Ценная бандероль стоимрстью в один доллар. история восьмая ч 4-6

16 ноября 2013 — Анна Магасумова
История восьмая. Гильотина на площади Революции
Ч.4. Дух равенства
 
«Настоящее - это суммарно взятое прошлое».
Томас Карлейль (1795—1881) 
 
«Опыт давно уже приучил народ быть благодарным своим правителям за то, что они ему не причинили всего того зла, какое они могли ему причинить, и обожать своих правителей, когда народ им не ненавистен».
Жан Жак Руссо
 
Дух равенства витает над Парижем,
Мятежный и неутомимый дух!
Он видит всех, кто ему нужен
И каждому твердит: «Решайся, друг!
Чтоб обрести свою свободу
И своё право воскресить –
Пройди со мной  грозу, огонь и воду!
Решайся: быть или не быть!»
 
   Голубой бриллиант Око Бхайравы лежал среди булыжников на парижской мостовой. Холод ему был не страшен. Он обрёл покой. Пахло сыростью и ещё чем-то неприятным. Камни шептали ему о своих трудностях и нелёгкой доле. Как им тяжело приходится: бьют копытами лошади, колёса экипажей и повозок давят на них. Тысячи людей проходят, вдавливая на них сапогами, каблуками. Только дождь доставляет камням радость, очищая их от грязи и помоев, которые льются на них постоянно.
   Око Бхайравы перестал воспринимать жалобы камней и на время вошёл в состояние внутреннего созерцания. Он знал, что пройдёт немного времени и его найдут. Именно этот человек будет им возвышен, но также падёт, как и другие, кому он принадлежал.  
Но мы пока оставим Око Бхайравы.
   Мария Антуанетта в тот же вечер на балу узнала о пропаже камня. Казалось, что она встретила это известие спокойно, но сердце королевы сжалось от нехорошего предчувствия.
 – Ламбала, дорогая! Как же так произошло, что ты потеряла   «голубой бриллиант французской короны?» Последствия могут быть трагическими, – тяжело вздохнув, произнесла Мария Антуанетта.
   Ламбала не стала оправдываться и обвинять Полиньяк, рассказав, как всё произошло, не упуская ни одной детали. Королева посмотрела на Ламбалу и Жюли с укоризной. Ей предстояло объяснение с Людовиком. Но королю было уже не до бриллианта. 
Чёрные тучи над Парижем принесли грозу. С первыми раскатами грома  Людовику доложили:
– Ваше величество! В казне больше денег нет!
Людовик задумался:
– Есть только один человек, который сможет изменить финансовое положение – Жак Неккер.
 Ничего не оставалось, как удалить архиепископа тулузского с поста генерального контролёра финансов и опять призвать Неккера. 
Этот добрейший души человек, принял приглашение короля, даже не задумываясь.
Общество торжествовало. Имя опального министра стало символом либеральной политики и сразу же произвело повышение ренты на 30 процентов. 
     Неккер рьяно взялся за дело, надеясь ослабить остроту финансового кризиса. Прежде всего, под жёстким контролем оказалось расходование государственных средств. Но это ни к чему не привело, лишь вызвало глухое недовольство среди представителей привилегированных сословий.  Тогда Неккер обратился к королю:
– Сир! Чтобы упорядочить финансы страны, остаётся последнее – созыв Генеральных Штатов.
На посту министра финансов  Неккер бился как рыба о лёд, изыскивая средства, но расходы королевского двора не могли покрыть поступлений в казну.
– Генеральные Штаты не собирались 175 лет! Как я – король Франции  пойду на этот решительный шаг? – недоумевал Людовик.
– Ваше Величие! Это поможет решить вопросы с финансами и утвердить новые налоги, – убеждал Людовика Неккер.
Королю пришлось согласиться.
– Придётся пойти на уступки. Я ничего не теряю, нужно будет только убедить Генеральные Штаты подписать законы. А там посмотрим, – Людовик даже и не подозревал, к каким последствиям приведёт это его решение. А вслух произнёс:
– Что ж, я вынужден подписать указ о выборах в Версале государственных сословий. Милый Жак, этот вопрос полностью ложится на вас,  – Людовик сделал вид, что не было прежней отставки. –  Когда мы сможем провести собрание Генеральных штатов?
– Самый подходящий срок – май месяц, – предлагает Неккер.
– В таком случае это будет начало  мая 1789 года, – соглашается  Людовик.
Королевский указ о созыве Генеральных Штатов вызвал ликование в народе. Особенно то, что подготовкой занялся Неккер. Он развернул большую работу по предоставлению двойного представительства в них третьему сословию.  
   «Что такое третье сословие?» (Qu'est-ce que le tiers etat?)
Это был один  из главных  вопросов, волновавших общество перед выборами.
По всей Франции распространилась брошюра аббата Сиэйса, которая стала предшественницей «Декларации прав человека». Сиэйс разделял взгляды низшего духовенства, но не знал его жизни, полной лишений. Он, обладая логическим мышлением,  произвёл вычисления:
 – Духовенства во Франции насчитывается 80 000, дворянства 120 000 человек, а третьего сословия 25 миллионов!
 Поэтому на вопрос:  «Что такое третье сословие, каково его значение?» Давал решительный ответ:
— Все.
Сам задавал  вопросы:
– Чем оно было до сих пор?
И сам отвечал:
— Ничем. Чего добивается оно в будущем? — Признания себя за нечто.
Правда, что такое нечто, Сиэйс  так и не расшифровал.  Но, выступая  против привилегий дворянства, он определил, что их права (дворян) относятся ко времени завоеваний Галлии – будущей Франции – вождём франков Хлодвигом:
–Нынешние дворяне – это  потомки одетых в броню франков, завладевших страной.
 Ядовитые стрелы слов Сиэйса были направлены против аристократов,  но еще не против королевской власти:
– Нельзя ли вернуть их в леса, из которых они вышли? Нельзя ли нашим бедным согражданам открыть правду, что их происхождение от галлов и римлян, равносильно происхождению дворян  от сигамбров, велхов(1) и других дикарей, пришедших некогда из лесов и болот Германии?
   Вот так! Сиэйс сравнивал дворян с дикарями! И все понимали, что нет никаких различий между привилегированными сословиями и простым народом.
       Дух равенства   витал над Парижем и разносился, словно тучи ветром, во все уголки Франции.  Не помогали даже войска, так как и они были неблагонадёжны и не могли усмирить ширившееся недовольство. В этой обстановке Людовик XVIпо предложению Неккера даёт согласие не только на созыв, но и на составление   наказов  для Генеральных Штатов.
    Впервые горожане и крестьяне получили право выразить письменно свои жалобы. Прежде всего, они попадали королю, (как же иначе?) а потом записывались  в тетради жалоб (cahiers de doleance) третьего сословия для сведения депутатов.
    Крестьяне жаловались на увеличение испольщины и натуральных налогов, на захват дворянами крестьянских земель. В одной из жалоб крестьяне провинции Овернь писали:
«Мы, крестьяне провинции Овернь просим разобраться: синьор дю Буа захватил земли, принадлежащие нашей крестьянской общине, и сдал её в аренду иностранцу для расширения завода по производству фарфора. Мы не имеем ничего против данного производства, но не хотим отдавать свои земли. Мы обратились в суд, но процесс затянулся. Помогите!»
   Подобных жалоб было множество.
За участие в Генеральных Штатах развернулась нешуточная борьба.
     Особенно оживленно выборы происходили в Провансе, где своим красноречием и оригинальностью блистал известный нам  граф Оноре Мирабо(2) . Первоначально он попытался принять  участие в собрании дворян,  но   как младший сын, не имеющий поместий, его отстраняют от  участия в выборах. Кроме того, всем известно тюремное прошлое графа. Он побывал  на острове Иль – де – Ре, в замке  Иф, слушал   рокот Атлантики у города Ла-Рошель  и Средиземного моря  около Марселя. Сорок два   месяца,  почти без одежды  провёл в Венсенской  башне. Оноре Мирабо  выступал в судах  Экса и  публика собиралась на крышах, чтобы  только увидеть его.
 –  Что может вызывать восхищение в  защитительных  речах Пустомели (Claguedents), – как прозвал  сына старый чудак  Мирабо. – Я вижу только хлопанье челюстями  и  пустую,  звонкую,  как барабан, голову.
 Что тут можно сказать? Если сын провёл в тюрьмах   благодаря  указам  об изгнании своего отца?!
 Но странствия и годы, проведённые в заточении,  только закалили Мирабо.
– Я сын  дворянского рода, насчитывавшего за собой тысячу лет, не могу быть депутатом от дворян? Тот, кто к этому стремится, может обойти все преграды! – решает он и обращается к третьему сословию.
   И оказалось, что Мирабо нашёл своё достойное место. Резкие нападки на привилегированное сословие доставили ему в Провансе огромную популярность: народ боготворил своего графа и беспрекословно ему повиновался. Обладая громовым голосом и страстностью прирожденного оратора, он умел поразить словами, очаровать толпу, которая слепо пошла  за своим предводителем, не думая о том, верный ли это путь или путь заблуждений. 
    Особенно прославило Оноре Мирабо изречение: «Привилегии не вечны, а народ вечен». Эти слова передавались из уст в уста. Повеяло духом равенства, взрастившего зёрна будущей свободы.
      Депутатом от третьего сословия в провинции Аррас был избран Максимильен Робеспьер(3)  потомственный адвокат. На личности Робеспьера остановимся чуть подробнее, потом вы поймёте почему.
   Брат его деда по отцу — сборщик налогов Ив де Робеспьер — получил личное дворянство, а мать  Жаклин Маргарита Карроль была дочерью пивовара. Отец Робеспьера Бартелеми Франсуа и дед часто подписывались De Robespierre, добавляя тем самым к своей фамилии «дворянскую» частицу «де». Максимильен в молодости также подписывался «де Робеспьер». Но в последствие он от этого отказался и никогда не кичился своим дворянским происхождением. Становясь старше, Максимильен стал понимать, что человека ценят за его заслуги, а не за происхождение.
     Семилетним мальчиком Максимильен  остался сиротой.   Его опекуном и воспитателем стал дед по матери. С его помощью и по протекции   епископа Арраса  Робеспьер поступил в парижский лицей  Людовика Великого. Учился хорошо, среди лицеистов отличался трудолюбием и примерным поведением, увлекался историей, особенно античной. Его привлекли понятия «демократия» и «республика» (4). Одним из  товарищей Максимильена был Камилль Демулен –  будущий адвокат и журналист.   
   Одним из кумиров Робеспьера был Жан Жак Руссо(5),  в преданности его идеям он потом всегда клялся.
    В 1762 году, когда Максимильену было всего 4 года,   Руссо написал педагогический роман «Эмиль, или о воспитании», где изложил новую для того времени демократическую систему воспитания, способную формировать в молодых людях трудолюбивых и добродетельных граждан своей страны, хорошо знающих цену передовым общественным интересам. Эта книга стала на долгие годы для Максимильена настольной.
 В возрасте 20 лет Робеспьер побывал в Эрменонвиле, где доживал в уединении свои последние дни покинутый всеми, с больным сердцем,  Руссо. Воспоминания от той встречи у Максимильена сохранились на всю жизнь.
    Когда Робеспьер робко постучал в ставень, он услышал глухой голос:
–  Кто?
Максимильен застыл, не зная, что сказать.
– Сказать «Я»? Руссо не поймёт. Назвать себя? Я ещё не такая великая личность, чтобы меня знал философ с мировым именем. 
   Возникла небольшая пауза, но потом открылась дверь. На пороге стоял, опираясь на крючковатую палку,  сам Руссо без парика, с седыми, зачёсанными наверх седыми волосами, открывающими широкий лоб. Добрые, но печальные глаза смотрели чуть подслеповато.
  На лице заиграла улыбка, когда он увидел перед собой молодого человека.
– Разрешите войти? Меня зовут Максимильен Робеспьер, – несколько смущаясь, произносит Максимильен. – Вы для меня – непревзойдённый кумир.
Руссо счастлив и растроган, он бросает свою палку, протягивает дрожащие руки, благословляя Робеспьера,    прижимает  к своей груди, орошая слезами его сюртук.
В комнате мерцает одна лампа, Руссо растроганно шепчет:
– Мадам д'Удето не пришла, не принесла цветов. Мадам д'Эпине не прислала ни яиц, ни козьего молока. Со мной лишь старая тетушка Левассёр, лишь она старается мне помочь во всём.
 Робеспьер видит  в уголке скрючившуюся и охающую маленькую старушку, которая  возится у  зажженного камина.
      Несколько позже за столом они ведут философскую беседу о будущем. Дух равенства витает над ними.
— Знай,  мой мальчик, — говорит  старик Руссо Робеспьеру. — Лишь великие события создают великих людей. В твоей жизни будет всё, но оставайся человеком.
Как был прав Жан Жак Руссо! История не прощает ни жестокости, ни тщеславия. 
—  Жить — это не значит дышать, это значит действовать, — продолжал поучать философ молодого Робеспьера.
Руссо внимательно смотрит на юношу. 66-ти летнего философа поразил в молодом студенте с бледным, землистым цветом лица, с широкими и с грубыми чертами, твёрдый, жёсткий и пронизывающий взгляд.
 —  Два противоположных состояния ввергают людей в оцепенение безделья, —  говорит он Робеспьеру. —   Одно из них — то душевное спокойствие, в силу которого мы довольствуемся тем, чем обладаем, второе — это ненасытное вожделение, дающее чувствовать невозможность его удовлетворения. Знай, что тот, кто живет, не имея желаний, и тот, кто знает, что не может получить того, что желает, равным образом пребывают в бездействии. Помни это, мой молодой друг! Чтобы действовать, нужно и стремиться к чему-либо, и быть в состоянии этого достигнуть.
Последние слова Робеспьер будет помнить  всю жизнь. 
Значительно позже со всем пылом своей души он напишет "Посвящения памяти Руссо", где продолжит прерванную беседу со своим учителем. 
— Я видел тебя на склоне твоих дней, — напишет он позже, в зените своего могущества, — и это воспоминание является для меня источником горделивой радости; я созерцал твои величавые черты; я видел печать скорби, на которую осудила тебя людская несправедливость.
      С тех пор я понял все тяготы благородной жизни, посвящающей себя культу истины; они не испугали меня... Твой пример пред моими глазами... Я хочу идти по твоим священным следам, если бы даже мне суждено было оставить имя, неведомое грядущим векам. Счастлив я буду, если в опасной карьере, открывающейся перед нами волей грядущей революции, я всегда останусь верен стремлениям, почерпнутым мною в твоих писаниях.
   Руссо был многосторонним человеком, занимался ботаникой, писал музыку. Наиболее  известное музыкальное сочинение Руссо — комическая опера — «Деревенский колдун» (фр. Le Devin du Village), написанная им для забавы под влиянием итальянской оперной школы. Первое представление оперы состоялось 10 октября 1752 года в Фонтенбло в присутствии короля Людовика XV и маркизы Помпадур. Опера имела огромный успех
 Молодая девушка Колетта идёт к колдуну, чтобы приворожить возлюбленного. Максимильену удалось прослушать арию Колетты во французской опере,  и он оказался под впечатлением чарующей музыки.
—Руссо гениален во всём, он  умел быть и  несерьёзным. Но в тоже время опера имеет глубокий смысл: не стоит обращаться к колдовству. Истинная любовь всегда победит, — в этом Робеспьер был уверен.
Его больше всего привлекали философские рассуждения Руссо:
— Если зло нельзя искоренить, его надо уменьшить.
— Не уничтожая частную собственность, не допускать излишней роскоши.
— Сохранить мелкую собственность, основанную на личном труде.
—Чтобы придать государству прочность, не допускать ни богачей, ни нищих.
   Робеспьер проник духом равенства и выступал за  права народа. Довольно быстро он стал постоянным и любимым оратором. Ко времени открытия Генеральных Штатов Робеспьер опубликовал брошюру, где требовал реформирования местного провинциального собрания Артуа. К моменту выборов Робеспьеру было 30 лет, он уже сформировался как личность со своими непоколебимыми понятиями и убеждениями.
    Выборы в Генеральные штаты продолжались несколько месяцев. После холодной зимы наступила  роковая весна.  3 мая 1789 года тысяча двести  депутатов  от дворянства, духовенства и третьего сословия были представлены Людовику XVI. У короля запестрило в глазах от обращённых на него лиц. Многие видели его впервые так близко.
     На следующий день прошло церковное богослужение. Странное впечатление произвели на окружающих тысяча двести мужчин сурового облика, в черных накидках, сюртуках и камзолах, с зажженными свечами в руках, собравшиеся 4 мая 1789 г. в Версале, на паперти церкви Версальской Богоматери. Во главе с архиепископом Парижским, королевской четой, членами королевской семьи они прошествовали к кафедральному собору Святого Людовика. Судя по их серьезным, напряженным лицам, не верилось, что они явились сюда на праздник.
     Открытие Генеральных штатов состоялось  5 мая.  Депутатами от третьего сословия оказались лишь представители от буржуазии, в том числе буржуазной интеллигенции – учёные, врачи, юристы и, по крайней мере,  один  священник – аббат Сиейес.   Мирабо, Робеспьер и другие депутаты от общин выглядели торжественно: на первое заседание они пришли в строгих чёрных костюмах с белыми галстуками, понимая всю ответственность своего присутствия.
 Духовенство и дворянство явились в Версальский дворец   в  роскошных нарядах. Дворяне – в расшитых  золотом и серебром ярких бархатных камзолах, сияющих и  шуршащих  кружевами. Отличился разве Лафайет(6), которого Вольтер назвал «Героем Нового Света», явившийся в военной форме. Духовенство же блистало   лучшими  церковными  одеяниями (pontificalibus). Лишь лица невысокого сана были в белоснежных рясах, как преподобный отец Грегуар. Придет день, когда   Грегуар  станет  епископом, тогда  как  те  служители церкви,  которые выглядели сейчас  так  величественно,  скрываясь от народного гнева,  сбегут в чужие страны. 
     Сразу же определилась разница в положении. Депутаты третьего сословия вошли в зал торжества в полуоткрытую боковую дверь с чёрного входа, а привилегированные сословия – в широко распахнутую двустворчатую дверь с парадной лестницы.
   Все встали, когда появился Людовик XVI в окружении свиты, в мантии и со всеми атрибутами королевской власти.  Лишь самые приближённые к королю заметили, что на его груди отсутствует почётный знак Ордена Золотого Руна, в который был обрамлён  голубой бриллиант.
 С высоты своего помоста он обводит глазами великолепный зал. В галереях и боковых ложах восседает цвет Франции. Людовик чувствует  удовлетворение от устремлённых на него   глаз. Он готовил речь и долго думал, как обратиться к собравшимся депутатам, чтобы сразу же заручиться их поддержкой.
– Мои приближённые? Мои подданные? – рассуждал король. – Нет, это не подойдёт! Но не друзья же!  Не соратники, тем более! Уважаемые депутаты! Вот на последнем остановлюсь, чтобы показать, что ценю их мнение. Тогда я смогу заручиться их поддержкой и сделать всё по-своему.
Наивный Людовик! Теперь всё зависит не от него, отвернулась от него удача с потерей голубого бриллианта. Око Бхайравы запустил обратный отсчёт не только его жизни, но и королевы и её подруг. Наступило время некоронованных особ. И им будет оказывать Око Бхайравы своё расположение. Недолго ему осталось лежать в пыли на мостовой.  Пусть пока король тешится своим величием. Он достиг своей конечной гавани.
 Звучный голос Людовика  доносится до самой галёрки, где сидят депутаты от третьего сословия.
– Уважаемые депутаты!  Мы собрались в решающий для Франции момент. Созыв Генеральных Штатов – плодотворное начинание. Предстоит узаконить налоги и утвердить подати, и если я встречу затруднения и непонимание с вашей стороны, – король умолк на некоторое мгновение.
Зал замер в ожидании.
–...То продолжу  трудиться на благо моего народа,  и буду считать себя его единственным представителем, – закончил свою речь Людовик.
Речь Людовика была воспринята с одобрением.  А дальше происходит неожиданное: когда Его Величество король надевает шляпу с плюмажем(7), дворяне в соответствии с этикетом последовали его примеру, то и  депутаты от третьего сословия натягивают свои  шляпы с опущенными полями и встают, ожидая, что будет дальше.   В передних рядах поднимается шум, слышится громкий шёпот:
– Снимите шляпы! Снимите шляпы!
Король решительно кладёт этому конец, снова снимая свою королевскую шляпу. В ответ все присутствующие снимают шляпы и заседание продолжается.
    С глухим ропотом выслушали Неккера  о состоянии дел в стране. Множество цифр утомило слушателей. Всем было и так ясно, что страна стоит на пороге финансового кризиса.
– Дефицит в королевстве достиг 56 миллионов, – не поднимая глаз от бумаг, докладывал министр финансов.
 Многие знали, что это не соответствует действительности, так как уже были истрачены запланированные на год поступления.
Встал вопрос: как проводить голосование, посословно или поголовно? Три собрания или одно? В зале слышится шум, гул голосов, но решение так и не было принято.
 На следующий день 6 мая каждое сословие собирались  в разных помещениях.
Но вернёмся к Робеспьеру. Вы поймёте, почему.
 Максимильен снимал маленькую комнату на окраине Парижа. Несмотря на дворянское происхождение, никогда  роскоши не признавал. А сейчас ежедневные процедуры у парикмахера занимали неизменное и обязательное место в его жестком ежедневном распорядке дня. Белый парик был тщательно напудрен, волосы на нём были аккуратно взбиты и уложены.
    Жил  Робеспьер в финансовом отношении очень скромно, но тщательно следил за своей одеждой. Он отстаивал принцип, согласно которому происхождение и деньги не могут быть мерилом прав человека. Приехав в Париж с маленьким запасом белья, он вскоре вошёл  во вкус кружев, тонких тканей, пудры. Он сбрасывает с себя неприглядный оливковый сюртук, в котором приехал из Арраса. Ничего не поделаешь – на скромно одетых  горожан в Париже не обращают внимания.
      Позже он будет форсить в  белых панталонах, сюртуке  в полоску, повязав франтоватый  галстук на шею.  А чего стоит сатиновый, расшитый розовым шелком, жилет!  В нём он будет прохаживаться по саду Тюильри, будучи приглашённым на неофициальную встречу с депутатами от дворянства. В годы революции  Робеспьер  облачится в   светло-синий сюртук с неизменной розой в петлице под цвет революции. Роза была любимым цветком Робеспьера – символом стоической красоты нравов.
     В жизни он всегда следовал восточной мудрости:
«Для того чтобы прокормиться, одеться и иметь жилище, нужно очень немного; остальное же приобретается для того, чтобы приспособиться к чужим вкусам или чтобы затмить других». 
Никого затмевать ни своей жизнью, ни своим положением Максимильен не собирался, у него были совершенно другие ценности. Дух равенства  овладел его душой. Он не замечал ни роскоши, ни простоты.
 Обстановка в комнате, где  жил Робеспьер  была скромная. У стены стояла кровать, заправленная серым одеялом, у окна – деревянный стол, на котором лежали книги, бумаги, перо и чернильница. А также стояла ваза с алой розой.
Покрыт шипами стебель розы
В букете, данном мне, друзья...
Так пел Робеспьер в молодости. Какое бы не было время года, он спешил в цветочный магазин или в  сад за розами, которые скрашивали его жизнь и вносили в неё радость.
6 мая  Максимильен встал рано, сегодня ему исполнялось 31 год. Он
– Да, сегодня мой день рождения!
Максимильена охватило радостное чувство. Он чувствовал, что входит в пору расцвета своих физических и душевных сил.
О дне рождения  знал только его друг Камилль Демулен, но его не было рядом. Они не виделись уже продолжительное время. Камилль не рискнул выдвинуть свою кандидатуру от провинции Гиз, где он родился. Максимильен знал, что Камилль занимается адвокатской практикой, правда не очень удачно – богатые парижане не обращались к молодому адвокату.
– Сегодня можно будет отобедать в кафе, – решил побаловать себя Робеспьер.
 Завтрак был скудный – хлеб, вода, несколько кусочков сыра. Потом он взялся за перо,  наметил план выступления и засобирался в дорогу.
     В этот день солнце пробивало своими лучами чёрные тучи, собравшиеся над Парижем. Максимильен спешил на заседание. Он шёл по улице, собираясь с мыслями.
– Итак, о чём я буду говорить в первую очередь, – думал Максимильен. – Прежде всего, о правах простого народа, – во-первых, нужно обязательно выступить против военного закона, – во-вторых. Как говорил Руссо: «Видеть несправедливость и молчать — это значит самому участвовать в ней».
   Его размышления были прерваны ярким всплеском из-под ног. Максимильен наклонился, его, как магнитом потянуло к маленькому тёмному камешку, лежавшему между двух булыжников. Он взял его в руки, почувствовав тепло и лёгкое покалывание в пальцах, но это было приятное ощущение. Голова слегка закружилась, он увидел себя выступающим перед огромной массой народа. Видение промелькнуло и исчезло. Максимильен был человеком холодного и здравого рассудка, в мистику не верил, так что такое с ним случилось впервые.
    Как вы поняли, камешек, который оказался в руках Максимильена был голубой бриллиант Око Бхайравы. Он выбрал Робеспьера не случайно. Ему предстояла жизнь яркая, полная стремительных взлётов от простого депутата до вождя нации. Как дальше будут развиваться события – там посмотрим! Око Бхайравы только внутренне ухмыльнулся. Он был покрыт толстым слоем пыли, поэтому пламенного луча нельзя было заметить.
   Но пока найденный камень перекочевал в верхний карман сюртука Робеспьера. Он ещё  не понял, что за подарок ему преподнёс случай. Плечи молодого человека расправились, он почувствовал себя уверенно и быстро заспешил к назначенному месту заседания.
   Помещение, где собрались депутаты третьего сословия, представляло достаточно большой и просторный зал, где каждый получил своё место. Председательствовал Мирабо, выбранный
депутатами единогласно. Заместителем председателя был  Робеспьер, а   секретарём – аббат Сиэйс.
– Полномочия  подтверждены. Нам предстоит обсудить множество вопросов, – обратился к собранию  Мирабо.
    Обсуждение было острым и дискуссионным. Столкнулись разные мнения и точки зрения. Дело затянулось. Разошлись только после обеда.
По пути домой Робеспьер зашёл в цветочный магазин. Выбрал для себя три багрово-красных розы.  Непроизвольно процитировал Шекспира:
– That which we call a rose by any other name would smell as sweet , Роза пахнет розой, хоть розой назови её, хоть нет. (8)
Насколько совершенней красоту
Способно сделать истинное знанье!
Прекрасна роза, но и розу ту
Стократ нам украшает обонянье. (8)
    Вечером 6 мая  в комнату к Максимильену постучались. На пороге стоял Камилль с девушкой, тесно прижавшейся к нему.
– Можно войти? – проговорил Камилль. – Мы прогуливались неподалёку и решили тебя навестить, поздравить с днём рождения.
– Камилль! Рад тебя видеть! Ты нашёл меня! Ну конечно, разве ты забудешь про мой день рождения? – обрадовался  Максимильен.
Он так заработался над своей речью, что потерял счёт времени и забыл, что собирался в кафе.
–Что за милое создание рядом с тобой? – удивлению Робеспьера не было предела.
Камилль не обладал привлекательной внешностью. А у девушки был  такой чистый и наивный взгляд.
– Не красавица, но   юна и привлекательна. Свежа, как майская роза, – решил Максимильен.
