Оглянись, уходя, оглянись! - глава вторая

     - Вернулся живой, живи дальше, не хмурь брови, не прячь свой взгляд, наслаждайся. Нет твоей вины, что кто-то там погиб, пусть даже твой брат. Тебе дарована жизнь..., - говорили ему друзья брата.

      Тебе дарована жизнь... Взяв имя брата, он заживо похоронил себя, свою сущность, свои мировоззрения, но не было пути назад, надо было быть им. 

      Уже через месяц после возвращения почувствовал жгучую боль от взгляда матери, которая резко постарела, всё чаще не вставала с постели. Отец уговаривал его не обращать внимания, объясняя ему ситуацию:

      - Это пройдёт, Геннадий! Так бывает. Мама винит себя за строгость с Виталием. Не додала тепла ему при жизни. Ты нас радуешь, остепенился, стал спокойнее, внимательнее и заботливее. Ты стал другим, сын! Тебе надо жить дальше, оставь все печали нам с мамой.

      От этих слов жить становилось ещё трудней. Неладное с ним почувствовала и соседская девчонка Ирка. Она бросилась к нему на шею, расцеловала в губы, прижимаясь разгорячённым телом, нашептывая:

      - Всё! Теперь ты от меня никуда не денешься, соколик! Женю и не заметишь сам как. Так рада, что ты возвратился, а не твой брат-зануда. Если тебе что плохое про меня говорить будут - не верь. Это я от скуки с другими парнями встречалась. Для тебя сохраняла себя, помня твои жаркие ласки. Пойдём к нам, мои родаки на отдых укатили на юга, вернуться через десять дней. Покувыркаемся, порезвимся, как прежде. Я приготовила закуски хорошие, водочки под селёдочку.

      - Не люблю, Ирка, секонд хенд! Пошалила и будет! Мне всё равно как и с кем ты жила и кувыркалась. Укатил наш паровозик далеко, дорогуша, не догнать, - ответил он соседке, брезгливо отстраняясь.

     Права была Ирка, всё ему рассказали друзья Геннадия. За два года поменяла пятерых парней, сделала три аборта, жила соседка на полную катушку. Не вернулся бы к ней и Геннадий, а уж он и подавно. Он и раньше терпеть не мог её распущенность самки, но брату не давал советы. Каждому своё.

     - Эй, парниша, а ты часом не подхватил афганский синдром? У нас в больнице насмотрелась на таких. Придурки чистой воды. Их и вылечить ничем нельзя. Они там и остались, в той войне. Вскакивают по ночам от малейшего звука, ружья под подушкой ищут. Многие спиваться стали, а другие на наркоту подсели. Секонд хенд, говоришь. Меня и такую подберут, а вот тебя вряд ли, - прошипела в ответ Ирка, покрываясь красными пятнами, захлопывая дверь.

     И через много лет она не сумела создать семью, родить детей. Рассказала кому-то из подружек о разговоре с ним, а те разнесли по всему городу и закрепилось за ней навсегда - Ирка секонд хенд.

     Он и сам видел парней, воевавших в Афгане. Пили, бузили, порой и бомжевали.  Не захотел падать ниц лицом. Уехал из своего городка в Москву, поступил в престижный институт. Первый месяц жил у Богдана, но, получив место в общежитии, сразу ушёл. Жена брата не скрывала своего недовольства, запрещала племянникам с ним говорить на любые темы, а уж о войне и подавно. Родителям запретил поддерживать себя материально. Подрабатывал после занятий, на жизнь хватало. К Богдану наведывался редко, не заладились отношения с его женой. Врач по профессии, она видела афганцев в своей клинике и не хотела, чтобы её сыновья общались с дядькой. Не верила в преодоление афганского синдрома. Часто спорила с Богданом, доказывая ему:

     - Насмотрелась на них. Рано или поздно у Геннадия это проявится в полную силу. Вспомни каким он был до армии. Это не скромняга Виталий, который был ангелом. Не хочу своих сыновей подвергать тлетворному влиянию.

     Богдан не любил споры с женой, проще согласиться. Стал приглашать брата встретиться в кафе за чашечкой кофе.

     Однажды, в одну из таких встреч, вспомнились слова Геннадия, сказанные перед армией, о равнодушии Богдана к родителям.

