Случайность – это непознанная закономерность, ч. 2, гл. 21. Любовь на всю жизнь, 1945 год
Последнюю неделю в кратком трёх часовом
сне мне всегда снилась Милена, и постоянно она была одета в белый халат, а в
руках у неё были тетради. Я попытался через Московское УНКВД установить
местонахождение и вот что узнал.
В числе специальных учебных заведений,
преподававших в годы Великой Отечественной войны основы конспиративной
деятельности на вражеской территории, была «Школа Коминтерна», созданная
Коммунистическом интернационалом. Эта Школа находилась в райцентре Кушнаренково,
в Башкирии по соседству с Уфой, куда было эвакуировано из Москвы
коминтерновское руководство.
Школа разместилась в здании, где до
войны располагался сельскохозяйственный техникум номер сто один. Вот такое
условное обозначение и закрепилось в официальной переписке и за самой школой.
Костяк слушателей школы составляли дети
переехавших в Советский Союз коммунистов политэмигрантов, одинаково свободно
владевшие русским и родным языками. Там и оказалась моя Милена, и была она
знакома с сыном Иосифа Броз Тито – Шарко, шестнадцатилетней Амайя Ибаррури.
Хотя всегда в целях конспирации слушатели школы, называли друг друга по
псевдонимам.
16 мая 1943 года Коминтерн и его школы
распустили, Милену отправили учиться в
фельдшерскую школу.
Меня пригласили на беседу с молоденькими
выпускниками фельдшерской школы, у дверей в двухэтажное деревянное здания
стояла она, моя Милена.
Увидев красивую, статную, высокую
девушку я замер, Милена, которую прежде я видел только в национальных одеждах
русинов, просто преобразилась.
Пусть на ней было ношеное переношенное
ситцевое, выцветшее платье, но оно так плотно облегало её удивительно
женственную фигуру, что я потерял дар речи.
Прячась от ветра за приоткрытую дверь,
Милена пригласила меня в помещение. В большой комнате, заставленной партами,
стояла группа девчат.
Сопровождающая меня Милена в своём
платье не выделялась среди подруг особой красотой и одеждой. Разве что
держалось со мной увереннее других, да говорила на русском языке каждую букву
слова чётко хорошо поставленным, певучим голосом.
Проходя мимо Милены в класс, я
невольно коснулся рукой её бедра, почувствовал тепло налитого, теплого
девичьего тела.
Я вздрогнул, повернулся к ней,
переступая с ноги на ногу и покраснев,
спросил:
- Ты меня любишь?
Не обращая внимания на окружающих
девушек, Милена улыбнулась, взяла за руку:
- Люблю, а что, ты хочешь предложить мне
выйти за тебя замуж?
Я, никого не замечая ничего вокруг,
почувствовал тепло руки желанной,
любимой девушки, ощутил на своей щеке её дыхание, в голове зашумело, вспомнив
свои сны, спросил:
- А где твой белый халат и тетради?
- И ты мне снился, только всегда на фоне взрывов снарядов.
Милена незаметно для других, крепко
сжала пальцами мою руку, громко произнесла:
- Вам помочь снять шинель, товарищ
майор? – А потом шёпотом спросила, - так ты возьмёшь меня замуж?
Я посмотрел в её глаза, там мелькали
яркие огоньки, кивнул, потом покраснел ещё сильнее, снял шинель, отдал Милене в
руки.
В классе негромко засмеялись, а Милена,
к которой девушки вокруг обращались как Лена, даже не улыбнулась:
- Я всегда знала, что буду твоей женой!
Я почувствовал себя свободнее, но даже
не представлял, как себя вести с Миленой дальше, она вырвала у меня инициативу.
И как ей сказать, что через три дня, я выезжаю в город Львов?
На следующий день в девять утра мы стали
мужем и женой. Милену я привёл в свою комнату в большой коммунальной квартире,
где проживали семьи старших офицеров УНКВД.
Милена впервые, приготовила мне обед –
рисовый суп с тушёнкой. Соседки, переглядываясь между собой, рассматривали мою
жену, интересовались, когда у нас будет ребёнок.