Максимильен был знатоком женской красоты. Он знал многих знойных светских красавиц. Девушка же была красива своей неброской красотой.
– Как говорил Капулетти в шекспировской трагедии «Ромео и Джульетта»? – подумал Максимильен, а вслух  произнёс:
– «That book in many's eyes doth share the glory, that in gold clasps locks in the golden story».
Камилль и девушка посмотрели на него изумлённо.
 –  «Внешняя красота еще драгоценнее, когда прикрывает внутреннюю. Книга, золотые застежки которой замыкают золотое содержание, приобретает особенное уважение», – перевёл Робеспьер шекспировские строки.
– Максимус! Ты философ! Познакомься, это Люсиль Дюплесси, дочь чиновника королевского министерства финансов, моя будущая жена.
– Дюплесси? Слышал о таком. Но я не думал, что у него такая прелестная дочь. Будущая жена?
Максимильен ещё раз внимательно посмотрел на робко стоявшую рядом с Камиллем девушку. Глаза Люсиль встретились  с пронзительным, оценивающим взглядом Робеспьера.
–Да, мы решили пожениться,  – сказала Люсиль взволнованно, рассматривая широко раскрытыми глазами Максимильена.
   Он не был красив, как и Камилль.  Широкий рот, губы бледны и сжаты, лицо печальное, а мигание глаз производило неприятное впечатление. Но девушка почувствовала в нём  внутренний стержень, огонь, который притягивал и очаровывал. 
   Люсиль  не стала говорить Робеспьеру, что отец потребовал от Камилля за неё 100 тысяч франков, будто она товар на рынке.
– Извини, мы не помешали тебе? – проговорил Камилль, меняя тему.
–  Я только что  закончил речь к завтрашнему выступлению на собрании в Пале Рояль, – произнёс   Максимильен. – Проходите. Могу предложить воды.
– Спасибо,  – сказала Люсиль. – Не откажусь, сегодня очень жарко.
Максимильен протянул девушке  стакан воды. Она сделала глоток и незаметно осмотрела окружающую обстановку, которую украшал букет из нескольких роз на рабочем столе.
– Живёт очень скромно, – подумала она, – а вот женской руки не чувствуется.
– Извините, Максим, – проговорила Люсиль вслух.
– Максимильен, – поправил её Робеспьер.
– Максимильен. А можно вас спросить?
– Да.
– Извините за нескромный вопрос. А вы женаты?
Люсиль не ожидала от себя подобного вопроса. Но Робеспьер даже не смутился.
– Нет. Несколько лет назад стараниями родственников едва не женился на дочери нотариуса Анаис Дезорти, но брак не состоялся.
Тут в разговор вмешался Камилль.
– Люсиль, не стоит ворошить прошлое.
Воспитанный священниками и старыми благочестивыми дамами, проникшись духом "Эмиля" и древних классиков, он с ранних лет приучился отгонять всякие порочные побуждения, всякие бесчестные мысли и желания. Позднее его чистота поражала изнеженного, неустойчивого Мирабо. Марат прозвал его "несовратимым", его называли "Орфеем", воскресшем среди людей.
Максимильен был однолюбом, но в данном случае его любовью стала и будет государственная деятельность.
 Чтобы отвлечь друга от щекотливой темы, Камилль спросил Максимильена  о том, что его волновало больше всего.
– Максимус, – так он называл друга ещё в годы учёбы за максимализм во мнениях  по любому вопросу. – Расскажи лучше, как обстановка на заседаниях?  Слышал, там разгорелись  жаркие дискуссии?
– Да, ты прав, – согласился  Робеспьер, кивнув головой,  – обстановка накаляется день ото дня. Людовик, конечно, пытается вести свою линию. На его стороне дворянство и бόльшая часть духовенства. Как же, ведь это привилегированные сословия,  – они против короля не пойдут. Всю тяжесть налогов опять хотят переложить на плечи народа, то есть на наши плечи, самого бедного третьего сословия. Но пока ещё не принято окончательное решение, и мы, конечно, попытаемся с этим бороться. В своей завтрашней речи,  – Робеспьер кивнул в сторону  исписанных листов бумаги, – я как раз хочу поднять этот вопрос. Сколько же ещё можно терпеть?
– Но дорогой Максимус, тебе не кажется, что это попахивает... – Камилль словно споткнулся.
–  Ты не смог произнести это слово: Революцией?  – Робеспьер встал и решительно прошёлся по комнате,  – а если и так?  Пока король, дворянство и духовенство будут уклоняться от уплаты налогов или от того, чтобы хотя бы распределить их между тремя сословиями поровну, эта ситуация не решится. Как говорится, чаша терпения переполнена и в любой момент искра вспыхнет и загорится   пожар революции.  Народ уже ощутил дух равенства, витающий над Парижем.
–  Согласен, –  кивнул головой  Камилль, –   ситуация сложная, что будет дальше, трудно предположить.  Но ведь король может применить вооружённую силу и просто заставить вас разойтись.
– Может. Но он уверен, что  получит новые утвержденные налоги, – Робеспьер улыбнулся, – а  без одобрения их третьим сословием этого не будет. Поэтому король волей-неволей вынужден с нами считаться... Да, давайте не будем о делах. Всё-таки сегодня мой день рождения. Может, отметим?  Я собирался в кафе.
Камилль замялся.
– У тебя нет денег, – понял Робеспьер.
– Нет, у нас есть деньги, – проговорила Люсиль, глядя на любимого и, обращаясь к нему, сказала:
– Раз мы с тобой жених и невеста, у нас с тобой всё общее!
 – И вас покорил  дух равенства, – уверенно произнёс Робеспьер.
– На свадьбу пригласите?
– Да, – смущённо проговорила Люсиль.
– Ты же мой самый близкий друг! – убеждённо сказал Камилль.
    Но в будущем дружба даст трещину. Демулен поддержит  Дантона, его крайние революционные и республиканские идеи.  В декабре 1793 года Демулен  станет  издавать журнал «Лё вьё корделье» (Le Vieux Cordelier), где будет призывать к милосердию:
– Видеть несправедливость и молчать — это значит самому участвовать в ней.
     Вот тогда Робеспьер отвернётся от друга. Идейные разногласия окажутся выше старейшей дружбы.  Камилль вспомнит мудрое изречение Руссо и произнесёт его прямо в глаза Максимильену:
–  «Фальшивых людей опаснее иметь друзьями, чем врагами». Я думал, что ты мне настоящий друг.
   Сердце Робеспьера к тому времени ожесточилось так, что он даже не отреагирует на слова Камилля. Во всём будет повинен голубой бриллиант Око Бхайравы. А сейчас камень лежал в верхнем кармане чёрного сюртука, забытый Максимильеном, отходил и отогревался от холода и грязи, покрывавшей мостовую.
   Но вечером 6 мая  1789 года друзья отправились на улицу  Rue des Fossės Saint Germain (улица Фоссе - Сен-Жермен) в кафе le Procope («Прокоп») (9). Это небольшое уютное кафе открыл  более ста лет назад уроженец Сицилии Прокопио деи Кольтелли. Кафе пользовалось большой популярностью среди писателей и философов. Здесь часто бывали Лафонтен, Вольтер, Дидро, Руссо.   И Робеспьер сюда изредка заходил, как сегодня. В кафе кормили сытно и недорого.
   Ужин был лёгкий, напоследок заказали кофе и новый десерт – мороженое.
– Камилль, попробуй кофе – этот прекрасный бодрящий напиток. Он совсем недавно в меню кафе, как и мороженое, – убеждал Максимильен друга. – Я уверен, мороженое Люсиль понравится.
– Glacée. Мороженое. Это очень вкусно!– проговорила восторженно   девушка.
– Cafe. Кофе. Действительно бодрит, – согласился Камилль, – а какой ароматный напиток! 
Друзья отдыхали и немного расслабились, забыв о своих делах. Но вдруг послышался шум. За столиком у окна официант на повышенных тонах разговаривал с молодым офицером.
Невольно все обратили внимание на эту пару.
– Недавний выпускник военного училища, – подумал Максимильен. – Младший лейтенант, совсем мальчик.
Оказалось, что у молодого офицера  не хватило денег, и он попытался расплатиться за ужин своей шляпой. К столику подошёл хозяин кафе – внук его основателя Прокопо де Кольтелль, так, на французский манер, стала звучать итальянская фамилия Кольтелли.
– Когда-нибудь моя треуголка будет стоить дороже вашего заведения, –   выговаривал молодой офицер  хозяину.
К разговору присоединился  ещё один человек с примечательной внешностью. Робеспьер его узнал, они встречались по адвокатским делам, а вот Камиллю ещё не доводилось.  
– Максимус, кто это? – спросил друга Камилль.
– Того, кто спорит с официантом, я не знаю, а подошёл к ним Жорж Жак Дантон. (10)    Два года назад он купил место адвоката при совете короля, – пояснил Робеспьер.
– Вот это человечище!
Дантон был крупного телосложения. Камилль стал внимательно   его рассматривать.  Им в будущем придётся много общаться. На короткой бычьей шее – массивная голова. Лицо, изрытое оспой, квадратное, было покрыто шрамами. Мясистые губы рассечены,  толстый короткий нос  перебит у основания, что еще более увеличивало непомерно разросшиеся надбровные дуги. Глубокие глазные впадины совершенно скрывали маленькие глаза, превращая их в черные ямы.
   Но уродство Дантона коробило лишь в первый момент.  Это был интереснейший человек, неиссякаемой энергии и веселого  задора.
Вот и сейчас его голос приятного тембра прогремел  с необыкновенной силой:
– Прокопо! Ну что ты привязался к юноше. Я заплачу за него.
Действительно, офицеру  было всего 20 лет. После смерти отца он взял на себя роль главы семьи. Жил очень бедно. Питался два раза в день молоком и хлебом. Его попытки поступить на русскую военную служб, не увенчались успехом. В России был издан указ о принятии иноземцев на службу чином ниже, на что амбициозный юноша  не согласился. А мог бы отправиться волонтером на войну с Турцией. Если бы это случилось, всемирная история пошла  совсем по -  другому. Россия лишилась величайшего полководца.А мир в будущем узнал нового узурпатора. Вы не догадались кто это?
 В кафе младший лейтенант  зашёл, чтобы хорошо поесть перед дальней дорогой домой на Корсику.
– Сир! Очень вам признателен, – юноша чуть склонил голову в знак признательности.
– Этот молодой человек очень благороден, – подумал Робеспьер, наблюдая издали за развитием событий.  
Если бы он только знал тогда, с кем пришлось встретиться в этот майский вечер! Камень, что был в кармане Максимильена, напомнил о себе, он чуть нагрелся, чувствуя в молодом лейтенанте злого гения. Робеспьер об этом, естественно не догадывался.
– А треуголку я всё-таки оставлю. Запомните: меня зовут Наполеон Бонапарт! (11)  – гордо расправив плечи, обратился будущий император Франции к хозяину кафе. – Вы ещё будете гордиться тем, что я посетил ваше заведение.
Так и получилось. Позже Кольтелль хвастался:
 – У меня в кафе ужинал сам Наполеон Бонапарт!
 Треуголку Прокопио и его потомки берегли  пуще ока. До сих пор  она находится в витрине прямо при входе в ресторан, который стал одним   из самых дорогих и популярных заведений в Париже. Музейные работники оценили шляпу Наполеона в 4 миллиона евро. Нынешний хозяин не собирается расставаться с бесценной для него реликвией. А о знаменитых посетителях – Наполеоне, Дантоне, Робеспьере и Марате рассказывают гостям французской столицы, размещённые на стенах заведения портреты и картины.
       Но вернёмся в Париж лета 1789 года.
На одном из заседаний выступал Робеспьер. Его слова звучали убедительно, и депутаты не могли с ним не согласиться:
– Мы, депутаты от третьего сословия, должны поддерживать и защищать  интересы народа и принципы демократии.
Робеспьер занимал наиболее радикальную позицию и в главном — аграрном вопросе, поддерживая требования крестьян, выступающих против засилья. Он разоблачил антидемократический характер ряда законопроектов буржуазно-либерального большинства.
 – Введение имущественного ценза создаст  новую аристократию – «аристократию богатства».  Мы же должны выступать в духе народовластия и политического равенства.
    Робеспьер говорил убедительно, многие с ним соглашались. В некоторых вопросах депутаты были единодушны:
– Государственная и частная собственность должны быть  неприкосновенными.
–Народ выпускает законы с согласия короля, без которого закон не имеет силы.
– Для введения налогов и для заключения займов необходимо согласие народа.
– Подати могут  утверждаться только на время, в период от созыва одного народного собрания до другого.
Разногласия касались таких пунктов, по которым правительство с ясной и твердой волей легко могло бы прийти к соглашению с народом:
– Имеет ли король право издавать временные законы, когда Генеральные Штаты не в сборе?
–Кому принадлежит право распускать и собирать Генеральные Штаты, королю или собранию?
–Не лучше ли из двух первых сословий образовать верхнюю палату?
–Признать ли ограниченную или полную свободу печати?
–Следует ли избирать или назначать королевских чиновников?
Но проходил день за днём, Генеральные Штаты так и не смогли придти к единому решению по этим вопросам. Даже голосование посословно не дало положительного результата. Дворянство проявляло мало уступчивости, и все старания правительства привести к соглашению остались без успеха. 
   В это время толпы парижан стекались в Версаль, требуя решительных действий. 17 июня,   сделав еще одно последнее предложение двум привелигированным сословиям объединиться, депутаты третьего сословия, объявили себя представителями всей нации – Национальным Собранием -assemblee Rationale.
– Название должно быть более определённым и правдивым: «представители французского народа» – предлагал Мирабо, – оно не такое опасное. Мы должны избегать деспотизма (12)    во всем.
На что аббат Сиэйс возражал с обычной своей отвлеченной логикой, наделавшей впоследствии много бед:
– Между троном и собранием не должно быть veto(13), не должно существовать отрицательной силы.
Вскоре собрание приняло второе решение для успокоения и привлечения к себе кредиторов государства:
– Хотя налоги и повышены без согласия народа, но должны быть утверждены. Государственный долг находится под покровительством французской лояльности. (14)
Эти решения стали известны королевскому двору. Королева,  дворянство, даже Неккер   стали убеждать  короля взять на себя руководство страны. По королевскому указу, заседания собрания были отсрочены до 22 июня. При дворе радовались тому, что вскоре заткнут рот болтунам и демагогам. Но дальнейшие события уже никто не мог предугадать.
     Людовик со спокойной душой поехал на охоту.
     Раннее утро. Король в сопровождении нескольких приближённых, среди которых будущий наполеоновский маршал Эмм Груши(15),на лошадях продвигались по лесу. За всадниками бежали охотничьи собаки.
 Первые лучи солнца окрасили деревья в золотисто-зелёные оттенки, замелькали в кронах солнечными зайчиками. Проснулись и запели птицы. Где-то далеко в селении прокричали первые петухи. На душе у Людовика было легко и спокойно.
 – Как хорошо вокруг, такая благодать, – думал король, забыв о государственных делах. Он просто наслаждался жизнью и чистым лесным воздухом. Для него отошли на второй план все разногласия  в Генеральных Штатах. Он не думал о том, что будет завтра.
   Погода соответствовала настроению. Голубое небо, яркое солнце. Громкий хор птичьих голосов слышался в вышине.  Подковы лошадей не создавали никакого шума – зелёная трава мягким ковром устилала землю.
   Вдруг в кустах что-то захрустело. Из зелёного полога высунулась кабанья морда. Собаки рванули вперёд и выгнали кабана. Людовик поднял ружьё и застыл.
– Нет, не буду стрелять, – решил он.
– Ваше величество! Сир! Стреляйте! Почему вы не стреляете? – спросил Груши.
– Пусть бежит! – ответил Людовик. – Хочу просто отдохнуть.
Резким свистом Груши вернул собак назад. Кабан в это время скрылся из виду. Король спешился и пошёл по лесной тропинке. Следом за ним поодаль следовали два телохранителя.
    Повеяло прохладой. Людовик вышел к  небольшому озеру, заросшему осокой и замер. На противоположной стороне бродила пара серых журавлей, то и дело окуная длинные шеи в траву, изредка отмахиваясь крылом от зеленоголовых селезней. На тёмной траве под ногами короля прыгал лягушонок с белым пером, как короной, на голове.
– Жабий король, – усмехнулся Людовик.
Лягушонок, не замечая обращённых на него взглядов, скакал на своих  четырёх лапках, а перо виляло из стороны в сторону, словно веер, белый и пушистый на бугристой голове.
– Так и хочется воскликнуть: а король то голый, – тихо прошептал Людовик.
Это было необыкновенно и казалось необъяснимым. Но рядом король увидел гнездо дикой утки. – Вот откуда к лягушонку попало белоснежное перо! – засмеялся Людовик. – Жабий король – маленький лягушонок!
 Внезапно журавля поднялись с места, раздался нестройное кваканье. Ничего не предвещало дождя, но неожиданно поднялся ветер, вдали загрохотало. Небо покрылось чёрными тучами. Надвигалась гроза.
 – Сир! Нужно возвращаться!
 – Да, да! Едем домой.
    Вновь грянул гром, мелькнула молния. Ливанул дождь. Пока король со свитой добрались до Версаля,  все промокли до нитки. Как только Людовик вошёл во дворец, очарование от конной прогулки  испарилось. Сразу нахлынули воспоминания о прошедших событиях.
– Опять возвращаться к делам насущным, – тяжело вздохнул Людовик, поднося ко рту чашку горячего молока. – Жабий король – лягушонок. Ему проще, чем мне. Правда, он может попасть в  желудок какой-нибудь птицы. А что мне ждать  от неугомонных депутатов?
     20 июня депутаты от третьего сословия пришли в зал заседаний и обнаружили, что двери зала закрыты и к ним приставлена ​​стража. Лишенные помещения депутаты третьего сословия собрались в зале для игры в мяч, где принесли клятву-присягу бороться с абсолютизмом (фр. Serment du Jeu de paume) . Одним из авторов текста присяги был Максимильан Робеспьер.
– Клянёмся не расходиться и собираться повсюду, где требуют обстоятельства, до тех пор, пока не будет создана и утверждена Конституция королевства.
   Лишь один депутат, совсем  неизвестный политик, не подписал клятву. Он не счел нужным выполнять решения, не санкционированные королем. Таким образом, третье сословие открыто продемонстрировало неподчинение Людовику XVI.
     А  Людовика ожидал тяжёлый удар.  Умер старший сын, которому не исполнилось и восьми лет. Мальчик родился слабым, часто болел. Рецидив болезни случился сразу после возвращения Людовика с охоты. Королевский дворец погрузился в траур. По давней традиции  любые общественные собрания считались в это время неуместными. Но мотивы запрета на собрание  третьему сословию   не объяснили. Депутаты каждое утро собирались  в зале для игры в мяч.
– Чтобы сохранить монархию, нужно подвести под пошатнувшееся здание го­сударственности прочный фундамент Конституции. – К такому выводу пришли депутаты от третьего сословия и поддержавшие их либеральное  дворянство, выражавшее интересы крупной буржуа­зии. Когда королю донесли это решение, он в запале крикнул, хотя всегда был сдержанным.
– Они заговорили о Конституции? Нет, нет, нет и ещё раз нет!
23 июня Людовик  отказался признать требования третьего сословия и попытался распустить Генеральные штаты. Он не понимал, насколько серьёзно положение вещей.
– Повелеваю вам теперь разойтись, а завтра продолжать занятия каждой группе отдельно в назначенном для нее помещении.
 Дворянство и часть духовенства повиновались. Депутаты третьего сословия не расходились. К ним подошел обер-церемониймейстер маркиз де Брезё:
– Господа, вы слышали приказание короля?
 В ответ депутаты третьего сословия приняли решение не расходиться. Поднялся граф Мирабо, которого, невольно, собрание признавало уже своим главой, называя отцом Отечества:
 – Вы не имеет здесь ни места, ни права голоса! — крикнул он своим громовым голосом испуганному царедворцу. 
— Впрочем, передайте пославшему вас королю, что мы здесь по воле народа, и что нас можно вытеснить только вооруженной силой.
      Национальное собрание единодушно постановило, что оно остаётся при своих прежних решениях, и большинством голосов объявило по предложению Мирабо личность депутатов неприкосновенной. Депутаты третьего сословия продолжали свои заседания и привлекли на свою сторону значительную часть представителей духовенства и некоторую часть представителей дворянства.
    Чтобы «проучить чернь»   Людовик XVI  отдаёт приказ подтянуть к Версалю верные войска. Прибытие солдат накалило атмосферу в столице. Стихийно стали возникать митинги. Брожение началось и в армии. 30 июня драгуны и гусары, посланные разогнать толпу парижан, отказались выполнить приказ.
– Мы не будем стрелять! Среди собравшихся депутатов – наши друзья, родные и близкие.
Верным Людовику оставался лишь Королевский иностранный кавалерийский полк и отдельные военные части.
  9 июля 1789 года Национальное собрание объявило себя Учредительным собранием (Assemblée constituante) — высшим представительным и законодательным органом народа. 
– Учредительное собрание объявляет о готовности учредить во Франции новый государственный порядок, – объявил Мирабо. –   Эта великая революция! И она обойдётся без злодеяний и слёз.
Мирабо считал  себя мудрым и опытным политическим деятелем. Он  пользовался авторитетом среди депутатов третьего сословия своими проникновенными речами и требованиями уничтожения деспотизма и превращения Франции в конституционную монархию. Он наивно верил, что в эпоху Просвещения все проблемы в стране можно решить цивилизованным путём. Но его надежды не оправдались.
   11 июля под нажимом Марии Антуанетты и младшего брата, графа д ʹ Артуа, Людовик решил разогнать Национальное собрание. Одновременно он подписывает указ о замене  Неккера   маршалом  Брольи, известного по Семилетней войне, а Неккеру написал:
– Жак! Во избежание волнений вы должны   немедленно покинуть  Париж.
Неккер вынужден был подчиниться.
     Известие об отставке министра финансов,   единственного представителя третьего сословия в правительстве распространилось по Парижу в тот же день. Перемены, которых ожидал народ, так и остались нереализованными.   Дух равенства вплотную подвёл народ к  революции.
12 июля массы народа  вышли на улицы Парижа. Собирались неорганизованными кучками и обсуждали грядущие события. Кое - где слышались призывы:
– Да здравствует Учредительное собрание! 
Всё чаще кричали:
– Долой короля!
   Произошли первые столкновения восставших с королевскими войсками. Не решавшиеся ещё стрелять, драгуны пускали в ход пики и кинжалы. Появились первые раненые из числа ораторов и их слушателей.
   Одним из ораторов волею случая (или подталкиваемый духом равенства) стал Камилль Демулен.  В этот день он договорился встретиться с Робеспьером. Максимильен должен был познакомить его с Дантоном. Тот  заинтересовался трактатом «La France libre», «Свободной Франции», где  Демулен рассуждал о республиканской форме правления, сторонником которой был Жорж Жак Дантон.
–Адвокатская практика не удалась, а знакомство с Дантоном может  стать началом моей журналисткой карьеры, – рассуждал Камилль.
   Демулен спешил на встречу, поглядывая на часы, он уже опаздывал. Несколько раз его останавливали вооружённые посты для проверки документов. Время на дорогу ушло намного больше, чем он предполагал.
  К  воротам сада Пале Рояль, где неподалёку заседали депутаты третьего сословия, Камилль подошёл уже с большим опозданием.    Робеспьера и Дантона не было видно. В собравшейся толпе что-то громко обсуждали. Камилль стал прислушиваться, о чём они говорят.
– Неккера отправили в отставку.
– На его место поставлен маршал Брольи  – грубый солдафон, наказывающий солдат за малейшее неповиновение плетьми.
– Этого нельзя допустить!
 Будто неведомая сила поднимает Камилля  на возвышение,  он не может молчать и пламенно произносит:
–Слушайте! Отправив Неккера в отставку, назначением Брольи Людовик готовит  Варфоломеевскую ночь для своего народа. Для всех честных патриотов.
Камилля тут же окружили и стали  слушать, затаив дыхание.  Он говорит то, что волнует парижан  уже не один  день.  
– Людовик собрался разогнать Учредительное собрание –   законных представителей народа, заговоривших о равенстве, о правах простых людей – каждого из нас.
– Не  допустим! – закричали  в толпе.
Демулен срывает   с дерева зелёную ветвь и прикрепляет  её как кокарду  к фетровой шляпе. Позже веточку заменила зелёная лента.
– Пусть зелёный цвет станет символом нашей свободы!
Мужчины и женщины стали срывать зелёные веточки и украшать ими одежду и головные уборы.
– Свободу! Свободу!
– К оружию! –   слышатся громкие голоса в толпе.
Большой оружейный склад находился рядом с Домом инвалидов.
– За оружием! К Дому инвалидов!
    Возбуждённая толпа потоком устремляется в сторону Дома Инвалидов. Демулен смешивается с толпой. Лицо его горит, сердце учащённо бьётся. Он, такой скромный по своей натуре человек, почувствовал себя как рыба в воде. Это состояние для него было необычным. Как будто за его спиной дух равенства расправил крылья, и он взлетел над толпой  к счастью, к  свободе, к народному единению.
   Каждый в толпе протягивал к Камиллю руки для рукопожатия, многие обнимали, восторгаясь, хлопали по плечу.
– Как хорошо сказал!
– Ты подобрал нужные слова!
– Молодец! Не остуди своё сердце, сынок!
– Здόрово, брат!
В это время Камилль почувствовал, что его резко потянули за локоть. Это был Робеспьер. Рука друга была горячей. Сердце обожгло, но холодным огнём. В глазах замелькали звёздочки.  Но это состояние продлилось несколько мгновений, незаметных для окружающих.
– Что это со мной, – подумал Камилль.
 Это воздействие на Демулена оказал голубой бриллиант Око Бхайравы, находившейся в это время в верхнем кармане сюртука у Робеспьера. Максимильен продолжал носить его как талисман на все заседания Генеральных Штатов, потом Национального и Учредительного собрания. Изредка он доставал камень, согреваемый его ладонями, камень отвечал ему ответным теплом и наполнял мыслями о равенстве и свободе. Но пока свою истинную красоту он не показывал. Настолько грязь засохла на его гранях.
– Камилль! Ну, ты друг,  оратор! Я подобного не ожидал, – восхищённо произнёс Максимильен.
Камилль был несколько смущён. Рядом с Робеспьером он увидел крупного человека. Он широко улыбался.
– Жорж, познакомься! Это  мой друг Камилль. 
– Камилль! Это Жорж Жак Дантон. Я ему рассказал о тебе, он заинтересовался твоими рассуждениями о новой форме власти – республике.
 Глаза Дантона светились добротой, голос, несмотря на рост, был приятного, хотя и низкого, тембра.
– Ты блестящий оратор, Камилль! Как ты зажёг своей пламенной речью толпу! Я восхищён!  Каждое слово вбиваешь, как гвозди! Вашу руку, брат!
Рукопожатие Дантона было крепким и сильным. Демулен сразу же проникся к нему теплотой и доверием. И это будет обоюдным.
 Дантон продолжал:
–Из вас выйдет не только оратор, но и хороший журналист.
Робеспьер продекламировал:
Каждое слово как гвозди вбиваешь,
С верою в правду по жизни шагаешь.
Духом свободы и равенства дышишь,
Ты журналист, ещё много напишешь!
   И действительно, с осени 1789 до июля 1791 года Демулен издал собрание зажигательных памфлетов под заглавием «Революции Франции и Брабанта» (Les Révolutions de France et de Brabant).После свержения монархии и провозглашения республики  Демулен займёт место  секретаря при министре юстиции Дантоне в Национальном Конвенте и будет выступать против революционного террора и политики Робеспьера. Но это будет чуть позже.
 Июль 1789 года. Дух равенства принёс ветер значительных перемен не только в истории Франции, но и во всём мире.
 
