Обманутые души Украины 5

14 сентября 2014 — Валерий Рыбалкин

Николай Бондаренко в 2010-м году окончил среднюю школу города Славянска в Донбассе и поступил вместе со своим другом Петром Силиным в Украинский Национальный Технический Университет в Киеве. Он вступил в ряды РУН, организации русскоязычных украинских националистов. Силин же, напротив, заинтересовался новой историей Украины, которая была в значительной степени фальсифицирована.

Киевский Майдан окончательно расколол общество. Бывшие друзья оказались по разную сторону баррикад. Оба в этот период нашли свою любовь. Пётр полюбил одноклассницу Светлану, студентку Луганского вуза, а Мыкола (Николай) – Маричку, которую после победы Майдана убили неизвестные в Киеве. Пытаясь избавиться от депрессии, парень вступил в Национальную гвардию, но старый друг Сергей, один из руководителей Правого сектора, пригласил его в Днепропетровск, где спешно формировался центр сопротивления «сепаратизму».

Украина бурлила. Вырвавшиеся на свободу, долгое время сдерживаемые националисты выскочили, будто чёрт из табакерки. Факельные шествия, проводимые ими в центре Киева, в других городах страны, напоминали времена становления фашизма в Германии. Молодые люди шли стройными колоннами, выкрикивая лозунги, которые наводили ужас на пожилых:

- Бандера прыйдэ – порядок навэдэ!

- Комуняку – на гиляку! (на ветку дерева). Москалей – на ножи!

Старики хорошо помнили, как нелегко далось искоренение бандеровского движения в тяжёлые послевоенные годы, сколько народу погибло от рук последователей Степана Бандеры - кровожадного нацистского упыря, которого обманутая молодёжь, будто свирепого древнего божка, снова водрузила на пьедестал истории.

Старшее поколение роптало, но родителей не слушали, потому что на лбу у каждого, кому перевалило за сорок, молодые видели ярко-красное, выжженное огнём Майдана клеймо: «Старый задрипанный совок!» Совок, место которого - рядом с мусорным ведром. Совок, не способный понять высокие идеи. Совок, с которым нет смысла разговаривать.

Однако были уважаемые люди зрелого и даже преклонного возраста, которые сумели перестроить свои мозги в унисон с пропагандистской машиной. Их не мучила совесть, они считали себя патриотами и гражданами великой Украины, гордились исключительностью своей украинской нации и… год за годом воспитывали новые поколения «свободных» людей. Тех, что теперь маршировали по улицам городов, выкрикивая нацистские лозунги. Тех, которые готовы были убить любого несогласного только за то, что он, наглец, живёт и думает по-другому. А затем – уничтожать всех, имеющих иную веру, национальность, язык…

Кто их вырастил такими? Кто? Может быть из других стран, с других планет прилетали наставники? Нет, дорогие мои читатели. Этих выродков воспитали люди старшего поколения, продавшие свою честь и совесть за тридцать сребреников небольшой зарплаты педагога, бездумно или вполне осмысленно подчинившиеся той лжи, которую спускали им сверху. Простые школьные учителя произвели на свет это страшное поколение убийц и человеконенавистников, поколение нацистов. Неужели не понимали того, что делают? Сомневаюсь.

А молодёжь всегда была восприимчива к великим, с их точки зрения, идеям. Вспомните, как в начале прошлого века молодые люди, озарённые красным знаменем революции, идеями построения нового справедливого общества, камня на камне не оставили, уничтожили свою великую Родину, которая затем возродилась, будто Феникс из пепла, под другим именем. И вот опять… Сколько можно наступать на одни и те же грабли, каждый раз забывая своё прошлое?!

После холодной майдановской зимы новая «русская весна» пришла на украинскую землю. Как-то неожиданно быстро прошёл референдум в Крыму, и к концу марта полуостров откололся от Украины. Новые правители не успели освоиться у власти, а потому реакции с их стороны на крымские события почти не было. Понимая надвигавшуюся опасность нацизма, вдохновлённые примером Крыма, жители юго-востока решили, что пришло время бороться за свои права.

Пётр, как и многие студенты-старшекурсники, совсем забросил учёбу. Большую часть времени он проводил в Луганске, где училась его ненаглядная Светлана. Они вместе бродили по улицам, опьянённые ласковым весенним солнцем, журчанием ручьёв и просто радовались тому, что живут на свете. Тем более, что город просыпался от зимней спячки, люди выходили на площади и проспекты, выражая свой протест против насильственной смены власти в Киеве. Студенты, как всегда, были на острие всех этих событий. Наши влюблённые принимали активное участие в митингах и шествиях, готовили плакаты, транспаранты, российские флаги. И конечно, у каждого на груди алела георгиевская победная ленточка.

Сторонники Киева, по большей части прибывшие с запада, тоже проводили митинги, призывая восставших к украинскому патриотизму, к объединению против России, презрительно называя своих противников колорадами и предателями. Случались стычки. Тем более что восставшие захватили правительственные здания и организовали антимайдан, поставив палатки в центре города. Пётр, сочувствуя Луганской гвардии, регулярно дежурил по ночам в палаточном городке, стараясь хоть чем-то помочь зарождавшейся народной власти.

Утренний предрассветный туман окутал центр Луганска. Трое молодых ребят жались поближе к костру, догоравшему в специально приспособленной для этого бочке. Ещё несколько человек отдыхали в палатках, забравшись в спальники. Тусклый свет редких полуразбитых фонарей освещал баррикаду из покрышек и всевозможного хлама, примостившуюся у крыльца СБУ (службы безопасности Украины).

Пётр вспоминал вчерашний митинг, думал о том, как хорошо говорили ораторы, и отчётливо понимал, что после всех этих событий люди не смогут больше жить под прессингом националистов, не захотят принудительно учить детей украинскому языку, заполнять любые бланки на «мове» - ведь весь Донбасс, по сути, русскоязычный. Наконец-то дело сдвинулось с мёртвой точки - настало время проводить референдум и присоединяться к России. Парень улыбнулся, вспомнив, как бесновались, кричали в мегафон националисты на альтернативном митинге - тут же, рядом, через дорогу. Но их никто не слушал. Пытались забросать камнями. Жалко, милиция не дала.

Он встал, собираясь подбросить дровишек в костёр, и вдруг увидел, что откуда-то из-за угла вылетела и резко затормозила газель с потушенными фарами. Из неё выскочили шустрые ребята в камуфляже, балаклавах, с бейсбольными битами в руках. Первый удар пришёлся по голове прикимарившего у костра дежурного. Второй – по поднятой руке Петра, замахнувшегося поленом на нападавших. Всех троих в мгновение ока уложили на землю, вывернув руки за спину. Да так, что один из них, не выдержав, заскулил, заплакал от боли. Главарь дохнул ему перегаром в лицо:

- Ну-у, кто у вас тут старший?

Потеряв всякую способность к сопротивлению, корчась от боли, парень молча кивнул в сторону палаток, откуда появилась на шум Тамара - бедовая деваха, атаман в юбке. Её громкий испуганный крик птицей взлетел в ночное небо и разбудил остальных.

- Что орёшь, дура? Заткните её! - распорядился главарь.

Но погромщики и так вовсю полосовали ножами палатки, ногами выпинывая оттуда упакованных в спальные мешки дежурных. Вопли девушки сменились стонами избиваемых беззащитных ребят.

- Ну, кто? – переспросил изверг, до отказа выкручивая руку своей жертве.

Обливаясь слезами и продолжая кричать от невыносимой боли, несчастный показал взглядом. Троих – Петра, разбуженного старшего и орущего, чуть живого парня – потащили в газель. Через несколько минут площадь перед СБУ напоминала костёр с горящими палатками и барахтающимися избитыми до полусмерти охранниками. Очнувшаяся Тамара голосила громче всех, пытаясь встать на ноги и выбраться из чёрных, обжигающих лицо и руки головешек, которые погромщики вывалили на неё из опрокинутой костровой бочки. А когда подоспела помощь, машина с похищенными была уже далеко, растворившись в поредевшей предрассветной тьме.

- Правый сектор, - промолвил кто-то вполголоса. – Троих увезли.

- Таак, ну и чего же тебе не хватало, скажи мне, колорад вонючий, - допрашивал старшего охранника палаточного городка главарь правосеков, сидя в машине.

Он намеренно говорил по-украински, понимая, что язык этот знают все граждане «незалэжной», которых следовало напугать до смерти. Да так, чтобы пропало всякое желание к сопротивлению и неподчинению власти. Старший, невысокий жилистый парень со связанными за спиной руками - молча сидел в одних трусах на заднем сиденье. Пётр был рядом в таком же положении, а третьего, сломленного дружка их, держали неподалёку, похоже, для подмены. Допрос снимали на видеокамеру, и лица у всех троих были чистыми, без синяков. Их били, конечно, но исключительно по почкам или другим частям тела, чтобы устрашить и подготовить к съёмке.

- Ну, и зачем же ты пошёл бунтовать? – допрашивал главарь. - Зачем строил баррикады? Чего вам всем не хватало? Куда вы попёрлись, быдло? Тебя что, кормили плохо или запрещали говорить по-русски?

Парень молчал, понурив голову.

- А тебе запрещали? – обратился правосек к Петру.

- Или тебе? – повернулся к третьему пленнику, начиная потихоньку заводиться.

- Нет, ты ответь мне, ответь, мразь, запрещали тебе или нет? – едва сдерживаясь, заорал он на первого. – Отвечай! Запрещали? Ты у меня ответишь. Да или нет?!

Поморщившись от боли в отбитых почках, парень чуть слышно произнёс:

- Нет.

- Громче! – пытаясь сдержаться, но захлёбываясь слюной от ненависти, зашипел на него правосек. – Громче!

И когда услышал повторный, более внятный ответ, то заорал во всю мочь:

- Так зачем же ты полез на баррикады? Зачем предал Родину? Сколько тебе дали? Отвечай, сколько? Десять, двадцать, сто? Говори! И знай, что за эти сто гривен, за измену Украине ты теперь сгниёшь в тюрьме! Не выйдешь живым, я тебе гарантирую!

Допрос продолжался, прерываемый время от времени тумаками, которые, конечно, не фиксировались камерой. Потом ребят выволокли из машины и отдубасили от души, как положено, не сдерживая «благородного» гнева. Петру повезло - с него сняли наручники, чтобы, не дай Бог, не повредить инвентарь. Он имел возможность закрывать голову руками и, в отличие от своих друзей, избежал сотрясения мозга. Но кисти и предплечья, к сожалению, спасти не удалось – они были основательно изуродованы.

- Добивать будем? – спросил кто-то из боевиков.

- Не будем, - устало ответил главарь. – И так сдохнут. А выживут – пускай их свои добивают – они у нас на видео, голубчики, остались.

Только спустя несколько дней Пётр сумел открыть глаза. Увидел белые больничные стены, сидящую рядом Светлану и, с трудом ворочая языком, произнёс чуть слышно:

- Прости меня, любимая. Так получилось…

События развивались стремительно. Русская весна несла освобождение городам юго-востока от почерневших, сдувшихся под ярким солнцем сугробов. Узнав, что празднование Дня Победы отменяется, народ взбунтовался. С лёгкой руки харьковчан георгиевские ленточки распространились повсеместно. Многие области были провозглашены республиками, готовились к референдумам, пытаясь отделиться от Киева. Однако в начале апреля было объявлено о так называемой силовой антитеррористической операции, АТО. И под Славянском, родным городом наших героев, произошли первые столкновения между силовиками и боевым ополчением Донбасса.

В последней декаде апреля Мыкола прибыл в Днепропетровск. Сергей встретил его с распростёртыми объятиями. Старые друзья обнялись, как водится, похлопали друг друга по плечам и за бутылкой коньяка разговорились о делах.

- Положение серьёзное, - с места в карьер начал руководитель Правого сектора. – Колорады повсюду – в Харькове, в Одессе, в Донбассе. И даже здесь, у нас поднимают головы. В Славянске идут бои, а в Мариуполе это гнилое армейское офицерьё распоясалось до предела – хотели двадцать молодых солдат отпустить домой - мамкам под юбки прятаться.

- И что, отпустили?

- Обижаешь. Могли, конечно. Но, слава Богу, ще нэ вмэрла Украина, есть у нас такой Правый сектор, готовый за неё постоять. Когда мы туда примчались, ворота части были открыты настежь, а колорады митинговали, пытаясь войти в казарму, представляешь? Что оставалось делать? Сначала пришлось их немного оттеснить, обнадёжить, изолировать офицерьё, а уж потом… мы выпустили к ним новобранцев – всех.

- Ну, это уж зря, - разочарованно протянул Мыкола. - Разогнать их надо было – всего-то и делов.

- Нет, дорогой ты мой, это было бы слишком просто. Их надо было напугать. Да так, чтобы нигде никогда ни один колорад не подошёл больше к воротам воинской части. И не только в Мариуполе, но и на всей нашей вольной Украине. Чтоб обходили военных десятой дорогой!

- Интересно! Было несколько убитых, больше в новостях ничего не передавали. По крайней мере, я не слышал.

- И не услышишь, потому что СМИ находятся в наших руках. Но сарафанное радио, думаю, разнесло эту «благую весть» по колорадским домам и питомникам. Пусть знают ватники, с кем они связались.

Сергей помолчал немного, потом продолжил:

- Так вот, мы их, действительно, всех отпустили, но ненадолго. Как только последний новобранец покинул казарму, в толпу полетели маленькие такие кусочки свинца. Били со всех сторон, потом выгнали на улицу и уже там, с вертолёта, добивали тех, кто остался в живых.

- С вертолёта? – удивлённо переспросил Мыкола.

- И не только. Был у нас один истребитель. Представь себе, как улепётывали, петляли, падали колорады. А он пикировал сверху, разворачивался и атаковал их снова и снова. Тра-та-та-та-та из пулемёта! Тут от одного рёва турбин душа в пятки уходит… В общем, навели мы там шороху. Около сотни подлых тварей положили с дезертирами вместе. Долго теперь будут помнить наш урок.

Мыкола молчал, поражённый услышанным. Затем встал, прошёлся по комнате.

- Нет, не пойму. Зачем такая жестокость? Ведь это люди!

- Люди? – переспросил распалённый рассказом правосек. – Это, друг ты мой, не люди, а наши будущие рабы, неполноценные животные, которых надо уметь загонять в стойло. В противном случае – они могут натворить много бед. Вот ты подумай: одна только акция устрашения, и весь Мариуполь стал как шёлковый – чистая бесколорадная зона. Теперь им впору в мае праздновать не победу Советов над Гитлером, а наоборот, признать, что великая Германия освободила их от коммунистов. Кстати, есть одна интересная задумка. Пусть городской голова скажет об этом на митинге девятого мая. Посмотрим, какая будет реакция.

Но Мыкола не слушал Сергея. Перед его глазами мелькали чёрно-белые кадры из старых фильмов о том, как фашистские каратели убивали ни в чём не повинных заложников. Голова раскалывалась от нахлынувшего потока ужасных мыслей. И он совсем перестал понимать, хорошо это или плохо – расстреливать безоружных людей.

В штабе Правого сектора в Днепропетровске готовилось нечто важное. Отовсюду, особенно с западной Украины, приезжали люди, заседала комиссия во главе с самим Ярошем, на которую поочерёдно вызывали то одного, то другого, то третьего. Соблюдался режим строгой секретности, и никто не говорил лишнего. А потому среди непосвящённых ходили самые невероятные слухи. Мыкола подошёл к знакомому боевику из двадцать третьей сотни Майдана по прозвищу Тихоня, который только что вышел от высокого начальства и в раздумье разминал своими толстыми пальцами дорогую сигарету.

- Ну что, Тихон, новенького? – попытался прорвать информационную блокаду наш герой.