Милена бледнела после этих вопросов,
ведь только через шесть чесов наступит её первая брачная ночь.
Утром я сказал молодой жене, что выезжаю
в длительную командировку. Она всё понимала, конспирации её научили, она ничего
не спросила.
В Львове я встретился с «Дедом»,
резидентом нашей разведки, он мне передал один интересный документ
Я прекрасно знал, что немцы
засекречивали связи с бандеровцами. Но после того как разгромили несколько
банд, и допросили задержанных членов УПА, органы УНКВД и УНКГБ, выявили много
схронов со штабными документами руководителей УПА.
Я прочитал один из таких документов: «Конфиденциально
Господину полковнику Генштаба Лахузену Эжлеру фон Вивремонт, Шефу 2 отдела
абвера при Верховном командовании вермахта Берлин, W-35 Тирпитцуфер 82.
Высокоуважаемый господин полковник! Благодарю
вас за дружеское письмо и спешу ответить на него.
Я имел разговор с господином
Лебедем. При этом я передал ему Ваше поздравление и от Вашего имени
поблагодарил его за ценное сотрудничество и поддержку, которую он
оказывает нашей службе. Что касается практического осуществления этого
сотрудничества, то мы обсуждаем некоторые мероприятия, о которых Вы будете
информированы. Я обещал Лебедю дальнейшую поддержку и подчеркнул,
что ранее проводившаяся им работа высоко оценивается начальником полиции
безопасности и службой безопасности.
Из его высказываний я понял, что он
тотчас сообразил, о чём идет речь, так что мои дальнейшие разъяснения оказались
излишними. Господин Лебедь заверил меня, что он охотно предоставляет себя в наше
распоряжение в интересах совместной борьбы против большевизма
и еврейства.
Он был бы признателен, если бы соответствующие
директивы были доведены нами и до других лиц из украинских кругов Львова.
Хайль Гитлер! Преданный Вам –
Теодор Оберлендер».
Я знал, что с 1942 года Лебедь был
руководителем службы безопасности, самого кровавого органа в системе ОУН.
После войны он сотрудничал со спецслужбами США, Великобритании и другими
странами НАТО.
Мне не довелось вместе с нашими войсками
в июле 1944 года участвовать в
наступлении против четвёртой танковой армии фашистов и дивизии «Голичина».
Однако в тылу этих войск наш отряд
провёл десять успешных диверсий. Мы уничтожили колону из пяти грузовиков с
боеприпасами, два бронетранспортера и около сотни солдат.
Планировали напасть на штаб одного из
батальонов «Голичина», но после массированной артподготовки наши войска начали
наступление. Советские танки прорвались в район Бугска, замкнули кольцо
окружения тринадцатого немецкого корпуса. В помощь немцам, в целях закрытия
прорыва на правом фланге корпуса был направлен полк из дивизии «Голичина».
В ходе их пешего переходя, моей группе
удалось нанести потери их роте снабжения. Позднее, мы получили радиограмму, нам
предписывалось отойти в тыл немцев.
Мы видели, как полк «Голичины» стал
расположившийся в маленьком
лесочке, потом пошёл в наступление на части Краской армии и попал под
сильнейший обстрел. Наши пехотинцы не принимали участия в бое, украинских
фашистов встретили броня и орудия советских танков.
Большая часть полка была уничтожена на
плоской как стол, местности. Против немецко-украинских позиций на равнине были
применены гвардейские реактивные установки «катюши», снаряды которых перемешали
землю, металл, части человеческих тел в единый бесконечный ком,
рассыпающийся в последствии на многочисленные останки людей, пересыпанных
чёрно-красной от крови землёй.
19 июля нашими частями был взят
город Колтев, кольцо окружения сжалось в котёл размером восемь на
девять километров, в котором
оказались шестьдесят пять тысяч украинских националистов - фашистов.
С приближением фронта Боевая управа УПА
начала эвакуацию семей своих сотрудников и семей всех служивших в дивизии
«Голицина» поэтапно в небольшой городок Криница, затем в Краков
и далее в Берлин, Вену и Любен.
Нам удалось с помощью десанта частей
Красной армии захватить картотеку управы, содержащую информацию о многих
добровольцев УПА, дивизии «Голичина» и их семьях.
Возмездие за кровавые деяния дивизии
«Голичина», настигло их под Бродами. Наступающие части нашей армии взяли
в клещи немцев и остатки дивизии СС «Голичина». Из «Бродовского котла»,
удалось выйти около тысячи человек.
Уцелели ещё около тысячи из резервного
полевого батальона, находившегося вне кольца окружения.
Позднее от Виноградова я узнал, что в
тот день, когда я встретился с Миленой, он познакомился со своей будущей женой.
Из эшелона отправленного в Литву, в
городе Клайпеда высадились затемно. Каменная двухэтажная школа вместила весь
батальон. Солдаты сгребли с пола старый мусор, подоткнули под бока свои шинели
и спать.
Виноградов с комбатом, поджарым
краснолицым майором, устроились на втором этаже, в маленьком кабинете
директора, окна которого выходили во двор.
Николай подошел к окну, напротив, росло
развесистое дерево, толстые ветки которого царапали стекло окна. Старший
лейтенант оглянулся, в кабинете было чисто, только из распахнутого книжного
шкафа, вывалились классные журналы. Виноградов присел, в самом углу шкафа, на
каком-то тряпье, устроили себе гнездо мыши. Родителей не было видно, а розовые
мышата, прижавшись друг к другу, ожидали решения своей судьбы. Избавившись от
квартирантов, стали укладываться.
Майор лег на спину, глубоко вздохнул,
закрыл глаза и захрапел громко, с какими-то раскатами, всхлипывая и
причмокивая. Вот храп его достиг высокой ноты, Николай, хотел толкнуть храпуна
в бок, но тут…
В стекло постучали:
- Тук-тук-тук.
Николай приподнял голову, прислушался,
опять стук. Захлебнувшись храпом, майор не открывая глаз, потянулся к пистолету
лежащему рядом.
Майор открыл глаза, кивнул Виноградову.
Николай, чуть приподняв голову над подоконником, стал вглядываться за окно.
Никого.
Только легли, опять стук. Майор поминая
и черта, и бога, резко распахнул окно, посветил фонариком вдоль стены.
Никого.
Луч света, прочертив школьный двор,
уперся в развесистую яблоню, прямо перед окном. На ветке дерева, сидел человек
и дергал нитку. Нитка тянулась к окну, оттягивая повешенное за черенок, зеленое
яблочко, стучавшее по стеклу.
Этот некто, ехидно захихикал, стал
быстро спускаться с дерева. Майор хотел ругнуться, но вместо этого запустил в
нарушителя плоский фонарик, в котором можно было менять цвета: красный,
зеленый, белый. Внизу ойкнули, зашуршала трава, потом все стихло. Остаток ночи
прошел спокойно.
Термин «лесные братья» в Литве никогда
не использовался ни самими литовскими партизанами Литовской армии свободы,
которое с 1949 года называли -
Движение борьбы за свободу Литвы. Здесь они себя официально называли
«партизанами - воинами свободы».
В течение 1944−1958 годов от рук «воинов
свободы» в Литве погибло более двадцати пяти тысяч человек и что особенно
важно, из них около двадцати трёх тысяч это литовцы.
Первым местным жителем, которого Николай
встретил утром у школы, была невысокая русая девушка. Завитки волос, вырываясь
из-под платка, отдавали золотом. Она была одета в стеганые брюки и телогрейку.
Поправив непослушную прядь, прикрывая синяк под глазом, достала из кармана
фонарик майора, протянула Виноградову:
- Тут у вас выпало ночью. Жаль,
стеклышко треснуло.
Она громко рассмеялась, оглянулась
на поджидавших её подруг и побежала к ним. Из обрывков фраз, долетевших до
него, Николай понял, что девчата идут на станцию разгружать эшелон.
Утренняя незнакомка остановилась,
оглянулась, оглядела Николая с головы до ног, крикнула:
- Привет майору!
Когда
успела приметить, подумал Виноградов.
Рег.№ 0306873 от 6 августа 2019 в 05:27
Другие произведения автора:
Война разведок ч. 1 гл. 10. Вывод
Нет комментариев. Ваш будет первым!