(1) Сигамбры – германское племя, жившее в 1 в. до н.э. на правом берегу Среднего Рейна, которое описал Плиний Старший в 1 веке н. э.  предки-велхи во времена римского завоевания.
(2)Мирабо Оноре Габриель Рикетти ( 1749—1791) — один из самых знаменитых ораторов и политических деятелей Франции.
(3)Максимильен Мари Изидор де Робеспьер  (6.5.1758, Аррас, — 28.7.1794, Париж) – выдающийся деятель Великой французской революции.
(4) «Демократия» – с греческого - власть народа – форма политической организации общества, основанной на признании народа в качестве источника власти.
«Республика» – с латинского -  общественное дело – форма государственного устройства, при котором все высшие органы власти избираются гражданами.
(5) Жан Жак Руссо (1712-1778) -  французский философ и просветитель XVIII века. Вырос в семье женевского часовщика. Идейный вдохновитель Французской революции. Его слава перешагнула далеко за пределы Франции.
(6)Мари Жозеф Поль Ив Рок Жильбер Мотье маркиз де Лафайе́т (1757 — 1834), французский политический деятель. Участник трёх революций: американской войны за независимость, Великой французской революции  и  июльской революции 1830 года. Принадлежал к так называемому дворянству шпаги (т.е. приобретённому военной службой). Вскоре после рождения из шести унаследованных имен мальчику выбрали одно основное — Жильбер — в память об отце и знаменитом предке из рода ла Файет. Он был назван в память о Жильбере де Ла Файете, маршале Франции, соратнике легендарной Жанны д’Арк  и ближайшем советнике короля Карла VII.
 (7)  Плюмаж – украшение из перьев на шляпе.
 (8) Трагедия Шекспира  «Ромео и Джульетта», акт II, сцена II, Джульетта
 Уильям Шекспир Сонет 54Перевод: С.И. Турухтанов
(9) Старейшее кафе Парижа, основано в 1686 году уроженцем Сицилии Прокопио деи Кольтелли. Сейчас его скорее можно назвать дорогим рестораном. Адрес кафе: 13, ruel΄AncienneComėdie, в 60 метрах от площади SaintGermaindesPrės. В те времена улица Ансьен-Комеди называлась   RuedesSaint- Germain -улица Фоссе - Сен-Жермен.  
(10) Жорж Жак Дантон (1759 — 1794) — французский революционер, один из отцов-основателей  Первой французской республики, министр юстиции времён Французской революции, первый председатель Комитета общественного спасения.
(11)Наполеон I Бонапарт (1769 -1821) - французский полководец и государственный деятель. Император Франции (1804-1814 и в марте - июне 1815).
(12)Деспотизм – самовластие и произвол, подавляющее подчинение своей воле.
(13) veto – с латинского запрещаю
14) Лояльность – верность действующим законам, постановлениям власти; благожелательное отношение к кому-либо.
(15) Эммануэль Груши (1766-1847) – подполковник шотландской роты телохранителей короля Людовика XVI, наполеоновский маршал.
 
Ч.5. Грозовые волны народного   гнева
 
 Чем дальше углубляюсь в историю голубого бриллианта Око Бхайравы, тем больше интересных событий открывается.
От автора
 
Внезапно небо прорвалось
С холодным пламенем и громом...
И туча шла гора горой!
...И стрелы молний всё неслись
В простор тревожный, беспредельный...
Николай Рубцов (1936-1971)
 
Людское море всколыхнулось,
Взволнованно до дна!
До высей горных круч коснулась
Взметённая волна.
Сломила яростным ударом
Твердыни старых плит...
Валерий Брюсов
 