- Ой, не спрашивай лучше, - с сильным галицким акцентом раздражённо ответил парень. – Велели молчать. Вызовут - узнаешь. И не зови меня больше по имени – не люблю, забыл, что ли? Тихоня я, Ти-хо-ня.

- Да ладно тебе, - улыбнулся Мыкола, - не обижайся, свои ведь. А помнишь, как мы воевали на Майдане, как «беркутов» били? Забыл? То-то!

- Воевали, воевали. Теперь новая война начинается, - проворчал боевик. – Слушай, давай лучше о бабах. Тебя вот ранили там, а мы, когда Януковича скинули, славно погуляли потом по стольному граду Киеву. Ты бы видел, какие у этого гада были хоромы! Золотые унитазы – это так себе, мелочь. Мы до погребов добрались, вино столетней выдержки пробовали. Там его – хоть залейся. Коньяк, аперитив, водка всех сортов, «абсолют» - ящиками…

- Ой, лучше не надо, - застонал Мыкола. – Меня похмелье мучает – вчера с дружком хорошо посидели, а сегодня с утра - на комиссию. Ты хотел о бабах, вот и давай о них, родимых.

- Понимаю, - ответил Тихоня. – Сам чуть дотерпел, но теперь можно.

Они зашли в кафе пообедать. Галичанин тут же отметился у стойки со спиртным, после чего лицо его чуть порозовело, глаза заблестели, а сам он стал добрее и общительней.

- Вот и ладушки. А дальше что было? Где развлекались, куда ходили? – уже за столом продолжил разговор Мыкола.

- Ой, хорошо было, просто отлично. Мы в банк какой-то завалились. Вызвали банкира-кровососа - калаш ему под ребро, так он сразу добрым человеком стал – денег нам полные карманы отвалил и тост предложил за победу всемирного Майдана.

Тихоня разошёлся, живописуя свои похождения. Рассказал, между прочим, как поздним вечером в тёмном сквере, передвигаясь почти на автопилоте, они поймали какую-то шальную девку, не пожелавшую уступить дорогу победителям. Слово – за слово, затащили её в кусты и…

Мыкола слушал, не веря своим ушам. Ужасная догадка тугим обручем сжала его виски - вот тот, кого он так долго искал. Человек, из-за которого по ночам к нему приходили кошмарные сновидения, до предела изматывая душу. Тот, из-за кого он чуть не сунул голову в петлю. Прямо здесь, напротив, стоило только протянуть руку, сидел убийца его ненаглядной Марички!

Сдерживаясь из последних сил, боясь ошибиться, парень попросил рассказать, как было дело. И ничего не подозревающий Тихоня, с масляной понимающей улыбочкой на помидорной роже – красочно, в деталях описал ужасное действо – как насиловали, убивали, как он, наконец, своим десантным ножом поставил последнюю точку. Всё совпадало до мельчайших подробностей.

Наконец наступила минута тягостного неопределённого молчания. Немигающие, расширенные до предела глаза Мыколы упёрлись в пьяненькие гляделки кровавого упыря, насильника и убийцы. Руки нашего героя, забыв о ноже и вилке, вдруг медленно, чуть заметно, сами потянулись к горлу Тихони. Тот, видимо, почуяв неладное, икнул от удивления, отвернулся в сторону и, к своему великому счастью, решил ещё раз остограммиться у барной стойки.

И опять ему здорово повезло, потому что минуту спустя в кафе появился посыльный, сообщив Мыколе, что тот должен немедленно явиться пред ясные очи председателя главной комиссии. Это обстоятельство немного охладило благородный пыл нашего героя. До боли сжав кулаки, он метнул пламенный ненавидящий взгляд в сторону своего врага и неспешно двинулся вслед за вестовым, бормоча под нос проклятия и обещания кровавой мести.

Продолжение следует.

Все части смотрите на моей страничке.

Другие произведения автора:

Серая осень.

Мысли о главном

Оккупация.

Рейтинг: 0Голосов: 0480 просмотров

Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!

Добавить комментарий

RSS-лента комментариев