Ценная бандероль стоимостью в один доллар. История 5
Тайная магия рокового украшения.
Часть 1. Блеск маркизы Монтеспан
Груз в гору подымать куда как тяжко!
А под гору – покатится.
Нас медленно заслуги кверху тащат,
Толкают вниз провинности.
«Панчатантра»
«Пред королями должно преклоняться; они делают все, что им угодно»
автограф Людовика XIV
"Хочешь потерять мужа - познакомь его с подругой".
Людовик XIV, расправившись с Фуке, решил не играть с судьбой, он подарил бриллиант в форме сердца своей фаворитке
Маркиза Франсуаза - Атенаис де Монтеспан до связи с королём была крайне честолюбива. Она решила попробовать взобраться повыше, когда увидела, какой роскошью окружена любовница короля Луиза де Лавальер. Сначала она сделала так, что та не могла обходиться без её дружеского расположения и советов: что одеть, какую причёску сделать, как носить драгоценности. А драгоценности Франсуаза любила! Как писала мадам де Савинье:
«Её драгоценности были достойны её красоты, а её живость – драгоценностей».
Сама блистала, как драгоценность, этим и привлекла короля, не только своей красотой, но и умом. Герцогиня де Лавальер совершила большую ошибку, расхваливая перед королем свою новую подругу.
– Мон шер, какая она хорошая, Франсуаза де Монтеспан! Она мне сегодня не только подсказала одеть вот это голубое платье…Правда я красивая? – Луиза покружилась перед королём.
Был заметен её округлившийся живот.
– Она мне помогла сделать красивую причёску, – восхищалась наивная де Лавальер.
– Эта Монтеспан делает все, чтобы меня очаровать, но я не желаю этого, — высокомерно заметил король.
Поначалу короля утомляли явные усилия Франсуазы – Атенаис ему понравиться.
Но Монтеспан всегда была крайне самоуверенна, неудивительно, её второе имя было Атенаис – имя древнегреческой гетеры.
– Чем я хуже этой хромоножки! – так она называла де Лавальер. – Я красива, неотразима. А какие она носит платья! Ужас!
Людовик XIV, вскоре сам того не замечая, попал под ее чары. Красота Франсуазы де Монтеспан была броской, яркой. По сравнению с Лавальер, стройной в молодости, ставшей с годами худощавой и неуклюжей из-за хромоты, усиливавшейся с возрастом, Монтеспан была полнотелой блондинкой с голубыми глазами. Это не могло не привлечь короля. Считая, что во всем превосходит фаворитку - хромоножку, Монтеспан сделала ее мишенью своих острот. Она откровенно проявляла свою зависть во многих злобных проделках, открыто издевалась над Лавальер. Людовик вскоре сдался и зачастил в покои Монтеспан, не появляясь в супружеской спальне раньше пяти утра.
– Я занимался срочными депешами, – объяснял он Марии-Терезии.
Королева удивлялась, делая вид, что ничего не понимает:
– Но вы могли найти другое время для этого. Вам необходимо отдыхать!
Воистину святая – Мария - Терезия!
Вскоре Людовик XIV решил придать своим любовницам официальный статус. В начале 1669 года он поместил Луизу и Франсуазу в смежных покоях в Сен-Жермене. Более того, он потребовал, чтобы обе женщины поддерживали видимость дружеских отношений, хотя дружбы между ними уже не было. Отныне все придворные видели, как они играют в карты, обедают за одним столом и прогуливаются рука об руку по парку, оживленно и любезно беседуя. Всё напоказ! А в своих покоях каждая перемалывала косточки друг дружке перед своими служанками.
Вскоре во дворце состоялся праздник – «Балет муз». Людовик, любивший театральность и не скрывая свою личную жизнь от придворных, решил дать Лавальер и Монтеспан совершенно одинаковые роли – крылатых фей. Всем стало ясно, что они обе на равных правах делят с ним ложе.
Крылатые феи кружились около короля в образе Аполлона – покровителя муз. Франсуаза – Атенаис делала, а Луиза из-за своей хромоты, споткнулась и чуть не упала прямо под ноги Людовику. Окружающие зло посмеялись над неуклюжей фавориткой.
Скоро и король стал поступать таким же образом. Он относился к ней жестоко и насмешливо, порой доходя до открытых оскорблений.
– И как я раньше не замечал твою хромоту! Я не привык смотреть под ноги, – говорил Людовик Лавальер. Ты не синица в небе, а курица в королевском курятнике.
Луиза терпеливо сносила оскорбления, не смея сравнить короля с петухом, топчущим придворных курочек.
Король не раз, проходя через комнату Лавальер к Монтеспан, оставлял свою маленькую собачку - красивого спаниеля по имени Малис, герцогине со словами:
– Держите, мадам, вот ваша компания! Этого вам достаточно.
Не бросая Луизу, которая вновь была беременна, он стал больше внимания уделять Атенаис. Лавальер была скромной и терпеливой и быстро поняла, что отныне не только она интересует короля.
3 октября 1666 г. Лавальер родила сына, которого тут же у неё забрали. Ему предстояло получить имя графа де Вермандуа. Это событие несколько сблизило короля с нежной и ласковой Лавальер.
Они часто писали друг другу небольшие сонеты.
Долг короля – служить,
Не веселиться.
Ты подожди, я прилечу к тебе,
Как птица!
Твои я крылышки
Расправлю,
Вот только Францию прославлю! – Писал король Луизе из Фландрии.
Луиза ему отвечала:
Увы, увы!
Расстались мы!
Тебя зовёт твой долг,
А мой удел –
Тебя беречь
От вражьих стрел!
Монтеспан сделала все для того, чтобы вытравить образ спокойной и чувственной Лавальер из сердца короля. Она обратилась к колдунье Ла Вуазен. Та вручила ей пакет с "любовным порошком" из обугленных и растолченных костей жабы, зубов крота, человеческих ногтей, шпанской мушки, крови летучих мышей, сухих слив и железной пудры. Воистину гремучая смесь!
Ни о чем не подозревавший король Франции проглотил это отвратительное зелье вместе с супом. Можно только усомниться во вкусе короля. Но он не в первый раз употреблял разные снáдобья. Так ещё 12 июня 1658 года Людовик XIV заболел тяжелейшей лихорадкой. В течение двух недель он был на грани смерти, и всё королевство возносило Богу молитвы о его выздоровлении. В конце июня ему внезапно стало так плохо, что врач на свой страх и риск дал больному лекарство "из винного настоя сурьмы". Эта удивительная микстура оказала чудодейственное воздействие: Людовик XIV поправился.
