Сирота

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ 


ВОСТОРГ

После трагических событий дочь Агриппины и Николая, сестра Елизаветы, Александра, управившись со всеми трагическими событиями, уехала из Елани навсегда. 
Путь она свой держала в город Ленинград, где жил, уже престарелый, её дядя, то есть старший брат отца.
Александру встретил огромный и шумный город со старинными улочками, многочисленными каналами, с дорогами из булыжника, где сновали туда-сюда машины и люди. Пёстрая толпа народа разноцветным ручьём текла по тротуарам, мимоходом встречаясь друг с другом и также мимолётно расставаясь. Они не здоровались, не кланялись друг другу, как это было в Елани, на родине Саши. Многие вбегали и выбегали из всяких кафе и столовых с чайными. Люди расползались, словно на лугах, разноцветием. Казалось, ни один магазин не пропустят, не заходя в него. Около некоторых толпились люди. Это были магазины с белым хлебом и всякими маковыми булочками, пирожками и батонами. В основном народ, на взгляд Александры, были очень красиво одет. И Саша смотрела на этих людей с завистью. Глаза её переходили с одного предмета на предмет. Своими зоркими глазами ястреба осматривала с огромным вниманием снующих по проспекту людей и их одеяние. Там, где она родилась и выросла, люди одевались так: женщины были повязаны чёрными платками, девушки на головах носили тёмных тонов береты. У мужчин и парней на головах, будто соломенная крыша домов в сёлах и деревнях, с « козырьком» над лбом и лицом, плотно облегая окружность головы, словно вросшие в макушку, кепи « ленинка». Не каждый портной ещё умел сшить кепи «аля-Ленин». К портным, которые могли точь-в-точь сшить « ленинские» кепи, были огромные очереди, что портной еле-еле успевал справиться с заказами к весне. Люди женского пола носили кофты и юбки невзрачных пожухлых тонов. В холодное время главным атрибутом зимней одежды была телогрейка – ватник. Овчинные шубы надевали только более или менее зажиточные жители. У мужиков отличительным от женщин было то, что они на своих бёдрах таскали почти зимой и летом стёганые, как и ватники, штаны. Нижнее бельё состояло из белоснежных кальсон и открытой по горловине майки. Большим счастьем было, если хозяйка дома могла достать пару: кальсоны и к ним рубашку, которые служили хозяину до полного износа. Часто штопались, перешивались младшим членам семьи. Обувью служили мужикам и бабам, и детишкам лапти, на которые в сырое время погоды мастерились колодки, типа каблуков, чтобы ноги были сухими в весеннюю распутицу. Весенняя распутица длилась не более полумесяца. Резко наступала нестерпимая жара. Спустя несколько лет климат резко поменялся из-за создания водохранилища на реке Кама. Стало прохладно. Шли частые дожди. На дорогах вязли не только редкие по тем временам автомобили, но и трактора. Люди, когда шли проливные дожди, старались не выезжать и не выходить из дома, так как по дорогам идти можно было с большим трудом. Ноги вязли в глине так, как на дне моря в период лунного отлива. Народ старался ходить по долинам, где было обилие разнотравия, – и обувь оставалась чистой. Да и шагать было юрко.
Старики часто возмущались, что стало холодно, как на севере.
Река Кама была главной рекой - артерией судоходства. Пароходы, как белые лебеди, сновали туда и обратно. К городу Елани дорог не было. Главной дорогой была река Кама. Водохранилище разлилось на многие гектары земель, затопив и уничтожив многие сёла с погостами и церквами. И только один купол с колоколом торчал из воды, как маяк, по центру искусственного моря, который капитаны пароходов проходили с большой осторожностью, чтобы не сесть ненароком на мель. Высунувшаяся, как морской кит, церковь напоминала о том, что на этом месте когда-то было огромное казачье село Соболеково, которое было основано во времена Ивана Грозного, в период покорения басурманского города Казани. В этом селении жили казаки, которые несли службу в те далёкие царские времена. 
Просуществовало оно до 1950 годов, почти до самой смерти Сталина.
Самыми дорогими по цене были шерстяные носки, галоши, которые покупались с трудом, если завезут в лавку. Лавка – это маленький магазин, где продавалось и покупалось всё, что могло пригодиться селянину. Мужские кожаные и кирзовые сапоги были редкостью, и покупались за деньги равной по стоимости барана или откормленной свиньи.
Разумеется, что сейчас видела Саша в большом городе, для неё было дивом. 
