицейских протоколов. Под аплодисменты публики герой дня спустился с трибуны.

Ход судебного разбирательства не всегда понятен неподготовленному слушателю, далёкому от многочисленных юридических тонкостей. Монотонное многократное повторение одних и тех же фактов, отражённых в различных документах, расслабляет и нагоняет тоску. Поэтому когда дело дошло до обвинительной речи прокурора, все порядком устали. Скучным казённым голосом, стараясь не выделяться из общего фона, обвинитель зачитал по бумажке свою абракадабру, а затем так же спокойно назвал какие-то статьи закона. Всё это было сделано для того, чтобы никто кроме юристов не понял смысл сказанного.

А между тем перечисленные сухие цифры и были кульминацией всего процесса. Прокурор просил суд переквалифицировать для Павла статью уголовного кодекса «разбой» на простое хулиганство. И теперь согласно изменённым показаниям обвиняемых выходило, что сын Силина вроде бы и не участвовал в преступлении, а так себе, стоял в сторонке. Отсюда напрямую следовало, что Мутный убивал один, а не в составе группы лиц по предварительному сговору. И ему теперь «светил» значительно меньший срок, нежели предполагалось ранее. Прокурор, сделав такой щедрый подарок преступникам, не спеша покинул трибуну.

Наступила тягостная минута молчания. Усыплённый зал безмолвствовал. Общественный обвинитель спокойно сидел на своём месте. Понимал ли этот человек суть происходящего? Ведь он пришёл сюда для того чтобы озвучить негодование горожан и потребовать для преступников максимально возможного наказания. Он, конечно, озвучил, но в решительный момент промолчал, тем самым смягчив двум подонкам возмездие за совершённое ими ужасное злодеяние. Как, зачем, почему он это сделал? Пожалел убийц? Нет, просто продал свою бессмертную душу дьяволу за пресловутые тридцать сребреников! Душу, лишённую совести и сострадания…

Судья, похоже, был единственным участником процесса, который до последней минуты не понимал сути происходящего. Его пригласили, чтобы показательно наказать виновных, а тут – такое. Дело в том, что обвинитель обычно запрашивает максимально возможный срок, адвокат – минимальный, а судья выбирает золотую середину между двумя крайностями. Но просьба прокурора об изменении статьи пресечения и уменьшении срока наказания для подсудимых – это было вне логики правосудия.

«Как поступить? Отложить заседание? Дать отставку прокурору? Но это такой скандал! Стоит ли его затевать? И потом, кто стоит за спиной обвинителя? Какая у него «крыша»?» – все эти мысли будто в зеркале отразились на лице приезжего блюстителя закона, и внимательный зритель из первых рядов мог без труда их прочесть. Тем более – в зале стояла полная тишина. Пауза затянулась, но вот, наконец, судья принял решение. Здраво рассудив, что не стоит ввязываться в местные разборки, он как ни в чём не бывало продолжил слушание дела.

Мутный получил сравнительно небольшой срок, а Силин – условный. Вопиющая несправедливость восторжествовала! А потому после оглашения приговора «показательного суда» многие присутствующие зареклись искать правду в органах юстиции. Судейские вместе с преступниками покинули сцену ДК, а порядком уставшие зрители спокойно разошлись по домам.

Недовольных не было. Разве что потом на кухнях по затверженному с советских времён обычаю кое-кто ворчал, но так, чтобы не слышали соседи. Ведь за годы коммунистического правления людей приучили к беспрекословному подчинению власти. А общественный обвинитель ещё долго ходил с гордо поднятой головой, к месту и не к месту напоминая сослуживцам о своём блестящем выступлении на этом, по сути, позорном судилище.

Все говорили, что Николай, младший брат убитого Александра, был его полной противоположностью. Он выпивал, нигде не работал – фактически сидел на шее у пенсионеров-родителей. Правда, они его тоже любили. С детства молодой человек рыбачил вместе с отцом, освоил все премудрости этого дела, а когда в начале девяностых в город пришла безработица, решил своё увлечение превратить в промысел. Ловить сетями не разрешалось, но какие могли быть запреты в годы криминального беспредела и вседозволенности? Рыбу Коля продавал, а вырученных денег хватало на многое. В том числе на самогон и даже на водку. Но, как известно, спиртного много не бывает, и парень стал воровать рыбу из сетей других таких же, как и он, браконьеров.

Юркая резиновая лодка на вёслах быстро продвигалась вдоль прибрежного камыша. Но вот Николай увидел неприметный пенопластовый поплавок, мелькнувший в воде среди волн. Потянув за привязанную к нему верёвку, рыбак вынул из воды небольшую сеть, сплетённую опытными руками из обычной лески. Спеша и оглядываясь по сторонам, он освободил её от рыбы и кое-как, лишь бы поскорее, сбросил обратно в воду. Поплавок опять был чуть заметен, и ни рыбнадзор, никто из посторонних не мог бы догадаться о растянутом под водой запретном орудии лова.

«Ничего, подойдёт ещё рыбка. Её в Волге много плавает, на всех хватит. Авось ничего и не заметит хозяин! А я сейчас ещё пару сетей проверю, потом своей займусь, улов продам, вот и будет мне на бутылку, а детишкам – на молочишко!» – так или примерно так думал хитрый вор, регулярно опустошая чужие снасти.

Но на этот раз ему не повезло. На берегу Николая поджидали те, кого он только что пытался обмануть.

– Ну, вот ты, гнида, и попался, – вышел из кустов здоровенный мужик с голым торсом, на котором красовались живописные тюремные наколки. – Закон знаешь?

Коля, конечно, знал и неписаные законы, и этих рыбаков, которые, заподозрив неладное, сумели его выследить. Не знал он только, что за такую малую цену придётся ему отдавать свою единственную и неповторимую жизнь.

– За что? – только и успел прошелестеть парнишка.

Но крутые ребята, впитавшие в себя всю лютую ненависть и злобу воровского мира, не привыкли к долгим душевным беседам. Рот преступнику заткнули кляпом, руки, ноги связали, отвезли его на фарватер, камень на шею, и столкнули в тёплую волжскую воду дрожащее тело нарушителя суровых рыбацких законов.

– Вот так вот будет со всеми, – пробасил бывший зек, отпуская в свободное плавание лодку Николая, в которой трепыхалась ещё живая совсем недавно пойманная им рыба.

– Зря мы это, – вздохнул молодой парень, в глубине души понимая, что говорить здесь больше не о чем – дело сделано.

Когда через неделю нашли ту самую лодку с протухшей рыбой, на отца пропавшего без вести браконьера было больно смотреть. Последняя надежда на то, что сын ещё жив, рухнула.

– За что? – этот вопрос, обращённый, скорее, к Богу, нежели к людям, огнём горел в его влажных от слёз глазах.

Но кто на нашей грешной Земле смог бы ему ответить? Солдаты гибнут на войне, защищая Родину. Это ещё можно понять. Но в мирное время потерять двоих сыновей?! За что несчастному старику выпало такое испытание?! Милицейские чины, к которым он обращался, только разводили руками: утонул, мол, человек – и всё тут. Бедняга толковал им о рыбацких законах, о том, что сам рыбак, но от него отмахивались, будто от глупой надоедливой мухи. Да и то сказать: зачем оперативникам было вешать на себя ещё одно «мокрое» дело?

Когда все сроки вышли, когда исчезла последняя надежда найти пропавшего сына, отец впервые в жизни ушёл в длительный беспробудный запой. Весь город знал о постигшем осиротевшего старика несчастье, и, понимая его состояние, ему наливали, наливали и наливали. А приняв на грудь, он снова и снова рассказывал свою печальную историю, и люди слушали, не перебивая, давая бедолаге возможность в который раз облегчить свою истерзанную горящую душу.

Свято место пусто не бывает. Вот и в лихие девяностые место самоустранившейся власти заняли крутые уголовные авторитеты. Работы не было, и молодёжь активно пополняла ряды ОПГ. Вместо законов главенствовали воровские понятия. «Не верь, не бойся, не проси» – эти истины, пришедшие к нам из зоны, знал тогда любой и каждый. А жизнь человеческая в те годы не стоила почти ничего. Впрочем, бывали на Руси времена и похлеще.

«От тюрьмы да от сумы не зарекайся», – гласит народная мудрость. И Виктор Силин был несказанно рад, что ему удалось отстоять сына в суде. Сколько денег он отдал пронырливому адвокату – это было совсем неважно. Главное – Павел был на свободе. Условный срок – не тюрьма, и пройдёт он довольно быстро. К тому же, миновали советские времена, когда осуждённым были закрыты все пути-дороги. В лихие девяностые, наоборот, судимость – это была не чёрная метка, а свидетельство причастности человека к привилегированной касте «отмотавших» свой срок уголовников.

Сразу же после освобождения Павла отец оформил ему академический отпуск в техникуме и отправил своего непутёвого недоросля мастером на лесозаготовки. С глаз долой, чтобы не маячил в родном городе, не раздражал и без того озлобленных позорным судилищем обывателей. Сынуля был только рад. Вместо того чтобы под окрики конвойных орудовать бензопилой, ему предстояло всего лишь вести документацию и закрывать наряды рабочим – дело, к которому он хорошо приспособился минувшим летом на отцовской «фанере». К тому же, Павел знал, что рядом с лесосекой в посёлке присутствовали девицы лёгкого поведения, с которыми можно было неплохо развлечься без всяких обременительных обязательств.

Старший Силин также не терял времени даром. Он не чурался прекрасного пола, и со временем нашёл симпатичную порядочную женщину из своих подчинённых – не педагога и без особых претензий. Какое-то время они жили вдвоём на съёмной квартире, а потом Виктор купил участок и затеял строительство нового коттеджа. Жизнь стала потихоньку налаживаться.

Продолжение следует.

Все части смотрите на моей страничке.

Другие произведения автора:

Принцесса Света.

Пенсия

Спецшкола для короедов

Рейтинг: 0Голосов: 0428 просмотров

Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!

Добавить комментарий

RSS-лента комментариев