     - Давно хотел тебе сказать, Богдан, надо бы родителям какую-то помощь оказывать. Болеть они стали оба, лекарств приходится покупать много, пенсии маленькие. Вы пока с Аглаей их поддержите, а закончу институт возьму на себя эту заботу. Жить туда не вернусь, заберу родителей к себе, как только квартирой обзаведусь, или их поменяем, - сказал брату, глядя в глаза.

     - Удивил ты меня Генка! Раньше ты только на себя одеяло тянул. Надо подумать. Посоветуюсь с женой, сколько сможем выделять. Время пришло трудное с этой перестройкой. Получаем с женой мало, а нам мальчишек на ноги поднимать надо. Аглае попроще, ты с ней поговори, они через неделю в Москву прилетают. У муженька ротация какая-то. В другую страну его переводят. Везёт сестре. Раскатывается по странам и континентам, - вполголоса пролепетал Богдан, торопясь рассчитаться за кофе.

     С сестрой он говорить не захотел, поднатужился и стал родителям посылать каждый месяц на покупку лекарств, либо покупая их в Москве и отправляя бандеролью.

     На третьем курсе позвонил в общежитие отец и попросил вахтёра, чтобы сын перезвонил срочно, а ещё лучше, прилетел на пару дней. Начинались зимние каникулы, сессию он сдал досрочно, дней впереди было много, решил слетать. Давно он не был дома. Учёба, в летнее время уезжал на север на заработки. Звонил часто, посылал уже значительные для стариков суммы, почти весь летний заработок, так на сердце было спокойнее.

     У дома стояли две машины скорой помощи. Почувствовав неладное, кинулся в подъезд. Дверь в квартиру была открыта, около постели матери сновали врачи.
Она смотрела на окружающих отсутствующим взглядом, но увидев его, сделала попытку приподняться. Он подошёл, встал перед постелью на колени. Мать попросила всех выйти. Остался в комнате только отец.

     - Это ведь ты, сынок? Я вчера поняла, что это ты... Гена бы так не поступал.
Нас с папой думал спасти от горя, Виталик? Я правильно поняла? - тихо спросила мать, когда все вышли из комнаты, закрыв дверь.

     - Да, мама, это я, Виталий. Простите! Думал так будет вам с папой легче, а вышло всё наоборот. Брат Генка погиб на перевале во время боя. Он не просил меня об этом, я сам так решил. Он просил жить за двоих...

     - И живи, сынок, за двоих, но верни своё сердце на место! Уезжай подальше, где ни тебя, ни брата не знали. Не оставляй папу одного здесь. Постарайтесь обменять квартиру на Подмосковье..., - она вдруг замолчала, вернувшиеся врачи уже ничем не могли помочь.

     Проводить мать в последний путь собралась почти вся семья. Аглая прилетела из другой страны с сыновьями. Богдан прилетел со старшим сыном. Его жена не смогла и не хотела отпускать сыновей, но старший настоял и прилетел с отцом.

     На другой день Аглая подняла вопрос о переезде отца в её пустующую московскую  квартиру, но он отказался и впредь просил этот вопрос не поднимать, сказав:

     - Не надо меня никуда увозить. Жили мы с мамой здесь и надо мне быть около неё. Я хочу жить в своей квартире, где родились мои дети, где каждая вещь хранит память о маме.

     Отец не сказал никому о подмене имён. Вскоре и его не стало. Эту тайну родители унесли с собой. Тогда, в то печальное время, на прощание отец сказал Виталию:

     - Пусть у тебя будет имя брата, нельзя всё повернуть вспять, но живи так, как велит тебе твоё сердце. Не казни себя. Не старайся быть похожим на него, вы были разные и таким ты должен оставаться. Береги себя, сын!

     Стояла весна. Зеленели и цвели сады на их тихой улочке. Отца проводили вдвоём с Богданом, Аглая не смогла прилететь. Ходили по опустевшим комнатам, каждый выбирал на память какую-нибудь вещь. Квартиру получала многодетная семья, долго стоявшая в очереди, живя в однокомнатной квартире. Городские власти были удивлены отказом Геннадия от квартиры, ему, как воину-афганцу, переоформить её не составляло труда.

       Богдан улетел. Он ещё прожил в квартире несколько дней вместе с новыми жильцами. Радость семьи была безмерной, им доставалась большая, уютная квартира, с мебелью и прочими предметами быта. Приглашали прилетать в гости, но он, прилетая в памятные дни на могилу родителей, никогда их не беспокоил, останавливаясь в гостинице, стараясь не встречаться со знакомыми.

Продолжение следует: