Ценная бандероль стоимостью в один доллар. История восьмая ч.12 -13

20 ноября 2013 — Анна Магасумова
article145671.jpg
История восьмая. Гильотина на площади революции
Ч. 12 Проклятие тамплиера.
 
 
О, рыцари Пренепорочной,
Хранители истинной веры –
Тамплиеры!
Бело-голубые плащи с красными
Крестами,
Мечи из добротной стали...
Алая роза и белая лилия –
Их знаки отличия.
 «Рыцари Господа и Храма Соломона» (Из Интернета)
 
Non nobis Domine,
Non nobis, sed nomini
Tuo da gloriam**
** Не для себя господи, не для себя, но для вящей славы имени твоего (лат. – девиз тамплиеров).
 
 Конец сентября 1307 года.
 Ночь, серые сумерки. Тяжело дышать, воздух узких улочек буквально заполнен зловонием. Медленно идут, приближаясь к мрачным стенам Шатле два человека. Один из них – король Филипп IV, второй – Гийом Ногарэ – хранитель печати.
 По приказу последнего,  передвигаться по Парижу до наступления рассвета запрещалось всем, кроме королевских сержантов, лекарей, священников и дворян, едущих с государственными поручениями от его величества Филиппа IV, самого Ногарэ или светлейшего коадъютора(1)Ангеррана де Мариньи. Правда приказ не всегда соблюдался в окраинных кварталах, но в эту ночь, на удивление Ногарэ и Филипп никого не встретили.  
Ногарэ  комментировал, где они проходят:
—Мост Менял, улица Скобяных изделий,  улица Большая Скотобойня, сир, чувствуете запах? Улица Требухи, улица Пьера-Рыбака, улица Резни, улица Живодерни…
   Дорога оказалась длинной. Филипп устал с непривычки, но нельзя было, чтобы короля кто-то узнал. Поэтому он облачился в простой тёмно-коричневый камзол, а поверх его чёрный с красной подкладкой плащ, однотонного цвета у Ногарэ не нашлось.
—Что-то очень  долго мы идём, — ворчал Филипп.
 —Да, сир, но скоро уже будем на месте, — отозвался Ногарэ,  — Это  улица, которая называется Долина Несчастья. Вот и пришли.
      Поблизости возвышалось здание, вселявшее ужас, – GrandChatelet, Большой Шатле. Это необычное строение причудливой архитектуры с 1190 года являлось официальным местопребыванием парижского прево. (2) Большой Шатле представлял собой здание квадратной формы с большим двором в середине и двумя башнями, выходившими в безлюдное место. Это была окраина Парижа.
 На первом этаже Шатле находилась небольшая комната, в которую через небольшое окошко проникал свет с улицы. Сюда прево мэтр Жан Плуабуш, приземистый мужчина лет пятидесяти, ввёл Зиала Коста. Коста заулыбался, увидев короля. Филипп в нетерпении произнёс:
— Что же ты хочешь рассказать мне, несчастный? Если меня это не заинтересует, твоё тело тотчас же будет брошено в Сену, и никто не узнает, как ты умер.
Улыбка сползла с лица Косты, и он заговорил подобострастно:
— Сир! Я несчастный торговец. Меня несправедливо обвинили в нечестной сделке и убийстве...
Король перебил Косту.
— А меня не интересуют подробности твоего дела. Я думаю, что пришёл сюда зря.
Филипп сделал вид, что собирается уйти.
— Сир! Я просто начал говорить о том, почему меня поместили в камеру смертников. Здесь я оказался не один. Со мной сидел несчастный, приговорённый к повешению на монфоконе (3), имени он не назвал.
   — Что за мон-фо-кон? — по слогам произнёс Филипп,   обращаясь  к Плуабушу.
Плуабуш тут же стал объяснять королю:
— Монфокон – самая грандиозная трехуровневая виселица в Европе.  На прочной основе сооружено 16 каменных столбов высотой 12-ть метров, объединённых  стенами с разными проёмами от  двух до трех метров.
   Филипп впервые слышал о таком сооружении и пытался представить, как она может выглядеть. А Плуабуш продолжал:
—Три яруса дают   возможность одновременно повесить до 51 человек.
— 51 человек сразу! Как много!
— Разумеется, такое количество вешаем не каждый день и не каждый год. Монфокон используется по мере надобности.
—В чём особенности мон-фоко-на? — задал вопрос Филипп, по-прежнему по слогам произнося незнакомое для него слово.
Плуабуш разъяснил:
— Каждый повешенный цепью цеплялся к виселице и так висел  до той поры, пока труп не истлевал и не высыхал. 
Филиппа передёрнуло. Он представил, какой запах стоит возле этой виселицы, сколько воронья слетается туда.
— Жуткое место, — подумал король, хотя сам себя считал бесстрашным, не зря его называли не только Железным, но и Жестоким.
Тут вмешался Ногарэ, видя, что Филиппу не по себе:
— Сир! Создатель этого сооружения ваш покорный слуга советник по финансам Ангерран де Мариньи.
   Филипп отвлёкся от мрачных мыслей. Его нисколько не удивил этот факт. Он не раз обращал внимание на жестокость своего советника и знал, что его недолюбливали многие дворяне. Поэтому Филипп т только отмахнулся:
—Вам не кажется, что мы отвлеклись! Продолжай, несчастный!
— Так вот, что я услышал из исповеди незнакомца.(4) Он был членом Ордена Тамплиеров, —Коста произнёс название Ордена так, как будто назвал имя самого сатаны.
        Нужно сказать, что незнакомцем был Жако Готтье, священник – настоятель в Тулузе, которого магистр Ордена присудил к вечному заточению. 
— Так вот, незнакомец рассказал, что при вступлении в Орден ему пришлось плюнуть на крест, отрекаясь от власти христианской церкви над собой.
— Какое кощунство! — пробормотал Ногарэ, а Филипп дал знак Коста  продолжать дальше.
—Также осуждённый поведал мне, что основанный поначалу как христианский, Орден давно отступил от христианства. И что мне показалось невероятным,— тамплиеры поклонялись животному... — Коста даже понизил голос и глубоко вздохнул.
А его слушатели замерли в ожидании.
— Поклонялись коту, который, как утверждал осуждённый,  иногда являлся им на их собраниях, на которых они занимались спиритизмом и гаданием. Кроме того, тамплиеры почитали идолов – так называемые «головы Бафомета».
— Бог мой! Кот, Бахомет... — прошептал король в ужасе.
—Сир! Бафомет, – поправил Коста Филиппа IV, хотя понимал, что этого не стоило делать.
Но король  не обратил внимания на то, что его перебили.  В голове уже крутились мысли, как это можно использовать против Ордена тамплиеров.
— Бафомет, рассказал незнакомец, — продолжал Зиала Коста, — представлял собой  бронзовые головы  с тремя лицами, с рогами, с яркими глазами из драгоценных камней. В минуты спокойствия глаза были голубые или зелёные, но когда они становились ярко красного цвета – это значит, требовалась жертва. Возможно даже, человеческая, незнакомец точно не знал....
    Внезапно тишину ночи прервал пронзительный крик. Филипп от неожиданности вздрогнул, хотя был не робкого десятка.
— Сир, это заключённому приснился страшный сон, — сказал Плуабуш.
Филиппа этот ответ не удивил, а Ногарэ сделал вид, что поверил. Зиала Коста передёрнул плечами, но продолжал:
—Простые люди боялись Бафомета и даже не произносили вслух это имя. Для тамплиеров  же головы Бафомета считались символом благосостояния, процветания и плодородия.
—Итак, три лица, рожки на головах, — все это символы каббалистики, колдовства и алхимии, — выдохнул Филипп,  — всё это говорит  о культе Сатаны. Орден тамплиеров можно теперь обвинить в ереси и оккультизме. (5)
Но это было ещё далеко не всё. Незнакомец поведал Зиала Коста о грандиозном заговоре  Ордена тамплиеров  против светских монархий.
     Естественно, что простой член Ордена не знал всех масштабов готовящегося тамплиерами заговора против всех королевских домов Европы, но вот Филипп, которого не зря звали  Железным королём, в существовании столь могущественного Ордена  видел угрозу собственной королевской власти.
— Истинная власть может быть и должна быть сосредоточена в одних руках, — убеждал себя Филипп IV, правивший страной с позиции силы.
 Размышления Людовика XVI
 — Но как трудно монарху править единолично, если вмешиваются «верные» министры...
Людовик  XVI вздохнул и продолжал рассуждать:
— К началу XIV столетия многие короли - венценосцы уже склонили головы перед величием «Босеана» – черно-белого знамени крестоносцев, а Альфонс IV, король Арагона и Наварры, даже объявил Орден своим наследником, но Орден этим не воспользовался. Не стал вмешиваться в семейные дела и королём после смерти Альфонса  стал его брат Рамиро. Кто его знает, если бы распространению влияния Ордена не был положен конец, то  революционные изменения начались бы не XVIII, а в XV веке. Как бы развивались события истории, неизвестно. Но вот в Тампль я бы не попал, это точно! 
   Почему Людовик был так убеждён? Возможно, что Тампль так и остался бы монастырём. Кто его знает...
    Орден тамплиеров, обладая огромными финансовыми возможностями,  постепенно,  с помощью кредитов, кстати, под невысокий процент – всего 10%,  а также взяток и подкупов фактически взял под контроль едва ли не половину  дворянских родов Франции, Италии и Испании. Фактически было создано государство Ордена тамплиеров  в других государствах. Тамплиеры мечтали о создании единой Европы без королей и монархий. Это в средние века!
     Сокровища тамплиеров   
   О богатстве Ордена Филипп IV знал не понаслышке. Выслушав доносчика, он обратился к прево:
—Плуабуш, слушай мой приказ: Косту помиловать, освободить из-под стражи и наградить кошелём монет за ценные сведения.
    Король не уточнил, откуда взять деньги. Так как кошелька  он не оставил, Плуабушу пришлось выделить несколько монет из своего жалования.
 Зиала Коста чуть позже попытается получить обещанные Филиппом деньги, но его, естественно,  не допустят к королю. Устроив скандал, Коста будет убит верной стражей Филиппа IV, Железного короля.
    Филипп же воспользовался доносом Зиала Коста, чтобы развернуть  преследование против тамплиеров. На следующий день он отправился в Авиньон и в мельчайших подробностях рассказал всё услышанное папе Клименту V.
— Ваше преосвященство! Я поделюсь богатствами Ордена с  вами и церковью, обещаю!
 Папа, не думая о последствиях,  вынужден был поддержать Филиппа.
— Что ж, придётся согласиться покрыть своим авторитетом расправу над Орденом тамплиеров.
Климент поручил Суду Инквизиции тайно собрать материалы по наиболее известным тамплиерам.
— Я уверен, что можно найти за что к ним придраться.
 Золотом их пожелал обладать
Французский король коварно,
И никто не рискнул и слова сказать
В защиту Ордена Храма.
(Виктор Заславский из Интернета)
  Во время пребывания Филиппа IVв замке Тампль  Магистр Ордена Жак де Моле своим гордым видом подчёркивал независимость от королевской власти. Король чувствовал себя почётным гостем. Это было действительно так. За стенами шумела людская толпа, которая не могла проникнуть в святая святых тамплиеров – замок Тампль.
 В тайных подвалах  Тампля Филипп Красивый впервые в жизни увидел несметные сокровища Ордена, накопленные за 200 лет.  Он не заметил, как остался один. Сопровождавший его проводник-тамплиер поставил факел в углубление стены и исчез из виду, будто испарился.
   Филипп был завистлив. Алчный взор нищего короля стал метаться по кованым сундукам, набитым золотом,   бриллиантами, сапфирами, рубинами и изумрудами.
—Я, король, король  Франции, не имею столько драгоценностей, сколько имеет Орден, — Филипп был возмущён до глубины души.
—Я сделаю всё, чтобы  эти богатства достались мне. Никакая дружба, никакое родство, не остановит меня! Не остановит меня!
Де Моле  был крёстным отцом его дочери Изабеллы Французской(6), а в средние века это считалось близким родством.
—Ничто не остановит меня, не остановит меня! — как безумный повторял король.
Он  ходил от сундука к сундуку, брал пригоршню золота или серебра и опять наслаждался металлической музыкой.
 «Какое чудное мгновение!» —
Деньги пели сиренами.
«Какая прекрасная музыка,
Она никогда не забудется!»
Филипп крутился, как юла, вокруг сундуков.
—А жаль, что я не владею этими сокровищами, а жаль, а жаль, — повторял король, — а жаль, а жаль!
 Неудивительно, столько сокровищ могли свести с ума даже человека с железной волей.
 Деньги пели, пели, сводили с ума
Железного, бедного короля.
— Ах, можно в любую минуту подойти и взять пригоршню золота или серебра, а затем, как простой песок, высыпать всё назад, и монеты при этом будут издавать чарующие мелодичные звуки.
И блеск драгоценностей слепят глаза,
Но остаться здесь, увы, мне нельзя.
    Филипп был просто очарован.
— Эх, если бы можно было здесь остаться! Если бы, если бы, если бы... — повторял он, перебирая монеты.
—Ого! А здесь старинные кресты и древние византийские иконы  времён Синая, VI век, иконы XII - XIII веков, — удивлялся Филипп.
  Он хорошо разбирался в иконописи. Ему казалось, что все богатства мира собраны именно здесь, в подвалах Тампля.
   Через потайное слуховое окно Магистр и его кардиналы по очереди смотрели за королём Франции, как он ведет себя  в сокровищнице Ордена. 
    Почему сюда пустили  Филиппа? Ни Ногарэ, ни Мариньи? А вот короля допустили. Сам Магистр не смог бы объяснить. Он видел, с какой  с любовью, восхищением и одновременно с досадой  Филипп  пересыпал монеты из одной руки в другую, рассматривал драгоценности.
—Сколько разных чувств на лице короля, как быстро они меняются, — думал де Моле.
Казалось такое просто невозможно
—Вызов судьбе брошен, — понял Магистр, — Филипп не оставит нас покое. Остаётся только наблюдать за дальнейшими событиями.
 Возможно, само провидение решило  судьбу Ордена. Его время прошло. Ни в одном месте не было такого скопления драгоценных камней, прежде всего бриллиантов. Они излучали мощную энергию. Для людей со слабой волей и психикой  это было настоящим испытанием, испытанием на душевные качества, такие как: благородство и благочестие, бескорыстие и добропорядочность, искушение и целомудрие, смирение и искушение, человечность и человеколюбие.
 Преследования начинаются
 12 октября Жак де Моле, последний Магистр Ордена Тамплиеров, присутствовал на похоронах Екатерины де Куртене, супруги Карла де Валуа(7), скончавшейся при родах. Магистру было доверено нести погребальное покрывало. В тот же день Филипп IV принял де Моле, состоялась дружеская беседа.
— Малютка осталась без матери, но пусть у неё будет два отца. Я  прошу вас, Великий Магистр, будьте крестным отцом Беллы, дочери Карла. (8)
  Де Моле не мог отказать королю, но он не мог предположить, что произойдёт дальше. Насколько Филипп был хитёр и жесток, что после разговора с Магистром  занялся подготовкой секретных инструкций на счёт завтрашних действий с членами Ордена тамплиеров.
— Согласно предварительного исследования Суда Инквизиции, разослать во все провинции   тайное повеление арестовать в один и тот же день всех тамплиеров.
 Ангерран де Мариньи выполнил указания Филиппа   безукоризненно. Правда, перед этим он обратился к королю с просьбой.
—Сир! Покорнейше прошу для своего младшего брата Филиппа  епископскую степень. Не откажите!
—Bien. Хорошо, — согласился Филипп с улыбкой, — как же моему homоnyme  (тёзке) не дать духовный сан. Я напишу папе Клименту, он мне не откажет. Но у меня есть условие, он и ты   должны  судить тамплиеров.
—Я согласен! Уверен, что брат не откажется.
    Ранним утром в пятницу 13 октября 1307 года по всей Франции  начались аресты и  захват имущества Ордена.
Размышления Людовика XVI
—После массовых арестов и казней тамплиеров – Рыцарей Ордена Храма, появилось поверье, что совпадение 13-го числа и пятницы является плохой приметой. Ну а  мне 13 число всегда приносило удачу, — был убеждён  Людовик.    
    В Париже только восемь тамплиеров избежали ареста, покончив жизнь самоубийством, а Жака де Моле застали ещё в постели.
— Что делать, король слаб, как и простые люди…
    О себе магистр не думал, но  за несколько дней до похорон Екатерины, уже после посещения Филиппом сокровищницы,  отправил из Тампля несколько обозов с сеном. На самом деле Магистр распорядился вывезти драгоценности, которые после этого так никто и не увидел.   
   13 октября вечером Филипп IV уже находился в Тампле, где вступил во владение не только королевской казной, но и средствами Ордена, оказавшиеся не такими уж огромными, какие он видел совсем недавно. Король был разгневан.
—Какой же Моле хитрец! Спрятал сокровища тамплиеров, ну ничего, они все под пытками сознаются, где спрятали сокровища! Ногарэ, — в бешенстве кричал король, — срочно начать судебный процесс против тамплиеров! Сам выступишь с обвинениями. В помощь вызови Филиппа де Мариньи и Гийома Парижского.
    Обвинений насчитали 172 пункта. Процесс растянулся на долгие семь лет. Его вели не только светские власти, но и инквизиторы. В 1308 году Генеральные Штаты одобрили действия короля. Климент V попробовал защитить несчастных тамплиеров, но пойти против Филиппа он не смог.
     Поскольку Климент отлучил Ногаре от церкви и отказывался его видеть, на суде его заменил  Гийом Плезиан, прозванный Гийомом Парижским. Он был хорошим легистом, юристом и рьяно взялся за дело ненавистных ему тамплиеров. На одном из первых заседаний он поднялся на помост (суд проходил в соборе Парижской Богоматери) и от имени короля произнес  резкую обвинительную речь, прежде проконсультировавшись с другими легистами и получив разрешение Филиппа IV:
—Иисус еще не одерживал над врагами христианской Церкви и истинной веры такой необыкновенной победы — он недавно это сделал, ведь иначе, как божьим провидением это не назовёшь:   чудесным образом была обнаружена ересь коварных тамплиеров!
   Легист говорил по-французски, а не на латыни, обращаясь к простому народу. Понизив голос, он добавил, обращаясь к папе Клименту V:
—Padre! Святой Отец, король, бароны и весь народ Франции просят, чтобы  дело еретиков- тамплиеров было закончено быстро, пусть будет вам угодно как можно раньше поставить в нем точку. В противном случае нам придется говорить с вами на другом языке! — на каком другом языке Гийом  Плезиан не уточнил. Это король посоветовал ему так сказать, намекая, что Климент испугается.
  Обвинения в колдовстве. Не существует вовсе никаких моральных фактов (Ф.Ницше).
30 декабря 1308 года Климент ответил буллой, где говорилось:
— Предать  отлучению от церкви всех, кто помогал тамплиерам советом или поддержкой. Это касается и епископского преосвященства.
   Таким образом, наказание ложилось  и на тех епископов, в чьих руках оказалась  участь рыцарей Храма – тамплиеров. Климент окончательно решил, на чьей он стороне, на стороне короля, то есть светской власти.  Он убеждал сам себя:
—Орден тамплиеров следует добить  как   раненое животное. Ни капли жалости, ни капли сочувствия. Виновных – наказать! Только огонь может очистить души грешников.
    Такой показательный суд начался ещё поздней осенью 1308 года над епископом Гишаром из Труа.  Гишар был духовником вдовствующей королевы Наваррской Бланки д'Артуа и ее дочери Жанны Шампанской, супруги Филиппа Красивого. Благодаря королеве Жанне в 1298 году Гишар был назначен епископом Труа, откуда были родом его родители. Через два года его обвинили в соучастии в деле о растратах доходов вдовствующей королевы и не только. Его обвинили в колдовстве!  Дело было тёмное, на него донесли шпионы Гийома Ногарэ. С Гишара сняли сан и посадили в тюрьму.    
    В 1302 году, вновь через два года,  Бланка д'Артуа скоропостижно скончалась. Опять заговорили, что Гишар её сглазил. На этом настаивала сама дочь Бланки, королева Жанна, так любившая драгоценности, особенно бриллианты. Когда она видела их на других женщинах, её глаза алчно загорались. Она приказывала:
—Хочу эти драгоценности!
      Придворные любыми способами доставали королеве драгоценности, сажая мужей в тюрьму, заставляя женщин даром продавать бриллианты.
Любила Жанна  блеск бриллиантов
В подвесках, кольцах и серьгах,
Неважно, сколько в них каратов,
Лишь ощутить их на руках,
В колье на шее или диадеме
На лбу, на пальцах и в ушах...
И Жанны нет, прошло то время,
Но   вижу королеву в своих снах. 30.08.2013
 Гишара от преследования спасло то, что он вернул королеве Франции сорок тысяч ливров якобы растраченных денег её матери и бриллианты, которые он получил от своих прихожан в качестве благотворительности.
   Но Жанна не простила епископа, возможно, поэтому в апреле 1304  года она умирает при родах в Вьенском замке. Цифра 2 стала роковой не только в жизни Гийома Плезиана, но и Филиппа IV.  При дворе заговорили о виновности короля в смерти жены.
   Буквально за два дня до родов Филипп подарил жене перчатки, надушенные восточными благовониями. Именно эти ароматы вызвали преждевременные роды, королева провела сутки в мучительных схватках и скончалась, а ребёнок родился мёртвым. 
 Как эти перчатки попали к королю, он не мог объяснить. Принесли в красочно упакованной коробке с надписью «Перчатки для королевы».
    Король, казалось, был слеп и глух к слухам, особенно  о колдовских чарах. Он  потерял любимую жену! Не задумываясь о церемониях, он прошёл пешком  в похоронной процессии за  гробом жены  до  церкви Корделе. Придворные были удивлены:
—Жестокий король плакал!
Филипп плакал искренне, что с ним почти никогда не было.
Вы видели плачущего короля?
«Нет!»
Но то видел я!
Он шёл за гробом жены.
«Это видели мы.
Но, возможно,
Что это капли дождя?»
Нет, горькие слёзы
Жестокого короля!
—Милая Хуанна! — так Филипп называл свою жену, королеву Наваррскую, именно она принесла ему в 1284 году  Шампань и Наварру, — не рождённый младенец, как это жестоко!
Французский король, отправивший тамплиеров на растерзание Суда Инквизиции, рассуждал о жестокости судьбы.
   Железный король после смерти своей любимой жены так и не женился, несмотря на выгодные предложения. Ходила молва, что до смерти он не знал женщин...
   Узнав о смерти супруги Филиппа, Гишар, человек гордый и вспыльчивый, с трудом переносивший немилость,  прошептал, что его никто не услышал:
—Сколь малое сожаление я испытываю по  поводу смерти королевы Жанны. Она посмела обвинить меня в колдовстве!
      Филипп был снисходителен.  Папа Климент V, получив согласие короля,  объявил Гишара невиновным в возведенных на него обвинениях, но  дело затянулось, его отпустили только через два года после смерти королевы.
    А  в августе 1308 года, (опять через два года!)  в тот  момент, когда Климент доверил судьбу тамплиеров епископату, раскрылись новые обстоятельства по обвинению епископа Гишара Труа в смерти королевы, в наведении на неё порчи.
   Главным обвинителем стал обитавший в лесу близ Труа  l'ermite- отшельник, который явился в королевский дворец и потребовал аудиенции с королевским духовником. Это был босой старик, с седой бородой в грубой хламиде – рубище (19) пепельно - серого цвета. 
    Стража не пустила бы простого нищего, только глубокое почтение к человеку, отказавшемуся от мирской суеты, соблазнов и излишеств, добровольно уединившемуся в глухом месте, заставило вызвать духовника короля.
 К отшельнику  вышел доминиканец Дидье Морель.
—Я аскет Авва из Сент-Ави. Хочу рассказать о смерти королевы Жанны, — заявил отшельник, — В мою хижину пришёл епископ Гишар вместе  с аббатом Пьером Терри  из аббатства Литье ла Сель. Он просил у меня, чтобы я пронёс в королевский дворец склянку с ядом, чтобы отравить королеву. Но я отказался.
 Дидье смотрел на этого старого, бедно одетого человека и не знал, верить ему или нет.
—Докладывать королю о странном визитёре? Епископ  Гишар – почётный легист, судья на процессе тамплиеров, — рассуждал про себя   духовник Филиппа IV.
—Вы мне не верите? Через несколько месяцев поздно ночью Гишар опять пришёл ко мне. С ним была   колдунья Маргера. Гишар стал просить у меня благословления на   проведение магического обряда. Они изготовили восковую куклу, дав ей имя Жанна.
В этой части рассказа Авва перевёл дыхание и продолжил:
— На кукле было такое же бриллиантовое ожерелье, которое носила королева. Они стали истязать куклу, прокалывая булавками части тела: руки, ноги, туловище, живот, голову. Удивительно, но из мест, колотых булавками стекали капли кровавого цвета. Кроме того, они говорили о перчатках, которые должны попасть в руки королевы.
На этом месте рассказа духовник короля внимательно посмотрел на отшельника.
—Вы думаете, что я сошёл с ума? Прошло два года, а до этого времени я не мог и слова произнести, ибо Маргера наложила на меня заклятие молчания.
 Дидье, чтобы быстрее отвязаться от отшельника,  дал Авву 30 ливров и отпустил восвояси. Обо всём он сообщил Ногарэ, сняв с себя  ответственность за рассказ отшельника. Ногарэ понимал абсурдность обвинений и не стал вмешиваться в процесс Гишара. Обвинение не смогло предоставить истинных свидетелей и дело закрыли. Гишара отправили аббатом   в дальнюю провинцию, где он вскоре тихо скончался.
 А судебные действия и пытки  тамплиеров продолжались ещё два года.
   Всё это время тамплиеры просидели в тюрьме Шатле. Их пытали изощрёнными методами, многие сознались во всех преступлениях, какие только приходили в голову их палачам. Но никто из них не знал, где находятся вывезенные из Тампля сокровища. 
Крики и стоны в подвалах тюрьмы
Не смолкали тогда ни на час.
На тамплиеров вовзвесть клевету
Был дан королевский указ.
(Виктор Заславский)
   Обо всём происходящим докладывали Филиппу. Он был просто вне себя.
—Не понимаю, что заставляет молчать этих наглецов, или они действительно ничего не знают? Филипп задумался:
—Как же покончить с делом о тамплиерах?
Долгое время король не знал, что предпринять.
Гийом Ногарэ, Чёрный Ворон
—Гийом, нужно что-то решать с тамплиерами,  — поделился король своими мыслями с Ногарэ.
—Сир! А мы этих еретиков отделим от общества, поселим их в дальнем предместье, да найдём ещё более изощрённые пытки, — нашёл выход верный советник.
 Миндалевидные глаза Ногарэ льдинистого, светло-серого цвета, смотрели на короля по - собачьи преданно. Его, скорее всего, можно было назвать стервятником, а не псом. О преданности хранителя печати, правой руки Филиппа,  ходили легенды.
       Основной чертой Ногарэ действительно было преданное служение Франции и своему королю. Только им он отдавал своё предпочтение и ради их блага шёл на крайности.
      С  окружающими был холоден, что производило на собеседника впечатление гордой и высокомерной личности. Нельзя сказать, что речь шла только о характере. Внешние данные Ногарэ очень подходили под  определение стервятника, хотя ему больше всего нравилось,  когда его называли Чёрным Вороном.
«Чёрный ворон, что ты вьёшься
                                над моею головой?
Ты добычи не дождёшься,
                      чёрный ворон, я не твой!»
«Чёрный ворон, чёрный- чёрный
                           над тобою пролетит,
Тот, кто  смерти удостоен,—
                            от меня не убежит!»
     Высокий, долговязый и жилистый канцлер возвышался над большинством низкорослых придворных. К тому же нужно добавить   худое лицо, еще не старое,  но подернутое легкой сеточкой морщин.  Никто не знал точно, когда он родился. На самом деле королевскому советнику было около 50 лет.
   Красивым его не назовёшь,  – если взять отдельно рот, то он будет аккуратен и привлекателен. Тонкие губы, искривлённые в презрительной усмешке.   Нос – прямой и тонкий, с небольшой горбинкой, походил на птичий клюв, принюхивающийся и выискивающий предателей и заговорщиков.
    Образ хищной птицы завершали цвет волос и тона одежды. Прежде всего, цвет волос. Волосы Ногарэ были черного цвета, чуть   подернутые серебром. Он предпочитал носить короткую стрижку, чтобы волосы не падали ему на глаза и не мешали ни при каких обстоятельствах.
    В одежде Ногарэ не любил яркое  и кричащее,  категорически выступал против кружев и рюшей. Предпочитал сюртуки   черного или тёмно-серого цвета.
      Не зря король Филипп приблизил его к себе, – больше всего Ногарэ не любил безделье и скуку. Практически всё свое время стремился заполнить  общегосударственным или же внутренними делами  двора.
Любил Ногарэ золото,  бриллианты и рубины.
—Бриллиант,  упавший в грязь, всё равно остаётся бриллиантом, а пыль,  поднявшаяся до небес, так и остаётся пылью. Китайская мудрость  — повторял часто Ногарэ.
 Все отмеряно, в точности спаяно, 
все слова подошли, как одно,
В этой рифмe, сверкающей гранями, 
как на солнце Мурано стекло...
Как алмазы рука ювелира, 
превращая в волшебный бриллиант...
(drboris из Интернета)
    Для собственного обогащения Ногарэ шёл на разные хитрости. Однажды по государственным делам  он был в Италии.  На одном из приёмов у папы Климента V ему поднесли бокал зеленого стекла в форме четырех лепестков с золотой каймой. Ногарэ очень заинтересовался:
—Откуда и кто создал такую красоту?
Ему рассказали  о городе Мурано, всего в полутора километрах к северу от Венеции.  Оказалось, что   совсем недавно  здесь началось производство венецианского стекла: столовой посуды, бутылочек  для разных церковных нужд, вина и  масла, стеклянных бус.
 Получив разрешение у папы, Ногарэ вступил  в совместное владение мастерской, принадлежавшей   Джино Баровьеру(10). Баровьер вынужден был пойти на это, так как ему  не хватало финансов для расширения производства.
 Вскоре Джино   изобрёл особое прозрачное стекло «cristallo» – хрусталь. Под его руководством стали изготавливать не только бусы, но и вазы,  бисер, искусственный жемчуг, поддельные бриллианты, драгоценные и полудрагоценные камни.
Довольный Джино повторял:
— Агат, авантюрин и яшма – наиболее сложные в исполнении, а бриллиант подделать намного легче.
—Хрустальные драгоценности сверкают лучше настоящих,   — убеждался Ногарэ.
Сверкает гранями стекло,
Как бриллианты,
            что найдены давно.
 Так что большие деньги советник Филиппа IV  получал,   продавая через своих торговцев и знакомых ювелиров поддельные, фальшивые, хрустальные драгоценности.
Бриллианты из хрусталя
Дошли даже до короля.
Зелёные, красные и голубые –
Серьги и бусы,  кольца любые.
Яшма, агат,  аквамарины –
Все украшения неповторимы.
Красных рубинов кровавые капли
Стали доступны даже незнатным.
Блеска хрустального не заменить, –
Как бижутерию(11) не полюбить!
   Так и разошлась по Европе бижутерия – хрустальные драгоценности, которые фальшивыми и не назовёшь, – так они были красивы и пользовались большим спросом не только у знати, но и торговцы, ремесленники, художники и даже служанки могли себе их позволить.
   Сам Нограрэ носил в левом ухе (как шах или раджа на Востоке) небольшую золотую серьгу, правда, с настоящим бриллиантом. Вслед за ним многие французские аристократы последовали его примеру и прокололи уши.
 Ногарэ полностью доверял Баровьеру. Стекольное производство расширялось. В Мурано было уже несколько мастерских. Особенно прославился    цех братьев Даи Галло: Альберто, Винсенто, Лоренцо и  Серхио. Они производили зеркала, которые представляли выпуклые капсулы. На ещё горячие выдутые колбы мастера наносили лигатуру (сплав) из свинца и цинка. Из разрезанных колб получались маленькие вогнутые зеркала. О вреде свинца и цинка для здоровья в то время не было известно.
   Братья Галло изобрели новый   способ изготовления зеркал, который  хранили в секрете.   Даже сам Ногарэ не интересовался, как идёт процесс изготовления. Но для нас это уже не секрет!
   Стёкла как для зеркал, так и для окон производились способом литья жидкого стекла в прямоугольных формах, называвшихся quari — куари.    На гладком куске мрамора расстилался листок олова и поливался   ртутью. Олово растворялось в ртути, и получалась амальгама. На неё накладывали лист стекла, и серебристая блестящая плёнка амальгамы, толщиной с папиросную бумагу, плотно приставала к стеклу.  Вот и  зеркало готово!    
   Но амальгама была ещё более вредной, чем цинк. Настоящая отрава!  Правда, об этом никто не думал. Слишком престижным стало иметь зеркальце. На себя посмотреть со стороны, чем не чудо?!
Размышления Людовика XVI
 — Зеркала производились различных размеров как декоративные, так и функциональные, для стен,  комнат и карет, туалетные и ручные, в рамках, с деревянными ручками или в серебряной оправе.
В Лувре, Трианоне, даже Тюильри было много зеркал. Людовик любил смотреть в зеркало и любоваться собой. Ему особенно нравилось, когда в зеркале отражался голубой  бриллиант Око Бхайравы.
—Ох, и где же мой бриллиант...
 Людовик глубоко   вздохнул, он не знал, что бриллиант серым камешком был у Робеспьера, потом попал в руки Наполеона. Тем более, не догадывался, что в Тампле он оказался совсем не случайно. 
    Мысли короля вновь вернулись к мурановскому стеклу.
   —  Мурановские мастера долго сохраняли  способ выработки зеркал в глубокой тайне. Королевские дворы Европы, а за ними все богатые и знатные люди в продолжение целых двухсот лет выписывали зеркала из Венеции, платя за них большие деньги. Подарить зеркало считалось в те времена верхом щедрости.    
   Людовик вспомнил, что в  1600 году венецианский посланник преподнёс  Марии Медичи в качестве свадебного подарка зеркало. Зеркало было совсем небольшим — величиной с книгу 14 х 16 см., и оценивалось в  сто пятьдесят тысяч франков.  Правда, оно было вставлено в драгоценную раму. А само зеркало не имело цены, так как было одним из первых зеркал.     
       У   Ногарэ было зеркало большое, изготовленное специально на заказ для него и его короля, ещё  несколько маленьких.  Зеркало в то время считалось предметом роскоши,    знаком богатства. Самый последний дворянин, не желая отставать от других, отказывал себе во всем, но покупал  крохотное зеркальце.  Зеркальце, которое отравляло организм не хуже яда. 
    Ногарэ  часто посещал в Мурано собор Санта-Мария э Донато (Basilica di Santa Maria e Donato), построенный  в XII веке и посвящённый  Деве Марии. Вторая часть  названия храма связана со святым Донатом, епископом IV века, чьи останки были привезены в церковь с Кефалонии в 1125 году.
Преклонив колени на мозаичном полу с растительным орнаментом и изображениями мифических животных,  Гийом Ногарэ шептал слова молитвы:
—Господи! Прости мои прегрешения вольные и невольные.
Он молился, чтобы Бог отпустил ему грехи, будто понимал, что их ещё будет у него много. 
    Ногарэ в последствие признавался:
— Для канцлера решающим является благо Франции.  Ради него я готов пожертвовать не только другими, но  и собой. Поэтому как бы мне  самому не было неприятно, какое либо действие или событие, я не остановлюсь, пока не добьюсь цели – пока не уничтожу зло, которое несут еретики-тамплиеры.
     Муки  тамплиеров
   Прислушавшись к совету Ногарэ, Филипп приказал отгородить в парижском предместье Сент – Антуан большую площадь  деревянной стеной и привязать внутри них к столбам 56 тамплиеров, помня о виселице Монфокон. Жестоко? Но это ещё не всё. Король не собирался присутствовать на экзекуции, а как иначе назовёшь подобную пытку? Он послал Ногарэ, давая ему следующие наставления:
—Выберите безветренный день. Столбы  поджигать снизу по очереди слева направо. Предупредите узников заранее, что те, кто признается в своих грехах и заблуждениях, спасёт свою жизнь. 
—Сир! Всё понятно! Как вы милосердны! Я прослежу, чтобы огонь не разгорелся. Покаявшиеся да спасутся!
 Ногарэ не только  присутствовал на всех допросах государственных преступников, но и выдумывал разнообразные пытки. При этом он признавался:
 — Я не люблю кровь и насилие. Я не испытываю удовольствие от пыток. Я делаю свою работу, работу, которую мне доверил обожаемый,  — Ногарэ делал упор на слове «обожаемый», —  Филипп Красивый. Я восхищаюсь его стойкостью, отвагой и мужеством. Недаром его в Европе прозвали «Железный король».
      «Я не люблю», «Я делаю», «Я восхищаюсь». Не слишком ли много «Я»? Оставаясь фанатично  преданным королю, хорошо зная азы дипломатии и интриг, Ногарэ высоко ценил себя, свою личность. Только ценой собственных усилий он добился высокого поста хранителя печати и канцлера – особо приближённого к королю. Он гордился своим положением. Многое, что он делал, Филипп поддерживал, и этому Гийом был несказанно горд.
   И в деле с тамплиерами Ногарэ проявил изобретательность. Он придумал пригласить родных и друзей  на пытки огнём. В тот момент, когда палачи поднесли   факелы к столбам и первые языки пламени стали подбираться к голым пяткам измученных узников, раздались истошные крики:
—Пьер, сознайся!
—Жан! Сознавайся!
—Поль! Не оставляй нас, покайся!
—Жюль! Не стоит умирать такой бесславной смертью, признайся, что согрешил!
Особенно пронзительным был детский крик:
—Papa! Papa! Отец! Отец!
  Как ни больно было это слышать, никто из узников не стал сознаваться в том, что он не совершал. Напротив, тамплиеры – священники, рыцари, сержанты, (12)  многие из которых были не старше 42 лет, держались стойко. Их не разжалобили стенания родных и близких – при вступлении в Орден, они отреклись от семьи. Сдерживая слёзы, тамплиеры клялись в своей невиновности, призывая Иисуса Христа, Пресвятую деву Марию, Святой Грааль(13).
Слышались отдельные фразы:
—Господь сказал: «Estote mundi quia egom mundus sum», «Терпите, как я терплю».
—Ибо написано: «Inmultioquiononeffugiespeccatum», «Говорить слишком много,  не лишено греха».
— «Mors et vita in manibus lingue», «Жизнь и смерть находятся во власти языка».
— Тамплиер в душе всегда презирал и   собственные желания, и верно служил французскому королю!
—Для тамплиера главное – оставаться безупречным в своих глазах.
    Один из сержантов,  Шарль Лаон, набравшись мужества, обращаясь к палачам, громко закричал:
—Мои показания  вырваны мучительной пыткой, я бы признал всё, даже то, что я убил самого Бога.
   Ответом было лишь молчание. Сквозь дым, застилавший глаза мученики  видели стоявших мучителей в чёрных балахонах и капюшонах.
    Действительно, большинство признаний у тамплиеров было вырвано под пыткой. Достаточно сказать, что из 140 арестованных в Париже членов Ордена  в период с 18 октября по 24 ноября 1307 года умерло под пытками 36. Умерли, даже не промолвив ни единого слова, не издав ни единого стона.
Ни слова, ни стона, не слышат мучители.
Признанья других вырваны пытками.
Плоть рвётся, вращается колесо...
Молчит тамплиер у столба всё равно.
Факел подносит человек в капюшоне
Огонь!
            Лишь душа плачет и стонет.
   Мученическую смерть на костре летом 1310 года приняли 54 тамплиера.  Зрелище было ужасным. В  первые минуты, когда костёр только разгорался, узники стали задыхаться от дыма, но  внезапно налетевший резкий порыв ветра поднял вспыхнувшее пламя вверх.  И тогда  единый мощный   стон вырвался одновременно из груди мучеников, это с рёвом ветра души освободились из телесных оков и устремились в небо, обретая свободу.
    Но тамплиеров было 56, двое смалодушничали, один брат дофина Овернского(14), прелат Уго де Продо и епископ Жако Готтье, настоятель Тулузский, именно он «исповедовался» Заилу Коста в тюрьме Шатле. Эти двое подтвердили, что они впали в грех, вступив в Орден Храма Соломона. Их привезли в Пуатье, где в это время находились Филипп IV и папа Климент V.
 — Ты Продо и ты Готтье  будете помилованы, — решил папа, — если сознаетесь в своих грехах и заблуждениях на Гревской площади  Парижа в присутствии короля, его  придворных и жителей города.
     Продо и Готье так боялись за свою жизнь и были в таком состоянии, что  готовы повторять и повторять:
— Каюсь, каюсь, каюсь!
—Сознаюсь, грешил и заблуждался.
   Дождавшись, когда прибудут из Авиньона два кардинала – легата, раскаявшихся  отправили в Париж, где должен был завершиться суд над тамплиерами. Признания Продо и Готье стали последней каплей для вынесения приговора Ордену.
Но прошло ещё два года, долгих года для узников-тамплиеров. Одни провели эти годы в молитвах и раскаянии, другие молились, чтобы скорее решилась их участь, били челом и держали долгий суровый пост. 
     Наконец суд Инквизиции принял решении о судьбе членов Ордена тамплиеров.   Последнее заседание затянувшегося процесса вынесли на обозрение народа.  Стоял месяц май. Напротив Собора Парижской Богоматери Notr Dame de Paris установили широкий помост. Весенние ароматы, ароматы благовоний и свечей наполняли воздух перед собором. Здесь было чисто, не так как на других улицах.
   Зная о предстоящем событии, собралась огромная толпа. На ступенях Собора выделялись белые сутаны кардиналов и серые папских легатов. Гийом Парижский, духовник Филиппа  V, один из активных участников суда над тамплиерами,  от имени папы Клемента V зачитал  приговор:
1.       Те, кто покаялся и раскаялся, заслужили прощение. Казнить нельзя, помиловать! Отпустить на все четыре стороны, запретив занимать чины священнослужителей.
2.       Тех, кто покаялся, но не раскаялся – приговорить к различным срокам тюремного заключения, в том числе и пожизненно.
3.       Тех, кто  так и не признали своей вины, отправить в заточение в монастыри.
 Поднялся магистр Ордена Жак Моле.
— Я требую, чтобы меня выслушали.
Когда толпа притихла, он заявил:
—Я отказываюсь от своих прежних речей! Приписанные мне грехи и ересь – чистые выдумки! Орден тамплиеров всегда был святым, праведным и благочестивым, — Моле шумно вздохнул и продолжал:
—Я заслуживаю смерти, которую хочу спокойно перенести. Поддавшись обманным уговорам короля Филиппа и папы Клемента, устрашившись пыток, я сделал признание.
Магистр ещё что-то хотел добавить, но речь его была прервана Ногарэ:
—Ваша участь ещё не решена. Окончательный вердикт определит сам король!
Жак Моле посмотрел долгим проницательным взглядом на  советника Филиппа IV и сквозь зубы произнёс одно единственное слово:
— Некам! (мщение)
   Ногарэ даже поёжился, ему показалось, что его будто окунули в фонтан с холодной водой. Ноги и руки заледенели, а в венах застыла кровь. Он перекрестился и прошептал:
— Во имя отца и сына и святого духа, Аминь!
После слов молитвы ему стало легче, но осталось нехорошее предчувствие.
   Так, не объявив приговора до конца, Ногарэ, Гийом Парижский, кардиналы и папские  прелаты удалились, переговариваясь:
—С этим еретиком Моле нужно что-то решать!
—Да, у него колдовские чары, он таинственным образом влияет на окружающих.
—Смотрите, как он взглянул на королевского советника, тому даже плохо стало.
—Ну всё, Ногарэ долго не жить!
А через несколько дней, 22 мая 1312 года   после долгих колебаний папа Климент V издал буллу «Vox in excelso»:
—Объявляю Орден тамплиеров уничтоженным!
А чуть позже в другой булле«Ad providam» объявил:
— Вся собственность Ордена тамплиеров безвозмездно передаётся Ордену госпитальеров. (15)
Хотя и себя папа не обидел. Вскоре после этого и Филипп IV изъял у госпитальеров крупную сумму денег в качестве «судебной компенсации».
    Вообще, Климент делал всё, что хотел король, он даже согласился на «суд над Бонифацием VIII», вернее — над его памятью. Король обвинял покойного Папу в ереси, в противоестественных пороках и требовал вырыть и сжечь труп покойного.
— Это кощунственно! Совсем не по – христиански, — возмущался Климент, но не смог высказать это королю вслух.
 Суд признал, что Филипп действовал вполне справедливо и законно, но Бонифация не обвинил, всё-таки папа – глава католической церкви, обвинить его в ереси, значит обвинить церковь в выборе недостойного папы.  Так что надругательства над могилой Бонифация не произошло.
   Но всё же этот процесс и дело о тамплиерах показали ясно, что папство не смеет и думать о борьбе с Филиппом.
Зимой 1313 года король поручает Ногарэ дела о супружеской измене Маргариты и Бланки Бургундских  –  жён своих сыновей, будущих королей Людовика X Сварливого и Карла  IV Красивого (16) .
   Принцесс приговорили  к пожизненному заключению в крепости Шато-Гайар, а их любовников подвергли жестоким пыткам на дыбе и колесованию, потом казнили.  Ногарэ привёз Маргариту и Бланку на  казнь.  Молодым женщинам стало плохо, они обе упали в обморок, в тюрьму их привезли в полуобморочном состоянии.
    Графиня Артуа, мать Бланки, решила  отомстить Ногарэ. Её придворная дама Беатриса д’Ирсон, с помощью бывшего тамплиера Эврара, изготавливает отравленную свечу, которая попадает в дом хранителя печати. (17)  
Горит зажжённая свеча,
А воск от пламени стекает,
И отражают зеркала,
Как Ногарэ во сне страдает.
Мучений, пыток перенесть
Как тамплиер, увы,  не в силах,
И догорает в свече месть,
Сведя советника в могилу. 
    Ядовитые испарения от свечи спровоцировали приступы ужасающего удушья. Организм Ногарэ был ослаблен накапливающимся отравлением   от  амальгамы венецианских зеркал. Их у него было несколько:  в спальне одно висело над изголовьем широкой кровати,  на туалетном столике было три зеркала, которые меняли угол наклона, образуя трюмо и зеркало перед бюро-секретером, заменившим Ногарэ одновременно и письменный стол, и сейф, и шкаф.
 Бюро - секретер представлял стол с откидной доской и ящиками отделениями для бумаг, писем и драгоценностей. Советник  сидел и, задумавшись, смотрел на своё отражение в зеркале.
   На ровной столешнице туалетного столика  стояли разные  косметические средства: духи – благовония, ароматические масла и притирания, румяна и пудра. Неудивительно, ведь во Франции гримировались не только женщины, но и мужчины. Кроме того в ящичках и полочках находились кремы для ухода за зубами, волосами и лечения кожных заболеваний.
    Последнее время на животе у королевского советника появилась сыпь, небольшие пятнышки алого цвета вокруг пупка.   Ногарэ следил не только за своей внешностью, но и за телом. Он прочитал «Роман о Розе» Жана де Мёна (1268-1285), часто перечитывал следующие строки:
Не потерпи нечистоты,
И будь всегда опрятен ты:
Красивой будет пусть прическа,
И обувь доведи до лоска.
Всегда ты руки умывай
И сам одежду подшивай.
   Но в последние ночи жизни  в зеркалах спальни  отражался Ногарэ    в устрашающем виде,  сыпь пошла по всему телу.  В  бредовом состоянии он метался по кровати, волосы были растрёпаны, пот проступал на лице, черты которого кривились в ужасающей маске, превращая глаза в тонкие щёлочки.
   Видения Ногарэ были страшными. Он каждую ночь подвергался пыткам и всходил на костёр. Он чувствовал боль в горле, когда в шею вонзалась вилка еретика,   не мог кричать, когда во рту был железный кляп, он слышал, как трещали кости, когда вращалась дыба. Ногарэ  стоял у позорного столба(18)и собравшаяся на площади людская толпа кричала:
—Гийома на костёр!
—Ногарэ – убийца и вор!
— Сжечь Ногарэ, как он сжигал  других!
То  Ногарэ видел, будто его хоронят заживо. Он пытается кричать, но у него ничего не получается. Он задыхается, не хватает воздуха. Выбраться из могилы невозможно, руки сбиты в кровавые мозоли. Проснувшись утром, Ногарэ со страхом видит, что всё тело и руки его в кровоподтёках и покрыты серыми пятнами.             
        И так продолжалось несколько ночей. Пытки становились всё более изощрёнными.   Однажды он увидел собственную смерть на виселице. Палач поднял над головой «руку славы» — только что отрубленную у него кисть.
     Но чаще всего Ногарэ снилось, как его сжигают на костре. Он привязан к столбу. На голове терновый венец сдавливает до крови лоб, виски, затылок. Боль адская. Под ногами колючие ветки. Палач в сером балахоне с капюшоном подносит горящий факел, костёр разгорается.
—О Боже! — слышит Ногарэ свой истошный крик.
Палач в это время вонзает ему в сердце железный багор. С последним криком душа его устремляется в небо, но таинственная сила не даёт и душа проваливается в ад.
Быть может, умер я и взор мой - привиденье,
И странствует душа в неведомых мирах...
Ф.Ницше «Полночь»
 Следующей ночью Ногарэ уже снится, что его сжигают заживо, а вокруг раздаются голоса:
— Ногарэ – колдун! Ты не смутишь и не испачкаешь безгрешные души!
     Вскоре мартовской ночью 1313 года  Ногарэ умирает, умирает  в страшных мучениях. Мщение Жака Моле вступает в силу, начиная кровавый отсчёт.
     Кровавый отсчёт продолжается
     После смерти Ногарэ прошёл ровно год. Наступила весна. Природа оживала после холодной зимы. Прилетели птицы, оглашая по утрам криками и пением пригороды и леса Парижа. А вот в столице стояла глухая тишина. Только солнечные лучи  оживляли улочки, здания, соборы и храмы, пробиваясь даже в коридоры королевского дворца. А здесь ещё, казалось,  гуляли   порывистые холодные ветра. 
    Редко можно было встретить жителя Парижа с приятной и лучезарной улыбкой на лице. Судебные процессы  тамплиеров, пытки и  казни для парижан  слились в один безумный страх. А ещё не был решён вопрос о предводителях Ордена.
 И вот, наконец,  настал этот день.  Собор Парижской Богоматери стал местом судилища. Перед папой Климентом V и кардиналами предстали три высших лица Ордена Храма, верховные тамплиеры  Жоффруа де Гонвиль, приор Аквитании, Годфруа де Шарнэ, приор Нормандии и великий магистр Жак де Моле.
 По их лицам было видно, что годы, проведённые в тюрьме, дались им тяжело. Осунувшиеся лица, трясущиеся  руки, ноги, так, что долго стоять они бы не смогли. Только Жаку де Моле было 70 лет, а другим приорам  около 80.  Но тамплиеры держались на удивление стойко и бодро. Особенно поражал взгляд  де Моле. Он смотрел на инквизиторов холодным непроницаемым взглядом. Как ни старались мучители, но душу магистра они не поставили на колени.
 Перед кардиналами стоял не сломленный пытками человек, седовласый, с белой бородой, и шептал про себя:
—Превыше небес ты, Боже!
Распростри над землей славу Твою!
 Кардинал Бернард Гейи зачитывает приговор:
—За распространение ереси, колдовство, — Гейи понимает, что это не совсем так, но продолжает: —Жоффруа де Гонвиль,  Годфруа де Шарнэ и Жак де Моле приговариваются к сожжению на костре!
Жак де Моле всё время, пока читали приговор стоял на ногах, не чувствуя боли в старческих суставах,   изуродованных пытками, два других приора сидели на деревянной скамье.
Болят раздробленные пальцы. 
Но слабость показать – позор.
Он просто молча улыбался,
Когда читали приговор.
    Жоффруа де Гонвиль выслушал приговор молча. Он, закрыв глаза, шептал слова молитвы «Отче наш».
 Де Моле почувствовал, как его потянули за края туники. Это был приор Нормандии, Годфруа де Шарнэ. Еле слышно он прошептал:
—Помоги встать!  Помоги, слышишь!
Без поддержки он просто не мог подняться. Измученное пытками, старческое тело не слушалось. Перед глазами в какое-то мгновение промелькнула вся жизнь.
—Эх, где наши молодые годы! Когда мы поливали своей кровью пески Палестины, в поисках Грааля сражались с сарацинами, — также шёпотом он обратился к де Моле. Кто об этом вспомнит? Только мы сами.
   Магистр  помог подняться де Шарнэ, взял его под руку. Гонвиль остался сидеть, уставившись вниз, боясь поднять голову, продолжая шептать слова молитвы.
Годфруа де Шарнэ и  Жак де Моле выступили с протестом.
—Все обвинения ложные, — прошамкал  де Шарнэ беззубым ртом.
Пытка железным кляпом  выбила ему последние зубы.
—Святой Орден по-прежнему чист перед Богом и людьми, — громко, но спокойно вторил ему де Моле.  — Многие, да и я тоже, признались под пытками в том, чего не было,  и быть не могло.
—Да вы впали в ересь вторично, — убеждённо воскликнул папа Климент IV.— Приговор исполнить сегодня же вечером!
—Я каюсь, я каюсь! Грешен! Грешен! — воскликнул с места Гонвиль.
Магистр и Шарнэ были просто обескуражены, а де Моле проговорил:
—... Я смою эшафот своею чистой кровью, 
Но дух мой не умрет. И казнь моя, как дым...(Ф.Ницше)
   Несмотря на то, что приговор был зачитан, верховный Магистр тамплиеров продолжал:
— Вы устроили суд. Вы осудили Орден тамплиеров – цвет французского рыцарства. Но вы забыли о Высшем, Божьем суде. Я в присутствии инквизиторов заявляю, что король Франции Филипп не Красивый, а Жестокий и папа Климент V, во всём подчиняющийся королю,  греховный судья и бессердечный палач, предстанут вслед за  мной на другом, Божьем Суде. И Господь призовет их к себе в течение двенадцати месяцев, которые истекут с момента нашей казни.
— Аминь! — заключил это пророчество приор Нормандии де Шарнэ.
— Аминь! — прошептал де Гонвиль, очнувшись.
Пророчество начинает сбываться
   18 марта 1314 года дул холодный ветер. С неба падал мокрый снег, превращаясь в грязевую кашу. Казалось, что мать природа была против вынесенного приговора.
    Костер сложили на Камышовом (Еврейском) острове Сены, расположенном между королевским садом и церковью монастыря Святого Августина.
     Магистр Ордена тамплиеров Жак де Моле приготовился умереть спокойно. Перед казнью он совершил последнюю молитву.
—Боже милосердный, жертвую ныне все заслуги мои  во искупление бедных душ. И все, что после смерти моей будет отдано и пожертвовано ради меня, заранее передаю я Тебе.
И последние слова он прочитал с воодушевлением:
— Разрушен Храм Твой, Господи, но в грядущем отыщутся новые рыцари, готовые отправиться в священный поход ради того, чтобы Храм Твой восстановить!
    С наступлением ночи гвардейцы короля Филиппа IV  посадили на повозку де Моле и де Шарне, Гонвиля помиловали, и тайком вывезли на Камышовый остров. Солдаты смеялись над стариками.
—Поможет тебе твой Бог?
— Хм. Души ваши устремятся в ад или рай?
—Ха-Ха! Их там ждут с распростёртыми объятьями!
 Взошел. Стоит, не пряча взгляда,
Один, врагами окружен,
И ожидать от них пощады,
Быть может,  кто-то, но не он.
И тут произошло такое,
Что гул толпы мгновенно стих.
Взгляд,  бросив в небо голубое,
Вдруг ... улыбнулся еретик.
   Магистр  терпеливо сносил грубости солдат. Он был спокоен, на его лице блуждала улыбка,   не мешал, когда его стали привязывать к столбу. Только проговорил приглушённо так, что  едва расслышали:
— Поверните меня лицом к Собору Парижской Богоматери и разрешите  сложить ладони в последней молитве.
Палачи не могли отказать в последней просьбе Магистра.  
—Отче наш, иже сущий на небесах, да святится имя твоё, да придет царствие  твоё....спаси и помилуй...
В тоже время ветер стих, а снег, до этого падавший мокрыми хлопьями, перестал падать,  словно и не падал.
Произнеся молитву до конца,  магистр громко проговорил:
—Орден Храма невиновен! Я оставляю  Богу заботу отомстить за мою смерть и смерть братьев - тамплиеров! Боже, готово сердце мое, готово сердце мое!
     Вот настал момент, когда палачи осторожно с двух сторон поднесли факелы, костёр нехотя, медленно стал разгораться. Вдруг резкий порыв ветра разметал языки пламени, охватившего голые ступни последнего Магистра тамплиеров.  Вдруг де Моле, указывая в сторону королевского дворца закричал:
 - Папа Климент! Король Филипп! Проклинаю вас! Проклятие на ваш род до тринадцатого колена!
 Загорелась рубаха, огонь охватил тело... Последние слова утонули в жутком вое ветра, соединившемся с громким треском сгорающего хвороста... 
 Размышления Людовика XVI
    Годфруа де Шарне,приор Нормандии, принял смерть с тем же мужеством, что и Жак де Моле. Жоффруа де Гонвиль  остался  в темнице и кончил бесславно, оставив после себя только имя.
    Пророчество Жака де Моле начало сбываться  довольно скоро: утром 20 апреля 1314 года у папы  Климента V внезапно начался приступ рвоты, продолжавшейся несколько часов. Потом кровь пошла носом и горлом. Вечером папы не стало.
    29 ноября 1314 года неожиданно умер король Филипп, всегда отличавшийся завидным здоровьем. Он просто не проснулся утром, умер во сне.
 Две загадочные смерти дали начало легенде о мести тамплиеров. 
    В течение нескольких лет умерли все наследники Филиппа Красивого: три его сына и внук.           
 Семейная жизнь детей Филиппа и Жанны не была такой счастливой, как у родителей, любивших друг друга.
   В 1315 году в государственной тюрьме Шато-Гайар  умерла Маргарита Бургундская, жена сына Филиппа Людовика X. Ходили слухи, что сам муж, Людовик Сварливый заказал смерть неверной жены. Освободившись от Маргариты, он тут же вступил во второй брак с неаполитанской принцессой Клеменцией  Венгерской.   
   Людовик не занимался государственными делами, предпочитая роскошь и развлечения, а жена увлеклась коллекционированием драгоценностей и предметов искусства. Фактически страной управлял дядя Людовика Карл Валуа. 
    Прежде всего, Карл расправился со своим давним врагом Ангерраном Мариньи,  верным подданным   Филиппа Красивого. Мариньи был обвинён в чародействе и повешен 30 апреля 1315 года на Монфоконской виселице в Париже, которую сам придумал. Жену де Мариньи приговорили к тюремному заключению, а всё их имущество перешло в государственную казну.
      Виселица Монфокон была уничтожена в 1760 году. Через 30 лет снесли последние столбы. Место, где находился Монфокон в современном Париже – округ 19, парк Бют-Шамон. Сейчас следов Монфокона в Париже не осталось. Я не мистик, но гуляя по современному городу Парижу и этому парку, особенно после заката, в сумерках, будьте осторожны, оглядывайтесь,  –   мало ли что? Или кто. Но лучше не рискуйте.
   6 июня 1315 года внезапно умирает король Людовик. Уже после его смерти родился сын,  Жан I Посмертный, проживший всего пять дней.
      В январе 1322 года умирает Филипп V (17 ноября 1291—3 января 1322), король Франции и Наварры с 1316 года.
    Клеменция скончалась в Тампле  12 октября 1328 года, оставив  много неоплаченных долгов. После смерти все её драгоценности исчезли.
    Дочь Филиппа и Жанны Изабелла Французская ненавидела своего супруга, Эдуарда II, английского короля. Ей казалось, что король уделяет слишком много внимания своим фаворитам, чем ей. В 1327 году Изабелла приняла участие в мятеже, который стоил Эдуарду II не только короны, но и жизни. Английским королём стал её сын, Эдуард  III, засадивший мать в тюрьму Тауэр.
  В 1328 году погиб младший сын Филиппа Карл, граф де Ла Марш,  король Карл IV Красивый, король Франции и Наварры (с 1322 года), правивший всего 6 лет. Вплоть до самой смерти его преследовали несчастья. С первой женой, уличённой в измене, Карл развелся. Вторая жена умерла от неудачных родов. Третью жену Карл оставил беременной, но у нее родилась девочка, которая не могла наследовать престол.
     Надо сказать, что все  дети Филиппа IV не пережили 33 лет: Людовику было 25 лет, Филиппу V  --31 год. Карл Красивый умер в 33 года. Тогда  считалось, что проклятый человек не может пережить возраст Христа - 33 года.
       После того, как три сына Филиппа IV Красивого умерли, не оставив потомства мужского пола, на французский престол в 1328 году  вступил старший сын Карла де Валуа — Филипп VI Французский, как ближайший потомок Капетингов. Это возвышение дома Валуа cтало причиной долгой, кровопролитной, Столетней войны  между Англией и Францией. Ведь одновременно на французский престол изъявил требования Эдуард III, король Англии.
 Так сбывалось проклятие Жака Моле. Во Франции начался династический кризис.
    Но дух Великого Магистра ещё не был отмщён.
 
Начало XXI века
      На набережной Больших августинцев, — на месте мучений Жака де Моле, по странному стечению обстоятельств в Сене отражаются красные огни Нового моста,  будто для того, чтобы навечно хранить память о последнем Магистре Ордена тамплиеров.
 
 
 (1) Коадъю́тор — католический титулярный епископ, помощник архиепископа, назначаемый Святым Престолом в определенную епархию для осуществления епископских функций. 
(2) Прево –от латинского praepositius , начальник —во Франции XI-XVIII вв. королевский чиновник, обладавший до XV векана вверенной ему территории судебной, фискальной (сборы налогов) и военной властью, с XV века выполнял лишь судебные функции.
(3)Монфокон – самая грандиозная трехуровневая виселица в Европе. Она стояла на квадратном каменном фундаменте 12х14 метров в виде русской буквы "П". На этой основе стояли 16 каменных столбов высотой до 12-ти метров, пересекаемые тремя деревянными поперечинами (каждый проем от двух до трех метров). Три яруса, что создавало возможность одновременно повесить до 51 человек:
(4) В XIV веке в Европе бытовала судебная мера не допускать до церковного причастия людей, совершивших особо тяжкие преступления, поэтому такие преступники нередко перед казнью исповедовали свои грехи друг другу.
(5)Оккультизм от лат. occultus – тайный, сокровенный – общее название учений, основанных на признании вневременных и внепространственных связей между всеми элементами мира (космическими, духовными и материальными) и существования скрытых сил в человеке и Космосе, доступных лишь для «посвященных», прошедших специальную психодуховную подготовку. Исследует тайные природные силы, которые считает возможным использовать для практических целей с помощью заклинаний, магических действий и тому подобное. Иудейским источником западного оккультизма явилась каббала (тайное, мистическое истолкование Торы). Западные ученые познакомились с учением каббалы ещё в средние века.
(6) Изабелла Французская, позднее прозванная Французской Волчицей  (1295 – 1358) — дочь французского короля Филиппа IV Красивого и Иоанны I Наваррской. В  1308 году стала  женой  английского короля Эдуарда II,  мать короля Эдуарда III. Эдуард III, благодаря своему родству  с французским королевским домом предъявил претензии на французский престол, что послужило поводом для начала Столетней войны.
(7) Карл де Валуа́, Карл Безземельный (1270 —1325) — граф де Валуа (1286—1325), граф Алансонский, граф Шартрский, граф Анжуйский с 1290 года, граф дю Мэн (Карл III, 1290—1325), титулярный император Латинской империи, титулярный король Арагона, сын короля Франции Филиппа III Смелого и его первой супруги Изабеллы Арагонской. Брат короля Франции Филиппа IV Красивого. Основатель дома Валуа. В 1301 году в Сен-Клу женился на Екатерине де Куртене (1274—1307), дочери Филиппа, титулярного императора Латинской империи, и Беатрисы Анжуйской — дочери Карла I Анжуйского.
(8) Белла, Изабелла (1306—1349),дочь Карла де Валуа и Екатерины де Куртене,  аббатиса Фонтевро.
(9)ХЛАМИДА церковная одежда католического священника –  мантия, плащ, накидка.  
В разговорной речи хламида — длинная нескладная одежда.Рубище –  одежда из грубой, толстой ткани.
(10)Фамилия Баровьер известна в Мурано с XIII века.  В действительности особо прозрачное стекло хрусталь – «cristallo» изобрёл в  середине XV века потомственный стекольщик Анджело Баровьер. Он  прославил венецианское стекло на весь мир.
(11) Бижутерия от фр. Bijouterie—украшения, имитирующие дорогие ювелирные изделия.
 (12)Члены Ордена тамплиеров делились на три сословия: 1. Рыцари, 2. Священники, 3. Сержанты (служители, пажи, оруженосцы, прислуга, солдаты, охранники.).
(13) Грааль — это кровь потомков Иисуса, «sang raal», «sang real», или «sang royal» — «королевская кровь», верными хранителями которой были тамплиеры.
(14)Дофин Овернский (ок. 1150 —1235)—граф Клермона и Монферрана, трубадур, покровитель трубадуров, сын Гильома VII Молодого, графа Оверни, и Маркизы д'Альбон. Известно, что наследник французского престола именовался дофином. Первоначально этот титул носили графы Вьеннские, или графы Альбон.Дофины управляли провинцией, которая носила схожее с их титулом название – «Дофине». Хотя монархия во Франции давно упразднена, слово «дофин» по-прежнему используется в повседневной жизни для обозначения старшего сына, наследника крупного магната или преемника государственного деятеля.
(15)Госпиталье́ры или Иоанни́ты (также известные, О́рден Свято́го Иоа́нна или Мальти́йские ры́цари). Монашеский орден Госпитальеров был основан сразу после Первого Крестового похода Жераром Благословенным, роль которого, как основателя, была подтверждена папской буллой, дарованной папой Пасхалием II в 1113 году. После упразднения ордена тамплиеров в 1312 году, значительная часть их владений была передана госпитальерам.
(16)Людовик X (4.10. 1289 – 5.06.1316) и его младшие братья «про́клятые короли» Филипп V Длинный (1291 — 1322) и  Карл IV Красивый (1294—1328)   не оставили мужского потомства, что вызвало пресечение старшей линии Капетингов, воцарение династии Валуа и Столетнюю войну.
(17)Читайте  роман Мориса Дрюона «Железный король http://www.loveread.ec/view_global.php?id=3211
(18)вилка еретика, железный кляп, дыба, позорный столб – средневековые пытки суда Инквизиции.

 

Ч. 13   И ангелы смерти хоралы поют.
 
 
 Был брошен король беззащитный в темницу.
Он гибнет – топор нанесён с высоты.
Нострадамус
 
…Как нехотя, как скорбно
Прощался он!
Е.П.Растопчина (1811-1856)
 
Поединок Добра и Зла происходит каждую секунду в сердце каждого человека, ибо сердце и есть поле битвы, где сражаются ангелы и демоны.
Пауло Коэльо
 
 
Начало 1793 года
    Наступил новый 1793 год. Первого января выдалась хмурая, промозглая погода. Кроме того, Людовик так и не увидел своих родных. Он всё повторял:
— Какой ужасный день! День ужасный!
 Было холодно. На просьбу о тёплой одежде Конвент ответил отрицательно.
 —Бывшему королю Луи Капету запрещается иная одежда, кроме той, что на нём.
А на Людовике были серый камзол, летние панталоны. Тёплые чулки принёс ему  Клери, но они еле-еле налезли на лёгкие туфли, поэтому в комнате их пришлось снять, и ноги мёрзли.
   Камзол был старым, в одном месте протёрся. Клери отнёс починить его  Елизавете, так как Мария Антуанетта шила одежду сыну и дочери. Королевские пальцы, не знавшие ранее иголки, сначала не слушались. Но что было делать, если о новой одежде не могло быть и речи.  Антуанетта   не думала о своих шикарных нарядах, её занимали мысли:
— Как бы согреться. Как сделать так, чтобы дети не заболели.
   Но хуже всего было то, что детей не устраивала еда, которой их кормили. Не хватало даже хлеба. Тогда Антуанетта отдала Клери свою кружевную накидку со словами:
—Cheri Клери! Дорогой Клери! Прошу вас, обменяйте эту вещь на хлеб. Пусть хотя бы у детей будет достаточно хлеба.
    Сначала в Тюильри, а потом в Тампле Антуанетта поняла, что нет ничего важнее, чем её дети. Раньше она развлекалась и не думала, что будет гадать о том, как одеть или накормить детей. Только в критические моменты жизни у неё открылось настоящее материнское чувство, беспокойство за судьбу детей.
 Людовик тоже не думал, что ему будет тяжело без семьи. Только к вечеру 1 января ему разрешили поужинать с родными.
— Только одна хорошая новость за этот ужасный день, — думал низвергнутый король. — Корона, власть – это уже не важно! Для мужчины всего важнее его семья.
 Клери даже смог пронести к королевскому столу бутылку вина  и несколько кусков мясного пирога, который приготовила его жена  Инес. Она, как женщина, сочувствовала Антуанетте.
 После непродолжительного   ужина Людовик расцеловал детей, нежно обнял сестру, а Антуанетте прошептал на ухо:
— Я всегда любил и люблю только вас.
На прощание он обратился ко всем:
— Мы ещё увидимся, — а про себя подумал:
— Может быть, уже на том свете...
Король вспомнил древнегреческую эпиграмму:
«Всем суждено умереть, и никто предсказать не сумеет даже на завтрашний день, будет ли жив человек».
Мария Антуанетта вместо прощального поклона бросилась мужу на шею.
—Вы мой король, и останетесь навсегда для меня королём!
Судьба короля решена
     Прения по вопросу о судьбе короля начались 7  января и продолжались до 16 января 1793 года.
    Заседания были открыты и напоминали улей. В ложах сидели парижские красавицы в мехах и бриллиантах, бросая взгляды на места Горы, где восседали герцог Орлеанский, Эро де Сешель, маркиз де Шатонеф. Верхние трибуны, забитые до отказа, занимали представители простого народа. Здесь было как в таверне, пили ели, разговаривали, отвлекались только на самые острые обсуждения.
    Прения  вызвали раскол   среди якобинцев. Особенно рьяно выступал Бюзо: (1) 
—Мы судим не короля Людовика XVI, мы судим простого человека, ставшего гражданином после 10 августа 1792 года. Я говорю, что он невиновен!
Это высказывание вызвало такой шумный отклик зала, что  Барер, сидевший на месте   председателя, отчаянно стал стучать молотком по столу.
— Высказываемся по одному!
   Якобинец Тюрьо воскликнул:
– Если мы будем нападать друг на друга, то судилище о судьбе короля никогда не окончится. Да и голова Людовика XVI успеет поседеть, прежде чем скатится с плеч!
 Вслед за этим  заявлением  вновь поднялся шквал голосов, что Барер  долго не мог успокоить всех выступавших.
 Шум и гам прекратился, когда в Конвенте  началось  поименное голосование по вопросу о судьбе Людовика XVI.
Перед депутатами было поставлено несколько вопросов.  
– Следует ли любое принятое решение передавать на обсуждение народа?
На этот вопрос «нет» проголосовало большинство. Так что об апелляции к народу жирондистам пришлось забыть.
   На второй вопрос:
–  Виновен ли Людовик ХVI?
Подавляющее большинство – 683 человек ответило "да".
   Когда приступили к обсуждению третьего вопроса, депутаты уже устали и стали терять терпение, процесс затянулся надолго.
– Какого наказания заслуживает Людовик XVI?
 Поднялся невообразимый шум, в котором ничего нельзя было разобрать. Тогда к  депутатам обратился Марат. Его речь была витиеватой, недаром он был журналистом:
 –  Глубоко убежденный, что Людовик является главным виновником преступлений, вызвавших кровопролитие 10 августа, и всех зверских преступлений, осквернивших почву Франции с начала революции, я вотирую за казнь тирана в 24 часа. Присоединившись к нам, настоящим революционерам, вы  спасете Родину и обеспечите благо народа.
 Таким образом, Марат открыто заявил, что те, кто не проголосует  за смерть бывшего короля, –предатели Родины и народа.
   Зал затих, даже на верхних трибунах воцарилась тишина. Председательствующий Верньо взял на себя инициативу:
–  Предлагаю, чтобы каждый депутат поднимался на трибуну и произносил своё решение. Первыми произнесли свой приговор члены Конвента от департамента Верхняя Гаронна: Майль, Дельмас, Прожан, Калес, Эйраль, Жюльен, Дезаси. (2)   Они поднимались на трибуну один за другим и были единодушны:
– Смерть!
Далее высказался Робеспьер:
–Смертная казнь! Нельзя помиловать! Я не признаю человечности, которая уничтожает народы и мирволит деспотам.
Вслед за братом выступил Огюстен Робеспьер:
– Смерть! Требовать отсрочки – значит взывать не к народу, а к тиранам!
 Попытку удержать депутатов от крайней жестокости сделал Томас Пейн, американский гуманист и участник войны за независимость:
– Моя ненависть и отвращение к монархии всем достаточно известна. Но столь же искренне моё сострадание к человеку, находящемуся в беде – будь он друг или враг. 
 Но его голос потонул в шуме негодования. Всё-таки многие участники процесса поддержали Огюстена и Максимильена Робеспьер.
Депутаты высказывались так образно, и   их голоса слились в один общий трагический хор:
 – Смерть!
– Если бы смерти не существовало, ныне её нужно было бы изобрести. Смерть. (Мийо).
–Король полезен только одним – своей смертью. (Паганель).
–Промедление усиливает эхо смерти! Смерть, скорее на эшафот! (Гупильо)
Особенно жестокими были слова Фусседуара:
– Мне отвратительно пролитие человеческой крови, но кровь короля – это не человеческая кровь. Смерть!
На трибунах вновь началось оживление. Послышались крики:
– А чья же кровь короля: животного? Тогда какого?
– Ха-ха! Кровь волка что-ли или медведя?
– Тогда уж кровь у-у-у вампира!
Верньо вновь призвал к спокойствию. Прения продолжались.
– Народ не может быть свободен, пока жив тиран. Смерть! (Жан-Бон-Сент-Андре)
– Пока дышит тиран, задыхается свобода. Смерть! (Лавиконтри)
– Смерть Людовику последнему! (Шатонеф)
Но пока ещё живы были Луи Шарль (будущий Людовик XVII) и брат Людовик XVI – Луи-Станислас-Ксавье (будущий Людовик XVIII). Поэтому Людовик XVI в этом смысле никак не мог быть последним. Так что Шатонеф был плохим предсказателем.
Пока все эти слова срывались с суровых уст, на трибунах разряженные, декольтированные дамы подсчитывали голоса, отмечая на листе каждый поданный голос.
– Пусть казнят, раз барьер опрокинут, – заявил Гийярден, намекая на барьер вокруг трона.
Но ещё более жестокими были слова Телье(3):
–Пускай отольют пушку калибром с голову Людовика XVI и стреляют из нее по врагу.
    Жан де Кувре(4), защищавший интересы жирондистов, вскочил с места после этих слов:
–Ну, зачем так жестоко? Я тоже за смерть, но с отсрочкой до утверждения приговора на всенародном голосовании.
– Вопрос об апелляции к народу закрыт, – напомнил председатель заседания.
Но были и те, кто проявил милосердие.
Шайон  сказал:
–Пусть живет. Зачем нам мертвец, которого Рим превратит в святого?
 Жантиль голосовал за пожизненное заключение:
–  Вслед за Карлом I  следует Кромвель. Вы не думаете, что каждый может оказаться на его месте?
Альбуис был за каторгу:
– Пускай живой его призрак бродит вокруг тронов.
Ещё образнее высказался Занджиакоми:
– Лишение свободы. Сохраним Капета в качестве пугала.
Жак Анри Банкаль(5) заявил:
–Изгнание. Я хочу, чтобы впервые в мире король занялся каким-нибудь ремеслом и зарабатывал в поте лица хлеб свой. Пусть он поймёт, как это тяжело.
    Возможно, это был бы выход, ведь Людовик владел  слесарным ремеслом, был хорошим охотником. Даже мог бы преподавать сельским детишкам где-нибудь далеко от Парижа географию или историю.
– Выслать принудительно из страны! – настаивал Луи Пьер Мануэль(6), исключённый из Якобинского клуба  ещё до нового года. Но его мнение уже ничего не решало.
  Все старания жирондистов спасти жизнь Людовику XVI или хотя бы отсрочить казнь потерпели крушение.  
 Подвёл итог Дантон.  Его слова прозвучали торжественно, что не соответствовало моменту:
–Как вы не понимаете, что с тиранами не вступают в сделку. Королей надо поражать только в голову. Я высказываюсь за смерть тирана.
    Итак, за смертную казнь без всяких условий подали голоса 387 человек, за смертную казнь условно (гражданскую казнь) (7) или тюремное заключение – 334 человека.
 Таким образом, большинством в  53 голоса король Людовик XVI  был приговорен к смертной казни.
 За смертный приговор своему двоюродному брату Людовику голосовал и Филипп Орлеанский.
«Один предатель будет титулован».
 Это пророчество Нострадамуса подтвердилось: Филипп Эгалитэ, герцог Орлеанский проголосовал  за смерть короля, своего кузена.
   Он вышел на трибуну с надменным выражением лица и витиевато сказал:
– Я убеждён в том, что все, кто замышлял или будет замышлять против суверенитета народа, заслуживают казни. Руководствуясь чувством долга, ничем больше, я голосую за казнь.
    В зале заседаний поднялось что-то невообразимое. Ропот, свист, выкрики:
 –Эгалитэ! Эгалитэ! Равенство! Равенство!
–Самого Филиппа казнить!
Филипп Эгалитэ
   Филипп, представитель младшей линии Бурбонов, сын Луи-Филиппа I Орлеанского и Луизы Генриетты де Бурбон-Конти, назван был  в честь прадеда, регента Франции герцога Филиппа II. С рождения носил титул герцог Шартрский, стал герцогом Орлеанским и получил титул принца крови(8)  после смерти отца в 1785 году.
   Взбалмошный, противоречивый, Филипп, отличавшийся либеральными взглядами, всегда представлял оппозицию при дворе.  
 Всю свою сознательную жизнь завидовал Луи Лу, как называл Людовика, красавчика, любимчика.  Филипп был на 7 лет его старше, поэтому стать королём мог только после случайной, трагической смерти Людовика, так как он был первым претендентом на королевский престол. 
Когда  в 1774 году умер Людовик ХV, и королём стал Людовик, Филипп возмутился:
– Мальчишка! Какой из него король!
 И  не пошёл на похороны.  С этого времени началось открытое противостояние двух кузенов.
 Филипп не упускал случая причинить  неприятность Людовику XVI и особенно Марии Антуанетте, которую ненавидел всеми фибрами души. Вследствие этой вражды Филипп, носивший тогда титул герцога Шартрского,  вынужден был покинуть службу во флоте.
    Его постоянные ссоры с королём и королевой стали достоянием не только королевского двора, за ними наблюдали все парижане, что способствовало росту его популярности среди буржуазии, французской аристократии и простого народа.
– Кузен короля ничего не боится, – шептались при дворе.
    Популярности Филиппа не повредили даже его беспрерывные загулы.
    Герцог Орлеанский, один из самых богатых людей Франции, ещё более умноживший состояние благодаря удачному браку, с 1769 года был женат на Аделаиде де Пентьевр, дочери великого адмирала Франции, одной из богатейших наследниц. Но, как оказалось, без ведома жены не мог потратить ни франка.
Чтобы как-то покрыть расходы, он отдал часть помещений в своём дворце Пале-Рояле под торговые заведения.
 В 1787 году на  собрании нотаблей он открыто заявил:
 – Право налагать налоги принадлежит забытым и не созываемым Генеральным штатам.
Филипп вспомнил о Генеральных Штатах, ведь Людовик отказывал кузену в денежных средствах.
 Филипп сам подогревал интерес к себе простого народа.  В голодные 1787—1788 годы он и его жена Аделаида помогали нуждающемуся населению продуктами.
– В решающий момент народ будет за меня, – думал корыстный Филипп, герцог Орлеанский.
   Избранный депутатом от дворянства в Генеральные штаты, он во время процессии 4 мая 1789 года  демонстративно примкнул к третьему сословию  и был встречен криками бурного восторга.
     С начала революции  борьба Филиппа против королевского семейства стала более ожесточенной. Его дворец Пале-Рояль стал любимым местом народных сборищ в первые годы революции. В числе других 45 депутатов-дворян Филипп Орлеанский  присоединился к третьему сословию по вопросу о порядке голосования.
     Сторонники Людовика XVIприписывали  ему  главную роль в  подготовке «похода» на Версаль 5 и 6 октября 1789 года. Кроме того, его обвиняли в желании свергнуть короля и завладеть престолом. Сам Филипп категорически все эти обвинения отвергал, но мысленно был бы рад воспользоваться своим правом принца крови.
    Через несколько дней после событий 5—6 октября Людовик XVIвызвал кузена к себе, он задался  целью избавиться от нежелательного присутствия Филиппа в Париже.
– Cher cousin! Дорогой кузен! Я предлагаю тебе почетную тайную дипломатическую миссию в Бельгию.  Ты должен убедить бельгийцев присоединиться к Франции.
     Подвлиянием революции во Франции в бельгийской провинции  Брабант октябре 1789 года  вспыхнуло восстание против австрийского господства. Вскоре национально-освободительное  движение охватило все бельгийские провинции.
      Несмотря на предостережения, Филипп принял предложение  Людовика XVIи отправился в Бельгию.  Он развернул активную деятельность по привлечению бельгийцев на сторону Франции. Хотя это произошло значительно позже, в  результате победы французских революционных войск над австрийцами при Флерюсе(9) 26 июня 1794 года. Бельгийские провинции были присоединены к Франции. Ликвидация австрийского господства в бельгийских провинциях и включение их в состав Франции было оформлено юридическим актом Конвента 1 октября 1795 года.
     11 января 1790 года была провозглашена независимость Соединённых штатов Бельгии. Летом 1790 года Филипп  вернулся в Париж и принял участие в дебатах Национального  Собрания.
23 июня 1791 года, после того, как король Людовик XVI был арестован в Варенне после неудачного побега, Филипп был принят в Якобинский клуб. Ему неоднократно предлагали занять пост регента королевства, однако он выступил с заявлением:
– Я, герцог Филипп Орлеанский, принц крови, отказываюсь от регентства навсегда.
     В глубине души Филипп тешил себя надеждами занять королевский трон. Он был хитёр и делал попытки сблизиться не только с якобинцами, но и с Людовиком XVI. Мария-Антуанетта, помня прошлые обиды, оставалась непреклонной. Однажды, когда Филипп пришел в королевский дворец, придворные Марии Антуанетты осыпали его плевками и ругательствами. Не вынеся оскорблений, Филипп уехал в армию к генералу Дюмурье, но король воспользовался последними днями своей власти, чтобы вызвать его обратно, ибо боялся усиления популярности кузена  среди солдат.
   Вернувшись из армии летом  1792 года,  герцог Орлеанский написал прошение в Парижскую Коммуну:
–Я, герцог Филипп Орлеанский, принц крови, добровольно отказываюсь от титула. Покорнейше прошу сменить фамилию на более благозвучную.
По выбору Коммуны, он стал носить имя Филипп Эгалите, по-французски Egalité – равенство.
В сентябре  Филипп был выбран в Конвент от города Парижа.  Он сразу же примкнул к монтаньярам(10). Однако жирондисты постоянно  обвиняли монтаньяров в желании возведения на трон «первого принца крови».
    Когда в январе 1793 года герцог Орлеанский проголосовал за смерть короля Людовика XVI, жирондисты вновь стали его подозревать в желании занять трон. Монтаньяры устали от постоянных упреков и решили избавиться от Филиппа. Тут подвернулся случай.  Во время Революционных войн его старший сын, герцог Луи-Филипп Шартрский, оказался замешанным в заговор генерала Дюмурье, изменил революции, покинув страну. Измена генерала Дюмурье повлекла за собой арест всех членов королевского рода, в том числе и Филиппа. 
   Филипп  Эгалитэ   отправили  в тюрьму Консьержери.  Сидел герцог  в одиночной камере. 6 ноября 1793 года  ему предъявили обвинение:
– Герцог Филипп Орлеанский, принц крови, циничным способом получивший прозвище Эгалитэ обвиняется в стремлении к короне и в измене Отечеству.
 Конкретных фактов  приведено не было, но революционному трибуналу во время террора этого и не требовались. Вечером того же дня Филипп Равенство был гильотинирован.
   Перед гильотиной Филипп потребовал две бутылки шампанского и бесстрашно взошёл на эшафот. Когда палач Сансон собирался снять с него сапоги, Филипп сказал:
–Оставьте! Они лучше снимутся после, а теперь поспешим.
 Ненавидевшие его роялисты отметили:
«Жил как собака, а умер, как подобает потомку Генриха IV».
  Виновник гибели отца, герцог Шартрский, в 1800 году получил у жившего в эмиграции Людовика XVIII право на титул герцога Орлеанского. После Реставрации вернул огромное наследство родителей, а в 1830 году стал конституционным монархом Франции как Луи-Филипп I(11). Двое младших сыновей герцога Орлеанского: Антуан Филипп, герцог Монпансье и Луи Шарль Альфонс Леодегар, граф Божоле — также оказались в эмиграции, но умерли молодыми, оба от туберкулёза, которым заразились во время пребывания под стражей в 1793 году. Они ничем себя не проявили и не оставили  потомства.
   У Филиппа Эгалите также была дочь Луиза Мария  Аделаида. После реставрации Бурбонов она вернулась во Францию, затем была советницей брата, когда тот стал королём, и умерла 31 декабря 1847 года, за два месяца до его отречения (24 февраля 1848 года).
Казнь короля и другие судьбы
     Барер
    Председательствовал  на последнем заседании Бертран Барер. Уроженец Прованса и тогда еще жирондист, он всегда шел за господствующей партией. Позднее — сыщик, чиновник на жаловании у Наполеона, был шпионом нескольких королевских дворов.  Удивительные метаморфозы, не правда ли? Но часто ему снились по ночам кошмары, что он произносит постановление Конвента 20  января  1793 года:
– Национальный Конвент именем Революции и народа Франции приговаривает  Людовика Капета, последнего короля французов к смертной казни на гильотине. Приговор обжалованию не подлежит. Довести настоящий декрет до Людовика Капета на следующий день, а также принять меры по его охране и безопасности. Обеспечить исполнение декрета в 24 часа со времени его оглашения. Дать отчёт Национальному Конвенту немедленно после приведения приговора в исполнение.
    Сон снился с ритмичностью раз в год. Он просыпался в холодном поту. 47 мучительных сновидений, уже строки декрета наизусть врезались в его памяти и омрачали его жизнь. Видимо поэтому он искал всегда рискованные дела, ходил как по лезвию бритвы, но ему удавалось обходить все препятствия стороной. Окончил он свою такую яркую, разнообразную  жизнь в 1841 году, в возрасте 86 лет. У суда истории нет не виновных.
   Мануэль
    Короля пытался спасти от казни  Луи Пьер Мануэль, прокурор Парижской Коммуны. Именно он, горячий сторонник революции, 12 августа 1792 года от имени Коммуны потребовал:
 – Король  вместе со своей семьей должен быть заключён в Тампль!
   Но во время суда над Людовиком XVI Мануэль, однако, энергично защищал его и даже решился сказать похвальную речь в честь королевы. При этом он выступал  за апелляцию(12) к народу, он говорил:
 — Члены конвента — законодатели, а не судьи.
    Мануэль  настаивал на изгнании короля из Франции. Перед подачей голосов относительно отсрочки казни подал в отставку.
 Вскоре после этого был обвинён монтаньярами в фальсификации результатов голосования.  Скрывался в Монтаржи, в феврале 1793 года был арестован, перевезён в Париж, в тюрьму Тампль.
 В тюрьме Мануэля преследовали видения. Ему казалось, что он один в чистом поле и на него налетает стая чёрных воронов. Они с громким карканьем кружат над его головой, ещё немного и бросятся, станут рвать его плоть. Каждую ночь бедный Мануэль отмахивался от кровожадных воронов и, в конце концов, лишился рассудка. Перед Революционным трибуналом предстал человек с трясущимися руками и затравленным взглядом. Он кричал:
  — Вороны! Вороны! Прочь, прочь! Я не виноват!
Но это состояние не было принято, как болезненное. Посчитали, что узник притворяется и  14 ноября 1793 года (24 юремера II года) Луи Пьер был гильотинирован.
Мальзерб (13) 
   До конца жизни верным Людовику оставался   Гийом Мальзерб. Будучи президентом податной палаты, прямодушный, справедливый, он резко выступал против злоупотреблений при сборе налогов и бездумных трат королевского двора. Мальзерб указывал королю на бедственное положение Франции, предлагал отмену пыток и lettres de cachet. Открыто боролся за свободу печати.
   Именно Мальзерб выступал за созыв Генеральных Штатов.
 —Я защищаю  дело народа, через которого и для которого (par qui et pour qui) царствует король.
      Мальзерб  разделял  взгляды и проекты Тюрго, мечтал о коренных реформах государственного управления, добился уничтожения lettres de cachet. С его помощью были освобождены масса невинно заключенных, но планы обоих министров разбились о реакцию, и в мае 1776 года Мальзерб, вместе с Тюрго, вышел в отставку.
    В 1787 году  Мальзерб  был назначен хранителем  государственной печати, но продержался только год и окончательно удалился из Парижа в изгнание.
     Со времени созыва Генеральных Штатов  он следил за положением короля, тайно переписывался с ним и смело вызвался защищать Людовика XVI перед Конвентом, написав Бареру, президенту Конвента, письмо:
«Гражданин председатель! Разрешите  защищать Людовика XVI. Я должен отплатить ему услугой именно теперь, когда многие находят это опасным.
   С почтением Мальзерб».
   Мальзерб узнал, что  господин Тарже, бывший член Учредительного собрания, отказался от защиты короля, доверившему  ему свою судьбу. Получив уведомление об оказанной ему чести, Тарже в страхе прошептал:
—При других обстоятельствах это могло сойти за честь. Защищать короля сейчас, как и пытаться его спасти – смерти подобно!
— Да он просто испугался. Он не подумал о том, что душа его будет краснеть от стыда перед будущим поколением! — думал Мальзерб, которому в 1792 году исполнилось 71 год. — Мне уже ничего не страшно, я повидал жизнь. Я считаю, что  каждый человек имеет право на защиту!
 Таким образом,   бывший королевский министр  открыто выразил свою преданность Людовику XVI. И он защищал короля по мере своих сил, но повлиять на решения Конвента  не смог.
   Смертный приговор королю Мальзерб встретил рыданиями.  
Скоро и он сам будет обвинён в заговоре против Республики. Мальзерб откажется от защитника и 22 апреля 1794 г. спокойно взойдёт  на эшафот, вместе с дочерью и зятем.
Людовик XVI
   Было три часа утра воскресенья, 20 января, когда в Конвенте зачитывался приговор Людовику XVI. Сам король в это время, зная, что решается его судьба, стоял у окна. Перед ним открывался вид на зимний сад.
—Дорожка светится от лунного света, — думал отвлечённо Людовик,  — кажется, что она ведёт далеко –далеко и непременно в верх, по лунному лучу,  к Богу. Именно ему я вручаю себя и свою душу.
Пред смертью мы слышим голос оттуда.
Пусть тело покинуто солнцем души.
День смерти духовным становится чудом,
И днём возрождения стать порешит. (Нострадамус)
   Накануне Людовик  отказался от прощальной встречи с женой, сестрой и детьми, чтобы укрепить свой дух, поразмыслить над тем, что будет неизбежно. От нехорошего предчувствия сжалось сердце.
—Что может сделать смерть, когда поймет,
Что ты ушел, потомство оставляя? (14) 
   Прочитав строки Шекспировского сонета, Людовик решил, что утром будет просить встречи с семьёй.
—Семья – вот что самое главное для человека. Король ли это, граф, простой ремесленник или крестьянин, именно семья даёт человеку силу в трудные времена.
   До рассвета оставалось ещё несколько часов, и Людовик, с успокоенной душой, уснул. Спал он не долго.  Проснулся Людовик от того что в дверь постучали. Он встал, быстро оделся, оделся самостоятельно, как это делал уже на протяжении многих месяцев.
— Connectez-vous! Войдите.
Вошёл Мальзерб. Взглянув на его печальное лицо, король всё понял.
—Конвент решил мою участь, и это Morte, Смерть? Не так ли?  Я и не сомневался...
Мальзерб, сдерживая слёзы, прошептал:
—Bonjour, monroi!   Доброе утро, мой король! Какая ирония...Я принёс  не добрую весть. Большинство голосов депутаты Конвента отдали  за смертную казнь.
Последние слова  Мальзерб проговорил, еле сдерживая рыдания. Людовик попытался успокоить старика, обнял его. Потом, резко отстранившись,  широкими шагами стал ходить по комнате. Остановился у камина, протянул руки к огню и заговорил:
—Monsieur! Господин де Мальзерб! Последнее время я пытаюсь найти в своём правлении такое, за что меня следовало бы судить. И не нахожу!  Голод? Но он  был вызван неурожаями. А то, что при королевском  дворе было всё, так моей вины тут нет.
— Мonroi, мой король! Prenezcourage! Мужайтесь!  Всегда подданные винят короля во всех своих бедах.
Увы, во все времена,
Подданные всегда винят короля.
Нет хлеба – кричат:
«Идём к королю,
Пусть даст он народу
                     Хлеба, а лучше  свободу!»
 А что король простой человек,
Это кто   узнает?
Увы, конечно же,  нет!
— Но я всегда желал своему народу счастья и никогда не помышлял  ни о  чём ином.
Здесь Людовик был неискренен. Просто он никогда не задумывался о том, как живёт его народ. 
—Lemonsieur! Сударь! 
Это вошёл Клери. Он застал плачущего Мальзерба, бледного, но державшегося стойко, короля.
—Lemonsieur! Сударь! Я принёс всё необходимое, чтобы вы смогли побриться.
—Merсi! Спасибо!
—Вам помочь?
— Нет, я сам! Я многое уже научился делать самостоятельно.
Людовик стал взбивать пену и принялся спокойно бриться.
—Нужно держаться достойно. У меня осталось только это – достоинство!
Вслух он произнёс строки из Гёте на двух языках:  сначала на немецком,  потом на французском:
 Alles könne man verlieren 
Wenn man bleibe was man ist.
* * * Pas la peine de tout perdre,
B seulement à jamais.
Не беда всего лишиться, 
Только б вечно быть собой.
Что-что, а достоинство и честь у Людовика никто не смог отобрать.
 «Бывают случаи, когда приговор можно вдруг услыхать неожиданно, от кого угодно, когда угодно». (Кафка  «Процесс»)
 В два часа дня к королю вместе с Клери вошли  представители Конвента –  члены Временного исполнительного  комитета в составе министра юстиции Гара, министра иностранных дел Лебрена, секретаря комитета Грувеля, генерального прокурора парижского муниципалитета Редерера, мэра Коммуны Пэтиона, председателя уголовного трибунала Верньо. Именно они должны были прочитать приговор Луи Капету – бывшему королю.
   Гара, не снимая шляпы, обратился к Людовику, но не как к королю, даже бывшему, а, как к обычному, простому человеку незнатного происхождения:
— Людовик! По поручению Конвента мы познакомим вас с декретами январских заседаний.
Обращаясь к Грувелю, он сказал:
—Зачитывайте!
Было видно, что Грувель волнуется. Он развернул документ и начал читать. Голос его дрожал:
— Национальный Конвент объявляет Людовика Капета, последнего короля французов, виновным в заговоре против свободы нации и в покушении на безопасность государства.
Людовик подумал:
—Всё-таки Конвент посчитал обвинения в заговоре доказанными.
Грувель продолжал:
—Национальный Конвент приговаривает Людовика Капета к смертной казни.
Для Людовика это уже не было неожиданностью. Хуже то, что он услышал дальше:
— Национальный Конвент отказывает в апелляции к народу на приговор Конвента.
У Людовика мелькнула мысль:
—Отказ в апелляции означает немедленную смерть.
И точно, он услышал следующее:
—Временный исполнительный комитет доводит до Людовика Капета приговор. 
В этом месте Грувель остановился, внезапно голос осип, и он не мог читать дальше. Верньо выхватил из его рук документ, пробежал глазами то, что прочитал секретарь:
— Итак, Временный исполнительный комитет должен принять меры по его охране и обеспечить исполнение декрета  в двадцать четыре часа со времени его оглашения.
Последние строки прозвучали в полной тишине гулким эхом:
 — Немедленно дать отчёт Национальному Конвенту после приведения приговора в исполнение.
Пока читался декрет, все смотрели на короля, какую реакцию вызовет у него приговор. Пэтион думал, что король примет это известие достойно и был прав.  Людовик внешне был спокоен. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Хотя это стоило королю больших усилий. Он думал:
—За что? Уничтожив меня, они не уничтожат историю.
Хотя Людовику было всё равно, что о нём будут думать потомки. Он подумал:
—Я полностью отдал свою судьбу Богу.
В слух же произнёс:
— Я хочу попрощаться с семьёй... — Людовик запнулся, — и, мне нужен будет священник, так как моего нет во Франции. Я  хотел бы, чтобы меня сопровождал в последние минуты аббат Эджворт де Фирмонт, духовник моей сестры Елизаветы.
 —Хорошо,  мы думали об этом. Аббат Фирмонт будет приглашён, — согласился Верньо.
— Улица Бак, дом № 83 – это адрес, где  вы сможете найти аббата, — сообщил Людовик   Верньо и, раскланявшись, сказал:
— А теперь, прошу оставить меня одного.
Людовик был один в комнате недолго. Постучавшись, вошёл Клери. Он пригласил короля к столу:
 — Сир! Приглашаю вас на обед.
 —Почему не здесь?
—По требованию Конвента вы  сегодня обедаете в столовой, к вам присоединятся Редерер и Пэтион.
—Но я хотел бы обедать с родными!
—Я ничем не могу вам помочь. Кроме того, — Клери запнулся, — вам не разрешили пользоваться ножом и вилкой.
— Что за глупости, — удивился Людовик. — Я должен есть руками? Это неслыханно!
— Сир, но ложку у вас не отобрали!
Людовик глубоко вздохнул. В столовой он увидел генерального прокурора и мэра Коммуны. Они уже приступили к обеду, не стали дожидаться короля и разделывали мясо ножом и  вилкой.
— Это просто насмешка надо мной, — подумал Людовик.
    Он вспомнил, что при королевском дворе был специальный придворный чин – аветиссер, в обязанности которого входило сообщать о выходе короля к обеденному столу и произносить: «Кушать подано», в тот момент, когда до подачи блюд оставалось не более 1 минуты. Но это осталось в прошлом.
Людовик,  молча,  сел за стол, огляделся. Обед был сегодня на славу. На первое –  овощной суп.(15)
—Хорошо, хоть ложку не отобрали, — усмехнулся про себя Людовик.
 Хлеб пришлось разломать руками.  Суп был ароматным и вкусным. Казалось, что тепло разлилось по всему телу. Все предыдущие события отошли прочь, и Людовик сосредоточился на еде. На второе подали мясо – тушёную говядину (16).  
—Хорошо, мясо небольшими кусочками и в соусе, можно и ложкой есть,   – не руками же.
Но тут у Людовика мелькнула мысль:
— Что сейчас едят мои жена и дети?
И аппетит у него пропал, поэтому обед продолжался недолго. Людовик в сопровождении Клери отправился в свою комнату. Король стал ожидать  прихода аббата и встречи с родными. В нетерпении он стал ходить по комнате, заложив руки за спину, вспоминая лучшие минуты из своей жизни.
Первая встреча с красавицей Марией Антуанеттой, он потом так смущался, потому что чувствовал себя несколько ущербным, как мужчина.
Рождение первого ребёнка и остальных детей.
Свои опыты с голубым бриллиантом и слесарную мастерскую.
Последние несколько месяцев Людовик особенно страдал от того, что не мог  отправиться на охоту. Его не столько привлекало преследование дичи, сколько  ощущение свободы.
 — Вот бы сесть на коня и мчаться, обгоняя ветер, только вперёд!
Его воспоминания прервало тихое постукивание в окно. Взглянув, он увидел белого голубя.
 — Милый Арно!
   Это был  любимый голубь Людовика. Как только королевская семья выехала из Версаля, голубятня была разрушена, голуби разлетелись кто-куда. Людовик давно уже не видел своего красавца Арно. Он еле-еле открыл окно. Было высоко, поэтому стража не видела, как голубь спокойно влетел в комнату.
Голубь приблизился к Людовику и сел к нему на плечо.
— Арно! Ты не забыл меня.
Тут Людовик увидел, что к золотому кольцу на лапке голубя что – то белело. Это была записка.
«Сир! Мы готовим Вам побег. Когда завтра вас повезут на площадь, мы, ваши верные подданные освободим Вас. С нами Бог!»
—Удивительно, подписи нет, — подумал Людовик. — Но всё уже не важно. Смерть меня не страшит. Больше всего я думаю о своих близких. Пусть их не постигнет моя участь!
 Он нежно погладил крылышки Арно и отпустил его в небо.
— Лети, мой милый, лети на свободу.
У Людовика промелькнула мысль:
— Скоро и я, вернее моя душа будет свободна.
Он посмотрел на небо. Голубя уже не было видно. Тучи серые нависли над землёй, моросил то ли дождь, то ли снег. Стояло такое безмолвие, казалось, что время остановилось.
 Арно устремился вверх, он летел назад, в голубятню, домой. Его ждала любимая голубка Орин. Арно летел с быстротой стрелы над Булонским лесом. Из гнезда на дубу ему навстречу вырвался ястреб, но Арно пронёсся мимо. Несмотря на возраст, он был ещё силён.
— Домой, домой, — билось его маленькое сердечко.
   Наперевес ему ринулся сокол, но и он остался позади. Тут поднялся ветер, Арно вынужден был опуститься ниже, и в этом была его ошибка. Откуда ни возьмись, вспышка, – это  охотник выстрелил из ружья. Пуля задела грудь, но не сбила с пути. Охотнику досталось лишь несколько белоснежных перьев.
— Домой, домой!
Но крылья всё труднее преодолевают порывы ветра. Красное пятно на груди медленно растекалось, но силы ещё не оставили Арно, он продолжал движение.
 — Домой, к Орин...
Вот и заветный чердак, на котором семья голубей устроила для себя пристанище. Последний рывок – и Арно пал бездыханным перед своей возлюбленной голубкой. Орин склонилась над Арно. Нежно провела клювом по белым перьям крыльев, заметила на груди   запекшееся  кровяное пятно.
—Мой бедный!
   В это время солнечный луч упал на золотое кольцо, сверкнувшее на лапке Арно. Он был почтовым голубем, а Орин – обычная голубка, каких много на улицах Парижа.   Теперь её здесь ничего не удерживало, и она  вылетела наружу, в распахнутое чердачное окно.
   Людовик  не мог знать о том, что случилось с  Арно, только сердце сдавила резкая боль. Он ещё немного постоял у окна.Вскоре ему доложили о приходе министра юстиции. Гара вошёл бесцеремонно, снял шляпу, стряхнул с неё водяные капли, которые долетели до короля. Людовик недовольно поморщился. Гара сделал вид, что  этого не заметил.
—Людовик! Я принёс известие, что вскоре вас ждёт встреча с семьёй.
Людовик заулыбался,
—Слава Богу! А где священник?
—Он скоро будет.
   Не прощаясь, Гара вышел из комнаты, оставив Людовика в томительном ожидании.
   Близился вечер, опять нахлынуло тягостное томительное чувство, чувство одиночества.  
— Что-то знобит. Нужно подбросить поленья в камин.
Людовик подошёл к камину, кинул  полено в огонь, стал смотреть, как огонь пожирает сухое дерево.
— Вот так и жизнь уходит. Сначала человек маленькое зёрнышко, потом веточка – деревце, дерево. А потом смерть срубит то дерево, по старости, или вмешается чья-то недобрая воля. Но останутся живые побеги – это дети.
Людовик ещё раз прочитал строки сонета Шекспира:
—Что может сделать смерть, когда поймет,
Что ты ушел, потомство оставляя? (14) 
— Жизнь продолжается в детях,  — Людовик тяжело вздохнул. — Мария Антуанетта родила мне четверых детей. Малышка  Софи Элен Беатрис не прожила и года.
На глаза навернулись слёзы. Король плакал, он не думал о себе. Его волновали судьбы детей.
—Умный не по годам Луи Джозеф... ему даже семи лет не исполнилось, когда он заболел и умер.  Я помню, это было 4 июня 1789 года, а 14 июля началась революция. Всё было как во сне.  
 Слёзы текли по щекам короля, сердце сжалось от жалости к погибшим детям.
— Остались златокудрая красавица Мария Терезия Шарлотта и проказник Луи Шарль.
 Людовик так и не узнает о судьбах своих близких, будет надеяться, что с ними обойдутся намного милосерднее.
   Мария Терезия Шарлотта, после казни матери в 1793 году, находилась в  тюрьме ещё около двух лет. Когда ей исполнилось 17 лет, революционное правительство обменяло  её на депутатов Конвента, находившихся в австрийском плену. Но по дороге в Вену девочку подменили  очень похожей на принцессу девушкой, её тоже звали Мария.
 Настоящую Марию Шарлотту увезли в небольшой городок Хильбургаузен – столицу Саксен-Альтенбургского княжества. Здесь  она прожила уединённую жизнь в домике,  недалеко от Тюрингского леса, постоянно скрывая лицо под вуалью и проводя много времени за молитвой.  О казни отца и матери в 1793 году, а так же о смерти младшего брата Луи Шарля, она узнала лишь в июле 1795 года. До конца своей жизни Мария Шарлотта оплакивала своих родителей и братишку.   Умерла она, как ни странно, в том же году, что и заменившая её Мария. 
   Луи-Шарль, в  8 лет ставший королём Франции Людовиком XVII, после казни отца был отлучён от матери и помещён в  отдельную камеру. Он здесь простудился, заболел туберкулёзом и умер в Тампле 8 июня 1795 года.
   А Мария, занявшая место настоящей принцессы, приехала в Вену к императору Францу II, дяде настоящей Марии Шарлотты, вскоре была  выдана замуж за  Луи-Антуана, сына будущего короля Франции Карла X. Она получила титул герцогини Ангулемской.  К сожалению, детей не было, сказалось голодное детство. При дворе думали, что на бездетность супружеской пары сказалось кровное родство. Луи Антуан приходился  Марии Шарлотте двоюродным братом. Мария свою нерастраченную материнскую любовь отдала своему племяннику – герцогу Бордоскому  (графу де Шамбора),  он был последним  из старших Бурбонов.
    Марию ещё в юности  убедили, что она – настоящая принцесса, украденная в младенчестве цыганами. Она так и никогда никому не рассказала свою настоящую историю. Пережила времена Наполеона, Реставрацию, смерть мужа. Скончалась тихо 19 октября 1851 года в возрасте 73 лет. Похоронена там же, где её муж, Карл X – в  Кастаньявицце (ныне Словения).
   Людовик об этом не узнает, если только его душа с того света не переместится в кого-нибудь из его соотечественников. А пока, глядя на огонь в камине, он думал о своей жизни и ждал священника, чтобы исповедоваться.
    Ещё 25 декабря Людовик написал завещание. Он обратился к каждому из своих близких:
«Моя дорогая и любимая Антуанетта! Я никогда не сомневался в твоей преданности и материнской любви. Тебе доверяю заботу о детях. Убеждён, что ты вырастишь Шарлотту и Луи в католической вере,  и они будут честными людьми».
 «Милые мои дети, Шарлотта и Луи Шарль! Живите дружно, слушайтесь мать. Почитайте и уважайте тётку Елизавету. Она будет для вас второй матерью».
«Луи Шарль! Быть королем – очень сложно, если тебя постигнет эта участь, посвяти себя заботам о благополучии народа. Забудь гнев, не будь злопамятным. Помни, что ты должен будешь царствовать в соответствии с законом. Добивайся уважения и ты будешь обладать необходимой властью».
«Милая Шарлотта! Удел женщины – любить и быть любимой. Желаю тебе семейного счастья!»
«Дорогая сестра! Найди и ты своё счастье. Если что случится со мной и Антуанеттой, прошу, позаботьтесь о детях».
 Людовик всё время, пока  продолжался суд жил воспоминаниями о прошлом. Невинные детские забавы, игры с голубым бриллиантом, потом юность, женитьба, работа в мастерской и опыты по изучению свойств драгоценных камней – бриллиантов. Все эти события промелькнули перед его взором.
    Людовик вспомнил о своём голубом бриллианте Око Бхайравы.  Он никогда не узнает, что камень будет найдён, а потом потерян Робеспьером, что бриллиант побывает в руках Бонапарта и будет возвращён им в государственное казначейство, откуда будет украден. Тем более не узнает, что его голубой француз окажется в руках испанского министра Годоя. А уж о дальнейшей судьбе и подавно!
— Если бы голубой бриллиант не был потерян, можно было бы откупиться и устроить побег. Но такова моя судьба, и я должен с нею смириться,  — думал бывший король.
Людовик даже не догадывался, что именно голубой бриллиант сыграл роковую роль не только в его судьбе, но и судьбах тех, кто хотя бы раз притрагивался к нему, не только носил, как драгоценность. Бриллиант чувствовал тёмную сторону каждого человека и мстил, мстил. 
Последние часы Людовика XVI  
Только поздним вечером в комнате осуждённого короля появился священник Эджворт.
—Cир! Вам разрешили последнее свидание с родными.
— Я не знаю, смогу ли я вынести это!
—Держитесь! Ваши близкие должны видеть вас несломленным.
Антуанетта уже знала о том, что Людовика ожидает казнь. Поэтому она некоторое время молчала, нет, не молчала, а рыдала, рыдала не останавливаясь. Видя, как плачет мать, заплакали и дети, сначала Луи Шарль, потом Шарлотта. Елизавета еле сдерживала рыдания.
 Родные окружили Людовика, обнимая, держась за него так крепко, как утопающий хватается за соломинку. Королева схватила Людовика за правую руку. Шарлотта прижалась к отцу с левой стороны, обвив его руками. Елизавета с той же левой стороны обняла брата за шею. Так и стояли они в течение получаса. Король ничего не мог сделать, чтобы их успокоить. Он сам держался из последних сил, чтобы не заплакать. Лишь скупая мужская слеза скатилась с глаз.  
У Людовика хватило сил произнести:
—Не плачьте, мы встретимся на небесах!
Нас мучит и терзает — все люди очень рады. 
О, сколько гибнет нас, заласканных тюрьмой!
Да, эшафот... народ... язвительные взгляды, 
Приходится и мне прощаться с головой.
... Я смою эшафот своею чистой кровью, 
Но дух мой не умрет. И казнь моя, как дым... (17)  
Моменты свидания и разлуки суть для многих самые великие моменты в жизни (Козьма Прутков)
 Через пятнадцать минут  рыдания умолкли, видимо всех оставили силы. Это было ужасное зрелище, которое с содроганием вспоминали даже тюремщики.
Слеза скупая катится из глаз,
Рыданий тяжело перенести.
«Я больше не увижу Вас».
«Меня, король мой,
Я прошу простить!»
«Я не виню, Cheri, ни в чём!
Мы смерти ждём с рожденья своего,
А жизнь – всего лишь дивный сон
И мы уже не вспомним ничего».
Разговор был разговором глаз,
Никто из стражников ни слова не услышал.
«Король! Как трудно мне оставить Вас!»
«Adieu, Cheri, прошу Вас, тише, тише!»
Тут раздался голос одного из тюремщиков:
—Встреча окончена!
   Сделав несколько шагов по направлению к двери, не размыкая рук, все члены  королевской семьи, кроме самого Людовика, жалобно стонали.
—Я уверяю вас,   мы увидимся,  — Людовик сделал паузу, — завтра в 8 часов утра... Adieu.
Он произнес слово «Adieu» столь выразительно, что рыдания только   усилились.  Шарлотте стало трудно дышать, и она  упала в глубоком обмороке у ног отца. Луи Шарль испугался и забился в угол. Антуанетта не растерялась, флакон с нюхательной солью всегда носила при себе. Она поднесла его   к носу дочери со словами:
—Cheri, дыши, дыши!
Шарлотта очнулась, поднялась на ноги и огляделась, ничего не понимая:
—Maman,  papa, что случилось?
— Ты упала в обморок.
— С тобой всё хорошо? — почти одновременно произнесли Людовик и Антуанетта.
Исполнилось пророчество Нострадамуса:
Королева иностранка, видя свою дочь побледневшей
Из-за глубоко во внутрь заключенной печали,
Жалобные крики издаст Анголем
И она выйдет замуж за своего кузена. (18)  
Эта цитата из древнейшего издания  «Пророчеств Нострадамуса » от 1566 года. А вот  современный перевод   этого же предсказания, более точный:
Ей трудно дышать от мучительной боли,
Бледна была дочь королевы Эргест.
Но слёз в Онголезме не слышно уж боле:
На свадьбе с германцем поставлен был крест. (19)  
Действительно, настоящая Шарлотта так и не вышла замуж за своего кузена.
    За два часа, что провёл Людовик с семьёй, он получил столько любви и обожания, как никогда раньше. Как принято при дворе, свои чувства король и королева никогда не выражали на людях, да и наедине держались скованно, даже в минуты близости.
Прощаясь, королева попросила:
— Мой король! Обещайте, что мы еще увидимся завтра!
— О, да, да! А теперь идите, мои милые, любимые! Молите Бога за себя и за меня!
   С тяжёлыми мыслями король удалился к себе в комнату. Аббат Эджворт следовал за ним. Конвент разрешил священнику быть с Королем в последние часы.
 Огонь от камина бросал тени на стены.
—Будто в аду нахожусь, — думал Людовик. — Только там ещё жарче и сплошная тьма, а здесь лунный свет из окна. На душе холод, но я спокоен.
Только одна мысль неотступно преследовала Людовика.  
—Что я сделал моему кузену, — поделился  он с аббатом. — Почему Филипп меня так ненавидит?  Он голосовал за мою смерть! Я думаю, он больше достоин жалости, чем я. Не хотел бы быть на его месте. Моё положение, без сомнения, печально, но  я  бы не желал Филиппу такой участи. 
—Каждому своё, — отвечал королю аббат.— Как говорил древнегреческий философ Фалес: «Мудрее всего   — время, ибо оно раскрывает всё». Так что время всё расставит на свои места.
— Да, время решит, кто прав, — согласился   Людовик. — Все будут называть меня королём – мучеником.
   Эджворт на это ничего не мог сказать. Вместе с Мануэлем, Мальзербом, Кондарсе и Клери он готовил бегство короля. Но видимо, само провидение помешало исполнить задуманное. 
20 января вечером роялист Пари случайно увидел в кафе le Procope («Прокоп») члена Конвента Луи Лепеллетье(20). Аристократ,  образованный и культурный, Лепетелье присоединился к радикальной демократии и боролся в ее рядах за революционное обновление Франции. Лепетеллье громко разговаривал со своим собеседником, обсуждая последние события в Конвенте. Пари дождался, когда ненавистный ему депутат, голосовавший за казнь  Людовика XVI, выйдет из кафе, кинулся  ему навстречу со словами:
—Предатель!
  Потом  нанёс Лепетеллье смертельный удар кинжалом в сердце. Пари тут же был схвачен гвардейцами. Он будет молчать, но  заговор по освобождению короля окажется под вопросом.  
«Когда долго всматриваешься в бездну, бездна начинает всматриваться в тебя» (21).  
  Почти половину ночи  Людовик провёл в молитве,  так и  не узнает о мести Пари. За несколько часов до рассвета его сморил сон.
   Людовику снилось, что он с ускорением падает  в разверзшуюся перед ним пропасть. Вокруг кружат, мелькают серые летучие мыши, но страха не было.  Внезапно за спиной появился  белоснежный ангел, провёл по его спине крыльями, стало легко, и Людовик продолжил парить, не падать. Внизу оказался ярко-зелёный луг, на который он опустился   на ноги.
 —При падении в бездну самым неприятным оказывается то, что дно у неё всё-таки есть, —подумал Людовик.
 Ступни ощутили мягкое и приятное прикосновение травы. Перед глазами открылась удивительная картина: зайцы, косули, медведи – все животные, на которых он охотился раньше, мирно паслись рядом друг с другом.   Он сделал глубокий вдох и замер в восхищении: воздух был напоён мятно-медовым запахом. Людовик поднял голову: над ним плыли кучерявые белые облака, казавшиеся воздушными кораблями. 
   На лице уснувшего короля блуждала умиротворённая улыбка.
    А  Мария Антуанетта так и не заснула. Она никогда не думала, что будет испытывать такие сильные чувства. Одиночество буквально захлестнуло её.
 — Увидимся утром с Людовиком. Скажу, как сильно  я его люблю.
Луи Шарль и Шарлотта спали. Что делает Елизавета, Антуанетта не знала. Стояла мёртвая тишина. Только лунный свет проникал в комнату и блуждал по стенам, ей казалось, что это отблеск голубого бриллианта, потерянного принцессой Ламбалой. Антуанетта сделала глубокий вдох, но легче не стало.
—Ах, этот глупый глаз!
Во мне остался мир без слов,
Под шум закона и часов. (21)
Маленькие золотые часики, подаренные Антуанетте матерью, отстукивали минуты и часы перед последней встречей с Людовиком. 
    Пробуждение Людовика было не таким приятным. Камин прогорел, и пришлось самому его растапливать. Это уже не казалось таким сложным делом. Огонь разгорался, становилось теплее.
—Ещё темно. Сколько времени?
Король прошептал те же строки, что и Антуанетта:
Во мне остался мир без слов,
Под шум закона и часов.
Часы на стене показывали 5 часов утра.
 
— До восхода солнца ещё три часа. Оставаться в одиночестве невыносимо!
Людовик выглянул за дверь. От дверного скрипа пробудился находившийся тут же стражник.
—Прошу, пошлите за священником,  — обратился к нему Людовик.
Он зашёл в комнату, прикрыв дверь. В утренних сумерках все предметы приобрели размытые очертания, всё казалось нереальным, как и то, что он находится здесь и ожидает своей участи.
...Только тени.
В тихом царстве любимых теней. (22)
     Эджворт застал короля сидящим у камина. Около часа они беседовали. Потом аббат прочитал слова молитвы. Людовик  слушал, преклонив колена на голом полу. Его лицо было спокойным и одухотворённым.   На   исповеди он повторил несколько раз:
—Смерть меня не страшит, я уповаю на милосердие Божие. 
   Потом принял причастие. Священник уже хотел уходить, как Людовик остановил его:
—Скажите  тюремщикам, что я отказываюсь от последнего свидания с родными. Антуанетте, моим любимым детям и моей сестре передайте, что я не  хочу видеть их   страданий.  Вы не представляете, чего стоит мне  не проститься с ними. 
 Видно было, что эти слова тяжело даются ему  и напоследок Людовик произнёс:
— Передайте им следующее: «Успокойтесь, не терзайте себя. Благодарите Провидение, приведшее меня к концу страданий».
  Эджворт вышел, Людовик остался один. В течение следующего часа он просто смотрел на огонь, ни о чём не думая. Пламя завораживало и отвлекало от мрачных мыслей. Людовика вновь стало знобить, хотя в комнате было   уже совсем тепло.
 За окном разгоралась утренняя заря. С 7 утра во всех кварталах Парижа зазвучал бой барабанов.
Эти звуки раздались так внезапно, что Людовик вздрогнул, но тут же взял себя в руки. Барабаны ясно слышались  сквозь стены тюремной башни, а вскоре к ним добавились голоса офицеров,  топот и ржание лошадей.
— В Тампль прибыли кавалеристы, — понял Эджворт, он в это время молился в соседнем от комнаты Людовика кабинете. — Время пришло!
Эджворт сочувствовал Людовику.
— Сейчас король не должен оставаться один. Мне нужно  подбодрить его.
Аббат без стука вошёл к Людовику, и ни слова не говоря, приблизился к королю. Людовик повернул к нему бледное  лицо.
— Как он держится! Ни капли страха, — подумал Эджворт.
Король  же прислушивался, а затем   хладнокровно проговорил:  
— Они приближаются. Уже готовятся к казни. Толпа ждёт зрелищ.
— Хлеба и зрелищ, — подтвердил священник.
 Тюремщики в течение получаса то и дело стучались в двери.
— Они боятся, как бы я не покончил с собой. Увы, они плохо меня знают. Покончить с собой было бы слабостью. Нет, если нужно, я сумею умереть!
Потом Людовик торжественно произнёс:
— Эджворт де Фирмонт! Я доверяю вам, и передаю на хранение Государственную Печать Франции. Вы знаете, как ею распорядиться.
Эджворт спрятал печать в карман сутаны. Пока он не знал, что с нею делать.
   В восемь часов утра к королю прибыли члены парижского  муниципалитета. Людовик передал им свое завещание. Немного подумав, спросил:
— Нет  ли вестей от Лаперуза? (23)  
Мэр Парижа Пэтион был удивлён, что короля интересует давно пропавшая морская экспедиция. Потом  он вспомнил, что именно по приказу Людовика XVI эта экспедиция была организована.
— Вестей нет.
Людовик нахмурился.
—Я отправил людей на погибель!
—Вам нужно думать о своей участи!
Король взглянул на мэра, его лицо прояснилось:
—Я умру на Родине, а не в открытом море, как граф Лаперуз.
   Представители муниципалитета вышли. На некоторое время Людовик вновь остался наедине со священником.
Наконец  в  дверь постучали:
—Приказано собираться!
— Минуту и я буду в вашем распоряжении, — твёрдым голосом ответил король и взглянул на аббата. Тот  ещё раз осенил Людовика крестным знаменем и уверенно сказал:
— Сир! Я буду с вами до конца! Верьте, Бог поддержит Вас!
Людовик решительно произнёс:
— Я готов! Едем!
Стояла жуткая тишина, когда Людовик садился в карету. Бой барабанов, будто специально затих. Окружающие короля гвардейцы понимали всю серьёзность момента. Людовик держался стойко. Он только спросил:
—Куда мы направляемся?
—На площадь Революции, бывшая площадь Людовика XV.
Людовик вспомнил, что знал о площади, носившей имя его деда.
Из истории площади  Plase de la Concorde
    В 1748 году прево Парижа заказал скульптору Эдме Бушардону(24)  конную статую Людовика XV в честь выздоровления «Bien-aime» — «Возлюбленного короля». Сразу же возникли споры о месте установки монумента. Архитектор Анж Габриэль(25) предложил использовать обширную эспланаду(26) между садом Тюильри и Елисейскими полями – местом загородных прогулок парижских аристократов. Это была окраина Парижа.   Здесь же начиналась дорога на Версаль.
   Прошло почти четверть века, прежде чем площадь окончательно  распланировали. Она имела форму восьмиугольника, обведённого с юга руслом реки Сены, с запада и востока рвом с балюстрадой, а через ров были перекинуты шесть каменных мостиков. На каждом из восьми углов площади Габриэль соорудил по маленькому каменному павильону, из которых по лестнице можно было спуститься  в ров, где были разбиты цветники.
    Здесь же установили  статуи античных богов, олицетворявших достоинство короля Людовика XV:  Юпитер – великодушие,  Аполлон – поэтичность,  Меркурий – богатство,  Марс – мудрость и доблесть, Сатурн – сдержанность и хладнокровие.
 А центр площади  заняла  конная статуя работы Бушардона. На пьедестале было написано:
«Победителю при Фонтенуа» (27)
    В четырёх углах пьедестала встали четыре бронзовые фигуры скульптора Жана Пигаля(28), представлявшие  четыре добродетели: Сила, Мир, Справедливость и Предусмотрительность.  Памятник был открыт 20 июня 1763 года. К этому времени  Людовик XVуже перестал быть «Возлюбленным» для французов. Через несколько дней на шее коня появилась табличка с надписью:
Oh, la belle statue!
Oh, le beau piėdestal!
Les Vertus sont á pied
Le Vice est a cheval!
***
Как пьедестал богат!
И статуя на нём!
Достоинства стоят,
А грех сидит верхом!
— Да, надпись не очень приятная, — подумал Людовик XVI. 
Следующее важное событие, о котором он хорошо помнил,   произошло на площади 30 мая 1770 года.  Здесь  состоялся бал с грандиозным фейерверком в честь его бракосочетания с  Марией Антуанеттой.
 Зрелище было незабываемым! Въезжая на площадь со стороны церкви Мадлен, карета с новобрачными попала под струи вина, бившие из фонтанов. Небо  окрасилось вспышками фейерверка. Внезапно одна из ракет упала на арку, увитую бумажными цветами, они вспыхнули как свечки. Огонь перекинулся на  храм Гименея, построенный из деревянных реек, и запылал. Началась паника и давка, крики, вопли. Новобрачных в срочном порядке вывезли с площади. Под колёсами   конных экипажей  и от огня погибли люди.   На следующий день с площади было подобрано 133 трупа. 
    Через месяц тут же уже шумела ярмарка, опять же по неосторожности закончившаяся пожаром.
 Полностью площадь была восстановлена в 1777 году. А сколько названий она сменила за 15 лет! Сначала называлась  площадью Людовика XV, затем – площадью Революции, чуть позже –  PlasedelaConcorde – площадью Согласия.  
—Но о каком согласии может идти речь, — подумал Людовик, — если нет согласия среди самих ре-во-лю-цио-неров.
Людовик по слогам произнёс про себя необычное слово.
—Ре-во-лю-ция. Никак не могу привыкнуть к этому слову! Революция – переворот,  восстание. 
Рalace revolution — дворцовый переворот, поэтому я и не поверил, что началась революция. Если бы я знал, чем всё это закончится... 11 августа 1792 года статую моего деда Людовика XV сбросят с пьедестала и отправят в переплавку на пушки!
 Возмущению Людовика тогда  не было предела.
  Людовик XVI  на эшафоте.
    Мрачное утро 21 января 1793 года, на улицах Парижа  ни души. Конвент запретил народу выходить из дома, пока карета с королем проследует по улицам Парижа. Всюду стояла Национальная Гвардия. Впрочем, никто и не  думал  нарушить этот приказ. Никто, кроме маленькой группы офицеров из четырех человек, вооруженных шпагами. Они попытались пробиться к карете с криками:
— Да здравствует Король!
 Но призыв остался без ответа. Офицеров схватили,  чуть позже они были  казнены.
Людовик так погрузился в   размышления и  ничего не понял, что кто-то ценой своей жизни хотел его освободить.
   Он очнулся только тогда, когда колёса  экипажа прогрохотали по мосту через Сену.
— Два года назад этого моста ещё не было, — подумал Людовик, — дорога заняла бы больше времени.
   Ещё несколько метров и – площадь Согласия. Сюда 21 января, с площади Карусель, специально для экзекуции над бывшим королём, переехала усовершенствованная  гильотина. Именно в этот день была опробована новая конструкция ножа – с косым лезвием.
 Экипаж остановился.
— Прибыли!
—Мы на месте.
Почти одновременно произнесли Эджворт и Людовик.
Когда обернулся аббату и тихо сказал:
—Если не ошибаюсь, это конец последнему моему путешествию.
   Один из палачей поспешно открыл дверцы экипажа. Гвардейцы, охранявшие короля, вышли первыми. Людовик выбрался  сам. Он огляделся и, ухмыльнувшись, подумал:
—Эшафот  возле пьедестала, где некогда возвышалась конная статуя моего деда.
Все казалось Людовику каким-то нереальным, расплывчатым. Вдруг ему послышалось тихое ржание и тяжёлый вздох.
— Словно тени из прошлого. Жуткое настоящее, а будущего нет! Но со мною все мои царственные предки, — был убеждён Людовик, — я не один.
   Нет, король был в здравом уме и в полном рассудке. Другой бы на его месте сломался духом, а он чувствовал себя наконец-то свободным. Внезапно налетел лёгкий ветерок, еле слышно послышалось:
— Скоро всё кончится. Станет легко!
   Людовик огляделся, никто не мог сказать эти слова. Стояла жуткая тишина, хотя эшафот был окружён несколькими батальонами Национальной гвардии.  Толпа народа находилась   позади гвардейцев, она ждала.
— Только держаться, только держаться, — шептал еле слышно Людовик. — Как говорила Антуанетта: «Достоинство следует сохранять до конца!» Я должен хранить величие.
— Как мужественно и величественно он держится, — думал Эджворт.
Палач Самсон тоже был удивлён твёрдости  Людовика в его последние минуты.
Короля  тут же  окружили три палача, собираясь снять с него одежду.
Людовик  презрительно оттолкнул их.
— Я сам!
Он  снял камзол и воротник, оставшись в белой рубахе. Несмотря на то, что было холодно,  он ничего не чувствовал. Палачи  попытались  взять  Людовика за руки.
—Что вы хотите? — спросил он, одёргивая руки.
—Мы должны вас связать.
Людовика, казавшегося спокойным, внезапно охватило чувство гнева.
—Связать?! Меня?! Я никогда не соглашусь на это! Делайте, что вам приказано, но я не позволю меня связать!
—Мы должны это сделать.
—Мы связываем всех осуждённых, — стали настаивать палачи.
Людовик повернулся к Эджворту, но тот смущённо молчал.   Потом проговорил со слезами в голосе:
—В этом новом оскорблении я вижу только сходство вашего величества с Христом.
Людовик поднял глаза к небу. Затем он обратился к палачам:
—Делайте, что хотите. Я выпью чашу до дна.
Чуть вздрогнул, когда стали состригать длинные пряди волос.
   Ступени эшафота были очень круты, и королю пришлось опереться о плечо священника. На последнюю ступень король поднялся сам и твердым шагом прошел всю площадку, встав на левую сторону эшафота.
   Затихли барабаны. Наступила мёртвая тишина. Все взоры были обращены к эшафоту. Такого внимания  Людовик ещё не видел. Сильно покраснев, он заговорил, обращаясь к народу:
—Я умираю не виновным в преступлениях, в которых меня обвиняют. Я прощаю своим врагам и желаю, чтобы моя кровь пролилась на пользу французам и успокоила Божий гнев.
 Однако эти слова  не произвели никакого впечатления.  Луи де Бофранше, бывший придворный паж, побочный сын Людовика XV и придворной танцовщицы, по иронии судьбы оказавшийся дядей королю, стоявшему на эшафоте, – тут же приказал барабанщикам:
 —Приказываю бить дробь без остановки, пока голова Его Величества не свалится в корзину.
Загремели барабаны.  Людовика уложили на длинную доску, доходящую до плеч. Он взглянул вверх. Небо было мутно – серым.
—Смерти нет... — мелькнула последняя мысль.
Через минуту нож гильотины отсек ему голову. В 10 часов 10 минут 21 января 1793 года душа Людовика XVI покинула тело.
   Палач Самсон полагал, что Людовик черпал силу в своей религии. Вера эта могла дать и дала ему другую силу — пострадать с достоинством христианина и, следовательно, короля.
«Я не виновен, знайте,
Врагам прощаю всё!
Ведь кровь моя во благо
Народа моего
Прольётся, успокоив
Волнений, Божий гнев».
Он принял смерть достойно,
Тем, покоряя всех.
(«Казнь Людовика XVI» 19.03.2013)
 Услышав роковой удар ножа гильотины, Эджворт  упал на колени. Он оставался в таком положении до тех пор, пока самый молодой из палачей схватил отрезанную голову,  чтобы показать её толпе. Проходя мимо аббата, он специально капнул кровью на шею коленопреклоненного священника.
 Эджворт вздрогнул от ужаса. В ту же минуту  неизвестный  выхватил отрубленную голову короля из рук палача и трижды махнул ею в сторону толпы:
— Французский народ, – гортанный голос был, словно гласом с небес, – я крещу тебя во имя революции и свободы!  Жак де Моле, ты отомщён!
 
К эшафоту уверенным шагом,
Человек молодой подошёл.
Руку он окунул в кровь монарха,
Крикнул: «Жак де Моле - отмщён!» (29)
   Площадь содрогнулась ужаса, а потом от неистовых криков:
— Vive la Nation! Да здравствует нация! Да здравствует республика!
 Так вернулось прошлое: казнь магистра Жака  Моле, проклятие тамплиера легло на плечи Людовика XVI, а затем и его семьи.
И ангелы смерти хоралы поют.(30)
Для ангелов – небо покой и приют,
И ангелы здесь хоралы поют.
Ведут они свой план и отсчёт,
Простой человек здесь не живёт.
Душа устремляется в рай или ад
И смертному трудно вернуться назад.
Болезнь или казнь – уже всё равно,
Если в бессмертье открыто окно.
Здесь души находят вечный покой
И ангел навеки рядом с тобой.
(14.10.2013)
     И не случайно Филипп Орлеанский отказался от своего венценосного имени и стал Эгалитэ – Филипп Равенство, он надеялся, что на этом имени не было греха французских королей, расправившихся с последним Великим Тамплиером.  Но и это не помогло, через 11 месяцев после казни своего кузена Людовика XVIна голову Филиппа Эгалитэ падёт нож гильотины – меч Равенства.
 На эшафоте нет невинных –
Меч равенства – нож гильотины.
 Последствия казни Людовика XVI
      Жозеф де Местр(31), ссылаясь на Шекспира, писал об убийстве Людовика XVI:
«Жизнь всякого человека драгоценна для него, но жизнь тех, от кого зависит множество жизней, жизнь государей, драгоценна для всех. А если жизнь государя пресекается преступлением? На месте, которое он занимал, разверзается ужасная пропасть, и туда низвергается всё, что его окружало. Каждая капля крови Людовика XVI обойдётся Франции потоками крови. Четыре миллиона Французов, быть может, заплатят своей головой за великое народное преступление...»
   Страшно, не правда ли?
     Современные наследники якобинцев так напишут о казни Людовика XVI:
 «Республика питает свои силы из обряда черной магии, каким являлась казнь Людовика XVI».
 Не о магии голубого бриллианта – Ока Бхайравы идёт здесь речь? Или о Великом Магистре Тамплиеров Жаке де Моле?
      Казнь Людовика XVI проклятием ляжет на французский народ. Весь XIX и XX век ему придётся переживать тяжкие страдания, терпеть над собой кровавые эксперименты фашистов, нести миллионные жертвы.
   О проклятии Жака Моле
Символично, что Людовик XVI вышел из тюрьмы, через ту же дверь, что и Жак де Моле четыреста шестьдесят семь лет тому назад, и отправился навстречу смерти. Это было тринадцатое поколение. Ведь Людовик XVI — тринадцатое поколение французских королей, считая от Филиппа Красивого.
   Можно ли говорить о проклятии — пожелании зла, высказанном торжественно Великим Магистром на костре? Действует ли оно на будущее потомков французских королей? Однако, как говорится, факты – это упрямая вещь! Вот она цепь событий: костер, проклятие, смерть Людовика XVI и его семьи, тринадцатое поколение. Что это — чистая случайность или совпадение? Или предсказание, как это было с Нострадамусом? Спираль со сдвигом во времени?
   Сторонники Декарта сказали бы, что это, конечно же, чистая случайность. Но, увы, случайностей в истории не бывает! Есть один незримый виновник – Око Бхайравы. Страдают и погибают не только члены королевской семьи, их приближённые, но и те, в ком голубой бриллиант видит тёмные стороны души.
 Неведомые силы сметают с престола последующих французских королей. В 1793 году после казни Людовика XVI Луи Станислас(32) объявил себя регентом при малолетнем Людовике XVII, содержавшемся в тюрьме в Париже. Когда французское правительство в 1795 году  объявило о смерти Людовика XVII в тюрьме, эмигранты провозгласили его королем Людовиком XVIII.
   Людовик XVIII, последний реально царствовавший король Франции с этим именем, вступил на престол (1814) ровно через 1000 лет после франкского императора Людовика I Благочестивого (814), с которого вели нумерацию его французские тёзки.
     В начале 20-х годов XIX  века здоровье Людовика XVIII резко ухудшилось. Ему отказали ноги, и он передвигался только в кресле-каталке. 16 сентября 1824 после долгих мучений Людовик скончался от гангрены ног, не оставив прямых наследников.
   Преемником бездетного монарха стал младший брат, 67-летний Карл X. (33) Карл мечтал о старых порядках, что привело к революции. 29 июля 1830 года он  подписал отречение от престола и бежал в Англию. Умер от холеры в 1836 году.
 9 августа 1830 года королём французов был провозглашён Луи Филипп Орлеанский,сын Филиппа Эгалитэ.   В отличие от Бурбонов, которые основывали свою власть на Божественном праве, Луи-Филипп получил королевские регалии от палаты депутатов.
   Вскоре мещанская натура, расчетливость Луи-Филиппа, мелочная забота о собственной выгоде так открыто выступили наружу, что сделались объектом едких нападок и ядовитых карикатур. Самой известной была карикатура 1831 года, на которой голова  короля превратилась в грушу.
 Политический и экономический кризис Июльской монархии привёл к февральской революции 1848 года, в  результате которой во Франции была провозглашена Республика. К монархии Франция уже не вернулась.
 Отголоски проклятия
 21 декабря 1988 года пятидесятидвухлетний внучатый кузен Людовика XVI принц Альфонс де Бурбон выиграл судебный процесс, на котором его кузен Генрих Орманский оспаривал права на наследство. Именно его признали истинным Бурбоном, потенциальным претендентом на трон Франции.
 А месяцем позже, в понедельник 30 января 1989 года, в  год двухсотлетия Великой Французской революции  Альфонс де Бурбон, герцог Анжуйский, президент оргкомитета зимних Олимпийских игр проверял олимпийскую лыжню на поле в Бивер Крик и чуть не «лишился головы» из-за забытой проволоки.  Де Бурбон   получил смертельное ранение головы через 195 лет  (±несколько дней) со времени гибели на эшафоте его предка Людовика XVI.
    После казни Людовика XVI
   Несколько месяцев спустя после казни Людовика XVI, в августе,  на опустевший пьедестал площади Согласия установят статую Свободы  из камней и гипса, окрашенных под бронзу. Революционеры тут сэкономили...
 — Свобода, свобода! Сколько преступлений совершено во имя твоё, — скажет мадам Ролан, поднимаясь на эшафот осенью 1793 года.
   Не она ли говорила:
—К Свободе можно и даже необходимо прийти хотя бы через море крови.
   И действительно, по всей Франции лились целые фонтаны крови. Стоит вспомнить только сентябрьские убийства.
   Всего за годы революции было обезглавлено 2498 человек, из них – 1119 на площади Согласия. Это   Людовик XVI и Мария Антуанетта, принцесса Елизавета, герцогиня дю Барри, Филипп Эгалитэ, химик Лавуазье, а потом и якобинцы Эбер, Робеспьер, Сен-Жюст, а также много –много других.
 Революционный трибунал работал теперь энергично и почти ежедневно посылал на смерть большее или меньшее число лиц, без всяких формальностей, после краткого допроса, а часто удостоверив только личность.
    Гильотина, менявшая своё место довольно часто, стояла на площади Согласия 13 месяцев. Её несколько раз увозили на два-три дня в разные концы Парижа. А 9 термидора 1794 года она в последний раз заняла прежнее место.
 
Аббат Эджворт
     «Un seul ĕtre vous mangu ė t tout est dė peuplė!»
 «Нет в мире одного. И мир весь опустел!»
А.де Ламартин
 После смерти Людовика XVI аббат  Эджворт уедет из Франции. На несколько лет его следы затеряются. Но в морозное утро 11 февраля 1798 года он приедет в город Митаву (латвийский город Елгава) по приглашению Людовика XVIII. Сам Людовик прибудет в митавский княжеский замок 20 марта  после мучительного путешествия из Санкт-Петербурга, продолжавшегося 37 дней.
     Людовик будет занимать своих гостей рассказами о несчастьях своего брата, Людовика XVI. Он покажет последнее письмо, адресованное ему Марией-Антуанеттой из Тампля. Эджворт   передаст Людовику Государственную Печать Франции, оставленную ему Людовиком XVI.
 Аббат проведёт в Митаве последние годы жизни. Он умрёт 25 мая 1807 года и будет захоронен на местном кладбище.
   В провинциальном  музее до настоящего времени среди экспонатов хранится посох, высотою в человеческий рост, принадлежавший аббату. Палка хорошо сохранилась, только шелковая ленточка  совершенно истлела и распылилась от времени.
   
 
(1) Бюзо Франсуа-Никола-Леонор (1760–1794) – деятель Французской революции, член Учредительного собрания и член Конвента, жирондист. После перехода власти в руки якобинцев бежал из Парижа, поднял контрреволюционный мятеж в департаменте Эр. Покончил жизнь самоубийством.
 (2) Деятели французской революции
(3)Мийо, Паганель, Лавиконтри, Шатонеф-Рандон, Телье – деятели Французской революции, члены Конвента.
Гупильо де Фонтенэ Жан-Франсуа (1755–1823) – деятель Французской революции, член Законодательного собрания и член Конвента, был комиссаром Конвента в Вандее. В  1816 году был изгнан из Франции реакционным правительством Бурбонов. Умер в изгнании.
Жан-Бон-Сент-Андре (1749— 1813) — деятель французской революции, член Конвента, якобинец, руководил в Комитете общественного спасения реорганизацией флота. В период Директории выполнял разные дипломатические поручения; был префектом ряда департаментов в период консульства и империи.
Гийярден Луи (1758–1816) –деятель французской революции, член Учредительного собрания и член Конвента; был комиссаром Конвента при Мозельской и Рейнской армиях, а затем в западных областях Франции. В период Директории, консульства и империи не играл большой политической роли. В 1816 году был изгнан из Франции, умер в изгнании.
(4)Жан Батист Луве де Кувре  (1760 —  1797) — французский писатель, видный деятель эпохи французской революции. Происходил из обуржуазившегося дворянского рода и был сыном бумажного фабриканта. Во время революции  издавал газету «La Sentinelle», выпускал памфлеты и листовки, боролся с роялистами и якобинцами. Был избран в члены Конвента от департамента Луаре.
(5) Шайон, Жантиль,  Альбуис,  Занджиакоми – деятели Французской революции, члены Конвента.
Банкаль (дез Иссар) Жак-Анри (1750– 1826) – деятель французской революции, член Конвента, примыкал к фракции Болота; два года провел в плену в Австрии; позже был членом Совета пятисот.
(6) Манюэль, Пьер Луи (1751 - 1793) — член парижского муниципалитета, прокурор парижской коммуны, депутат в Конвенте.
(7) Гражда́нская казнь— один из видов позорящего наказания в XVIII—XIX веках. Её обряд состоял в публичном унижении наказуемого с преломлением шпаги над головой в знак лишения всех прав состояния.
(8)Принцы (королевской) крови (princes du sang) — законорожденные потомки в мужском колене французских королей дома Капета, которые по салическому закону потенциально могли унаследовать престол. Титул впервые появился в XIV веке и вошёл в широкое употребление в XVI веке для обозначения потомков Людовика Святого по мужской линии. Все совершеннолетние принцы крови входили в Королевский совет.
(9)Битва при Флерюсе 24 июня 1794 года — одна из решающих битв за Нижние земли, ставшая частью Французских революционных войн. С помощью первого в истории использования  аэростата «l’Entreprenant» маршал Жан батист Журдан смог управлять французскими войсками более оперативно, чем Фридрих Иосия Кобург австрийскими.
(10)Монтанья́ры (фр. Montagnards — люди на вершине, горцы) — политическая партия, образовавшаяся во время Великой французской революции. С открытия Законодательного собрания 1 октября 1791 года монтаньяры занимали верхние ряды левой стороны, откуда и произошло название их партии — «вершина», «гора» (фр. La Montagne). В дальнейшем в Конвенте эта партия состояла из парижских депутатов, выбранных под влиянием событий 10 августа,  Марат, Колло д'Эрбуа, Бийо-Варенн, Мерлен из Дуэ, Базир, Шабо. Вождём её был Дантон. В Конвенте монтаньяры были очень могущественны, несмотря на свою малочисленность.
(11) Луи-Филипп I (1773—1850), король Франции в 1830—1848
(12) Апелляция (юридич.), один из видов обжалования не вступивших в законную силу решений суда в уголовном и гражданском процессе. (Большая Советская Энциклопедия)
(13) Мальзерб Кретьен-Гильом (1721-1794), министр при Людовике XVI.
(14)   Шекспир,  сонет №6.
На 3 персоны: 15 г корочек черствого хлеба, 1 л мясного бульона, мелко нарезанная зелень петрушки, 1 небольшая морковь, 1 шт. лука-порея, небольшая репа, корень сельдерея, соль, черный молотый перец.
Корочки хлеба слегка поджарить, отрезав мякиш. Овощи нарезать кубиками, отварить в мясном бульоне.  Вылить в супницу, процедив предварительно бульон через салфетку, смоченную холодной водой, чтобы снять жир, добавить довольно горячий хлеб и зелень петрушки. 
Подавать к столу в горячем виде.
 (16) Мясо по-французски из говядины
Компоненты картофель – 3 штуки средних размеров;мясо говядины – 300 грамм;помидоры – 2 шт. (по сезону);лук репчатый – 3 шт.;сыр – 100 грамм;майонез – 1 пачка;перец;соль;растительное масло.
Приготовление:
Мясо выкладываем на противень порционными кусочками, сверху помидоры с луком, полить майонезом. Картофель, порезанный на круглые дольки, выложить сверху, не смешивая с другими продуктами. 
(17) Ницше стихотворение «Среди врагов»
(18)  17 четверостишье  X центурии пророчеств Нострадамуса
(19)  Нострадамус «Центурии», Краснодар 199,   вольный поэтический перевод русского поэта эмигранта историка и филолога Вячеслава Завалишина (1915-1995). Во время II мировой войны попал в плен и оказался в Германии. В 1951 г. переселился в США. Искусствовед, журналист, литературный и художественный критик. Работал при Колумбийском университете. Печатался в газете «Новое русское слово», журнале «Новый журнал» (Нью-Йорк) и в др. изданиях. 31 мая 1995 г. в Нью-Йорке.
(20)   Лепеллетье де Сен-Фаржо Луи-Мишель (1760—1793) – деятель французской революции, член Учредительного собрания и член Конвента, якобинец.
(21) Фридрих Ницше (1844 – 1900) – немецкий философ, представитель философии жизни.
(22) Марина Цветаева (1892 – 1941) –поэтесса Серебряного века
(23) Жан-Франсуа́ де Гало́, граф де Ла Перу́з  (1741— 1788) — офицер военно-морского флота, великий французский мореплаватель. Погиб со всем составом возглавляемой им морской кругосветной экспедиции у острова Ваникоро группы Санта-Крус.
(24) Эдмэ Бушардон (1698 – 1762) – придворный скульптор Людовика XV
(25) Анж Жак  Габриэль (1698 – 1782) – архитектор Людовика XV
(26) Эспланада – широкое открытое пространство, площадь перед большим зданием.
(27) Битва при Фонтенуа 11 мая 1745 года  — сражение между французскими войсками, с одной стороны, и союзными силами англичан, голландцев и ганноверцев у деревни Фонтенуа в Бельгии (провинция Геннегау) во время войны за австрийское наследство.
(28)Жан Батист Пигаль (1714– 1785) – французский скульптор, сын резчика по дереву при королевском дворе. Старший скульптор Академии. Создал портретную статую Вольтера (1770).
(29) Юрий Квашнин «Баллада о тамплиерах»
(30) Нострадамус
(31) Жозеф де Местр (1753–1821) – французский католический философ, литератор, политик и дипломат, автор книги «Рассуждения о Франции» 
(32) Людовик XVIII (Луи-Станислас-Ксавье) (1755 — 1824) — король Франции (1814–1824, с перерывом в 1815), брат Людовика XVI, носивший во время его царствования титул графа Прованского и почётное именование Месье (фр. Monsieur), а потом, во время эмиграции, принявший титул графа де Лилль. Занял престол в результате Реставрации Бурбонов, последовавшей за свержением Наполеона I.
(33)Карл X(1773 —1836)– король Франции из династии Бурбонов, правивший в 1824—1830 гг. Сын дофина Людовика и Марии Йозефы Саксонской.
© «Стихи и Проза России»
Рег.№ 0145671 от 20 ноября 2013 в 21:58


Другие произведения автора:

Камни Добра и Зла. Особенные камни. ч.6

Инь Ян. Оттенки прошлого. Глава 55

Когда-нибудь и мы уйдем...

Это произведение понравилось:
***********
Рейтинг: +1Голосов: 1925 просмотров
Комментарии (6)
*********** # 20 ноября 2013 в 23:29 0
Анечка, сил нет! Написала подробное сообщение и...оно исчезло... прости. позже напишу.
*********** # 21 ноября 2013 в 18:19 0
А я и не знала о Бафомете... Хотя читала много о тамплиерах.


Бриллиант, упавший в грязь, всё равно остаётся бриллиантом, а пыль, поднявшаяся до небес, так и остаётся пылью.--- очень верные слова.

Как много интересного я узнала об украшениях из хрусталя.О зеркалах
А уж о казни тамплиеров- до слез, Аня...

Как грустно. сколько смертей, сколько страданий...


Покорил меня Арно- любимый и верный голубь Людовика. И так мне стало жаль казненного короля... Спасибо тебе за яркий язык повествования и исторические открытия о Франции. Ты всегда радуешь своим мастерством!

И верю я, что не зря пришла к тебе эта тема- тема Франции. Возможно, ты была там, в то время, жила, любила, участвовала в событиях.
Спасибо, Анечка.Восхищаюсь тобой!
Анна Магасумова # 21 ноября 2013 в 22:27 +1
Танюш, спасибо за такой развёрнутый комментарий. Я уже кажется писала, что давно мне приснился сон, что я была служанкой королевы и украла у неё драгоценности.
  Вот когда стала писать этот роман - меня осенило:
Я была служанкой Аннеттой
У королевы Антуанетты.
О подлости много узнала
И от любви пострадала.
Так получилось и в этой жизни - пострадала от любви. Читай мой стих "Аннет и amor"
*********** # 21 ноября 2013 в 22:57 0
Да, я помню.Ты писала этот стих. Может, так и было.Жаль, память нам не сохраняют.
Анна Магасумова # 21 ноября 2013 в 23:21 +1
Только где-то в закоулках памяти в самые волнующие моменты жизни, порой трагические, наше сознание выхватывает глубинные воспоминания.  
*********** # 22 ноября 2013 в 10:49 0
de