Рифат ГУМЕРОВ 




ПЯТАЯ    СТРАЖА


ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В МОЮ ЖИЗНЬ!


Роман – типа дневник


(Детям до 30 лет читать не рекомендуется)

Сжечь после прочтения…


Анжеле – дочери Зекие,  матери Ракие,
без которой эта книга осталась бы
пачкой чистой бумаги…




 «В этом пространстве время тысячелетиями просто длится, как ожидание 
окончательного знамения, наступление которого вечно откладывается на 
мгновение…»
                                                                                                                         А. А. Кудряшов.


«Оно и не беда, что прилгнувши! Известно, не прилгнувши, не говорится никакая речь!»
                                                                                                                         Н. В. Гоголь. Ревизор.



       «Эту историю передал нам Абу-Омар-Ахмед ибн-Мухаммед со слов Мухаммеда ибн-Али Рифаа, ссылавшегося на Али ибн-Абд-аль-Азиза, который ссылался на Абу-Убейда аль Хасима ибн-Селяма, говорившего со слов своих наставников, а последний из них опирается на Омара ибн-аль-Хаттаба и учителя его Абд-Аллаха, да будет доволен Аллах ими обоими!»
                                                                                                           Ибн-Хазм. Ожерелье голубки.



                                       Заратустра & Mr. R: 
                                       смеющиеся пророки

                                       (ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ)


      Первое самиздание этого «дневника – типа романа» тиражом два экземпляра вышло в свет осенью 2000 года и содержало четыре месяца; второе появилось в 2003 году вдвое большим тиражом, и в нем было уже девять месяцев. В 2005 году месяцев было уже ровно двенадцать…      
      С тех пор их прочло довольно много людей, а неопределенное число контрафактных пиратских ксерокопий и дискет ходит по Ташкенту по сей день. R постоянно спрашивают, в какой степени всё это правда. Причем наибольшие сомнения в подлинности вызывают как раз те эпизоды, которые изложены с протокольной точностью. Таким  образом, R  ждал двадцать лет, чтобы  описать пережитое. Но время многое сместило в его памяти. Он рассказал о том, что помнил, и отобрал то, о чем хотел поведать.  Мистер R, который сам себя задумал, сконструировал, вообразил, разумеется, не был точной копией самого себя и кого-то ни было...
      Нет смысла полностью воспроизводить в данной рукописи своеобычно-терпкую манеру ферганского говора.  С другой стороны,  очарование этого языка, который вскоре, вместе с землячествами эмигрантов и беженцев из Ферганы, отомрёт и уже как мёртвый язык, вроде латыни, будет представлять интерес лишь для науки, мистеру R кажется вполне допустимым передать его в ходе работы над текстом формами прямой речи. 
      Так что лишь, когда поручик Раевский, его друг сёист Мяо Мевяо, старый авангардист Дим Саныч, крутой антикварщик Геннадий Михайлович (Крокодил) или дедушка ферганской школы Александр Иванович Куприн  раскрывают рот – вот тогда-то R во всей красе и воспроизводит местные ферганские обороты.  
      Главную ценность данного дневника определяет всё же не  столько отважное  правописание  даровитого мистера R, сколько запечатлённые в нём целеустремлённые творческие искания. Поэтому R воспроизводит  неповторимую  манеру  разговора ферганцев лишь в стилизованном виде, то есть наполовину подлинным, а наполовину литературным слогом.  Был ли он большим писателем? Лучше сказать – абсолютным писателем.
Ибо R жадно поглощал  и претворял  всё, себя и других, в материал  для своих текстов,  снова  и  снова  повторяя  несколько преследующих его мотивов. Он не искажал действительность, а сочинял её. Скорее фантазёр, чем обманщик. Неловкий и искусный, жестокий и  нежный. Парадоксальный – чересчур. Впрочем, он ни в чём не знал меры.
      Сегодня R,  чьи романы ведут в  крупнейших издательствах три главных редактора и семь заведующих отделами прозы,  располагает этой трогательной тетрадкой в коленкоровых ошмётках. У него, конечно, и в мыслях нет использовать бесценный и ломкий оригинал для освежения памяти.
      Нет, вместе с издательскими договорами,  авторскими правами,  ценными черновиками и важными творческими секретами сей оригинал  хранится  в сейфе банка «Буюк Ипак юли».  Тогда, как ксерокопия дневника действительно лежит сейчас прямо перед ним (между набитой окурками пепельницей и чашкой горячего полуночного кофе в качестве неизменного допинга-подспорья).
      Этот дневник, конечно же, литературное произведение, но он документален в том смысле, что всё, что здесь описано, происходило на самом деле.
      Некоторые мелкие события слегка «подрежиссированы» или перенесены во времени с целью сделать повествование более компактным; кое-какие места слегка утрированы… 
      Но всё же вышеизложенные истории куда достоверней, чем кажется большинству читателей, да и R самому – потому что сейчас ему тоже порой удивительно, что всё это было и реально происходило с ним…


  2003 год выдался для мистера R тяжёлым. В этот год он понёс две жесточайшие утраты:
      во-первых, он потерял свою немецкую овчарку – восьмилетнего кобеля Ганса;
      во-вторых, – свою среднеазиатскую дворняжку – тридцатидвухлетнюю сучку Анжелку…
И, несмотря на это, он еще никогда не жил так хорошо…
И в тоже время… Кто должен отвечать? Как отомстить за эти потери и кому? Найти тех трупоедов-кошакхоров*, что увели его собак? А потом, поодиночке – утопить их всех в своей ванной, а заодно и саму Анжелку, как самую распоследнюю Муму?
Даже если за это его простит сам пророк?
– Не-е-ет…
Он отомстит по-другому. Он будет убивать их всех своей добротой. Он лучше будет делать свое дело:
а) построит загородную виллу в три этажа с подземным гаражом;
б) поедет на Канары вместе с любовницей типа Анастасии Сволочковой;
в) осуществит свой выстраданный перформанс: «По улице имени Меня…»

И R сделал предложение Мяо Мевяо, от которого последний не смог отказаться:
– В моей родной Фергане есть одна улочка «Маърифат кучаси»*…
И она мне, родимая целочка, не дает ни сна, ни покоя.
Давай, Мяо, поедем в Фергану, возьмём три ящика «Портвейна №53», поставим их самым активным членам (типа активистам) «Ферганской поэтической школы».
И они
с радостью
китайскими колонковыми кисточками и белой краской
на всех табличках
за одну ночь замажут по три чёрные буквы «Маъ…»
И в одну ночь мы будем иметь улицу моего имени: «…рифат кучаси»…
Я буду руководить процессом и разливать вино, а ты будешь снимать это на свою старинную антикварную кинокамеру «Ленинград – 3».
И зачем нам твой зимний Смольный,
почта
и телеграф?
И зачем нам Финский базар-вокзал, шум, гам, гап*,мотоциклетки, бестолковый тарарам, пьяные матросы, солдаты-дезертиры, залп Авроры и трёкало на броневичке, обещавший людям золотые сортиры? 
Всё будет бесшумно, бескровно и чисто!
А утром – всем десантом, праздничной демонстрацией, пьяные, но довольные – мы пройдём по «…рифат кучаси».
По родимой.
Локоть к локтю.
Плечом к плечу. 
Из конца в конец. 
По родной. 
Шеренгами по четыре. 
От начала и до конца. 
По своей.
Один раз…
Перформанс будет называться: 

«ПО УЛИЦЕ ИМЕНИ МЕНЯ…»


– Гениально! – восхитился Мевяо (в душе он тоже был авнтюристом), – но где мы деньги возьмём?
И они с R всю ночь вспоминали фамилии самых богатых людей города Ташкента. Самый богатый из их знакомых был Вячеслав Ахунов. И на утро они вместе (как Винни-Пух и Пятачок) пошли в гости на Себзар – к господину Ахунову, Признанному Мэтру Международного Перформанса…







     – Гениально! – восхитился Вячеслав Ахунов, но денег не дал…
Да-а-а…


В ДЕКАБРЕ 2004 ГОДА


R был в своей родной Фергане в своём родном доме у своей родной мамы…
В гостях…
Там ему приспичило, и он пошел в уборную. Уборная была обыкновенная и стояла во дворе, в самом углу. Пол её состоял из четырех широких российских досок (теперь таких в Узбекистане не делают), а посередине была выпилена изящная дырка над огромной бетонной ямой. Вместо туалетной бумаги, как и полагается в таких уборных, – там была обычная (писчая, типографская, газетная и т.д.).
Просто мама R рвала наполовину – иногда тетради, иногда книги, иногда нужные, иногда ненужные – смотря кому…
И, как обычно, то ли от нечего делать, то ли по любознательной привычке тяжёлого детства R стал читать эти огрызки литературы.
И засиделся он там так долго, что прочитал всю книгу. На этот раз ему попалось «Как дедушка Калинин гостил у своих узбекских внучат» Павла Шуфа*…
– Без Шуфа и здесь не обошлось, – подумал ностальгически R…
Да-а-а…
Как спокойно и легко можно, не написав своей единственной книги издавать их собраниями сочинений…
Ах! – Паша-Паша…
Ах! – этот пронырливый, изворотливый и хитрый живчик-Шуфчик-шкафчик-жучок…
Единица хитрости – один Шуф…
– Напишу и я свою книгу, – подумал (с облегчением) R, – там все персонажи будут вымышленными, только имена, фамилии и домашние телефоны настоящими…
И эту книгу в полный рост можно печатать на туалетной бумаге, раскручивая её. И это не западло. Если вы думаете, что Шуф и иже с ним обидятся на R за то, что R вам здесь о них расскажет, то вы глубоко ошибаетесь. Они будут только благодарны ему за их рекламу…
А вообще то, если R считает человека хорошим, R, как правило, настоящее имя его не называет, и он проходит у него под псевдонимом, но если человек плохой или уехал за границу, то тогда R называет его настоящее имя. Ведь некоторые могут заинтересоваться и проверить: может, это всё его выдумки, его сказки, его фантазия. Вот R и даёт иногда настоящие имена, чтобы можно было всё это проверить…
Совместим приятное с полезным для читателя. 
А что приятное – что полезное: кому как нравится. 
Для каждого индивидуального организма – индивидуально…
– И книгу эту я буду писать в туалетах, –  продолжал думать R. – Да, их будет много, да, и они будут разными – но не это главное.
Главное в этом большом деле – к а т а р с и с …



2 0 0 5  г о д

1 января. 
День Психического Здоровья. Когда всё становится на свои места, на свои полки…
R выковыривал спичкой из зубов прошлогоднее мясо. 
– Начало новой жизни.



2 января.

*   *   *

Недавно на белом свете
появились две маленькие мои
копии –
два маленьких гуттаперчевых гумерчонка…

Когда меня не будет –
то на этой планете пусть иногда раздается
гумерический смех…

Динка-льдинка и Дамир-дракончик…
Оба похожи на китайских мандаринчиков
либо
на маленького Ли Бо …


Пятеро детей R. 
Пять мазков ярко-красной краски были брошены на полотно его жизни.
Чё нарисуем – то и будет.
И ещё – каждый рисунок имеет свою фамилию, имя и отчество.
Пятеро детей R – самое убедительное из имеющихся у R доказательств реальности его собственной жизни…
Короче:
Дамиру, Динаре, Шамилю, Чингизу, Ракие –
в а м  на память – 
сии разные заметки, наблюдения, мысли и тексты.
И ещё – красивое имя и отчество.
И ещё – чувство юмора…
R занимает сопротивление языковой стихии, брожение и взрывы материала, его реакции на скручивание, на растяжение, на сжатие. R удивляет гибкость и податливость слова, некая его радостная сущность. R хочется верить, что с л о в о было первенцем творения, а не чрезвычайной прибавкой из второй сигнальной системы.
А та диковатая (порывистая и прерывистая) сумасшедшинка R была необходима как фермент, катализатор, ядро энтузиазма…
Странная работа – без материального вознаграждения, без цели, без будущего! А между тем R не мог отказаться от неё. Она сильнее его воли и его желаний…
Постарайтесь не жалеть R и не огорчаться его судьбой.



3 января.
3 января 2008 года умер Александр Абдулов.



                                             *   *   *


                                               Александру Абдулову

                              Мальчик, загнанный слишком далеко по дороге, 
                              Я не знаю – 
                              Возможно, его никогда не существовало –
                              Все мысли и слова из прошлого – 
                              Это было в прошедшей жизни – 
                              Я не уверен – 
                              Вы не можете знать – 
                              На каменных стенах буквы из бронзы –
                              Неизвестная рука записывает всех уходящих со сцены –
                              Последние человеческие контакты внезапно прерваны – 
                              Мальчика никогда вообще не существовало – 
                              Рот, прижатый к стеклу, бормочет – 
                              Смутный, подергивающийся, отдалённый голос: 
                              «Знаете, кто я?»
                              Вы приходите к двум холмикам рядом на Чек-Шуре – 
                              это давно... 
                              В високосном году там под ними остались отец и брат...
                              Я умираю много лет назад там вместе с ними…
                              «Раньше это был я, Мама» 

                              Ветхие руины домов забытого города... 
                              Накалённая яркость вспышки и встречи... 
                              Он взял с собою фильм закатов и облака, и небесной воды, 
                              и фильм дерева и                             
                              проецировал цвет в громадные отражающие экраны,      
                              концентрируя синее                 
                              небо, жёлтое солнце, зелёную траву и свой белый город, 
                              растворённый в солнечном свете, и люди  
                              того города проходили сквозь друг друга – Там были
                              только цвет и музыка, и молчание, где слова все прошли…

                              А потом этот мальчик написал последнее «прощай» 
                              через всё  небо...
                              Все люди прошедшего времени говорят – прощай      
                              навсегда,                           
                              Поздние полуденные тени против его чёрной магии 
                              всех  кинофильмов во вспомненном пацане,
                              стоящем там с сияющим лицом у чердачного окна на           
                              утраченной улице…                   
                              Взорванная звезда между нами... 
                              Ты можешь оглянуться вдоль      
                              берега застоявшегося арыка на себя самого 
                              в трепещущей на ветру белой рубашке.

                              Долгий пустой полдень.
                              Мёртвые записи – 
                              Моменты, что я мог описать, которые были его глазами 
                              в странах мира… 
                              Он оставил нам эти рассветные цветы, 
                              Эти улыбки – в другой плоти.  Далеко он теперь – 
                              Такое не даёт никакого укрытия – 
                              Сдвинул адрес для посещений…
                              Ветер в полдень – идёт рядом с вами? 
                              Обломок игрушечного пистолета там, в конопле переулка... 
                              Над пустыми            
                              саманными улицами красный, белый и синий воздушный змей.

                              И запах пепла, и горечь горящей осенней листвы... 
                              И запах дыма другой папиросы…
                              Ветер колышет локон её волос... 
                              «Знаете кто я? Пацан из
                              Ферганы – каких только мама бывало делала... 
                              Ветер и Прах вот моё имя... До Свидания,
                              Мама, вот моё имя... тихо теперь... Я иду...»






4 января.
Трагедия любви, голода, интеллекта – неизвестно, что безысходней…
Любовь к другому – ничто иное, как переизбыток любви к самому себе.
Голод (в обобщении) нейтрализуется инстинктом иллюзий, которые заставляют любить свою жизнь, какая бы она ни была…
Это фундамент всякого существования – способность находить светлые стороны или просто известное устойчивое равновесие, позволяющее находиться во времени и пространстве…
Бесконечные похождения R безвыходны хотя бы потому, что они во всём, от них некуда бежать, у них нет могилы, на которую можно придти – поплакать.
Транскрипция R – альтернатива жизни и мечты, мысли и устремления.
Это от невозможности принять себя всерьёз, так же как и всё окружающее.
Это органическая, физиологическая, нервно-психологическая организация. 
      А может быть, что и дегенерация…

Ущербно видеть жизнь только как нормальное биологическое функционирование, вроде рождения и разложения.
То же самое, только вверх ногами, происходит там, где мысли обретают скелет и обрастают живым мясом.
Это неразрывное целое.
Можно чувствовать свои мысли точно так же, как свою болезнь.
Мысли обладают реальной силой… 
Абсолютной реальностью…
Когда сама жизнь становится менее ценной, чем какое-нибудь умственное построение, типа – стиха из Ветхого Завета…
То, что R дорого – невозможно.
А всё остальное для R не имеет силы и значения.
Без иллюзий – нечем дышать…
      Соль опреснённая, кимвал бряцающий, гроба повапленные!
R из взыскующих града, где вместо обиталища Бога – одни камни и пепел…

Т о т а л ь н о е    о д и н о ч е с т в о   R …






      5 января.
R проснулся в раздражении от пустоты и отчаянной тоски. Тоска происходила от острого ощущения бессмысленности собственного существования. Иметь причину тоски бессмысленно, потому что это всего-навсего болезненное восприятие времени, точнее, его необратимость в негативно трансформированной быстротечности.
Обыкновенно, время ощущается пространством, например путём, пройденным часовой стрелкой, в некоторых случаях иначе – чувством жизни…
      Абсолютного стандарта времени не существует.
      Метафизический ужас бесконечности пространства и времени. Этот вопрос выходит за рамки понимания и интуиции R. Когда тебе за 40 – жизнь уже не кажется бесконечной…
Вообще о времени лучше всех знает Дим Саныч – время у него материально.

      P. S. Время – это измерение, которым Бог обозначил своё собственное существование…





6 января.


                 ЯНВАРЬ

Воркует с голубкой голубь.
Пусть воркует, как ему хочется …
Мои глаза прорубают прорубь
Во льду твоего одиночества …


Неважно, болен R или здоров. Справедливо и то, и другое. R скорее худой, чем полный. Кажется, что если R понимает, то может изменить жизнь, себя. Но это кажется. R не может поднять себя за волосы, тем более что их – нет…
      R-одившийся с надеждой на счастье, которое не случилось.
Как прекрасно верить в то, чего никогда не будет. Нет ничего, никогда, нигде, ни в чём.
И поэтому R даёт всем всё, что не имеет сам…
В каждом из нас – два человека: один – Я, другой – R.
Когда-то Анжелка говорила R, что когда R внедрялся в неё, она терялась – где кончалась она, и где начинался R…





7 января.
– R, скажи мне, кто твой литературный учитель, и я скажу тебе, кто ты!
– Ну-ну, скажи!
– Так кто твой учитель?
– Козьма Прутков.
– Нет, серьёзно…
– Куда серьёзней! Разве этим можно шутить?..
Анжелка, оскорблённая в своих лучших чувствах, сердито машет рукой и хлопает дверью…
… и тексты, открыв интонации, выплеснулись.
Стихия звучащей речи. В каждой фразе – аллитерации, омонимы и тому подобное.R сталкивает слова друг с другом, использует их многозначность, заставляет их играть всеми смысловыми оттенками. Но это не просто игра, не просто искусная оркестровка. Язык R – самостоятельная энергия, образующая поле высокого напряжения, в котором развёртывается действие…
В текстах R нет уступок читателю. Нет сюжета. Неважно, понятны вещи или нет, – они просто даны. Хотя сюжет все же есть, если его понимать не элементарно, но как сцепление событий, взаимосвязанных и взаимообусловленных, только не по правилам рациональной логики, а по законам мифологического мышления…
У R – любовь к жизни как авантюре. Он, словно Дон-Кихот, сражается против очевидной реальности, пытаясь соединить несоединимое, исправить неисправимое, восстановить невосстановимое.
R – человек-легенда, звание, которое он заслужил, выстрадал. Первый (типа – последний!) из могикан. Его предки, ближайшие родственники по генеалогическому древу:
Ходжа Насреддин, Афанди, Алдар Косе, Иванушка-дурачок, Козьма Прутков, Дон Кихот из Ламанча, барон Мюнхгаузен, Тартарен из Тараскона, бравый солдат Швейк, Остап Ибрагимович Бендер, поручик Ржевский, Форрест Гамп…

О нём (о R) когда-то сам Евтушенко сказал:
– Кто это?..




8 января.
День рождения мистера R.
      Собрались на день рождения все друзья. 
      С жёнами. 
      И с ними R. 
      Один. 
      И они молча пьянели, глядя друг другу в глаза.
      Короче – бухают…
      10 часов вечера, 11, 12, 1, 2, 3… 
      В 4 часа утра жёнам всё это надоело и они стали голосовать большинством голосов, чтобы прекратить пьянку.
      R не выдержал: 
      – Слушайте,  мужики,  или  вы уберете своих жён,  или я в следующий раз позову всех своих!




9 января.
То, что R пишет Анжелке, прекрасно осознавая, что Анжелка предпочтёт отклонить его, даже эпистолярное, общество, удивительно бестактно, чтобы не сказать большего. Это уже шестой текстамент, шестая безотчётная экспансия к Анжелке, адресатке, отнюдь не обязательной читать это, а тем более отвечать хотя бы из вежливости, коей она вообще не страдала…
Всякому разговору R предпочитает молчание, поэтому (быть может) R прекрасно понимает Анжелкину пассивность относительно своих сумбурных текстов. Слова причиняют боль вернее, чем пощёчины…
Но неметь годами – нестерпимее. 
И R пишет:


* * *


Я от тебя не жду ответа.
Пишу стихи про наше лето…

Как будто с тонущего судна
Письмо – в бутылку запечатав –
Бросаю в море…
Без ответа…

В надежде, что его прочтут…




10 января.
Когда R было 17 лет, он думал только о любви. Теперь же R любит только думать…
      В семнадцать лет R был моложе, глупее и романтичнее. Когда R был влюблён семнадцатилетне – тогда и трава была зеленее, и деревья были выше, и небо было голубее, и соль была солёнее, и сахар был слаще, и член был крепче, и вода была мокрее, и люди были добрее…
      И мир как будто существовал только для того, чтобы все мечты могли сбыться…
Тогда ещё R не был супер-стар, а был ещё супер-молод…
Все мы в семнадцать лет думаем, что знаем уже всё и вся. Все мы в семнадцать лет бессмертны. А бессмертные могут пить и курить – и это им не вредит…

            – В жизни раз бывает семнадцать лет.
    – А семьдесят один – ещё реже…

      Идея царства небесного обычно внушается в детстве,  а ведь только в детстве и может
возникнуть представление о рае. Детство само по себе рай, наше счастливейшее время…  

                      Ах, детство, детство – далеко-далече,
                      Когда глупы мы – жить намного легче…





11 января.
Мозг R – злокачественная опухоль духа, материи, непристойное извращение внематериального. Но если умереть, то R всё равно будет рваться сюда, обратно, назад – хотя возвращение кажется ему невозможным из-за несоизмеримости плоскостей, и к тому же не совсем прилично, в связи с отсутствием соответствующего туловища…
Не важно, что – как трава по осени опадают волосы, не важно, что плохое зрение, не важно, что выпали зубы, не важно, что поехали «Крыши Ташкента»…

Если тебе, R, взбзднулось нечаянно – то нюхать будут все (окружающие). Гони волну. Гони серьёзно. Симбиоз романтизма и блатоты – бодрящий микс.
По сути R сломал целку литературного сознания общественности. Через тыл. Такие вопросы решаются не одним поколением. Дай людям то, что им нужно, а не то, что им вдолбили, что им нужно – тогда разбогатеешь. Если не знаешь, что сказать – говори «да»…
R – в интеллектуальном фонде человечества с 1958 года.  
С 1958 года R раскидывает здравые идеи, как окурки. Ему абсолютно не жалко свой рациональный ресурс в виртуальном выражении.  
Процесс идёт и продолжается, невзирая на лица и обстоятельства. 
Деструктивная психотехника – для больных. Для начала: чтобы они почувствовали чувство вины. Затем – держать паузу: чтобы обосрались. Симптомы: прострации просрации (подследственных, посредственных)…
Отряд парножопых (кондовые и маньяки) получит по самую ботву и даже этого не почувствует…
  А самые приближённые к вечности – эфемеры.
  Роза. Сладкоречивое растение. Соски – поникшие коричневые бутоны. Когда-то это были маленькие робкие грудки. Сейчас она стоит у кровати, дряблая в своей наготе…
Одежда сама собой спадает с женщины, которая хочет, чтобы её раздели. Казалось, что она ещё вчера была красивой…
  – Она глупа, – повторял сам себе R, как будто хотел убедить сам себя, что глупый человек не может быть источником любовного наваждения…
Когда R был девственником и танцевал со своей одноклассницей Розой (живот к животу, сердце к сердцу – знатоки анатомии, не цепляйтесь!) – он чётко чувствовал, как в маленьком кусочке её шеи (между плечом и ухом) – помещается вся Вселенная. 
  Вся Вселенная.
       Это и есть – эфемеры…

  Для жизни R уже типа старый, а для смерти ещё молодой…

Нужно только:
1) не заглядывать в паспорт,
2) не разглядывать зеркало,
3) быть с молодёжью – и вперёд!

P. S. Удивительно, как часто у вас, мистиков, экстазы ходят в юбках…





12 января. 
В вегетарианское время брежневской эпохи продвинутого социализма кем только R ни работал: 
дворником грёб метлой и лопатой,
      на стройке клал кладку, 
таскал на этажи носилками кирпичи и раствор,
      возводил фундаменты и дувалы, 
штукатурил и белил стены,
красил парты и полы,
грузчиком в ресторане Центрального Дома Литераторов таскал туши –
баранины и говядины,
разгружал грузовые машины, забитые ящиками с чешским и немецким пивом, грузинскими и молдавскими винами, армянскими и французскими коньяками, американскими и английскими сигаретами, финскими ликёрами и конфетами – для советских писателей,
на овощных базах перебирал, перекладывал и перетаскивал бананы и виноград, картошку и помидоры, яблоки и тому подобное.
Но никакой из этих великолепных процессов не пошёл R на пользу.