В силе колдовских чар усомниться было трудно, поскольку король почти сразу покинул Луизу де Лавальер, вернувшись в объятия мадам де Монтеспан.
Такой подход не мог не принести плодов. В конце марта 1669 года мадам де Монтеспан произвела на свет восхитительную девочку.
Итак, признанная всеми новая куртизанка короля с ее безграничным влиянием, сильно развитым чувством собственного достоинства, с ярко выраженным честолюбием стала счастьем, надеждой и ужасом придворных, министров и генералов.
Придворный герцог Сен-Симон с объективностью описывал события при дворе:
«Она всегда была превосходной великосветской дамой, спесь ее была равна грации и благодаря этому не так бросалась в глаза... Было просто невозможно обладать большей волей, ловкостью, оригинально выраженной натурой и природным умом, что придавало особые, в известной мере, свойства ее языку. Все это вызывало восхищение».
В ее салоне собирались сливки аристократии и мира искусств. Она точно знала, что необходимо для художников и поэтов.
Многие в Версале перенимали её словечки.
—Phi! Фи! Fu! Фу! Degoύtant! Какая гадость! Insupportable! Невыносимо! Terrible! Ужасно!
— Chic! Шик!Glitter! Блеск! Exceptionnel! Великолепно!
Эти выражения дошли до наших дней, особенно «Фи» и «Фу».
Придворные только и говорили о триумфе великолепной маркизы, о ее роскоши, о ее беспредельной надменности, о ее «тысяче кудряшек», о ее бриллиантовых подвесках, кольцах, серьгах, золотых украшениях и платьях. Особенно о золоте.
— Золото на золоте: сверху кудрявое золото, затем вышитое золотом, золотом тканное золото, — так злословили придворные.
«Кудрявое золото» – волосы цвета пшеницы, которая она с помощью своей верной служанки Розины тщательно подкручивала, не боясь горячих щипцов. «Вышитое золотом» – роскошные платья из золотой парчи. «Золотом тканное золото» –на платье Монтеспан блистали золотые украшения, золотые бриллиантовые серёжки, золотые кольца с бриллиантом и вызывавший восхищение голубой бриллиант – в форме сердца на груди мадам, который она не снимала почти никогда, только спать ложилась, положив «голубой француз» под подушку. В эти минуты, держа в руках высушенный корень имбиря, она шептала:
–Корень, сохни, вянь. Как сохнет корень, так пусть также сохнет по мне любезный мой друг Людовик.
Око Бхайравы впитывало в себя наговор. Монтеспан не видела, но ночью камень внезапно становился багрово-красным, как вино, которым она поила короля. Рецептом целебного напитка «вино Гиппократа», имеющего эротические свойства, поделилась с Франсуазой Ла Вуазен. Она наставляла маркизу:
– Смешай красное бургундское вино с имбирём, корицей, гвоздикой и сахаром. Выпевайте оба по фужеру перед любовными утехами. Страстная ночь будет вам обеспечена.
На крайний случай колдунья дала Монтеспан имбирное масло со словами:
– Несколько энергичных втираний – и мужчина превратится в ненасытного любовника.
Монтеспан во дворце побаивались, взгляд её завораживал и околдовывал. Она легко могла словами сглазить любого, кто затевал против неё интригу.
Мадам де Монтеспан окончательно утвердилась в положении maitresse en titre (официальной любовницей).
Грозное око Бхайравы пало на благодатную для себя почву. С этого времени бриллиант стал управлять Монтеспан. Она продолжала регулярно посещать Ла Вуазен и брала у неё порошки для короля. Они не всегда были такими безобидными, как корень имбиря или листья мяты. Трудно представить себе состав зелья, приготовленного колдуньей. Эти порошки король выпивал вместо микстуры от кашля. Монтеспан тайком добавляла их ему в суп или вино. Неудивительно, что Людовик XIV так много болел, а врачи порой не могли определить причину его недомоганий.
Сердце Монтеспн словно превратилось в камень – бриллиант, блеск которого очаровывал, был неотразим, но мог быть суровым и беспощадным. Покрываясь бриллиантами, сверкая своей неотразимостью, Франсуаза - Атенаис становилась холодной и равнодушной с окружающими. Никто не мог отступить перед сиянием её славы. Только с королём Монтеспан была прежней – весёлой и чувственной.
Мадам де Савиньė называла новую фаворитку Людовика XIV «сияюще прекрасной и необычайно самоуверенной», красоту – «необыкновенной», туалеты – не менее прекрасными, чем внешность», а её весёлый нрав – «не менее удивительным, чем туалеты».
Великолепие Монтеспан было в те дни столь блистательно, как никогда при французском дворе прежде не бывало. В ее поместье Кланьи, недалеко от Версаля, высился теперь огромный замок. Правда, начал Людовик со строительства загородной виллы, но мадам де Монтеспан это не устраивало.
— Вилла хороша для оперной певички,— оскорбилась она, непроизвольно поднеся руку к левой мочке уха, на которой раскачивалась золотая серьга с бриллиантовой подвеской. Серьги были подарены ей бывшим поклонником Лозеном. Монтеспан не догадывалась, что бриллианты в серьгах – это осколки камня – грозного ока Бхайравы.
Серьги покачивались, словно вторя словам блистательной мадам Монтеспан. Хотя в недавнем времени она развлекала королевский двор своим пением, так как обладала прекрасным голосом. Но всё забывается, если взойдёшь на такую высоту, а смотреть сверху куда как приятнее, чем снизу вверх.
Король тогда приказал снести виллу и поручил архитектору Мансару воздвигнуть на ее месте королевскую резиденцию.
В Версале апартаменты мадам де Монтеспан занимали двадцать комнат первого этажа, в то время как многострадальная королева довольствовалась лишь десятью комнатами на втором этаже. Шлейф королевы нёс за нею обыкновенный паж, но для фаворитки те же обязанности должна была выполнять никак не меньше, чем супруга маршала Франции. Маркиза держалась с подлинно королевским достоинством. Всюду её сопровождал отряд телохранителей, королевские офицеры отдавали ей честь. За каретой Монтеспан, запряжённой шестеркой лошадей, тянулась кавалькада почетного эскорта из королевских мушкетёров и бесконечный кортеж свиты.
В непомерной гордыне маркиза за семь лет прибрала к рукам всё и вся, и начала тиранить окружающих, в том числе самого короля. Он сделался ее робким и покорным рабом, особенно ночью, да только рабство это, видно, было не таким уж и сладким.
Время от времени Монтеспан устраивала скандалы своему сиятельному любовнику, если он оказывал внимание какой-нибудь придворной фрейлине. Так было с мадам де Людр. Как только король покинул эту кокетку, весь двор бросился поздравлять мадам де Монтеспан.
Король будто находился под магией Монтеспан. Скорее всего, чёрной магии голубого камня. Монтеспан продолжала пользоваться услугами знахарки Ла Вуазен. Когда король вдруг стал оказывать внимание мадемуазель Фонтанж, маркиза тут же отправилась к колдунье. С помощью порошков, присланных Ла Вуазен, Монтеспан попыталась устранить соперницу, отправив ей пару отравленных перчаток. Очаровательная глупышка Фонтанж отдала богу душу в 1681 году. С ней случился сердечный удар. Никто не догадался о причастности к этому маркизы Монтеспан.
Она не только заняла прочное положение в королевском сердце, он стал выполнять любые её желания, требования и капризы. Монтеспан ещё раньше добилась возвышения своей родни: ее отец стал губернатором Парижа, ее брат – маршалом Франции.
Король, который все больше и больше привязывался к пылкой Монтеспан, практически игнорировал де Лавальер и её сына.
31 марта 1670 года Мадам де Монтеспан родила второго ребенка — мальчика. Мадам получила титул маркизы. А годы спустя, дети, подаренные ей королем, были признаны парламентом «королевскими детьми» и получили должности и титулы, а к ним – поместья и королевская рента. Так появился герцог де Майн — полковник в пять лет, губернатор провинции Лангедок — в двенадцать и генерал флота — в восемнадцать лет.
Мальчик появился на свет в Сен-Жермене, «в дамских покоях», и мадам Скаррон, которую король первое время недолюбливал, не посмела туда войти. Лозен взял ребенка, завернул в собственный плащ, быстро прошел через покои королевы, пребывавшей в неведении, пересек парк и подошел к решетке, где ждала карета воспитательницы. Через два часа мальчик уже присоединился к своей сестре. В последствие, король жестоко расправился с Лозеном, приревновав его к Монтеспан. Он посадил его в Бастилию.
Через несколько дней маркиза Монтеспан готовилась к балу в Тюильри. Сидя у зеркала, она примеряла свои драгоценности. Король расположился в кресле, рядом примостился его любимый пёсик Рико – той же породы, что и спаниель Малис.
Внезапно королю донесли, что срочной аудиенции просит капитан дворцовой охраны.
– Пусть войдёт! – недовольно произнёс Людовик.
– Сир! Ошеломительная новость! – проговорил, волнуясь капитан. Мадемуазель де Лавальер на заре тайно покинула королевский двор и отправилась в монастырь Шайо.
Луиза, униженная мадам де Лавальер, придавленная горем и терзаемая угрызениями совести, решила, что только в религии может найти утешение.
Людовик XIV бесстрастно выслушал новость. Вместе с мадам де Монтеспан и мадемуазель де Монпансье он поднялся в карету. Казалось, что бегство Луизы оставило его совершенно равнодушным. Однако едва карета выехала на дорогу в Версаль, как по щекам короля потекли слезы. Увидев это, Монтеспан спросила:
–Сир! Мой дорогой! Почему вы плачете?
Людовик XIV ничего ей не ответил, отвернувшись к окну.
Маркиза от злости зарыдала. К ней присоединилась мадемуазель де Монпансье, которая была излишне чувствительна, всегда с охотой плакала в опере. Злоба захлёстывала Монтеспан, она понимала, что король всё ещё неравнодушен к Лавальер. Маркиза усиленно думала, как ей окончательно расправиться с бывшей, она в этом была уверена, фавориткой.
В тот же вечер Кольбер по распоряжению короля привез Луизу обратно в Версаль. Несчастная застала короля в слезах и поверила, что он все еще ее любит.
Монтеспан стала ещё более жестоко насмехаться над соперницей.
На торжестве в честь дня рождения короля, Монтеспан проникла в личные покои Лавальер, когда та вышла по необходимости, она испортила её платье. Луизе пришлось одеть другое. Сама Монтеспан была неотразима в новом золотом наряде. Лавальер, молча, страдала. Монтеспан танцевала с королём, а тот нашёптывал ей всякие любезные слова.
Но после того как 18 декабря 1673 года в церкви Сен-Сюльпис Людовик вынудил уже бывшую любовницу стать крестной матерью очередной дочери мадам де Монтеспан, Луиза приняла самое важное решение в своей жизни: уйти в монастырь. Перед отъездом она написала королю прощальное письмо в стихах:
Прощай! Я ухожу,
Мешать тебе не буду.
Величие твоё не посрамлю.
Ты для меня
Всегда был равен чуду!
Ты только знай:
Я одного тебя люблю!
2 июня 1674 года, в возрасте тридцати лет, она приняла постриг в монастыре кармелиток и стала милосердной сестрой Луизой. И это имя она носила до самой смерти, в течение тридцати шести лет.
Часть 2. Чёрная месса и её плоды
Где не встают навстречу вам,
Где нет приветливых речей –
Не появляйся ты и сам
И не води туда друзей!
«Панчатантра»
«Погубить душу нельзя, а можно погубить себя, потерять душу»
Абрам Терц
Чёрная месса – магия чёрная,
Словно корону опутали вороны.
На чёрном топчане маркиза лежит,
Рядом младенца тельце дрожит.
Аббат поднимает нож не спеша
И отлетает младенца душа.
Только мелькают безумные лица,
Капля за каплей кровь в кубок струится.
Так сотворилось чёрное дело
И получилось коварное зелье.
…Блеском мелькнул камень кровавый
Ради величия, титула, славы.
(стихи автора)
Буквально за 2 дня до ухода Лавальер в монастырь Монтеспан, засомневавшись в расположении короля, побывала у Ла Вуазен. Последние дни маркиза плохо спала. Король не появлялся в её покоях уже несколько ночей. Ревность бесила и грызла её душу. Хотя в это время Людовик развлекался с очередной молоденькой фрейлиной.