Июльская гроза.
  Пока Робеспьер, Дантон и Камилль разговаривали,  шествие направилось к  Тюильрийскому саду. Впереди два  молодых санкюлота(1) несли бюсты Неккера и герцога Орлеанского.
 Брат короля разрешил проводить заседания в своём дворце Пале-Рояль, лишь бы насолить Людовику XVI.  Герцог был изгнан из Версаля за непочтение к королевской династии: он не явился на похороны  Людовика XV. Порвав с двором, Филипп Орлеанский стал заигрывать с третьим сословием, имея далеко идущие планы – сесть на место двоюродного брата, или, по крайней мере, сместить его с трона. Как получится. Прозванный «Филипп Равенство», герцог Орлеанский финансировал революционные силы, а позже проголосовал за казнь короля Франции, своего брата! Вот так родственничек! Революция за предательство отплатила тем же: за все свои «заслуги» перед Отечеством, ему отрубили голову... как и Людовику XVI. Так и хочется сказать:
– Не рой другому яму, сам в неё попадёшь!
Жизнь знает много подобных примеров. И в нашей истории это случится не один раз.
    А пока разгорячённые парижане двигались к саду Тюильри, Робеспьер и его молодые спутники (Дантону было 30 лет, Камиллю – 29, Робеспьер был самый старший, ему 6 мая исполнилось 31 год)  зашли в кафе «Прокоп» выпить кофе и обсудить текущие вопросы.
 – Может, по стаканчику вина за дружбу? – предложил Дантон.
Максимильен категорично заявил:
– Я не пью.
– А я не откажусь! – согласился Камилль.
 Дантон уже был известным адвокатом, а Демулену не везло с клиентами, он занимался лишь незначительными делами, поэтому  чувствовал себя неловко. Всегда излишне скромный, немного заикающийся, он даже не ожидал, что выступит перед толпой.  Но, видимо, вмешался случай или  судьба, сделав резкий поворот, изменила, как окажется,  полностью его размеренный образ жизни.
– Нужно немного расслабиться и придти в себя. Немного вина не помешает, – подумал Камилль.
   Дантон заказал вина для себя и Камилля, а Максимильену принесли кофе. Платил за всех Дантон. За короткое время он округлил свою собственность и свое состояние.  Он знал цену деньгам. Для них он нашёл универсальный термин: "Методы политического воздействия". В ходе революции Дантон  неоднократно будет рекомендовать  Конвенту прибегать к этому средству, по его мнению, решающему в борьбе с контрреволюцией. Любимой его поговоркой стало выражение:
–Деньги спасут Францию!
   В общем, Дантон действовал как типичный мелкий буржуа. Поэтому в его речах больше,  чем у кого бы то ни было другого из деятелей революции,  всегда преобладало  "Я". За эти особенности своего таланта Дантон впоследствии получит кличку "Мирабо черни". И сейчас он говорил  короткими  фразами, наклоняясь вперед, украшая и усиливая свою речь широкими жестами, пугая окружающих  не только внешностью, но и своим голосом.
    Потому не удивительно, что Камилль испытывал некоторое замешательство в разговоре с Дантоном.  Робеспьер знал Дантона, как опытного адвоката, не проигрывающего судебные процессы. Его манера говорить его не удивляла.
– Напор, натиск, уверенная речь – залог успешного исхода дела, – в этом был убеждён Робеспьер.
   А как страстно говорил  Дантон:
– Благо народа – высший закон!
Раньше он считал возможным переворот сверху, но последние события показали, что ни король, ни Национальное собрание не в силах ничего изменить.
–Энергия масс создаёт республики.– Необходимо идти навстречу народу, потому что, если народу не будет воздано по справедливости, он сам себе воссоздаст эту справедливость. Мы должны это понимать и принимать.
   Дантон говорил уверенно, с ним трудно было не согласиться, настолько он был убедителен. Демулен поделился   своими мыслями о республике.  
– Республика,  по моему  мнению,  должна быть демократической, идеальной. Я мечтаю, – заявил Демулен  с  пафосом,  – о республике, которую бы все любили.
Здесь глаза Камилля приобрели мечтательное выражение.
– Видно, что мой друг по-настоящему влюблён, – подумал Робеспьер, усмехаясь, но это не было злобной насмешкой. Он всегда снисходительно относился к другу, поддерживал и защищал его. Максимильена привлекали в Камилле наивность и искренность.
– Камилль всегда говорит то, что думает, – в этом Робеспьер был уверен.
 Ведь свои чувства  он всегда скрывал. По выражению его лица никогда нельзя было определить, не только о чём он думает, но и как  относится к тому человеку, с кем общается, дружит или просто разговаривает.  Максимильен рано потерял родителей, его воспитывал дед и старшие сёстры. Он никогда не показывал своих слёз, когда набивал шишки или разбивал коленки. Он считал себя настоящим мужчиной и перед сёстрами никогда не показывал свои слабости. На это были причины.
   Холодное сердце Робеспьера  не тронуло чувство любви. Тем более, сейчас, когда в кармане его сюртука лежал голубой бриллиант. Об истинной ценности камня он даже не догадывался. Максимильен  помнил своё видение: на него обращены тысячи глаз, все слушают его, ловя каждое слово.
Бриллиант был невύдим
                                на мостовой,
Среди камней он был таким же грязным,
И Робеспьер его хранил,
Считал подарком очень важным.
Да это было волшебство,
Когда впервые только тронул.
Бриллиант дарил ему тепло
И согревал его ладони.
Но свою суть не раскрывал,
Тая в себе сверканье граней.
О чём Максимильен мечтал,
Исполнит бриллиант кровавый.
   Максимильен отвлёкся от своих дум. Камилль говорил с такой горячностью, на какую способен только влюблённый и к тому же патриот своей страны.
– Эта республика – союз людей, связанных узами братской любви, наслаждающихся безоблачным счастьем, собирающихся на общественные пиры, подобно гражданам Спарты и Афин. Нет никаких судов, ни сената, ни школ, ни тем более войн. Все сословия сольются воедино. Добродетель и счастье будут синонимами.
– Да это просто Золотой век человечества! – не выдержал Робеспьер. – А как же бедные и богатые? Всё равно власть будет в руках имущих – у аристократов.
   Он был сторонником частной собственности и  конституционной монархии, а республика ему всегда казалась прекрасным, но таким далёким будущим. Одно адвокат Максимильен Робеспьер усвоил твердо и никогда не давал забывать своим коллегам:
– Источником власти является народ. Следует помнить, что правительства, какие бы они ни были, установлены народом и для народа. Все, кто правит, следовательно, и короли, являются лишь уполномоченными  представителями народа.
   В этот период большинство депутатов Учредительного собрания много говорят о единстве народа, стремясь сгладить различия между классами и слоями.
    Робеспьер поздно пришёл к признанию необходимости республики, опасаясь, что она будет аристократической. Бегство короля заставит Робеспьера решительно изменить свои взгляды, и он станет  бескомпромиссным республиканцем.
    А в  это время в Париже кипели настоящие страсти. Разгорячённая толпа встретилась с солдатами Королевского шотландского полка, пытавшимися  остановить шумное шествие, но те набросились на них  с кулаками.   Зазвучали одиночные выстрелы.  Появились первые жертвы. Вооружённые столкновения произошли и в других частях города. Был захвачен Дом инвалидов. Многие парижане вооружились, взломав лавки с оружием. 
   Вести о беспорядках в разных частях столицы  распространились с быстротой молнии. Стало известно, что  верные королю войска собираются на Марсовом поле и на площади Людовика XV.
  13 июля над Парижем загудел набат. Внезапно весь громадный город оказывается на военном положении. Депутаты от третьего сословия, среди них Робеспьер и Дантон,  собираются в городской ратуше, которая   с раннего утра окружена шумной толпой.
 Слово берёт  председательствующий Мирабо. Он предлагает создать народную милицию:
–При явно возрастающей ненадежности войск и грозящей анархии  создание народной милиции просто необходимо.
  –Кроме того,  – заявляет Мирабо, – предлагаю образовать новый орган муниципальной власти –  постоянный комитет, в обязанности которого войдёт забота о доставке оружия гражданам.
 Депутаты поддерживают  предложения Мирабо.
Находя минуту удобной, он приводит в исполнение план организации «гражданской милиции» из истинных патриотов – санкюлотов.
   Всю ночь Париж был ярко освещён, по улицам ходили вооружённые патрули. Оружие получили каждые двести человек из 48 округов столицы. А в это время пушки Бастилии (Bastille),  мрачной тюрьмы-крепости,  грозно смотрят  на жилые кварталы Сент – Антуана.
    Наступило утро 14 июля. Тучи низко повисли над Парижем. Раздались редкие раскаты грома. Надвигалась гроза. Огромная вооруженная толпа, среди которой были и французские гвардейцы, двинулась в восточную часть Парижа к Бастилии, олицетворявшей собой многовековой произвол королевской власти. Все улицы, прилегавшие к Бастилии,  наводнены массой народа,  вооружённой ружьями, пиками, молотами, топорами и дубинами.
–En avant! Вперёд! A l ʹassaut de la Bastille! На штурм Бастилии!
 И   грозовые силы народного гнева пришли в движение.
 В Бастилии на 14 июля в заключении находилось семь (!) человек, четверо из которых попали в тюрьму за подделку векселей, а один был душевно больным.  Восставшие полагали, что в тюрьме хранятся оружие и боеприпасы.
   Офицеры стоявших в Париже полков уже не рассчитывали на своих солдат. Сообщение с Версалем было прервано. Примерно в час пополудни пушки крепости стали стрелять по народу. Однако народ продолжал осаду, и захваченные утром пушки были приготовлены для обстрела крепости. Гарнизон понял, что сопротивление бессмысленно, и около пяти часов сдался.
   Восставшие были в таком возбуждении, что набросились на охранников и в буквальном смысле растерзали их. Коменданта тюрьмы маркиза де Лонэ арестовали и под конвоем отправили в ратушу на допрос.  Но обезумевшая толпа учинила над ним самосуд. Так с первых же дней революции стал развиваться жестокий народный террор, пробудившийся под грозовым напором народного гнева.             
     С духом равенства, воссоединившимся с Грозным Оком Бхайравы, шутки плохи.   Когда толпа схлынула с места своей легкой победы к ратуше, где заседали депутаты третьего сословия, она показала ужасные, позорные трофеи своей победы — пряжку от галстука растерзанного  де Лонэ. Еще ужаснее было то, что они несли на пиках головы нескольких убитых.
        Но толпа еще не была насыщена. Помощник торговца Флесселя Лео обещал утром доставить оружие.  Сам Флессель, узнав об обещании, попытался направить народ к месту, где оружия не было. Тогда под крики толпы несчастного торговца  потащили судить в Пале-Рояль. Но исход был ясен: народ взялся судить сам. Несколько выстрелов продолжили счет  жертвам.
   Министра Фулона, занимавшего пост незначительное время, толпа повесила на фонарном столбе. Его отрубленная голова стала очередным трофеем.
     В последующие недели революция распространилась по всей стране. 18 июля произошло восстание в Труа, 19 июля — в Страсбурге, 21 июля — в Шербуре, 24 июля — в Руане.  Восставшие захватывали булочные и раздавали хлеб голодным, громили местные ратуши, жгли хранившиеся там документы. В дальнейшем в городах были образованы новые, выборные органы власти — муниципалитеты, учреждена должность мэра Парижа, создана новая вооруженная сила —Национальная гвардия.
     Крестьяне поднялись против своих сеньоров, захватывая их земли. Голод, нищета, неуверенность в завтрашнем дне, бессилие перед власть имущими, пробудили грозные, грозовые силы народного гнева. Яростный гнев обрушился на всех, кто вставал на его пути, кто только пытался хоть как-то противостоять этой силе или даже стоял в стороне.
Грозные силы народного гнева
Сметают с пути королевство без веры,
Лишившись надежды, с оружьем в руках,
Сами решают, кто прав, кто не прав.
Судят, казнят без суда, беспристрастно,
Сами уже становятся властью.
     Взятие Бастилии, которая, в сущности, была не взята штурмом, а скорее передана народу,  до сих пор считается французским народом не только началом Великой Революции, но и началом нового времени, открывшего эру  свободы.
А дух свободы кружит в небесах,
Крыло его крепчает с каждым взмахом... (2)
    Когда герцог Лианкур сообщил Людовику XVI  о минувших событиях, он, недовольный тем, что его рано разбудили,  воскликнул:
 – Но ведь это бунт!
И чуть тише повторил:
– Это...бунт?
Лианкур ему возразил:
–Нет, ваше величество, вы ошиблись: это не бунт, это революция!
     Людовик, который всегда боялся революции, ужаснулся, лицо его посерело от страха. Народные массы пока ещё верили в своего «доброго» короля, поэтому ему не стоило опасаться за свою жизнь.
   В эту ночь ему долго не удавалось заснуть. Стояла жаркая погода. Даже ночью было душно. Только под утро  Людовик погрузился в смутный сон.
Он оказался в лесу, от жары, спрятавшись  в холодке под огромным деревом, отпустив своего любимого коня Мустанга  пастись на лугу, где была сочная трава. Пахло мёдом.
 – От каких же цветов такой сильный запах, – подумал Людовик.
Он срывает цветы: белые лилии, жёлтую калужницу, синий василёк, красные розы и гвоздики. Ни один не пахнет мёдом.
– Откуда же этот ветер медовый?
Вдруг  доносится еле уловимый запах гари, и будто растворяется в воздухе. В природе ничего не меняется. Мелькают пёстрые бабочки, поют птицы.
– De silence et de paix. Grâce! Тишина и покой. Благодать!
     На душе у Людовика тоже спокойно, как давно уже не было. Взглянув под ноги, Людовик увидел траву красивого голубого цвета. Наклонившись, сорвал листик и размял его в пальцах. В нос ударил такой резкий запах, что он чихнул.
– Апчхи! Да это горькая полынь!
 Неожиданно послышалось ржание Мустанга. Как оказалось, копыто скакуна попало в волчью яму.
– Не бойся! – крикнул король своему верному коню.
Он знал, что волки на лугах роют «волчьи погреба» – и выкапывают из земли мышей и полёвок.
– Такую, бывает, ямищу выроют, что один только хвост из неё торчит! – говорит он сам себе. – В жаркий полдень волки прячутся в чаще леса.
– Не бойся! – кричит коню ещё раз.
    Мустанг успокаивается и продолжает щипать траву. Людовик поднимает глаза к небу. Величаво, медленными кругами парит в безоблачной высоте орёл, лишь изредка пошевеливая своими могучими крыльями.
– Хорошо тебе там, в холодной высоте, – позавидовал ему король. Но тут же заметил, что орёл начинает снижаться. Всё ниже и ниже... Потом, подобрав крылья,  гордая птица стремительно бросается вниз. Над самой землёй орёл опять распахнул крылья – и спокойно приземлился. Сел недалеко от того места, где устроился Людовик.
– Добычу заметил с высоты, вот на неё и кинулся, – решил он.
Но оказалось неподалёку зелёное болото, и орёл просто прилёг отдохнуть. Лежал недолго, встряхнулся, подобрал крылья и стал перебирать клювом помятые перья.
– Отдохнул – и опять в небо. Наверное, проголодался, – решил Людовик.
 Но не тут-то было: неуклюже и вперевалку, совсем не царственной походкой заковылял орёл по берегу болота. Вдруг остановился. Подпрыгнул и, вытянув далеко вперёд когтистую лапу, схватил что-то в траве. Долбанул клювом и, закинув голову, целиком заглотнул.
     Людовик сначала не понял, что ловила величественная птица. Могучий орёл, царь птиц глотал...лягушек!
– Вот это да! Не думал, что орлы едят лягушек. Слышал, что бедняки готовят лягушек. Но орлы...
    Впервые европейцы начали употреблять лягушек в пищу в XI веке: крестьяне решили обойти запрет на мясную пищу во время Великого поста. По другой версии, французы стали есть лягушек во время Столетней войны.(3)  В стране царил жестокий голод, и жителям пришлось искать простые способы пропитания. Так появились  луковый суп, креветки и лягушки.
    Только к девятнадцатому веку лягушачьи лапки попали на стол представителей элиты, которая была восхищена вкусом и изысканностью блюда. Иностранцы поначалу подозрительно отнеслись к новому французскому деликатесу, хотя французская кухня всегда была в почете. Англичане, которых можно назвать виновниками появления лягушек во французском меню, прозвали французов «лягушатниками». Но обидные прозвища не останавливали французов-гурманов. Блюда из лягушек стали модными, в лучших ресторанах Парижа готовили так называемые «бедра нимфы», а нимфой, естественно, называли лягушку.
 В национальной кухне Франции лягушачьи лапки и сейчас  считаются редким деликатесом, поэтому нельзя говорить о том, что французы повсеместно едят лягушек – все равно, как если бы кто-нибудь сказал, что все русские питаются блинами с икрой. Кроме того, лягушек любят и в других странах, особенно в Италии, где эти земноводных едят так давно, что итальянцы считают их обычной и ничем не примечательной пищей.
     За короткое время орёл проглотил с десяток лягушек. Людовик не успел сосчитать. Вот и наелся орёл, подскочил, распахнув крылья и, подхваченный ветром,  круто пошёл в облака. Ветер был тёплым, он нёс орла всё выше и выше. Вот стал маленькой точкой в синеве неба. Что оставалось делать Людовику? Только стоять и смотреть.
   Сколько времени прошло – во сне не поймёшь.  Воздух стал тяжёлым и мутным. Небо покрылось чёрными грозовыми тучами, блеснула молния,  загрохотал гром и...посыпался снег! Ветер снег подхватил на лету, закружил, словно в медленном танце, и вот уже не снег падает вниз, а огромные белые жемчужины града. Среди них, как чёрные листья медленно качались чёрные вороны. Время остановилось. Это было так странно, что замерло сердце в груди Людовика. Через силу он  крикнул коня:
– Мустанг, ко мне!
     Топот копыт и бешеное ржание будто включили картину и всё вновь ожило.  Как из-под земли конь встал перед Людовиком. Он вскочил на Мустанга и понёсся вдоль леса. Гроза грохотала, казалось, у самых ног. Чёрные, дымные тучи клубились и ворочались у края горизонта. И вдруг замерцали грозно и таинственно от мечущихся молний. Гул и рокот заполняет  всю округу. Начинает вздрагивать земля, словно водопады каменных глыб обрушиваются на дорогу.  
 Людовик мчится на Мустанге в  сплошной темноте. Одна мысль бьётся в голове, повторяясь многократно:
– Ce qui m'attend à venir?Что ждёт меня впереди? Что ждёт меня впереди?
Проснулся король с тяжёлой головой, а за окном грохотала гроза. Он повторил последнюю фразу из сна:
– Ce qui m'attend à venir?Что ждёт меня впереди?
Решение пришло само собой, словно кто-то нашептал. А может, Око Бхайравы, хотя и был далеко от Людовика?
– Единственный выход –  признать существование Учредительного собрания. Принять неизбежное, чтобы не потерять всё!
    Раздался очередной мощный удар грома, и молния осветила крепость Бастилию. Не останавливаясь, под сильным ливнем восставшие парижане громили ненавистную им крепость.
   За несколько месяцев  Бастилия была разрушена, а на образовавшейся площади встал  памятный обелиск.
Сейчас прочитает любой мальчишка:
«Здесь танцуют» написано на обелиске.
Приносят сюда цветы и лилии.
14 июля – День взятия Бастилии.
   Ежегодно во Франции 14 июля отмечается как национальный праздник. Французы и не только, вспоминают драматические страницы Великой Французской революции, одной из первых буржуазных революций Нового времени (если не считать революцию в Нидерландах, приведшую к созданию Голландии).
     С взятием Бастилии абсолютизм был свергнут, монархия стала конституционной. Людовику не оставалось ничего другого, как признать законность Учредительного собрания. Власть в столице перешла к Комитету выборщиков, составившему Городской совет – Коммуну Парижа.
 Первым декретом Коммуны стало утверждение нового знамени Франции. К красному и голубому цветам третьего сословия добавился белый цвет монархии. Эти три цвета означали примирение третьего сословия с королём.
 По настоянию Национального Собрания 17 июля Людовик лично прибыл в Париж и был вынужден прикрепить на свою шляпу рядом с белой кокардой, поданную новым мэром Парижа Байи красно-синюю кокарду народной милиции Парижа (герб Парижа красно-синий).   
– Вот вам и цветы из сна – белые, синие, красные, – подумал король.
    При королях из династии Бурбонов в качестве государственного флага использовался белый флаг, усеянный золотыми лилиями. В центре флага помещался синий щит с лилиями, окруженный цепями орденов Святого Духа и Святого Михаила и поддерживаемый двумя ангелами. Белый цвет в период с 1638 по 1790 гг. являлся цветом королевского флага и символизировал божественное происхождение  власти короля.
 – Ещё осталось только попробовать лягушечье мясо. Не зря лягушки появились в моём сне.
 Один из первых королей франков Хлодвиг Меровинг имел белое знамя с изображением трёх жаб. В 496 году он принял христианство и сменил белое полотнище своего флага на синее — символ святого Мартина, считавшегося покровителем Франции.
Людовик интересовался историей, тем более, историей королевского флага.
Из истории флага Франции.
    Во времена правления Гуго Капета и его потомков короли Франции имели красную орифламму в честь святого Дионисия, так кА он был легендарным основателем аббатства, которое особо почиталось  со времён Дагоберта I.
     С 800 по 843 год Карл Великий, основавший империю, имел треххвостое красное полотнище с шестью сине-красно-жёлтыми розами. Однако после распада Франкской империи в Западно-Франкском королевстве вновь стали использовать синий флаг.
   В первой четверти XII века в правление королей  Людовика VI Толстого,  Людовика VII, Филиппа II и Людовика VIII  на синем полотнище появились золотые лилии, символизировавшие в Средние века Пресвятую Деву. Этот флаг получил название «Знамени Франции».
   В правление Карла V из династии Валуа на флаге осталось только три лилии как принято считать, в честь Святой Троицы.    Англичане со времен Эдуарда III использовали герб, полученный соединением  французских лилий с английскими львами, демонстрируя, таким образом, претензии,  на французский трон.
    В период Столетней войны символом французских войск был белый прямой крест на синем или красном поле. В качестве отличительных знаков сторонниками Жанны д’Арк широко использовались атрибуты белого цвета, как символа Пресвятой Девы: шарфы, повязки, перья, вымпелы. После окончания Столетней войны флагом французских королей снова стало синее полотнище с тремя золотыми лилиями. При королях из династии Бурбонов  использовался белый флаг, усеянный золотыми лилиями. В центре флага помещался синий щит с лилиями, окруженный цепями орденов Святого Духа и Святого Михаила и поддерживаемый двумя ангелами.
     Символом революции 1789 года стало красно-синее парижское знамя. Таким было знамя национальной гвардии, ставшее впоследствии флагом, к которому добавилась белая монархическая лента.
 Официально флаг республики - сине-бело-красный горизонтальный триколор(4) с двумя косицами был утверждён 4 октября 1789 года, расположение цветов не было законодательно закреплено.
 Только 24 октября 1790 года Национальное собрание своим декретом утвердило гюйс - красно-бело-синий триколор.
 Современный государственный флаг Франции - триколор (три вертикальных полосы: синяя, белая и красная).
– Во сне всё так перепуталось, смешалось! Орёл – это, по-видимому, олицетворение королевской власти. Так орёл летает выше всех в небе и наблюдает за всем происходящим на земле, так и король должен быть в курсе всех событий в государстве, –  рассуждал Людовик. – Медовый ветер – это я отвлёкся на свои увлечения, и мне казалось, что всё само собой обойдётся. Но судьба наставила мне «волчьих капканов». Запах гари и горькой полыни – отражение настоящих событий.  Чёрные тучи принесли грозу. Вот она гроза революции! Может всё обойдётся? 
   Король надеялся, что ему и его семье ничего не угрожает, но это было не так. Людовика и его близких ожидают суровые испытания на верность, человечность, силу духа. Ничего изменить уже было нельзя. Вмешались силы грозные – грозовые силы народного гнева.  
    Эти силы как ветром разнесли революцию по всей стране.  В Страсбурге восставший народ был в течение двух дней полным хозяином города. Рабочие, вооруженные топорами и молотками, взломали двери городской ратуши, и народ, ворвавшись в здание, сжег все хранившиеся там документы. В Руане и Шербуре местные жители, вышедшие на улицу с возгласами:
– Хлеба!
– Смерть скупщикам!
 Восставшие захватывали булочные и заставляли продавать хлеб по пониженным ценам.
     В провинциальных городах упразднялись старые органы власти и создавались выборные муниципалитеты. Нередко королевские чиновники и старые городские власти в страхе перед народными волнениями предпочитали без сопротивления уступать власть новым, буржуазным муниципалитетам.
 Вскоре  была учреждена должность мэра Парижа, создана новая вооруженная сила —Национальная гвардия.
  20 июля среди привилегированных сословий Национального собрания встал вопрос об отношении к событиям в Париже. С предложением выступил барон Лалли – Толендаль(5), депутат от парижского дворянства:
– Я считаю, что мы должны обратиться к населению с воззванием, осуждающим революционное движение.
Большинство поддержало Толендаля.  Третье сословие не могло остаться в стороне. Робеспьер с присущей ему резкостью высказался против  предложения барона:
– Барон Толендаль беспокоится, прежде всего, о себе и о своём имуществе. Осудить революционное движение таит в себе угрозу разрыва  На­ционального Собрания с народными массами в момент, когда опасность с стороны королевского  двора и войск, его поддерживающих  еще не окончательно ликвидирована.
 Однако это не могло изменить настроения Собрания, к тому же, к Робеспьеру, как депутату от третьего сословия мало кто прислушивался. Так что  единственным результатом его выступления были некоторые второстепенные поправки, внесенные в текст воз­звания.
Но это Воззвание не могло изменить ход событий. Грозовые волны народного гнева уже гремели, переливаясь по всей стране.
«Гроза» революции прокатилась по всей Франции,
Отстранена старая королевская администрация.
Даже состоятельные граждане
Вступают в Национальную гвардию.
Начальником стал маркиз Лафайет –
Кавалерийский капитан уже в 17 лет.
 «Героем Нового света»
Назвал Вольтер Лафайета.
Боролся он за независимость в Северной Америке,
Заслужил Конгресса доверие.
Словно на военном марше
В 24 года – фельдмаршал.
Учредительный август   
   Весть о восстании в Париже, о падении грозной Бастилии дала мощный толчок крестьянскому движению. Начавшись в центре страны с  провинции Иль-де-Франс, движение охватило всю Францию. События 1789 года среди крестьян получили название «Великий страх».   Особенно остро восстания вспыхнули в конце июля – начале августа. Крестьяне,  вооружались вилами, серпами и цепами, обрушили свой гнев на сеньоров, сжигали книги с записями феодальных повинностей, захватывали оружие, делили помещичьи луга, расхищали леса, нарушали права охоты. Прежние обязанности нигде не исполнялись.
 Русский писатель Карамзин, проезжавший в августе 1789 г. через Эльзас, писал: «Везде в Эльзасе приметно волнение. Целые деревни вооружаются». 
    В некоторых провинциях было сожжено или разрушено около половины помещичьих усадеб. В провинции Дофинэ из каждых пяти дворянских замков было сожжено или разрушено три. В Франш-Конте было разгромлено сорок замков. В Лимузене крестьяне соорудили перед замком одного маркиза виселицу с надписью: «Здесь будет повешен всякий, кто вздумает платить ренту помещику, а также сам помещик, если он решится предъявить такое требование».
   Иногда землевладельцу или монастырю удавалось откупиться от зверств, подписав бумагу об отречении от своих прав.   Охваченные страхом дворяне бросали свои усадьбы и бежали в большие города из бушующей огнем крестьянских восстаний деревни. Но грабежи замков, убийства продолжались.
         В этих условиях 1 августа к работе приступает Учредительное Собрание. Настроение депутатов было возвышенным.   Особенно ликует третье сословие.  Один за другим с места поднимаются два знатных представителя, виконт де Нояль и герцог де Эгильон.
– Уничтожить беспорядки может только радикальное средство — немедленное уничтожение феодальных порядков, – заявляет  де Нояль.
Его поддерживает де Эгильон:
– Мы должны сложить свои права «на престол Отечества».
Это означало не что иное, как отказ от дворянских привилегий. Поднимается невообразимый шум. Третье сословие восторженно принимает  это предложение. Дворяне и священнослужители разгорячено начинают спор по этому поводу. Вслед за Ноялем и Эгильоном свое мнение высказывают  другие депутаты из привилегированных сословий. Один за другим ораторы выступают  против феодальных прав. Депутат Лойе, не потерявший еще головы, положил перед председателем записочку:
«Никто не владеет собой, закройте заседание».
Никто не обращает  на это внимания и с новым восторгом встречают  всякое новое решение или предложение. При царившем на этом заседании беспорядке трудно было разобрать, что предлагают, и что утверждают.
   В царившей суматохе, под ликующие крики собрания, кто-то предлагает  присудить королю  титул restaurateur de la liberte Francaise – реставратора (восстановителя) свободы Франции. Так сильна была вера в «доброго» короля, который решит все вопросы.
    Итак,  в течение шести часов обсуждений, в ночь на 4 августа, Учредительное собрание принимает декрет(6) «Об уничтожении привилегий». Тысячелетнее    здание  государственного и общественного устройства окончательно пало. 
– Ночь чудес! – бормочет  аббат Сиэйс, высказавшийся против уничтожения   десятины в пользу церкви.
    Но он оказался в меньшинстве. Уничтожались десятина и оброки, а также   другие повинности, вытекающие из личной зависимости крестьянина, родовые и владельческие права,  все привилегии городов и провинций:  права охоты, голубятен, загонов для кроликов, крепостные права, покупка должностей, десятина и оброки, судебное право сеньоров и судейские взятки.
    На самом деле декрет содержал  лишь частичные уступки крестьянам. Вот некоторые выдержки:
Статья 9. В области налогов будут навсегда уничтожены денежные, личные и земельные привилегии. Налоги будут взиматься со всех граждан и всего имущества одинаковым образом и в одинаковой форме.
Но земельная рента должна выкупаться в размере, установленным Национальным собранием. Оставались и «реальные» повинности крестьян, в частности, поземельный и подушный налоги.
Статья 11. Все граждане, без различия происхождения, могут быть допущены ко всем должностям и званиям духовным, гражданским и военным...
    Всем было ясно, что принятый декрет формально упразднял феодальный порядок. Так именно случилось со статьями, касавшимися  уничтожения или, вернее, освобождения от платежа 1/10, как это было решено. Тут проявилось враждебное настроение к церковным делам. По этому поводу высказывается аббат Сиэйс:
– Вы хотите быть свободными, а не умеете быть справедливыми. Церковная десятина – это один из источников существования церкви. Отказаться от уплаты десятины, – значит отказаться от поддержки церкви.
    Но, как оказалось, чуть позже, революция изменит не только жизнь людей, их взгляды, но в первую очередь отношение к религии. Контрреволюционная позиция многих католических священников скомпрометирует не только духовенство, но и сам культ. На гребне революционной волны произойдёт дехристианизация и будет принят декрет о смертной казни для священников, замешанных в беспорядках, направленных против революционной власти.
 Абсолютизм пал, но с его падением   в стране спокойнее не стало. Тревожно было в столице. Наводить порядок Учредительное собрание поручают  Лафайету, назначив его  командующим Национальной гвардией.  Его видят во всех округах и районах Парижа верхом на белом коне. Он безошибочно появляется в местах скопления недовольных декретами новой власти.  Гвардейцы день и ночь патрулируют улицы города.   Но спокойнее не становится. Продолжаются нападения на горожан, дворян, грабежи и насилие.
        10 августа 1789 года Учредительное собрание принимает декрет «О восстановлении общественного порядка», согласно которому:
    Все муниципалитеты королевства, как городские, так и сельские, обязаны наблюдать за сохранением общественного спокойствия. По их требованию войска придут на помощь национальной милиции и полиции для преследования и ареста всех нарушителей общественного спокойствия, независимо от их состояния.
    Арестованные лица будут отправлены в суды, немедленно допрошены и преданы суду;
По требованию муниципалитетов национальная милиция, полиция и войска будут разгонять все мятежные сборища, как в городах, так и в селах, включая и те, которые соберутся под предлогом охоты.
   В городских и сельских муниципалитетах... будут составлены списки подозрительных личностей, не имеющих ремесла, профессии или постоянного местожительства, кои будут затем разоружены. Национальной милиции, полиции и войскам поручается особенно внимательно следить за поведением этих лиц.
 Были развязаны руки для кровавого революционного террора. Вот благодатная почва для Грозного Ока Бхайравы!
   Декрет обязывалось прочитать городским и сельским священникам своим прихожанам, «созванным для этой цели в церкви». Они должны были прочитать «со всем пылом», используя «весь свой авторитет для восстановления общественного мира и спокойствия и для приведения всех граждан к послушанию, подобающему в отношении законных властей».
Учредительное собрание обращается к церковнослужителям. Кто ещё имеет авторитет среди простого народа? Конечно же, священники!  Но многие из них не примут революцию, и будут жестоко наказаны. Но это будет позже, а пока депутаты Учредительного Собрания уповают на поддержку церкви.
Особое внимание представляет последняя статья декрета:
         Национальное Собрание умоляет его величество (!)  сделать все распоряжения для полного исполнения настоящего декрета, который будет разослан во все города, муниципалитеты и приходы королевства, а также и в суды, на предмет прочтения... расклейки и внесения в регистры.
Итак, на короля Людовика XVI возлагалась тяжёлая миссия сохранения общественного порядка. Мог ли проследить Людовик за исполнением декрета? Вот здесь  и было противоречие, хотя это говорит о том, что королю ещё доверяют.   
 – Свободе народа необходим король! – утверждает Мирабо.
Его поддерживает Жорж Огюст Куто́н, (7) адвокат из Оверни. 
–Только король должен решать утверждать или нет, все постановления правительства.
– Бедный Огюст! – подумал Мирабо. – Как его, страдающего параличом, выбрали депутатом?
Действительно, всем казалось странным, как этот человек, передвигающийся с помощью трости, вошёл в состав Национального собрания. Но он, так же как и Мирабо, и Лафайет, принимавший участие в борьбе за независимость Северной Америки, выступает за конституционную монархию.
    Во второй половине августа, Лафайет, предлагает начать конституционную хартию декларацией(8)   прав человека и гражданина:
 – Прообразом должна послужить «Декларация независимости США».
Он с пафосом и патетикой декламирует:
 «Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью».(9)
 Наконец  в Учредительном Собрании заговорили  и о «человеческих и гражданских правах».   Это были правила, определения, принципы нового мира.
     Во время прений по обсуждению текста Декларации прав неодно­кратно выступает Робеспьер:
– Декларация должна выражать основы  демократии,   защищать неприкосновенность личности, свободу совести, свободу печати.
Одно из предложений Робеспьера касалось  полномочий нового правительства:
– Члены парламента избираются народом Франции на ограниченный срок.
   Постепенно вырисовывался проект декларации, явившейся поворотным моментом  в истории Франции.   Источником верховной власти объявлялась нация. Это означало отмену абсолютизма, но не противоречило конституционной монархии.
  «Декларация прав человека и гражданина» принята Учредительное Собрание 26 августа.
Уже в первых статьях Декларации провозглашались основополагающие, естественные и неотъемлемые права человека: 
Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах (Ст. 1). 
Люди  имеют право на собственность, а также право на безопасность и  сопротивление угнетению (Ст. 2).
Декларация провозгласила свободу слова, печати, передвижения.
Равенство трактуется как одинаковая  для всех ответственность перед законом и доступ к управлению, равное участие в формировании законов (Ст. 6) .
Собственность есть «неприкосновенное и священное» право, и человек может быть лишен ее только в случае, установленном законом при условии справедливого и предварительного возмещения (Ст. 17).  
    Осуществление естественных прав было возможно  лишь в обществе, где люди договариваются  об определенном устройстве власти. «Закон есть выражение общей воли».
Формируемый всеми гражданами лично или через представителей, закон обязателен для всех, так как регламентирует осуществление прав каждого члена общества (Ст. 6 и 7). 
Граждане стали равны перед законом.
Для обеспечения действия закона, то есть осуществления прав граждан, требуется администрация и вооруженная сила. Их содержание осуществляется за счет граждан (Ст. 13).
     Отличился барон Лалли-Толендаль. Он настоял на внесении в «Декларацию прав человека и гражданина» следующего положения:
 –Все допускаются к должностям без всякого различия, кроме различия в способностях и доблестях.
    Толендаль надеялся, что это как-то приостановит дальнейшее развитие революции. Он, поддерживающий идею конституционной монархии, был уверен, что предоставив французскому народу права, этого будет достаточно, и волнения прекратятся. Силы народного гнева, наконец-то успокоятся, и во Франции восторжествует свобода, равенство и законность. 
     Толендаль был уверен, что Декларация облегчит, сгладит, сделает  возможным переход от старого порядка к новому как можно более мирным путём.  
    Недаром существенный смысл Декларации был в следующих строках: «Все люди свободны и равны, и только благосостояние их может быть различно, все люди имеют право противиться притеснениям; верховная власть исходит от народа, и те, кому она вверена народом, суть единственные законные властители».
 В Декларации говорилось не только о свободе и равенстве,  как основных правах человека, но и  о собственности, которую государство будет защищать. Люди рождаются свободными, равными в правах, но богатыми или бедными, с титулами или без титулов. В силу своих способностей могут дослужиться до высших чинов государства. Но ни Толендаль, ни другие сторонники конституционной монархии и частной собственности не смогли бы ответить на вопрос:
   – Как простой крестьянский мальчишка или мальчишка из рабочей семьи, например, станет министром или юристом?
     Всё это были постановления государства, пережившего тысячелетия. Многие слова   вряд ли были понятны для большинства народа, из 26 миллионов которого грамотных насчитывалось едва миллион.
    Тем не менее, Декларация оказала огромное воздействие на формирование европейского правового сознания. Принятая во время французской революции, Декларация неоднократно дополнялась, но суть ее не менялась. Принципы Декларации легли в основу Всеобщей декларации прав человека,  принятой в 1948 году  Организацией Объединенных Наций. Они и поныне являются непременной частью всех демократических конституций, в том числе и Конституции Российской Федерации.
    Но это всё в будущем. Око Бхайравы считал себя законом и обладал правом осуществлять мечты и даровать блага тому, кому посчитает нужным.  Но мог и казнить, и миловать по своему усмотрению. За ним тянулся кровавый шлейф смертей и сломанных судеб.  Многие видели в этом происки судьбы, но мы - то знаем, что карал голубой бриллиант Око Бхайравы тех, у кого душа была пуста и черна или встала на путь греха в силу жизненных обстоятельств.
   На данный момент бриллиант был в руках, вернее, в верхнем кармане сюртука Максимильена Робеспьера. Он с ним не расставался, но не понимал его истинную ценность. Бриллиант за время, проведённое на мостовой, впитал в себя пыль и грязь, стал пепельно – серым. Он не стал показывать Робеспьеру свой истинный облик, так как знал отношение Максимильена  к драгоценностям – для него они были предметами роскоши. Тем более, ему ещё предстояла встреча с королём Людовиком XVI, который мог подумать, что бриллиант украден именно Робеспьером.
   В первое время речи Робеспьера в Национальном собрании едва  выслушивались, а иногда встречались смехом. Максимильена это только озлобляло. Популярным в демократических кругах Робеспьер станет только с 1790 года. До этого в  газетах выступления   депутата из Арраса либо не публиковались, либо им уделялось лишь несколько малозначащих строк.  Его мнение было всегда противоположно мнениям большинства депутатов, которые считали его выскочкой, зазнайкой (он держался несколько обособленно).
   Робеспьер был известным юристом в Аррасе(10), он  не гнался за крупными заработками,  защищал только тех, в чьей невиновности был твердо убежден. Он предпочитал брать защиту бедняка и часто предлагал ему материальную помощь вместо того, чтоб требовать от него гонорар.  Однажды Максимильен  возбудил процесс против одного монаха,   оклеветавшего ни в  чем неповинную девушку, которая осмелилась воспротивиться его ухаживаниям. Используя всё своё ораторское искусство, Робеспьер добился не только оправдания своей клиентки, но и присуждения в ее пользу крупного штрафа со «святого отца», тем самым навлёк на себя гнев всей монастырской братии. Этот процесс особенно способствовал популярности молодого адвоката.  
    В Париже Робеспьеру ещё не удалось проявить своё искусство юриста. Это Дантон был популярен в столице, среди депутатов Учредительного собрания он получил прозвище «человек гром», в противовес Мирабо, которого назвали «человек молния». Их вынуждены были слушать за их напор, громко гласность  и дерзость на заседаниях.
    Но Робеспьер продолжал выступать с достойной выдержкой, особенно  энергично  высказывался он против королевского veto (вето). К  его мнению не прислушались.  За  абсолютное вето (11)  короля подал голос и Лалли - Толендаль, всегда выступавший в противовес Робеспьеру:
– Королевское veto  – безусловно! Только король утверждает или запрещает изданные законы.
 Тогда Максимильен, используя свои связи в издательстве, выпускает брошюру,  в которой отрицает всякое вето — как абсолютное, так и приостанавливающее(12).  
– «Тот, кто полагает, что один человек может противиться закону (который есть выражение общей воли), – писал Робеспьер, – тем самым утверждает, что воля одного - выше воли всех. Тогда выходит, что народ - ничто, а один человек - все».
     После принятия Декларации авторитет Учредительного собрания значительно возрос, однако сторонники короля монархисты не теряли надежды разогнать его.
   Людовик XVI не утвердил «Декларацию прав человека и гражданина» и декреты Национального собрания. Король и его окружение готовили контрреволюционный переворот. В сентябре 1789 года в Версаль стали стягиваться дополнительные войска. Организованная придворными кругами контрреволюционная манифестация 1 октября показала, что король намерен разогнать Национальное собрание.
     В октябре 1789 года в стране резко обострилась продовольственная проблема, продолжался рост цен и спекуляции хлебом. Такая обстановка вызывала усиление народного негодования.
   Осень 1789.
 Вслед за грозовым и душным летом  пришла золотая осень.   Солнечный сентябрь сменился изменчивым октябрём. Париж в октябре – это, конечно, огненно-рыжие листья, заполонившие улицы и парки. Ветер с шумом кружит опавшие листья,  навевая грустные мысли. На небе проплывают последние кучевые облака. Грозы уже не ожидается, но погода, как и настроение парижан, резко меняется, так как  температура воздуха идёт на понижение. Совсем скоро первые серьезные заморозки. В лучах прохладного октябрьского солнца на голубеющем небосклоне все выше поднимаются стайки птиц, улетающих в тёплые края.
  Славная осень! Морозные ночи,
Ясные, тихие дни... 
Нет безобразья в природе! 
(Николай Некрасов)
    Безобразия в природе нет,  всё подчинено определённому распорядку: лето сменяет осень, осень открывает дорогу зиме, зима лютует-лютует и отступает с неохотой перед красавицей весной. Природа была и останется после нас. 
    В 1789 году во Франции, говоря образно, всё смешалось: безобразия с многообразием, вспышками ярости и гнева. Народные массы  не были удовлетворены грядущими событиями. Ни декретами, ни декларациями сыт не будешь. Ведь революционные   победы, к сожалению, не решили главной проблемы, особенно  для парижан – снабжения города продовольствием.  Безвыходность положения привела парижских женщин к наивной надежде, что с возвращением Людовика в Париж появятся и продукты (король по-прежнему жил с семьёй в Версале).   Да и Учредительное собрание заседало в Версальском дворце, подальше от революционных потрясений. А тем временем в  Париже наступал голод.
   Всю ночь с 4 на 5 октября, кутаясь в лёгкие пальтишки и тёплые шерстяные платки, простояли женщины в очередях у продуктовых и овощных  лавок. Утром  улицы скрыл промозглый туман. Небо заволокли серые тучи, посыпался мелкий противный дождь. Поднялся северный ветер, волоча по мостовой мокрые бурые листья. Ни одна лавка и булочная так и не открылись. Стихийно женщины двинулись к Ратуше. Здесь уже собрались целые толпы злых и голодных парижанок. Слышались частые выкрики:
– Хлеба!
 Среди женщин оказались переодетые мужчины, распространявшие нелепые рассказы:
–Национальные гвардейцы не допускают в Париж обозы с продовольствием без письменного разрешения короля.
– Нужда прекратится, если король будет жить в Париже.
– Ни король, ни Учредительное собрание не знают истинного положения вещей в стране и столице.
– Аристократы хотят увести короля в Мец, разлучив его со своим народом.
 – Выход один: двинуться на Версаль! – воскликнула Анна Теруань(13), одна из наиболее активных женщин, певица и куртизанка. – Мы должны убедить короля поселиться в Париже.
 Толпа выдохнула единым воплем:
– На Версаль!
     Около полудня женщины,   к которым присоединились   рабочие, лавочники, ремесленники, вооружённые ружьями, пиками, двинулись на Версаль, крича:
 – Да здравствует король!
   Это событие получило в истории название «Поход женщин Парижа в Версаль».  Анна Теруань шла в первых рядах. Высокая, стройная молодая женщина была облачена в короткий плащ чёрного цвета, который не мог прикрыть широкую ярко красную юбку. В толпе она непроизвольно привлекала к себе внимание.
   В три часа дня огромная толпа расположилась вокруг дворца.  Те же переодетые мужчины призывали к вооружённому штурму:
– Король не хочет нас видеть и слышать. Вперёд, на штурм!
Анна Теруань  еле успокоила женщин:
– Разве мы сможем противостоять с пиками и ружьями гвардейцам короля? Мы заставим Людовика выслушать нас!
  Сумрачный рассвет нового дня, сырого и холодного, едва успел забрезжить над  Версалем, когда к королю направилась  делегация женщин во главе с Анной. Людовик принял делегацию в зале приёмов. Чтобы показать своё расположение к пришедшим, он встал с кресла,  улыбаясь, пошёл к ним им навстречу. На самом деле, вот уже который месяц ему было совсем не до смеха. Нехорошие предчувствия не покидали его ни на минуту. Смутные сновидения терзали душу. В одном из снов Людовик вновь оказался в полуразрушенном буддийском храме. Старый брахман укоризненно посмотрел на него и сказал:
– Когда глядишь на мир извне. Знай:
Бренно всё. Смерть – неизбежность,
Но вечен Атман (душа, дух) в глубине. (14)
И продолжил:
– Мы знаем, что напрасно ждём,
Одно прошло, пройдёт другое,
И – хоть печалью – сознаём
Благоразумие покоя. (15)
Но покоя на душе у Людовика не было. Он не понял смысл сказанного брахманом и также стихами ответил:
– Всё, что меня терзало, – всё давно
Великодушно прощено
Иль равнодушно позабыто. (16)  
 Но на словах так сказать легко, а на деле ни простить, ни позабыть, тем более, последних событий Людовик не мог. Вот и сейчас при встрече с делегацией, сделал вид, что спокоен, близко подходить не стал,  остановился на небольшом расстоянии  от женщин и произнёс:
– Чем обязан вашему присутствию?
–Булочники подняли цены на хлеб, говорят, что мука подорожала, – первой заговорила Анна.
Людовик внимательно посмотрел на молодую женщину.
– Как красива эта черноволосая мегера, – подумал он, но его мысли отвлёк глухой, но очень мелодичный голос.
 – Мы голодаем. Несколько дней назад  умер мой полугодовалый сын, мой малыш Пьер, – низко склонив голову перед королём, сказала София, бывшая цветочница. –  Пропало грудное молоко.
– Сир, вы должны согласиться на переезд в Париж, – это требование всех собравшихся,  – уверенно произнесла Анна.
У дворца толпа скандировала:
–Король в Париж! Учредительное собрание в Париж!
– Переехать не обещаю, но наладить снабжение продовольствием постараюсь.
Король едва успел сказать последнее слово, как послышался шум и перестрелка – это  во дворец ворвался народ, подстрекаемый переодетыми провокаторами.
  – Убьём «австриячку»!
    С самого начала революции королеву Марию Антуанетту стали считать самым злостным врагом конституционно-демократического режима.  Бедная и несчастная королева! Её волосы поседели после смерти первенца. Ей не до государственных дел, она в трауре. Вместо восторженных приветствий: "Да  здравствует королева!" 
Звучит оскорбительное: "Да здравствует герцог Орлеанский!"
    Этой ночью, когда за окнами собралась многотысячная толпа, она долго не могла заснуть. Людовик находился в своём личном кабинете, тогда   Антуанетта отправилась к детям. Следом за ней шли два верных солдата лейб - гвардии королевского полка Миомандр  де Сен-Мари  и Тардье дю Репер. Здесь, в спальне детей,  её и сморил сон.
 Сновидение было беспокойным. Антуанетта шла по берегу бескрайнего моря. Надвигался шторм, наступали огромные волны, водопадом обрушиваясь под ноги, и разлетаясь на мириады холодных брызг. В небе, покрытом грозовыми облаками, блистали молнии, освещавшие золотой песок, по которому шла Антуанетта. Снова мощный удар грома и перед её глазами оказалась шаровая молния. От страха она проснулась. Шум продолжался, но гремело уже во дворце.
    Мраморный зал заполнила толпа, двигавшаяся по Большой лестнице к покоям королевы. Гвардеец, стоявший здесь в карауле, попытался остановить не прошенных гостей.
 – Что вам угодно? Король занят, у него аудиенция с делегацией женщин.
– А мы к королеве, – с усмешкой произнесла мужеподобная женщина.
– Королева ещё отдыхает.
– А мы её разбудим, – и, срывая с головы платок, обнажив тем самым голову с иссиня чёрными кудрями, эта переодетая сирена, выстрелила гвардейцу в грудь.
– Убить королеву – предательницу! – кричит она.
Одновременно в глубине длинного коридора слышатся другие крики:
– Спасайте королеву!  Мы все умрем, а вы спасайте королеву!
Это кричат верные королю и королеве гвардейцы, запирая за собой двери комнат.
Мария Антуанетта услышала шум и поднялась с постели. Наскоро одевшись без помощи фрейлин, она схватила сына и дочь и в сопровождении Миомандра и Тардье выбежала из спальни. Они устремляются, минуя анфиладу комнат к покоям короля. Маркиз де Лескюр, обнажив шпагу, остается один на один перед возбуждённой толпой. Ему на помощь бросаются 5 гвардейцев, но не успевают. Пика пронзает грудь Лескюра и он без признаков жизни падает на мраморный пол.
    Гвардейцы сражаются насмерть. Королева с детьми успевает добежать до зала приёмов, распахнув двери, она падает в объятия короля. Миомандр и Тардье остаются с другой стороны закрытой двери.
Грохот сотен ног слышится всё ближе и ближе. Женщины из делегации испуганно переглядываются.
– Сир, это недоразумение! Мы не собирались штурмовать дворец! Это происки врагов, – испуганно произносит Анна Теруань.
– Гроза, гроза, – бормочет королева, прижимая к груди детей. – Это сон, беспокойный сон.
–Cheri! Дорогая! Успокойся, – Людовик не подаёт вида, что и ему страшно.
Шум приближался, в закрытую дверь начали ломиться. Миомандр и Тардье пали смертью храбрых, выполняя свой долг, защищая королевскую семью. Ещё немного и дверь будет взломана.
  Но вдруг раздаётся громоподобный голос:
– Именем революции приказываю прекратить!
– Лафайет, – выдохнул с облегчением Людовик. – Успел!
Лафайету удалось усмирить ворвавшихся мятежников и заставить их покинуть королевские покои, но многотысячная толпа продолжала осаждать дворец.
   –  Короля – в Париж! Короля – в Париж! 
  От безумного, будто львиного рыка, дрожали стёкла в окнах, а на стенах королевского дворца содрогнулись от ужаса портреты предков Людовика.
Дверь распахнулась, и Лафайет вошел.
   – Сир! – обратился он к королю. Надо успокоить народ,  вам следует выйти на балкон. И следует отправиться в Париж.
   – Хорошо,    –  согласился Людовик,    – я сделаю то, что от меня требуют.
Следом за королём на балкон вышли королева и Лафайет.
Клич радости, победный клич взорвал площадь перед дворцом:
   – Да здравствует король!
   –Да здравствует ее величество!
Это кричат и те, кто только что с оружием в руках грозили убить «австриячку». К тому же  было очень странно, что герцога Орлеанского и графа Прованского ночью не было в Версале, они появились только после неудавшегося нападения – свежие, выбритые и аккуратно одетые, словно готовые принять корону. Не они ли спровоцировали вторжение   вооружённых негодяев во дворец? Ведь они знали, куда следует идти и не затерялись в длинной анфиладе комнат, в череде коридоров, не знающему плана дворца,   можно было запросто заблудиться. Но оставим это на их совести. Тем более, что расплата не за горами.
   Людовик был вынужден дать согласие на переезд в Париж королевского двора и Учредительного собрания.
 Король чувствовал себя заложником, заложником революции, что и было на самом деле.   
Грозовые волны народного гнева,
В заложники взяв, короля, королеву,
Их убедили вернуться в Париж,
Где продолжает дождь литься с крыш.
Где в ненавистном им Тюильри
Будет решаться участь семьи.
 