Она с огромной любознательностью разглядывала, как одеты люди: женщины, девушки, мужчины и парни. И, разговаривая сама с собой, вслух произносила:
- Вот, устроюсь на работу и куплю себе такие же красивые наряды. Всё, что ей попадалось на глаза, вызывало, такой восторг, словно она видела перед собой сундук с кладом, в котором находились китайские шелка и арабские тюки разноцветных тканей. В витринах магазинов стояли неживые люди – манекены. Они были так одеты, что Саша не уставала восторгаться, сколь они были красиво и изящно, со вкусом наряжены.
Глаза разбегались.
- Ах! Какие шляпы! И какими красивыми и разноцветными бантами из ленточек они украшены!
Она шла по проспекту и восхищалась всем увиденным в витринах магазинов. 
Потом сияли в глазах Саши витрины с разными сувенирами.
На разноцветном персидском ковре переливались, как афганские маки и ирландские тюльпаны, всякие шкатулки: из них, будто выпадая, бисерные « незабудки», ярко-жёлтые до коричневых тонов, с мушками, комариками, жучками внутри янтарные бусы, ожерелья с разными каменьями, которых Саша никогда в своей жизни до сих пор не видела. Рядом лежали перстни, серьги и браслеты – вся эта красота переливалась цветами радуги на солнце, как северное сияние на небе. У Александры захватывало дух. Восторг! Шкатулки были так расписаны, что от них веяло сказками поэта Пушкина и Ершова. На Сашу смотрели, впившись не живыми глазами, Иван – Царевич, Кощей Бессмертный, Василиса Прекрасная. Тут были и русские матрёшки от самой большой до самой маленькой. Если открыть большую Матрёшку, то друг за другом, разные по размерам, появлялись маленькие по росту и полноте Матрёшата. Александра глядела на них, онемев. Роспись была такой картинной, что рисунки на них казались живыми.
Это была сказка!
Украшения, словно звёзды на тёмном небе и дневное яркое солнце, отливали радужными красками, что больно было глазам – слезились очи.
Саша уже воочию представила себе, как она будет одеваться и какими брошами, серьгами, бусами будет себя украшать, когда заработает много денег. В уши себе она вденет рубиновые серьги, а может, серёжки с таким редким камнем, как александрит или смарагд. А какие восхитительные серьги с топазом, сапфиром! 
- Нет! Я хотела бы иметь и носить все, меняя их каждый день и подбирая к каждому платью! Игра волшебных товаров заставляли её забыться. Она забыла о задании, которое намерена была исполнить, по приезде в этот большой город.
Однако, как ни странно, совершенно никакого впечатления на неё не произвели серьги с алмазами. Они так были схожи с утренней росой на траве и каплями воды, что всегда были привычными для неё в ранней утренней Елани, когда она гнала свою корову Зорьку на выпас.
Они были бесцветны - незримы для её глаза.
- Странно! – произнесла она, сморщив нос, что в этом находят люди? Простые застывшие льдинки. Они такие же холодные, как лёд. Для Саши, что она увидела на витринах, было непостижимо её уму. Это великое совершенство искусства человеческих рук, как для иностранцев подкованная блоха Левшой, о котором поведал писатель Лесков, было всё в диковинку и сказочным дивом. 
Саша до отчаяния, заколдованная, словно обезумев, со своей девичьей душой и наивностью думала, что с годами у ног будут лежать все краски этого огромного города. Но, как говорится, мечтать не вредно… 
Девичья душа с годами переходит в женскую суть, а после долгих мытарств по жизни наступает старость. Оглянувшись назад, старческая душа понимает дорогу мудрости, но назад не вернуться к своей юности, отрочеству, зрелости – всё прошло, как туман, с восходом солнца. Старость помнит все невзгоды, перенесенные в прошлой жизни детства. Но уже поздно.
Бабушки пережили всё: горечь и радость, славу и бесславие, честь и бесчестье. Да и мало ли какие счастья и несчастья встречались? Всё прошло, как сулит русская пословица: «Всё прошло и быльём поросло», как бурьяном и репейником давно заброшенный дом в деревнях и сёлах.
Для того, чтобы дожить до мудрости, надо испытать на своём веку и хорошее, и плохое. Только тогда и только тогда наступает та старческая осторожность. Старость обходит расселины, сглаживает углы, обходит горы.
Вдруг Александра опомнилась.
Ведь ей нужно найти тот дом и ту улицу Гороховую, которая была указана в записке, которую дала соседка, тётка Анюта.
После того, как умерли родители Саши, оставшихся сирот из пятерых детей забрали в детский дом. 
Александра вспомнила маленькую Лизоньку, которая только могла кричать и «танцевать», своими крохотными ручонками. Личико ребёнка было розовеньким, с пупырышками на носу, как после бани. 
И сама про себя Саша думала:
- Вот, как только устроюсь на работу, то сразу же заберу Лизоньку к себе и буду её растить и воспитывать. Маленькая кроха была схожа с их мамой Агриппиной. Лизонька была полная копия своей мамы. Женская красота передавалась из поколения в поколение казачьего племени.
- Эй, гражданка! Разрешите пройти на у… и, не договорив, толкнул её. Это был солидный мужик в тёмных очках. Ему не было никакого дела до Саши. Он шмыгнул в подворотню, не оглянувшись на провинциалку. Саша смутилась, и наступило какое-то оцепенение. 
Мог же он ответить на её вопрос, где находится Гороховая улица, которая примыкает близко к рынку.
Александра впервые столкнулась с недобрым и грубым человеком. Шура в таком красивом городе встретилась с недоброжелательностью и плохим отношением к людям, конкретно к ней.
Ведь в Елани и стар, и млад при встрече с ней всегда здоровались. А здесь… никто ни с кем не здоровался и не разговаривал без надобности.
Народ в городе разнолик. В нём живут и злые, и добрые люди. 
Пока она восторгалась городом, шлёпая по тротуарам и проспектам в своих незамысловатых сандалиях, время клонилось к вечеру. На больших часах города было уже девятнадцать часов. 
Опомнилась и начала себя корить, что забылась и очень запозднилась:
- Уже семь вечера, а я так и не добралась до улицы и дома, адрес которых был мне указан в записке. Мне надо было бы сразу отыскать! А как это найти сейчас? 
В городе ложились сумерки. Народ стал на бульварах и тротуарах, и на проспектах редеть. Местами начали зажигаться огни в окнах. Некоторые тлели, как в печурке огонь. Занавеси и шторы на окнах были совсем не похожие, что в сельских домах, которые связаны были крючком каждой хозяйкой дома. У Шуры в доме занавеси на окнах были связаны ею самою и её, умершей теперь, мамой. Они были всегда накрахмалены, что висели колом, – не согнуть. Занавеси Еланского дома приятно пахли свежим крахмалом и изумительно красиво украшали окна деревенской избы.
А здесь, в этом городе, шторы на окнах висели не кружевные, а из материи, с цветами из роз. Правда, некоторые были в полоску, как одежда арестанта.
Из-за этих городских штор ничего не было видно, что творилось в квартирах жильцов. 
В Елани все обо всех знали: кто сватался, кто женился, кто родился и кто, и когда, и по какой причине умер, и когда состоятся похороны, чтобы не пропустить ненароком поминальный день. На поминки приходили все без всякого приглашения. 
По расцветке городских занавесей нельзя было догадаться, какой хозяин за ними прячется от людских глаз. 
Если занавесь с рисунком из роз, то, наверное, здесь жили люди молодые и любящие цветы. А если шторы с полосами, то, может быть, за ними прятались строгие академики. А если однотонная красная, бордовая или сиреневая штора, то, вероятно, здесь проживали артисты, которым привычна однотонная занавесь более тёплых тонов. Пожалуй, каждый человек и хозяин выбирает себе по расцветке ткань на занавеси, каков сам есть.
В Елани всё просто и открыто: окна в летнее время открыты нарастопашку, как рубахи. И люди, сельские жители, открытые душой и сердцем жили без тайн друг от друга. 
Пока Саша рассматривала и разглядывала окна, откуда ни возьмись, около неё оказался молодой красивый парень, лет так двадцати пяти - тридцати.
Она на мгновение очнулась на его вопрос:
- Девушка! Вы из провинции?
Шурочка растерялась, не зная, что парню ответить? И она тихо-тихо, почти шёпотом произнесла:
- Да. А Вы откуда знаете?
- Да не похожа ты на городских девушек. И кошёлка у тебя с сундучком-чемоданчиком не по моде. У нас городские девушки с такими сундучками не ходят по городу.
Шурочка очень удивилась…
Сильно испугавшись, прижала к себе сундучок и сумку к груди и бёдрам. 
В них лежала несчастная тридцатка, на которую должна была жить и прокормиться Саша до тех пор, пока не найдёт работу.
Однако с другой стороны обрадовалась встрече с молодым человеком, так как можно было спросить у него, где находится улица Гороховая и рынок?
У кого только она не спрашивала адрес? Но встреченные люди отвечали: «Не знаю!» Многие просто проходили мимо, не обращая на Сашу никакого внимания, как на пролетавшего мимо городского голубя, ещё и оттолкнув от себя, как нечто опасное и брезгливое существо.
- Откуда же ты приехала, красавица? И куда путь держишь?
- Да, знаете? Мне нужна улица Гороховая, у рынка.
- А, та, что у рынка Мира? Так она до сих пор называется Сенная Площадь, а как Площадь Мира её никто и не знает. Так и улицы Гороховой давно уже нет, а есть улица имени Феликса Эдмундовича Дзержинского, подробно пояснил молодой человек Саше и добавил,- давайте познакомимся! Меня величают Валентином. А как вас нарекла мать или, если крестили, какое церковное имя тебе присвоил батюшка?
- Александра,- после добавила,- можно меня называть Саша, Шура, как вам больше нравится, так и называйте, хоть горшком назовите, только в печь не ставьте!
- Договорились! По рукам, значит. Хитро улыбаясь, проговорил Валентин.
Александре показалась, что она где-то видела этого парня. Но ей это просто показалось. Она нигде и никогда с ним не встречалась.
- Итак, тебе, значит, нужна улица Гороховая, у рынка? Постараемся найти!
Валентин вновь повторился, что площадь старожилы до сего времени называют Сенной Площадью, а как Площадь Мира её никто почти не знает. Так и Гороховой улицы давно уже нет, а есть улица имени Дзержинского, поэтому тебе, красавица, никто и не мог утвердительно ответить на вопрос об улице Гороховой, - убедительно проговорил Валентин.
- Да-да! Я уже часа четыре, как её ищу, да никак не могу найти. Странные здесь люди! Ничего у них не узнаешь! Да и страшно мне в этом вечернем городе.
А между тем, кого она встретила, уже обдумывал свой коварный план в отношении Шуры. Он понял, что эта деревенская девица, так доверчива, хоть верёвки из неё вей. Каждому и всякому, кого она ни встретит, - поверит! 
Саша была настолько не опытной, и ей не понять было, кого надо из людей бояться, а кому доверять? Бояться нужно не тех людей, которые её толкали в толчее магазинов и не отвечали на её вопросы, проходя мимо.
Она на короткое время была счастлива в таком большом, ей не известном, городе.
В семнадцать лет человека преследует интерес ко всему. Всё ново!
Она даже задумалась, глядя на Валентина. Ей показалось, что, может быть, это её судьба, и она его полюбит. Её красота очаровывала Валентина, как спелая вишня, хотелось попробовать на вкус. Рисковали оба: и девушка, и молодой мужчина. В юном возрасте даже веснушки у девушки привлекают. Эти коричневые мелкие пятнышки так и тянули Валентина к блуду. Веснушки, как девственный весенний дождь, освежали лицо Александры.
В семнадцать лет, а может быть, и раньше люди встречают свою первую любовь. 
Приходит время любить и получать плод любви. Без любви нет другой жизни!
Влюблённому человеку кажется, что его любят все. А уж, если сам влюблён, то любовь должна быть непременно взаимной. И поверить в то, что взаимная любовь - это такая редкость. Однако никто из влюблённых не хочет верить в то, что любовь может быть порой очень коварной… Любовь никогда не предполагает жестокости и жёсткости отношений между женщиной и мужчиной. 
Наивно думают юноши и девушки, что любовь – это навсегда, и будет длиться вечно… Любовь – это благоухающая весна, а влюблённые, как бутоны цветов, которые распускаются весной. Так и хочется молвить: «Хороши весной цветочки!»
Всякие мысли бродили в Шуриной головушке, как бездомные собаки-псы и люди - бродяги. Вспомнила она смерть отца и матери. Потом горькое расставание с сестрёнками. Особенно жалко было ей расставаться с малюткой – Лизонькой. Как там эта малютка выживет в приюте или доме ребёнка? Но она ещё не знает, что на неё обрушится такая лавина беды, которая перевернёт всю её последующую цветущую жизнь, как бездна в океане жизни, но среди людей, а не среди морских обитателей.

15. 04. 2021 год,
Крайний Север,
Северная Лапландия,
Фото автора.