Желтый портфель

      Когда тень от забора стала медленно сползать с валявшихся на прохладном цементном полу ног, Ник-Ник недовольно сморщился. Вообще-то он уже шестой десяток был Николаем Никифоровичем, но кто-то из сослуживцев в шутку или краткости ради,однажды обратился к нему именно так. Вот и приклеилось это прозвище, да он особо и не возражал. Сверстникам это было дозволительно, командиры помоложе подчеркивали этим доверительное отношение к ветерану, а салаги из кожи вон лезли, чтобы казаться значительнее. Все привыкли.

   Ник-Ник передвинул ступни на еще прохладное местечко под скамейкой. Ноги казались чужими, но стало чуть полегче. Голова гудела, и каждое движение тяжелым эхом отдавалось в затылке. По ладони пробежал влажный шероховатый язык Рейгана. Пес понимающе заскулил, чувствуя, что хозяину плохо. Это означало, что дела обстояли хуже некуда. Дело в том, что свою кличку пес получил из-за своей ненависти к пьяным. Стоило подвыпившему прохожему появиться в сотне метров от забора,или гости позволили себе лишнее за столом, как Рейган заходился звонким лаем. Пес каким-то образом чуял меру, за что хозяйка Верочка (так до сих пор звал ее Ник-Ник) брала пса под защиту в любой конфликтной ситуации.

      Рейган хорошо знал кто хозяин в доме, и потому, не боялся громко выражать свое мнение. Его чуткий нос издалека улавливал состояние возвращавшегося домой хозяина. Если Ник-Ник был лишь слегка подшофе, Рейган недовольно ворчал, сидя у калитки, если же уставший после долгого общения с друзьями служивый едва передвигал ноги, пес начинал метаться по двору и лаять так, что слышала вся улица. Поскольку нюх у поборника трезвого образа жизни был отменный, Ник-Нику никогда не удавалось проскользнуть незаметно мимо Верочки, выходившей на позицию по сигналу предателя мужской солидарности. Под оголтелый аккомпанемент, хозяин, понурив голову, медленно открывал калитку и натыкался на суровый взгляд исподлобья. Пухлые женские руки, упертые в крутые бока, не сулили ничего хорошего. Рейган, одно слово! Даже домашняя колбаса или окорок из своего кабанчика, мастерски копченые Ник-Ником по осени, не могли исправить ситуацию. Пес охотно ел из рук и вилял хвостом, но на следующий день напрочь забывал хозяйскую доброту. Впрочем, это было не самое коварное предательство вскормленного отборными продуктами пса.

      Дело в том, что Ник-Ник был мастером по производству чемергеса. Технология, аппарат и пристрастие к изготовлению самогона достались ему от отца. Причем речь шла не о простом перваче, а о 70-ти градусном напитке высокой очистки с неповторимым набором трав, секрет которых составлял фамильную тайну. Никифор, отец Ник-Ника, отстраивая разрушенный во время войны дом, не только сохранил погреб, но и расширил его, сделав полноценный цокольный этаж. Там по-прежнему стоял поблескивающий начищенной медью аппарат, работающий уже на газе. Надо сказать, что в роду Домашевых все мужики были рукастыми. С детства приучались к труду, а не книгам. Чемергес был фамильной маркой и производился не на продажу.

      Верочка супротив семейных традиций не шла, но мужа держала в строгости, и Рейган в том был незаменимым помощником. Стоило Ник-Нику умыкнуть из погреба бутылочку чемергеса, хранившегося под замком, ключ от которого почти всегда был меж пышных грудей хозяйки, Рейган вынюхивал тайник. Он садился подле схрона и начинал завывать, призывая хозяйку. Как только ни старался отбить запах чемергеса Ник-Ник – табак, парфюм, нафталин – ничего не помогало. Хозяин даже предлагал сдать следопыта на таможню―  мол, там большую пользу стране принесет. И тем не менее пес любил своего неразумного хозяина, то и дело пытавшегося отравить и без того стареющий организм.

      Вот и сегодня Рейган, сочувственно поскуливая, лизал руку Ник-Ника, всем своим собачьим сердцем понимая, как тому тяжело. Ближе к полудню солнце начало припекать. Прохладный с ночи цементный пол во дворе прогревался, лишая болезного последнего облегчения. В доме и летней кухне было тихо – Верочка еще не вернулась с субботнего похода на базар. Только куры суетились поодаль в загончике, да кабанчик изредка подавал голос. Хозяин посмотрел в карие глаза поскуливающего пса, который смирно сидел подле него, хотя и перебирал от волнения лапами.

― Ты понимаешь, что человеку плохо? – почти прошептал Ник-Ник. – Поправиться мне нужно, голова раскалывается.

      Рейган метнулся к хозяину на колени и стал облизывать его опухшее лицо

― У меня ж заначка есть, но ты опять Верочке покажешь…

     В наступившей паузе Рейган не выдержал первым. Он положил передние лапы на плечи хозяина и попытался его обнять. Собачий хвост описывал невообразимые круги, красноречивее любых слов.

― Ладно, пойдем уже,― тяжело поднялся хозяин,― сначала колбасы захватим. Хочешь колбаски-то?

      Рейган молча сидел у двери в кладовую, где хранились припасы. Его с детства приучили к порядку в доме, и пес никогда не переступал порога заветной комнаты откуда всегда вкусно пахло. Он знал, что сейчас за верную службу ему непременно дадут какое-нибудь лакомство, и повизгивал от нетерпения.

      Покряхтев для порядка, Ник-Ник присел на маленькую табуреточку у огуречной грядки. Хитро подмигнул застывшему рядом псу и выкопал из земли маленький полиэтиленовый пакетик. Оттуда на свет божий появилась прозрачная трубочка, наподобие тех, что применяют в капельницах. Облизнув потрескавшиеся губы, огородник  снял медицинский зажим с трубки и бережно обхватил ими кончик трубочки, тянувшейся прямо из земли. Причмокнув, он стал что-то втягивать в себя, как через соломинку. Пес молча смотрел на хозяина. Когда тот резко выдохнул и хрустнул огурцом, блаженно прикрыв глаза, Рейган заскулил, словно от боли.

― Ладно, на один куплет, ― Никифорыч повернулся к молчаливому собеседнику и заглянул в карие глаза. – Так ты знал, собачья твоя душа! – Он дожевал огурец, покачав головой. – Вот, пиндос. А? Дай я тебя поцелую, морда. – Хозяин притянул к себе пса и чмокнул в нос. – Ты был бы лучшим президентом. Ей богу!

      Тот начал отфыркиваться, пытаясь лапой стереть следы неожиданной мужской ласки. Ник-Ник сделал еще несколько глотков и затянул любимую песню:

― Что ты вьешься, черный ворон…

     Потом прицепил зажим, аккуратно упаковал прозрачную трубочку в пакетик и прикопал под большими листьями огурцов. Достал из кармана кусок смачно пахнувшей колбасы и разделил по-братски. Они дружно жевали, поглядывая друг на друга.

― Вот ты даже не представляешь, в какую беду я попал,― неожиданно начал Никифорыч. – Представляешь, утром хватился, а портфеля нет. Ну, желтый, который мне ребята на дембель подарили. Вчера вечерком зашел в штаб за документами. Я ж теперь вольнонаемный, мне не положено, но корешок по старой памяти дал папочку одну до понедельника. Под честное слово. Я с этими компьютерами не вась-вась. Понимаешь? А сводку составить надо позарез. Это ж топливо для всего автопарка укрепрайона! Думаю, дома за пару дней управлюсь… Теперь, похоже, нет… Под трибунал пойду. И корешка за собой потяну… Беда-а.

      Рейган понимающе заскулил и кинулся облизывать раскрасневшееся лихо хозяина. Тот отстранился, помотав головой.

― Домашев еще никого не подставлял… Это, брат, не шутки… Я пойду искать этот чертов портфель, а ты дом охраняй. Верочка придет, будешь с ней.

      Рейган плелся позади хозяина до самой калитки. Приказ есть приказ. Когда за Никифорычем захлопнулась калитка, пес заскулил, заметался по двору, но сдержался. Улегся и стал ждать.

      Уже стемнело, когда Верочка забеспокоилась. Нет мужика и все тут. Бывало он прикладывался в пятницу с друзьями, но потом оба выходных суетился по дому  замаливая грехи, а тут, как в воду канул. И сотовый дома лежит. Рейган от калитки не отходит. За целый день к миске не притронулся. Что-то тут не так. Хозяйка кликнула пса, но он только обернулся, не двинувшись с места. Его карие глаза были полны какой-то необъяснимой тревогой.

      Хозяйка быстро переоделась и, взяв Рейгана на поводок, отправилась по всем знакомым. Пес уверенно тащил Верочку вперед, отыскивая среди тысяч и тысяч чужих запахов того, кто любил петь о черном вороне.

      В доме, у старого приятеля мужа, уже ложились спать, когда в дверях появилась взволнованная Верочка с Рейганом. После коротких объяснений они уже втроем отправились на поиски.

      Было за полночь, когда пес резко потянул поводок в сторону парка. Они едва поспевали за Рейганом, который просто рвался вперед. И не зря. Вскоре они наткнулись на лежащего в кустах мужчину. Сквозь густую листву свет фонарей городского парка едва пробивался, но они узнали Никифорыча. Он крепко прижимал к себе руками портфель. Верочка в тревоге кинулась к мужу, но тут же отстранилась и стала хлестать его по щекам. Ник-Ник долго не мог понять где он и что происходит. Потом как-то неуклюже сгорбился и запричитал:

― Все, Верунчик, теперь под трибунал пойду… Потерял портфель-то. Потеря-ял!

     Он узнал своего приятеля и всхлипнул, – Прости Егорыч, засранца. По-пьяни все, не по злобе.

― А это что? – кивнул тот на портфель в руках Никифорыча.

      Тот долго присматривался, не веря своим глазам:― Как это?

― Ух,― замахнулась на мужа Верочка,― глаза б мои тебя не видели. Пьяньчушка!

     Неожиданно между ними возник Рейган. Он явно нервничал. Но не уходил.

― Где вы портфель-то нашли? – непонимающе промямлил Ник-Ник. – Я обыскался. Весь день по городу шастал. Всех обошел. Никто ничего не знает. Ну, думаю, все… Братцы, где? А?

― Да, успокойся, ты! – первым сообразил Егорыч,― ты сам с ним в обнимку ту и лежал.

― Да, ладно!

   Никифорыч посмотрел на жену. Та подтверждающее кивнула.

― Дела-а-а,― еще не веря своему счастью, Ник-Ник, щелкнул замком портфеля и заглянул внутрь. – Целехонька… Так, значит, я по своему маршруту на автомате шел и в том же месте, что и вчера, отрубился… А порфельчик меня тут дожидался…  Не зря вы мне его подарили. Ох, не зря.

      Они молча шли по ночному городу, каждый думая о своем, и только Рейган весело резвился, подбегая то к одному, то к другому. Он никак не мог понять человеческой печали. Ведь все нашлись.

― Это, как в старом анекдоте,― неожиданно загоготал Егорыч.― Помните? – и, не дожидаясь ответа, выпалил скороговоркой, едва сдерживая смех.  – Матрос ушел в самоволку и пропал. Искали всей командой. Потом боцман докладывал командиру. Да, был нетрезв. Да, идти сам не мог… Но лежал головой в сторону причала.

     Такими счастливыми Рейган своих хозяев больше не видел, а все какой-то желтый портфель.