Рано утром Монтеспан вошла в грязную, тёмную комнату. Приложив к губам платок, чтобы не чувствовать запах, долго беседовала с колдуньей с глазу на глаз.
—Порошки уже не помогают. Король опять вернулся к этой хромоножке, — слезливо говорила маркиза, прикладывая платочек к глазам.
Она потребовала решительных действий. Ла Вуазен обещала вызвать священника – аббата Гибура для служения черной мессы.
—Вас не испугает, ведь черные мессы всегда сопровождаются убийством младенца.
Но Монтеспан было не страшно, да и материнский инстинкт, как оказалось, у неё отсутствовал совершенно. Только спросила:
— А где вы найдёте младенца?
— В Париже много бедных, пропащих девиц, сироток, которые продадут своего ребёнка за самую мелкую монету, — усмехнувшись, сказала Ла Вуазен. — Приходите в полночь.
Она передала Монтеспан листок, где были записаны слова мольбы, которые мадам Монтеспан должна была произнести во время мессы.
— Выучи наизусть. От этого зависит всё!
Монтеспан, не задерживаясь, быстро вышла из дома. Глотнув свежего воздуха, она нисколько не засомневалась в своих действиях. Тёмная сторона грозного ока Бхайравы полностью вошла в её жизнь и требовала выхода.
Весь день маркиза была рассеянной. Людовика она не видела, да и не искала, будучи уверенной, что он в покоях Лавальер. В её голове билась только одна мысль:
—Ничто не отвлечёт меня от задуманного!
Она заучивала слова любовного наговора, повторяя и повторяя много раз.
Ближе к полуночи маркиза Монтеспан была у колдуньи. Аббат Гибур принес на мессу ребенка, явно родившегося раньше срока. Он купил младенца всего лишь за экю.
Ла Вуазен приказала Монтеспан раздеться и уложила её на тюфяк. Маркиза поёжилась от холода после того, как на её живот колдунья положила салфетку, а на салфетку крест и серебряную чашу, которую принесла она сама. Таково было требование Ла Вуазен. Гибур приказал:
—Чётко и ясно произноси слова, не останавливайся, что бы не произошло.
Маркиза начала читать:
«Я прошу дружбы короля и дофина, и чтобы она не кончалась.
Пусть королева будет бесплодна; пусть король покинет ее постель и стол для меня;
пусть я получу от него все, что попрошу для себя или для родственников;
пусть мои друзья и слуги будут ему приятны;
пусть я буду уважаема вельможами, чтобы меня призывали на королевский совет, чтобы я знала, что там происходит;
пусть дружба и любовь короля ко мне удвоится;
пусть король покинет и даже не взглянет на Лавальер;
пусть король разведется с женой, и я стану королевой».
На глазах Монтеспан Гибур проткнул горло младенца ножом, кровь заструилась по худенькому тельцу. Он налил кровь в чашу, после чего ребёнка унесли.
Чего не ожидала маркиза, так это то, что чашу с кровью поднесут к её устам.
—Пригуби, но не пей! — приказал Гибур.
Маркиза ослушаться не могла. Она была в полуобморочном состоянии и безропотно сделала так, как ей приказали. После чего колдунья перелила кровь в стеклянную колбу и вручила маркизе.
Монтестан пришла в себя. Дрожа от холода, а нет от страха и волнения, она схватила склянку с кровью и отправилась во дворец.
Дальнейшие события окончательно утвердили веру Монтеспан в колдовство, так как Лавальер покинула короля, а она родила королю восьмерых детей. Цифра 8 – было любимым числом Бхайравы.
После бала в Тюильри Людовику XIV доставили письмо от Лавальер.
Прощай! Я ухожу,
Мешать тебе не буду.
Величие твоё не посрамлю.
Ты для меня
Всегда был равен чуду!
Ты только знай:
Я одного тебя люблю!
Закончив чтение письма, Людовик, сложил его, сунул за ворот камзола и задумался. Маркиза Монтеспан в это время весело танцевала и флиртовала с другими кавалерами. На её платье переливался и торжествовал «голубой француз» – око Бхайравы.
– Луиза не могла поступить иначе. Она не такая, как Франсуаза, – думал Людовик. – Бедняжка Лиззи! Она так и останется в моей жизни, как самая светлая, нежная и любящая женщина.
В это время подошла Монтеспан и увлекал в свои апартаменты. Видя, что король расстроен, она произнесла:
– Мон шер! Это её выбор!
Король посмотрел на неё затуманенным взглядом, весь во власти воспоминаний. Ни один мускул не дрогнул на его лице.
– Да, ты права, мон шерри! – проговорил он решительным голосом, зачарованный блеском и во власти голубого бриллианта.
– Сир, сейчас принесут вино, – сказала Монтеспан.
Она торжествовала, а вместе с ней голубой бриллиант, ещё больше овладевавший её душой.
–Хорошо, подождём вино, но потом, я вас умоляю, доставьте мне радость. Мне так не хватает сейчас ваших ласк, губ. Я хочу забыть обо всём.
Монтеспан чарующе улыбнулась.
Постучав, открылись двери и вошли два мушкетёра, пропуская вперёд камердинера, который осторожно нёс золотой поднос с кубками и уже откупоренной бутылкой.
– Мон шер, это вино из моих личных запасов, достойное короля, – произнесла Монтеспан.
Камердинер подошёл к резному столику ручной работы и поставил поднос. Пока он заученными движениями наливал вино в кубки, маркиза внимательно наблюдала за королём. Она чувствовала, что его мысли блуждают где-то далеко и не могла с этим ничего поделать. Взгляд короля был рассеянным. В это время Людовик вспоминал самые светлые дни, проведённые с Луизой. Он будто заново переживал время, проведённое с ней.
Монтеспан охватила злоба. И она принял решение. Камердинер в это время уже ушёл, и маркиза незаметно вылила в бокал склянку с кровью, принесённую с чёрной мессы. Взяла в руки кубок и подала его королю. Тот не стал пить сразу. Он грел вино в ладонях, любуясь отблеском свечей в жидкости и вдыхая его аромат. Монтеспан во все глаза следила за королём. Она не знала, что будет, но ей было всё равно.
– Так не доставайся ты никому! – шептала она вся во власти голубого бриллианта. Серьги в ушах искрились и будто подтверждали её слова, а драгоценность на платье приятно холодила грудь, даже через плотную ткань. Кольцо на левой руке змеёй сдавливало её палец, онемевший так, что она его не чувствовала.
– Райский запах! – заметил Людовик через минуту, – а цвет ада, цвет крови, которую я часто видел в сражениях.
Монтеспан в томительном ожидании смотрела на короля. Он уже почти коснулся губами края кубка. В это мгновение ему под ноги бросился спаниель Рико.
– Откуда он только взялся? – подумала маркиза.
Людовик от неожиданности пошатнулся, кубок выпал из его рук, покатился по полу, оставляя кровавые капли на роскошном ковре. Не глядя на Монтеспан, король взял салфетку и вытер ею лицо и руки. Он почувствовал резкое жжение на коже, будто множество иголок воткнулись одновременно в нескольких местах.
Вдруг жалобно заскулил Рико. Монтеспан и Людовик одновременно повернулись к камину. Собака уткнулась мордочкой в пол, светлая шерсть спаниеля была запачкана красным вином, из пасти потекла слюна, глаза закатились, лапки судорожно дёргались. Король с нечеловеческим криком бросился к животному и осторожно дотронулся до остывающего тела.
– Рико! Мой верный и любимый пёсик! Что с тобой? Ты лизнул это проклятое вино?
У Людовика защипало в глазах, и он заплакал, как ребёнок.
– Сначала ушёл Малис, потом Луиза, а теперь ты…Что это? Отрава? Срочно молока! Пусть мне принесут молока!
– Это бесполезно, сир! Всё кончено! – проговорила Монтеспан. Ей нисколько не было жалко собаку. Каменное сердце не знает жалости.
Жалобно взвизгнув и дёрнувшись в последний раз, Рико замер на руках у хозяина. Спаниель был мёртв.
Монтеспан произнесла в притворном ужасе:
–Oh mon dieu! Боже мой, Иисусе!
Её губы без благоговейного трепета прошептали имя господа. Какое кощунство! Она постаралась отвести от себя подозрения.
– Сир, если бы не Рико, сейчас бы здесь лежало два трупа, вы и я!
Король, ничего не понимая, продолжал держать на руках верного спаниеля, поглаживая его по ещё мягкой и тёплой шёрстке, которая почти мгновенно остывала, а маленькое тельце коченело.
Вошёл камердинер, привлечённый криками короля. Он взял из рук Людовика верного Рико.
–Прошу вас, похороните его с почестями, – произнёс король.
Камердинер вышел, закрыв за собой дверь.
Людовик приблизился к маркизе, глядя на неё безумным взглядом, и прижался к ней всем телом, губы коснулись её щеки, потом опустили к шее.
–Сир! Прошу вас, не здесь! – произнесла маркиза, но душа её торжествовала.
–Ла Вуазен хорошая колдунья, – подумала она, – хотя бы от ненавистной собачки отделалась. Тоже неплохо.
– Моё желание слишком сильно, я не могу ждать, – в каком-то наваждении несвязно бормотал Людовик, всё ближе прижимаясь к Монтеспан. Его магнитом тянул «голубой француз». Вот он ощутил холод камня, но это его уже не волновало. С неожиданной силой король обнял маркизу одной рукой, а другой взял за подбородок и поцеловал долгим, жадным поцелуем.
– К чёрту платье! Разденься! – грубым голосом приказал он своей фаворитке. Отблески камина отражались на гранях голубого бриллианта и на обнажённых телах. Око Бхайравы приняло это слияние.
Людовик долго ещё был под наваждением Монтеспан. Маркиза была уверена, что это всё сотворила Ла Вуазен, не догадываясь о проделках «голубого француза». Вела себя с королём вызывающе, была несдержанной и капризной. Всё больше требовала к себе внимания. О детях даже и не думала. Мальчиками занималась воспитательница.
Но ничто вечным не бывает. Королю стало казаться, что Монтеспан к нему стала груба и холодна, не понимая, что холод идёт от голубого бриллианта. Вскоре фаворитка попала в немилость. Он устал от её капризов. К тому же Людовику XIV стало известно о роли Монтеспан в громком деле об отравлениях и о том, что она посещала черные мессы. Были скомпрометированы имена приближённых к Монтеспан: мадемуазель Лакато — камеристки, мадемуазель де Ойе – фрейлины и мадам Вивон – двоюродной сестры Монтеспан, которая искала средство избавиться от мужа. Саму маркизу подозревали в причастности к смерти мадемуазель де Фонтанж – ее соперницы и в отравлении Рико – спаниеля короля. Правая рука короля, Кольбер, чья третья дочь вышла замуж за племянника мадам Монтеспан, был заинтересован в спасении маркизы, и для него показания знахарок были «мерзкой ложью».
Всего Огненная палата рассмотрела 367 дел, только 36 человек были приговорены к смерти через сожжение на костре, среди них была Ла Вуазен. Остальные колдуны назвали своими клиентами столь благородных дворян, что их не решились осудить, но продолжали держать в Бастилии в цепях, прикованных к стенам камер. Некоторые просидели по 40 лет, наблюдая, как умирают остальные.
Людовику XIV предстояло принять важное решение насчёт маркизы Монтеспан. Он долго размышлял. Время шло. Ему приходилось вести себя со своей бывшей фавориткой так, словно ему ничего не было известно, но разыгрывать влюбленного он уже не мог.
– Такое нагромождение пороков внушает мне отвращение.
Эта мысль озарила его, и король стал незаметно отдаляться от Монтеспан – женщины с черной душой и каменным сердцем.
– Она собиралась убить меня! Она убила моего любимого спаниеля Рико! Но задета королевская честь, – рассуждал король. – Это дело не должно стать достоянием гласности. Я не могу позволить осудить Монтеспан – мать моих детей, хорошая ли, плохая, но мать.
И это было его окончательное решение.
Людовик XIV не допустил Монтеспан на заседание Огненной палаты и запретил упоминать там её имя. Но королю хотелось выслушать объяснения маркизы.
Монтеспан получила официальное приглашение на гербовой бумаге. Она поняла, что должна решиться её участь. Маркиза взяла голубой бриллиант, чтобы передать его королю. Камень приятно холодил руки, но спокойствия, как было раньше, он не принёс. Приблизив «голубой алмаз короны» к лицу, она нервно сглотнула. В каждом из граней она увидела своё отражение, которое злобно усмехалось над ней. Душа маркизы ушла в пятки.
– Всё кончено! Людовик никогда не простит меня. Я продала душу дьяволу.
Мысли хаотично замелькали в голове у Монтеспан. В это мгновение «голубой француз» будто обжёг ладонь. Она всё поняла.
–Боже мой! Вот виновник всех моих бед! Нужно быстрее освободиться от камня и просить у Бога прощение грехов.
Монтеспан нашла в шкатулке с драгоценностями бархатную коробочку, подходящую по размеру и положила в неё камень. Взглянув последний раз на голубой бриллиант, она закрыла крышку. На душе стало немного легче.
Король ждал маркизу в своём рабочем кабинете. Он сидел в своём любимом кресле и читал бумаги Огненной палаты. В показаниях аббата Гибура часто упоминалось имя мадам Монтеспан. Ла Вуазен же не выдала маркизу даже под пытками. Людовик заботился не о Монтеспан, а о себе.
– Нет ничего более не достойного для короля, как быть замешанным в деле о колдунах! – думал он.
В это время Людовику донесли, что прибыла маркиза Монтеспан.
Маркиза вошла с гордо понятой головой, но под суровым взглядом короля она затрепетала. Слёзы навернулись на глаза, видя, с каким презрением он смотрит на неё. Она громко зарыдала впервые в жизни. Но король остался равнодушным к её слезам.
– Ты мне отвратительна! Ты, запятнавшая себя общением с чёрными колдунами!
Маркиза поняла, что Людовику всё известно. Она подавленно всхлипнула. Внезапно внутри её стала подниматься какая-то сила, которую она не могла остановить. Камень был ещё в её руках. Монтеспан гневно произнесла:
– Ну и что? А если всё это правда? Вы думаете, сир, что я одна виновата?
Король смотрел на фаворитку с удивлением. Голос у неё был бархатистым, он внезапно вспомнил, как она шептала ему слова любви.
–Что за наваждение? Mon ami! Как она красива в гневе!
Монтеспан, видя замешательство короля, понимала, что от слов, сказанных ею сейчас, будет зависеть её жизнь.
– Правда в том, что вы своими изменами довели меня до крайности и толкнули в пропасть. Я вас любила, сир, любила так, что пожертвовала своей честью, ушла от мужа – этого благородного человека, – говорила маркиза, каждое её слово хлестало короля как пощёчины.
– И что я получила взамен? Драгоценности? Замок? Да вы откупались от меня, чтобы я закрывала глаза на ваши измены! Я дарила вам свою любовь, я подарила вам детей, которых вы забрали от меня, лишив радости материнства. Я была в ваших руках красивой игрушкой. Теперь у меня осталась только моя жизнь. Вы хотите забрать её? Но она сейчас для меня ничего не значит.
Людовик слушал эту гневную речь и понимал, что ничего не сможет сделать с этой воистину сильной женщиной.
– Я отпускаю вас, но не прощаю. Вам позволено будет жить при дворе, но отныне вы для меня не существуете.
Королю с трудом дались эти слова. Для него, боявшегося потерять свою королевскую честь, отступить от Монтеспан было намного легче, чем потерять доверие своих приближённых и своего народа.
Для маркизы это прозвучало как приговор. Она с усилием воли отдала королю коробочку с «голубым французом» – оком Бхайравы. Король принял голубой бриллиант, отложив в тайный ящик до поры до времени. Камень затаил обиду на короля.
Часть 3. Раскаяние и покаяние
Раскаянье – оно неумолимо:
Ищейкой злобною бежит за нами
По лабиринту молодых безумств,
Не слышим мы её, пока сильны,
Пока суставы не свела нам старость.
Когда ж года разрушат все надежды,
У ложа нашего раздастся лай,
Нам возвращая гнев, и скорбь, и кары.
Старинная пьеса, цитата из романа Вальтера Скотта «Антикварий»
«Чему учит жизнь, так это быть благородным. На стандартный вопрос – как поживаете? – в молодости отвечаем: «ничего», в зрелости: «нормально», в старости: «Слава Богу».
Абрам Терц
Монтеспан вышла от Людовика, не чувствуя себя победительницей. Она поняла, что король отпустил её, как отпускал ранее своих фавориток. С другими он поступал также жестоко.
Ей пришлось освободить апартаменты на первом этаже и поселиться в комнаты более скромные, далеко от королевских покоев. Первое время было очень трудно. Её постоянно мучили кошмары. В своих снах она вновь была участницей чёрных месс, с каждой ночью они становились всё страшнее и страшнее. Уже не одного младенца на её глазах лишил жизни Гибур, превращаясь в злобное существо, питавшееся кровью убиенных. Монтеспан просыпалась с диким криком и со слезами на глазах. Так прошло лето, наступила осень. Душевные раны не затягивались. Сначала она ждала, что Людовик её простит и вернётся к ней. Но после того, как пришла мадам Скаррон, ставшая маркизой Ментанон и, играя роль воплощённой добродетели, сообщила:
– Мон шер! Ты должна благодарить меня, ведь именно я просила Людовика простить тебя. Только благодаря мне ты ещё продолжаешь жить во дворце. Ты пойми, он сам настаивает на наших тайных свиданиях. Он домогается меня, не смотря на то, что я держусь с ним на расстоянии.
Ментанон говорила таким елейным голосом, делая упор на словах я, меня, мне , но в каждом слове чувствовалось такое ехидство, что Монтеспан удивлялась, как она раньше не поняла, что это за человек.
– Я помогла ей, когда она оказалась в нищете после смерти мужа. Я считала её своей подругой, – думала она.
– Мой тебе совет: тебе лучше уехать из королевского дворца, тогда Людовик будет сам просить тебя вернуться.
После этих слов Ментанон Монтеспан не выдержала и выставила соперницу за дверь. Перед её глазами стояло довольное лицо бывшей подруги. И тут она вспомнила:
–Хочешь потерять близкого друга - познакомь его с подругой. Всё возвращается! Я рассорила Людовика с Лавальер, теперь я оказалась на её месте.
У Монтеспан случился нервный срыв. Сначала она стала истерически смеяться, произнося отдельные фразы:
– Она…будет…передавать…просьбы…королю…
После смеха её охватило отчаяние.
– Я должна решиться и уехать из дворца. Тем более у меня есть куда – в мой замок в Кланьи, – решила маркиза.
Она ещё не знала, что старший сын, герцог Мэн, перешёл на сторону своей воспитательницы и ещё ранее распорядился выбросить не только её вещи, но и всю мебель из замка матери. Её будуар превратил в свой личный кабинет.
Узнав об этом, у Монтеспан будто земля разверзлась под ногами.
– А что я хотела? Я не воспитывала своих детей, они – «дети Франции», королевские дети.
Такие мысли угнетали бывшую фаворитку, доводили ей до отчаяния.
–Теперь мне ехать некуда. Нужно искать жильё.
Она могла остаться в королевском дворце. Людовик распорядился выплачивать Монтеспан ежегодную пенсию в 12000 луидоров. Но жить среди придворных, злобно насмехавшихся над ней, она не могла и не хотела.
Тогда Монтеспан с помощью своих верных слуг супружеской четы Перри и Розины, которые знали её ещё с детства, устроилась в Париже в меблированных комнатах на улице Сент –Антуан.
Душа её была истерзана и страдала. Но всё-таки она была не одинока, рядом с ней были её верные слуги, которых маркиза раньше почти не замечала. Они ухаживали за ней, как за маленькой девочкой, любовно называли её Нати – от имени Атенаис.
Прходило время, но душевные раны не излечивались. Франсуаза не могла заставить себя выйти на улицу, потерянно бродила по комнате, пыталась заняться вышиванием. Она была в состоянии сильного перевозбуждения, не понимая, что всё, что с ней происходило и происходит – результат влияния голубого бриллианта. Камень – око Бхайравы был уже у Людовика, но она носила серьги и кольцо – осколки камня.
У Монтеспан после сильного нервного возбуждения началась лихорадка. Четыре дня она находилась между жизнью и смертью. Все эти дни бушевал ураганный ветер, срывая с деревьев последние листья. Небо, словно упало на землю, всё было как в тумане. Такой осени ещё не видели в Париже.
Франсуазе снились кошмары, сотни бессвязных сновидений тревожили её. То она была чёрной птицей и её окружали чёрные вороны, раздиравшие её в кровь. Она пыталась сбросить оковы сна, но у неё ничего не получалось. Сквозь смутные сновидения она слышала голоса, которые сливались в одно заунывное пение.
–Alle guten geister loben den Herrn. Хвалите господа все ангелы его (лат).
– Oh mon dieu! Боже мой, Иисусе! Будь милостив! На одре болезни лежащую и смертной болезнью уязвлённую, ныне милосердно страждущую Франсуазу, приди и исцели.
На четвёртый день Франсуаза открыла глаза. Сознание постепенно возвращалось к ней, но вернулась и память. Громкие рыдания разбудили её верного Перри, просидевшего рядом с ней все дни и ночи. Он вскочил, ощупал пульс.
– Слава Богу! Жар спал. Бог услышал наши молитвы. С днём рождения! – радостно воскликнул он.
В это время подошла Розина.
– Вы так нас напугали! Милая Нати, сегодня 5 октября – ваш день рождения, второй день рождения!
А Перри пояснил:
– Вам сегодня исполнилось 33 года. Возраст Христа. Ваш смертный час ещё не настал.
Видя, что Франсуаза плачет, как маленькая девочка, он стал её успокаивать.
– Не надо плакать. Надо радоваться. Болезнь отступила. Вы – живы.
– Моя жизнь кончена, – проговорила Монтеспан сквозь слёзы.
Перри упал на колени перед её кроватью.
– О, нет, не говорите так! Я вас умоляю, забудьте обо всём.
– Я не смогу ничего забыть. Эти чёрные мессы, этот проклятый бриллиант!
Франсуаза плакала, но от слёз на душе становилось легче.
– Не надо проклятий! Думайте о Боге, – убеждал верный слуга.
Франсуаза снова закрыла глаза, чувствуя себя прокажённой. Перед ней вновь предстали Ла Вуазен и аббат Тибур.
– Нет, не думай об этом! – прокричала она так громко, что Перри вздрогнул.
Но мысли путались, и Монтеспан вновь погрузилась в смутный сон, в её кошмар. Плакали дети и струились реки крови, в которых она, захлёбываясь, тонула. Но вдруг что-то подняло Франсуазу вверх, и она услышала слова:
–Бог пришёл в этот мир, чтоб искупить наши грехи. Он постился тридцать три года и три дня. Трёхдневная лихорадка, четырёхдневная лихорадка не можешь ты оставаться в этом теле. Мария, молись за рабу Франсуазу, Иосиф не покидайте меня. Святой Михаил, охраняйте рабу Франсуазу. Аминь.
На последнем слове Монтеспан проснулась. Пробуждение было тяжёлым. Разомкнув веки, она увидела пред собой Розину. Это она заговаривала лихорадку. На глаза молодой женщины навернулись слёзы. Она закричала:
–Оставьте меня! Я не хочу жить, я хочу умереть.
–Ваша жизнь вам не принадлежит. Она принадлежит Богу, – настаивала Розина. – И только Богу решать, когда и как человеку уходить. Ваше время ещё не пришло.
Розина говорила убедительно.
–У вас есть дети и ради них вы должны жить.
–Дети? – горько прошептала Франсуаза.
Жизнь, которой она жила, пресыщаясь удовольствиями и окружая себя роскошью, драгоценностями, показалась сейчас такой ненавистной. Монтеспан продолжала:
– Детям я не нужна. Они – «дети Франции», королевские дети. Их воспитывает чужая женщина.
–Но они остаются вашими детьми. Поверьте, время лечит. Боль пройдёт, нужно простить и отпустить из сердца все чёрные мысли. Жить дальше.
–А может, Розина права? – подумала Франсуаза.
– Примите этот настой с вербеной и зверобоем. Он не только поможет вам от болезни, но и не допустит больше в ваше сердце и душу чёрную магию.
Франсуаза поправлялась. К ней возвращались силы, но она стала сторониться людей, особенно мужчин. Возвращался крепкий сон, кошмары постепенно отступали. Розина и Перри внимательно следили за своей хозяйкой. Внешне их Нати ничем не отличалась от прежней, только немного похудела и осунулась. Но возникало ощущение, что перед ними совсем другая женщина. Глаза смотрели на мир без прежнего блеска и высокомерия. Будто с души, а ведь глаза – зеркало души – постепенно спадала чернота. Она уже не порхала беззаботно и бессмысленно, как когда-то в образе крылатой феи на празднике «Балет муз». В небольшой квартирке, в которой они жили втроём, она чувствовала себя спокойнее и намного свободней, чем в королевских апартаментах. Про свои богатые наряды и драгоценности, особенно о «голубом французе», Франсуаза не вспоминала. Влияние камня постепенно ослабевало и, наконец, окончательно сошло на нет, когда она продала серьги и кольцо с бриллиантами – осколками Ока Бхайравы. Чувствовалось, как душа её очищается от той грязи, что накопилась за те годы, когда жила при королевском дворе.
Вскоре Монтеспан нашла для себя работу по душе. У неё открылся талант преподавателя. Она занималась с бедными детьми музыкой и сольным пением. Денег она с них не брала, так как получала ежегодную пенсию от Людовика XIV и могла жить безбедно, не заботясь о хлебе насущном. Так Франсуазе было легче пережить душевные терзания. В своих учениках она видела собственных детей, которые её даже и не помнили. Она в этом скоро убедилась.
Однажды, возвращаясь из нищего квартала от своей больной ученицы, она чуть не попала под карету. Отпрянув на мостовую, она увидела в оконце знакомый профиль . Это был её старший сын – герцог Мэн. Он, конечно же, её не узнал. И как можно было узнать бывшую светскую даму в скромно одетой женщине?
Монтеспан вернулась домой в слезах.
– Что случилось, милая Нати? – спросила её Розина.
– Мой сын не узнал меня, проехал мимо, – слёзы текли из её печальных глаз. – Я умерла для своих детей.
– Не говори так! Королевские дети - «дети Франции», они воспитываются няньками и мамками, своих родных матерей порой не знают совсем. А у тебя особый случай, но ты не расстраивайся. Ты помогаешь другим детям, и за это Бог тебя не забудет.
–Милая Розина! Что бы я делала без тебя и Перри. Наверное, не выжила, – искренно сказала Франсуаза и обняла Розину.
Так прошло десять лет. Монтеспан смирилась со своей участью, продолжала заниматься с детьми не только музыкой. Она учила их читать, писать, рисовать. Мечтала создать собственную школу для бедных. Но этим мечтам не суждено было сбыться.
В один из хмурых осенних дней от сердечного приступа скончался Перри. А через некоторое время вслед за ним ушла верная Розина. Она просто заснула и не проснулась. Сердце остановилось.
Франсуаза осталась одна, но продолжала занятия. Дети приносили ей радость. Она была уверена, что в их жизнь она вложила частицу своего сердца, и то, что она делает для этих бедняжек, поможет им устроиться в жизни, не совершить роковые ошибки.
В день своего 44-х летия Франсуазе приснился сон. На цветущей поляне она увидела прекрасного ангела, который обратился к ней со словами:
– Ты должна оставить мирскую жизнь и уйти в монастырь. Молиться не только за себя, но и за своих детей, которых не воспитала. Вот тогда твоя душа будет чиста перед Богом, и он примет твоё раскаяние.
Перед тем, как удалиться в монастырь, Монтеспан написала письмо королю. Она просила увидеться с детьми. Ответ пришёл быстро. С огромным волнением Франсуаза стала читать строки, написанные рукой Ментанон:
«НЕТ. Дети тебя не помнят. Ты для них умерла».
Воспоминания о детях были последним, что связывало Монтеспан с миром. Она поселилась в общине Сен – Жозеф, где стала вести затворническую жизнь. Питалась скудно, так как всё своё имущество раздала в качестве милостыни бедным, более нуждающимся. Ежегодная пенсия от короля уходила на благотворительность. С титулом маркизы Монтеспан рассталась без сожаления. Она приняла постриг и стала Феонилой. Теперь Феонила соблюдала посты и церковные запреты, усердно молилась. Носила одежду из грубой ткани и железный пояс, от которого оставались раны на теле. Но теперь она была на удивление спокойной и прошлое не вспоминала. Всё, что иногда всплывало в её памяти, казалось историей, приключившейся с другой женщиной. Мадам де Монтеспан действительно умерла в ней. Её казалось, что прошли годы, столетия, с тех пор как она уехала из Парижа. Если бы она даже и хотела, то не смогла бы присутствовать на брачных церемониях своих детей. Часто её можно было встретить в часовне при церкви, где она, преклонив колени перед алтарём, усердно молилась.
–Боже, перед лицом твоим, прими покаяние моё, ибо я согрешила. Тяжек мой грех, но я пришла просить тебя очистить душу мою от страданий, дать мне покой в сердце моём. Прошу тебя, не оставь меня, будь рядом со мной, приведи к тихой пристани твоего вечного царства.
… средь меркнущих свечей
Шепча молитвы в тишине ночей.
Душа, скорбя, пути себе искала.
Здесь в мирных кельях резвость угасала,
Разглаживалось гневное чело,
Потоки слёз раскаянье лило.
– Если меня ждёт ад и чистилище, то я это заслужила, – думала Феонила.
Франсуаза и молилась и за детей своих:
– Святый Боже! Спаси и сохрани детей моих, прости им согрешения вольные и невольные, наставь на истинный путь заповедей твоих. Вразуми и просвети светом твоим Христовым во спасение души и исцеление тела.
Смерти Феонила не боялась, ибо обрела покой для своей души.
Наконец 27 мая 1707 года она почувствовала приближение смерти. Феонила обратилась к Богу.
– Боже! Благодарю за то, что ты даёшь мне умереть далеко от детей моих, ибо нет на них греха моего.
Известие о смерти Монтеспан Людовик XIV встретил с безразличием. Она давно умерла для него. А с ней ушёл в небытие мир колдунов и отравителей.
(1) Крааб «Местечко» цитата из романа Вальтера Скотта «Антикварий»
Рег.№ 0141529 от 18 октября 2013 в 22:26
Другие произведения автора:
*********** # 18 октября 2013 в 22:37 0 | ||
|
Анна Магасумова # 18 октября 2013 в 22:41 +1 | ||
|
*********** # 18 октября 2013 в 22:43 0 | ||
|
Alexander Ivanov # 19 ноября 2013 в 02:06 0 | ||
|
Анна Магасумова # 19 ноября 2013 в 18:44 0 | ||
|