Без вести пропавший, или письма из двадцатого века, ч. 4, гл. 36. Лесная дорога

Сильно кружилась голова, тошнило.

Лёжа на спине, чувствовал, как пульсировала кровь в затылке, перед глазами стоял туман, левая рука не подчинялась сигналам мозга, повернуться на правый бок самостоятельно не мог, было очень больно, голову, будто сдавливал горячий обруч. Он будто смотрел на себя откуда-то сверху.

 Сейчас он лежит на телеге, медленно катившейся по лесной дороге, рядом израненный лейтенант, который  всё твердит:

- Товарищ капитан, товарищ капитан, а нас эвакуируют самолётом или так и будут мучить на телегах.

А парня было ранение в живот и оторвана правая рука по локоть. А он всё просил:

- Как же ладонь чешется, наверно здороваться буду. Вы говорили, меня орденом наградят, наверно вручать придёт сам генерал Ефремов, как вам. А вы не знаете где мой друг, вы ему ещё медаль «За отвагу» вручали в день начала нашего наступления. И почему он не приходит?

Тот взводный погиб на глазах капитана. После взрыва, в глубокой воронке от снаряда, капитан увидел только его новенькую планшетку, с перебитым осколком кожаным ремешком.

Сам капитан там лежал на животе, на краю этой воронки и никак не мог пошевелиться, контузия была тяжёлой. Из ушей и носа текла кровь, но боли в теле он не чувствовал.

Его стал переворачивать на спину этот лейтенант, он открывал рот, так сильно, будто звал кого-то, и, согнувшись над ним, всё поглядывал назад.

Потом опять раздался взрыв, его сбросило в воронку, где лежал планшет, а взводного….

Как же болит голова и этот постоянный звон в ушах…

Капитан, вернее нет, он же со вчерашнего дня майор, командарм его поздравил лично с присвоением внеочередного звания. Он же вручал ему орден «Красной Звезды».

Его полк, хотя по численности батальоном нельзя было назвать, двое суток прикрывал отход частей армии.

Как же фамилия соседа по телеге? Вкусная такая, а-а-а Кулебякин, а у его друга фамилия такая острая, ах, да - Вилкин. Они всё подшучивали друг над другом по поводу своих фамилий. А во взводе Вилкина и было всего восемь бойцов. Все они остались лежать на берегу реки Протвы у переправы, которую прикрывали.

Потеплело быстро.

В  неглубоких окопах, их успели выкопать, по колено стояла жижа из грязи и мокрого снега. На ногах в бойцов были черные от влаги валенки.

Майор почувствовал, что его ноги находятся почему-то в тепле, а ведь он тоже на берегу был в валенках.

Майор почувствовал чуть сладковатый запах пота и давно немытого тела, нет, это пахло не от взводного. А пахнет хоть и сильно, но так приятно и влекущее.

Над головой майора склонилось милое лицо врача медицинской роты полка, капитана медицинской службы Полины Полевой. Какая она милая.

Короткая стрижка не портила округлого с острым подбородком лица, а была вроде рамки к фотографии.

И что за мысли лезут в голову? Ему так хотелось ощутить теплоту тела этой милой женщины. Нет, он не хотел близости, а хотел вновь ощутить только её упругую грудь и живот, когда она прикрывала его, лежащего на земле, своим телом от осколков. Тогда от неё так же сладко пахло.

Врач запрыгнула на подпрыгивающую из-за неровностей, катившуюся по лесной дороге телегу, достала из медицинской сумки разрезанную на полосы полотняную нижнюю армейскую рубашку.

Жёсткие от пота волосы женщины, легли на щёку майора. Он попытался улыбнуться, у него это плохо получилась из-за запёкшейся крови на губах и щёках.

Капитан  отстегнула от ремня свою флягу, открутила крышку и смочила кусок полотна водой, потом осторожно, даже  нежно, так показалось майору, стала смывать кровь с его лица.

- Милая, Поля, - чуть слышно шепнул майор, - Полечка, приятно видеть тебя. Как ты, милая? Соскучилась по мне? А я вот встречаю тебя в таком виде.

Извини. А что у меня с ногами?

- Я тебе надела шерстяные чуни, у меня было их двое, подарили сибиряки ещё под Москвой. Твои валенки я натянуть на ноги не смогла, твои ноги припухли.

Полина наклонилась к майору и поцеловала его в колючую от  трёхдневной щетины щёку.

- Извини, - шепнул майор, - не могу побриться, руки сильно дрожат.

- Ничего милый, как только доедем до лесной опушки, я тебя побрею, - улыбнувшись, ответила капитан.

Она протёрла лицо, уши, шею майору, потом спрыгнула телегу, обошла её и присела рядом с лейтенантом.

Культя правой руки парня напиталась кровью, врач достала из медицинской сумки скальпель, срезала окровавленную материю и стала бинтовать чистой материей, предварительно обработав рану.

- Доктор, правая ладонь сильно чесалась, вот вы и пришли. Что там у меня, пальцы болят очень, мне их перебило?

Из глаз врача потекли слёзы, она, давно привыкшая в крови и каждый день, проводившая болезненные операции, чаще без наркоза, жалела этого молодого лейтенанта, так похожего на майора, что все в полку думали, что лейтенант его сын.

После боя на берегу реки, осколками раздробило лейтенанту руку, словно она побывала в мясорубке, крошево было вместо костей. Капитану пришлось выше локтя зашить все сосуды, но рана всё кровоточила.

Она даже спрашивала майора, а лейтенант Кулебякин, не родственник ли? На что майор ответил, что хотел бы иметь ещё и такого сына, но у него дома есть сын Феликс и любимая жена.

Полина никогда не ревновала майора к той женщине, которая подарила хорошему человеку и командиру сына. Она как-то мимолетно подумала, а в других обстоятельствах, если бы они встретились до войны, полюбила бы она этого человека? 

И сама ответила себе, такого невозможно не полюбить, но вот детей бы у них было трое - два сына и третья дочь

Майор вдруг услышал звуки отдалённой стрельбы, они были где-то сзади телеги, но медленно приближались. Раздался вой мин, майору показалось, что звук врезающейся мины в мокрую землю, издал неприятное «чавканье» и был, совсем рядом.

Майору показалось, что взрыва долго не было, но прошло лишь мгновение, вот и взрыв…

Лошадь, впряжённая в телегу, встала на дыбы, возницу отбросило на майора, это и спасло его от поражений осколками.

Медленно, очень медленно, так показалось майору, телега стала переворачиваться на бок. Возница, старый солдат прошедший ещё первую мировую войну, упал на землю первый, на его худое и костистое тело упал майор, а сверху, прямо ему на грудь, упала Полина.

Глаза её были широко открыты, она смотрела на майора и шептала:

- Женечка, я тебя не сберегла…

Падающий на капитана Полевую лейтенант Кулебякин, прикрыл врача от осколков очередной мины.

Майор, на своё удивление, левой рукой, которую он давно не чувствовал, сдвинул с Полины легенькое тело лейтенанта, потом, придерживая двумя руками тело врача сел, и легко начал подниматься с мокрой земли.

Такие теплые минуту назад чуни сразу промокли, майор, будто на ходулях, не сгибая колени, сделал шаг, другой. Он пронёс доктора недалеко, опушка была метрах в пяти.

Медленно шагая и не чувствуя своей левой ноги, он споткнулся о тело убитого бойца.

А Полина все смотрела на него и моргала. Майор опустил тело врача на землю, смотрел на её бледнеющее лицо.

Глаза были открыты, лицо становилось всё бледнее, вот веки закрылись, но сразу открылась…

 - Мама, услышал Юрий громкий крик сына, - папа левую руку поднимает.

- Тише сынок, напугаешь его, он смотрит на меня, вот и левая щека, губы дрогнули.

Да он улыбается мне!

Через пятнадцать минут, в больничной палате, Герман побрил отца электрической бритвой.

- Мама, а у него румянец появился на щёках. Папа, да ты что бритву у меня отбираешь?

- Я сам, - с трудом улыбнувшись, твёрдо произнес Юрий.

Он, не отводя глаз, смотрел на жену и левой, именно левой рукой, которая прежде как он думал, не слушалась его, брил левую щёку.

Бритва тихо жужжала, приятно холодила кожу.

Герман открутил колпачок крема после бритья, выжал немного на свою ладонь, провел по щекам и подбородку отца. Потом подсунул под шею отца руку, чтобы посадить его, подсунув под спину подушки.

- Не надо, я сам, мне уже лучше.

Юрий согнул в коленях обе ноги и, поворачиваясь, спустил их на пол. Потом победно посмотрел на сына, опустив глаза, посмотрел на свои голые ноги, опираясь на пальцы ног, приподнял пятку левой ноги.

- Теперь у меня всё будет хорошо, - он повернул голову в сторону сидящей на стуле жены, - Наденька, ты была права.

- О чём ты, мой родной?

- Я просто  должен был понять, что очень хочу жить. Теперь я уверен, что операция пройдёт успешно.

А вы знаете, какой я странный сон видел?

Жена и сын с удивлением смотрели в его широко открытые глаза. В глазах, будто блестели искорки света.

Или это были блики солнечных лучей, ярко освещавших через окно все просторное помещение палаты.

- Феликсович, - раздался голос Василия Григорьевича, соседа по палате, которому два дня назад провели операцию по шунтированию. - Поздравляю тебя с началом выздоровления. Молодец, что решился, как руки и ноги слушаются, не болят? Ты просто молодец.

Юрий, не отрывая взгляда с лица жены, взял правую руку Германа своей левой рукой и крепко сжал пальцы.

- Ого, папа, ты боец! Не было у тебя никакого второго инсульта, ты просто накручивал себя. Анализы пришли хорошие, завтра у тебя операция пройдёт успешно.

Мы с мамой этого хотим, а наши желания обязательно материализуются. Виноградовы, Веснины, Полковников, передают тебе привет и тоже уверены, что операция будет успешной. А что ты стал такой серьёзный?

- А вы знаете, дорогие мои, кого я сейчас во сне видел?

Надя и Герман с удивлением посмотрели на сидящего, на кровати Юрия. Заскрипели пружина под грузным телом Василия Григорьевича, он даже чуть приподнял голову  с удивлением, открыв широко рот, смотрел на Юденко.

- Я видел деда Евгения!

Надя даже привстала со стула, Юрий протянул в её сторону правую руку, левой, он всё ещё держал руку сына.

- Дай свою руку, любимая!

Такое со мной впервые. Я будто оказался в теле своего деда, когда его раненым везли на телеге. Я почувствовал, как мои ноги без обуви стали мерзнуть. Я слышал и видел взрывы мин.

Я видел смерть его боевых товарищей. И теперь точно знаю, где был его последний бой.

Вот после операции поправлюсь, и мы все вместе поедем на ту лесную опушку. Я теперь точно знаю, где она находится. Это не там, где стоит памятник на месте гибели генерала Ефремова. Это немного в стороне, за столетней елью, у которой в метре от земли, снарядом пробит ствол. Я думаю, что на том месте, куда попал снаряд, на дереве должно быть дупло и смола. Мы найдём и раненую ель, и место последнего боя деда.

Дедушка Женя сам пришёл ко мне во сне и показал это место.

Сын и жена смотрела в блестевшие глаза Юрия и молчали.

      Ведь если ты и твои близкие помнят и любят своих умерших родных, то ушедшие родные всегда будут помогать во всех твоих добрых начинаниях.

Другие произведения автора:

Солдаты страны У в фашистской форме

Нам в детстве всем читали сказки

Мечи перековать хотели на орало