Пересечения ч. 3 гл. 30. А, память, какая

 

Валера, подняв голову к небу, тихим голосом начал:

- Ты посмотри, какие здесь яркие звёзды. Кажется, что они здесь ближе к земле. Я не жалею, что переехал сюда. Здесь я даже чаще вспоминаю свою службу. На День Победы мы с Валей надели камуфляж, а Алексей, свой китель подполковника. Когда соседи нас троих увидели с наградами, у них был шок.

Я читал много твоих стихов, из них видно, что ты часто писал о службе. Твой сборник рассказов: «Дневник федерального судьи» мне раскрыл глаза на ответственную, крайне нервную и такую нужную стране работы. Я помню твоё стихотворение:

О третьей ветви власти пишут много,

Искать не нужно ведь для этого предлога.

И каждый час об этом повторяют,

Как вора, взяточника снова «закрывают».

 

Так нелегко решать судьбу других,

Но нет пока путей у нас иных.

Убийца этот должен быть наказан,

Судья же применить Закон обязан.

 

В другие дни мы их не замечаем,

Как и они, о счастье все мечтаем.

Переживаем неудачи и победы,

Планируем мы в театр сходить в среду.

 

А судьи кто? Задали мне вопрос.

Ответ же на него совсем не прост.

Он Гражданин, он Право исполняет,

И о людской, о боли много знает.

 

Как ты всё уложил свои мысли в четыре четверостишия. А я отложил на время работу над своими стихами. Вначале думал написать о годах своей службы, так много было интересного, трудного, но хорошего, хотя чаще, почему-то, всплывают в памяти неприятности.

 Вот наша рота МТС в Уссурийске, полк охранял много объектов - мосты, тоннели вдоль границы с КНР.

В нашей части крепко дружили, на праздники и День части шашлыки на природе готовили. Всегда за пределами части, специально гостиницу снимали.

Там у озер была такая красота. Природу Приморья ты видел, она так красива и разнообразна. Лимонник и бархат, клубника и жень-шень!

Но были некоторые подлые  сослуживцы, которые принесли мне такую боль…

Капитан один говорил, что сын у меня выше командира заставы не поднимется. Я потом узнал, что он воровал продукты солдат вагонами. Мой Леша стал подполковником, а тот остался майором.

Когда Алексея назначили начальником заставы, через три дня его обвинили в огромной недостаче продуктов, пропала машина тушёнки. Я поехал к сыну на заставу. Там солдаты до вступления Лёшки в должность три месяца питались без хлеба, а кабинетная мебель командиров вся американская.

Я поехал на хлебозавод, там такая холёная «кукла» директор, в кабинете мебель итальянская. Попросил её помочь, и она, без каких либо условий всё поняла и помогла безвозмездно!

Она вызвала секретаря и сказала выдать бесплатно солдатам сухари из американских пайков.

Ты помнишь, как солдаты голодали в девяностых? Я дал команду поварам, те отсыпали по пол ведра сухарей каждому солдату.

Мы с Валей в то время тоже жили не очень сытно, это ещё мягко сказано. Нам четыре месяца не давали паёк, деньги офицеры и прапорщики не получали пять месяцев.  Давали только двести рублей на одну семью, и то некоторые командиры обворовали подчинённых.

Наш подполковник застрелился от безысходности и стыда, кстати, потом пайки вообще отменили.

Алексея из-за пропажи тушёнки стали допрашивать, я не выдержал и задал вопрос особистам:

- Как можно на пять человек за три дня получить столько тушёнки? Это чисто технически невозможно.

 

А тот капитан, что пророчил будущее моему сыну, стоит, улыбается.

Тогда виновных не нашли. Только через тридцать лет бывший мой бывший сослуживец капитан Завгородний, который клялся в вечной дружбе, признался, что он, жена командира части, служившая писарем, в этом виноваты. И при этом он смотрел в мои глаза.

Его я простил, но рубец на сердце остался. Я потом нашёл в твоём сборнике стихотворение, которое, так меня тронуло, твои переживания похожи на мои думы.

Валера прикрыл глаза и стал по памяти читать:

Природой край наш славился когда-то,

Здесь отдыхали весело ребята.

В каждой семье их было двое, трое,

Да, в том посёлке жили и герои!

 

Ведь Родина награды им дала,

Но с девяностых пошли «чёрные» дела.

Народ наш поделили как-то сразу,

И многих не пускают уже к князю.

 

А что озёра? Берега все заросли,

Пробраться к озеру едва смогли.

Название на карте не стирают.

Поселки малые в России умирают.

Нет уж детей в деревнях, хуторах,

Как будто бы по ним прошёлся враг…

Народ артисты «быдлом» называют,

В бордели двери детям открывают.

 

Недавно Завгородний несколько раз звонил мне по телефону, просил о встрече, но я не хочу его ни видеть, ни слышать. У меня к нему ледяная теплота, как отношение литовцев к нам.

Вот я читал, что память свойственна животным, имеющим достаточно развитую центральную нервную систему. Я часто думал о своём объёме памяти, моей способности к длительности и надёжности хранения информации, как я способен к восприятию сложных сигналов среды и выработке адекватных реакций, решений, и сколько я при этом теряю нервных клеток.

Я чувствую, что когда вспоминаю о боли, полученной в прошлом, понимаю, что теряю много здоровья.

Был у нас во Владивостокской бригаде некий полковник, он не мог разговаривать без мата. Через слово - два бранных. Как-то он обложил моего командира роты, а я выхожу из казармы, слышу:

- А это ещё что за чмо идёт?

Комбат ему говорит, что это лучший старшина роты в дивизии. Полковник мне руку протягивает, я, не глядя на протянутую руку говорю:

- Я вам не чмо, а старший прапорщик Российской армии! Не подам руки!

 

А помню нашего комдива в Хабаровске. Я тебе не рассказывал тот случай. Тогда мы с тобой жили в Будукане.

Генерал Гирасимов в войну был герой, воевал с фашистами, был в партизанском отряде, стал командиром дивизии, а как человек – говно!

Представляешь, младшие офицеры и прапорщики приезжают из тайги в Хабаровск на совещание, хотят зайти в военторг, а их не пускают.

Оказывается, Герасимов запретил заходить в военторг в служебное время, можно было только в обед. А когда в обед, если они в тайге.

Я тоже не знал этого приказа, у меня дети были маленькие, так любили сгущенное молоко, в военторге оно всегда было. Я тогда приехал с отчётом, хотел купить детям сгущенки. Я зашёл  в магазин, а там генерал, орет: «Вот отсюда»!

Герой войны запретил таёжникам покупать тушёнку и сгущенное молоко, а тогда везде сгущёнка была дефицитом.

 

Рыкин замолчал, достал из кармана пачку сигарет, заглянул внутрь, а там пусто. Валера улыбнулся:

- Валя постаралась.

 

Виноградов, чтобы заполнить молчание, поддержал друга:

- Да, у тебя явно проявляются два основных этапа формирования памяти: кратковременная и долговременная.

Твоя кратковременная память характеризуется хранением информации от долей секунд до десятков минут и быстро разрушается воздействиями твоей жены, особенно в отношении курения.

Долговременная память, время хранения информации в которой сравнимо с продолжительностью прожитых тобой лет, более устойчива к воздействиям, нарушающим кратковременную память.

Вот ты нас с Лидой приглашал осенью приехать в Валиной тёте за виноградом, и овощами, а помнишь, как просил нас дать ответ?

 

Валера, удивляясь, широко отрыл свои глаза.

 

- Ты говорил, если что, пришлите телеграмму: «Грузите камни, помидоры созрели».

Валера засмеялся:

- Вспомнил! Чтобы эту телеграмму передали в ФСБ.

А ты знаешь, мы с Алексеем и Валей ездили в Темрюк. Там большие поля виноградника. После сбора урожая, а собирают его много, чтобы коньячный завод работал год, но на кустах  остаётся достаточно ягоды. «Изобеллу», после сбора на полях колхозниками, разрешают собирать жителям края даром. А у проходной коньячного завода есть магазин, где продают вино и коньяк в тару покупателей.

Цена заводская, без накруток, так люди приезжают из Ростовской области и берут канистрами, а  прицепы набивают виноградом.

Вот вы на будущий год приезжайте в сентябре, отдыхающих будет меньше, мы и съездит на Темрюк.

Ты ведь видишь, что жителей нашей станицы днём не видно, кто в поле, кто на огородах, у всех по двадцать соток земли, а у кого и больше. Нам соседка напротив столько черешни и алычи дала на вино.

 

Рыкин помолчал, а потом неожиданно предложил:

- Давай с тобой вместе напишем произведение о простых людях, их думах, о природе, что нас окружала на Дальнем Востоке. Ты подумай, а потом скажешь.

 

Вернувшись на крыльцо, мужчины сели за стол, Виноградов стал писать в свою тетрадь:

 

А днём в станице улицы пусты,

Цветы вокруг, подворья все чисты.

Розы вокруг, их запах нежный, тонкий,

Вот петушиный крик раздался звонкий.

 

Кто помоложе, все на фермах, на полях,

Мужчины больше на комбайнах, тракторах.

А женщины скотину обиходят,

Детей в детском саду гулять выводят.

 

А на полях уже зерно созрело,

С Азова много чаек прилетело.

Подсолнечник мой привлекает взгляд,

Стоят все смирно, будто на парад.

 

От их головок, будто льётся свет,

Прекраснее картины в мире нет.

И жить так хочется, и хочется трудиться,

Здесь всем станичникам есть чем гордиться.

 

Закончив писать, Володя услышал последние слова Вали:

- Санэпидем для фельдшера, хуже, чем НКВД в тридцать седьмом году.

Валера потянулся к щеке жене, чтобы поцеловать её, а Валя попыталась отстраниться:

- Не целуй меня, я потная!

- А я всё равно поёду мыться, - смеясь,  ответил Валера. – Наша «Сдобная булочка» что-то молчит.

 

Шура встрепенулась и, улыбаясь, ответила:

- «Дедавщина» меня достала! Сделай то, свари это! Вот Володин «Тульский пряник», тоже молчит. А, что я? Вы суп съели, я говорила, что гороховый суп должен быть жидки?

Не мешайте мне готовить, будете есть то, что приготовлю, щи будут вкусные! И вообще, здесь явная дедовщина. Валя на пять дней старше, а даёт указания. Хотя Володя прав, это не дедовщина, а бабавщина.

Все такое рассказывают, а у меня столько рассказов! В Биробиджане я лежала в больнице. Соседка по палате, забегает из коридора и шепчет  мне на ухо, что Шишкину в дурдом привезли. Я спрашиваю:

- А ты сама слышала?

- Да.

- Это точно Шишкина?

- Да.

- Но ведь я уже тридцать лет под другой  фамилией, а сейчас нахожусь рядом с тобой.

Соседка покраснела и вышла в коридор.

Или вот, как-то я проверяла на втором Биробиджане данные по потреблению воды на заводе, попросила мастера, который ехал в центр меня подвести, он потом заходит за мной и говорит:

- Поехали.

Начальник цеха спрашивает его:

- Куда мою женщину увозишь?

- Так это твоя женщина? Здорово! А тогда пусть она бежит следом за моей машиной.

 

Валя предложила всем выпить чай. Валера пошёл на кухню, поставить на газовую плиту чайник.

В это время зазвонил мобильник Виноградова, звонила Валя:

- Мы мёрзнем, на Можайском море идёт холодный дождь, у Лёши в комнате семнадцать градусов. Как подключить отопление?

- Рядом с бойлером с правой стороны, - отвечал Володя, - увидишь два чёрных барашка, на них нарисованы чёрточки.

Поверни их на вторую чёрточку, на десять часов, открой вентили на радиаторе с двух сторон в комнате, через пять минут радиаторы станут горячими.

 

Перебивая Виноградова, Шура зашептала, чтобы Виноградов спросил дочь о том, что сможет ли Алексей встретить нас на вокзале в Москве, у нас будет много груза, две двухлитровых бутылки мёда, козинаки, халва, гранатовый сок, соус, пятилитровая банка кубанского подсолнечного масла.

Валя заверила, что её Алеша постарается.

 

Виноградов после этого писал в своей тетради:

Он родом из Бурятии, Валера,

Крестился в шестьдесят, крепка та вера.

В народ, природу, в Селенгу, Байкал,

Историю Бурятии он знал.

 

Писал он очерки в газеты и журнал,

Стихи о том, как мир от зла спасал.

В этой работе мы близки, с ним стали.

И годы службы долго мы листали.

 

И вот решили поработать вместе,

Любимые узнали эти вести.

Конечно, наши музы поддержали,

- Ждём вашу книгу, - нам они сказали.

 

Мы не устали свет нести годами,

И Валя, Лида солидарны с нами.

 

На крыльцо вышел Рыкин, в руках держал только что закипевший чайник:

- Я сейчас по телевизору услышал, что в Москве, аудитор Богрин, при проверке ряда представленных ему документов, выявил вывоз из России за рубеж один триллион двести миллиардов руб. За шесть месяцев Счётная Палата отправила пятьсот представлений в правоохранительные органы по фактам финансовых нарушений.

А вот взыскано с виновных, только семь сотых процента от похищенных сумм.

 

Валера глубоко вздохнул, посмотрел на Виноградова, Шуру, свою жену, потом на Лиду и тихо, тихо прошептал:

- Скучаю по дальневосточной тайге, Селенге, Байкалу.

А здесь наши соседи ездили в Сочи на море, говорят, что там, на пляж, простому человеку не пройти, они поехали в Лазарево, за тридцать километров.

Поэтому с вами поедем послезавтра на Азовское море.

 

                        

Другие произведения автора:

Гулял в апреле я в сосновой роще

Котёл «Протерм» служил всего шесть лет

Он думает силён, непобедим