Когда он устраивался грузчиком в ресторан ЦДЛ, мистер R сказал:
     – Я ничего не знаю о ресторанах.
     – Хорошо, –  ответили ему. – Чем меньше будешь знать, тем лучше. Там нужны только сильная спина и слабый ум. У тебя и то, и другое есть…

От самых разных людей R слышал, что труд ему поможет.
И R делал самые различные телодвижения, не очень хорошо и не особенно плохо, и чувствовал себя только комбинацией (не особенно удачной) блоков и рычагов или какой-нибудь ползущей скотиной…
  R не представлял, как это обезьяна ухитрилась таким малоэффективным способом превратиться в современного джентльмена… 

  Таким образом, Заслуженный Татарин Узбекистана R стал Заслуженным Инвалидом Умственного Труда (по совместительству). И получил почётное звание:
  «Трижды Лох Советского Союза»…
  Гениальность R – это норма.
  Плюс-минус километр.
  Тексты R – перформанс под названием «Памятники Умственного Труда»…


      13 января.
      Сегодня пятница – 13-е!
      Виктору Раевскому посчастливилось беспрепятственно проникнуть в офис государственного предприятия. Дело было ночью, и никто не мешал ему, поскольку предприятие не держало охрану из бедности. Увидев старый массивный сейф, Раевский воспрял духом. Что может лежать в столь крутом сейфе? Конечно же, деньги!
В этом случае даже чужая ноша не тянет, рассудил поэт товарищ Раевский и вынес на своем горбу тяжёлый металлический ящик.
С трудом дотащил его с Навои, 30 – до Дархана…
Каково же было разочарование Лады Бентли и её дочери Марго, когда в раскуроченном сейфе оказались обыкновенные моральные ценности:
черновики Фридриха Бокарева,
служебные записки Станислава Кулиша,
полное собрание сочинений заслуженного биолога и юного ботаника, неутомимого туриста  по маршруту: дом – работа – чайхана – Дурмень – блядка; неунывающего как Иосиф  Кобзон – Красильникова Н.Н., он же К. Николаев, он же Красило, он же …,
а также патриотические стихи его сына, работающего с отцом в одном поэтическом цеху (по совместительству)…
А так же – там лежали пионерские стихи Зои Тумановой, Нины Татариновой, Альбины Петровой, Юлии Гольдберг и протчие, протчие, протчие…
И ничего более.
Во времена Зои Тумановой в литературу входили молодые люди по комсомольскому набору – с одним чистым сердцем и вполне свободные от каких бы то ни было мыслей…
Среди них были Шуф и Красило…
Они посещали Семинар молодых писателей, где каждый из них имел право безобидным образом излагать смутность испытываемых им ощущений. Ни познаний, ни так называемых идей не требовалось…
Чувство, воодушевляющее молодого писателя, – это чувство наивной непосредственности. А так как чувство это доступно всякому, то можно себе представить огромное количество молодых талантов и огромное количество рукописей…

А ведь чёрт попутал Раевского. И всё по-пьянке!  Сел не в тот трамвай, и на автопилоте залез в редакцию «Звезды Востока». Ошибся в ценностях…
      Да и мысль эта смогла же найти дурную голову: «А что интересного может быть в таком тяжёлом сейфе?»
А ведь чуть не надорвался человек!
Пить меньше надо.

Вот такое вот кино, вино и домино… 



14 января.
     – Шамиль, ты чего мне грубишь? Отец я тебе или нет?.. 
     – Ну, ты, папа, и вопросы мне задаёшь! Откуда я знаю?..



15 января.
Образ R – это попытка открыть своего героя в списке придурков, куда входят: Санчо Панса из Сервантеса, Тартарен из Тараскона, Остап Ибрагимович Бендер-старший из «12 стульев» и Остап Остапович Бендер-младший из Маргилана, Василий Иванович Чапаев и поручик Ржевский из анекдотов, и многие-многие другие.
Поведение R – способ самозащиты маленького человека в огромном мире, где повелевают враждебные силы, и единственным выходом из безвыходных ситуаций является юмор.
«Мне просто повезло, – говорит о себе сам мистер R, – у меня оказался удачный набор генов…»
Но парадоксально то, что R зачастую сам создаёт эти ситуации, ибо небо наделило его вымыслом, и жизнь его – игра, череда постановок, маленьких и больших спектаклей.
… конец 80-х – начало 90-х гг. 
Рушится целая система, империя, государство.
     Люди озлоблены.
     И на этом апокалиптическом фоне (типа – «Последний день Помпеи») нарисовывается мистер R, – Чарли Чаплин 21-го века… 
Что заставляет R писать свои тексты? 
Желание осмыслить мир? 
Наполнить свою жизнь поступками, которые невозможно совершить в этой жизни? 
Расширить горизонты общения? 
Тексты об R всегда лаконичны и имеют свой неповторимый колорит.
R органично связан (а может, развязан?) с тем временем и пространством, в которых он проживает, и следует сказать, что мистер R не ограничивается днём сегодняшним как, впрочем, и пропиской в паспорте…
«Ты приходишь в этот мир один, ты покидаешь его один, а в промежутке должен учиться быть счастливым наедине с собой…»
Мир полон моментов, когда человек может стать кем-то иным. 
Но человек остается самим собой. 
Точка.




16 января.
R отрешённо, упорно, отчаянно идёт к своей цели… 
То, что он не может получить от общества нормальным путем – это велфер, горсобес, Фонд Аденауэра, Нобелевский комитет, Международный Валютный Фонд – нормальным путём он сделает сам.
Короче,
ни пособия, ни гранта, ни алиментов, ни пенсии; 
ни Всемирная Армия Спасения, ни Кембридж, ни Оксфорд, ни Гарвард, ни Массачусетский политехнический университет – где R не является почётным академиком. 
R лишён права даже на забастовку.
     Оставалось одно – идти на пожизненную голодовку.
Логика, – которая смогла бы быть незаменимой помощницей в жизни R – отсутствовала, вместо неё у R по жизни появилась Анжелка со своей женской антилогикой и со всеми своими запросами.
Бедняжка, – ошиблась в выборе…
Что R оставалось? 
Идти на панель или на паперть? 
Подделывать 100-баксовые банкноты США выпуска 1988 года?
      Или записаться в либерасты Жириновского?
R выбрал другое: он стал делать тексты «Haute couture»;
на подделки (поделки) масс-культуры: попсы, кислотки, мыльных опер, государственных гимнов – у него не хватало ни времени, ни сил, ни таланта…
R отрешился от всего – пытаясь сделать невозможное возможным. 
И самым большим его преступлением было то, что R не выплачивал государству налоги за свои тексты, которые не печатались.
Чтобы R стать гением – оставалось два выхода:
а) умереть молодым талантом;
б) продолжать верить в свой призрачный шанс – получить Нобелевскую премию при жизни…
«Буду погибать молодым» – не получилось из-за сорока-с-лишним-летнего возраста.
Нобелевку за нетленки не давали из-за пятой графы – как он ни старался родиться обратно иудеем – не получалось…
А жизнь толкала, пинала, впихивала в общий поток погони за длинным долларом, за доказательствами на право существования…
Да-а-а…
Райские условия для адского труда.
Эх, жизнь-жистянка, что, мистер R для тебя – клиент Армии Спасения?
R без любви – любит, без надежды – надеется, без веры – верует…
Суровая классика.
      Жесткий креатив. 
Маразм крепчает. 
Силиконовые мозги, долины, груди и вагины...
Недоумевать – дело недоумков. А R будет писать, R будет писать много книг, но об одном и том же, о том, что человек – гол…
      Мы все в очереди на тот свет…
Живите, а то не будет эффекта!
R – бедный свободолюб.
R – эпос для юродивых.
R – забытый способ писать.
R – животное в инстинктах. 
R – это другой человек, человек из хаоса, человек абсурда, человек у которого в руках – джокер…



  17 января.
  Вот четыре вещи, которые обязан носить с собой мистер R, отправляясь на стрелку с любой Анжелкой:
  1. 100-долларовые баксы – желательно пресс, туго перетянутый резинкой, срезанной с самого большого (желательно орального «цитрусового») презерватива.
  2. Золотые котлы «Rolex», желательно на платиновой браслетке и с брилликами вместо цифр (типа – цифра, типа – буква).
  3. Живые цветы, – желательно розы из Голландии, прямо с «Боинга – 747».
4. Искреннюю улыбку, – желательно усыпанную золотыми зубами. Улыбка продлевает рот.
Р. S. Если нет золотых – настоящих зубов, – желательно оборудовать рот новыми искусственными зубами…
Всё. 