(1) Санкюлоты – насмешливое название городской бедноты, не носившей коротких штанов (кюлот). В годы Французской революции так называли патриотов – революционеров.
(2)стихи Валерия Митрофанов, автора на сайте ПАРНАС
 (3) Столетняя война – так историки назвали войну 1337-1495 гг. между Англией и Францией.
(4) Триколор – три + color цвет,  трехцветный государственный флаг, состоящий
из трех горизонтальных или вертикальных полос разных цветов.
(5)Трофим Жерар де Лалли-Толендаль (1751—1830) — французский политический деятель, сын генерала Семилетней войны Томаса Артура Толендаля.  
Был избран депутатом от парижского дворянства в Генеральные штаты 1789 года, где высказывался за умеренную монархию, по английскому образцу. Его речь за учреждение двух палат сделала его непопулярным. Подал голос за безусловное veto короля. После событий 5 и 6 октября Лалли оставил свой пост и бежал в Швейцарию, но в 1792 вернулся во Францию, и предпринял попытку, вместе с Монмореном, Бертраном Мольвилем и Малуэ, остановить победоносное шествие революции, но, сумев осуществить задуманное, снова бежал в Англию.
Во время Реставрации был пэром Франции. Его сочинения: «Observationssurlalettre écriteparM. lecomtedeMirabeauaucomité derecherche, contreM. lecomtedeS.-Priest, ministred’Etat» «Замечания о письме Г-на графа де Мирабо в Комитет фонда...» (1789); «Rapportsurlegouvernementquiconvient à laFrance» «Отчет правительства, которое подходит Франции» (1789)
(6)  Декрет (от лат. decretum — указ, постановление), наименование правового акта. В Древнем Риме Декретами назывались акты сената, а затем императора. После Великой французской революции акты Конвента и других законодательных органов Французской республики именовались Декретами.Из «Декларации независимости США»
 (7)Жорж Огюст Куто́н  (1755 — 1794) — деятель Французской революции, адвокат. Страдал параличом обеих ног. Сначала передвигался с помощью трости или двух костылей. После полного отказа ног передвигался в механическом кресле, которое приводилось в движение с помощью двух рукояток, приделанных к подлокотникам (зубчатая передача передавала движения на колеса). В настоящее время «Кресло Кутона» находится в музее.
(8) Декларация (фр. declaration - заявление) - в конституционном праве название политико-юридических актов, имеющее целью придать им торжественный характер, подчеркнуть их особо важное значение для судеб данного государства. Юридический акт – издаваемый полномочным органом в заранее установленной форме официальный документ, порождающий определенные правовые последствия, создающий юридическое состояние и направленный на упорядочение взаимоотношений людей.С помощью Юридического акта регулируются общественные отношения. Один из видов Юридического акта - нормативный акт. Это официальный письменный документ, выражающий волеизъявление полномочного органа государственной власти по установлению, изменению или отмене норм права - общеобязательных правил, рассчитанных на многократное применение. 
(9)Из «Декларации независимости США»
(10)Аррас находится на Севере Франции — это очень древний город, которому больше 2000 лет. Он существовал еще до походов Цезаря, а Цезарь не раз располагал тут свои войска на зимних квартирах. Тут побывал и Аттила, разрушивший город в 451 г., и норманны-викинги... Вместе со всем графством Артуа, столицей которого Аррас был, он долго принадлежал герцогам Бургундским.
(11) Абсолютное вето - вето, означающее полный и всеобъемлющий запрет какого либо действия.
 (12) Приостанавливающее вето – временный запрет.
(13)Анна-Жозефа Теруань де Мерикур (1762– 1817) –одна из самых активных женщин – деятельниц (13)Великой французской революции. Горячо приветствовала революцию и 5 октября 1789 г. возглавила поход женщин на Версаль.
(14) Йоганджалисара шлока 5
(15)стихи Н.Д.Хвощинской (1824-1899)
(16)стихи Я.П.Полонского (1819-1898)
 