18 января. 
А 18 января 1987 года, вечером – 24-летний ленинградец Мяо Мевяо решил свести счёты с богемной жизнью, самореализуя собственное мортидо. Его намерение сунуть свою гениально-депрессивную голову в газовую духовку – послужило причиной бытового взрыва в общей кухне коммунальной квартиры на улице зодчего Росси, где проживал величайший поэт современности Виктор Александрович Соснора…
Произошедший взрыв нанёс урон в 68 рублей 27 копеек. Обгорели: соседка из соседней комнаты и участковый…
Самоубийца отделался легким испугом и был приговорён условно. В ссылку. По разнарядке. Этапом. В Ташкент. На принудительные работы сторожем в детском саду. С отчислением 20% от заработанной платы в пользу государства…
После этого Мяо бегал рысцой по Чиланзару в несолидной Ингиной душегреечке: 
«жил-был у бабушки серенький козлик»…
А на ночных сменах в детском саду он поёживался от диалектических противоречий:
и выпить хочется, и выпить колется. И денег нет…

Вывод: лучше маленький Ташкент, чем большая Колыма.

После этого стрессового случая из автобиографии Мяо Мевяо – шикарная поэтесса Нина Демази любила его прикалывать:
       – Ах, это ты, Мяо Мевяо? В поле – ветер, в жопе – дым… Литературка ты наша,
Гоголюшко наш…
  На что Мяо не обижался и, отвечая на шпильки, естественно заикался:
       – С-с-сидел… З-з-знаю… Вс-с-ся ж-ж-жопа в шрамах…

      И хотя все его весёлые картинки и преходящие  перформансы всякий раз, несомненно, свидетельствовали о живейшей и неуёмной фантазии автора,  истинную силу произведениям
Мяо  сообщала  все же именно его неусыпная тяга к многосложностям реальной жизни: любознательный взгляд его беспокойных глазёнок неизменно и цепко выхватывал из гущи бытия какую-то одну деталь, которая и придавала литературному  продукту  окончательную  убедительность…

      – Как жизнь, Мяо?
– Как в аптеке, на фармацевтических дозах…

– Как жизнь, Мяо?
– Нормально, до пробки…

– Как жизнь, Мяо?
– Так себе, на четвертинку…

      И, вообще, Мяо Мевяо был шедевральным…
К тому же курил Мяо с пяти лет. Поэтому мог дышать дымом…




19 января.
      Старое фото: Иссык-куль. 
      R – на верблюде. 
      На обороте фотографии – надпись R:
«На женщине я бы смотрелся гораздо лучше…» 





20 января.
R был в гостях у Геннадия Михайловича (среди своих – Крокодил Гена).
Известный знаток старины и коллекционер.
В изолирующем слое личного благополучия.
Ему 65 лет, а ведет себя на все 80.
Важный – как директор Советского Союза.
Дом Геннадия Михайловича – настоящая повесть о природе настоящих вещей.
Дома у него всё облагорожено и оправдано стариной.
Чистый плезир.
Полный релакс…
На пару выпили литровую бутыль «Московской».
Легко…
Несмотря на то, что водка – это пережиток прошлого, настоящего и будущего… 
Порыв не терпит перерыва…
Подарил Анжелке фарфоровую дворняжку и ананас. 
Встречает продуманно и хлебосольно.
Барин и меценат.
Сноб, барахольщик и просто потребитель верхнего мифослоя.
Грабарь облегчённого типа.
Имеет восторженный организм к позапрошлым вещам и современным деньгам.
Харизма стиля…
Особенно понравился R его 10-месячный пёс Рей – казахский алабай.
Умница с белоснежными клыками и отрезанными ушами. 
Сидит и улыбается – когда этот Геннадий Михайлович (типа – хозяин) – отзвонится, отговорится, освободится, – он обязательно притащит, приволокёт, притаранит мою жратву, а пока займёмся ситуацией надежды и ожидания.
Будет жратва – железный верняк…




21 января.
Из ферганских воспоминаний: 
пьяный R говорит своему немецкому кобелю Гансу:
– Ганс, предупреждаю, что ты должен гавкать исключительно правду, одну только правду и ничего, кроме правды! Ну, так что ты скажешь? Кто съел всю колбасу прямо с горячей (!) сковородки?
Огорчённый Ганс с виноватым видом жалобно отмалчивается. Типа: «R, а что я могу сказать при таких ограничениях…»

      …во дворе поскуливал Ганс, сторожевой пёс – чёрный кобель со слегка вытянутым корпусом, стоячими (домиком) ушами и длинным хвостом.  Чисто немецкая овчарка.  R купил его ещё двухмесячным щенком. У Ганса были мощные челюсти и чёрные, словно резиновые губы.  Его тёмно-карие, чуть косо поставленные глаза следили за каждым движением R.  Шея сильная, крепкая. Длина хвоста превосходила высоту лопаток: R сам мерил.  С какой бы стороны ни смотреть на Ганса – постав лап по отношению к туловищу всегда был правильный. Подушечки лап в меру упругие, без трещин. Длинный, плавно ниспадающий круп. Плечи, предплечья – сильные, мускулистые.  
      Чисто чёрный окрас.  Повсюду, вплоть  до стоячих домиком,  высоко посаженных,  с легким наклоном вперёд ушей и глубокой,  мощной груди,  на бёдрах – его шерсть повсюду отливала и поблескивала глубокой чернотой.  
      Ганс был кроющим кобелём. 
      И это было приятно. Во-первых, вязка, если в ней задействован такой кобель, как Ганс,
каждый раз приносила «алиментного» щенка (право первой руки!);  а во-вторых,  для R
эти приглашения были предметом нескрываемой гордости за своего пса; когда оба они торжественно отправлялись на очередную случку, можно было подумать, что это именно его, мистера R, а не Ганса, пригласили на столь ответственное мероприятие…

      Однажды собрались уже R и Мяо Мевяо на случку. 
      И Мяо попросил:
      – R,  чур, только Ганса с собой не брать, а то ещё Нинки Демази напугаются и скулить начнут, когда дело до дела дойдёт…
      Что ж, без так без. 
      Так что зияло между друзьями как бы пустое пятно о четырёх лапах и с хвостом.  Тишком шли по ночным переулкам,  с оглядкой назад, на тёмные кусты, страшно было, то и дело подмывало свистнуть: «Ганс! К ноге!» – но шли молчком,  потому что Мяо попросил...  

      Повсюду в Фергане Ганса знали – на Тякше и на Шёлкомоталке,  за каналом и до канала, на всех полях до областной психушки, от Ахунбабаевского массива до Киргилей,  по Кувасайской улице к Зелёному базару вниз, вокруг стадиона «Текстильщик»,  за Нахаловкой,  перед  торговым  домом «Тугушев и Ко», у Комсомольского озера, у стадиона «Спартак»,  на первых попавшихся деревьях Центрального парка,  на определённых чинарах и на столбах Фрунзенского массива, на стенах домов Калининского массива, на Маслянке, в садах и виноградниках Шакар кишлака, Паканы, Муяна и Ауваля – оставлял Ганс свои пахучие метки; и хранил им верность все свои собачьи годы.
      В холке  рост Ганса составлял шестьдесят семь сантиметров.  В четырёхлетнем Шамиле росту было один метр пять сантиметров.  Мистер R был выше Шамиля на шестьдесят пять сантиметров. Анжелка была выше мистера R на четыре сантиметра, но зато на тринадцать лет моложе…
      Вот так они и жили…

      Спустя семь лет уже в Ташкенте R вспомнил Ганса – глаза больного пса потухли, умирая внутри, безысходный страх отражал лик смерти…

      И R приснился сон:
      «Его сыночка, семилетний немецкий кобель Ганс, уходя от него в кромешную даль по лунной дороге, оглянулся и бросил на R хмурый  взгляд,  исполненный  философской  печали…»



22 января.
День рождения Дамира-дракончика.

Дамир (3 года).
       –  Дамир, почему ты такой несчастный?
       –  Я не несчастный, я просто не хочу есть… 



  23 января.
  Рифат – величие (араб.).
  Величие дара и желаний, величие ума и противоречивости, величие исповедальной самоиронии и чрезмерного самообожания.
  R выставляет великолепный ковёр, вывернутый наизнанку, даёт не автопортрет, а скорее анатомию натуры, извлекает из глубины души всё, что лежит на самом дне… 
  Ему присуще понимание своей исключительности, своего изгойства, временности бытия…
  Дневник R – длинная книга короткой жизни и своей любви, и своих дум, и своего честолюбия, и своего жгучего одиночества. Страх смерти, неудачи, неразделённая любовь –    лишь предлог, заставляющий работать на себя воображение и рассудок.
  Тексты R – это дневник, это утраченное и найденное время, борьба с небытием и бесследностью, как бы переваривание жизни, процесс без начала и конца, рассказ об отрезке человеческого бытия. R продвигается наугад, в пространстве случайностей и непредсказуемых событий…
R – сам по себе и сам о себе. О себе (глубоко) любимом. Он требует вчитывания, неоднократного возвращения к себе, вкапывания – и только тогда проступают, запрятанные вглубь, за слова, драгоценные золотоносные жилы…
R в любой момент может говорить о любви, о стихах, о себе (горячо любимом), даже если в этот момент его застигнут в праздничных стрингах со стразами...




24 января.
Выбор человека – это колыбель его судьбы. 
R выбрал написание мифов… 
Мифологию…
Мифотворчество…
Дети играют в высокой ржи, не ведая, что поле обрывается пропастью.
«Где пастыри стада сего? Я пойду, Отец мой, ибо я возлюбил…» 
Сентиментальная точка зрения.
Она много шире христианства…
И мастер R пишет длиннейшую историю о том, как человек приходит в жизнь, охватывает её чувством и руками. Поет Аллилую и Бесаме Мучо. Пишет о себе для друзей и врагов. Хранит верность и ненависть. Борется с драконом. Стережёт овец. Охраняет свои дома, книги, виноградники. Присматривает за неразумными женщинами и малыми детьми. Он умирает, поднимается вновь, оглядывает несжатые, темнеющие хлеба и созывает детей к ужину. В доме горит огонь, и двери открыты настежь…
Десять тысяч лет сна тому назад R уже жил, дышал и помнил мягкий, розовый светсредиземноморского заката, насквозь живой и (вроде бы) наделённый сознанием. Анжела клала голову на подушку, а R гладил её руки и волосы, и они вместе тихо смеялись, потому что всё было хорошо и прекрасно, и никто их не видел, и никто им не мешал…
И все древние ящеры в округе употребляли глубокий сон для борьбы с неудачной своей ферментацией. Вещность тогдашнего мира. Впрочем, мифотворчество уже существовало. Имелось в наличии…
  По-видимому, мифотворчество – своего рода компенсация за человеческую смертность, за конечность составных элементов… Любопытная, коренная способность к очеловечению природы и опредмечиванию человека…
  Это разросшееся, усугубленно-эстетическое качество, вроде того, как последний (сплющенный) позвонок с некоторых пор стал именоваться черепом…
  А сегодня – воспоминания о разных разностях. Настоящих, прошедших и будущих. Квартира на улице Мукими (метро «Хамза», магазин «Байрам»*  – «Байрам», который всегда со мной…) переполнена мыслями. Отсутствие мебели компенсируют кипы книг, перетянутых шпагатом: Эрнест Хемингуэй, Генри Миллер, Курт Воннегут, Сальвадор Дали, Петер Хандке, Джеймс Джойс, Франц Кафка, Марсель Пруст, Зигмунд Фрейд, Фридрих Ницше, Альбер Камю, Герман Гессе, Уильям Фолкнер, Джон Апдайк, Ален Роб-Грийе – неплохая компания. Хорошо сидим…
Лекарства, табачный дым, разбросанные книжки стихов, замученный воздух в комнате, зимние цветы и странные разговоры с Анжелой. Характерно, что эта женщина вызывает в R очень тонкое и сложное отношение к себе. Таковы микросведения о том, что такое поэзия и как она возникает в нашем мозгу…




25 января.
Не надо хвалить R. 
Его тщеславие и самомнение давно издохли, ничего не оставив взамен…
Когда-то где-то она подарила ему несколько добрых слов. 
Отблагодарить её было нечем. 
Пришлось прибегнуть к убогому способу малоимущих и неудачников. 
Есть что-то беспомощное, трогательно-ублюдочное в эпистолярном жанре.
      R вначале удивился своему открытию,  потом  рассмеялся,  после чего, все более и более вдохновляясь открывшейся новой возможностью,  начал писать ей письма,  придавая тексту то,  что называют чувством и смыслом; он мгновенно оценил возможности этой хотя и несерьёзной, но забавной  игры, из ничего извлекающей выгоду …
      История знает романы в письмах. 
      Один взор, пятиминутная встреча – и переписка на всю жизнь.
      В письмах  любить легче. Мазохизм какой-то,  самолюбование  придуманной любовью  к  придуманному  персонажу.  Окучивание,  старательное взращивание, лелеяние придуманной любви к придуманному человеку. 
      Так легче, так чище, так идеальнее,  так воздушнее,  так печальнее и оттого острее. 
      Так надрывнее, вразнос, остро – до бритвы.
      ...Милая... Смею ли я... Как я взволнован  Вашим прошлым письмом, я сам, как и Вы, много об этом думал...
      Только разлука оттачивает тонкую любовь. 
      Разлука –  это письма, чуткие переживания.  
      Совместная  жизнь –  это  быт, стирки,  ругань. 
      Опять спит в бигудях. 
      Опять пепел на ковёр стряхивает, идиот… 
      Опять она в драном халате, мымра.
      А  разлука...  
      Дух  взмывает  ввысь,  вдаль  от пресыщения, к  звёздам, навстречу  любимой. И тоскует, тоскует там, облекаясь  в эпистолу, утончаясь до платонизма.

     ...Но у  нас не было любви. У  нас была красивая игра. Очень  красивая, правда?

Остается одно – юмор, ирония, сарказм и все производные. 
Ирония – универсальная отмычка для вещей, достойных печального размышления…
Юмор R – внесение академичности и критической трезвости в   ч у ш ь. 
И чем  ч у ш ь  чудовищней – тем проще, доричней говорит о ней R.

      Насмешники – хорошие пророки...

В какой-то «Независимой газете» московский литератор Глеб Шульпяков (он же – хлеб шуле пеков) назвал мистера R «похабником и пересмешником»…
Естественно, R возмутился:
– Как, я был… похабником???
– Да, товарищ, в моём сознании вы были им!..
И это о мистере R, который воловьими усилиями умственных мышц, без членского (писательского) ценза – пробился таки к проблемам высшей культуры?!!

Ничто нас так не мучает, как ощущение собственной потенции.
Жанр R – наскальная живопись, настенная литература. 
Чтоб глаза – во флюгер!
Они все ещё не осознали, но они все это уже получают. 
Русский ответ на еврейский вопрос.
Русский стиль.
Татарский размер. 
Отвечает Казанский Казанова – R… 
Стирает грани между реальностью и вымыслом…
Превысокомногорассматривающий будущие плоды тотальной славы…

P. S.  Жизнь не заканчивается, если у тебя есть Анжела и парочка историй, чтобы ей рассказать…




26 января.
Хлестаков.
Прелестное изменчивое существо, живущее радостно и для радости. 
Деньги – средство избавиться от неприятностей.
Как легко и непринуждённо разводит долги и лохов. 
И вот он снова – прелюбезен и обаятелен, как герой и собеседник. 
Что же делать – денег он не вернёт, но увидеть его и побыть с ним несколько часов – дороже всяких счетов…
И такое великолепное пренебрежение к страданиям и горестям бренного мира в его лице и интонациях, что начинаешь презирать и то, и другое…
Как классно хотя бы иногда перечитывать Гоголя. 
R нравится думать, что он должен был бы родиться для приятного кудрявенького водевильчика, а между тем он впаривается в очередную беспонтовую трагедию.
И всю жизнь у R не проходит чувство нелепой ошибки.
Вместо сверкающих куплетов бродвейских мюзиклов, вместо девушек нежных и ласковых, как во французских фильмах – старухи на скамеечках возле подъездов, сборщики налогов и податей из ЖЭКов, ДЭЗов, Горгазов, Горэнергосбытов, Горводоканалов, участковые инспекторы и иже с ними.
     Имя им – легион…
И R всё меньше надеялся на чудо и всё больше налегал на коньяк.
     Ибо реальность есть галлюцинация (нация Галлюци), вызванная отсутствием алкоголя…
Беспробудное пьянство одержало верх над половыми излишествами…

Анжела, R думал о Вас. Слишком много думал…
Анжела, какая грусть!
Была – и нет…

R – смешной, трогательный, с примесью горечи.
     R лишь хотел что-то сказать и быть услышанным …
Шоу продолжается, пока нас не прогонят.
Где угодно, с кем угодно, когда угодно, сколько угодно,  за сколько угодно – 
лишь бы: «Да!»… 
Интимные места требуют удовольствий и заглушают разум.
В этом сложном и трижды безумном мире. 
R рождён для счастья – а вынужден работать…
Всё, что в жизни есть хорошего – либо незаконно, либо аморально, либо ведёт к ожирению…
Бойтесь желаний – они исполняются! 
Назло врагам – на радость маме! 
Или: «Не ломай комедию» – сказал Немирович… 
«Получишь трагедию» – добавил Данченко…
«Не верю!» – сказал им обоим Станиславский…
R мог часами плакать о том, чего никогда не было и не будет.
Теперь R было хорошо  за сорок…

Размышлять о своей судьбе с ясностью, возможной лишь тогда, когда покончены счёты с одной жизнью и ещё не начата другая.
Холодно думать о своём несчастье и воспринимать его трезво, без всяких иллюзий.
Как будто услышав о нём из чужих уст…

«Спешу уведомить тебя, душа Тряпичкин, какие со мной чудеса…»




27 января.
Сегодня – другой день.
Сижу за чаем с книжкой – коротаю вечность.
Несправедливо устроен этот мир (при полной искренности – это не звучит банально). Желание тишины, покоя и неподвижности – вполне законное и закономерное следствие бессонницы, всяческих передряг и неприятностей в отношениях с себе подобными…
Насчёт того света не знаю.
В голове мешанина из буддийских, христианских и мусульманских положений по поводу бессмертной души, реиркарнации – в которую хочется верить. 
Может быть, действительно нельзя относиться к этому серьёзно.
Однако ничто не даёт такого тончайшего и непреодолимого приближения к глубоко отрадным, идиллически-безмятежным, инфантильно-безответственным образам. 
Точнее, это не так. 
Ты их чувствуешь такими, хотя по содержанию они могут иметь совершенно различный смысл.
Прежде всего, надвигается издали, наплывает странный, очень живой, розовый, удивительно лёгкий, невесомый, радостный свет…
У меня был когда-то друг – поэт Рауф Парфи, теперь он стал совсем иным и по-другому ко мне относится в этом свете.
Но разве это возможно, если он умер?
Это очень моё, я сам мало что могу толком объяснить…

… R глядел на ночной город, на звёзды, которые сверкали из темноты, и из этой темноты вдруг возникали люди его прошлого,  то приближаясь, то удаляясь:
Рауф Парфи, Ахмад, Равшан Файз, Ходжиакбар Шайхов, Саша Корнилов, Рим Юсупов и многие-многие другие…
Похороны Рима Юсупова, несмотря на свою бедность и немноголюдность, произвели очень трогательное и не очень омрачённое впечатление. Погода стояла на редкость ясная и солнечная, и уголок на кладбище достался Риму светлый…
Собрались его немногочисленные друзья и, несмотря на мусульманский запрет, пили вино, вспоминали Рима, читали его стихи, и говорили ещё в его неостывший след, что да, у каждого человека своя судьба и т. д.
Следующий день был очень тяжёлым. 
И уснуть R не мог.
И R уснул.
И приснился ему сон: медленно кружился мир тех времён, когда мама кричала ему, чтобы он слез с дерева, и её лицо вместе со всеми другими лицами плыло в изменчивом, зыбком потоке неузнаваемого. Замедлилось время и вовсе остановилось. И R увидел в этом остановившемся времени всю свою прошлую жизнь, словно киноленту – разбитую на кадры, на великое множество как будто забытых фотографий…
И приснился ему сон: к нему домой пришёл Рим.
В руках у него была баклажка с домашним вином, подтверждавшая его намерение жить…
      Стремительно кончаются жизни, подумать только! 
      R ещё слышит его живой голос. Голос совсем близко. Рим что-то говорит ему.  Он спешит. Но вот он замолк.  Наступил  день,  когда его голос замолк. Вот и его скорбящая душа оставила, наконец, R и всех оставшихся в живых, и эту страну в покое…
R что-то мешает в груди.
R хочется глубоко вздохнуть.
И вот от первого, ещё лёгкого вздоха они вдруг появляются – из таинственного небытия, бесплотные, неуловимые: 
Булат Окуджава, Анатолий Передреев, Римма Казакова, Рузы Чарыев, Явдат Ильясов, Фильдрус Камалов, Шавкат Рахмон, Надыр Хачилаев, Владимир Медведовский, Василий Галяпин, Михаил Гребенюк, Мухаммад Юсуф, Чори Аваз, Саша Нигматуллин, Дим Саныч… 
R их узнаёт. 
Да-а-а, R их всех, всех знает…
Вот они выплывают, возникают из темноты, реальные, в то же время смутные, словно воспоминания. Они называют R по имени. Как  бы  окликают в лесу давних лет.
Полумифические, полуреальные образы прошлого, очень странные и непонятные…
Там можно жить сразу всем: давно и недавно умершим людям – бывшим друзьям и бывшим врагам.
Там время не властно над ними…
Там люди, которых мы помним, говорят нам всё те же слова, которые мы уже однажды слышали от них.
Причём это можно слышать снова и снова, хоть целую вечность…
Давно сорванные, увядшие и выброшенные цветы расцветают опять и благоухают так нежно, что невольно сжимается сердце и хочется плакать…
Жизнь так устроена, что вина перед умершими, независимо от того, жили мы рядом или в разлуке с ними, – преследует каждого из нас…


28 января. 
Живу по-прежнему.
      Иначе говоря – до сих пор не смею ничего с собой сделать. 
      Немного пишу, мечтая раствориться в абстрактном безразличии.
      Прошли времена моей глупой молодости или моей молодой глупости.
      Пиша – утешаюсь горизонтами своих перспектив.
На все четыре стороны света…

А закаты стоят – распахнутые настежь.
Тысячевёрстные ветры пляшут на земле европейской России. 
А снега лежат белые… 
Лежат белые снеги…

  А у R – в самом центре Центральной Азии – накатанные маршруты:
  зал – коридор – кухня – ванная – туалет – спальная – кабинет, иногда – лоджия.
  Телевизор – газплита (чай, кофе, сигареты) – магнитофон (радиоволны – FM) – печатная машинка «Москва»:
это меню (типа – ассортимент)…

А вокруг стихия – рассудочного мещанства, исламской покорности, христианского сентиментализма, национальной приверженности…
А если выйти из дома через две двери (одна – деревянная, другая – типа железная) – пункты назначения:
Россия – посольство, Росзарубежцентр, Русский культурный центр; 
Татарстан – постпредство, Татарский культурный центр, Международный комитет по спасению Арала (председатель – татарин); 
Германия – посольство, Институт Гёте, Фонд Аденауэра, Немецкий культурный центр;
     Швейцария – посольство, Швейцарское бюро, швейцарский сыр, швейцарский шоколад, швейцарские часы, Швейцарский банк, Швейцарская гвардия Ватикана, ещё швейцарский военный нож;
     а также офисы, штаб-квартиры зарубежных посольств, фирм, фондов (фандейшн), спецслужб и разведок всех мастей – и все типа заняты, работают на работе, служат на службе, компьютеры, факсы, скайпы, ксероксы, секретарши с аккуратными аппетитными попками, координаторы, модераторы, мониторинги, анус-лизинги, джипы «Чероки», «Лендроверы», «Лендкрузеры» и «Ниссан-патрули» на шипованных резинах, и всем им – на хрен! 
      – н а   х р е н ! ! ! – не нужны
      поэтические изыски, 
прозаические эксперименты 
      и литературоведческие исследования мистера R… 
      На их лицах – специфическая улыбка чиновников, которые хотят продемонстрировать,  до чего они устали, а также свои усилия скрыть эту усталость. Очень жаль – они, в самом деле, ужасно заняты. Но по-прежнему мило улыбаются. Когда R обращается к ним с вопросами, они перестают улыбаться, они пытаются вспомнить…

      R не знает, куда ему деться, как вынести самого себя.

      И всякий раз его вылазки из квартиры в жизнь заканчиваются беспонтово (в смысле – голяк!).
      А дома ждёт Анжела. Извечное женское ожидание – как всегда, во все времена, во всех уголках земли женщины ждут возвращения мужчин с войны.  
      Да-а-а… 
Дорога к знаниям – г о л о д н а я  д о р о г а . 
Но если не использовать знания – зачем они нужны?
      Размышлительная тема…
R смотрит в свои узкие прекрасные глаза и видит печаль… 
В конце всех дорог залегли караваны печалей…
Ж и з н ь  –  с м е р т ь    –  с о в о к у п л е н и е: 
      вот три темы – красной нитью пронизывающие все текстаменты мастера R…
И  н а  х р е н ! – им всем нужна эта  х р е н ь !
И не надо им эту  х р е н ь  втюхивать и впаривать…
      Они намного умнее и хитрее, чем тебе, мистер R, кажется…
Если ты, мистер R, не веришь – открой свой пустой холодильник «Днепр»: там у тебя мышка от голода повесилась! 
      Чуден «Днепр» при тихой погоде…
  Любовь и голод правят миром…
  Любви у тебя валом, а желудок чем будешь набивать?
  Желудок добра не помнит – это добро надо систематически, регулярно подтверждать, дважды – трижды – четырежды (как получится!), но  е ж е д н е в н о …
Любовь – это эмоции. Если эмоции правят разумом – это значит, что разум слаб…
Главное не интеллект, а настойчивость и умение правильно себя подать, знание людей и их взаимоотношений…
Главное – не терять равнодушия!
Взгляни на чело вождей, как правило – интеллектом не изуродованы… 
Музыку заказывают, ужин ужинают и женщин танцуют – посредственности.
Посредственные люди распяли Христа…
Golliwood стерилен до посредственности. 
Масс-культура агрессивно посредственна.
Взгляни на фотографию президента (с супругой) самой крутой страны:
Какой «Золотой IQ» (ай`кью)? – Буш и жена – одна сатана… 
      По телевизору передавали, что Джордж Буш ковырялся в носу и случайно включил мозг.   
      А коэффициент его интеллекта равен комнатной температуре.
Пространство культуры является полем битвы, войны с драконом посредственности. 
Мир на глазах шимпанзеет. 
Всемирный Год Обезьяны продолжается.
Шоу-бизнес?
Это организация бионегативных людей.

А в шоу-бизнесе большинство –
Сексуальное меньшинство…

Герои ГОМИНТЕРНА…

У нас нет шоу-бизнеса.
По идее бизнес должен быть для шоу, а у нас – шоу для бизнеса…
Н е в е р и е    н и    в о   ч т о  –  р а д и    с ы т о й    ж и з н и : 
     эту мульку подсунули, пропихнули вместо идеалов, религии – всему пост-советскому    
     п р о с т р а н с т в у.
Как китайский дерьмовый ширпотреб…
Средства Массовой Дезинформации – СМД…
Вместо ВВП – 
ФДП – ФИКтивно-ДЕМОНстративный продукт.
А пипл хавает…

А где Россия?
Страна победившего алкоголизма?
Ау, матушка…
Где твои властители государственных дум и обладательницы собственных тел? 

И что это такое: конфликт сознания или сознательный конфликт?..
Присутствие гравитации никому не даёт подняться с колен. 
Левитация отдыхает…
Всем важен оргазм – и никому не нужна прелюдия и даже сам процесс… 
Все забегают вперёд – без очереди – расталкивая ближних локтями. 
Жизнь коротка до боли – бери у неё всё, но R споткнулся о свою совесть…
Многотрудный и жизнеопытный R никак не может освоить закон бутерброда (не путать с бутербродом падающим): хлеб должен быть с маслом, масло должно быть с сыром, а сыр должен быть швейцарским… 
Хочешь швейцарский бутерброд? – Изучай самую главную науку: как добиваться того, чего хочешь…
А куда девать необходимость R возмущать покладистую чистоту белой бумаги пьяненьким бегом расшатанных строчек?
Милый человек, даже самая плохая пчела не имеет права быть ленивой.
А порядочный человек тот, кто ничему не удивляется и не принимает себя всерьёз.
Тем более что стиль R – голос художника, измученный волнением, страстью, ужасом, проникнутый изумлением перед непостижимостью концов и начал… 
Тем более что бумага – не сивая кобыла и всё вынесет…
Каждый человек – это система фраз. Каждый видит, а, следовательно, и творит мир по образу и подобию своему…
  R хочется, чтобы становилось словом всё то, что думается сейчас.
  Фантазии, выдумки, мнимости… 
  В основе их генезиса всегда лежит истина. Что же делать, если не можешь жить иначе, как словами, если кроме них всё чужое, пустыня, запустение, смерть, одна смерть смотрит на тебя глазами этого мира. R нечем дышать, кроме нескольких фраз и воспоминаний…
R питается крохами относительного абсолюта, ему доступного, – и мечтает своими силами домыслить всё остальное. 
Так возникают реалии. 
Так рождаются иллюзии. 
Так на истощённой почве пустыни расцветают больные цветы человеческой мысли… 

     P. S. Зачем, собственно, стране столько талантов, если она их рассыпает, как козий горох по дороге?


29 января.
А R всё пишет, чего же боле… 
Что, милая Анжела, R утомил? 
Что ж делать, R и сам себе в тягость и притом без надежды отделаться когда-нибудь от этого… 
Вообще-то, хороший солдат тот, который знает, когда можно уклониться от службы…
R пытается убедить себя, что долги перестают быть долгами, когда человек становится злостным банкротом. Его кладут в долговую яму, откуда он поднимается только в день Страшного суда… 
Хотя долги не раны – не заживают… 
Как знать – кто знает?..
Разные народы населяют обширные меблированные комнаты вселенной. Собственно, вообще на этом маленьком участке земли, где мы все топчемся, битком набито феноменами.
Один из них – мистер R, занимающийся своей бесконечной транскрипцией, дорогой в никуда, в пустоту, в небытие, на край ночи. Вероятно, именно это и привлекает «парадоксальную психологию R» своим бесцельным и бескорыстным энтузиазмом.
Ибо R не уверен, что его читают.
Но это неважно…
Сегодня вылезло солнце, разглядело издали  землю и протянуло к ней свои жёлтые лапы.
Стало немного веселей…



      30 января.
Мечта татарской девственницы Анжелки – выйти замуж за татарского парня R, народить ему кучу татарских детишек, научиться вкусно готовить татарскую еду, чтобы кормить их всех всю свою татарскую жизнь…





31 января.
Бессмысленная мания манускрипции мистера R, отягощённая бессоницей…
Это – уже клиника. 
Это – диагноз…
Что ж, каждый сам,  надсаживаясь и надеясь, тащит по жизни свой крест с тем, чтобы впоследствии сложить под ним своё протухающее мясо…
И смятение R – понятно. Оно гораздо более сложного качества, чем считают нынешние физиологи.
R – тончайшее, трогательное, трагическое обыгрывание будущего своего окаменения – во всём, до складок одежды. Мучительно чувствовать даже в его удивительной походке элементы этой недвижимости…
Жизнь R постоянно складывалась из экстремальных ситуаций. Но не внешние обстоятельства диктовали ему жизнь, а то, что происходило внутри, в самом R. Какие-то катаклизмы, в которых закалялась его душа…
По жизни часто видно, что люди, у которых ровная судьба, у которого не было больших испытаний, они … немного плоские, что ли? Обыватель живёт ровной, спокойной жизнью, где всё расписано, он просто обязан иметь обдуманный план жизни и труда. Как тот пескарь, который всего боялся – так и умер…
У китайцев есть пословица: «Если ты хочешь погубить своего врага – отдай ему сразу всё». Но с другой стороны – у каждого своя мера, кто-то выдерживает, кто-то ломается…
R с детства задавался вопросами, до которых люди доходят или в очень зрелом возрасте, или не доходят вообще…
Гениальна речь R при присуждении Нобелевской премии Бродскому – м о л ч а н и е …
R поймал свою   т и ш и н у …
Это было неожиданно для болтунов-журналистов, это было наполнено (смыслом? космосом?), это было драматично (по Шекспиру? по жизни?)…
А сам стиль жизни R – SUR…
Страна R – страна лёгкого поведения, страна лёгкого дыхания… 
Просто R пытается осмыслить себя и свое место в жизни, в этом мире.
R не ждёт. 
У него нет времени ждать…
Глубина осмысления бытия.
Жизнь приобрела особенную, внешнюю форму под действием внешних причин.
А суть – она была с самого начала: 
м а н и я    м а н у с к р и п ц и и.
И R не прикладывает никаких усилий для того, чтобы быть таким, каким он есть –

П а м я т н и к о м   С а м о м у   С е б е …