 
Ч.6. Заложники революции
Предисловие от автора:
Передо мной – безумная теория. Весь вопрос в том, достаточно ли она безумна, чтобы стать истиной.
Нильс Бор
 
Пока не наступит завтра, ты не поймешь, как хорошо тебе было сегодня.
Леонард Луис Левинсон
 
Mauern seh'ich gesturzt,
und Mauern seh'ich errichtet, Hier Gefangene,
dort auch der Gefangenen viel. Ist vielleicht nur die Welt ein
grosser Kerker? Und frei ist Wohl der Tolle,
der sich Ketten zu Kranzen erkiest?
Goethe Гёте
 
Стены я вижу, 
и стен воздвиженье,
пленники здесь –
заложники нового мира.
Если же мир – темница и подземелье, –
Цепями венчаем свободных 
                             безумных кумиров?
Вольный перевод автора
Людовик XVI
    Совсем  недавно Людовик XVI считал, что отъезд из Версаля в Париж будет позором для него, а сейчас он занял место в своей карете вместе с королевой, двумя детьми и сестрой Елизаветой. Смутно на душе, под стать и погода: серая и сырая, небо заволокло тучами, накрапывает мелкий дождь. Женщины и дети кутаются в лёгкие шали и жакеты. Они так спешили, что не взяли с собой тёплых вещей.
– Холодно, матушка! – всхлипнув, произнесла  Мари, прижимаясь к Марии Антуанетте.
Малыш Луи, отталкивая сестру от матери, заплакал.
В это время к карете   подошёл Лафайет, который хотел удостовериться, что королевская семья устроилась благополучно.
 – Гражданин фельдмаршал! – обратилась Антуанетта к нему, выглянув из окна кареты.
Само слово «гражданин» было для неё непривычным, но она понимала, что иначе может вызвать гнев толпы.  Женщины – простолюдинки с удивлением уставились на королеву и стали шептаться:
—Смотри, королева!
—Какое красивое платье!
—А причёска!
Если бы они знали, что Антуанетта собиралась на скорую руку, ей не удалось причесаться и переодеть другое платье. Но она была рада, что одеяние у неё не было торжественным.
—Жильбер! 
— Слушаю вас, ваше величество.
 – Разрешите  отправить служанку за тёплыми вещами. Погода испортилась и дети замёрзли.
Лафайет обратил внимание, хотя у королевы был тяжёлый день, и не было времени на сборы в дорогу, однако ни один волосок не выбивался из ее прически.
– Я уверен, что  ни единой складки не прибавилось на платье, – думал он, глядя на Антуаннетту, а вслух   произнёс:
 – Хорошо, ваше величество, я что-нибудь придумаю.
   Разговор услышала совсем молоденькая девица,  одетая очень смело и кокетливо.  Хотя вокруг несмолкаемый шум, её голос прозвучал необычно громко и звонко.
– Жиль Бер! – игриво  обратилась  она к Лафайету.
– Пока мы не тронулись в путь, Я,  – говорит девица, делая упор на «Я», – сбегаю за тёплой одеждой детям и королеве. 
    Лафайет знаком с ней – это   Мадлена    Шабри по прозвищу Луизон. Она продаёт цветы в Пале Рояль. У неё неоднократно покупал розы сам  Максимильен Робеспьер.
– Пошлите со мной гвардейца, чтобы меня пропустили во дворец.
Ах, Луизон, Луизон! Не дают покоя тебе королевские драгоценности, нежные шелка и фламандские кружева.
   До Парижа на быстроходных лошадях можно  доехать часа за четыре, но в  кортеже в несколько тысяч человек, который будет сопровождать королевскую семью, продвижение вполне естественно затянется, и дети могут  простудиться. Так что   Лафайету ничего не оставалось, как отправить Луизон  в сопровождении гвардейца   Лавальера и служанки  королевы юной Аннеты за тёплой одеждой для королевских особ.
 Если бы знал Лафайет, что отправляя с девушками Лавальера, он невольно вмешался в судьбу юной Аннет.
   Троица вернулась нескоро. Аннет и Луизон нашли, что искали: тёплые пальто для детей и меховые накидки королеве и Елизавете. Луизон прихватила себе лёгкую кружевную накидку, обвязав её вокруг талии и спрятав под жакет. Аннет и Лавальер ничего не заметили, так как были увлечены разговором друг с другом.
   Пьер Лавальер – высокий стройный молодой человек, был искусным обольстителем, на него обращали внимание и фрейлины,  и богатые  светские дамы. Вот и Аннет приглянулся.    Пьеру она тоже очень понравилась.
– Невинное создание, – думал он. – К тому же, королева к ней благоволит. Почему бы не воспользоваться этим?
 Лавальер усмехнулся про себя, был он большим проказником и плутом, но Лафайет об этом не знал. Лафайет был для него кумиром. На службе Лавальер был дисциплинирован и не раз доказывал свою храбрость.
– И почему я раньше тебя не видел?
То свет в окне, то сумерки ночные,
Немного надо – встретиться любя... (1)
Девушка смутилась от слов понравившегося ей гвардейца. Она была молода и наивна. В 15 лет  попала в Версаль. Сначала работала на кухне, потом стала убираться в королевских покоях, в детских спальнях. Она подружилась с принцессой   Мари, иногда рассказывала ей сказки. Верила, что встретит настоящую любовь и будет счастлива.
 – И долго вы будете тут копаться? – неожиданно громко прозвучал в конце коридора голос Лафайета, прервав обольщение Аннет Лавальером. – Всё готово к отправке. Шествие вот-вот отправится.
– Всё готово, мой генерал, – чётко, как на параде произнёс Лавальер.
    Когда принесли тёплую одежду, дети, измученные событиями, спали, укрытые меховой мантией Людовика, которую он успел прихватить. Малыш Луи так и не проснулся, а Мари оделась сама. Мария Антуанетта и Елизавета тоже слегка продрогли, так что с большим наслаждением укутались в меховые накидки.
   В сумерках   шествие тронулось. Оно растянулось на несколько миль. Вокруг королевской кареты толпился народ, мешая лошадям продвигаться быстрее. Дети и женщины задремали, а Людовик был настолько возбуждён, что не мог отвлечься и заснуть. День был слишком  тяжёлым.  Он выглянул в окошко и увидел странную картину. Всё смешалось: шли гвардейцы во главе с Лафайетом, за ними повозки с зерном, вывезенные из Версаля. Мужчины и женщины, разукрашенные трёхцветными лентами, приплясывали от восторга. На штыках многих были насажены хлеба. Но тут король разглядел на пиках головы убитых телохранителей Миомандра и Тардье.
   – Боже мой! И это мой народ!
От всего увиденного Людовик был просто шокирован. Врассыпную за повозками, еле шевеля ногами, избитые, в разорванной форме продвигались его лейб-гвардейцы. Ещё более унизительно было то, что на них надели гренадёрские шапки. 
 За королевской каретой следовали кареты с депутатами Учредительного собрания. Среди них   сидели  Оноре Габриель Мирабо и Максимильен Робеспьер.
– Король должен быть ближе к народу, и Учредительное собрание в особенности,– обращаясь к Мирабо, говорит Робеспьер.
Он, прежде всего, думает о себе, ведь находиться в Версале не для него. Не привык он к такой роскоши. Ему нужно быть в центре событий.
– Неизвестно к чему это всё приведёт, – прозорливо предрекает Мирабо. – Положение короля в столице небезопасно. Я считаю, что  Людовик  должен удалиться вовнутрь Франции, например в Руан, и оттуда, обратившись с воззванием к народу, созвать конвент.
– Вы считаете, что король должен скрываться? – в недоумении произносит Робеспьер.
– Это в целях безопасности. Людовик должен не только утвердить все декреты Учредительного собрания, но и признать, что феодализм и абсолютизм исчезли навсегда. Вот тогда между королем и нацией установятся  новые отношения, которые должны честно соблюдаться с обеих сторон, – жестикулируя, будто выступает на трибуне с речью, говорит Мирабо.  
     Он убеждён в своей правоте. Глаза его блестели. На его лице со следами оспы, которой он переболел в детстве, проступили капельки пота. Мирабо  не подаёт виду, что в эту промозглую погоду у него разболелась нога.
—Интересный человек этот Оноре Габриель де Мирабо, граф.  Блестящий оратор,— глядя на своего спутника, думал Робеспьер. 
Он знал о нём практически всё.
Мирабо  
     Во Франции не так уж много дворян, ведущих свою родословную с XI века. Предки Габриеля Мирабо—венецианский купец Аригетти Флорентийский, поселившийся в  Провансе,  и марсельские коммерсанты, получившие графский титул.  Так что искусство торговли, управления и экономика в буквальном смысле у Мирабо в крови. Он любил повторять:
—Для того,  чтобы хорошо управлять, порядок и последовательность нужнее великих дарований.
    Многие считали его безобразным, но внешняя непривлекательность искупалась красивыми глазами,  необыкновенной подвижностью и выразительностью лица.  Умный, в меру ироничный Мирабо обладал благородными манерами и добрым сердцем. Если любил, то отдавался своему чувству до конца, если веселился, то кутил  до последней монеты.  Может быть, на его душеное состояние наложило отпечаток место рождения – родовой замок Мирабо – суровое и мрачное сооружение, расположенное на утёсе, загораживающем вход в ущелье и с двух сторон обдуваемом ледяным ветром?
   В жизни Оноре Габриель испытал много трудностей. Он родился с искривленной ногой и в 3-летнем возрасте чуть не умер от оспы. Для Виктόра Мирабо(2) сын всегда доставлял лишние хлопоты.
— Это чудовище в физическом и нравственном отношении, все пороки соединяются в нём. — Так говорил родной отец о десятилетнем мальчике.
        Порывистый, своевольный и непокорный характер (как и у отца) приводил к частым столкновениям между отцом и сыном. Началось с того, что Виктόр Мирабо отдал четырнадцатилетнего Габриеля в военную школу под именем Пьерра Бюффье, которое он носил долгое время. Отец возненавидел своего сына и всячески преследовал его, всегда находясь в курсе его дел. В восемнадцатилетнем возрасте он выхлопотал для сына  lettre de cachet -  указ о заточении без суда и следствия  на острове Ре.
 Через два года отец посылает Габриеля  в дисциплинарный батальон на Корсику с таким пожеланием:
—Пусть его высадят шестнадцатого апреля следующего года прямо в море. Дай Бог, чтобы он не выплыл!
     Выплыл!   Именно здесь Габриель, получив чин капитана драгун, написал "Histoire de la Corse" – «Историю  Корсики», которую его отец уничтожил.  
   — Невозможно объяснить поступок отца, — думал Габриель. — Как может человек, родной мне по крови, так ненавидеть меня? Отец, заключивший меня в замок на острове Иф, а потом в главную башню Венсенского замка.
   Пять лет  отсидел  Габриель Мирабо в темнице. Проходила  молодость, но в то же время крепла  его душа, развивался ум.
    Видя огромный умственный потенциал сына, Виктόр Мирабо всеми силами старался привлечь его на сторону своих экономических теорий.  Он вызвал сына  к себе, разрешил  принять вновь имя Мирабо и  поручил ему управление своими поместьями. Вскоре Габриель Мирабо женился на богатой наследнице Эмилии Мариньян. Брак  не принёс  ему счастье. Промотав значительную часть состояния своей жены, наделав долгов  на 120000 франков, Габриель Мирабо   в 1774 году, по требованию отца, был  сослан  в маленький городок Маноск. Здесь он встретил Софию и похитил  её у сурового, ревнивого, дряхлого старика.  Потом Габриель сбежал из Манока, чтобы вызвать на дуэль  наглеца, оскорбившего его сестру.
– Судьба Мирабо не жаловала, но силе его убеждений можно только поучиться, – подумал Робеспьер.
– Единственный оплот  против разгула анархии   в стране – это сохранение монархии,  – продолжает Мирабо.  – Что мне до того, что мнимые патриоты рисуют мне перспективу залить Францию кровью, чтобы освободиться от монархии, если на её развалинах они не хотят установить суверенитет нации и гражданское и политическое равенство? Я предпочитаю видеть народное представительное Собрание и граждан, пользующихся свободой и уважением при наличии короля, чем рабский и униженный народ под палкой аристократического сената и диктатора.
– В этом я с тобой согласен, – кивает головой Максимильен.
Разговор прервался громкой музыкой, послышавшейся у кареты. Собеседники выглянули в окно. Несколько женщин в широких длинных юбках плясали под звуки шарманки и бубна.
    Вдруг раздаётся крик, который слышит и Людовик:
– Радуйтесь, друзья! Мы больше не нуждаемся в хлебе, мы везем  булочника, булочницу и пекаренка!
   Король понимает, что это о нём, о королеве и его сыне. Он в смятении. Темнота накрыла не только землю, но и проникла в души людей.
– Эта настоящая вакханалия. Что происходит с моими подданными? Какие силы овладели ими? Вопросы теснились в голове Людовика,  и это было так невыносимо. Он даже не догадывался, что тут не обошлось без вмешательства голубого бриллианта Око Бхайравы.
   Робеспьер не расставался с камнем. Удивительно, но он ни разу даже не подумал промыть его водой, очистить от серости, покрывавшей его. Для него это был обычный камень в форме сердца, ставший его талисманом удачи. 
   Робеспьер тоже, как и Людовик наблюдал с безразличием за происходящим. Дорога была долгой, а то, что за окном назвать пейзажем было невозможно. Шли пешие телохранители, медленно продвигались торговки на лошадях, грузчики сидели  верхом на увитых лентами пушках, сотня депутатских карет, около трехсот повозок с зерном и мукой, захваченных в Версале и усыпанных желтыми осенними листьями. Несмотря на дождь, люди продолжали танцевать,  веселиться и петь:
– У булочницы есть деньжата,
Что ничего не стоят ей.
 Королева слушала, прижимая к себе спящих детей.   От колёс карет летела грязь, превращаясь в сплошное месиво. Влага пропитала трёхцветные полотна, но чувство радости толпы было неописуемым. Раздавались крики:
 – Мы победили! Король возвращается в Париж. Vive le Roi! Да здравствует король!
Это был вторник 6 октября 1789 года.
Уже затемно королевский кортеж въехал в Париж. Карета остановилась у Ратуши. Мэр Сильвен Байи  встречал короля и королеву у подножия импровизированного трона: наспех сработанного, поскрипывавшего под трёхцветной  бархатной обивкой.
Мэр Парижа   прочитал приветственную речь. Она оказалась очень длинной и утомительной. Все буквально падали с ног, когда Байи закончил. Король усталым голосом произнёс:
— Я с прежней радостью и доверием вручаю себя жителям славного Парижа.
Только в 11 ча­сов вечера королевское семейство добралось до своего пустующего, давно покинутого дворца Тюильри. Их не ждал ужин, здесь не было даже мебели, чтобы разместиться на ночь. Лафайет с гвардейцами принесли   раскладные кровати, подушки, перины и одеяла. Мария Антуанетта была  очень  встревожена.
– Боже мой! Луи! Это невыносимо!
– Матушка! Мы будем здесь спать? Я хочу домой!
Мари не понимает, почему они ехали сюда в окружении страшных людей в простых цветных одеждах с трёхцветными флагами и ленточками.
– Домой, домой! – повторяет маленький Луи вслед за сестрой.
Мария Антуанетта прижала детей к себе.
– Всё будет хорошо. Это наш старый дом.
–Здесь холодно и сыро. Давайте уедем отсюда,  – говорит Мари дрожащим голосом.
– Как объяснить детям, почему мы здесь? – думает Людовик. – Как долго это всё продлится?
И тут же находит что сказать:
–Не надо капризничать! Тюильри был построен ещё при Екатерине Медичи и служил резиденцией мно­гим французским королям.   Здесь жили Карл IX, Генрих III, Генрих IV и Людовик XIV.  В то время дворец имел совершенно другой вид.
Действительно здесь сейчас царило такое запустение, что эхо разносило голоса по коридорам и производило жуткое впечатление.
– Папочка!   Tuile –черепица.  Тю-иль-ри – но почему так назвали дворец? – спрашивает Мари, успокоившись.
Людовик, гладя дочь по волосам, объясняет:
– Действительно, название происходит от слова «черепица», поскольку на этом месте находился черепичный заводик.
    Но он не уточняет, что Екатерина Медичи после гибели своего су­пруга, короля Генриха II, на рыцарском турнире в 1559 году, не захотела больше жить в Тюильри. Астролог  предсказал, что она умрет рядом с Сен-Жерменом, а дворец Тюильри относился к приходу церкви Сен-Жермен л'Оксеруа. Предсказание всё же сбылось: умирающую ко­ролеву причащал монсеньор Сен-Жермен.
Людовику вдруг стало жутко.
    О Тюильри! Тюильри! Мрачный дворец. Возможно, в твоих камнях  заключено какое-то страшное колдовство, а  под твоим порогом, должно быть, таится некая смертоносная сила. Вспомним последних королей, которым довелось поселиться в его стенах. Представьте, что он  с ними сделал! Из пяти венценосных особ лишь Екатерина Медичи мирно ушла  к праотцам, с четырьмя же другими королями – Людовиком XVI, Наполеоном, Карлом Х и Луи-Филиппом, Тюильри  расправился по-своему: одного отправил на эшафот, трех других — в изгнание. Но пока Тюильри стал прибежищем для семьи Людовика XVI.
   Людовик ещё не понимает, что  его семья и он сам стали заложниками революции, Тюильри и рокового бриллианта. Потеря Ока Бхайравы, его долгое пребывание в грязи парижских улиц, ещё больше ожесточило голубой бриллиант. Сила его вышла из-под контроля. События стали  развиваться непредсказуемо. Напряжение витало в воздухе, разразившись летними грозами и падением Бастилии, октябрьской непогодой и голодным  походом на Версаль.
 Людовик  не подаёт вида, что обеспокоен. Он выдержан,  сосредоточен, держится истинно по-королевски, хотя нередко перед трудностями  обыкновенно склонял голову. Но здесь другая ситуация. Он – не только король, он – глава семьи. Встретившись взглядом с Антуанет, он успокаивает детей, потом нежно обнимает королеву.
– Cheri! Дорогая! Мы должны быть выше всех жизненных ситуаций. Наше главное оружие – выдержка и спокойствие.
На следующее утро   Байи спросил Людовика:
– Как Ваше Величество вы расположились?
Король стальным голосом отвечает:
– Мне достаточно хорошо, но мои дети и королева заслуживают удобств.
–  Сир! Не беспокойтесь, дворец в срочном порядке будет обставлен и переоборудован, –  кланяясь,  произносит Байи.
Уже к обеду завозится мебель, обустраиваются спальни, детская.  Дворец приобретает прежний вид королевской резиденции.
     Дети потихоньку привыкали к новому месту. Мари играла с новыми куклами, хотя скучала по своим старым игрушкам. Рядом с ней всегда находился  Луи. Часто он  копал лопаточкой землю в огороженном садике. Здесь же для них  соорудили маленький шалашик, в котором можно  было спрятаться от мелкого осеннего дождя.
За  игрой детей наблюдала её высочество Елизавета, младшая сестра Людовика XVI.
Принцесса  Елизавета (Madame Elisabeth)
 Комната Елизаветы находилась на первом этаже.  Она сидела у открытого окна. Воздух в комнатах дворца ей казался затхлым, нежилым.
— Нужно проветрить помещение, чтобы лучше было спать.
Елизавета приказала распахнуть окна. Повеяло осенней свежестью, мокрой листвой, сразу стало легко дышать.
— Как хорошо!
 Елизавета вдохнула воздух полной грудью и задумалась.
 — Так пахло  в детстве, когда я мчалась быстрее ветра  на моём любимом Ахилле.
 Так звали арабского скакуна, которого ей подарил дед Людовик XV.  Скачки на лошадях Елизавета любила с детства. А ещё она хорошо рисовала. Вот и сейчас её высочество держала в руках карандаш(3) и делала набросок осеннего сада, так напоминающий любимый Версальский парк. (4)В душе рождались строчки:
 — Версаль, мой Версаль!
Ты меня вспоминай!
Непогода порой,
Оставайся со мной!
Я вернусь, так и знай,
Мой любимый Версаль!
Но её мечтам не суждено было исполниться.
    С детства Елизавета была привязана к своим братьям, к своей стране и даже не думала, как все девушки о принце на белом коне. В 1777 году император Иосиф II предложил ей выйти за него замуж, но она отказалась. Людовик XVI не мог её разубедить, и вынужден был согласиться с решением сестры.  Елизавета так и не вышла замуж, оставаясь во Франции до самой смерти.
   В 1789 году, когда  началась Великая Французская революция, принцесса Елизавета отказалась покидать страну. Она была предана своему брату-королю и не хотела оставлять его семью в опасности.
   Принцесса Елизавета  благочестивая, очень набожная, каждые утро и вечер вместе с капелланом   Фирмонтом (5) молилась о спасении короля и его семьи.
Вот и рисунок почти готов. Остались небольшие штрихи. Елизавета решила выйти в сад, чтобы рассмотреть поближе то, что из окна не было видно. В одном из коридоров она встретила Людовика.
— Ваше высочество! Милая Лизбет, — обратился к ней брат, — как ты устроилась?
 — Благодарю, ваша светлость! Там, где вы, мне ничего не страшно!
— Ну что ты! Чего бояться? Мы под надёжной охраной Лафайета и его гвардейцев!
Людовик страдал, что не может заняться своим любимым слесарным ремеслом и охотой.
— Луи! У дворца целый день толпились люди! Они выглядели такими весёлыми.  
— Не так часто им приходится видеть  королевскую семью.
— Мужчины и особенно женщины жадно смотрели на меня и играющих Мари и маленького Луи. Они махали руками и посылали воздушные поцелуи. Один простолюдин даже крикнул,   что я очень красивая.
— Я с ним согласен, моя маленькая сестричка, — Людовик, наклонившись, поцеловал её в щёку.
—  По-моему, не так уж трудно править таким народом!
— Я уже теперь ничего не знаю, чувствую себя марионеткой Национального собрания.  Все говорят: «Революции конец! Король избавился от Версаля, от придворных, от советников». Представляешь, Лизбет, они считают, что нас в Версале держало колдовство, что мы были в плену в окружении мраморных бездушных статуй и подстриженных тисов.
— Боже мой! Как такое можно было придумать!
— Я сегодня услышал разговор депутатов Петиона и Редера. Представляешь,  о чём  они говорили:
«Слава Богу, король  возвращен к настоящей жизни, к людям».
«Ранее Людовику предоставлялась возможность лишь совершать зло, а  сегодня, вернувшись к нам, к своему народу, он волен делать добро!»
— Луи! Тот ужас, который мы пережили 5 и 6 октября парижане пытаются искупить не только сердечным приемом, но и искренней симпатией. Они надеются, что всё изменится в лучшую сторону.
   Слова Елизаветы были прерваны криками, прозвучавшими в кромешной темноте.  Внезапно всё осветилось факелами, которые отбросили зловещие отблески на высокие стены Тюильри.
— Король, иди к нам! Король, мы с тобой! Зачем тебе прятаться за спинами жалких депутатов? Иди к нам!
Внезапно с неба прогрохотал гром, и сверкнула молния, осветившая выступавших. Перед лицом одного из них оказался яркий сгусток, полыхнувший искрами, и человек упал. Толпа в страхе разбежалась. Только один монах в сером одеянии, подняв голову и руки к небу, громко произнёс:
— Дворец короля – точно треснувший факел,
Ведь с неба летит смертоносный огонь! (7) 
  Громовые раскаты осенью? Это могло перепугать любого. Особенно были напуганы члены Национального собрания,  одни  за свою собственную жизнь, другие  за судьбу короля. Тогда они еще полагали, что полностью зависят от короля, но сто пятьдесят членов Национального собрания на всякий случай обзавелись паспортами.
Мария Антуанетта
    На  душе у Марии Антуанетты было беспокойно.  При виде кричащей толпы она не испытывала ничего, кроме раздражения. Она не верила этим людям с трёхцветными кокардами и ленточками на груди. С самого начала революции королева враждебно отнеслась к конституционно-демократическому режиму, она  чувствовала, что счастье и мир уже не вернуть. Мыслила Антуанетт  рационально, недаром  была дочерью австрийской   императрицы  Марии Терезии(6), умной и дальновидной женщины. Мария Терезия предчувствовала испытания, какие лягут на плечи её дочери. После вступления Людовика XVI на престол в письме Антуанетте она писала: «Дочь моя, Антуанетта! Я очень взволнована последними событиями во Франции: ты, я верю, будешь настоящей королевой. Но я очень  озабочена твоей судьбой.  Будь осторожна. Судьба твоя будет либо блистательной, либо глубоко несчастной. Врагов вокруг тебя будет много. Умей их распознать и вовремя разоблачить».
     Мария Терезия умерла за девять лет до революции и так не узнала о страшной участи своей дочери и её семьи.
   Когда принцесса Ламбала потеряла голубой бриллиант Око Бхайравы – главную драгоценность французской короны, Антуанетт сразу поняла, что её семью ожидают трагические последствия.
По Версалю поползли злостные сплетни, что королева не только  вмешивается в политику, но и шпионит в интересах Австрии.  При нападении  на Версаль 5-6 октября 1789 года жизни её угрожала серьёзная опасность, но судьба пока  благоволила королеве.  Тревога не проходила, предчувствие чего-то ужасного преследовало Антуаннетт. Не помогала даже забота о детях. Часто она сидела вечерами с книгой, но ловила себя на том, что не видит ни строчки, а думает о своём детстве, мысленно уносясь на просторы своей родной Австрии.
— Матери было не до меня, она занималась государственными делами, но со мной всегда была моя нянечка Гретхен, — думала Антуанетт. — Она рассказывала истории с хорошим концом и всегда говорила, что я буду счастлива. Как давно это было! Что ждёт моих детей?
 С такими мыслями и засыпала, сны были яркие, но тревожные. Она гуляла по роскошному парку. В голубом небе светили два солнца, пели птицы, прямо на глазах распускались цветы: вот был бутон, и тут же роза. Внезапно  налетел ветер, окутал землю серым, вязким туманом.  В небе показалась огромная луна кровавого цвета.
Шум парка наполнен бедой небывалой,
Созведья прольют окровавленный свет. (7)  
   Идти стало трудно, каждый шаг давался Антуанетт с трудом. Ноги стали мокрыми, оказалось, что она вышла к небольшой запруде. В центре что-то булькало. Вдруг раздался негромкий всплеск – это появилась белая огромная лилия, поплыла, качаясь из стороны в сторону. Вот она наткнулась на корягу, внезапно скрылась под водой, а когда вновь появилась, она стала трёхцветной – бело-жёлто-зелёной.
— Ой, — только успела выдохнуть Антуанет, как лилия вспорхнула над водой и оказалась на уровне её груди. Мягко приземлилась на платье и застыла. Зазвучала музыка и нежный голос прошептал:
В туман уходит город снов,
А за воротами осталось
Лишь горсть увядших лепестков.
(Андрей Писной)
   Вновь поднялся ветер, и разноцветные лепестки лилии опали, окрашиваясь алым цветом, закружились по воздуху, танцуя, как осенние листья в саду Тюильри.
 Утром Антуанетт проснулась, губы её прошептали:
— Лишь горсть увядших лепестков.
Королева задумалась:
— Но почему трёхцветная лилия? Почему не другие цветы?  Ах, да! Лилия – цветок французских королей, окрашенный в цвета революции. 
   О последних, пережитых  событиях, как и о будущем, ей думать не хотелось. Она снова прошептала:
—Qu'unepoignéedepétalesfanés. Лишь горсть увядших лепестков. Mon  dieu!  Боже мой! Ведь опавшие лепестки окрасились цветом крови.
Сердце у Антуанетт забилось, как у раненой птицы. На глазах появились слёзы. Она неустанно повторяла:
—Mon  dieu!  Боже мой! Mon  dieu!  Боже мой! 
Восклицания королевы услышала Аннет и, постучавшись, вошла к ней в спальню.
— Ваше Величество! Плохой сон приснился? Я тоже не сомкнула глаз.
Девушка не спала по известной причине – не дождалась своего возлюбленного Лавальера.
— Ваше Величество! Вам нужно отвлечься. Давайте после завтрака прогуляемся по Тюильрийскому саду. На завтрак – кофе с булочкой... из ржаной муки, ваших любимых круассанов, к сожалению нет. Но кофе вас взбодрит.  Вы мне так и не рассказали, почему круассан называют рогаликом.
— Неужели тебе интересно, Аннет? Тем более, круассаны (фр. croissant)  нам сейчас не готовят  к завтраку.
—Ваше Величество! В Париже сейчас не достать хорошей муки и масла. Расскажите, пожалуйста!
—Хорошо! В 1683 году турецкое войско под командованием визира Кара-Мустафы  осадило Вену. Пекари, работавшие по ночам и готовившие для горожан свежие булочки к утру, услышали шум от мотыг и кирок. Они  поняли, что турки делают подкоп под стенами города. Предупредив об этом солдат, они сорвали план врага.  
—А что было дальше?
—Ты такая нетерпеливая! В том же году венский пекарь Питер Вендлер впервые испёк булочки из слоёного теста в честь победы Австрии над Османской империей.
—А причём здесь рогалик? Потому что в форме рога?
—Анн! Ты опять перебиваешь! Круассаны – так булочки стали называть во Франции. Их делали в  форме полумесяца – мусульманского символа, как у нас в христианстве – крест.
    Жители Вены смогли попробовать не только круассаны, но и ароматный кофе по-восточному. Первая кофейня под названием «Blue Bottle» или «Hof zur Blauen Flasche» (У синей бутылки) открылась  в 1683 году.  Владельцем кофейни был поляк Франц  Кольшицкий.  Переводчик восточного торгового общества, он пробрался через вражеский заслон, чтобы просить помощи у  Карла фон Лотрингена. Помощь пришла вовремя,  войска Лотрингена совместно с войсками польского короля Яна Собески освободили Вену. Турки бежали.
    Как спасителю Вены,  Кольшицкому  предложили выбрать  награду.
— Мне не нужно ни золота, ни оружия, ничего ценного, — сказал Франц. — Прошу, дайте мне мешки с коричневыми кофейными зёрнами, которые оставили турки при бегстве из лагеря.
—Хорошо. Но что ты будешь с ними делать? — удивился фон Лотринген.
— Есть у меня одна мечта.  Пока ничего не буду рассказывать, вдруг не сбудется.
     Кольшицкий знал о зернах кофе по своим поездкам в Турцию. Он часто встречал теплые компании, где распивали ароматный черный напиток и вели дружеские беседы. Уже тогда Франц думал:
— Хорошо бы внедрить этот прекрасный обычай в Вене.
 Помимо кофе Кольшицкому подарили еще и дом, который как нельзя лучше помог воплотить его мечту. Так и появилась первая венская кофейня.
    Франц обжаривал зеленые кофейные зёрна, размельчал их и заливал kaffee «кофе» горячей водой. Этот напиток он предлагал в своей кофейне, сначала с небольшим успехом, ведь венцы всего охотнее пьют хорошее вино, а горький черный напиток им не пришелся по душе. Да еще и обостренные патриотические чувства вызывали негативное отношение к турецкому кофе. И тут  на помощь Кольшицкому  пришел Его Величество Случай. Как-то совершенно случайно в напиток попал сахар. Когда Франц попробовал, – вкус кофе неожиданно для него, ему понравился. Тогда он  добавил кроме сахара ещё  несколько капель молока – так был создан «Wiener Melange – «Венский меланж».(8)  
    Кроме того Кольшицкому также было дано разрешение на изготовление хлебных булочек в форме рогалика, которые он стал подавать к кофе. Жители Вены   увидели в этой форме турецкий полумесяц и с удовольствием откусывали кусочек за кусочком.
 Впервые   круассан  появился во Франции в 1770 году. Именно  благодаря переезду  Марии-Антуанетты, которая и стала  основательницей традиционного французского завтрака: café - кофе с круассанами.   
     Выпив чашку кофе, только мечтая о круассанах, королева вышла в сад в сопровождении Аннет.
   Совсем недавно сад Тюильри по предложению   Шарля Перро, известного своими сказочными историями, был открыт для всех, «кроме лакеев и солдат». Это было излюбленным местом прогулок парижан. С одной стороны  сада открывался вид на набережную Сены, а с другой — на улицу Риволи. Сад был несколько запущен и не ухожен, но всё так же красив, как и в былые времена. Он привлекал всех своим великолепием.  Казалось, что только   здесь, сквозь тёмные облака пробиваются солнечные лучи, отражаясь в лужах на садовых дорожках и освещая отцветающие   поздние астры, яркими пятнами украшавшие пожелтелую траву ещё недавно зелённых газонов и цветочных клумб.
 Мрачная и сырая погода, преследовавшая весь октябрь, в  один из последних дней месяца резко изменилась. Солнце будто отогревало и пыталось растопить то, что витало в воздухе и  проникало в душу.
   Было яркое солнечное утро.  Над головой Антуанетт было чистое, голубое  небо.   Она подняла глаза вверх, глубоко вздохнула чистый, хотя и прохладный воздух.  
– Анн! Какой хороший сегодня день! Так надоело ненастье и хмурый дождь, – произнесла она  и, забыв про сон,  прошла к клумбе цветами.
  Аннет только кивнула головой. Мысли её были заняты Лавальером. Она уже несколько дней его не видела, и поэтому на душе было пасмурно, как в осенний ненастный день. Даже  солнечные лучи, которые так ласково согревали кожу,   не радовали.
     Главный вход в сад — с площади Революции, поэтому и публика здесь была  самая разнообразная. Мужчины  с   трехцветными кокардами,  женщины с ленточками на платьях.  Изредка  они  кланяются Антуанетте, почтительно расступаются, некоторые смотрят  с состраданием. Порой приглушённо переговариваются, но Аннет слышит каждое слово. 
   – Смотрите! Королева гуляет без свиты!
   –Бедная Антуанетта!
Антуанетта, сорвав багровые астры, погрузилась  в свои мысли, но от столь явного внимания ей не по себе.  
 – Боже, как же меня все раздражают. Ни на минуту нельзя остаться одной.
 Вслух говорит Аннет:
   – Пойдём, Анн, к пруду, посмотрим на уток, пока ещё они не попали нам на обед.
Повар, что готовил королевской чете, скрылся в момент наступления женщин на Версаль, сейчас их обслуживал шеф-повар Лафайета. Роскошными обедами не баловал – туго в Париже было с продуктами. Как предсказывал Нострадамус:
Наступят жестокие годы лишений,
И воск будет стоить дешевле, чем мёд.
Монахи и пастыри – жертвы гонений.
И ветер безбожные песни поёт. (7)  
    У  пруда  гуляет несколько парочек. Чуть поодаль стоит молодой мужчина в белом напудренном парике,  в сером камзоле с неизменной трёхцветной кокардой в петлице. Утки кряканьем выпрашивают у него   хлебные крошки, но он не обращает на них никакого внимания.
   Это был Робеспьер. Он поддержал переезд короля и Национального Собрания  в Париж.
Максимильен Робеспьер
  В середине октября 1789 года Максимильен поселился в квартале Марэ, на улице Сен Тонж, в доме № 30. Небольшую квартиру из двух комнат он делил со своим другом Огюстом, работавшим в типографии. Уходил Огюст очень рано и возвращался поздно. Это Робеспьера устраивало, порой они не встречались по нескольку дней.
    Максимильен часто приходил в сад Тюильри. Его тянуло сюда, к пруду, где, глядя на воду, он предавался размышлениям.
–   Вновь на Париж надвигается голод. Всего лишь  несколько мирных веселых дней изобилия   после восстания женщин.  Подводы с хлебом, привезенные из Версаля, исчерпаны. Радость от возвращения  короля – восстановителя свободы, поутихла. Новости с предместий неутешительные. Нужны коренные перемены.
    Действительно, вновь поднялись женщины, ведь детей нужно кормить. Смертность среди младенцев достигла рекордных размеров.  Продолжаются беспорядки перед пекарнями. В Сент-Антуане разгромлена   булочная, где хозяин не только повысил цены, но и припрятал часть   хлеба. В припадке ярости толпа сооружает для него импровизированную виселицу и вешает. Без суда и следствия.   Но хлеб от этого не дешевеет.  
    Мельники придумывают разные способы для получения большего помола. Они принимают неочищенное зерно. Так нередко зерно ржи невозможно одним веянием отделить от такого сорняка, как спорынья. Время экономят, да и количество муки становится больше.   Мука со спорыньёй   синеватая, тёмная и «дурно» пахнет. Пекари на такую муку жалуются: тесто из неё расплывается, а хлеб разваливается. Чего только не добавляют в тесто, чтобы хлеб потом не рассыпался. Бывали даже случаи отравления и пищевые расстройства.
– Будто злой дух витает над Парижем. Злой людям придётся дышать атмосферой... (7)  – Робеспьер тяжело вздыхает.
   Там, где встретились несколько женщин – у овощного ларька, у булочной, у продуктовой лавки – разговоры о хлебе приводят к стихийным волнениям, которые заканчиваются столкновениями с гвардейцами.  
   Перебои с мукой и хлебом дали Национальному Собранию повод издать 21 октября 1789 года специальный декрет о военном положении на случай незаконных сборищ.
«В случае возникновения опасности, для общественного спокойствия,  городским властям предоставляется  право объявлять военное положение и разгонять сборища с применением вооруженной силы, вплоть до расстрела отказывающейся разойтись толпы».
   Этот   закон вызвал резкую критику со стороны «крайних левых», и прежде всего со стороны Робеспьера. Его выступление было гневным:
 – Как вы не понимаете, что это только оттолкнет массы от революции!  Не о Франции ли говорил Нострадамус:
«Реформы в кровавый наряжены цвет». (7) 
 Максимильен выступает  с новой инициативой.
– Вместо военного закона необходимо создать особый трибунал по делам о преступлениях, направленных против народа.  Если резкий скачок цен не зависит от булочников и пекарей, то сокрытие продуктовых запасов – считать за злостное преступление.
 Его поддерживают лишь немногие едино­мышленники, и декрет о военном положении   принимают  громадным большинством голосов.
Это знаменитый военный закон с его красным флагом (drapeau rouge), в силу которого мэру Байи и вообще всякому мэру отныне достаточно вывесить новую орифламму (oriflamme) (8) затем заговорить о "спокойствии короля", чтобы потом, через некоторое время, Национальная гвардия смогла выступить против всякого не расходящегося сборища людей с оружием в руках.  
Большой человек был повешен на рее.
За сколько же смерть покупает король?
Став белым, закон голубой не краснеет,
И Франция чувствует горечь и боль. (7) 
Здесь, стоя у пруда,  Робеспьер размышляет:
 –  Фактически  принятый Национальным собранием военный закон вводит в  Париж осадное положение. «Реформы в кровавый наряжены цвет». Иначе не скажешь.
    Робеспьер не видит, как к пруду подходит  королева. В руке он сжимает голубой бриллиант, казавшийся ему обыкновенным камнем, продолжая   размышлять:
 – Ещё одно  постановление, принятое Учредительным Собранием,  сводит на нет статью о равенстве всех граждан, записанную в «Декла­рации прав человека и гражданина».
Робеспьер вспомнил, с какой гневной речью он выступил на одном из заседаний Национального собрания:
– Это же надо было придумать! Чтобы разделить всех граждан на активных и пассивных. Предоставить политические права   только первым, а быть активными гражданами могли только лица, уплачивавшие налог не ниже определенного размера. А это значит, что крупная буржуазия превратится в привилегированный класс.
 Выступление Робеспьера не  нашло серьёзной поддержки у большинства депутатов. От бессилия он только крепче сжал  кулак, в котором был Око Бхайравы. Максимильен сразу ощутил,  как жар от ладоней заструился по всему телу и проник в сердце. Сердце на миг сжалось и застучало быстрее.  Он обхватил голову руками.
    – Трудно найти единомышленников среди тех, кто стремится к власти,  – в этом Робеспьер был уверен.
–  Разве что Дантон поддерживает. Человек – скала. Всюду и всегда Дантон  против королевского двора и даже Национального Собрания. Другом его назвать трудно, слишком разные взгляды на революцию. Как и  у давнего  друга Камилля  Демулена.
Максимильен иронически улыбнулся.
– Из юриста в журналисты! Идёт на поводу у Дантона. А Марат?
Тут Робеспьер покачал головой. Если бы за ним наблюдали со стороны, то обязательно сказали, что он ненормальный, так как разговаривает сам с собой, да ещё жестикулирует сжатыми кулаками.
– Если бы он так и остался врачом, то, наверно, от его жестокости пострадало бы много пациентов. Но и он выбрал карьеру журналиста.
     С 12 сентября 1789 года Марат  начал издавать газету «Друг народа» («Ami du peuple»).  Целью этого издания было изобличение врагов народа, причём Марат с одинаковой резкостью обрушивался на королевскую семью, на министров и депутатов Национального Собрания. Слова «друг народа» из названия газеты превратились в часть имени ее автора.  Марат редко о ком отзывался  одобрительно или хотя бы бесстрастно. Всякий, кто привлекал его внимание и попадал на страницы «Друга народа», клеймился как изменник и злейший враг революции.
     Марат повсюду видел заговоры, всех обвинял и всех изобличал. Газету   «Друг народа»  читали нарасхват, она стала очень популярной в Париже.
  Отправлял свои статьи в газету и Робеспьер. В одной из статей он особенно категорично  возразил против декрета, согласно которому в Национальную гвардию допускались только активные граждане.
– Опять активные граждане! Лишить права на оружие одну часть граждан и в то же время вооружить другую – это значит одновременно нарушить принцип равенства. На каком основании разделять  нацию на два класса, из которых один, по-видимому, должен быть армией для подавления другого как какого-то сброда рабов, всегда готовых на мятеж?
 В основу организации   Национальной гвардии должен быть положен основной принцип, что всякий гражданин, имеющий постоянное жилище, должен быть по праву ее членом.
    Все выступления Робеспьера пронизывала идея народовластия и политического равенства. Порой он обращался  к народу через головы депутатов Собрания со страниц газеты «Друг народа» и других периодических изданий. В этом Робеспьеру помогал его друг по квартире Огюст.
     Но не всегда Робеспьер мог определить истинное значение принимаемых Национальным собранием декретов. Вместе со всеми депутатами он  проголосовал за декрет, предложенный Ле Шапелье(10), запрещавший объединения рабочих и стачечную борьбу. Рабочий класс тогда только зарождался. Трудно было понять его требования.
   В то время из всех революционеров-демократов только один Марат сумел определить зловещий характер закона Ле Шапелье, безжалостно заклеймив этот закон на страницах газеты «Друга народа».
    Начиная с 1790 года,   Робеспьер  становится всё более популярным в демократических кругах, он получает  поддержку Якобинского клуба, Клуба кордельеров, политических клубов Марселя, Тулона и других городов.
     Робеспьер занял наиболее радикальную позицию и в аграрном вопросе, поддерживая требования крестьян. Борясь за интересы городской демократии, Робеспьер был едва ли не единственным в Собрании защитником интересов мелкого крестьянства. Издаваемые Национальным Собранием законы, нарушавшие обещания 4 августа и делавшие отмену феодальных прав выгодной для помещиков, но не для крестьян. Когда эти законы вызвали в некоторых провинциях Франции восстания и в Национальное Собрание был внесен проект декрета о распростра­нении на деревню закона о военном положении, Робеспьер выступил с протестом:
– Несколько законов о военном положении в течение одной только сессии, — не слишком ли это много для представите­лей народа и восстановителей свободы?
     Но и на этот раз голос Робеспьера не был услышан большинством Собрания, проект был принят с некоторыми неболь­шими изменениями. Отменив право  захвата третьей части общинных земель, Национальное Собрание признало законными все захваты, произведенные помещиками до дня издания декрета. Робеспьер потребовал возвращения крестьянам всех земель, захваченных помещиками в течение последних 40 лет, но это предложение было отвергнуто.
     Выступал он и по поводу вопроса о праве охоты. До революции это право входило в число феодальных прав помещиков. Собрание пере­дало право охоты собственнику земли. Ро­беспьер противопоставил предложение объявить право охоты свободным для всех желающих, при условии охраны целост­ности посевов.  Как и следовало ожидать, это предложение в за­щиту интересов мелкого крестьянства было отвергнуто.
    Защищая интересы городской и сельской бедноты, Робес­пьер не мог обойти молчанием и положения армии, в кото­рой сохранилась палочная дисциплина старого режима. Настаивая на улуч­шении положения солдат и матросов и смягчении налагаемых на них при всяком нарушении дисциплины  нака­заний, он требовал чистки офицерскою состава, состоявшего из дворянства. Также он протестовал против старого принципа набора в армию, согласно которому солдаты вербовались из третьего сословия, офицеры же почти целиком принадлежали к дворянству.
– В стране дворянство уничтожено, но оно продолжает оставаться в армии. Недопустимо предоставлять ему защиту революционной Франции. Вы утверждаете, что все публичные должности должны быть замещены согласно принципам свободы и равенства, и в то же время сохраняете вооруженных должностных лиц, созданных деспотизмом!
     Насколько своевременными были эти заявления, показали солдатские бунты, прокатившиеся по стране весной и летом 1790 года.  Когда летом 1790 года в полку Шатовье, расположенном в Нанси, вспыхнуло восстание, подавленное с большой жестокостью генералом Буйе, Робеспьер выступил защитником солдат, доведенных до бунта зло­употреблениями офицеров. Собрание же приняло постановление, одобрив­шее поведение правительства и вынесло генералу-убийце "благодарность от имени нации".
– Вы ещё услышите об этом Буйе, – утверждал Робеспьер. И как всегда, был прав.
«Спасение белого флага»
     Во Франции с первых дней революции началось бегство  дворян за границу во имя «спасения белого флага», флага Бурбонов. Особенно «белая эмиграция» усилилась после октябрьских событий. Эмигранты создали недалеко от французской границы в Турине, а затем в Кобленце вооружённый лагерь и надеялись на помощь Австрии. Они ждали, что к ним присоединится Людовик XVI.
А в это время в Тюильри Антуанетт призывала  короля   к решительной деятельности.
–Ваше Величество! Мы не можем просто так сидеть здесь и ждать нашей участи. Нужно что-то делать!
Людовик последнее время совсем сник. Ему казалось то, что с ним происходит, это какой-то сон. Вот-вот он проснётся и всё будет как прежде. Поэтому он никак не отреагировал на призывы королевы. Тогда Антуанетт решила.
– Есть один человек, который нам поможет. Мирабо!
Она знала Мирабо как самого ярого сторонника монархии, хотя и конституционной и поэтому хотела использовать его во имя спасения своей семьи. Он давно подбирался к ней со своими любезностями и вот время пришло.
– Мирабо, оставаясь верным революции,  поддерживает власть короля. Это будет нам на пользу.  
   С октября 1789 королева наладила с ним  тайную связь с Мирабо. Он подготовил документы для всех членов королевской семьи.
       Между тем по Парижу поползли слухи о связи Мирабо с королевским двором. Ежедневно газеты приводили данные о его продажности. Положение Мирабо становилось невыносимым, от перенапряжения он заболел, но продолжал работать, хотя врачи прописали ему абсолютное спокойствие. Мирабо, как никогда одолевала жажда деятельности, будто во искупление своих прегрешений. Он был не только председателем Национального Собрания, но и командиром батальона Национальной гвардии, членом администрации департамента Сены. 27 марта произошёл тяжелый приступ болезни, но, несмотря на это, Мирабо   выступает с речью по вопросу о рудниках, защищая вместе с общественными интересами и частные интересы своего приятеля Ла-Марка.
— Ваше дело выиграно, — говорил он ему после заседания, — а я мертв.
   С томительным напряжением, с затаенным дыханием наблюдали друзья, враги, весь французский народ  ход болезни и предсмертную борьбу могучего телом и духом человека. 2 апреля 1791 года  в возрасте 42 лет Мирабо скончался. Весь Париж присутствовал при его похоронах. Тело его было положено в церкви Святой Женевьевы, переименованной в Пантеон.
 Тем не менее, Мирабо  подготовил план  бегства королевской семьи. Он предлагал три пункта прибежища: Мец, Лион или Нормандию, но Антуанетт самостоятельно решила отправиться на запад, в  небольшой городок Варенн, в 190 км от Парижа.  В километре от городка находился Аргонский лес, а за ним – заросшее деревьями ущелье Ла-Шалад, где можно было затеряться и переждать погоню.
C 8 июня  в Варенне, во францисканском монастыре, расположился отряд  гусар для встречи короля и дальнейшего его сопровождения до Клермона, где  гусары полковника де Дама, должны были отвезти королевскую семью в Монмеди.
   20 июня, в час ночи, Людовик и Мария Антуанетта, переодевшись в простое платье, покинули Тюильри, сели в экипаж с паспортом на имя баронессы Корф, со свитой, и поехали по направлению к Шалону и Монмеди. Здесь стояли войска под командованием маркиза де Буйе, сторонника монархии. Оттуда, по плану, во главе контрреволюционных войск король должен был двинуться на Париж, разогнать Собрание и восстановить свою власть.
   Отъезжали в спешке, задержавшись на целые сутки. К тому же маленький Луи, расплакался и не хотел одеваться, а Мари никак не могла найти свою куклу. Словно злой рок, вернее,  Око Бхайравы, не отпускал королевскую семью из Парижа.
    Всё-таки карета с беглецами благополучно достигла Сен-Мен и была недалеко от границы.Королевской карете, прибывшей в Варенн вечером 21 июня, пришлось остановиться, чтобы дождаться гусар.
 Лицо короля и без того приметное, было достаточно известно по монетам и ассигнациям, к тому же, Людовик, хотя и переодетый кучером, не принял никаких мер предосторожности. Вместо того, чтобы подать руку Антуанетт при выходе из кареты, он первый бросился к входу в дом, оказавшийся домом господина де Префонтена, где столкнулся с лицом к лицу с почтмейстером Жана-Батистом  Друэ. Тот и узнал короля по изображению на монете в 50 ливров.
   В пять тридцать утра 22 июня к Варенну подошли поднятые этими офицерами 100 драгун из Дён-су-Мёза под командованием Делона, но из-за обилия народа, привлечённые слухами о прибывшем короле,  не смогли войти в город. Прорвалась только часть офицеров, которые задержали Друэ, и карета королевской семье продолжила путь.
  Друэ собрал отряд  из вооруженных крестьян и  бросился вдогонку.
– Именем революции приказываю стоять!
Но королевский экипаж, подгоняемый самым известным кучером, устремился вперёд. Началась погоня. 
– Быстрей, быстрей!
Подгонял лошадей Людовик. Казалось, что преследователи остались позади. Два дня свободы дали надежду на успех. Но на мосту через реку Эру, недалеко от городка Варенн у кареты слетело колесо, и беглецы вынуждены были остановиться. Король и королева были задержаны.  Делон предложил королю пробиться сквозь толпу с помощью оставшихся верными  гусар, но тот отказался применять насилие. Людовика, Антуанетт, детей и Елизавету  взяли  под стражу и как пленники они были возвращены в Париж. 
Он ночью идёт сквозь леса возле Рейна,
А камень белеет в Волторте-Херне,
Весь в сером монах вызвал бурю в Варенах,
Где вольные люди и храмы в огне. (11)
    Ключевое слово, которое позволяет отнести катрен Нострадамуса к судьбе Людовика XVI – Варен, вернее Варенн. Не того ли серого монаха имеет в виду известный врач и астролог XVI века, который говорил о дворце, как о треснувшем факеле? 
  Только граф Прованский, поехавший  в другом направлении, благополучно достиг границы.
Бегство королевской четы было обнаружено в то же утро, и Лафайет, действовал энергично.
Париж был разбужен гулом набата. Собравшиеся на площади Революции парижане услышали недобрую весть:
–Людовик бежал! Король оставил своих подданных и бежал за границу.
 Негодование охватило народ.
–Измена! К оружию!
Призыв был подхвачен населением города. Известие об измене короля заставило парижан взяться за оружие. 
      Стоявшая у власти крупная буржуазия не желала, однако, ликвидировать монархический режим. Пытаясь спасти и реабилитировать монархию, Учредительное собрание приняло решение, поддерживавшее версию о «похищении» короля.
       И вот, французские король и королева должны теперь пробыть во   дворце Тюильри, пока неистово взбудораженная Франция не вырабатывает их судьбу и свою собственную, как судьбу революции. 
        Небо мрачно, задернуто тучами, но сквозь облака прорываются золотые лучи – заря ли  это
или предвестники мрачной грозовой ночи? 
   Сменятся суровые, холодные зимние   месяцы  с изменчивой погодой,   тёплым мартом, за ним апрель с мягким солнечным блеском, май с преддверием зеленого лета, наконец, наступит жаркий июль.
 
Ждут Францию годы скорбей и лишений,
Но веру не сгасит обманчивый свет,
Хлеб, соль и вино здесь декретом заменят,
Тюрьма, голод, холод – герои злых лет.
Нострадамус VII. (12)
 
   (1) По мотивам стихов «Венок сонетов» Владимира Солоухина
   (2)Виктор Рикети маркиз де Мирабо (1715 —  1789) — французский экономист-физиократ и философ. Умер 13 июля 1789 года за день до падения Бастилии.
(3)Первый документ, в котором упоминается деревянный карандаш, датирован 1683 годом. В Германии производство графитных карандашей началось в Нюрнберге. В деревянный корпус карандаша вначале и на конце вставляли кусочки чистого графита, в середине же находился низкокачественный искусственный стержень.  Современный карандаш изобрел в 1794 году талантливый французский ученый и изобретатель Николя Жак Контэ.
(4) Некоторые из рисунков Елизаветы Французской хранятся в музее Шато в Версале.
(5)Генри Эджворт де Фирмонт (1745—1807) — сын англиканского священника, перешедшего в католицизм. Был капелланом принцессы Елизаветы и духовником Людовика XVI.
(6)Мари́я Тере́зия Вальбурга Амалия Кристина (1717— 1780) — эрцгерцогиня Австрии, король Венгрии с 25 июня 1741, королева Богемии с 20 октября 1740 (имела эти титулы лично, по наследству) и супруга, а затем вдова Франца I Стефана Лотарингского, избранного императором в 1745 году. Среди её детей — два императора, Иосиф II и Леопольд II, а также французская королева Мария Антуанетта и королева Сицилии Мария-Каролина. В 1765 году умер император Франц I, Мария Терезия назначила соправителем своего сына,  Иосифа II, ограничив его деятельность придворными, финансовыми и военными делами, да и тут не давая ему полной самостоятельности.
(7)Нострадамус (1503-1566) –средневековый врач и астролог, центурии IV,II,I,IV. В книге Вячеслава Завалишина «Нострадамус. Центурии», Краснодар 1992
(8)«Wiener Melange – «Венский меланж». Так называют кофе по-венски – кофе с взбитыми сливками с сахаром. Рецепт приготовления:Взбить сливки с небольшим количеством сахарной пудры в стойкую пену, поставить в холодильник.  Всыпать кофе и сахар в турку, залить 2/3 стакана холодной воды. На очень маленьком огне, помешивая, довести почти до кипения, процедить кофе в подогретые чашки такого объема, чтобы кофе занял меньше половины чашки. В горячий кофе положить холодные взбитые сливки, подавать по желанию с шоколадным сиропом или какао-порошком.
(9)Орифламма (лат. aurum - золото, flamma - пламя) - в средневековой Франции флаг короля. На его красном полотнище были вышиты языки золотого пламени. В битве это знамя должно было находиться впереди армии.    
(10) Исаак Рене Ги Ле Шапелье (1754—1794) — якобинец, по его инициативе Учредительным собранием Франции 14 июня 1791 годабыл принят антирабочий закон, получивший название закон Ле Шапелье. Под страхом наказания (лишения политических прав на один год и штрафа в 500 франков) закон запрещал объединение рабочих в профсоюзы и другие ассоциации. Был отменен (в отношении запрета стачек) только в 1864 г.; свобода деятельности профсоюзов была восстановлена по Франции еще позже - в 1884 г.
(11)В этом катрене усматривают пророческое предвидение Нострадамуса злоключений Людовика XVIв Варенне.
(12)Этот катрен Нострадамуса долгое время признавался предвидением Робеспьеровского периода Французской революции XVIII века.  
© «Стихи и Проза России»
Рег.№ 0145062 от 16 ноября 2013 в 00:06


Другие произведения автора:

Камни Добра и Зла. Особенные камни. ч.4

Ценная бандероль стоимостью в один доллар.История десятая ч. 9.4

Берлинские истории. Вера в любовь или любовь Веры.

Это произведение понравилось:
***********
Alexander Ivanov
Рейтинг: +2Голосов: 21516 просмотров
Комментарии (7)
*********** # 16 ноября 2013 в 12:01 0
Какую работу провела Аня, чтоб  в хронологическом порядке подать события во Франции, да так интересно, что не отрываешься,читая, а я еще и перечитывала дважды...
  И о круассанах мало кто знает, и о бедах королевы...Живой человек ведь...
А как вкусно ты описываешь приготовление кофе... Захлебнуться слюной можно... Да что говорить- потрясающая работа!
Спасибо тебе за массу знаний, которыми ты делишься с нами в своем романе!!
Анна Магасумова # 17 ноября 2013 в 23:01 +1
Спасибо, Танюша! Я очень дорожу твоим мнением.
Это Камилль Демулен
*********** # 18 ноября 2013 в 11:01 0
Это тебе спасибо, подруга. Много интересного и важного ты рассказываешь...
Знаешь, в эти выходные муж ездил  на Ай- Петри-  поднимался на канатной дороге. Любит экстрим)))
Потом пошел на экскурсию во дворец  княгини Нарышкиной в Симеизе. Так вот, когда экскурсовод рассказывала об истории дворца  Нарышкиной, муж, который прекрасно знает историю , увлекается ей уже давно, и изучил массу исторических документов, задал вопрос  экскурсоводу о любовной связи Графа Воронцова и Нарышкиной.
Стоящие рядом молодые люди спросили у мужа :- А вы что, были знакомы с Нарышкиной, что так хорошо ее знаете?
Народ упал от смеха...
Муж объяснил, что Нарышкина и Воронцов жили в 19 веке, как он мог их знать... а молодежь даже не смутилась...
Хотя вокруг все хихикали...
И это в век интернета... Грустно, Анечка.

Поэтому твои работы несут просветительский характер.  И очень нужны. За что спасибо тебе большое!
Анна Магасумова # 18 ноября 2013 в 22:38 +1
Увы, дорогая Танюша! Наша молодёжь сейчас мало интересуется историей. В Интернете их больше всего интересуют игры.  dash1 Будут ли они читать? Это как лбом биться о стену....
*********** # 18 ноября 2013 в 22:40 0
Ты права. bh
Alexander Ivanov # 19 ноября 2013 в 02:31 0
Вы правы, - история, сейчас не в таком почете, как была раньше. Однако поклонники всегда найдутся!
С интересом ждем продолжения!  arb10  arb08  vb115
С уважением, Александр.
Анна Магасумова # 19 ноября 2013 в 18:35 0
Я надеюсь! Ведь в моих историях всё в необычном ракурсе.